Много шума из ничего (гет)

Драко быстрым шагом подошел к древнему каменному Омуту памяти, хранившемуся в одном из малых парадных залов мэнора. Ему срочно нужно было освежить воспоминание. Что-то в нем не давало покоя. Малфой приставил к виску палочку, извлек серебряную нить, стряхнул в чашу, опустил в нее голову и замер, внимательно наблюдая за разворачивающейся перед глазами сценой.

- Когда уже Лонгботтом вернется из своего бесполезного путешествия? — спросил Драко из воспоминания у супруги.

— Так он вроде уже... — Гермиона начала говорить и осеклась.

Наблюдающий Малфой внимательно всмотрелся в ее лицо. Либо он параноик, либо она отвела глаза и смутилась.

— Откуда знаешь? — он отлично помнил, что интересовался исключительно в целях поддержания разговора, и только сейчас, при повторном просмотре, заметил, что Гермиона ответила не сразу, замешкалась и наигранно пожала плечами.

— Да, кажется, видела в Мунго краем глаза, но могла и ошибиться.

Всё. Из этой короткой сцены больше нечего было выжать, но он просмотрел ее еще несколько раз, и с каждым просмотром беспокойство усиливалось. Что-то тут не так! Не могла же Гермиона, его Гермиона, скрыть от него разговор с Невиллом? Разве что… тот сам ее об этом попросил. Но зачем? Ответа не было. Что Драко помнил о том дне? После короткого визита к нему жена отправилась на какую-то встречу, связанную с пациентами Мунго, и… пропала. Могла ли остаться какая-то записка? Давно нужно было обыскать спальню и кабинет, в котором она работала в больнице. Малфой был так шокирован происшествием, а потом так увлекся идеей вернуть расположение жены, что совсем забросил расследование обстоятельств, следствием которых стало ее теперешнее состояние. То, что Гермиона стала последней жертвой, он отметил между прочим. А надо было сосредоточиться на этой мысли. И этот Обливиэйт существенно отличался от тех, что преступник накладывал на других жертв.

Вот только при чем здесь Лонгботтом, почему что-то необъяснимо щелкает при мысли о гриффиндорском увальне? Ну ладно, он давно уже не увалень. Бывшем гриффиндорском увальне. Что Драко знает о нем? Грифф до мозга костей. Недалекий. В последнее время одержим идеей вернуть рассудок родителям. Вроде как идеей фикс это стало после смерти бабки. На что он мог пойти ради воплощения идеи? Похоже, что на все, если по шаманам ездит. Стоп, Малфой, ты, кажется, заигрался! Образ простого как флоббер-червь Невилла не вязался с образом сподвижника Большого Зла. Но обвести вокруг пальца и подчинить его могли… Почему нет? Драко применил сложную ментальную практику и извлек из памяти все, что касалось Лонгботтома. Стряхнув информацию в Омут, снова погрузился в него. Бегло просмотрев ранние воспоминания, остановился на майской битве. Внимательно проследил, как вчерашний пацан бесстрашно приблизился к Лорду, наговорил кучу пафосного бреда, сбросил с себя заклятие оцепенения, наложенное не кем-нибудь, а самим Темнейшим, достал из горящей шляпы меч и срубил голову любимой зверушке старины Волди. Тут без комментариев, храбрость напополам с безумием. Потом Драко остановился на нечастых встречах в штабе Ордена, куда Лонгботтом вернулся уже почти в конце последней войны. Где он был до того? Этот вопрос на самом деле никогда не интересовал Малфоя, он принял как данность: теперь с Орденом сильно возмужавший гриффиндорский недотепа, между делом отметил внешние изменения «малыша Нева» и выкинул его из головы. Сейчас, пересматривая редкие моменты пересечения, Драко проклинал свою ненаблюдательность. Когда упоминали Лорда, Лонггботтом реагировал совершенно не так, как другие, дергался и отворачивался. Может, это сумасшествие, но он решил, что имеет право на подозрения.

Первым, что он увидел, вынырнув из Омута, был призрак матери. Драко натянуто улыбнулся ей.

— Сынок, — мать не ответила на улыбку, вся ее фигура беспокойно серебрилась, — твоя жена отправила сову с письмом. Со мной она не разговаривает, но я бы советовала не пускать это на самотек. И еще… — Нарцисса не была уверена, стоит ли упоминать об этом.

— Да, мама? Не томи, — устало и слегка раздраженно поторопил ее Драко.

— Она подслушивала ваш разговор с мистером Шеклболтом. Тебя не учили ставить заглушающее?

Малфой витиевато выругался, извинился перед призраком матери и, пообещав разобраться, отправился в свою спальню. Руки просто чесались обыскать комнату, он был очень зол на себя, что не сделал этого до сих пор. Конечно, Гермиону могли вызвать на встречу и патронусом, конечно, она могла уничтожить записку, но пока есть хоть маленький шанс, он будет искать. Пересматривая записи жены, Малфой продолжал анализировать факты. Мать подкинула ему новую тему для размышлений. Кому могла написать потерянная в этом времени, беспамятная Гермиона? Кто из ее старых знакомых остался доступным? Уизли? Может быть, но ей слишком больно было вспоминать Рона и близнецов. Кто-то из однокурсников-гриффов? Эти в большинстве своем сейчас вне досягаемости сов, как и остальные члены Ордена, и она об этом знает от Кингсли. Тогда кто? Думай, Драко, думай!

В комнате он не нашел ничего и аппарировал в вестибюль Мунго. Показав привет-ведьме свое удостоверение, он добился разрешения осмотреть рабочее место супруги.

— Вот ее стол, — буркнул дежурный целитель и вышел. Прямо на столе лежала записка. Чертова записка, которую он мог обнаружить еще в ночь, когда она пропала, если бы подумал об обыске кабинета.

«Встретимся в семь пополудни, портключ настроен на место.

PS: никому не говори пока, что я вернулся. Пожалуйста».

Подписи не было, но подразумевалось, что его жена хорошо знает отправителя. В душе зашевелилась ревность. Драко отбросил неприятное чувство — слишком уж не ко времени, эмоции — потом. Записка и изученное вдоль и поперек воспоминание давали почти стопроцентную гарантию, что последним, кто видел Гермиону при памяти, был Невилл Лонгботтом. На это же указывала и записка — будь отправитель умен и искусен в чарах, она испепелилась бы сразу после прочтения. Черт! Сам же упомянул его в разговоре с Кингсли. Именно упоминание Лонгботтома побудило Драко вернуться к последнему до происшествия разговору с женой. Не могла же Гермиона написать ему? Не могла же снова попросить о встрече, или, не приведи Салазар, об убежище? Он поспешно аппарировал домой, моля Мерлина, основателей и прочих представителей магического пантеона, чтобы беспамятная дурында не успела наделать глупостей.