Много шума из ничего (гет)

Когда Гермиона спустилась в холл, ожидавший ее Драко потерял дар речи, и совершенно не потому, что она выглядела сногсшибательно — выглядела она как раз нездоровой и измученной, на фоне изжелта-бледной кожи покраснения и припухлости вокруг век были гораздо заметнее и вместе с заострившимися чертами составляли неприятную картину. Причиной же реакции Малфоя был ее наряд. Она выбрала платье, которое надевала в тот день. У Драко перед глазами сразу возникла застывшая в неестественной позе фигурка, но он оценил ход — так бы поступила и… его Гермиона. Он отогнал эту мысль: можно сойти с ума, если делить одного человека на две личности. Лонгботтома ее образ должен отправить в нокаут, так что оставалось только рукоплескать.

— Аппарируем? — спросил подчеркнуто вежливо и протянул руку. Гермиона подняла на него тусклый взгляд, легко кивнула и аккуратно вложила в его ладонь свои пальчики.

Драко не стал распространяться о вчерашней операции. О пойманном обливиаторе знал только Кингсли. Подчиненные давно привыкли и к тому, что они с Шеклболтом занимаются делами особой секретности, и к отводящим чарам на камерах предварительного заключения.

Малфой предложил Грейнджер остаться за стеклом и наблюдать за допросом со стороны, но она была настроена принимать деятельное участие. Вопрос не стоил разрушения установившегося между ними хрупкого мира.

Драко пропустил Гермиону вперед и вошел вслед за ней. Как и ожидалось, при взгляде на нее Лонгботтом едва не потерял сознание.

В карих глазах проскользнуло что-то похожее на удовлетворение, и это была первая эмоция жены, замеченная Малфоем, после вчерашней истерики в доме Лонгботтома.

— Вы можете хранить молчание, а можете помочь следствию, — начал Драко, как предписывалось процедурой.

— Я готов помочь. Я расскажу, все равно уже… что уж…

Малфой не стал упоминать, что вчера вторгся в сознание Лонгботтома совершенно незаконно, и тот вполне мог подать жалобу. Изначально он планировал рассказать об этом, но запугать альтернативными методами допроса, на которые, собственно, тоже не имел права. Презумпцию невиновности никто не отменял, а в данный момент ничто, кроме незаконного сеанса легилименции, не подтверждало вину Невилла.

— Вы согласны на применение Веритасерума? — решил соблюсти еще одну из формальностей начальник Отдела магического правопорядка, наплевав на другую — право на адвоката. Лонгботтом кивнул. Ленивым движением палочки Малфой призвал зелье и… осознал, что, планируя допрос при таком ограниченном количестве посвященных, не учел необходимость секретаря. Протокол, заявление, в котором подозреваемый соглашается на Сыворотку правды… не Министра же просить записывать? Как ни странно, значение его растерянного взгляда поняла Гермиона и сразу же предложила свою кандидатуру, правда, предложила тем самым лишенным эмоций голосом, который появился во время вчерашнего разговора в библиотеке.

Драко поблагодарил ее и приступил к процедуре. Первый же его вопрос после обязательных, подтверждающих, что зелье действует на допрашиваемого, заставил присутствующих поднять глаза — ни Шеклболт, ни Гермиона не знали, что именно высмотрел в голове у Невилла Малфой:

— Мистер Лонгботтом, что подвигло вас на воскрешение Тома Марволо Риддла?

И Невилл заговорил: после того, как отрубил голову змее, ему стали сниться сны, в которых Волдеморт обещал исполнить его заветное желание в обмен на помощь с обретением тела. Невилл гнал от себя ночные образы, но те стали преследовать днем. Он сдался и пошел-таки в частично восстановленную библиотеку Хогвартса за материалами о заклинании, упоминаемом Лордом, и обнаружил там Грегори Гойла, просматривающего книгу об экспериментах с душой и материей. После пожара в Выручай-комнате Грега тоже начали мучить сны: Лорд обещал вернуть Крэбба в награду за собственное воскрешение. К их компании присоединилась Миллисента Булстроуд, девушка покойного Винсента, и они вместе спланировали и провели ритуал. Лонгботтом без эмоций рассказал, как воскресший в теле Гойла Лорд дал Непреложный обет, что через пять лет, когда войдет в полную силу, вернет разум его родителям. А они, он кивнул на Драко и Гермиону, уничтожили его немного раньше. Лонгботтом рассказал, как обезоружил, обездвижил и оставил в какой-то пещере Билла Уизли, как наложил на него свой первый, наверное, корявый еще Обливиэйт, рассказал про свои метания, про свои эксперименты с чарами памяти, на которые пошел, чтобы попробовать получить совет умной подруги.

Драко сидел, уставившись в одну точку, полученная информация не укладывалась в голове. Не менее ошарашенный Министр откланялся и удалился — неотложные дела. Гермиона перепроверяла протокол на предмет ошибок или неточностей, на самом деле пытаясь отсрочить момент, когда придется принять услышанное. Мерлин! Ее лишили памяти о почти шести годах жизни из-за того, что Невиллу приспичило призвать на помощь ее мозги! Неужели он, признаваясь, что, по сути, развязал новую магическую войну, надеялся на ее помощь в поисках потерянного перстня? Или это был жест отчаяния не очень умного человека? Годрик милостивый, где-то в этом мире находится камень с заключенной в нем душой Волдеморта!

Малфой тоже старался не думать, ради чего его лишили любимой, а его любимую — части ее самой. Потому что это могло закончиться плохо для Лонгботтома. Ах да, Лонгботтом... Нужно будет поговорить с Кингсли и решить, что с ним делать. Едва ли стоило придавать огласке рассказанное Невиллом, развенчивая образ одного из героев войны. Последнее дело — сеять недоверие к «иконам» второго противостояния, когда так много недовольных правительством, акцентировать внимание на метке Лонгботтома, когда другой носящий метку облечен властью. Громкий процесс совсем не то, что сейчас нужно. Совершить самосуд, параллельно борясь с этим явлением в народе почти всеми силами аврората, тоже не вариант. Тогда что? Стереть ему в свою очередь память и отправить в магловский мир? Заманчиво, но Гермиона не одобрит. А еще Драко, как и его супруга, размышлял о перстне. В свете полученной информации листовки с угрозами становились гораздо более устрашающими. Что, если монстра снова воскресят?

Грейнджер же осознала, что наконец нашла новый стержень — нужно помочь Малфою и Кингсли найти кольцо. Она хороша в решении ребусов, она помогла разыскать несколько хоркруксов, что там одно несчастное кольцо? Гермиона докажет себе и всем, что… в общем, это неважно. Она решительно вздернула подбородок.

— Я. Хочу. Помочь.

Он опешил от ее тона, потому ответил не сразу. Что он мог ответить? Негоже беременным женщинам? Он знал ее лучше, чем она сама, к тому же... это был прекрасный повод поработать бок о бок.

— Ты сказал, что покажешь мне воспоминания, если я захочу.

— О нас? — он боялся поднимать голову и смотреть ей в глаза.

Она ответила не сразу. Выдохнула сквозь сцепленные зубы и, кажется, смахнула слезу — он по-прежнему не смотрел.

— О войне. Но и о нас тоже.