Власть женщины сильней (гет)

Весь день Стефания боролась с неясной тревогой. Даже привычное вышивание не помогло отвлечься от тугого узла беспокойства, затянувшегося где-то под грудью. Облегчение пришло только ближе к вечеру, когда Доминика оговорилась, что хозяин вернулся. Стефания, не ожидавшая от себя подобных чувств, задумалась — с каких это пор ее душевное равновесие зависит от пребывания или отсутствия монсеньора Монтальто дома. Не придя ни к какому выводу, она решила выбросить из головы эти волнующие мысли, но тут в ее двери постучали, а после на пороге показался камердинер кардинала.

— Синьорина, монсеньор прислал меня спросить, не согласитесь ли вы составить ему компанию сегодня вечером.

Стефания не смогла скрыть изумления. Со дня ее возвращения в палаццо Перетти-Монтальто Бенвенуто ди Менголли вообще не появлялся на пороге ее комнат. И вдруг это приглашение?! Стефания подумала, что это хороший повод найти объяснение недавним ощущениям и переживаниям, а кроме того — возможность задать кардиналу вопрос, мучивший ее с того дня, как она рассталась с братом Иосифом.

— Подождите немного, я переоденусь. Доминику не нужно звать, я справлюсь.

Синьорина делла Пьяцца действительно не заставила себя долго ждать. Очень скоро она вышла к ожидавшему ее Валлетто.

— Я готова.

— Идите за мной, — с легким поклоном ответил камердинер после того как окинул спокойным взглядом изящную фигурку в легком платье из струящегося светлого шелка. Стефания тоже посмотрела на слугу внимательнее и с удивлением заметила на его поясе кинжал с тяжелой рукоятью. Синие глаза блеснули усмешкой:

— Ваш хозяин боится, что кто-нибудь снова попытается меня спасти?

— Нет. Что кто-нибудь попытается убить вас, — неожиданно серьезно сказал Валлетто и рукой указал направление: — Прошу.

Они прошли через недлинный коридор к лестнице наверх и дальше через анфиладу из трех залов, вышли на площадку, огороженную балюстрадой из мрамора, спустились на то же количество ступеней, на которое поднялись перед анфиладой, и оказались в другом крыле палаццо. Здесь располагался личный кабинет монсеньора с его любимым камином в виде головы чудовища. Валлетто раскрыл перед Стефанией двери, а после, когда она переступила порог, тихо прикрыл их.

В просторной комнате висел аромат горящих дров, множества свечей и вина. Стефания осмотрелась. Три высоких окна закрывали плотные портьеры, в простенках между ними стояли массивные шкафы, наполненные книгами. Там же располагался большой письменный стол с толстой столешницей, инкрустированной полудрагоценными камнями. На столе царил идеальный порядок: письменный прибор с чернильницей, стопка бумаги, какие-то папки — все лежало на точно выверенных местах.

Сам хозяин удобно расположился в противоположном от окон конце комнаты, ближе к камину. Бенвенуто почти лежал на широком диване, покрытом несколькими шкурами. Рядом с диваном на небольшом столе кувшин вина и фрукты. Еще один кувшин, видимо уже пустой, небрежно брошен в плетеную корзину тут же, возле ложа.

Менголли повернул голову на шум. Он давно скинул пурпуэн, местами испорченный бурыми пятнами, но так и остался в высоких сапогах и широкой рубахе из фламандского батиста, заправленной в узкие штаны. В руке кардинал сжимал высокий серебряный стакан, наполненный вином.

— О, ты согласилась прервать свое затворничество, сестра. Проходи же, садись.

Бенвенуто указал на свободную половину дивана. Стефания опешила от его формулировки. Получалось, что это она не желала видеть его, а не он запер ее в четырех стенах на несколько дней. Но синьорина подавила поднявшийся было в груди протест и опустилась на край оттоманки. И тут Стефания рассмотрела камин целиком, обратив внимание на обрамление пламени. Аналогия заворожила ее. Она всматривалась в игру бликов на поверхности обсидиановых глаз головы дракона, и ей казалось, что глаза принадлежат живому существу. Пламя в глубине плясало и, казалось, готово было вырваться палящей струей из глотки чудовища.

— Нравится? — заинтересованно спросил Бенвенуто, понаблюдав за девушкой.

— Да, очень, — она смутилась и постаралась скрыть смущение за улыбкой.

Явно довольный ответом, Бенвенуто приподнялся с дивана, дотянулся до стола и наполнил стакан для Стефании.

— Угощайся.

— Благодарю, монсеньор, но я с удовольствием выпила бы воды с соком.

Он разочарованно двинул бровями, но вызвал слугу и приказал принести напиток для синьорины.

— И пусть приведут моих артистов!

Стефания с веселым удивлением посмотрела на кардинала:

— Вы стали владельцем театральной труппы?!

Менголли не спешил отвечать. Его взгляд уперся в пламя камина, а после Бенвенуто запрокинул голову, опустошая свой стакан.

— Монсеньор, у вас кровь на рубашке. Вон там ближе к вороту, — с тревогой заметила Стефания.

Бенвенуто отставил вино и попытался разглядеть себя.

— Грешная мадонна, — выругался он, брезгливо поморщившись, и вдруг внимательно, с усмешкой посмотрел на Стефанию: — Не переживай так, не моя.

— А чья?

— Одного очень смелого цыгана. Он пытался защитить женщину и ребенка своего племени.

Стефания побледнела.

— От кого… От чего он пытался их защитить?

— От смерти. Папа приказал очистить Рим от египетской саранчи. Быстро и надолго. Коллегия решила, что лучше всего с этим справится сын того, кто очистил море от пиратов, а дороги от разбойников. Вот и твоя вода, сестра. Выпей со мной за успешно проведенную санитарную акцию!

Обеими, дрожащими, руками Стефания ухватилась за стакан с колодезной водой, смешанной с соком лимона.

— В чем они виновны?! Я плохо помню, но в детстве мы с мамой однажды слышали их песни на рынке во Флоренции. Это было красиво.

— Сестра, — Менголли проникновенно и словно бы свысока глянул на нее, — ты совсем не знаешь город. Ты жила в монастыре, сидела в задних комнатах палаццо Бельфор, потом здесь. Может быть у них и красивые песни, но они воистину подобны саранче. Они множатся и множатся, и захватывают пригород за пригородом. Воровство, проституция с болезнями, колдовство и гадания, развращающие умы и губящие души. Терпение магистрата и Ватикана иссякло, когда пропал мальчик из благородной римской семьи. Его украли.

— Но… — Стефания упрямо качнула головой, — кто сказал, что виноваты именно цыгане?! И их же можно было просто изгнать. Предупредить, чтобы ушли те, кто захотел бы и смог.

— Часть успела уйти. Но не все. Не все! — он коротко рассмеялся. — А ты милосердна, сестра. Действительно, куда гуманнее было бы просто выгнать табор из города за несколько недель до зимы. Наконец-то! Мои актеры. Вот эти двое любезно согласились развлечь меня сегодня вечером. В обмен на жизнь и свободу.

Валлетто ввел в кабинет пару цыган, обнаруженную капитаном в сарае возле приюта камиллианцев. Девушка жалась к молодому мужчине, а тот, помимо нее, прижимал к себе простенькую, явно самодельную, виуэлу.

Камердинер вывел пару в центр комнаты, но остался стоять рядом, положив руку на рукоять кинжала. Взгляды Валлетто и Менголли встретились.

— Ступай. Все будет хорошо. Мне ничего не угрожает.

Слуга еще раз глянул на цыган и вышел.

— Прошу вас, синьоры, — кардинал гостеприимно взмахнул рукой. — Говорят, вы недурно поете и танцуете. Посмотрим, так ли это.

Несколько мгновений понадобилось парню и девушке, чтобы собраться духом. Он медленным перебором повел мелодию, она запела.

Стефания поставила свой кубок на стол и сложила руки на коленях, приготовившись слушать. Из-под опущенных ресниц она пристально наблюдала за молодой парой. Смотреть на "брата" синьорина делла Пьяцца не желала.

Бенвенуто окликнул ее, перейдя на французское наречие:

— Как думаешь, достаточно ли хороши они, чтобы получить свободу?

Стефания ответила на том же языке:

— Я не смею в присутствии такого знатока, как вы, высказывать свое суждение, — в ее голосе слышалась наигранная скромность.

При новом переливе струн и голоса кардинал улыбнулся и даже прищелкнул пальцами от удовольствия. Видя одобрение, цыгане воспрянули — юноша ускорил темп игры, а девушка закружилась в танце, помогая себе ритмичными хлопками.

Когда музыка и танец достигли апогея, а молодые люди уверовали в спасение, Менголли потемнел. Серебряный стакан с остатками вина полетел в сторону танцующих и зазвенел по полу. Инструмент в руках цыгана резко смолк. Бенвенуто поднялся в дивана. С тяжелым дыханием по комнате расходились волны жара и гнева.

— У вас сегодня убили всех родных, а вы веселитесь! Я убивал ваших мужчин и женщин! И ребенка! А вы вытанцовываете передо мной! Дьявольское отродье! — в бешенстве кричал Менголли, наступая на оторопевших, испуганных молодых людей.

— Валлетто! — голос кардинала внезапно снизился почти до шепота. — В подвал. Обоих. И позови ди Такко. Пусть теперь его люди развлекутся.

Белый от гнева, монсеньор развернулся, скользнув яростным взглядом по Стефании, и направился вон. Синьорина делла Пьяцца бросилась за ним.

— Кардинал! — она догнала его уже в коридоре. — Остановись!

Менголли обернулся:

— У пленницы есть просьбы к тюремному начальству? Или жалобы?

— Отпустите их. Сжальтесь, монсеньор, — Стефания замерла, закусив губы.

— Один из них едва не убил меня сегодня.

— Но вы живы, а он… тот, кто пытался это сделать, уже мертв. Вы вдвойне отплатили ему и остальным. А эти… Они же ничего не сделали вам!

Шум распахнувшейся двери привлек внимание Менголли. Вырвавшись из рук Валлетто и слуг, цыган выскочил в коридор и устремился к Менголли. Брошенный вслед уверенной рукой камердинера кинжал остановил его бег. Цыган упал к ногам хозяина палаццо.

Черный взгляд задержался на замершем в неловкой позе теле:

— Уберите. Валлетто, ты был прав.

— Он не собирался вас убивать, — заговорила Стефания. — Он хотел просить вас о милости.

— Валлетто, проводи синьорину в ее комнаты, она напугана.

Кардинал развернулся и продолжил свой путь.

После, когда Стефанию проводили в ее покои, к камердинеру подошел один из слуг, выносивших тело цыгана, и отдал найденный в коридоре возле кабинета монсеньора маленький, размером с ладонь, но хорошо наточенный нож с искривленным лезвием. Валлетто прибрал находку, наказав слуге ничего не говорить о ноже хозяину. "Мальчик итак пережил сегодня слишком много", — подумал камердинер.

Лишь поздно вечером, глотая слезы бессилия, Стефания вспомнила, что так и не спросила у кардинала, что с братом Иосифом.

* * *

На вилле Портиччи царило спокойствие и умиротворение. Поздняя осень дарила последние теплые дни, перемежающиеся дождями. А фантазия, подпитываемая частыми визитами монсеньора Монтальто, одобренными дядей Роберто, наполняла часы ожидания очередной встречи смыслом. И ничего, что кардинала Менголли не было на вилле вот уже несколько дней. Ведь, когда он был в последний раз, Мария услышала, как он прошептал ей в самое ушко: "Любимая моя".

Покой баронессы нарушил гонец из Рима. Кардинал Монтальто просил ее приехать в город. Странным Марии показалось только то, что приглашение исходило не от монсеньора Беллармино. Синьора Сантаре приказала собрать вещи, чтобы выехать наутро.

Через день после бегства Юлии де Бельфор из-под стражи карета баронессы Портиччи остановилась возле Дома инквизиции. Как было приказано, посетительницу проводили в студиоло главы Конгрегации. Но за столом дяди Марию встретил монсеньор Монтальто. Место удивления заняла нарастающая с каждым мгновением тревога. Бенвенуто поднялся и вышел к Марии:

— Синьора, простите, что пришлось нарушить ваш покой.

Баронесса стояла молча в центре комнаты и всматривалась в привычно бледное лицо Менголли. Она знала, что румянец смягчает эти черты только в момент близости, но сейчас бледность и холодная чернота в глазах кардинала пугала ее. Когда он подошел ближе, она смогла проговорить:

— Что?

— Пока ничего окончательно страшного. Позапрошлой ночью из своего дома исчез монсеньор Беллармино. Мы предполагаем, что его похитили.

Мария пошатнулась, словно собралась бежать из кабинета, бежать на поиски покровителя и опекуна. Она попыталась вздохнуть, но дыхание вместе со словами застряло в горле. А Бенвенуто продолжил:

— Есть подозрение, что к его исчезновению причастна графиня де Бельфор, бежавшая той же ночью.

Казалось, это известие придало Марии сил, потому что она вдруг выпрямилась и наконец смогла вытолкнуть из груди воздух.

— Что ей от него нужно?

— Я только предполагаю, Мария, — уже мягче проговорил Бенвенуто. — Вероятно, отказ от преследования по делу покушения на кардинала Боргезе.

— Но что она делает с дядей, чтобы принудить его к этому!

Менголли отчетливо расслышал истеричные нотки в восклицании Марии. А она, прекрасно осознающая, на что способна пойти сама для достижения цели, уже представляла то, что могло сейчас, в данную минуту, происходить с ее дядей Роберто.

— Успокойся, прошу тебя, — Менголли отошел ненадолго и вернулся со стаканом воды для женщины. — Сядь. Это только предположения! Но найти графиню пока не удалось. Наши люди побывали уже везде, даже на старой вилле кардинала Перетти. Никаких следов де Бельфор. Я послал человека следить за… домом кардинала Оттавиани. Маловероятно, что это поможет, но я решил использовать все средства. Сегодня я докладываю обо всем Святейшему Отцу.

— Спасибо, монсеньор.

Бенвенуто с уважением отметил, что Мария приложила немало сил, чтобы взять себя в руки.

— Святой отец, я должна исповедаться.

— Сейчас?!

— Да. Дядя велел мне молчать, но это может помочь вам. Я верю тебе, Бенвенуто.

— Говори.

По телу Марии прошла волна мелкой дрожи, когда он подвинул стул ближе и, сев рядом, взял ее за руку:

— Я слушаю тебя.

— Роберто узнал, что в кардинала Перетти стрелять будет племянник Боргезе — Витторио Чаккони, сам. Он был уверен, что этого не избежать. И еще так думал сам синьор Феличе. Я нашла убедительный довод, чтобы Чаккони при исполнении этого плана был не так точен, как обычно, а яд на пуле заменил сильным снотворным. Я хотела спасти вашего отца. Снотворное должно было помочь после вынуть пулю. Средство разбудить монсеньора у меня было приготовлено. Но человек, пришедший за лекарством, брат Иосиф, не сказал, что они не смогли вытащить пулю из тела Феличе. Я узнала об этом слишком поздно. Меня не пустили к нему. И того, кто стрелял в кардинала Боргезе нашла я. Он из Неаполя. В Риме его не знают. Дядя гарантировал его семье безопасность и достаток, если он в нужный момент скажет то, что нужно. Но если он узнает, что Роберто нет... Он может указать на меня, а не на...

— Молчите! А что с Чаккони?

— Он исчез. В качестве гарантии и платы за послушание, я обещала передать ему противоядие. Но он так и не объявился. Значит, Витторио Чаккони мертв.

Бенвенуто прикрыл глаза рукой, задумался: "И Боргезе не стал поднимать шум из-за его исчезновения..." К реальности кардинала вернул шепот Марии:

— Она не отпустит его живым. И Генерал его ненавидит. Он воспользуется любой возможностью избавиться от Роберто.

— Мария, — Менголли вновь взял ее за руки, — верь мне. Я сделаю все, что возможно и даже больше. Где твой дядя держит главного свидетеля?

Несколько мгновений Мария молчала. После — нашла его взгляд, повторила:

— Я верю тебе. Но я не знаю где тот человек, Бенвенуто.

— Не знаешь?!

— Дядя сказал, что так будет лучше. Для меня. Но что мне тогда сделать, чтобы помочь?

— Поезжай к себе, — Бенвенуто постарался не выказать разочарования. — Я буду обо всем сообщать. И будь осторожна.

— О чем ты?

— Если мое предположение верно, и графиня не добьется от твоего дяди желаемого, она и те, кто помог ей бежать, могут начать охоту за тобой и свидетелем. Я пришлю к тебе пару надежных людей.

— Да. Спасибо, Бенвенуто.

Всем своим существом Сантаре подалась к нему, ища утешения, защиты, надежды. Бенвенуто встал и потянул Марию за руки, помогая подняться, чтобы обнять ее. Но в двери студиоло постучали, вошел секретарь:

— Монсеньор, время вашей аудиенции у Святого Отца.

— Я буду у тебя вечером, — тихо, только для Марии, проговорил кардинал Монтальто и громче добавил: — Проводи баронессу к карете и скажи синьору ди Такко, пусть сопровождает ее до палаццо Портиччи и остается там до вечера.

— Слушаюсь, ваше преосвященство.

Мария склонилась в поклоне перед кардиналом, поцеловала перстень и направилась в свой дом. Она понимала, что теперь ее судьба и она сама в руках Бенвенуто ди Менголли.

Кардинал Монтальто не спеша собрал бумаги, задержался возле зеркала и направился в Малый зал на встречу с понтификом. Проходя по анфиладам комнат с живописными стенами и потолками, Бенвенуто гадал, кто будет с Папой — викарий или Генерал. Оказалось, на аудиенции его ждали все трое. Молодой кардинал постарался ничем не выдать своей досады. Это могло означать только одно — бывшие непримиримые соперники сошлись в союзе против Великого инквизитора, а значит и против него.

Менголли, полностью игнорируя присутствие Боргезе и Оттавиани, подошел ближе к папскому трону, преклонил колено и поцеловал перстень понтифика, а потом склонился еще ниже и коснулся губами вышитого на парчовой белой туфле креста. Выпрямившись, монсеньор Монтальто перехватил взгляд Святого Отца, черный бархат вкрадчиво обнял выцветшие от возраста глаза старика. Через несколько мгновений кардинал дышал в такт с главой церкви и на этих волнах качал его сознание. Под пристальным, недружелюбным вниманием Генерала и викария Бенвенуто приходилось действовать очень осторожно.

Кардинал Монтальто умело вплел в доклад о завершении предварительного следствия по делу о покушении на кардинала-викария известия о бегстве главной подозреваемой, причастность которой можно было уже считать доказанной, и об исчезновении кардинала Беллармино. В самом конце речи Менголли прозрачно намекнул на вероятную встречу Юлии де Бельфор с одним из самых высокопоставленных ватиканских прелатов. Тут Бенвенуто красноречиво перевел взгляд на Оттавиани, и Папа едва ли не первый раз за время доклада монсеньора моргнул. На лице Святейшего Отца отразилась странная смесь какого-то детского злорадства и лукавства. Боргезе с любопытством и недоверчивым удивлением покосился на Марка. Монсеньор Оттавиани опустил голову и сложил руки на груди. Исключительно для того, чтобы не выдать гнева, которых охватил его в ответ на дерзость молодого кардинала.

— Брат мой, — заговорил понтифик, обращаясь к Менголли, и улыбнулся, — найди беглянку и нашего советника. Уверен, монсеньор Боргезе, как секретарь Конгрегации, окажет тебе всяческую помощь. Благослови тебя Господь, ступай. И вы идите, братья мои. Мы будем молиться о спасении монсеньора Беллармино.

Когда кардиналы собрались выходить, Папа задержал Генерала сынов Лойолы.

— Брат Марк, мы хотим, чтобы этот юноша и дальше продолжал служить Святому престолу.

Оттавиани, борясь со злостью и гневом, молча склонил голову перед понтификом.

В приемной перед аудиенц-залом кардиналы Боргезе и Монтальто остановились. Камилло тихо обратился к Менголли:

— Ты был крайне неосторожен, Монтальто.

Бенвенуто задумчиво посмотрел на викария. Он пытался понять, чем была вызвана фраза Боргезе. Не сочувствием же в самом деле… Ничего не решив для себя, Менголли пожал плечами и отправился в Дом инквизиции, где его уже ожидали с очередным сообщением о том, что следы графини затерялись на выезде из города.

…В это время в спальне на втором этаже небольшого дома на окраине Тиволи, сломленный ударом и разбитый параличом, умер кардинал Роберто Беллармино…

* * *

В Рим Пьер вошел пешком, оставив лошадь в конюшне ближайшего к городу придорожного трактира. Первым передать записку де Шане решил кардиналу Боргезе, но не напрямую, а через его человека — Гуерино. Он же принес ответ кардинала. Пьер узнал, что Папа благоволит Бенвенуто ди Менголли и благословил его на поиски графини и Великого инквизитора. Кроме того Боргезе категорически отказался ехать в Тиволи.

После де Шане побывал у монсеньора Оттавиани. Марк принял его сам. Повторил то, что Пьеру было уже известно, и высказал опасение, что за ним и его домом следят.

— Как там Беллармин? — с жадным интересом спросил Марк.

— У монсеньора случился удар. Он лежит в постели.

— Господь Всемогущий… А как же графиня?

— Она очень расстроена.

— Да, я вижу, — Оттавиани махнул прочитанной запиской.

— Вы поедете, монсеньор?

— Это было бы неразумно, сын мой… Менголли, очевидно, следит за мной. По крайней мере, о визите графини ко мне в ночь побега ему известно.

Кардинал прошелся по студиоло. Пьер молча ждал решения иезуита.

— Ты говоришь, она готова уехать?

— Да.

— Если за мной следят, им нужно будет вернуться назад, в Рим, чтобы доложить и организовать погоню… Юлия опередит их! Я поеду. Я должен увидеть кардинала Беллармино сам. Проводишь меня, но позже, вечером.

— Да, монсеньор.

Через несколько часов Марк Оттавиани и Пьер де Шане ехали на восток, в Тиволи. Поодаль, соблюдая большую осторожность, за ними следовал человек, приставленный Менголли следить за кардиналом. Пьер не раз останавливался, осматривал дорогу и окрестности, даже отъезжал в сторону, но так и не смог заметить соглядатая.

У ворот дома в Тиволи всадники встретились с группой монахов-кармелитов. Внутрь вошли все вместе. Монахов встретила Женевьева и пригласила подняться за ней по лестнице. На непонимающий взгляд Марка Пьер ответил удивленным и предложил пройти в кабинет.

Когда Марк вошел, Юлия читала бумаги написанные Теодоро. Графиня уже переоделась в темный мужской костюм и высокие сапоги. Шляпа и плащ лежали на столе. Кардинала она встретила легкой улыбкой. Поднялась из-за стола и вышла ему навстречу.

— Я так рада вас видеть, монсеньор.

— Зачем сюда позвали братьев кармелитов?

Юлия сникла, отвела взгляд:

— Сегодня умер кардинал Беллармино.

— Умер?! — лицо Марка осветилось злым торжеством, но он быстро взял себя в руки. — Вам надо уезжать. За мной скорее всего следили и скоро сбиры, а может быть и сам Менголли будут здесь.

— Да. Сейчас я проиграла. Я не могла предвидеть этого! Монсеньор, я поеду в Мадрид. Лично встречусь с доном Оливаресом. Я прошу вас, у Беллармина были свидетели, но один — особенный. Его он прятал. Найдите этого человека! Мы с синьором инквизитором… побеседовали. И теперь я уверена — Мария Сантаре имеет ко всему этому непосредственное отношение. Если удастся доказать это, я буду спасена. И только вы можете мне помочь. Но я ничем не смогу отплатить вам, даже за то, что вы сейчас здесь, рядом.

Все время, пока Юлия сбивчиво, торопясь говорила, Марк просто любовался ею. Взволнованная, но не сломленная — она была хороша, вот только хотелось стереть из янтарных глаз усталость и наполнить их светом и улыбкой.

— Я сделаю для вас все, что смогу. Поезжайте в Чивитавеккью, — кардинал подошел к столу, нашел чистый лист бумаги, перо и чернила, набросал несколько строк и протянул записку Юлии: — Если возникнут проблемы с кораблем, пусть ваш Пьер найдет капитана делла Монте. Его нава должна быть в порту. Это наш человек, он подчинится моему приказу. Если будет на то воля Господа, вы будете в Валенсии через пять дней.

— Спасибо, монсеньор. А вы?

— Я останусь здесь. Дождусь тех, кто приедет забирать вас, — глаза Марка мстительно сверкнули. — Посмотрю, что останется от их смелости.

— Кардинал! Вас обвинят в сговоре!

— Почему?! Неизвестный сообщил мне, где найти кардинала Беллармино. Я нашел его. Вот и все, а про вас я не знаю ничего.

Юлия судорожно вздохнула, ощущая, что разрыв с сыном становится необратимым.

— Почему не приехал кардинал Боргезе?

— Он не захотел рисковать отношениями с Папой. Святой Отец словно очарован кардиналом Менголли.

— Еще один вопрос, монсеньор. Что получит граф Оливарес от Генерала иезуитов, если я стану герцогиней Кастилии?

— Скажите ему, что австрийские Габсбурги соединятся с испанскими в Северной Италии.

— Он поверит мне?

— Он знает, что нам это выгодно. Это усилит наши позиции в борьбе с реформацией. А кроме того, я подготовлю к этому основание. У графа не будет причин сомневаться в ваших словах и не доверять нашим обещаниям.

— Хорошо.

Юлия устало провела рукой по лицу, и с этим жестом растворилась ее решимость. Она стала той, кем была всегда — женщиной, нуждающейся в мужчине. Графиня повернулась, чтобы взять шляпу и плащ. Обернувшись вновь к кардиналу, Юлия оказалась в объятиях Марка.

Он почувствовал, как дрогнуло и мгновенно напряглось ее тело. Оттавиани хотел было уже разомкнуть руки и отступить, но увидел, что взгляд Юлии, обращенный к нему, возвращается из немыслимого далека, становится теплее и мягче. Неспокойным, беззащитным движением она спрятала на его груди лицо. Как это уже было не раз — Юлия искала защиты у более сильного, стремясь отдалить миг, когда вновь останется одна. Марк склонился, нашел ее губы и долго целовал, потом коснулся поцелуем влажных ресниц и уткнулся в медно-рыжую макушку, вдыхая терпкий аромат волос.

— У нас еще есть немного времени… Пожалуйста, — прошептал он.

Юлия зажмурилась, отпуская набрякшие слезы, но отстранилась и постаралась говорить твердо:

— Это погубит нас. Я вернусь к вам, обещаю.

Марк отпустил ее. Пальцы скользнули по щекам, лаская и стирая соленую влагу.

— Я буду ждать вас, моя донна.

Кардинал взял из ее рук плащ и накинул его на плечи женщины. Юлия собрала волосы, надела шляпу и шагнула уже прочь от Марка, но тут же одним движением опустилась на колени:

— Благословите, святой отец.

— Во имя Бога Всемогущего Отца, и Сына, и Святого Духа.

— Прощайте, — обернулась Юлия уже у порога.

— До встречи, — покачал головой Марк.

Он не пошел провожать Юлию. Вместо этого Марк поднялся в спальню на втором этаже. Братья кармелиты закончили подготовку тела усопшего монсеньора. За не имением сменной одежды Роберто Ромоло Беллармино завернули в самую большую в доме простынь, какую удалось найти Женевьеве. Теперь монахи читали молитвы. Оттавиани недолго постоял у постели. Укутанное льном тело Великого инквизитора не вызывало ни малейшего движения души Генерала. Марк пытался пробудить в себе хоть какое-то чувство — радость или сожаление, освобождение или печаль. Тщетно. Ничего, кроме осознания свершившегося факта и вопроса, кого сделать следующим ассистентом Ордена. Кардинал коротко помолился о спасении души брата Роберто и вышел. Спустившись на первый этаж, Марк прислушался к тишине оставленного дома. Скоро на короткое время сюда вернется жизнь с лице отряда сбиров, а может быть и мальчишки Менголли.

В кабинете, где он разговаривал с графиней, Оттавиани обнаружил остатки вина в кувшине. Хватило на два бокала. Заканчивая второй, Марк понял, почему сцена в спальне второго этажа не тронула его. Все мысли кардинала занимала женщина, спешащая сейчас в порт.

Монсеньор Оттавиани ошибался. Графиня де Бельфор в эти минуты ехала вовсе не на побережье. Она и Пьер де Шане спешили в Рим. У восточных городских ворот они едва успели свернуть с дороги в густой кустарник. Мимо промчался отряд верховых, среди которых выделялась широкоплечая фигура Антонио ди Такко на крупной, под стать седоку, лошади.

— Ты не заметил… — начала говорить Юлия.

Пьер всматривался в спины всадников:

— Нет, синьора, его преосвященства среди них нет.

— Слава Богу, — вздохнула графиня.

Пьер с сомнением глянул на нее, но промолчал. Пропустив преследователей, они въехали в Рим. В городе синьора де Бельфор направилась к одному из заведений Теодоро. Своему спутнику Юлия дала поручение узнать, где кардинал Боргезе.

Еще через час Гуерино впустил синьору де Ла Платьер в личный кабинет кардинала-викария. К этому моменту Камилло успел справиться с недоумением и замешательством.

— Что привело вас на этот раз, синьора?

— Доброй ночи, монсеньор, — Юлия сняла шляпу.

— Этими же словами вы приветствовали кардинала Беллармино?

— Нет. Желать добра Великому инквизитору у меня мало поводов.

Боргезе помолчал, потом махнул рукой, приглашая ее занять кресло:

— Я слушаю вас.

— Я пришла говорить с будущим Папой.

— Вы так уверены в Божьем провидении?!

— Скорее в судьбе. Своей и вашей. И в том, что они связаны, — Юлия уверенно посмотрела на викария.

Брови монсеньора Камилло удивленно дрогнули, он покачал головой:

— Поразительно…

— А еще я уверена, что с моей помощью вы вернее достигнете предназначенного вам свыше.

— Вот как?! Полагаете, мне никак не обойтись без вашей помощи?

Кардинал снисходительно усмехнулся, но взгляд его остался серьезным и настороженным.

— Разве вам благоволят Великий инквизитор, Генерал иезуитов или… кардинал Монтальто?

— Эти трое занимаются своими делами, которых у них, благодаря вам, предостаточно.

— Скоро эти заботы оставят их. И они обратятся к вам. Сколько вероятных участников конклава проголосуют за вас, монсеньор?

— Каждый, кому Господь внушит сделать выбор в мою пользу. Вы не боитесь, что я прямо сейчас передам вас в руки инквизиции?

— Боюсь, — вновь удивила его Юлия прямым и честным ответом. — Но прежде, чем в эту комнату войдут слуги трибунала, я буду мертва.

В глазах женщины метнулся огонек отчаянной решимости. Боргезе задумчиво покрутил кольцо, знак сана, на пальце.

— По крайней мере ваш сын будет этим очень огорчен, — кардинал сделал паузу, наблюдая, как Юлия пытается справиться со странной смесью чувств, вызванных его словами, и продолжил: — Он так старательно... хранил вас все эти дни.

Когда до графини дошел весь смысл слов викария, ее охватил гнев. Но посмотрев на Камилло и не увидев на его лице и тени насмешки, она справилась с собой.

— Странно, — проговорила она.

— Что?

— Вы сказали хранил, а не... охранял.

Боргезе покивал головой:

— И то, и другое, пожалуй.

— Вы снова дарите мне важные сведения, монсеньор, — Юлия чуть склонила голову, выражая признательность.

Суровый взгляд кардинала смягчился:

— Вернемся к тому зачем вы сейчас здесь, донна Юлия.

— Мне нужна уверенность в том, что Святой Отец и вы, или только вы, поддержите мои притязания на корону Кастилии.

— Другими словами, вы пришли требовать, а не просить?!

— Обменять. Одну уверенность на другую. Я знаю что такое конклав. Вы можете целиком и полностью положиться на Божье провидение. Но я вам предлагаю средство убедить в его правильности тех, кто может сомневаться. Я передам вам сведения, — Юлия усмехнулась получившемуся анекдоту, — которые позволят вам узнать многое о ваших соратниках и о членах курии. Это не документы, но в умелых руках информация может стать весомым аргументом. Аргументом в поддержку Божьего провидения. Прочтите.

Юлия протянула Боргезе один из листов, исписанных рукой Теодоро. Викарий внимательно прочел рассказ о весьма нетривиальных потребностях одного монсеньора, которые тот регулярно удовлетворял в одном из остийских борделей.

— И о скольких… моих соратниках там написано? — заметно побледневший кардинал подозрительно прищурился.

— Не обо всех, монсеньор. Например, о Великом инквизиторе мои информаторы ничего подобного не смогли рассказать.

— А там только… подобное? — с оттенком разочарования спросил Камилло.

— О, нет, — легко рассмеялась Юлия. — Финансовые махинации, нарушение священнической присяги, тайные дети… Разное. Упоминаются имена свидетелей и тех, кто может так или иначе подтвердить сведения или предоставить доказательства, документы.

Вот теперь Юлия разглядела подлинный интерес в глазах монсеньора. Напряжение, сковавшее ее после первых слов Боргезе, немного ослабило свою хватку.

— Я не дам вам никаких гарантий, синьора. Вам придется положиться на мое слово, — он выжидательно посмотрел на собеседницу.

Юлия согласно склонила голову.

— Скажу вам только одно, донна Юлия, я разделяю вашу уверенность в том, что ваша судьба связана с моей, — Боргезе открыто смотрел в глаза графини. — И я очень ценю то взаимопонимание с монсеньором Оттавиани, которого мы достигли… благодаря вам.

Синьора де Бельфор сдержала вздох облегчения, но не стала скрывать блеска торжества в глазах.

— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство.

Боргезе удовлетворенно кивнул. И тут же, словно невзначай, спросил:

— А где же Роберто Беллармин?

— Он мертв.

— Вы… убили его?!

— Монсеньор, — Юлия покачала головой, словно укоряя Камилло за недостойное предположение, — можно сказать, его убила собственная совесть или, что вернее, то была Божья кара.

— А тело?

— Скоро его привезут в Рим.

— Ко всему прочему вы еще и скромны, синьора. Ступайте, — кардинал поднялся, давая понять, что ее время истекло. — Через четверть часа я сообщу Менголли, что вы были у меня.

— А причина моего появления?

Камилло задумчиво посмотрел в потолок:

— Ну, скажем… шантаж.

Юлия усмехнулась:

— Мы еще увидимся с вами, монсеньор.

— Надеюсь на это, — в тон ответил викарий и уже серьезно добавил: — Благослови вас Господь.

Несколькими минутами позже два всадника помчались по пустынным предрассветным улицам к западной окраине города, чтобы там выехать на дорогу к порту Чивитавеккья.

Через четверть часа после ухода синьоры де Бельфор кардинал Боргезе, как и обещал, отправил Гуерино к монсеньору Монтальто с сообщением о появлении беглянки. Менголли передал викарию благодарность и распорядился отправить в город сбиров и стражу. Подумав, он послал гонцов по дорогам во все близлежащие порты с приказом требовать у отплывающих пассажиров особое разрешение.