Дни ухаживания (гет)

Оставшаяся часть обеда прошла вполне приятно. Благодаря дружелюбию леди Дарси настроение Элизабет улучшилось, и все четверо — Элизабет, миссис Гардинер, леди Дарси и Сесилия, беседовали со свободой старых друзей и жаром новых знакомых. Элинор изредка вставляла реплики, которые свидетельствовали о том, что, разговаривая с братьями, она успевает слушать и дам. Элизабет мельком отметила, что в этом отношении она сильно отличается от Дарси, который порой с трудом мог сосредоточиться даже на одной беседе. Но она не позволила этой мысли встревожить или расстроить себя. Дарси сидел далеко от нее, но время от времени их глаза встречались, и тогда она улыбалась ему ослепительной улыбкой.

Обед закончился и все двинулись в гостиную, поскольку час был еще ранний. К изумлению Элизабет, граф подошел к ней и предложил руку. Остальные Фицуильямы незаметно разбились на пары. Дарси и Элинор, не задумываясь, встали вместе, и последовали за лордом Мильтоном, который сопровождал вдовствующую графиню.

— Позвольте поблагодарить вас за любезность, оказанную мне и моей семье, — вежливо начала Элизабет. Лорд Анкастер едва заметно улыбнулся, и небрежно ответил:

— Это не любезность, а удовольствие.

Старая нелюбовь Элизабет к безупречным манерам Дарси воскресла с новой силой. Ей так и не удалось уличить его в нарушении правил хорошего тона, потому что даже самые оскорбительные его выпады — за исключением одного случая — сочетали резкость со строгим следованием формальностям. Лорд Анкастер, похоже, был слеплен из того же теста.

— Я должен извиниться перед вами, мисс Беннет, — сказал он внезапно, сохраняя все тот же легкий светский тон.

— Прошу прощения?

— За поведение моей сестры, — пояснил он. — Кэтрин, какового бы мнения она не придерживалась, не имела права оскорблять вас так, как она себе позволила, и тем более не имела и не имеет никакого права вмешиваться в личные дела нашего племянника. Ему двадцать восемь лет, он сам себе хозяин и вовсе не обязан к нам прислушиваться.

Элизабет посмотрела ему прямо в глаза.

— Милорд, вы не ответственны за поведение леди Кэтрин. Я никогда не стала бы винить вас за пренебрежение ваших родственников хорошими манерами — к вам оно не имеет никакого отношения.

Лорд Анкастер слегка улыбнулся. Не было ни малейшего сомнения, что он отлично ее понял. Она продолжала как по наитию, руководясь исключительно своими чувствами.

— Однако мистер Дарси ставит мнение своей семьи гораздо выше.

— Вот как?

Граф скользнул по ней взглядом и отвел темные глаза.

Несомненно, он был бы сильно утешен, услышь он первое предложение Дарси.

При этой мысли Элизабет едва удержалась от кивка, и настойчиво добавила:

— Да, и ежели в конце концов он судит только на основании собственного сердца и разума, то, полагаю, так его воспитали в семье?

Граф бросил на нее загадочный взгляд.

— Судить на основании собственного разума — пожалуй. Мы не хотели, чтобы он повторил ошибку моей сестры.

Элизабет почему-то сразу догадалась, что он имеет в виду леди Энн, а не леди Кэтрин.

— Жаль, что нам так и не удалось добиться успеха.

С этим non sequitur они вошли в гостиную. Граф передал Элизабет племяннику и удалился.

— Что он тебе сказал? — тут же потребовал Дарси.

Элизабет выразительно на него посмотрела.

— Какая очаровательная комната, милый. Помнится, в Пемберли я видела что-то похожее, хотя, конечно, гостей было гораздо меньше.

Он слегка смутился, и, когда появилась его бабушка, откланялся, повинуясь кивку Элизабет.

— Мисс Элизабет, не хотели бы вы посидеть со мной?

Несмотря на старомодное очарование манер, вопрос был чисто риторическим — если это вообще был вопрос. Элизабет села.

— Я только что беседовала с мисс Беннет, — начала графиня. — Прелестная молодая леди.

— Благодарю вас.

Леди Анкастер по очереди рассматривала сестер, и вид у нее был слегка недоуменный. Очевидно, она находила выбор племянника довольно странным.

Элизабет заметила:

— Моя матушка до сих пор удивляется, почему мистер Дарси решил жениться на мне, а не на Джейн, раз уж он вообще решил выбирать из ее дочерей.

Губы леди Анкастер дрогнули.

— Ваша сестра очень красива, и кажется милой и добросердечной, но Фицуильяму нравятся совсем другие женщины.

— О?

Элизабет вскинула брови.

— Ему нравится, когда у человека живой и открытый нрав, как у Ричарда, или он умен и умеет настоять на своем, как Элинор, — спокойно сказала графиня.

«Или то и другое вместе», — без ложной скромности подумала Элизабет.

Удивительная дружба между Дарси и Бингли стала ей более понятна. Бингли шли на пользу твердость нрава и проницательность ее нареченного, а Дарси — открытость души и уступчивость Бингли.

— Я рада, что он женится. Я хотела бы увидеть его детей, перед тем, как умру. Из всех моих внуков женат только Мильтон, а остальные становятся все старше. Элинор, как и Фицуильяму, уже двадцать восемь».

«Столько же, сколько Шарлотте», — подумала Элизабет, глядя на свою будущую золовку новыми глазами. Элинор была богата, красива и знатна. Она могла выйти замуж за кого захочет, или не выходить вовсе. В то время как Шарлотта, наделенная не меньшими достоинствами, была принуждена стать женой мистера Коллинза. Она давно уже не чувствовала всю несправедливость этого с такой остротой.

«Ну, всё скоро закончится», — утешила она себя, и тут ее темные глаза округлились. Она поняла, что все не закончится никогда. Званому обеду конец придет, но когда она выйдет замуж за Дарси, его семья станет ее семьей до самой смерти. Она перевела дыхание, и осторожно поглядела на бесстрастное лицо графини.

— Леди Анкастер, я хотела бы задать вам один вопрос.

— Конечно.

— Есть что-то во мне, что вам не по душе, или у вас вызывает недовольство только мое скромное происхождение?

Графиня моргнула.

— Не уверена, что поняла вас, мисс Беннет. Вас интересует, почему вы не нравитесь мне или нам?

Стало ясно, откуда у Дарси пристрастие к бесконечному уточнению смысла слов. Элизабет вздохнула.

— Я говорила только о вас, миледи.

Леди Анкастер подумала.

— Я вас не слишком хорошо знаю, но полагаю, что Фицуильям вряд ли бы вас выбрал, если бы у вас были какие-либо пороки. У него безупречный вкус. Нет, меня беспокоит только ваше… положение в обществе.

— Это утешительно, — сказала Элизабет. — Было бы ужасно, если бы речь шла о чем-то, что я могла бы изменить.

— Вы не можете изменить свое происхождение, это верно, — согласилась графиня. — Но, мисс Беннет, проблема вовсе не в богатстве и родовитости, хотя и о них не надо забывать. Мы хотели бы, чтобы его жена была нашего круга и разбиралась в наших обычаях. Конечно, вас не приходится винить за ваше невежество — откуда вам было набраться знаний?

Почему-то, подумала Элизабет, из уст графини это не звучало так уж оскорбительно: в ней была мягкость, которая начисто отсутствовала у ее дочери, постоянно задевавшей окружающих. Непреклонная откровенность, похоже, была семейной чертой.

— Мадам, — сказала она, — я понимаю ваши чувства. Однако я — дочь джентльмена. Неужто я не смогу научиться быть женой джентльмена?

— Дорогая мисс Беннет, — ответила леди Анкастер, улыбаясь, как улыбаются, слушая простодушные рассуждения детей, — известно ли вам, что когда мистер Дарси ухаживал за моей дочерью, основные возражения выдвигало не мое, а его семейство? Они считали этот брак мезальянсом.

Элизабет нахмурилась.

— Я не знала, что были какие-то возражения.

— Они полагали, что она его недостойна, потому что Дарси — старинный, могущественный род, прибывший из Нормандии семьсот с лишним лет назад. Дарси ставили на место разбогатевших выскочек в ту пору, когда все, о чем мечтали Фицуильямы, — торговать шерстью в Дублине. С его происхождением и родством, то, что у Фицуильяма нет титула, не имеет ни малейшего значения. Имени вполне достаточно. Он принадлежит нашему кругу, а не вашему. Простите мою откровенность, но все обстоит именно так. Джордж Дарси выбрал Энн, потому что она была богата и хороша собой, а это было все, чего он ждал от жены. Она вышла за него, потому что мечтала попасть в самый избранный круг, а из всех ее кавалеров к нему принадлежал только он.

Элизабет улыбнулась:

— Ну, а я не богата и не хороша собой, и оттого вы не верите, что я смогу стать достойной женой вашему внуку? Полагаю, все семейство одного с вами мнения?

— Я не знаю, кем вы можете стать, — сказала леди Анкастер. — Я знаю только, кто вы есть.

— Дочь неотесанного сельского помещика, хотите вы сказать? Вы желали для мистера Дарси совсем не такую жену? И сам он желал не такую? — Элизабет вздернула подбородок. — Полагаю, вы считаете меня корыстной и бесчувственной, леди Анкастер?

— Нет, — сказала графиня. — Не сомневаюсь, что внука вы любите. Любой, кто видел вас вместе, в этом не усомнится.

Элизабет вздрогнула от удивления.

— У вас очень выразительное лицо, мисс Беннет.

— Спасибо.

Теперь удивленный вид был уже у леди Анкастер. Она, очевидно, не рассматривала свои слова как комплимент. Элизабет подавила вздох. Ее все сильнее поражало, как Дарси сделался таким, каким был. То, что он так стал так отличен от них, руководясь только собственной волей и совестью, походило на чудо.

— Миледи, мы с мистером Дарси помолвлены. Мы поженимся. Мы сделали свой выбор, и теперь его никому не изменить.

Она вздернула подбородок.

— Нерасположение ко мне его семейства никак не повлияет на его решимость, только сделает несчастным. В этом нет никакого смысла, раз вы не намерены рвать отношения ни с ним, ни со мной. Поэтому единственное, что вы можете сделать — это помочь мне стать такой, какой я, по вашему убеждению, стать не могу.

—Что вы сказали? — Графиня в изумлении смотрела на нее. — Боюсь, не постигаю, о чем вы.

Элизабет посмотрела ей прямо в глаза.

— Признаю, что в полной мере не могу оценить все последствия, но не полагаете же вы, что я не задумывалась о возможных сложностях? Я не имею ни малейшего желания, чтобы из меня пытались сотворить то, чем я не являюсь: я не хочу быть бесполезным украшением гостиной своего мужа и жить без всякой цели, но это не значит, что я должна цепляться за старые привычки в новой жизни. Мистер Дарси вправе жениться на мне, потому что он — джентльмен, а я — дочь джентльмена, но я хорошо понимаю, какое место в обществе он занимает благодаря своему происхождению. Вас вряд ли удивит, что я хочу быть достойной своего мужа. Это не мимолетное увлечение: я хочу, чтобы он гордился мной так же, как я горжусь им.

Леди Анкастер улыбнулась с большей теплотой, чем на протяжении всего вечера. В ее широко раскрытых глазах появились слезы, и она промокнула их кружевным платочком.

— Ваше сиятельство?

— Простите меня, мисс Беннет — к старости становишься сентиментальной.

Она посмотрела на Элизабет.

— Вы, кажется, мыслите очень здраво.

Она положила на руку Элизабет свою хрупкую руку с проступающими синими жилками вен.

— Он слишком хорош для нашего мира, и, конечно, ни одна женщина его по-настоящему не достойна, но, надеюсь, вы будете счастливы.

Элизабет улыбнулась, чувствуя, как сильно отлегло у нее от сердца. Она не думала, что за один-единственный вечер ей удалось покорить всю семью, или хотя бы леди Анкастер, но знала, что это сражение она выиграла.

— Благодарю вас.

* * *

— Элизабет!

Гостям — во всяком случае, в теории — показывали дом. С выражением мальчишеского озорства на лице, Дарси схватил ее за руку и увлек в пустую комнату.

— Фицуильям! — воскликнула она, рассмеявшись.

— Тише! — ответил он, закрывая ей рот рукой, и притягивая к себе, — а то услышат.

Она захихикала, и тут же ахнула, потому что он прижался губами к ее шее. Это была на редкость приятная неожиданность, и девичий смешок, который слетел с ее губ, превратился в низкий, грудной стон. И вдруг все ее тело ожило и приобрело невероятную чувствительность. По плечам побежали мурашки, а то место на талии, куда легла его затянутая в перчатку рука, стало излучать тепло. Впервые, насколько она могла припомнить, он обнял ее, повинуясь порыву, и она была в совершенном восторге.

Он поднял голову, и сказал легким и веселым тоном, совсем не похожим на его обычный размеренный и серьезный:

— Дорогая, в этой комнате гораздо меньше гостей.

— Фицуильям, это же дом твоего дяди! — пробормотала она.

Это было сказано исключительно ради приличия — ее охватила восхитительная истома, и совсем не хотелось шевелиться. Хотя разница в их росте временами причиняла неудобства, сейчас это оказалось весьма кстати: она смогла положить голову ему на плечо и замереть в полном удовлетворении. И, конечно, теперь он легко мог наклонить голову и поцеловать ее в шею, что тоже было… приятно. Они довольно рано обнаружили, что обоим это доставляет даже слишком большое удовольствие.

— Да, — ответил он, — это очень кстати.

Она едва не подняла голову с его плеча.

— Кстати?

— Конечно. В детстве я и мои кузены постоянно гостили здесь, и поскольку нам давали больше воли, чем в доме моего отца, мы облазили все закоулки…

Тут он поддался соблазну, и его губы переместились с ее ушка вниз, в основание шеи.

— Мы обнаружили множество тайников. Думаю, что я не только знаю этот дом лучше собственного — я знаю его лучше дядюшки. Представь себе, тут есть потайные ходы!

— Потайные ходы? — неуверенно переспросила она.

Дарси, совершив сверхчеловеческое усилие, отступил на шаг и повернулся к ней лицом. В комнате было полутемно, и она различала только, как сияют его глаза.

— Фицуильям, — сказала она, чувствуя, что по мере того, как он отдаляется, к ней возвращается способность говорить связно. — Что случилось? Ты на себя не похож.

— Я думаю, все уже далеко, — сказал он и громко рассмеялся. — Просто я очень счастлив.

— Судя потому, как ты себя вел себя весь вечер, мне бы в голову не пришло, — ответила она, пытаясь привести в порядок растрепавшиеся кудри.

— Мы были на людях. Я не могу показывать свои чувства перед другими людьми.

«Только передо мной», — подумала она, тоже чувствуя себя совершенно счастливой. Ей всегда казалось, что ей пришелся бы по душе поклонник, не стесняющийся демонстрировать свои чувства публично, но теперь ей вовсе не хотелось, чтобы он вел себя по-другому.

— Ты доволен всем на свете, или тебе угодило что-то особенное?

Она подошла к окну и отдернула штору. Бледный, сумрачный свет залил темную комнату. Дарси снова рассмеялся.

— Ну, я никогда не доволен всем на свете. Но до сегодняшнего вечера я и вообразить не мог…

Он остановился, и она увидела, что он пытается преодолеть природную замкнутость. На его лицо появилось выражение сердечного восторга, и оно полностью переменилось. Он подошел к ней, и, взяв руку, прижал ее к губам.

— Элизабет, я… сегодня вечером ты… ты была великолепна.

Он говорил сбивчиво, как приносящий извинения ребенок.

— Я так тобой горжусь. Я давно тебя люблю, но только увидев среди нашей семьи, понял, что, выбрав тебя, обеспечил не только свое… наше счастье, но и всё... Ты оказала мне честь, согласившись стать моей женой, матерью моих детей и хозяйкой моего поместья.

Элизабет в изумлении вскинула глаза. Она не могла припомнить, что совершила такого, что отличалось бы от обычного ее поведения. Быть может, она вела себя сдержаннее, чем обычно, из почтения к собравшемуся обществу, но не более того — исключением была только ее попытка ублаготворить леди Анкастер. Но одного этого было мало для такого взрыва чувств. Ее первым невольным желанием было избежать откровенности, отделавшись какой-нибудь шуткой, однако что-то подсказало ей, что такое поведение будет недопустимым даже тогда, когда они поженятся. Она подумала, что сейчас наступил момент, который определит, как они станут вести себя дальше.

— Фицуильям, я…

И тут они услышали чьи-то шаги.

Дарси вздрогнул.

— Должно быть, нас хватились. Нам лучше вернуться.

Нельзя было, чтобы между ними осталась недосказанность. Она сжала его пальцы, поразившись, что, даже через две пары перчаток, чувствует, какие у него ледяные руки.

— Фицуильям.

Она не могла придумать ничего умного, в голове была пустота, и Элизабет сумела сказать только:

— Я тебя люблю.

Но этого оказалось достаточно. Его лице, светившееся счастьем, засияло еще ярче.

— Спасибо, Элизабет.

И когда они вышли из комнаты, чтобы присоединиться к его родственникам, он положил руку ей на талию, и на мгновение коснулся ее виска полным нежности поцелуем.