Re animae (гет)

К середине ночи Хогвартс напоминал военный госпиталь. Ученики и преподаватели ходили в бинтах и в пятнах зеленки и йода. Но уныния в рядах защитников не было. Замок они отстояли и предвкушали завтрашний праздник. Они были молоды, жизнь продолжалась, и, как сказал Джек, жизнь, оказывается — чертовски интересная штука.

Эльфы, разобравшись с крысиными трупами и очистив все полки, полы и стены до блеска, принялись готовить ужин. Так как все были заняты уборкой Подземелий или бинтовались у Гермионы, то эльфы решили, что не нужно пытаться собрать людей в Большом Зале. Они приготовили ужин, с легкостью склепали сотню-другую коробочек из картона и, разложив по ним скромную пищу, взгромоздили коробочки на тележки. Интересное зрелище можно было наблюдать в коридорах Подземелий — старшекурсники, что покрепче, толкали перед собой тележку с коробочками, где на самом верху пирамиды балансировал домовой эльф и раздавал ужин каждому, кто встречался им на пути.

Еще более интересное зрелище представляла миссис Норрис — она купалась во внимании и славе. Непрерывно урчала и терлась о теплые руки лобастой кошачьей головой. И у кошек бывает свой звездный час.

Джек принес Гермионе коробочку с едой, и она с интересом заглянула туда — печеная картошка, кусочек жареной рыбы, овощи, овсяные лепешки. «Дары моря, дары гор. Откуда это взялось?» — пыталась вспомнить Гермиона, но так и не вспомнила. Они освободили стол, заварили крепкого чая, и Гермиона кинула в чашку пять кубиков сахара — пусть приторно сладкий чай напомнит ей о Снейпе. Но Снейп и сам пришел, верно, что-то почувствовал и решил быть живым напоминанием. Он устал, и его изрядно покусали крысы, которые, конечно, кусали то, что могли достать — его длинные худощавые ноги. Снейп подумал, что дни становятся какими-то бесконечными. Это раньше пролетали — и заметить не успевал — такие одинаковые, такие спокойные. А сейчас — то пожар, то крысы. Какие еще бедствия успеют посетить Хогвартс до понедельника? Северус мотнул головой, пытаясь не думать о наводнениях, землетрясениях, нашествии пикси и нападении темных магов. Откуда взяться темным магам? А откуда взялись на многострадальный Хогвартс крысы? Джек сбегал за ужином Директору, хотя тот и не просил. Северус уселся, нет, почти упал в кресло и сидел молча. Джек положил коробочку на стол и вопросительно глянул на Гермиону.

— Да, Джек, беги, конечно, вроде бы всех перевязали. Если кто и остался — я сама справлюсь. Беги. Спасибо.

И Джек оставил их в опустевшем лазарете вдвоем.

Гермиона подошла к Северусу, отдала ему чай и присела на подлокотник. Она задумчиво гладила Снейпа по голове, как ребенка, и бормотала:

— Бедный ты мой, бедный…

— Устала?

— Очень. Мне сегодня всю ночь будут сниться крысы, бинты и укусы. Но я надеюсь заснуть так крепко, чтобы ничего не вспомнить. Северус, тебе тоже досталось?

— Да. Ноги. Мерзкие твари.

— Давай я посмотрю.

— Посмотришь. Потом. Поужинаем и пойдем ко мне. Где твой эльф?

— На кухне. Он скоро будет.

Они так и сидели в одном кресле и ужинали. Гермиона почувствовала, как проголодалась, только когда добралась до еды. Она пыталась очистить печеную картошку, но махнула рукой и так и ела ее в мундире, чуть теплую. Кожура слегка горчила.

В лазарет поминутно забегали — Рон с Гарри, Бернард с Макгонагалл, Джеймс и Хьюго — проведать мисс Грейнджер. Может, нужно было соскакивать с кресла с падающей из рук коробочкой и заливаться румянцем… Может быть… Но Гермиона спокойно сидела рядом со Снейпом, а тот вообще не смотрел на входящих, целиком поглощенный очищением маленьких картофелин. Да и ничего такого не было в том, что два героя войны с Волдемортом и победители полчища крыс сидят и ужинают на одном кресле, а не в разных углах на кроватях. Сидеть-то больше и негде было. Ножки разломанного стула уютно трещали в печке. Было и тепло, и спокойно, и Гермионе хотелось, чтобы это длилось вечно — теплое плечо Снейпа, горячий чай, жаркий гул в печке, стены Хогвартса. И она понимала Фауста, что хотел остановить мгновение. Гермиона прислонилась к Снейпу, но он продолжал копаться в коробочке. Тогда она уткнулась в его шею, теплую, уютную и пахнущую полынью.

Потом они шли по коридорам, и Снейп держал ее за руку у локтя, будто она куда-то могла сбежать, Гермиона пыталась высвободиться, но Северус не отпускал ее. Ей показалось, что она снова учится и взорвала пару котлов или стащила из личного хранилища Снейпа десяток редкостных ингредиентов, и потому Снейп тащит ее в Подземелья на взыскание.

Летели под ногами камни, Снейп по-прежнему держал ее за руку. Он сам не хотел отпускать Гермиону. И он не хотел отпускать ее совсем, но признаваться в этом было незачем. Директор точно знал, что она никогда не удовольствовалась бы нарезанием корешков и листьев. Даже, если она и вправду его любит, а Снейп и верил в это, и нет. Да он и сам бы не хотел, чтобы она ходила как тень по Хогвартсу, зная, что может большее. Чтобы растворилось в рутине ее упрямство, и перестали загораться глаза. Чтобы… да неважно, ей не было места в Волшебном Мире, ему — в маггловском. И она не заменит ему весь мир, и он не справится с этим.

Но они шли по коридорам и наслаждались молчаливым обществом друг друга.

Эльфы, милые, несвободные домовые эльфы, нагрели воды, и Гермиона, захватив полотенце и чистую футболку с джинсами, отправилась в ванную. Она мылась и терла испачканные зеленкой руки, но это совсем не помогало. В дверь постучали тихо, быстро, и она начала приоткрываться. Гермиона метнулась сначала за ковшиком с водой, потом за полотенцем, а в образовавшуюся щель смотрел Снейп, и глаза его смеялись.

— Северус. Уйди.

— Я подумал, может, тебе нужна помощь… Почему ты краснеешь?

— Потому что я…не знаю отчего, но я тебя стесняюсь… — И щеки ее горели.

— Хорошо, — и Северус прикрыл дверь, но продолжил с ней разговаривать. — Тебе не кажется это странным?

— Нет. Просто здесь светло и мне кажется, что ты…ох, Северус, в конце концов, я видела себя в зеркало и…

— Ты прекрасна, Гермиона. Правда.

Она услышала, как Снейп отошел от двери, и улыбнулась себе под нос: «Браво, Северус! «Превосходно», профессор!».

Потом в ванной шумел и плескался Снейп, и Гермиона подошла к двери и постояла перед ней несколько долгих минут. Но так и не решилась открыть ее.

Она обработала ему крысиные укусы — Снейп устроился в кресле, а она у его ног. Гермиона поглядывала иногда вверх — на его лицо, но он даже не поморщился. Она, от усердия закусив нижнюю губу, рисовала зеленые и коричневые круги вокруг ран, и к концу процедуры худощавые голени Снейпа напоминали Гермионе камуфляжную маггловскую военную форму. Она встала, отступила на шаг и оценивающе взглянула. Снейп смотрел на нее исподлобья и нельзя сказать, что он был доволен.

— Все? — спросил он. — Готово?

— Почти. Повязки остались.

— Как просто было с колдомедициной. А тут никакой уверенности.

— Я же верю и я знаю, что все получится, но не так быстро, как ты привык.

Он хмыкнул:

— Я верю тебе, Гермиона. Я верю в тебя.

— Надеюсь, ты не ждешь, что я от радости пущусь в пляс?

— Нет. Бал завтра. Завтра можешь.

Она закончила бинтовать и сложила бинты, пластырь и растворы в сумку. Пока Снейп возился с чаем, она свернулась в кресле и пыталась бороться со сном. И все-таки заснула. Снейп стоял и смотрел, как бьется жилка у нее на шее. Она спала беспокойно и хмурилась во сне, шевеля беззвучно губами, будто она там с кем-то спорила и что-то доказывала. И он знал, что эта морщинка между бровями — это упрямство Гермионы Грейнджер. Он так засмотрелся на нее, что и не понял сразу, что за хлопок раздался в комнате. Это был Олли. Снейп прошипел ему:

— Надеюсь, ты принес добрые вести.

— Да, Директор, сэр. Все собрались на улице, там костер будет. Для крыс, чтобы сжечь. Просили вас позвать.

— Хорошо, Олли. Я приду.

Снейп, стараясь не будить Гермиону, начал одеваться. Что им вздумалось устраивать крысам погребальные костры? Закопали бы в канаве. Он осмотрел комнату в поисках рубашки и заметил, что Гермиона уже не спит, а молча наблюдает за ним.

— Я с тобой.

— Спи. Отдохни лучше, я скоро буду.

— Нет, я с тобой.

— С вами, гриффиндорцами, спорить, что о стену головой биться. Оденься теплее. Мне совсем не нравится, когда ты хлюпаешь носом и сопишь во сне.

Костер был огромным. Гермиона со Снейпом были еще в паре десятков футов от него, когда ощутили этот жар — будто солнце опалило лица. В черное небо летели искры и, отрываясь от костра, гасли и терялись в непроглядной темноте. Вокруг костра лежали стволы деревьев, и там и тут сидели вперемешку ученики, эльфы и преподаватели. Хагрид обнимал за плечи Синистру и рокочущим голосом рассказывал ей о том, как прекрасны танцы лунного тельца, откуда лучше наблюдать за танцами и как применить собранный помет. Синистра заворожено слушала Хагрида и смотрела в сторону Запретного Леса, будто оттуда собирались появиться эти загадочные тельцы.

Рон увидел Гермиону и, радостно облапив ее, повел ее к остальным. Гарри заговорил о чем-то со Снейпом, и они отошли подальше от костра.

— Что творится в Министерстве? В Аврорате?

— Ничего хорошего, Директор. Ничего не получается. Магии нет. Я говорил со старыми волшебниками, я искал в книгах и ничего не нашел. И, может, магии скоро не станет вообще. Неизвестно сейчас, где будет безопасно, а где нет. Но Кингсли уже пожалел, что сразу не закрыл Хогвартс. Сейчас приходится скрывать истинное положение дел, иначе родители разнесут Министерство на кусочки. Заткнули прессу, можете представить, какого труда это стоило?

— Когда?

— Рано утром в понедельник. Подготовьте ребят, пойдем пешком до Хогсмида.

— Хорошо. Я сообщу им завтра. После бала.

— Как знаете.

— Я думаю, что мы с Минервой и Хагридом останемся в Хогвартсе.

— Зачем?

— Так нужно.

— Они уйдут с корабля последними, а, может, вообще не уйдут…

А Гермиона делала вид, что слушает Рона, но сама смотрела на Снейпа и Гарри. На их лица в красно-оранжевом, завораживающем свете костра. И тщетно силилась понять по губам, о чем они говорят.

Снейп тоже пару раз взглянул на Гермиону, наверное, чтобы убедиться, что она никуда не помчалась в попытке спасти мир. Она вполне подходила под пророчество. Просто он не знал никого поблизости, кто был бы магглом и женщиной, если верна его первоначальная посылка. Но, с другой стороны, если это так — тут ничего не поделаешь. И он был полностью уверен, что, если она об этом узнает, ее уже ничего не остановит. Разве только то, что таится в Запретном Лесу. Или сама трагически-героическая смерть мисс Грейнджер. И потому Снейп решил, что ничего ей не скажет. Он никогда не считал, что страдание или смерть одного человека стоят спасения мира. И на всякий случай…

— Гарри, забери мисс Грейнджер с собой в понедельник. Мы справимся без нее, если что — дойдем до Хогсмида, а там аппарируем.

— Конечно. Если она вам точно не нужна…

— Не нужна… — ответил Снейп и повторил уже уверенней, — не нужна.

А на поляне, освещаемой костром, мальчишки расчертили поле, и в середину вбежал Джек с маленькой девчонкой. И усталости — как не бывало. Взрослые и дети решили играть в салки. Это смотрелось, как что-то сверхъестественное, словно какой-то языческий праздник. Бернард ухватил Гермиону за руку, не спросив позволения у Рона, но тот уже сам уцепился за Поппи и смог оторвать ее от бревна. Рука у Бернарда была крепкая и надежная. Они метались с одного конца поля на другой, стараясь не попасться в руки чертям, и Гермиона совсем запыхалась, и согрелась, и устала. И уже не столько она бегала, сколько Бернард тянул ее за собой. Мельком она успевала заметить, что у края поля стоит Северус со скрещенными на груди руками и смотрит то на костер, то на небо, то на нее. Она и Бернард остались последними, он коротко поклонился ей и поцеловал в горячую щеку.

На поле еще играли, а Гермиона сидела на дереве, рядом со Снейпом, пока костер почти не догорел. Остались только красноватые угли, что мерцали во тьме, и редко-редко где-нибудь мелькали язычки пламени. Она чувствовала, как Снейп касается ее, и какой он горячий, и знала, что будет спать сегодня с ним рядом и снова проснется, когда он уже уйдет. И утром будет пить чай. И украшать Большой Зал. И ей вполне этого хватало для счастья.

Но в те часы, что остались от ночи, ни Северус, ни Гермиона не спали. Гермиона боялась — будет новый день и все станет иным. Кончится сказка. Ей казалось, что минуты бегут, бегут слишком быстро, и она видит их бег — они как крупинки в песочных часах, где сделано чересчур большое отверстие. И бег песчинок неостановим и безвозвратен, и все меньше их остается. И еще она думала, что, может, поэтому ей так хорошо и так горько с Северусом.

Горячие губы, такие мягкие. Сильные руки. Дыхание. Он дышит все чаще, и ей становится жарко. Она бы никуда его не отпускала, но миг — и освобождение. Дыхание его успокаивается, и он уткнулся ей в шею. И Гермиона, проклиная себя за дурацкую сентиментальность, почувствовала, как что-то зажгло, задавило в горле, и часто-часто задышала носом. Теплая слеза по щеке. Северус отстранился, шепнул:

— Что-то не так?

Она молчала, не решаясь ничего говорить — вдруг сорвется голос, как у обиженного до смерти ребенка, просто замотала головой.

— Вот как ты не понимаешь, что я не вижу твоего лица. Я только чувствую, что ты киваешь, но никак не могу понять, что это значит — да или нет. А? Гермиона?.. Какое чудное у тебя имя.

Но она молчала и дышала, пытаясь успокоиться и избавиться от того жесткого комка, что застрял в горле. И Снейп говорил ей всякую чепуху, он никак не мог остановиться, как будто от того, что в этой темной холодной комнате будет продолжать звучать его голос, зависела чья-то жизнь. Его мерный бархатный голос успокоил Гермиону, она не понимала, о чем он говорит, но это и не было ей нужно. И когда она повернулась на бок, и он прижался к ней сзади и обнял ее, она уже знала, что справится со всеми бедами в этом мире. Гермиона не помнила — правда ли это было, или приснилось где-то на той границе между сном и явью, что Северус нашептывал ей давно забытые слова: «Тронет ветер вашу ель — закачает колыбель…» Да и сам Снейп не помнил — приснилось ему это, или же он и вправду успокаивал Гермиону старой колыбельной песенкой. Заснули они лишь под утро.

А в девять Снейп уже был на ногах. Он привык не высыпаться и даже и не думал о такой возможности. Он мягко высвободился, стараясь не потревожить Гермиону. Скривился от боли и принялся разминать руку, на которой так удобно устроилась девушка. Северусу казалось, что под кожу загоняют иголки, а в кости — не менее острые спицы. Но, безусловно, возможность обнимать ее стоила того.

Они снова пили чай у камина. Нужно было торопиться — у каждого были свои дела и заботы. Гермиона убежала в лазарет, а Северус еще немного посидел в кресле и пролистал несколько книг по истории магии и Хогвартса. Ничего. Может, он просто не там ищет? Где-то же должно быть хоть какое-то упоминание. Может, добраться до кабинета Альбуса и поискать в его книгах — Северус ничего не менял в обстановке и ничего не брал из книг и пергаментов. Хотя он хорошо знал, что за книги там хранятся, он так не мог — навскидку придумать с чего начать. Идея была не хуже любой другой и, после посещения Большого Зала, гостиных хаффлпаффцев и слизеринцев, он отправился в кабинет Альбуса Дамблдора.

Гермиона по дороге в лазарет встретила Рона, он улыбнулся ей во весь рот.

— Постой, постой, Гермиона, мы с тобой за эти дни и парой слов не перемолвились. За несколько минут ничего не случится. Рассказывай, как ты.

Гермиона задумалась на мгновение, не зная, как в нескольких словах рассказать все, что с ней случилось, да и вообще — место ли говорить об этом в коридорах Подземелий на полпути в лазарет. И потому сказала просто:

— Все хорошо, Рон. Правда. А у тебя?

— У меня тоже все отлично — видела моего старшего?

— Да, очень на тебя похож… А твоя жена?

— Чудесная женщина. Воспитывает детей, все время дома, готовит завтрак, обед и ужин. И я у нее самый умный… А ты… Ты почему со Снейпом?

— Ты хочешь какой-нибудь глупый ответ? Что-то вроде — потому что не с тобой, потому что не с Гарри…

— Ладно, не хочешь говорить — не надо. Я думал — вдруг тебе захочется со мной поделиться. Ведь когда-то мы все рассказывали друг другу.

— Спасибо, Рон, может быть, как-нибудь потом.

— Пойдем с нами — листья собирать, мы хотели украсить Большой Зал.

— Я бы с удовольствием, Рон, но мне нужно быть в лазарете.

— Не выдумывай. Идем в твою больничку — посмотрим, сколько там работы.

В лазарете Джек и Олли сидели на кровати и резались в шахматы, Олли, видимо, проигрывал, потому что он то дергал себя за уши, то краснел, то вставал и начинал носиться по комнате, то сидел так, будто стул был усыпан кнопками. Рон с минуту понаблюдал за положением фигур на доске, что— то пробормотал про эндшпиль и сказал:

— Джек, можно у вас украсть Гермиону на часок? Я хочу пригласить ее на прогулку.

Джек, наконец, оторвался от созерцания позиции.

— Конечно, мы с Олли справимся. Эльф оскалился:

— Сначала Олли справится с тобой.

— Ах, так ты в поддавки со мной играешь? Отдаешь мне ферзя за слона и коня за пешку? Это просто фора? Олли, ты знал бы, как мне страшно… — проговорил Джек с абсолютно невозмутимым выражением лица.

В лесу было влажно, пахло палой листвой и сонными деревьями. Гермиона не любила осень, потому что ей становилось совсем грустно и горько. Будто она жила уже на этой земле когда-то раньше и жила также бестолково, как и сейчас. И была не тем человеком, кого можно было бы вспомнить. Но осень еще давала ей какое-то отрешенное спокойствие. И думалось, что пусть все идет, как идет, и что назначение ее на земле — просто жить, а не страдать в поисках глубинного смысла происходящих событий.

Она собирала красные, желтые и еще чуть зеленые листья. На плотных стебельках с жилками, пронизывающими лист, как сосуды пронизывают ткани. С дырочками и зазубринами. Клен, бук, дуб, граб и еще какие-то деревья, которых она не знала.

Рон командовал учениками, шутил, старался подбодрить, и Гермиона думала, что он относится к тем людям, которые знают, что им нужно, зачем они живут, к тем людям, что радуются малому. Но, может, зря она так думала о Роне? Никто не знает, что на душе у другого человека. Даже, если он пытается тебе это объяснить. А Рон и не пытался, он трепался о доме и о том, что любит есть, о квиддиче и как растут дети, и вспоминал Хогвартс. И эти простые разговоры утешали Гермиону лучше любых других.

А Северус нашел то, что искал. Он был совсем не удивлен — он хорошо знал Дамблдора и его поступки, и его благие намерения. Это оказалась книга старых легенд и сказок. Только в каждой сказке была доля правды, а в этой Снейп нашел еще и ответ на свой вопрос. А начиналась история, как и любая другая сказка, со знакомых слов — «Давным-давно…» Если бы здесь была Гермиона, она бы, несомненно, продолжила — «… в далекой галактике».

К обеду выглянуло солнце, и Большой Зал был полон светом. В солнечных теплых лучах кружились пылинки. Гермиона помогала готовить украшения для бала — она нанизывала листья на суровую нитку. Эльфы принесли запасы новогодних и рождественских украшений. На стенах появилась мишура, носки, елки и звезды. Эльфам пытались объяснить, что Осенний Бал — это Осенний Бал, а Новый Год это совсем другой праздник, впрочем, как и Рождество. На что эльфы ответили, что это не имеет никакого значения, они могли бы ответить грубее, но считали себя воспитанными созданиями и не могли иначе выражаться. Они посадили в угол чучело с головой тыквы — полая тыква со свечами внутри, как на Хэллоуин. И тем окончательно поставили точку в своем видении Осеннего Бала. Везде были листья, ветки и несколько хвойных лап. Гирлянды из шишек и какие-то декоративные растения, что пожертвовал на праздник Невилл. Скоро в Большом Зале запахло осенью и слабым запахом Нового Года — ароматом хвои, и потянуло из кухни чем-то таким мясным, скворчащим на сковородке, а потом еще и чем-то сладким, сливочным таким. В общем, в Большом Зале пахло праздником.

На кухне кипела работа. Джеймс и Хьюго помогали эльфам варить сливочное пиво. Джеймс мешал огромной ложкой в котле пиво с гвоздикой, имбирем, мускатным орехом и вдыхал чудесный запах, и смотрел, чтобы оно не перекипело. А Хьюго растирал в миске яичные желтки с сахаром и бухтел себе под нос — сахар никак не желал растворяться, и следящий за этим действом эльф недовольно ворчал на Хьюго. Джек ловко разделывал мясо, только что привезенное из Хогсмида. Миссис Норрис крутилась под ногами, но никто ее не гнал. Хагрид в своем домике пытался расчесать спутанную бороду, о которой он совсем забыл в суматохе дней. Северус Снейп сидел в кабинете Альбуса перед раскрытой книгой и смотрел невидящим взглядом в стену. От того, что он узнал, куда и как надолго исчезла магия, ему не стало легче.

До бала оставался час.

Все отправились по комнатам, а гриффиндорцы и равенкловцы уговаривали домовых эльфов хоть на минуточку аппарировать в свои комнаты. Что они только им не обещали — ведь каждому хотелось надеть все самое лучшее.

Рон где-то отыскал свою старую, бабушкину еще мантию и с благоговением возложил ее на свои широкие плечи.

Гермиону захватили старшекурсницы и, весело щебеча, нарядили ее в вечернее платье и красивые туфли. Она с удивлением смотрела на себя в зеркало. Уже так давно девушка не видела себя в платье, что не узнавала, кто это стоит перед ней. Та Гермиона в зеркале, она смотрела совсем другими глазами. Джек спросил ее: «Можно я провожу вас на бал?» и предложил свою крепкую и надежную руку. Гермиона кивнула. Все шли в Большой Зал. Лица светились.

И бал начался.