Для того, кто умел верить... (гет)

— Немногие служат мне так преданно, как ты, Сэ-эверус, — протянул Волдеморт, поднося поближе к подслеповатым глазам увитые тонким почерком писцов семнадцатого века допросные листы. Его серые пальцы держали документ ловко и уверенно: сказывался опыт приказчика антикварной лавки. Маггловская бумага, которую использовали те, кто допрашивал графиню Батори, была дорогой и качественной, и потому прекрасно сохранилась. Волдеморт поднял один из листков повыше и посмотрел на просвет: в ярком свете колдовских свечей чётко вырисовывались очертания филиграни[1]. Крест, якорь и сердце. Вера. Надежда. Любовь.

«Старьёвщик!» — с отвращением подумал «Сэ-эверус», надёжно укрытый своим невидимым щитом. А «старьёвщик», рассмеявшись сухим, каким-то колючим смехом, опустил документ на стол и отряхнул от вековой пыли свои призрачные пальцы.

Снейп ещё раз взглянул на документы: стремительный старинный почерк выглядел красивым, но абсолютно нечитаемым. Витиеватые строчки убегали в бесконечность, храня свою страшную тайну — тайну рецепта легендарного Эликсира Вечности, чья история уходила во тьму веков, к подножию египетских пирамид и развалинам ассирийских дворцов, и стекалась тонкой нитью к замку Чейт, владениям Кровавой графини. Мельком упоминался Эликсир в старинных тёмных манускриптах; вслух о нём не говорили; Северус догадывался, что в тех научных кругах, в каких он вращался, кое-кто мог слышать об Эликсире, но не смел признаться в этом. Да и зачем? Сколь бы мучительно-манящим не было бессмертие, плата за него являлась слишком чудовищной. К тому же упоминания были редки и отрывочны, а сами авторы тёмных трудов по зельеварению не особенно верили в то, что под этой легендой скрывается хоть какая-то фактическая основа. Но профессор Снейп, декан Слизерина, посвящённый во многие тайны древних родов, Упивающийся Смертью, знакомый не понаслышке с тёмными искусствами, знал: самые страшные и странные сказки оборачиваются явью, стоит лишь внимательнее всмотреться в них.

— Немногие служат мне так преданно, как ты, Сэ-эверус, — повторил Волдеморт, — очень немногие. Твоя служба будет достойно вознаграждена. Это… — некоторое время он подбирал слова, — эта заслуга оценена мною особенно высоко!

Снейп скромно склонил голову.

— Я поклялся служить вам, повелитель. И служу, чем могу и как могу.

— А можешь ты очень многое! — в глазах монстра мелькнули жадные искры, — Тебе, лучшему зельевару Британии, если не мира, под силу восстановить этот рецепт!

Шипящий голос Тёмного Лорда слегка дрогнул — его волнение, неподдельное и глубокое, было слишком велико. Бог ты мой, это же надо так страстно любить собственную персону! Волдеморт всю свою жизнь находился в поиске способов достичь бессмертия; теперь же, когда восстановленное тело оказалось отнюдь не столь крепким и выносливым, как того хотелось бы его темнейшеству, нужда в новом методе взять штурмом мироздание стала ещё более настоятельной. Философский камень, Дары Смерти, тайны даосских мудрецов — все варианты перебирались Тёмным лордом в надежде на победу над человеческой природой. И в критической ситуации Северус решил воспользоваться этими лихорадочными метаниями лорда, прибавив к списку панацей от смерти Эликсир, обещавший телу цветущее здоровье и молодость, счастливое и полное бессмертие.

— Я надеюсь на удачный исход эксперимента, мой Лорд, — ответил Снейп, спокойно встречая горящий взгляд змеиных глаз.

— Да ведь тебе самому интересно поработать над таким великолепным по сложности проектом! Я угадал?

Откровенное веселье на этой змеиной морде вызывало отвращение. Оно было неправильным — Волдеморт и сам вскоре понял, что вышел из роли. Обыкновенно он был Великим и Ужасным Тёмным Лордом, Повелителем, величественно-трагичным героем древнего эпоса, вихрем ворвавшимся в современность из тьмы веков. Это была главная, излюбленная маска Тома Риддла. Разыгрывать спектакли ему безумно нравилось; это стало необходимостью, единственной формой взаимодействия с людьми; и всё-таки он периодически сбивался с тона, этот Нерон магического мира.

Но иногда, под влиянием безумного вдохновения, Тёмный лорд всё ещё бывал очень убедителен; ореол могущественной силы, исходившей от него, напоминал о том мрачновато-героическом образе, который прежде привлекал пылкие сердца и покорял самые сильные и расчётливые умы. Но со времени своего последнего возвращения Тёмный Лорд всё чаще и чаще напоминал злодея из второсортного маггловского боевика, где главную роль играют спецэффекты[2].

Возможно, так казалось лишь Северусу, который знал о Волдеморте слишком много; во всяком случае, сам профессор исполнял свою опостылевшую роль безупречно.

— Как и всегда, мой Лорд, — голос Снейпа звучал почтительно и уверенно. Как и всегда…

— Ты немногословен, Сэ-эверус, зато много действуешь. Хорошо иметь такого слугу.

Волдеморт задумчиво окинул взглядом библиотеку: рабочий стол, за которым сидел он сам, заваленный бумагами и тяжёлыми фолиантами, старинными и не очень; витражные окна с родовыми гербами; книжные шкафы за стеклянными дверцами, в глубине которых играли отблески светильников и слегка искажённые отражения интерьера. Эти шкафы не были особенно интересны. Те собрания, что скрывались за более или менее безобидными изданиями на открытых полках, собрания, спрятанные в тайниках, были куда значительнее. Но даже в этой великолепной коллекции, которую поколения Малфоев пополняли и лелеяли в течение многих веков, не было ничего вразумительного об Эликсире Вечности. Поистине драгоценными являлись сведения, добытые Снейпом. А размотать эту нить он смог, по его словам, пользуясь материалами библиотеки Блэков на Гриммо. И, по его же свидетельству, от этой сокровищницы уже ничего не осталось.

— Я думаю о том, какое наследие мы потеряли, Сэ-эверуссс, — прошипел, сужая глаза, Тёмный Лорд, — Эти документы с рецептом могли быть уничтожены. Поразительная удача, что этого не произошло. Библиотека Блэков, их коллекции артефактов… — красные глаза остановились на лице Снейпа с явным обвинением, — всё это было уничтожено, стёрто с лица земли, и вы, мои слуги, допустили это.

Снейп вновь склонил голову. Он мог вспомнить, что Тёмный лорд сам отдавал ему приказ не препятствовать — и даже участвовать, — в уничтожении особо опасных вещей, попадавших в руки Ордена, дабы не «раскрываться» перед Дамблдором. Но, разумеется, повелитель об этих своих приказах благополучно забыл, и в любой момент обвинение в потере «наследия» могло разрастись до размеров опалы. Попытка же защититься равнялась смертному приговору…

— А сколько семейств, помимо Блэков, пострадали во время Первой войны? Сколько драгоценностей пришлось кинуть в пасть Министерства Малфоям или Мальсиберам, чтобы выкупить себе право на существование? Из-за этого тёмные искусства откатились на многие века назад. И некоторые потери нам уже никогда не восполнить…

О Мерлин, только не это! Волдеморт мог говорить на эту тему часами… днями… Его речи всегда находились где-то на грани истерики — море эмоций, ни капли чувств, — и были полны сложных конструкций, иногда гениальных, но всё чаще — бессмысленных. Говорить — и высказывать мысли, — мог только он сам, но собеседник был необходим, чтобы трепетно внимать откровениям и изредка откликаться, словно эхо, на витиеватые монологи. Новичков эти «вдохновенные» речи приводили в восторг: им казалось, что Тёмный Лорд доверяет им, возвышает до себя, посвящает в свои великолепные идеи. Но Северус давно знал: в такие часы их повелитель не высказывал ничего нового, важного или интересного, он всего лишь изливал свою больную душу, оставляя собеседнику напоследок лишь усталость и опустошённость. Каждый раз, когда Северус попадал на «разговорчивое» настроение Волдеморта, он чувствовал себя измученным и обессиленным, точно после выматывающей, но бессмысленной работы.

Но, к счастью, Тёмный Лорд замолчал. Он ждал ответа.

— Это война, мой Лорд. Взамен того, что мы потеряли, создано новое. Вспомните о своих открытиях. Практически все области, где вы добились успеха, являлись неразработанными, едва намеченными, забытыми… или даже вовсе не существовали. А теперь?

Волдеморт величественно махнул рукой, словно отметая свои заслуги, которые Северус, надо сказать, нисколько не преувеличил. По сути, это была не похвала, а констатация факта; Снейп никогда не унижался до лести без самой крайней необходимости. То была не его роль. Тёмному Лорду нравилось видеть в качестве своей правой руки сурового и молчаливого человека-статую, чьи блестящие таланты были тщательно скрыты под ледяной и отталкивающей оболочкой, аскета, служителя идеи. Он оттенял величие и очарование самого Волдеморта, не затмевая его. Поэтому даже червоточинка происхождения — ведь Снейп не был чистокровным, — необыкновенно ему шла; Принц-полукровка являлся персонажем, идеальным в своём несовершенстве.

Его роль была тщательно продумана и отыграна. Снейп ненавидел её.

— Следует отметить твою деятельность, Сэ-эверус. В стеснённых условиях ты работал весьма неплохо, — Волдеморт подозрительно быстро сменил гнев на милость, — Тот же антиаппарационный мешок, отличный от защиты Хогвартса… наши бойцы ещё не научились достаточно хорошо применять его, но это дело времени. Как и его дальнейшая разработка, не так ли? Мешок… или скорее мантия. «Мешок» — это так грубо. Я не хотел бы прятать Великобританию в мешок… набросить мантию на остров — вот что было бы прекрасно.

Северус медленно, понимающе кивнул, и от мысли о масштабах предстоящей работы у него начала болеть голова. Всё-таки Дамблдор был неправ: основа личности Тёмного Лорда — не жестокость и не озлобленность на несправедливый мир. И даже не страх. Это — алчность.

Между тем Волдеморт вновь собрался, сосредоточившись на самой насущной для него проблеме, и побарабанил пальцами по столу.

— Итак, теперь дело лишь за тем, чтобы создать условия для приготовления Эликсира Вечности. После можно задуматься и о совершенствовании мантии.

— Да, мой Лорд. Переводчик с венгерского ждёт, когда можно будет приступить к работе; необходим более тонкий перевод, чем первый набросок, — он коснулся исписанных быстрым современным почерком листов, лежавших на столе перед Тёмным Лордом, пока тот разглядывал оригиналы документов.

— Он ждёт с нетерпением, я думаю! — с жестокой насмешкой проговорил Волдеморт, — его необходимо будет уничтожить. А участники этого действа… ты сказал, от них можно не ждать предательства?

— Да, мой Лорд.

— Но… Obliviаte можно отменить, если появится большое желание. У венгерских авроров оно явно велико!

— А смерть их нельзя отменить, мой Лорд.

В красных глазах отразился страх, тот безумный, первобытный страх смерти, что толкал Тома Риддла на путь тьмы и довёл до теперешнего состояния. Страх мелькнул лишь на мгновение и утонул в алом безумии, но Северусу этого было достаточно. В притворном неведении идеальный слуга жестоко и тонко ранил своего «повелителя» — и прекрасно об этом знал.

— То были мелкие сошки, мой Лорд, расходный материал в организации. Они выполнили свою функцию, а надёжность и тайна — прежде всего.

Это было правдой, хотя и не полной. По всей Европе, а уж Восточной и Южной особенно, набралось не так уж много сторонников Тьмы, готовых следовать за английским Тёмным Лордом. Нет, разумеется, в лесах и болотах, в отшельнических поселениях и волшебных кварталах городов этого богатого магическим населением края таилось немало адептов чистокровности и тех, кто практиковал тёмные искусства, но редкий представитель этих стран желал быть втянутым в большую войну. Здесь слишком много наворотил Гриндевальд, а магглорождённым были памятны преступления нацистов. Собственно, они были правы, не желая связываться — ведь те горячие головы, тех-то редких магов, которых привлекала слава Волдеморта, и оставил Снейп в безвестной могиле в венгерских лесах, сохранив лишь того, кто мог служить переводчиком. Но и ему оставалось жить не долго, пусть пока что он и не догадывался об этом, как и об участи своих товарищей. Впрочем, все они должны были понимать, на что идут, и не обольщаться обещаниями достойной награды за ограбление архива; хотя Северус не лгал им и своё слово сдержал — ведь под «достойной наградой» он подразумевал быструю и лёгкую смерть. Это был дар, о котором он не смел мечтать для самого себя.

— Итак, с этой стороны всё в порядке. Документ с рецептом можно копировать?

— Нет, мой Лорд, на него наложены специальные чары. С ними можно было бы разобраться…

— Не стоит тратить время. Возможно, после, если тебе интересно… Но в данном случае необходимости нет. Я не хочу, чтобы столь ценная информация оставалась здесь, в Малфой-мэноре: не доверяю нашему скользкому другу. В Хогвартсе будет надёжнее. Там же будет твоя лаборатория.

— Да, мой Лорд.

— Тебе будет необходим… материал.

— Безусловно, мой Лорд. Много материала. Всё же есть риск, что успеха мы добьёмся не с первого раза, так что…

— Ах, придётся оставить Фенрира почти… без развлечений! Я правильно понял тебя, Сэ-эверус?

— Как и всегда, мой Лорд. Материал должен быть в хорошем состоянии, без увечий. От этого будет зависеть результат.

— Что же, им придётся потерпеть! Фенрир уже излагал мне свои планы… ты улыбаешься, Сэ-эверус?.. полагаю, свои планы он излагает всем, кто желает слушать?

— И всем, кто не желает, мой Лорд.

— Этой твари следует помнить своё место, — отбросив шутливый тон, проговорил Волдеморт, — он может, конечно, воображать, что я жажду заполонить весь свет кусачими блохастыми образинами вроде него, но ты понимаешь, Сэ-эверус… ты понимаешь.

— Да, мой Лорд, — кивнул Снейп, — понимаю.

— Интересы магической аристократии и нашей организации — в приоритете… прежде всего. Так. Что ещё необходимо для нашего эксперимента?

— Те магглорождённые, мой Лорд, что должны были поступить в Хогвартс в этом году — они приедут туда, так что… их можно будет использовать. Равно как и отпрысков тех, кто не подтвердил свой Статус Крови.

— Маленькие грязнокровки… разве это подходящий материал?

— Более чем, мой Лорд. Судя по беглому переводу, который сделал этот венгр, Батори добилась успеха именно… в работе с детьми, причём большинство из них были с грязной кровью; она устроила в своём замке нечто вроде школы магии и этикета, поэтому родители везли к ней своих дочерей на обучение, а Батори… использовала их в своих целях. Ей удалось восстановить рецепт… но не удалось сохранить тайну, и воспользоваться результатом работы ей не позволили. В остальном же… В зельеварении первостепенное значение имеет состояние ингредиента — в данном случае, их здоровье и юность. Их родословная грязна, но кровь — в физиологическом плане, — чиста. Чище, чем у взрослых. Используем же мы в зельеварении магических — и не только магических, — существ.

Это был опасный момент. Северус считал большой удачей тот факт, что Дамблдор его не слышит и уже не услышит — портреты-то на легиллеменцию не способны. Но Тёмный Лорд обладал своеобразным умом, и взгляд учёного — трезвый и лишённый идеологической шелухи, — некогда был свойственен ему. Было время, когда многоликий Волдеморт представал перед своими сторонниками и кандидатами в сторонники именно в этой маске — великого учёного, который ради науки и знания перешагнул установленные слабыми, безвольными моралистами рамки; учёного, очарованного стройностью, сложностью и силой Тёмных искусств, заключавшихся не только и не столько в кровавых убийствах, о которых они говорили сейчас.

Красные глаза скосились на край пергамента, окинули комнату и вперились прямо в лицо собеседника, спокойное и бесстрастное, как если бы он вёл рассказ о новом зелье на каком-нибудь научном форуме, и ничья жизнь не зависела от его слов.

Ставшую угнетающей тишину прорезал неприятный смешок.

— Превосходно иметь дело с учёным, Сэ-эверус! Так скучно общаться с людьми, чьи познания ограничиваются одним «круцио», а взгляды… хм… не отличаются широтой… Я полагаю, тебе следует оставить в школе, — на особом положении, разумеется, как мы оговаривали ранее, — всех маленьких грязнокровок. Пожалуй, твоя идея нравится мне существенно больше, нежели предложения нашей сторонницы из Министерства Долорес Амбридж и этого бородатого викинга, как его… Ранкорна.

«Ну разумеется, ненасытная ты тварь! На это-то я и рассчитывал, для этого и убил двенадцать человек!»

— Ранкорн надеется выслужиться и получить Тёмную Метку, мой Лорд.

— Все надеются выслужиться, все ждут лишь наживы и повышений, — печально вздохнул Волдеморт, откидываясь на спинку высокого кресла, благодаря искусной резьбе напоминавшего трон, — я вижу сотни протянутых рук, жаждущих славы, величия, мести… И только ты приносишь мне больше, чем получаешь в награду. Молчи, Сэ-эверус. Я знаю, что ты скажешь: Хогвартс. Мне нравится, что ты заставил остальных думать, будто принять пост директора было твоим самым пылким желанием. Но я знаю правду… я знаю, как тягостно тебе исполнять эти обязанности, отвлекающие тебя от главного — от искусства… Ты не знаешь радости, ты не знаешь истинной награды, мой верный профессор. Но будь уверен, Сэ-эверус, однажды я сумею достойно вознаградить тебя за преданную службу.

«О да, совсем как я вознаградил тех глупцов! Но вы удивитесь, мой самозваный лорд, я действительно буду рад. И сумею принять свою смерть достойнее, чем вы — свою»

Снейп покинул торжественный сумрак библиотеки Малфой-мэнора, унося с собой папку с документами, стоившими жизни стольким людям — невинным и не очень.

[1] Филигрань (водяной знак) — особый рисунок на бумаге, видимый на просвет. В Западной Европе в XIII — XVIII веках в процессе изготовления бумаги использовались специальные формовочные сетки, а на этих сетках методом филиграни (припаивания к сетке рисунка из тонких проволочек) создавались различные изображения: гербы, литеры, эмблемы. Теперь при помощи этих знаков, отпечатавшихся на бумаге, можно примерно датировать документ. Волдеморт же здесь просто развлекается: альбома-то с филигранями XVI-XVII веков у него под рукой нет, а помнить наизусть все особенности маггловской бумажной символики он не может, даром что Тёмный лорд. Кстати, в моих фанфиках в волшебном мире используется бумага, а не пергаменты. Пергамент — слишком дорогой материал для ученических эссе и подобной ерунды. И, в конце концов, книги-то они явно бумажные использовали — не на пергаменте же с рукописным текстом распространялись массовые издания, вроде бессмертных творений Локхарта и школьных учебников! Упоминание пергамента — один из самых крупных просчётов госпожи Роулинг, на мой взгляд.

[2] Это сравнение имеет исторические корни. Советский публицист Михаил Гус приводит в своей книге «Безумие свастики» отрывок из воспоминаний дипломата В.Г.Путлица — «По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)», — где тот сравнивает Гитлера, который вырядился во фрак и пытался изображать аристократа на очень важном банкете, со «слегка помешанным комедиантом из третьеразрядного варьете». Справедливости ради следует отметить, что в самих воспоминаниях Путлица, опубликованных в Интернете, этой фразы нет (то ли вырезали, то ли…). Но сравнение мелькнуло, зацепило, так что я заменила «третьесортное варьете» на более подходящий 1990-м годам «второсортный боевик» и вставила в текст.