Ветром по воде (джен)

— Лер! Ну, Лер, сколько можно? Мы уже опаздываем! — я прислонился плечом к косяку и выразительно постучал по часам.

Без пяти минут три. Мы собирались выйти в два, успеть к четырем, а потом вовсю оторваться на концерте, который позднее, возможно, перетек бы в романтический ужин.

— Лерочка, солнышко, нам на другой конец города! — попытался воззвать к разуму я.

— Да иду я, иду!

Она выскочила в коридор, продолжая одной рукой надевать сережку, а другой поправляя задравшийся подол платья. Естественно, ни то, ни то у нее не получалось. Я шагнул ближе, отведя волосы от симпатичного ушка, помог с сережкой, параллельно покрывая поцелуями тонкую шейку. Я-то мог заниматься двумя делами одновременно… Возвращение подола на место сопровождалось мягкими поглаживаниями по талии и чуть ниже. Лера в руках млела и, кажется, уже совсем никуда не собиралась ехать.

Чудесный момент нарушил телефонный звонок. Громкая трель ворвалась в нашу идиллию, Лера разочарованно хныкнула, но уперлась ладошками мне в плечи.

— Но мы опаздываем!

— Кто бы говорил, — вздохнул я, но послушно отстранился.

Она торопливо ответила на звонок, нахмурилась, но споро принялась одеваться. Аллилуйя.

— Аня сказала, что в центре пробки, — Лера бросила еще один взгляд на зеркало и наконец направилась к выходу. — Мы ведь все равно успеем, да?

Я бы мог сказать, что еще час назад никаких пробок не было и в помине. Я бы мог напомнить, что мы хотели выйти пораньше и заранее договаривались об этом. Я много бы чего мог, но я любил эту невозможную женщину, так что просто кивнул и улыбнулся:

— Обязательно успеем.

Просияв улыбкой в ответ, Лера чмокнула меня в щеку и пошла вызывать лифт. Да ради этих счастливых глазок я просто обязан не то что успеть, а приехать даже чуточку раньше, чтобы это чудо успело пофоткаться в холле.

Объездная дорога изобиловала ямами и ухабами, но зато мы успевали. Да и движение тут не такое оживленное. Я повернулся подмигнуть Лере, безмолвно говоря, мол, смотри, успеваем! Грузовик выскочил словно из ниоткуда, засигналил громко, отчаянно не успевая затормозить. Как и я. Не затормозить, не проскочить на мигающий светофор. Черт! Если бы я ехал чуть медленнее…

Очнулся я в скорой, над головой мигала лампочка, пищали приборы, а Леры... Леры нигде не было!

— Где… Где моя жена? — я закашлялся, пытаясь приподняться. — Где Лера?!

— Лежите, — чья-то твердая ладонь опустила меня обратно. — Она в соседней машине. Жива.

Я зажмурился, пережидая приступ головокружения.

— Что с ней?

— Она жива, это уже хорошо.

— Что с ней?! — потребовал я ответа, снова приподнимаясь. Наконец увидел врача. Немолодая женщина отвела взгляд.

— Разрыв селезенки. Срочно нужна операция.

— Она может умереть? — неверяще переспросил я.

— Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло. А теперь, бога ради, лежите!

У меня было только сотрясение. Мне посветили фонариком в глаза, задали кучу вопросов. Мелкие царапины обработали, заклеили. Все это проходило мимо меня. Как очутился в комнате ожидания — не помню. Невозможно болела голова, но еще больше болело где-то в груди. Ведь это из-за меня Лера в операционной. А я тут — с парой царапин и сотрясением. Один. В тишине и неведении.

Тишина была длиной в час ходьбы и шириной в два. Маленькая комнатка от постоянного кружения по ней казалась еще меньше, сжимаясь от каждого нового шага. Кружилась голова, меня немного тошнило, но сидеть я не мог. Казалось, остановись я, и все рухнет. И я вновь и вновь наматывал круги по комнате. Лишь бы все было хорошо.

Почему она, а не я? Ведь это я водитель, мне должно было достаться больше! Откуда вообще взялся этот грузовик? Почему он несся, словно опаздывал? Да и мы хороши, тоже летели… Да к черту этот концерт, опоздали бы! Лишь бы Лерочка была жива!

Кажется, я задремал. Присел на пару минуточек на стул, а очнулся от осторожного прикосновения медсестры.

— Ларинов? Вашу жену перевели в реанимацию, но поводов для беспокойства нет. Операция прошла успешно.

— Все хорошо? Я могу увидеть её?

— Завтра-послезавтра её переведут в палату, и можно будет навесить. Езжайте домой.

— Я, да… Можно я оставлю вам свой номер? Пожалуйста!

— Давайте, — медсестра чуть улыбнулась. — Все уже хорошо.

Я кивнул, торопливо продиктовал телефон, а затем, зажмурившись, решил понаглеть еще чуть-чуть:

— А можно одним глазком глянуть? Я обещаю быть тихим. Пожалуйста, — девушка покачала головой. — Я вас очень прошу!

— Только одним глазком, — сдалась она.

Лера спала. Грудная клетка ее мерно вздымалась, и это было самое лучшее зрелище на Земле. Какой концерт, зачем? Я готов был вечно смотреть, как она дышит. Потому что это значило, что она жива. Господи, спасибо! Я обнял тихонько вскрикнувшую от неожиданности медсестру.

— Спасибо!

— Да не за что, — улыбнулась она в ответ. — Приходите завтра к трем, ее должны будут уже перевести.

— Спасибо еще раз. Теперь я смогу уснуть.

К трем я снова опаздывал. Сердце рвалось вперед, хотело быстрее оказаться там, вместе с Лерой, но я не торопился. И таксиста попросил ехать аккуратнее. Кажется, он все понял и так, глядя на моё поцарапанное лицо.

В палате Лера уже не спала, была бледна, но улыбчива. По крайней мере, она снова улыбнулась так же ярко, только завидев меня. А я опустился на колени около ее кровати и повинно прошептал:

— Прости. Если бы я ехал медленнее, ты бы не оказалась здесь. Прости, моя милая. Прости…

— Главное, что мы живы, — Лера аккуратно погладила меня по волосам. — Главное, что жив ты. Только давай оба пообещаем не торопиться?

Я кивнул и осторожно поцеловал ее в уголок губ:

— Обещаю. Опаздывать — так опаздывать. Нам некуда торопиться — у нас вся жизнь впереди, правда?

И ее нежная улыбка была самым лучшим ответом на этот вопрос.