Герои войны (джен)

Вечером того же дня Гермиона сидела посреди огромной библиотеки семейства Лестрейндж: удивительно, как быстро она привыкла к этому месту с высокими потолками и старомодными шкафами, стоящими в ряд замысловатым лабиринтом. В воздухе кружился отчётливый аромат старых книг, пыли и расплавленного воска из мерцающих люстр на потолке. С картинами Лацерта разобралась задолго до знакомства с Гермионой, а потому ни один из представителей чистокровной семьи не осыпал их оскорблениями, сетуя на былые традиции.

Перед Гермионой расплывался пергаментный лист со списком людей, которые уже успели подать заявку на благотворительную помощь. Она мусолила уголок пера снова и снова, но не могла собраться с мыслями, а потом каждые несколько минут хваталась за пачку сигарет — и зачем она только потратила столько усилий, чтобы избавиться от привычки? — и закуривала, не обращая внимания на переполнившуюся пепельницу. Лацерта, устроившаяся в кресле напротив, вела себя куда спокойнее и листала одну из сотни книг, которые могли оказаться для них полезными. Иногда она говорила что-то вслух — «О Мерлин, послушай это: для расправы с обидчиком лучше всего подойдёт Зловонный Сглаз...» — и хмыкала, не обращая внимания на то, что Гермиона ей не отвечала.

— Это невыносимо, — сказала она спустя Мерлин знал сколько времени. — Мы уже несколько дней глотаем пыль из этих дурацких книг и не нашли ничего даже приблизительно похожего на это проклятие!

— Что ты сказала?

Гермиона моргнула, подняв взгляд с листа. Лицо Лацерты размылось и снова приняло ясные очертания.

— Я сказала: такими темпами мы никуда не придём, — Лацерта цокнула языком. — Из-за идеи Габриэль мы только потеряли время. Она не сказала ничего нового, дементор меня раздери!

Она соскочила с кресла и босиком пересекла расстояние между ними, чтобы заглянуть в опустевшую пачку сигарет и озадаченно оглядеться по сторонам в поисках сумочки. Гермиона затушила окурок о гору пепла и не стала переживать из-за того, что грязь рассыпалась по поверхности стола.

— Теперь мы знаем, что эта волшебница предусмотрела всё. Она не хочет показывать лицо, — Гермиона широко зевнула и потянулась. В её сонную голову вдруг ударила запоздалая мысль. — Почему Алекто?

— А, — Лацерта хмыкнула, как будто только и ждала этого вопроса. Наконец она выудила новую пачку, достала сигарету и прикурила от кончика волшебной палочки, сидя на подлокотнике кресла. Поза получилась нарочито драматичной. — Габриэль знает, что она меня любит, несмотря на все эти заявления о том, какой ужасной я выросла, — Лацерта помолчала, давая Гермионе обдумать услышанное. — Моя любимая тётушка Лекта, вот так-то. Она терпеть не может собственных дочерей, Флору и Гестию, но меня она обожала. Не знаю, чем моя мать думала, но она частенько присматривала за мной в детстве. Можешь себе такое представить? Меня доверяли семнадцатилетней психичке, которая придушила своих первенцев в колыбели только потому, что решила, будто они не вырастут достойными представителями рода Кэрроу! Как тебе такое нравится? — Лацерта выдохнула облачко дыма и зажмурилась. — Так или иначе, Алекто фигурирует во многих моих воспоминаниях о детстве. Она сидела со мной, когда моей матери влетело в голову напасть на Лонгботтомов, а после Вальбурга даже приводила меня к ней в палату в Мунго, потому что я очень хотела её увидеть....

Гермиона успела заметить, как Лацерта отвела взгляд и старательно выдавила из себя усмешку. Острое сочувствие кольнуло её сквозь сонную пелену.

— Мой дедушка и Вальбурга растили меня так, как того хотелось бы матери, уж это я помню, — Лацерта фыркнула. — Но потом она умерла, а дедушка стал совсем плох, и меня вновь затаскали по судам Визенгамота, чтобы определить к кому-нибудь из многочисленных родственников. Бабушка отказалась сразу — к тому времени она уже жила заграницей. Помню, меня даже хотели отдать Андромеде, — тут Лацерта нервно рассмеялась, — но они с мужем и дочерью и так жили впроголодь. Нарцисса не желала меня видеть, и это было взаимно. Мерзкая женщина, не находишь? — она стряхнула пепел прямо на пол. Гермиона постаралась кивнуть, но даже этот жест дался ей с большим трудом. — Мать, конечно, тоже подсуетилась даже будучи в Азкабане. Она хотела отдать меня под опеку Риты Скитер. И та была очень даже не против.

— Риты... — Гермиона нахмурилась. Мысли убегали от неё. — Риты Скитер?

Лацерта кивнула.

— У них бы получилось. У Риты было достаточно денег, жила она одна в собственной квартире, ничего из того, что могло бы помешать ей получить опеку. Я её знала, и она принимала участие в моей жизни с самого рождения. Всё это преподносилось очень просто: я буду жить у Риты, пока мама не выберется из Азкабана, и последнее было лишь вопросом времени. И я солгу, если скажу, что не верила в это, пока в эту бесконечную волокиту не вмешалась Араминта. До сих пор не знаю, почему она это сделала, но во время самого последнего слушания она появилась в зале суда. Одно слово министру Багнолд, и меня определили к ней под шумные протесты Риты и дедушки. Конечно, я была в ужасе. Я её совсем не знала и хотела домой. Я поняла, как мне повезло, только тогда, когда попала в Хогвартс: фамилия Лестрейндж похоронила бы меня в глазах других людей навсегда. Араминта позаботилась обо мне так, как не могла вся моя настоящая семья: она дала мне своё имя, сменила документы, подготовила к жизни вне безопасных стен дома... но, кажется, я начинала говорить об Алекто, — Лацерта накрыла глаза ладонью. Её голос тут же переменился, и Гермиона сразу почувствовала, что она не должна была услышать всё это. Встреча с Алекто подкосила Лацерту больше, чем она хотела это показать. — Я общалась с ней до десяти лет, потом я увидела её уже в конце девяностых. Моя мать попросила её поговорить со мной и переубедить меня: её саму я избегала с самого начала. У Алекто получилось гораздо лучше, чем у матери, да я и не ожидала этой встречи. Она не кричала, не требовала, не угрожала, твердя о ценностях семьи, но попыталась поговорить. Встреча всё равно вышла неприятной, но она оставалась где-то неподалёку с тех самых пор. Конечно, она бы не отказалась мне помочь, даже несмотря на то что речь шла о тебе. Чем Габриэль и воспользовалась. Не знаю, чего она ожидала: ответов? В лучшие времена Алекто могла уложить двух мракоборцев со связанными за спиной руками, но сейчас она совсем помешалась. Флора говорит, что большую часть дня она бредит и проваливается в забытьё. Хотя кое-что она и правда может, раз она забралась к тебе в голову.

— Она не показалась мне... сумасшедшей, — Гермиона потёрла виски. — По крайней мере, не больше, чем...

Она осеклась, но Лацерта махнула рукой, то ли не заметив, то ли решив не обращать внимания.

— Гермиона, она замужем за своим братом-близнецом. Вся их семья строилась на таких браках, как думаешь, много здоровья у них осталось после такого? Гестия каждую весну проводит в Мунго, а Флора так больна, что половина всех её заклинаний выходит ей боком. Она бросила Хогвартс после пятого курса. Нет, не хочу это обсуждать, — она вскинула руки и пожала плечами с нарочитой беззаботностью. В этот момент Гермиона впервые увидела её в отрыве от преследующих её ассоциаций, отделила Лацерту от тени Беллатрикс и удивилась тому, какими они были разными. — Подожди-ка.

Лацерта повернула голову к двери и прислушалась. Гермиона последовала её примеру, уловив какой-то шум в коридоре. Пробуждённые ото сна портреты зашептались, потом послышались гулкие шаги. Гермиона в ужасе посмотрела на Лацерту, но она только улыбнулась краем губ.

Когда дверь — сотню мучительных мгновений спустя — со скрипом распахнулась, Гермиона готова была увидеть за ней кого угодно: даже местных призраков, которые уж никак не могли шагать по коридору. Однако в образовавшийся проём втиснулась чья-то светлая макушка. Рэйван Яксли оглядел комнату и просиял.

— Ага, так и знал, что вы торчите здесь, — Рэйван закрыл за собой дверь и остановился, сунув руки в карманы. — Эта ведьма так и не сказала мне, где ты. Мне всё ещё интересно, почему я никогда не допускался в твой дом?

— Потому что это одно из нескольких правил, — Лацерта вздохнула. Гермиона позволила себе тихо хмыкнуть: видимо, миссис Мелифлуа не жаловала не только магглорождённых, но и полукровок. — И не называй её так, Яксли.

— Ведьма и есть, — Рэйван приземлился в кресло и вальяжно закинул ногу на ногу. — И какие это правила? Номер один: не впускать маггловских выродков в дом, номер два: вообще никого не впускать?

— Нет. Никаких мужчин в её доме. Второе: не заводить кошек, чтобы не нервировать собак.

Повисла неловкая пауза. Гермиона снова подняла глаза с пергамента, обдумывая услышанное: правильно ли она всё поняла? Рэйван тоже выглядел ошеломлённым.

— Это меня сейчас что, послали по половому признаку?

— Да, полукровное ты животное, — Лацерта хлопнула его по плечу. — Так зачем ты пришёл? Что-то узнал?

— У меня имелись два варианта, дорогая моя: помчаться в Азкабан и взять консультацию у отца или просто порыться в книгах. При всей моей нелюбви к книгам я выбрал второй вариант и не слишком продвинулся. Зато я узнал, как создавать инферналов, но я пришёл поинтересоваться, что вам сказала любезнейшая миссис Кэрроу.

Гермиона обнаружила огромное чернильное пятно прямо посреди пергамента и подавила рвавшееся с языка ругательство. Она взяла злосчастный листок бумаги и повернулась к Лацерте и Рэйвану.

— Кто-нибудь... может мне помочь убрать пятно?

— Конечно.

Она не могла не заметить многозначительного взгляда, которым обменялись Лацерта и Рэйван. Беззвучный ужас? Что-то вроде того: Гермиона чувствовала, что её внутренние часы, не так давно бодро отсчитывавшие время, начали подходить к концу. Леденящий ужас пополз по венам, заставляя сердце биться сильнее и возвращая ей бодрость на драгоценные несколько минут.

— Она попыталась заглянуть в лицо этой... волшебнице? И, конечно, не смогла, — Лацерта повела плечом и лёгким движением палочки избавилась от пятна, тем самым заставив Гермиону полнее почувствовать всё своё бессилие. — Может быть, это правда ведьма?

— Какая ведьме польза от магии волшебника? У них совсем другая природа, — Гермиона вздохнула и забрала пергамент назад. Она бы сказала, что эта женщина не выглядела как ведьма, но они хорошо умели перевоплощаться в людей. Чтобы понять, что Гермиона имела в виду под «не выглядела», нужно было бы показать им её лицо. И пока что это не представлялось им возможным.

А ещё Гермиона молилась, чтобы это оказалась не ведьма. Их проклятия зачастую не удавалось разрушить.

— Мне почему-то кажется, что ответ лежит на поверхности, — Лацерта с вызовом оглядела бесконечные полки книг, как будто пыталась заглянуть в каждую из них в поисках ответа. — Что если мы смотрим не там? Что если нужный ответ лежит в учебнике по защите от тёмных искусств для первокурсников или даже в истории магии?

— Ну конечно, все первокурсники знают, как вытрясти из человека силу и душу, — Рэйван скривился. — Эй, миссис Уизли, тебе не нужно взбодриться? Кажется, ты опять клюешь носом.

Гермиона помолчала, глядя на прозрачный мешочек, который Рэйван вытащил из нагрудного кармана. Какую-то её часть — прежнюю Гермиону — мучил вопрос, как они могут постоянно носить с собой наркотики и ни капли этого не смущаться. Но была и вторая — та Гермиона, которая так устала, что мечтала снова начать чувствовать себя бодрой и свежей.

— Я лучше вздремну, — сказала она и с грохотом отодвинула стул. Если ей удастся заснуть ненадолго в неудобной позе, то, возможно, кошмар не успеет её настигнуть. В случае Гермионы даже двадцать минут отдыха значили очень много. — Разбудите меня, если что-нибудь пойдёт не так.

Она, конечно, знала, что они не поймут, если её вновь настигнет кошмар — если только кто-то из них не мог залезть к ней в голову с лёгкостью, с которой это проделывали с ней Алекто и миссис Мелифлуа. Они и не спросили у неё, как она себе это представляет, и за это Гермиона была им благодарна. Призрачное ощущение безопасности тонкой ниточкой протянулось в её сонном мозгу и позволило сомкнуть глаза, свернувшись на кушетке возле окна.

Гермиона мгновенно провалилась в тягостную дремоту.