Что-то придется менять (джен)

Дулась Гермиона самозабвенно и с полной самоотдачей. О, если что-то она и умела, то именно это! К тому же, что еще ей оставалось делать, если, придя в туалет, она поняла, что сумку-то оставила в спальне, а значит, и ее настольная книга, Борей Брейд, тоже там? Ну не бегать же от туалета до спальни и обратно, чтобы страдать с комфортом! Это совсем уж глупо получается. Только и оставалось, что сидеть и жалеть себя. Все-таки, день совсем не задался. Вот просто совсем.

Ее хватило примерно на час. После этого она начала тихо хихикать над собой, уж больно нелепая ситуация получилась. Ну вот, все как всегда. Даже обидеться на весь мир — и то не получается. Где-то за дверью стало шумно. Это, должно быть, закончился первый урок. Вот сейчас как раз самое время выйти и влиться в учебный процесс. Отсутствие на Гербологии она потом объяснит Больничным Крылом, ну, или просто попробует поплакаться профессору Спраут... на что-нибудь. Не на Паркинсон же... Спраут, вроде бы, добрая, с ней этот номер может и пройти. А сейчас надо быстренько сбегать в спальню за сумкой, и...

«И» не получилось.

В туалет влетело нечто заплаканное в гриффиндорской форме, судя по росту, первокурсница, метнулось в одну из кабинок, заперлось изнутри и зарыдало. Гермиона постояла, прислушиваясь к себе. Что победит: здравый смысл или нездоровое любопытство и потребность отыграть роль? Пока что любопытство лидировало с большим отрывом.

И в конце-то концов, она уже прогуляла один урок, что мешает ей прогулять еще один? На задворках сознания что-то подсказало: «гнев декана», но она решила разбираться с последствиями тогда, когда они наступят. Всего один урок, никто от этого не умрет, верно?

— Эй, — тихо сказала Гермиона. Подождала немного и чуть громче сказла, — Эй! Ты чего не на уроках?

Содержимое кабинки затихло было, зашмыгало носом и собралось что-то сказать, но зарыдало с новой силой. Кажется, там настоящая истерика, ничего себе.

— Может, тебе воды принести или еще чего-нибудь?

— Дидада, — гулко отозвалась кабинка.

— Что? Прости, не поняла.

Дверца кабинки открылась, явив миру опухший красный нос. Обладательница носа высунулась все-таки наружу и почти членораздельно сказала:

— Не надо.

Кстати, это оказалась Лаванда Браун. Ну, собственно, выбор был небольшой: либо эта, либо темненькая такая, у которой еще сестра в Рейвенкло. И дверь захлопнула обратно.

— Ну хоть чем-нибудь я могу помочь?

— Да! Уйди! — всхлипнула Лаванда из кабинки.

— Да пожалуйста, — усмехнулась Гермиона, но, конечно, никуда не ушла, а устроилась поудобнее в ожидании.

В кабинке активно жалели себя, ревели, вздыхали, выли, еще ревели и так далее по кругу. Вот у кого надо учиться страдать, оказывается! Кто бы мог подумать, что у болтушки Браун такой потенциал?

За дверью походили и перестали. Значит, опять началось занятие. Браун наконец-то перестала рыдать совсем уж в голос, и Гермиона сочла возможным выдать свое присутствие.

— Наревелась? Рассказывай теперь.

— Ты не ушла?! — возмутилась Лаванда.

— Как видишь. Не могла же я тебя бросить в таком состоянии.

— А вот и могла!

— Раз не бросила, значит, не могла, остальное ерунда. Так что у тебя случилось?

— Ты слизеринка. Я не могу тебе рассказать.

Ну вот, началось.

— Почему не можешь? Что я, по-твоему, могу сделать плохого с твоим рассказом?

— Ты можешь надо мной посмеяться.

— Обещаю, что не стану, — «при тебе», мысленно добавила Гермиона.

— Ты можешь всем рассказать, что я плакала.

— Во-первых, я и так могу, не зная причины, а во-вторых, думаешь, они сами не догадываются?

Из кабинки снова донесся протяжный всхлип, грозивший перейти в новую порцию рыданий.

— Может, тебе все-таки водички?.. Нет?.. Слушай, давай заключим сделку. Я никогда никому не говорю, что видела тебя сегодня здесь, а ты за это рассказываешь мне, что там у тебя случилось.

— Зачем я буду тебе это все рассказывать?

— Ну, возможно, тебе нужно выговориться. А может быть, не помешает взгляд со стороны. А я — это уж точно взгляд со стороны, согласись.

— Ладно, — вздохнула Лаванда, наконец-то вылезла из кабинки и тут же метнулась к зеркалу. — Ой, какой у меня вид!

В этом, конечно, была изрядная доля кокетства. У Гермионы вот такого вида все равно не будет, хоть плачь, хоть не плачь, но она же не переживает. А о том, как она чуть не впала в истерику из-за остриженных волос, не стоит вспоминать, ну правда.

— Мне сказать тебе, что ты красивая, что ли? Без меня разберешься, не слепая вроде.

Лаванда посмотрела на нее непонимающим взглядом, но потом, видимо, решила не обдумывать сказанное и без предисловий взялась за изложение своей большой беды.

— Это все из-за Уизли!

— Которого? — уточнила Гермиона. Она не знала их всех в лицо, но успела усвоить, что Уизли в школе как-то утомительно много.

— Из-за Рона, конечно! Так вот. У нас сегодня были Чары, меня поставили в пару с ним, и он сказал...

— А что вы отрабатывали-то?

— Вингардиум Левиосу, да какая разница! Главное, у меня не получилось, у него тоже, и он сказал, что это все из-за меня, что я его отвлекала, и я болтушка и сплетница, и я невыносимая и поэтому со мной никогда не будут мальчики дружиииить, — заголосила было она, но все-таки удержалась.

— Мерлин, какая чушь. И вот из-за этого ты тут столько времени ревела? Ты же сама знаешь, что это чушь.

— А вдруг из-за того, что я болтушка, со мной правда мальчики дружить не будут?! И я тогда останусь старой девой, и буду страшная и некрасивая, как тетка Лиз, и...

— Да ну, тоже ерунда. И между прочим, знаешь, что я думаю?

— Что?

— Я думаю, ты просто нравишься этому Уизли, вот что!

— С чего ты взяла? — удивилась Лаванда.

— Ну как же, это известная вещь: когда маленьким мальчикам нравятся девочки, они их дергают за косички и всячески обижают, чтобы привлечь внимание. Это потом они учатся дарить цветы и все такое, а сначала что умеют, то и делают.

— Ты правда так думаешь? — обрадовалась было Лаванда, но тут же снова помрачнела. — Ты извини, конечно, но что ты-то об этом можешь знать, ты же...

«Страшная лохматая заучка с большими зубами? Спасибо, я в курсе».

— Я теоретик, — важно заявила Гермиона. — А теоретикам виднее. Точно тебе говорю.

Возможно, через пару-тройку лет Лаванда вспомнит этот разговор и уверует, что Уизли от нее без ума. Возможно, она даже захочет осчастливить его своей благосклонностью. Какая гадость. Заслуживает ли Уизли такой гадости? О да, безусловно!

По замку тем временем начал распространяться аромат печеной тыквы, и Гермиона внезапно поняла, что у нее уже сводит живот от голода. Она же сегодня даже не позавтракала!

— Знаешь что? Давай-ка мы пойдем в Большой Зал. Там как раз пир должен начаться. Ну, вперед.

— Не командуй! Пойду я, пойду, только вот причешусь сначала. Подождешь?

И Гермиона подождала пять минут. Потом еще пять и еще пять. Потом ее терпение лопнуло, и она вышла из туалета одна. В замке явно что-то происходило. Шумели ученики, проходили где-то по коридорам целые толпы, покрикивал на первокурсников староста — кто-то из Уизли. А потом совсем близко послышались шаги. Эту походку Гермиона знала точно. Декан!

Она спряталась за статуей грифона чуть дальше по коридору — не хватало еще объясняться с деканом, почему она здесь! Лучше сначала выяснить, что вообще происходит. Профессор Снейп стремительно пронесся мимо, а следом за ним выскочили Поттер и Уизли.

— Он на третий этаж отправился, — взволнованно начал Поттер. Он следит за деканом? С какой стати?! Тут Уизли прервал Поттера.

— Тихо. Чувствуешь запах?

Поттер принюхался и закашлялся. Гермиона принюхалась и сумела не закашляться, но ей просто повезло. Что это за вонь? Что это за шаги? Кто-то из курса ЗОТИ точно обладал омерзительным запахом. Мерлин, неужели это... тролль? В замке?! Рон показал пальцем куда-то налево, в боковой проход, но Гермионе было не видно, что там. Не то чтобы она горела желанием увидеть. Запах стал совсем нестерпим, и из бокового прохода медленно прошаркала здоровенная туша с дубиной в руке. Поттер и Уизли старательно вжимались в стену. Тролль дотащился до двери в туалет, где, должно быть, все еще прихорашивалась Лаванда, подумал немного и зашел внутрь.

-... давай его запрем... — послышался Гермионе обрывок фразы Поттера. И тут из туалета донесся душераздирающий визг.

— Лаванда, — хором вскричали Поттер и Уизли и бросились внутрь туалета. Гриффиндорцы на всю голову. Эта махина ведь их убьет и не заметит! Она почти вышла из ступора, в который впала от страха, и побежала дальше по коридору, вслед за деканом. Кажется, она никогда в жизни так не бегала! Раздававшийся сзади грохот и вопли «беги» подстегивали ее, и она разогналась так, что чуть не врезалась в профессора Снейпа.

— Мисс Грейнджер, — резче обычного начал он, но ей было не до субординации.

— Там, в туалете... Поттер, Уизли, Браун и тролль, — вот и все, на что ей хватило дыхания, но профессор понял ее и устремился к месту происшествия, на ходу бросив:

— С вами разберемся позже.

Стараясь не попадаться профессору на глаза, она двинулась следом за ним. Не то чтобы она рвалась поучаствовать в битве с троллем, но рядом с профессором она чувствовала себя достаточно спокойно, чтобы поинтересоваться, чем все кончилось и все ли живы. Единственное, что очень не нравилось ей прямо сейчас, это то, как декан прихрамывал. Когда они подошли к туалету, оттуда раздался вопль «Вингардиум Левиоса», явно в исполнении Рона, потом звук удара и хруст, потом звук падения чего-то очень большого и наступила тишина.

Профессор Снейп вошел внутрь и спокойно спросил:

— Мистер Поттер, мистер Уизли. Могу я поинтересоваться, что тут происходит?

Что-то слабо вякнула Браун, и Гермиона наконец удостоверилась, что в живых остались все трое. Больше ей здесь явно нечего было делать (не то чтобы она хотела разговаривать с деканом о своем поведении прямо сейчас), к тому же вдалеке послышались шаги и голоса, принадлежавшие профессорам МакГонагалл и Квиреллу, так что она почла за лучшее быстро свернуть в боковой проход, а оттуда всего два пролета до выхода в Холл, а там и до подземелий рукой подать. А в гостиной Слизерина, между прочим, Паркинсон. И ее, конечно, нельзя прямо сейчас оттаскать за волосы, зато можно ей мило улыбнуться и сделать вид, что ничего такого и не произошло. В какой-то мере это правда: на фоне случившегося за последние полчаса неудачная стрижка определенно меркнет.