Переломный момент (гет)

Кристина

Когда я проснулась следующим утром от яркого света, который настойчиво светил в глаза, то первым, кого увидела, был Эрик. Он стоял у моей постели, одетый в длинный плащ, из-под тени шляпы зловеще сияла фарфоровая маска. Он сжимал в руке длинную лакированную трость и, кажется, не мог решить, будить меня или нет.

Заметив, что я открыла глаза, мужчина сделал отрешённый вид и сказал:

— Вставай, нам пора идти.

— Но ещё только рассвело! — нахмурилась я, бросив взгляд в окно, и снова уронила голову на подушку.

— Я сказал — вставай!

Тяжело вздохнув, я откинула одеяло и полусонная побрела в ванную. Пока я умывалась и чистила зубы, Эрик то и дело меня торопил, ворчал и ругался, что я собираюсь как черепаха. Словом, спустя минут десять мы уже брели по тротуару. Снег тихо и равномерно падал на землю, было очень морозно, и я постоянно ёжилась от холода и шмыгала носом, прижимая замёрзшие руки к покрасневшим щекам.

Неловкая и давящая тишина стала настолько невыносимой, что я решила первой её нарушить, спросив то, что пришло в голову:

— Эрик... Как тебе спалось?

— Очень мало, — последовал сухой ответ.

Я поняла, что он не хочет говорить и что в этом молчании ему вполне комфортно, поэтому умолкла. Через некоторое время мы остановились возле большого деревянного здания. Здесь, наверное, живут все его любимцы. Дверь со скрипом отворилась, и я вдохнула запах свежего сена, услышала лошадиное фырканье и цоканье копыт по бетонному полу. Воздух был довольно спёртым, было душно, даже жарко.

Я завороженно рассматривала высокий потолок и изумлённо заглядывала в загоны. Счёт времени куда-то улетучился, и я пришла в себя только тогда, когда поняла, что Эрика нет поблизости. Я озиралась по сторонам, но Ангела и след простыл. Нервно выдохнув, я побежала по узкому коридору между загонами, заглядывая в каждое окошко. Эрика я нашла достаточно быстро, пробегая мимо очередного загона. Дверь там оказалась приоткрытой, и я, заглянув внутрь, увидела большого и статного коня. Он был лощёный, угольно-чёрного цвета, настоящий красавец. Рядом стоял Ангел, любовно поглаживая его по вытянутой морде. Эрик с такой любовью и нежностью проводил ладонью по его шёлковому носу, что даже мне стало завидно.

Мужчина поднял глаза на меня и тут же посерьёзнел и даже как будто похолодел.

— Это Цезарь, — представил он жеребца, но я предпочла держаться от коня подальше, — я когда-то спас его от эвтаназии.

— Что с ним произошло?

— Он участвовал в скачках, был призёром многих забегов, но однажды на сложной трассе он сломал ногу. Его хотели усыпить, но я дорого за него заплатил, и мне его продали. В общем, он быстро встал на ноги и теперь легко даст фору всем остальным, — на лице Ангела появилось выражение отвращения, — люди считают, что могут приручать животных и убивать их, как только они станут бесполезными. Это мерзко. Да, Цезарь больше не может участвовать в скачках, но он прекрасно бежит трусцой, а сердце у него добрее, чем у многих из нас, верно, Цезарь?

Я почувствовала укол совести, но решила не возмущаться:

— Так у тебя тут много животных, да?

Только я это сказала, как почувствовала, как кто-то трётся о мои ноги. Опустив глаза, я увидела красивую сиамскую кошку. Она замурлыкала и бросилась к Эрику, который сгрёб её в объятия и прижал к груди:

— Это Айша, я нашёл её прошлой зимой на улице в жгучий мороз.

Мы пошли дальше по коридору и остановились возле небольшого загона. Войдя внутрь, я заметила большую собаку, вокруг которой мирно спали четыре щенка. Собака была какой-то потрёпанной, у неё отсутствовала четверть уха, а глаза выглядели блеклыми и больными... Но, заметив Эрика, она радостно завиляла хвостом, узнав в нём хозяина.

— Тут очень много животных с незавидной судьбой, — Ангел потрепал собаку по голове, — эта красавица слепа на один глаз, она участвовала в собачьих боях.

— Ты так добр, Эрик, приютил всех этих бедняг...

— А кто, если не я? — Эрик пожал плечами. — Мы с ними похожи. Кому нужна слепая собака, лошадь с переломанными ногами или слон без бивней? Точно так же, как никому не нужен я, человек без лица.

— Тебя никто никогда не любил? — я выпалила это прежде, чем подумала, и мне тут же захотелось провалиться сквозь землю. Эрик переменился в лице, стиснул зубы и прорычал:

— Нет.

Он захлопнул вольер с собаками и, ускорив шаг, поторопился к загону со слоном. Там он наполнил его миску едой и направился дальше. Я еле поспевала за ним, рассыпаясь в извинениях.

— Эрик...

— Отстань, — проворчал он, — глупо задавать такие вопросы, когда единственная женщина, которую я любил всей душой, десять лет назад бросила меня на верную смерть.

— Я... Я...

— Я всегда был один, всю жизнь! В детстве мать запирала меня на чердаке, в котором зимой было ужасно холодно, а летом он был раскалён так, что невозможно было дышать.

Ангел повернулся ко мне спиной, но я заметила, как вздрогнули его плечи. Он... Он плакал. От этого мне стало ещё больше не по себе, я довела бедного Ангела до слёз.

— Однажды я увидел в окно своего чердака, как мать одного из соседних мальчишек провожала сына в школу. Она поправила ему галстук и поцеловала в щёку на прощание. И я решил спросить свою маму, почему она меня никогда не целовала... А она избила меня, громко крича. Я даже ей был омерзителен. Своей матери.

Эрик, казалось, полностью ушёл в свои воспоминания, он упал на колени, обхватив голову руками, и дрожал, захлёбываясь слезами.

— Я убежал... Убежал из дома, чтобы не обременять мать...

Я поняла, что тоже плачу, когда оказалась у него за спиной, ободряюще гладя его по плечу. Я никогда не слышала о его прошлом, мне и в голову не могло прийти, что бедному Эрику так тяжело пришлось. Нервно сглотнув, я опустилась на колени и приподняла его лицо за подбородок. В его глазах стояли слёзы, он смотрел на меня с растерянностью, словно сам не мог поверить, что поведал мне эту историю.

— Эрик, забудь о прошлом, — я провела ладонью по его маске, комок из слёз поперёк горла мешал говорить, в носу першило, давая понять, что я сейчас снова разрыдаюсь, — ты больше не одинок, я теперь всегда буду с тобой...

И прежде чем он успел что-нибудь ответить, я крепко обняла его, обхватив руками вокруг костлявой талии. Он выдохнул от изумления и замер. Факт, что он с громкими ругательствами не оттолкнул меня от себя, не мог не радовать. Но он не обнял меня в ответ, нет, просто уронил голову мне на плечо и зарыдал. Мне показалось, что он просто не знает, что такое объятия, не знает, что нужно делать. От этого стало ещё больнее, и я крепче прижала его к себе. Он был как ребенок, словно всё тот же мальчишка, которому в детстве не хватило материнской любви, но всё это он отчаянно скрывал за белой фарфоровой маской, гримасой отчуждения и недовольства на лице. Было так странно, ведь он, такой сломленный, сам того не понимая, вдруг раскрылся мне.

— Кристин...

Мурашки пробежали по телу от его шёпота. Мы просидели так ещё пару минут, пока не стало совсем неловко. Я поднялась на ноги, вытерла слёзы рукавом своего плаща и протянула Ангелу руку, предлагая помочь встать, но он сделал вид, что не заметил этого.

— Идём, — хрипло пробормотал он, — нам ещё много животных надо накормить.

Да, этот ангар был огромен, мы вместе обошли его по нескольку раз. Я покорно ходила следом и наблюдала, как Ангел кормит, осматривает и проверяет состояние загонов. Освободились мы только через пару часов. Эрик закрыл ангар, тщательно убедился в прочности замка, подёргал ручку, и мы побрели по занесённому снегом тротуару. Я вдруг оглянулась и нахмурилась:

— Эрик, разве наш дом не в другой стороне?

— Мы пока не идем домой. Сейчас время обеда.

Не успела я ничего подумать, как мы оказались возле какой-то забегаловки. Эрик придержал для меня дверь, и мы вошли внутрь. Людей тут не было, вдоль огромных окон стояли маленькие столики с декоративными свечками и милыми скатертями. Тут было так уютно и романтично, как в парижских кафе.

Я завороженно стояла и рассматривала интерьер, когда ко мне подошла симпатичная официантка и широко мне улыбнулась:

— Добро пожаловать, мисс. Вам одноместный столик?

Но не успела я ответить, как за спиной показался Эрик:

— Двухместный, пожалуйста.

Всё дружелюбие вмиг сошло с её лица, она с опаской оглядела Ангела и, кивнув, пробормотала:

— Да... Ну... Следуйте за мной...

Меня это ужасно разозлило. Как она смеет с таким презрением смотреть на Эрика? Да ещё и отвела нас к самому крайнему столику в конце кафе.

Эрик повесил свой плащ на спинку стула, сел за столик, положил руки на меню и задумчиво взглянул на меня:

— Ты голодна?

— Немного, — деликатно ответила я, хотя на самом деле я готова была съесть слона.

Эрик протянул мне меню:

— Заказывай всё, что хочешь.

— А ты?

— Закажу стакан воды и какой-нибудь салат.

Я вздохнула. Он никогда не ест. На его месте я бы уже умирала с голоду, а он ограничивается сырым салатом.

— Почему ты себя так плохо чувствуешь от еды?

Ангел лишь пожал плечами:

— Да тут ничего особенного. У меня всегда был слабый желудок, да и после всего того, что я пережил, это неудивительно.

Я вздрогнула. Сколько же боли ему довелось перетерпеть.

— Расскажи, что ты переж...

— Нет! — рявкнул Эрик. — Никогда не спрашивай меня об этом!

Тут вернулась официантка, не отрывая глаз от своего блокнота, словно её воротило от одной только мысли, чтобы взглянуть на "урода".

— Вы готовы заказать?

Я кивнула и протянула ей меню. Эрик будет сидеть голодный, а я буду объедаться? Ну, уж нет.

— Два овощных салата и два стакана воды.

Официантка всё смиренно записала и ушла.

Глаза Ангела расширились, он поднял брови и сказал:

— Кристин, нет...

— Что нет? Ты сказал, что я могу заказать всё, что захочу. Я хочу овощной салат и воду.

— Ты не должна из-за меня страдать! Я не голоден, ничего страшного. Заказывай всё, что захочешь, и побольше, дома есть нечего.

— Ничего я не страдаю, всё в порядке. Нужно переходить на здоровую пищу. Эрик, можно вопрос?

Он кивнул.

— Ты ненавидишь меня, зачем же ты привёл меня сюда?

— Ненавижу? Грех ненавидеть такого Ангела, как ты. Хотя, я и в самом деле не знаю, зачем мы здесь. Просто... Ты дала мне то, чего я не испытывал раньше.

— Объятия... — пробормотала я.

Мне стало неловко:

— О, Эрик, ты не должен меня за это как-то вознаграждать, объятия это так... так... естественно.

— Да, но не для меня. Ты просто не знаешь, как я тосковал без тебя...

Дыхание перехватило, в горле пересохло, я почувствовала, как колет в груди. Неужели он всё ещё что-то испытывает ко мне? Но Эрик тут же спохватился, изменился в лице и опустил голову:

— Боже мой, мне очень жаль, я не должен был этого говорить. Я вовсе не это имел в виду!

— Эрик...

— Забудь это!

Я решила, что умнее будет промолчать, и между нами вновь повисла неловкая тишина. Спустя пару минут он всё-таки заговорил, нервно крутя меж пальцев вилку.

— Я, правда, не это имел в виду... Кристин, — его голос звучал чуть благосклоннее, — наступит апрель, и ты должна будешь вернуться к мужу, ведь он ждёт тебя.

Настроения тут же поубавилось, я поджала губы:

— Я не собираюсь к нему возвращаться.

Как он вообще мог подумать, что я вернусь к этому подонку после того, как он со мной обращался? Я понимала, что если я вернусь после полугодового отсутствия в Париж, это будет прямым путём в могилу.

— Кристин, но он твой муж!

— Мне всё равно. Я сказала, что не поеду обратно. Он избивал меня, разве это не серьёзный повод для того, чтобы уйти? Или в тебе нет ни капли сострадания ко мне?

— Ах, сострадание, — Эрик бросил на меня ядовитый взгляд, — а где было твоё сострадание десять лет назад?

Я открыла рот, чтобы ответить на его колкость, но он покачал головой и продолжил:

— Не утруждай себя ответом. Десять лет назад я посмел надеяться на хоть каплю твоей любви, пусть для этого мне и пришлось выкрасть тебя. Но ты же ждала! Ты разрывалась перед выбором! Ты поцеловала меня и сбежала, растоптав и уничтожив моё сердце! О каком сострадании ты вообще смеешь говорить? О том, чтобы ты осталась, не может быть и речи. В апреле первым же рейсом ты отправляешься в Париж, а там уже делай, что хочешь, это твои проблемы. Я сбежал от старых воспоминаний сюда, и больше никуда бежать не собираюсь. Я оказался здесь скорее, чем ты, поэтому сейчас твоя очередь уходить.

— Я бы смогла тебя полюбить... — я хваталась за все оставшиеся соломинки, лишь бы оставаться на плаву.

— Смогла бы? СМОГЛА БЫ?! Какую игру ты опять затеваешь?! Мне больше не нужна ничья любовь! Меня невозможно полюбить по-настоящему, а притворные чувства — грязь! Я не хочу больше это обсуждать.

Официантка принесла нам наши заказы и быстро ретировалась. Я вздохнула, взглянув на три листа салата и половину помидора, лежащую в окружении пару колечек огурцов. Но, сделав вид, что меня это не смутило, принялась с аппетитом обедать. Эрик тоже ел, очень медленно пережёвывая пищу.

— Разве тебе не больно? — после неудобной паузы спросила я.

— Нет, если есть медленно, — Эрик сделал глоток воды и взглянул на меня, приподняв бровь, — как тебе обед? Сытно, верно?

Я усмехнулась его сарказму и кивнула:

— Очень даже неплохо, — мой взгляд вдруг упал на его руки. Они были в бархатных чёрных перчатках, и до меня вдруг начало доходить, что за всё время моего пребывания здесь я никогда не видела его рук... Разумеется, я сразу же задала этот вопрос Эрику.

— Почему ты спрашиваешь?

— Что с ними не так?

— Хватит, ешь молча, — Эрик опустил глаза и принялся крайне медленно жевать, изо всех сил игнорируя мой настойчивый взгляд.

— Ну, скажи, почему ты всегда в перчатках?

— Ешь. Свой. Обед, — грубо отрезал он.

Остальную часть обеда мы просидели молча, потом Эрик расплатился, и мы пошли вниз по тротуару в сторону дома. Я запустила руки в карманы и любовалась великолепием парка, пока Эрик вдруг не повалился на землю, а с другой стороны не послышался дикий хохот. Я ахнула и тут же помогла Ангелу подняться. Он выглядел растерянным, вытирая манжетой рукава кровь, струящуюся из уголка губы.

— Уродам не место на Кони-Айленд, — сквозь смех кинул нам невыносимо толстый, бледный и рыжий американец. Это он толкнул моего Ангела и теперь смеётся над ним!

Я замахнулась и со всей силы отпихнула его от Эрика, а потом ударила толстяка по щеке, но мужчина вдруг со всей силы оттолкнул меня от себя. Я врезалась спиной в столб, дыхание перехватило, но боевого настроя не убавилось:

— Вам должно быть стыдно! Он ничего вам не сделал!

— А ты вообще кто такая? — прижимая рукавицу к красной от пощёчины щеке, прорычал мужчина. — Тебя приставили во всех смыслах ублажать уродцев? Потаскуха!

Эрик задрожал от злости, бросился на американца и обхватил его жирную шею железной хваткой:

— Не смей с ней так говорить!

Боже, как я перепугалась! Эрик же его задушит! Мужчина уже начинал бледнеть и брыкаться. А я стою, как вкопанная! Неужели он совершит очередное убийство?! Но нет, Ангел схватил его за воротник и толкнул в сугроб. Американец кряхтел, пытаясь выбраться оттуда и смотря своими маленькими заплывшими глазёнками нам вслед.

Мы повернули в сторону нашей улицы, и я решилась взглянуть на Эрика. Он прижимал к лицу платочек, который уже насквозь пропитался кровью. Я покачала головой, меня распирало от ненависти к таким глупым и неотёсанным людям, которые забавляются подобно этому. Как же Эрику сейчас должно быть плохо. Вытащив из кармана чистый носовой платок, я остановилась, встала на цыпочки и, прижав к его разбитой губе платочек, вздохнула:

— Больно?

Эрик смотрел на меня сверху вниз, от этого взгляда его чистых серо-зелёных глаз мне стало как-то спокойнее. В них почему-то больше не было обиды или злости, которую я видела в кафе, он мгновение разглядывал меня, а потом пожал плечами:

— Всё хорошо, просто разбил губу о камень, когда упал, — но этот чистый, не осквернённый горечью взгляд продолжался недолго, в эту же минуту он нахмурился, словно что-то обдумывая, а потом, как будто испугавшись чего-то, оттолкнул мою руку от своего лица. Платок выпал из моих пальцев и теперь валялся на тротуаре:

— Мне не нужна твоя помощь! Оставь меня в покое! — с этими словами он обошёл меня стороной и быстрым шагом поспешил в сторону дома.

Мне в голову закралась странная мысль, что он бежит от осознания того, что близок к тому, чтобы снова полюбить меня. Он боится и убегает. Но ничего, Эрик, так просто ты от меня не избавишься. Я устрою тебе самый радостный и счастливый День Благодарения из всех!