Много шума из ничего (гет)

Драко не видел жену уже целую неделю. За это время он успел посмотреть под другим углом на свою идею отпустить ее. Если он за семь дней так соскучился по ней — любой: вздорной и ненавидящей, резкой и честной, о любящей и родной он старался вообще не вспоминать, то что с ним будет, когда она уйдет навсегда? Через Марту она сообщала, что с ней все в порядке, через Марту же он передавал укрепляющие зелья. Утром восьмого дня Гермиона спустилась к завтраку. Выглядела она изможденной и осунувшейся, это странно контрастировало с ее подросшим животом.

— Привет, — робко поздоровалась Гермиона.

— Привет, — ответил он, обшаривая ее лицо цепким взглядом.

Она виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Если хочешь, — продолжила говорить все с той же несвойственной ей робостью, — я могу спускаться сюда и завтракать с тобой.

Хотел ли он этого? Одна его часть жаждала даже такого минимального общения, другая же… если Грейнджер потом уйдет, ему нельзя привыкать к ее обществу. Видимо, его раздумья отразились на лице.

— Если нет… — она снова выглядела маленькой и растерянной — прижать бы ее к себе и не отпускать. Вообще. Никогда. Драко с трудом удержал руки при себе.

— Хочу, — хорошо, он будет честным, — просто мне станет еще труднее отпустить тебя. Потом.

Гермиона подняла на него решительный взгляд.

— А я не уйду. Ну… скорее всего, — поправилась и добавила: — Конечно, если ты сам этого не захочешь.

— Ты что-то вспомнила? — когда вошла, она вроде бы ответила отрицательно, но Драко должен был спросить.

— Есть какие-то хаотические воспоминания. Разрозненные. Может, некоторые из них вообще ложные. Мое воображение, сны... к тому же всё путается с почти заученными твоими из Омута. Много информации о чарах, о нас — ничего. Я пыталась, целую неделю пыталась вспомнить, но… так можно сойти с ума, — она обессиленно опустилась на стул.

— Тогда не нужно, — он говорил ровно, но, Салазар, чего ему стоил этот тон! — не нужно вспоминать, пусть будет как есть.

— Может, они вернутся. Когда-нибудь. Вместе со склерозом, — попытка пошутить оказалась провальной.

Драко не улыбнулся, но ободряюще кивнул. С момента злосчастного Обливиэйта их сегодняшний разговор был одним из самых содержательных.

— Я много думала и пришла вот к какому выводу. Я не буду стимулировать процесс восстановления памяти. Но я дам тебе шанс. Себе и тебе. Нам. Я хочу попробовать заново узнать тебя и понять, смогу ли... привязаться.

— Хорошо, — он не стал дослушивать, — я согласен. Конечно я согласен, — руки дрожали, более того, Малфой брезгливо отметил, что ладони были потными.

— Подожди. Дай сказать. Ты незнакомец, и мне часто кажется, что ты гораздо старше. Так и есть, в общем-то, вместо шести лет в моем сознании смесь из обрывков моих и твоих воспоминаний, а пару недель назад там не было вообще ничего. Но я верю себе. И я готова поверить тебе. А теперь ты без эмоций подумаешь, готов ли ты к этому. Если я пойму, что ничего не получается, я не буду тебя мучить своей холодностью и действительно просто уйду.

— Я…

— Взвесь все. Ты влюбился в ту меня, которой сейчас нет. Я постараюсь стать ею. Но… кто знает, получится ли. В школе я раздражала тебя, и это было взаимно. Ты готов терпеть раздражающую меня рядом?

— Знаешь, — он тщательно подбирал слова, они все были неподходящими, плоскими, не отражающими даже часть того, что он хотел сказать, — ты это ты, мы вместе делаем ошибку — делим тебя на две субличности. Если ты стала такой, какой была до Обливиэйта, значит, это было в тебе. Это есть в тебе. Я не тороплю. У тебя столько времени, сколько понадобится. Только у меня условие — завтраки и ужины.

Она улыбнулась и кивнула.

* * *

Это не было похоже на сближение во время войны, но Драко стал ждать совместных приемов пищи, сначала совершенно неуклюжих. Когда неловкость между ними достигла апогея, он вспомнил, что их общение началось с обсуждения интересных обоим магических задач, и повторил этот фокус. Затем они перешли к разговорам о так и не найденном кольце и его судьбе, но тема погружала обоих в хандру, и они, не сговариваясь, оставили ее до лучших времен. Потом Малфой стал рассказывать об интересных случаях и сложных задачах на работе. В отличие от себя прежней, сейчас Гермиона не находила мгновенных решений, но если он о чем-то спрашивал за завтраком, к ужину она предлагала вариант.

Грейнджер снова увлеклась идеей взаимодействия магловской и магической медицины и посвящала время их изучению. В общем и целом она выглядела если не счастливой, то вполне довольной жизнью. К завтракам и ужинам Малфой добавил третье взаимодействие: ежевечерне он находил супругу задремавшей над книгой и на руках переносил в спальню, где укладывал спать. Однажды он рискнул переместиться в свою, когда-то их общую комнату. Он боялся ее реакции утром, но Гермиона промолчала, еще несколько раз Драко аппарировал с ней к себе, чередуя с перемещением в ее личные апартаменты, а потом решился поговорить об этом. Пообещал, что ничего не будет, пока она не готова, и честно признался, что ему гораздо лучше спится, когда она под боком. Гермиона согласилась перебраться в общую спальню. Драко иногда казалось, что еще немного — и всё вернется к тому положению вещей, на котором их так глупо прервал Лонгботтом, но даже во внутренних монологах боялся формулировать эту мысль. Жена смотрела на него без неприязни, но, кажется, равнодушно, и никто из них вслух не заговаривал о будущем.

Наслаждаясь налаживающейся жизнью, Малфой продолжал настороженно следить за ситуацией в магическом мире, но и тут было затишье. Начались суды над Упивающимися, и шепотки недовольных лояльностью нового правительства стихли — приговоры были суровыми.

Его сын родился ранним декабрьским утром. Он обещал Гермионе, что не будет напоминать о своих чувствах, но, войдя в комнату, где молодая мать впервые кормила новорожденного, не сдержался и сказал ей, что любит. Она не ответила, но ярко улыбнулась.

А через три месяца абсолютного, по мнению Драко, счастья его жена аппарировала в Лондон по делам и пропала. Поиски не увенчались успехом. Когда он обратился к Марте, оказалось, что та после рождения малыша стала свободным эльфом и ее магия не могла помочь найти бывшую хозяйку. Гобелен, на котором новая леди Малфой появилась в тот момент, когда родился ребенок, показывал, что Гермиона жива. Из этого следовало, что она просто не хочет быть с ними. Что ж… Они договаривались. Драко обещал отпустить, если она захочет уйти. У него остался сын.