Созвездие Волк (гет)

Флер Делакур закрыла дверь в ванную комнату на защёлку. Включила горячую воду и налила ароматной жидкости. Благодаря ней, кожа будет пахнуть белыми розами. Девушка подошла к зеркалу. Отражение подмигнуло ей и радостно улыбнулось. Девушка не улыбалась. Пар от горячей воды заполнил помещение, и стало трудно дышать. Зеркало запотело, и отражение стало мутным. Она ненавидела его. Своё отражение. Вода однообразно шумела, Флер медленно опустилась в ванную, обжигая тело кипятком.

Ноги мгновенно покраснели, пальцы мучительно щипало. Флер закрыла глаза, и из них покатились слёзы. Слёзы обиды. Вся её сдержанная безупречная жизнь, где всё всегда было, и было правильно, и было дорого, вся эта жизнь не имела для неё сегодня никакой ценности. Сегодня, сидя в этой горячей воде, она не видела её смысла. Глупая жизнь. Белая, как скатерть, на приёме у французского герцога старого времени, где за одним столом сидели и обжирались восемьдесят четыре человека. Лицемеры и подлецы. Все

как один. А ей нужно было улыбаться, говорить глупости, чтобы нравиться им, чтобы её не воспринимали как опасность, но относились к ней, как к прелестной куколке, которая превосходно украсила бы их спаленку. Ненавистная жизнь из лжи и притворства. Как же этим недоумкам не может прийти в голову, что лучшая ученица Шармбатона не может быть дурой! Но так её учил отец. Отец учил её жить.

Учил простому принципу жизни. Есть дверь. С одной стороны от двери — общество и люди, жизнь, требующая твоего непосредственного участия в ней. С другой стороны — ты. Твои чувства, твои страхи, твои желания, твои сны, твои мечты — это всё должно оставаться по ту сторону двери, только для тебя самой. Это только твоё, и никто не должен это видеть. И ничего из этого не должно попасть к общественной жизни, потому что нельзя допускать утечку своих слабостей к ним, к зверям, диким от своего врождённого эгоизма и тщеславия. Так она и жила. Ненавидя тех, кому говорила, что любит. Любя тех, кому говорила, что ненавидит. Потому что этого требовало общество. Общество этих восьмидесяти четырёх жирных лицемеров, которые держали мир. И что-то ей подсказывало, что это неправильно, что так нельзя жить, но она и это оставляла только для себя. По ту сторону запертой на защёлку двери ванной комнаты, где из-за обилия чувств и страхов, снов и мечтаний, слёз и обиды запотело отражение зеркала.

Она ненавидела его. Своё отражение. Оно было виновато во всём. Оно было слишком идеально, чтобы за ним кто-то мог дотянуться до ручки той чёртовой двери и просто открыть её. Просто нажать вниз ручку, открыть и войти. И всё увидеть. И всё понять.

Она медленно проводила ароматным мылом по красной коже и плакала.

От обиды. На белую жизнь.

Послышался стук в дверь. Она выкрутила кран и быстро смахнула слёзы. Она боялась того, кто стучал. Он мог причинить ей боль, если бы вдруг узнал о ней больше, чем знал.

— Милая ты скоро? Мне надо поговорить с тобой. Мы переезжаем завтра…

— Скоро, мой хороший, скоро, любимый…

Любимый.

Его красивые черты лица. Его красивая фигура. Его семья. Его деньги. Это было для всех.

Кто он был на самом деле, она не знала. Весь смысл был в том, что он такой же, как она, с той лишь разницей, что ему не нужно было лгать. Ему не нужно было быть дурачком, просто молчать. И за это он получал то же самое, что и она. Но ему было легче. Она это чувствовала. Она его чувствовала всего. Едва он начинал злиться, она тут же это ощущала какими-то невидимымиэнергетическими нитями, по которым сочилась его энергия к ней, но обратно — никогда.

Любила ли она?

Наверное, нет. Иногда она просто ненавидела его. Она ненавидела его, когда он после секса лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок, и думал о чём-то своём, подвластным только ему одному. И она точно знала, что её не было в его мыслях, и что он никогда не расскажет ей, что видит он в этом проклятом потолке. Она хотела быть любимой и ловить звёзды. Но с той стороны двери ждали от неё удачного брака. А удачнее брака и придумать было нельзя. И звёзды висели на небе в недосягаемой дали. А она не смотрела на небо. Любимый. Она знала о нём всё, и ничего не знала. Он был для неё чужой и скрытый. Она была для него глупой француженкой. Ну что ж, по-другому его нельзя было удержать возле себя. Никаких обязательств, полная свобода для лжи, притворства и лицемерия — вот были условия их жизни. Флер Делакур вылезла из ароматной горячей воды и вытерлась полотенцем, смахнула слёзы и попыталась успокоить тело, всё ещё содрогающееся от беззвучных рыданий. Щёлкнул дверной замок, и аромат белых роз распространился по спальне. Драко оторвал голову от какой-то книги, и серьёзно посмотрел на Флер. Если бы только он смог догадаться, что не одному ему известно про белую жизнь!

Но он не мог.

И она мило улыбнулась.

И закрыла дверь в ванную.