Проклятие мракоборца (старая версия) (джен)

When all my hope is gone,

I'm waiting for the dawn

I raise my head and find my own way out of the dark

I've left my past behind

I'm reaching for the light

I'm not afraid to live my life — I'll take what is

mine.

I'll make my way through the darkest hours of my days!

Stratovarius “Darkest hours”

Мрачные своды Хеорота. Уже больше тысячи лет на порог древнего зала не ступала нога кого-либо, кроме представителей семьи Моуди, но этой ночью все изменилось.

Осторожно следуя за прихрамывающим мракоборцем, Северус Снейп с опаской разглядывал обстановку. Оторванная рука великана над входом, древний знак силы и предостережение всем, кто решится связаться с родом, вызывала безотчетный страх. Какой же силой надо обладать, чтобы сотворить такое? Каменный алтарь, залитый кровью служителей старинного капища, вызывал скорее омерзение. Однажды ковен темных магов попытался завлечь в свои ряды представителя семьи. Это было последней ошибкой в их жизнях. Расколотый драконий череп и кости различных тварей также не добавляли месту очарования.

Даже в темные века дети Беовульфа не умели кланяться, и, судя по всему, некоторые вещи с тех пор не изменились. Зал просто дышал насыщенной темной энергией. Столь концентрированной черной магии Северус не видел даже в поместье Малфоев, причем она ничуть не походила на силу того же Лорда. Это было нечто древнее, холодное и бесконечно чуждое современному миру.

Положив спящего ребенка на алтарь, Аластор хмыкнул, видимо представляя эту картину со стороны, и кивнул зельевару.

— Приступим, пожалуй.

Разложив склянки с зельями немного в стороне от Гарри, Северус осторожно взял протянутый мракоборцем серебряный кинжал и принялся читать заклинания, осторожно водя вдоль него палочкой. Моуди тоже даром времени не терял, проводя аналогичные действия над шрамом в виде молнии.

Когда первые заклятия были закончены, мракоборец с зельеваром полили шрам и кинжал зельями, и снова на два голоса затянули заклятья.

Процесс повторялся несколько раз, прежде чем Северус прижал к сияющей багровым цветом молнии мрачное произведение искусства гоблинских оружейников.

Глядя, как густая алая жидкость впитывается в кинжал, даже многое повидавший Аластор едва сдержал тошноту. Мерлин, откуда там столько крови? Эта мерзость наверняка пила силы из мальчишки, почему же Дамблдор её не убрал? Не хотел, чтобы последний из Певереллов стал сильным магом? Боялся еще одного Темного Лорда? На миг перед глазами мракоборца предстала картина настолько страшная, что захотелось тут же выбросить её из головы. Бросить мальчишку в чулане, подготовить к акту самопожертвования, при этом подстраховавшись на случай, если он обозлится на «благодетелей», ведь с хоркруксом в голове по-настоящему сильным магом ему не стать. Полуслепой, измученный постоянной борьбой с осколком души Риддла и едва не сходящий с ума от головной боли Гарри Поттер, к тому же лишенный немалой части магического потенциала, едва ли сможет что-то противопоставить своим врагам. Не сказать, чтоб такая комбинация его шокировала, сделки с совестью не были для Аластора чем-то новым, и то, что Альбус пытается спасти собственную страну, делает такой поступок понятным, пусть и не оправдывает, но мракоборец уже выбрал, за кого он будет сражаться, а значит, директор Хогвартса — враг. Потому что мир с ним после этого невозможен, и мальчик, лежащий сейчас на алтаре, однажды попытается ему отомстить. Впрочем, прежде чем предпринять что-то против старого паука, сначала придется разобраться с мистером Риддлом, поскольку без Дамблдора шансы на их победу — очень невелики. Нужно срочно посоветоваться с Орионом...

Захотелось выругаться, но мракоборец сдержался, пока не закончен ритуал, не стоит совершать лишних движений. Он не боялся Дамблдора, для человека, чьи худшие кошмары давно превратились в реальность, вообще глупо чего-то бояться, а может быть, у него просто плохо с фантазией. К сожалению, мракоборец не знал, как можно одолеть Величайшего Мага Современности. Когда с последним словом заклятия клинок полыхнул столь знакомым салатовымцветом, Аластор облегченно вздохнул, и выдал такую зубодробительную тираду, что застенчиво покраснел даже бывший упивающийся.

— Фуух, кажется, управились, — облегченно вздохнул зельевар, вытирая вспотевший лоб.

— Подожди немного, мне еще понадобится твое свидетельство.

Не успел Северус спросить, о чем речь, как Аластор вспорол себе ладонь мгновенно выскочившим из рукава клинком, и поднял её над шрамом ребенка.

— Я, Аластор Бриарей Моуди, глава рода Моуди, нарекаю Гарри Джеймса Поттера своим сыном и наследником. Да будут мои кровь и магия тому порукой.

Черная кровь вскипела и медленно втянулась во все еще немного кровоточащий шрам.

— Так все эти сказки о матери чудовищ правда? — шокировано спросил Северус, глядя на густую пузырящуюся жидкость.

— Да, — и, уловив взгляд Снейпа, мракоборец отрицательно покачал головой. — Но раньше кровь у меня была обычной. Адское Пламя, яд мантикоры и сотни других не самых приятных ядов и заклятий сделали её такой. Черная магия меняет.

А через секунду яркая вспышка отбросила волшебников на стены. Аластор не ожидал столь сильной реакции на прием в род, но все же успел в полете сгруппироваться и встать на ноги, оттолкнувшись от стены рукой. Зельевару — не повезло.

Протянув руку сползшему по стене волшебнику, мракоборец весело усмехнулся.

— Вот и все, род его принял, теперь Дамблдору придется взять поместье штурмом, чтобы добраться до Гарри. Честно говоря, не ожидал, что всплеск будет настолько бурным.

— Зачем ты это сделал, Моуди? — Северус был поражен, вручить магию своего рода кому-то другому — явление в волшебном мире настолько редкое, что не случалось уже несколько столетий. Обычно маги предпочитают раствориться в веках, чем расстаться с силой, к тому же, откажись магия его признать, смерть ждала бы обоих, а учитывая, что Лили была магглорожденной...

— Его прапрапрабабка Немезида — из наших, так что некоторые шансы на успех были. А до того, «почему», Гарри ждет славная жизнь, полная сражений и подвигов, какой Моуди откажется от этого?

— Ты лжешь.

Аластор невесело расхохотался.

— Нет, это правда, хоть и далеко не вся. Что ты почувствовал, когда увидел меня зимой в Хогсмите?

Зельевар криво усмехнулся, и иронично оглядел волшебника.

— Ты уж извини, Моуди, но я предпочитаю женщин, да и будь это не так — нашел бы кого-нибудь посимпатичнее.

Аластор поперхнулся, пытаясь удержать рвущийся наружу хохот. Надо же, научил на свою голову.

— Я не о том, попытайся вспомнить.

— Ну, холодно было, еще помню, страшно стало, ужасы всякие вспомнились...

— И словно все счастье в мире вдруг куда-то исчезло. Никого не напоминает?

Северус удивленно оглядел на мракоборца.

— Дементоры. Но эти твари-то тут причем?

— Может, и не причем, и старый параноик окончательно сошел с ума, а может — в одно прекрасное утро я проснусь стражем Азкабана. Это уже несколько лет творится, на меня почти все так реагируют. Только пару месяцев назад я это понял. Авада может и не раскалывает душу, но вот ненависть постепенно её сжигает точно. Возможно, Гарри поможет мне удержаться, как думаешь, большая ли это цена за душу? К тому же мальчику понадобится любая, даже самая малая возможность выжить.

Зельевар посмотрел на сжатый в руке кинжал, затем — на мракоборца, затем — снова на кинжал, и затрясся от хохота.

— Магия в обмен на душу. В этом есть некоторая ирония, учитывая, что кое-кто как раз провел противоположный обмен.

Аластор с недоумением посмотрел на Снейпа, но когда через секунду он понял, о чем тот говорит, громогласный смех сотряс древние стены Хеорота.

— Пошли, — немного успокоившись, он подхватил на руки Гарри, и захромал к выходу. — Мы сегодня отлично поработали. Такое событие, как избавление малыша от этой пакости, стоит отметить. Только кинжал в сейф заброшу. — Хоркрукс Темного Лорда они решили пока не уничтожать, ведь кто знает, сколько он их сделал, и способен ли почувствовать разрушение одной из этих проклятых штуковин.

Следующие месяцы жизнь текла своим чередом. Мракоборца по-прежнему едва ли не каждый день навещали Блэки, и, несмотря на все раздражение, вызываемое одним видом Вальбурги, было и то, что заставляло Аластора смириться с её присутствием.

Домовик Блэков, пусть и был довольно странным даже по меркам этого народца, умел отлично готовить!

Гарри пока был слишком мал, чтобы начинать учить его магии,поэтому малыш, в основном, играл с не слишком опасными игрушками, а кроме того, Вальбурга понемногу давала ему основы этикета и учила его читать. Сам Аластор тоже не скучал, защитные чары на доме все еще скрывали мальчишку от директора, но он не мог не понимать, что встреча с ним — неизбежна. И потому готовился.

Мракоборец договорился с Орионом, чтобы в случае его смерти Гарри переправили в Дурмстранг под опеку Сириуса, и целыми днями накладывал различные чары в кабинете. Даже подготовил пресловутую теневую клеть, пусть рунами пришлось в течение месяца исписывать стены, пол и потолок, но если она хотя бы на пару секунд удержит директора, усилия не были потрачены впустую. Впрочем, Аластор надеялся, что все эти приготовления ему не понадобятся, и переговоры не достигнут активной стадии.

И вот, тридцать первого июля, в полдень, в двери Моуди Хауса позвонил никто иной, как Альбус Дамблдор. Аластор как раз обедал в гостиной с Блэками, а потому сборы были недолгими. Мракоборец был достаточно предусмотрителен, чтобы оставить на Гриммо все необходимое Гарри, на случай срочного переезда. Так что Ориону с Вальбургой оставалось только взять мальчика на руки и использовать заранее подготовленный портал.

— Аластор, может мне все же стоит остаться? — Спросил суровый седой старик с короткой бородой и отливающими сталью глазами. — Из меня боец, конечно, после болезни никудышный, но кое-чем смогу удивить даже Альбуса.

Мракоборец отрицательно покачал головой.

— Нет, Орион, если дойдет до драки, Дамблдора не одолеть и вдвоем, а если нет, то помощь тем более не нужна. К тому же, это дело Моуди. Уходите.

Блэк явно хотел возразить, но после недолгого поединка взглядов лишь обреченно кивнул. О том, что незачем умирать обоим, Аластор не говорил вслух, о некоторых вещах лучше молчать. Когда они с ребенком исчезли в голубой вспышке, Моуди тяжело поднялся и медленно захромал в кабинет, прежде чем пустить Дамблдора в свой дом, нужно было кое-что подготовить.

Вытащив из сейфа древний клинок, мракоборец осторожно провел вдоль него рукой. Несмотря на непрезентабельный внешний вид, легкую кривизну и зеленые разводы на лезвии, это было чудовищное оружие. Нэглинг, меч Беовульфа. Аластор не любил его. В конце концов, для воина меч — часть души, и у каждого он должен быть свой. Этот же клинок передавался в семье из поколения в поколение, лишь все больше и больше набирая свою ужасающую мощь.

Он был достоин им владеть, но стоило взяться за рукоять, и бешеная ярость древнего меча едва не сводила с ума. Если ты недостаточно силен, нечего и думать подходить к такому оружию. Он не решился его использовать даже против Темного Лорда, поскольку, завладей тот подобным артефактом, и участь Британии оказалась бы предрешена. Но сегодня, если директор все же окажется недостаточно благоразумен, — он станет его главным аргументом.

* * *

Альбус Дамблдор стоял перед входом в особняк отставного главы аврората, и не был уверен, что делать. Все же Аластор, оказался сильнее, чем он о нем думал, и ему удалось совладать со своей ненавистью. Это радовало и печалило одновременно. Радовало, поскольку даже после всего пережитого, для мальчика осталось что-то важнее мести, а печалило — из-за последствий, которые его действия могут повлечь для Британии.

Грустно вздохнув, директор бросил в рот лимонную дольку и в очередной раз позвонил в дверь. Через несколько минут в проеме показалось обезображенное лицо мракоборца, а в грудь директора уставился кончик волшебной палочки.

— Когда в Хогвартсе закрыли дуэльный клуб?

— В шестьдесят пятом.

— Почему ты не ешь бобы Берти Боттс?

— Однажды мне попался со вкусом ушной серы.

— Сколько членов ордена было убито за время войны?

— Сорок девять.

Аластор на секунду прикрыл глаза, тем не менее, не упуская Альбуса из вида. Сорок девять, он присоединился к ордену только в семьдесят восьмом, но знал почти каждого из погибших. А учитывая, что почти все из них умерли после того, как в орден вступил Питер Петтигрю...

Мир с Дамблдором — невозможен.

— Ладно, проходи.

Стоило старику в лиловой мантии оказаться в кресле напротив стола мракоборца, и началось.

— Аластор, ты должен вернуть мальчика родственникам, только задумайся, каково ему будет жить вместе с тобой? Никакого общения со сверстниками, ни любви, ни заботы близких людей, неужели ты действительно хочешь лишить сына Лили и Джеймса детства?

Чего мракоборцу стоило удержать спокойное выражение лица, трудно сказать. Глядя в светящиеся добротой и пониманием глаза директора, Аластор с трудом удержался от того, чтобы схватиться за меч. Старый лицемер, он ведь прекрасно знает, где Гарри жил у родственников, и какое именно детство ждало мальчишку у Дарсли. Сам же все и устроил.

Поборов вспышку гнева, мракоборец саркастично улыбнулся.

— Любовь говоришь, Альбус, Гарри три с лишним месяца провел в чулане, перед тем, как я его оттуда забрал. Может, по твоим представлениям это и есть любовь, мало ли, о Дамблдорах до сих пор разные слухи ходят, но уверяю тебя, с тобой согласятся очень немногие.

Директор тяжело вздохнул и попытался зайти с другой стороны.

— Но почему мальчик должен расти именно с тобой? Ты ведь должен понимать, ты — далеко не самая лучшая кандидатура в опекуны. Любая волшебная семья с удовольствием воспитает его как родного сына. Уизли, к примеру.

Мракоборец закашлялся. Неожиданное предложение Дамблдора вызвало смех пополам с возмущением. То-то Блэку кое-кто устроил продолжительную экскурсию в Азкабан.

— Никогда предатели крови и на километр не приблизятся к наследнику Поттеров. Против Артура и детей я, в принципе, ничего не имею, но если эта жирная курица, хоть раз подойдет к ребенку, мне придется забыть, что когда-то она была сестрой моих лучших друзей.

Директор тяжело вздохнул, и продолжил попытки убедить мракоборца отдать ребенка. Он нашел десятки причин, по которым Моуди не должен воспитывать Гарри, но все его доводы будто разлеталисьо стену. Окончательно он убедился в бесполезности разговора, когда через несколько часов Аластор протянул ему корзинку со сладостями и с улыбкой спросил.

— Лимонную дольку?

Это был удар ниже пояса, в этот момент Альбус осознал, что мракоборец попросту над ним издевается, и если он хочет вернуть ребенка, нужно рассказать часть правды.

— Пойми, Аластор, от этого мальчика зависит будущее всего мира. Ты должен его отдать, ради Общего Блага.

От кривой усмешки аврора не по себе стало даже директору.

— Общее благо? Альбус, ты что, забыл? Моуди не волнует Общее Благо.

— Ты не понимаешь, есть пророчество, по которому только Гарри способен... — Решил директор выложить последнюю карту, но удар кулака по столу на корню пресек задуманную речь. Подняв взгляд, директор увидел пляшущее в глазах мракоборца Адское Пламя.

— Хватит! Ты уже три часа морочишь мне голову, и до сих пор не произнес ничего дельного. Хорошенько подумай, стоит ли произносить то, что ты собрался, потому что если твои слова мне не понравятся, Мерлином клянусь, ты не выйдешь отсюда живым.

Он знает. Директор наконец-то понял, что Моуди каким-то образом разузнал о пророчестве, он с самого начала был готов к разговору и не собирался отдавать ребенка. Сейчас он по другому оценил сияющие на полу и стенах руны, меч, и посох, прислоненный к столешнице. Альбус с грустью смотрел в лицо аврора и не видел там ни прощения, ни милосердия. Да и странно было бы ожидать их от него. А ведь этот, в сравнении с ним почти еще ребенок, был по-своему прав, пусть и со свойственной всем детям жестокостью, что вовсе не отменяло его правоты. Ему действительно все равно, что завтра случится с миром, если понадобится, он лично его уничтожит, чтобы защитить тех, кто ему дорог.

Директор не смог сдержать тяжелого вздоха, отказ мракоборца значит не только, что Гарри навсегда потерян для его влияния, но и то, что мальчик потерян для света. Кем можно вырасти под присмотром Аластора, он представлял слабо, но справедливо предполагал, что доброты и отзывчивости в его характере много не наберется. Ах, Северус, Северус, как он мог сговориться с Бешеным Глазом? Можно, конечно, порадоваться за мальчика, переступившего через детские обиды, и попытавшегося защитить сына любимой, но к чему приведет такая непокорность?

— Что же, Аластор, надеюсь, ты знаешь, что делаешь... и что всем нам не придется об этом жалеть.

— О, надеюсь, ты еще пожалеешь о каждом прожитом тобой дне, Альбус. Не буду говорить, что ты здесь желанный гость, поскольку лучше тебе в моем доме не появляться, но рано или поздно, увы, нам еще придется встретиться. Всего доброго.

Директор тяжело шагал к выходу, спиной ощущая злобный взгляд мракоборца. Не сказать, что поведение бывшего соратника его сломило, но это был тяжелый удар. Приходя в этот дом, он ожидал образумить мальчишку и спасти страну, но ни то, ни другое — не вышло. Аластор, если даже не уверен в причинах гибели орденцев, наверняка что-то подозревает. И теперь, помимо развеявшегося Темного Лорда, у него появилось несколько новых сильных врагов, которые точно постараются отомстить. Печально вздохнув, Альбус вышел на улицу и аппарировал в Хогсмит.

Закрыв за директором дверь, мракоборец тяжело привалился к стене и расхохотался. Медленно съезжая на пол, он все никак не мог остановить рвущийся наружу безумный смех. Удалось! Ему удалось полгода водить за нос Величайшего Мага Современности, и после случившегося оставить его с тем самым носом. Может быть, ему никогда не стать Великим Волшебником, но о нем точно однажды сложат легенды.