Ветром по воде (джен)

Кап. Кап. В подземелье всегда сыро, так что грудь постоянно сдавливает от влажного кашля. Но жить человечество теперь может только под землей. Что практически приговор для такого астматика, как я. Слишком влажно, слишком страшно, да и просто слишком.

Мне бы свыкнуться, сжиться, скоротать свой век под сводами метро, а то и ниже, куда, словно крысы, забились выжившие. Но я не могу. А потому, рискуя жизнью, ищу что-нибудь недалеко от поверхности с не слишком высоким уровнем радиации. Хотя смерть от радиации ничем не лучше перспективы задохнуться. Даже страшнее. Но задохнусь я явно быстрее.

Ушла я от поселений далеко. Практически вышла к поверхности, так, чтобы хоть изредка видеть лучи солнца. И нашла самое настоящее чудо — остов поезда метро, практически весь заросший зеленью. Живой зеленью! В общем, несмотря на все доводы разума, что это опасно, я решила остаться в нем.

Это было прекрасно. Просыпаться в месте, где светло. Чувствовать дуновение ветра, гладить зелень листьев кончиками пальцев. Интересно, когда планета очистится настолько, чтобы остатки человечества смогли вновь выйти на поверхность? Сколько поколений сменится, и будут ли они еще помнить, каково это — жить над землей? Да и захотят ли они? Много вопросов, мало ответов. А у меня не так времени, чтобы философствовать, потому что рано или поздно радиация меня убьет.

Но я ведь знала, что иду сюда умирать?

Состав был прекрасен. В нем сохранились сиденья, даже кое-где поручни. Я пробралась в кабину машиниста и вдоволь потыкала на все кнопочки, представляя себя здесь самой главной. Как я лечу по рельсам в темноте, лишь изредка вылетая на освещенные станции. А затем опять в тьму. Свет-тьма-свет-тьма, и я одна в этой кабине несусь вперед, не зная, что ожидает меня впереди. А в вагонах тысячи людей, которые не имеют ко мне никакого отношения. И лишь один из всей сотни заглянет в кабину.

Ха, да это практически человеческая жизнь. Так мы и бредем сами, изредка вылетая на светлые островки-станции, а после вновь с головой в тьму, рутину дней, в водоворот черноты и работы. Вжу-у-ух. Включай фонарь да беги на свет. И помни, что в кабине ты всегда один.

Н-да. Хотела бы я умереть здесь. Закрывшись в кабине и представив, что все по-прежнему, а мне вновь предстоит нырнуть в туннель, чтобы идти на свет.

Я вставала рано утром, гуляла по станции, делала нехитрую зарядку, а если кончались запасы, шла до ближайшего поселения — это почти большее время суток. Меняла на срезанные сиденья, на найденные вещи, на книги, которые я тогда унесла с собой, меняла все, что могла, на еду и воду.

Многие считали меня за сумасшедшую. Я не показывала лица, почти не говорила и всегда уходила, как только происходил обмен.

Вскоре я начала кашлять кровью. Радиация быстро и верно забирала последние деньки моей жизни. Увидев первый раз алые брызги на своей ладони, я лишь пожала плечами. Закономерный исход, как и все здесь происходящее.

Затем мне стало тяжело вставать, ходить, дышать. Хотя дышать так и так было тяжело, хоть что-то привычное. Я совсем перебралась в кабину машиниста. Обложилась остатками воды, своими книгами, которые не успела еще обменять, и приготовилась умирать. Хотела дождаться, когда станет совсем невмоготу, и выпить яду, что хранился у меня в маленькой коробочке из-под спичек. Выменяла его в самом начале этого ужаса и с тех пор носила с собой. Кажется, вот-вот наступит его час.

Таблетку я разгрызла на третьи сутки. Перед глазами плыло, в груди жгло, как будто меня пытали, а во рту ощущался проклятый вкус пустырника… Как я, дипломированный химик, могла так ошибиться и не проверить яд? Впрочем, сейчас мне уже было все равно, потому что скоро я просто-напросто выплюну свои легкие.

Но, может, так и должно быть? Ведь это я изобрела ту ядерную бомбу. По заказу, не сразу определив, что у меня получилось в итоге. Дура. Вот и умирала теперь от своего самого главного кошмара — я задыхаюсь. И мне лишь оставалось надеяться, что мои книги хоть как-то помогут. Если не вернуть все на круги своя, то хоть не повторять моих ошибок.

Я лишила человечества шанса на спокойную жизнь не по своей воле. Зато смерть свою нашла и приняла сама. От рук своего детища.