Повелитель четырёх стихий  (джен)

Когда настал судьбоносный день знакомства с невестой, Иккинг совсем не помнил об этом, увлечённый новыми тренировками, программу которых специально для него составил Мастер Армис, теперь уже полноценно осознавая и учитывая особенности своего ученика.

Беззубик, впервые вблизи увидев наставника своего подопечного, сначала хотел напасть, но, потом, почему-то, передумал. Как он потом объяснил, Чужак был частью Ордена, который никогда не навредит Аватару, и который мог бы стать в будущем хорошим союзником. Подобные слова не удовлетворили любопытства юноши, но подробностей выпытывать он не стал, справедливо рассудив, что это излишне.

Если его Хранитель сказал, что Мастер Армис свой, то можно было расслабиться на его счёт и полностью на него положиться.

Впервые в жизни рассказав свой страшный секрет человеку, зная, что тот не предаст и не проболтается, Иккинг чувствовал странное окрыление, и его вязкое безумие, страх неизвестности, отступили перед этим просветом.

Совмещение физических упражнений и магии оказались прекрасной идеей — он больше не был беспомощен. А уж то, что он мог ощущать чужое присутствие и безошибочно различать людей, играло ему на руку. А ещё понимать и внутреннюю суть этих людей, что раньше было для него недоступно — внешнее восприятие сбивало.

Теперь такой проблемы не было — он сразу «видел» людей, их энергетическую составляющую, а она могла рассказать о личности намного больше, чем простая оболочка.

Однако, когда его в срочном порядке притащили в отчий дом, расчесали его спутанные, кривовато остриженные и уже порядком отросшие волосы, завязав глаза повязкой, наверняка ярко расшитой, принарядили, словно бы это он был невестой, и повели к причалу, он даже не сопротивлялся.

Быстрее отмучается — быстрее освободится, а подысканная отцом невеста уже никуда не денется.

Ему-то, Иккингу, какое дело.

Главное, чтобы она не лезла не в своё дело, не пыталась его перекраивать на свой манер и вкус, желая сделать себе идеального, послушного жениха, которым можно будет помыкать и с которым можно не считаться.

То, что его окончательно лишили титула Наследника не означало того, что он перестал быть личностью, или что он позволит какой-то иноземной девице диктовать ему, как жить. О, он как раз был сейчас свободнее всех на этом проклятом острове!

Когда неизвестная ему, но обязанная связать с ним свою жизнь, девушка сошла на доски причала, Иккинг ощутил волну неприязни, колыхнувшуюся в нём.

Или не только в нём?

Людское море, толпа зевак, колыхалось, шелестело тихими разговорами, и из этого болота было трудно выудить что-то толковое — слишком много информации, слишком… просто слишком.

Он ощущал, что энергия в его невестушке была гнилой, пусть каналы энергетические были относительно развиты — она была магом огня, это очевидно. Она была выше юноши, явно старше, но, если верить шепоткам окружающих его людей, хорошенькой блондинкой, как отец и обещал.

(…И почему у него в голове при этом описании появился образ Астрид?!)

Серьёзно, будто ему, слепому, было какое-то дело до внешности его невесты!

Ему была важна личность, но, очевидно, как раз с этим было туго. Гнилая была эта Лия, такую уже не спасти.

И только ободряющее, краем сознания отмечаемое присутствие Беззубика, притаившегося в тенях скал, и ясно ощутимый взгляд Мастера Армиса не давали ему разочарованно вздохнуть.

Ничего.

Переживут.

* * *

Когда Мие всё же разобралась с его роднёй из числа правящей фамилии Царства Земли, она вернулась обратно во дворец, и найти предлога, чтобы выгнать её ещё куда-нибудь, чтобы огородить её от всего это ужаса, уже не получалось.

Впрочем, в попытках отвлечения внимания супруги от государственных дел Магнус зашёл так далеко, что стал отцом в третий раз.

Однако, на этот раз, произошло самое настоящее чудо — Мие сумела сделать то, что не удавалось многим десяткам Леди Огня до неё. Она подарила своему мужу дочь.

Так уж вышло, что в принципе Лорды Огня старались не иметь больше двух детей — первый сын был главным наследником, второй — «запасным». Дочери же, так уж сложилось, почему-то никогда не появлялись у сынов Династии, ведь они имели свойство выходить замуж, унося бесценную кровь другим родам.

Конечно, Жрецы Огненных Духов взбунтовались, требуя убить младенца, дабы не сеять семена раздора, не давать повода будущей междоусобице, которой не избежать, когда потомки девочки пожелают забрать трон.

Впрочем, затыкать таких вот альтернативно одарённых в плане ума Магни научился уже очень давно.

Да и, в любом случае — слушать он их не собирался. Единственный его Советник, к которому он по-настоящему прислушивался в настолько важных вопросах, был Фурия, а тот всегда говорил, что детская жизнь неприкосновенна.

Да и Магни не был своим отцом, и убивать собственного ребёнка…

Девочка была так похожа на него самого!

И Риг, и Виен пошли в мать, чёрные их волосы у них вились и походили на саму тьму, поглощавшую любой отблеск, глаза же рыжели языками пламени — цвет этот был редкий, особенный.

Ещё более особенной была только его собственная внешность — зелень глаз у магов огня была чем-то неестественным.

А для Магнуса самым счастливым в его жизни, наполненной ужасами и темнотой людских пороков, стало то мгновение, когда его кроха Алаи, его дочь подарила этому миру свой первый крик, жмуря свои прекрасные зелёные глазки.

А где-то глубоко в ней спала искра зарождавшейся магии.

* * *

Наверное, именно от Магнуса Безжалостного через Принцессу Алаи к Хеддоком, пришла эта завораживающая зелень глаз. Хотя сам Первый Император получил её от матери, от Царей Земли.

…Хеддоки — в родстве с правящей фамилией Царства Земли…?

Какие только мысли не приходили к Иккингу посреди ночи!..

* * *

Весть о том, что Стоик договорился о браке между своим сыном и дочерью одного из многочисленных знатных господ Варварского Архипелага, сотрясла Олух — давненько не было у людей такой интересной пищи для сплетен.

Невесту Иккинга, прибывшую на остров несколько дней назад, Астрид уже довелось повидать, и, надо признаться, одного взгляда на эту избалованную девицу хватило, чтобы проникнуться небывалым сочувствием к юноше — при все его странностях и недостатках, он не заслуживал судьбы быть навечно связанным с этой капризной дурой.

Статная блондинка, высокая (на добрых полголовы выше своего юного жениха!) и, надо признать честно, красивая, в богато расшитом платье, совершенно глупо выглядящем среди привычных их народу одежд, с надменным выражением лица и явно раздутым самомнением, она выглядела совершенно нелепо рядом с младшим Хеддоком, излучавшим в последнее время какое-то обречённое спокойствие.

Впрочем, если смотреть на эту Лию, как на родовитую лошадь, приобретённую лишь для разведения породы, то она действительно была всем хороша — молода, здорова, хороша собой, то есть и потомство её будет здоровым и сильным.

Впрочем, её и выбирали примерно по этим критериям. (И всё же — почему блондинка?!)

Ну, а то, что маг огня… что же, всегда были и будут неприятные моменты. От этого не сбежать. Как и от того, что теперь несчастному жениху придётся запастись терпением, чтобы не прибить эту особу. Не то, чтобы кто-то его за это осудил бы, но было бы неприятно, если она погибнет раньше, чем успеет выполнить свою главную задачу. Да и портить отношения с многочисленными родственниками девицы и с её не обделёнными властью родителями сейчас было бы излишне.

Признаться, впервые увидев невесту Иккинга, Астрид испытала странное чувство, которому не сумела подобрать названия. Его можно было бы сравнить с ревностью — теперь не только она будет трепать Хеддоку нервы.

Впрочем, после всего произошедшего с парнем, Хофферсон могла сказать со всей уверенностью — ей его было жаль. Обладать такими способностями, даже не имея магии, и потерять всё в один миг из-за потерявшего контроль над собственным гневом идиота — как, наверное, было ему обидно.

Обидно! Оказаться всего в шаге от чуда, от того, чтобы по-настоящему получить признание и уважение отца, и всё потерять!

Впрочем, Астрид была там, она видела, как всё произошло, и каких усилий Иккингу стоило остановиться, и не закончить всё там раз и навсегда. А он мог.

Теперь она это поняла — мог.

Было в нём какое-то странное остервенение, какая-то странная решимость, мрачная и жуткая, и всего несколько мгновений и голос разума, наверняка подсказавшего, что в перспективе сохранённая Йоргенсону жизнь полезнее, чем сладкая, но такая кратковременная месть.

То, что Хеддок мог вот так холодно просчитывать такие страшные варианты Астрид прекрасно понимало- видно это было по его жестоким, хищным глазам.

О, он умел говорить языком насилия, и умел прекрасно.

Просто предпочитал молчать.

Так, размышляя, Астрид шла по лесу и не заметила, как забрела в самую чащу. До этого ей казалось, что она шла по тропе, но та, бессовестная, увела девушку куда-то в сторону и растворилась, как не бывало её.

Хофферсон, осознав, что, кажется, заблудилась, застыла на месте, как вкопанная, стараясь унять поднявшуюся изнутри волну паники — сейчас это было явно лишним. Оглядевшись и убедившись, что да, местность была ей незнакома, девушка попыталась вспомнить, откуда и каким путём пришла, но с тихим отчаяньем поняла — не помнила.

Слишком глубоко она ушла в свои мысли, слишком отвлеклась на внутреннее, упустив из виду внешнее, реальное.

Проклятая Лия!

Даже мысли о ней доставляли неприятности!

Усилием воли Астрид заставила себя успокоиться и, неизвестно зачем — прислушаться.

Лес был тих, и, в то же время, наполнен жизнью. Лето дарило последние свои тёплые дни, после которых наступит долгий период осенних дождей, нудных и доводящих до тоски даже самых стойких. И её, Астрид, тоже — засыпающая, умирающая природа всегда насылала вязкую дремоту на весь мирю

Лес пел, лес шептал, он был живым. Шуршали на ветру листья деревьев, где-то вдалеке звенел ручей, явно разбиваясь о скалы — наверное, был близко водопад.

Девушка пошла на этот звук, поддавшись странному, не до конца оформившемуся порыву. Наверное, дело было в том, что ей, как магу воды, рядом с её источником было комфортнее, чем вдалеке от оного — имея возможность себя защитить, она меньше нервничала.

Видимо, это решение оказалось верным — чем ближе становилось журчание ручья, тем отчётливее Астрид осознавала что-то неладное.

Сквозь звук искрившихся на солнце прозрачных струй пробивался тонкий металлический свист, а воздух пах озоном, словно бы после грозы. Впрочем, второму она предала намного меньшее внимание тогда, чем первому.

…А зря…!

Внезапно деревья расступились, а девушка обнаружила себя стоящей на краю обрыва. Обнажавшиеся из-под земли скалы отвесно уходили вниз метров на десять, образуя странный котлован с небольшим озером и стенами из вековых елей, из-за которых это место было невозможно заметить издалека.

Но главным было не это. Главным было кое-что иное. А вернее — кое-кто иной. Тот самый, что с смертоносной грацией повторял давно заученные связки, повторяя их раз за разом, оттачивая своё мастерство.

И именно звук этого меча (того самого, что не устал орудием убийства идиота-Йоргенсона), рассекавшего воздух, услышала она ещё издалека.

Астрид, как можно аккуратнее, спустилась по узкой тропе между скал, мельком отмечая странные черные пятна на них. Одно неосторожное движение — и камни посыпались у неё из-под ног, не заставляя её потерять равновесие, но выдавая её присутствие.

Он замер и, чуть помедлив, направил клинок безошибочно в её сторону.

— Иккинг? — хрипло выдохнула Астрид, отстранённо понимая, что скрывать своё присутствие стало не просто бессмысленно, но и опасно.

Юноша, признаться, выглядел необычно даже для себя. Свободные штаны и нечто похожее на рубаху — это было что-то присущее Чужаку, а не им, жителям Вольного Острова. Его одежда обеспечивала подвижность, а не сохраняла тепло — все на южный манер.

Словно бы он уже не был частью их народа.

Словно бы они уже его потеряли…

Меч, с алой кисточкой на конце рукояти, необычный, такими только учеником Мастера Армиса пользовались, у Иккинга был особенными — мастер-оружейник, его изготовивший (сам Иккинг, стало быть, не пользовался ты он клинками, не им выкованными, слишком горд) явно постарался.

Меч, чьё острие сейчас указывало на Астрид и по чьему лезвию проскакивали искры.

Лицо юноши не потеряло сосредоточенно-спокойного выражения, но бровь его едва заметно дёрнулась, выдавая его отношение к ситуации в целом.

— О, уже не «Хеддок»? — хмыкнул он внезапно после мгновения тишины, сбивая своими словами девушку с толку. — Что же это ты по имени, м, Хофферсон?

Что-то странное было в его голосе, что-то страшное и потустороннее.

Меч он так и не опустил.

— Как ты понял, что это я? — удивлённо спросила Астрид, действительно не понимающая секрет Иккинга — он всегда, не смотря на свою слепоту, точно мог определять, кто был перед ним, и никогда не путался, да и не нуждался в помощи кого-либо, чтобы добраться до дома или вообще куда-нибудь.

— От тебя пахнет наглостью и металлом, — хмыкнул он, но уже вполне миролюбиво. — А если серьёзно — голос то не трудно узнать.

Подозрительность и скрытая за насмешкой агрессия исчезли, уступая место обычной его язвительности — он явно почувствовал себя хозяином положения. И ну не мог он не выставить её дурой!

— Точно… — улыбнулась девушка, не поддаваясь на провокацию в первой фразе и легко соглашаясь со второй.

Иккинг уже просто выработал рефлекс — отгонять от себя людей своей саркастичностью, и обижаться за это на него было крайне глупо и по-детски. Он ведь просто не умел по-другому!

И если она хотела понять, что происходило вокруг Хеддока и с ним самим в последние месяцы, то стоило сжать зубы и придержать при себе все желчные ответы, которые промелькнули бы в ее голове, если бы ситуация не были столь необычной. Но такие люди, как Иккинг, учили других терпению, и теперь Астрид с удивлением осознавала, что не испытывала сейчас раздражение — только любопытство.

— Так что тебе нужно от меня? — спросил он уже совсем почти дружелюбно.

Стойка юноши стала расслабленной, меч вернулся в ножны — словно бы он убедился в безопасности намерений внезапной и незваной гостьи.

Иккинг вообще на удивление достойно держался.

Как всегда.

— Я просто удивилась, что ты даже теперь… Что ты тренируешься, — пробормотала девушка, не сумев собраться с мыслями и не найдя достойного, не выглядевшего почему-то жалко, объяснения, что она здесь делала. — Вот.

Она испытывала чувство, которое можно было бы назвать смущением.

Да, можно было бы, если бы речь шла не об Астрид Хофферсон, не способной, по мнению большинства, на подобные чувства и эмоции.

Удивительно, но её состояние Иккинг заметил, и его оно тоже сбило с толку. Он изменился в лице, став даже несколько обеспокоенным — наверное, его тоже выбивало из колеи непривычное для них поведение.

Кажется, они оба изменились за эти годы.

Кажется, даже с последнего их разговора.

— Чего это ты? — сказал парень, непритворно вскинув свои тёмные брови, что, впрочем, было не очень заметно за его сильно отросшей чёлкой, теперь закрывавшей его глаза. — Где твоя нахальность и грубость? Откуда смущение?

Забыв о травме своего собеседника, Астрид опустила глаза, словно боясь встретиться с его взглядом, и почувствовала, как трудно ей сказать хоть что-то.

— Я… Удивлена, — пробормотала она, так и не найдя другое слово.

Словно бы какой-то комок застрял у неё в горле, мешая выдавить из себя хоть слово, мешая сделать хотя бы вдох.

Странное напряжение повисло в воздухе — как перед грозой, и что-то жуткое было в мёртвой тишине, что-то страшное и неестественное, и она попала под влияние этого морока, и, наверное, Астрид поняла, что именно увидела Уна тогда, что именно напугало похожую на волка тварь, описанную девочкой.

Он был опасен, Он нёс в себе странную темноту, какое-то потустороннее колдовство, и не удивилась бы девушка, узнай, что Ему действительно не нужны были глаза, чтобы видеть.

А, может, он просто смотрел в людские души.

Может, он и не в лес, а в мир духов ходил гулять каждый день, и мирно пил чай у Дерева Времени, беседуя с заточённым там Вату.

Если Веа существовали, Иккинг был одним из них, просто притворялся человеком.

Ведь это удобно.

(А, может, и Волк-который-тварь был Веа, испугавшимся более сильного собрата. Или чего-то гораздо более могущественного. Но…)

Но…

Это ведь просто Иккинг!

— Удивлена тем, что я всё ещё тренируюсь? — вырвал её из того странного состояния голос Хеддока. — Ну, Мастер Армис сказал, что такая глупость, как маленькая травма, не причина отлынивать.

Ироничная, но добродушная фраза вернула всё на свои места — девушка поморгала, и больше не ощущала давящего присутствия какого-то нечто.

Морок пропал.

(И лишь много лет спустя, когда будет уже слишком поздно для этого, узнает Астрид, что же это такое на неё нашло. И кто наслал на её этот ужас. И права она оказалась тогда — не Иккинг. Точно не он! А та страшная тень, что следовала за ним всегда по пятам…)

— А почему в лесу? — ещё не до конца осознавая происходящее, спросила девушка.

— Так не мешает никто.

— Я мешаю?

Словно и не она говорила.

Словно не он отвечал.

Запах озона так и не пропал, вызывая закономерные вопросы — откуда, ибо день был ясным, солнечным. Здесь, помимо её собеседника, прятался некий маг огня? При этом маг очень сильный…

— Нет. Ты развлекаешь, — хмыкнул он в ответ, а потом резко (и снова!) переменился в лице, опять слишком точно и слишком внезапно угадывая её мысли. — Ты что-то ещё хочешь сказать. Я уже давно научился отличать оттенки тишины.

— Ты был прав, — признала Астрид внезапно для себя.

— Ну, это не новость.

— Ты был прав, — повторила она с нажимом, переступая через свои принципы и заставляя себя признавать ошибочность собственных суждений. — Я живу в постоянном страхе, и от этого все мои проблемы. Я пытаюсь оправдывать чужие ожидания и не могу жить просто для себя. И я не знаю, что такое свобода.

Да, об это она уже очень давно хотела поговорить, но всё не находилось времени, и оставалось только подыскивать удобный случай.

Что же… Сам нашёлся.

— И ты очень боишься приближающегося Дня, — покивал понимающе (слишком понимающе!) юноша, заставляя её обнажить все свои потайные сомнения.

Она твёрдо посмотрела в незрячие глаза Иккинга, решив не отступать.

Она должна узнать.

— Да. Боюсь, — сказала она решительно. — Но ответь мне… Ты сказал, что единственное, чего боишься ты — ты сам. Почему?

Повисла тишина. Тяжёлая, душеная, полная невысказанных слов и чужих, неизвестных им мыслей — каждый думал о своём и ждал, что же скажет другой.

Иккинг вновь напрягся, неуловимо став напоминать натянутую тетиву лука, тонкую струну, и от этой аналогии становилось не по себе. Девушка смотрела на все изменения в собеседнике, с беспомощностью отмечая их и почему-то осознавая, что да, не просто так он себя боялся.

И морок тот, что минутой ранее отпустил её, не был единственной на то причиной.

— Уверена, что хочешь знать?

Нет, не уверена, но что поделать, за язык её никто не тянул.

— Да.

— Ну-ну, — как-то нервно протянул парень, словно бы оттягивая момент откровения. — А я разве могу тебе доверять?

Хороший вопрос, а самом деле.

Правильный, так сказать.

— Я чувствую, что скоро одного из нас не станет на Олухе, и, наверное, это всё-таки буду я, — прошептала Астрид. — Мне нет смысла выдавать твои секреты.

Всё, более у неё не было секретов. Все свои страхи она рассказала ему.

— Да, — тихо и очень серьёзно сказал Иккинг. — Потому что я убью тебя, если ты их выдашь.

Самое жуткое — это правда.

И она верила.

Юноша интерпретировал тишину по-своему и, словно бы забыв о собеседнице, начал новый круг своих упражнений. Плавные, тягучие, какие-то смазанные, но очень быстрые движения завораживали, а напряжение вновь росло.

И, достигнув наивысшего пика, неожиданно для Астрид сорвалось белоснежной ослепительной молнией с кончиков пальцев Иккинга, врезаясь в скалу и заставляя её, почерневшую, трескаться. Осколки с шумом осыпались на запылённую, уже начавшую жухнуть траву.

(Так вот откуда искры…)

Маг огня.

Очень сильный маг огня, способный на пустом месте создать молнию, да ещё такой силы, что она крошила камни.

Всё это время он жил рядом с ними, притворяясь слабым и посредственным в магии, всё это время позволял унижать себя, тая правду от всех своих соплеменников.

— И ты скрывал? — прошептала она слабо, как только ей удалось вернуть самообладанье.

О, это было трудно!

Голос опять не хотел слушаться — всё-таки это действительно было страшно, вся её магия воды не могла защитить Астрид от этого мага, реши он на неё напасть.

— Не поняла, да? — как-то грустно усмехнулся парень.

Два образа не желали сходиться у неё в голове.

Озлобленный на всех, крайне умный и талантливый, но лишённый дара магии парень и сильнейший из своих ровесников маг, способный на то, о чём только мечтать могли многие из более опытных воинов.

Она не верила.

Ну, или она просто не хотела верить.

— Нет… — прошептала она, наконец, поняв о чём он говорил. — Не может быть!

И свет Равы в зрачках незрячих глаз стал последним подтверждением внезапно открывшейся прекрасной и ужасающей правды.

— А я живу с этим. Уже много-много лет.

* * *

Воспитание маленькой принцессы стало прекрасным способом перенести внимание Мие с того, что творил Магнус, однако, не было чего-то вечного, и однажды она всё же обратила внимание на то, что солдат в столице стало значительно меньше, хотя раньше ими улицы буквально кишели.

Ну и что ей сказать?

Что он, очистив от всякой грязи вроде пиратов приморские города, принялся за остальной мир, видя насколько эгоистичны и алчны чужие правители? Что он начал войну против отдельных колоний Царства Земли, ему больше не подчинявшихся, потому что только решительными действиями можно было что-то исправить в этом безумном мире?

Что в глазах всех остальных стран он теперь — юный диктатор, чудовище и монстер? Что он признает действенность насилия в качестве метода исправления нерадивых идиотов, что в корне противоречит философии Аватара?

Что его за спиной называют Императором, потому что при его правлении Страна Огня уже стала крупнейшим государством, и останавливаться на достигнутом не собиралась?

Ему нечего было говорить его Леди.

Он никогда не любил Мие.

Не так, как это описывалось в слезливых историях для девиц.

Он дорожил ей, как товарищем по несчастью, уважал, как девушку, способную не сломаться под давлением обстоятельств и с гордым лицом продолжать нести их общую ношу, он восхищался ей, как достаточно сильным и талантливым магом — статус Аватара её обязывал быть таковым.

Он был признателен ей за их замечательных детей, за красавицу Алаи, его маленькое Чудо.

Но она не могла понять величия его идеи, не могла поддержать его на этом страшном пути, даже будучи рядом — слишком разным было их мировоззрение.

Слишком по-разному они были воспитаны, пусть и оба принадлежали к высшему сословию общества Страны Огня. Слишком хорошо знал оборотную сторону власти Магнус, слишком глубоко познал её бремя, пусть она и была для него лишь инструментом для достижения цели, а не самой этой целью.

Мие могла поддержать его в трудный период их юности, она могла поддержать беседу практически на любую тему, но слишком долгое пребывание среди других народов её изменило кардинально.

Смешение разных философий, прививаемых во время обучения магии определённых элементов, давали о себе знать — Мие и Магнус больше не могли найти общий язык, а устраивать скандалы было глупо и недостойно человека, в столь молодом возрасте уже столько достигшего.

Фурия правильно говорил — чтобы спасти этот прогнивший мир, нужно было отстроить его заново, а для этого необходимо сначала уничтожить, сжечь дотла старый.

И именно этим сейчас Магнус и все те, кто был вдохновлён его идеей (то есть вся армия, приятно чувствовать себя спасителем и освободителем, а не захватчиком) занимались тем, чтобы власть Лорда Огня распространялась на все народы, чтобы его слово действительно что-то решало, чтобы он, понимающий проблему, способный видеть ей, был способен помочь людям.

Только так, через насилие, через боль и кровь мог родиться новый мир, чистый и прекрасный.

Лишённый гнилости зажравшихся чиновников, работавших на себя, а не на благо народа, не важно магией какого элемента обладал человек, или обладал ли он ей вообще.

Все они, эти люди, простой народ были достойны жить в свободно, без страха перед пиратами или продажной властью, мало отличавшейся от разбойников, хозяйничавших на дорогах. Все они были достойны жить в мире и гармонии, оберегаемые его, Магнуса, солдатами и подчиняющиеся его справедливым и честным законам.

Так почему у Мие было на это счёт иное мнение?!

Почему она препятствовала его Великой Идее! Как смела она у людей их мира отнимать эту свободу?!

Как смела она называться Спасителем, Аватаром?!

Нет, эта концепция устарела, Равновесие не должно было находиться в руках одного-единственного человека… Ведь разум людской слаб, падок на соблазны и податлив к внушениям — и Аватаром можно управлять, как марионеткой.

Нет, это надо было менять!

Но разговор, как всегда, не приходил ни к чему…

Повышенные тона только накаляли страсти, и два истинных дитя Огня, его Лорд и Леди сошлись в схватке, желая доказать своему оппоненту правоту собственных суждений, тем лишний раз подтверждая торию Магнуса.

И Лорд Огня, называемый за спиной Императором, боготворимый его солдатами, почитаемый простым народом их страны, сам не понял, как оказался стоящим на коленях, прижимающим к себе тело его супруги и слишком ошарашенный произошедшим.

Он был сильнее, они оба это всегда знали — это просто факт. Тяжелый испытания порождали великих личнойтей, это этап пройденный для них.

Но…

Как хрупок человек!

Неверный удар, неправильное падение, острый осколок в висок, и…!

И полные печали и страха перед отцом глаза осиротевших детей, только младшая из которых, кажется, по-настоящему поняла, что именно случилось сейчас.

И смотрела на него его собственными невозможно-зелёными глазами, заставляя сердце разрываться от отчаянья и понимания, что ничего уже не исправить — точка невозврата была пройдена.

Так Лорд окончательно стал Императором.

Так умер вместе со своей Леди призрак Принца Магнуса, лишённого материнской любви мальчика, так родился Магнус Безжалостный.

* * *

Свадьбу праздновали с размахом — всё же торжество семьи Хеддок было значимым для всего острова. Люди пировали, едой и алкоголем заглушая собственный страх перед будущим.

Люди пели и танцевались, дрались и мирились. Люди веселились, да так, словно бы хотели запастись радостью впрок, предчувствуя грядущие страдания и лишения, словно бы желая забыться и отвлечься, убеждая себя, что всё хорошо, что бояться было нечего.

И только трое человек не скрывали свои чувства за маской показательной радости — сам виновник торжества, жених, и те двое, что были посвящены в его великую тайну.

Народ принял Лию Хеддок с ликованием.

Но почему-то слишком грустными были глаза Стоика, слишком внимательными — у Мастера Армиса и Астрид Хофферсон.

И слишком уставшими, незрячие, — у Иккинга. Как же он ненавидел шум.