Дикие лебеди (гет)

Джинни

Она выдавливает улыбку и садится рядом с ним на притащенную с гостиной подушку. Неважно, в какой она реальности — туалет Миртл всегда будет ее центром. Они с Гарри решаются расположиться здесь, чтобы привлекать к себе как можно любопытных глаз. И на часах — полночь. Джинни трет сонные глаза. Она точно не сова.

— Гермиона знает, — скорее утвердительно произносит Джинни, искоса глядя в его лицо.

— И заявила, что не собирается в этом участвовать, — в голосе Гарри слышится горечь. — Рон обещал помочь, но он последнее время в каких-то раздумьях.

Джинни вспоминает затаенную грусть в голубых глазах брата. И вздыхает.

— Как ты собираешься искать Волан-де-Морта? — интересуется она, усаживаясь удобнее и обнимая колени руками. — Его вообще можно найти?

Гарри разворачивает мятый лист пергамента и достает из сумки перо и чернильницу.

— Думаю, если дух Реддла еще жив, как утверждает Дамблдор, то он должен быть привязан к каким-то значимым в его жизни местам. Раньше он скрывался в Албании, но теперь он явно ближе, раз мой шрам реагирует так остро. Дамблдор считает, что таких мест несколько: приют, куда его отнесла мать, хоть он и ненавидит его, поместье Мраксов, Годрикова впадина…

— Гарри, если ты видишь его глазами, значит, он в чьем-то теле, — Джинни облизывает сухие губы. — Что ты видел последний раз?

Он на мгновение прикрывает глаза и морщится от боли. Ему гораздо больнее — и физически, и морально, чем он показывает. Но Джинни чувствует. И осторожно касается рукой его плеча.

— Лес… Снег, черные ветки деревьев. И небольшие домики.

Джинни приподнимает брови, теряясь в водовороте догадок.

— Вдруг человек, в которого он вселился, живет в одном из этих мест? — Гарри смотрит на нее выжидающе. Черные волосы на макушке торчат в разные стороны. Он привычно пахнет тыквенным пирогом. — Я хочу это проверить. Хочу проверить, не столкнемся ли мы с Пожирателями смерти. Если столкнемся — конец близок.

— И мы к нему не готовы.

— Мы никогда не будем готовы. Зато будем знать, что Реддл рядом.

Джинни почему-то инстинктивно отодвигается от него. На пару дюймов, заметных только ей.

— Предлагаю начать с Годриковой впадины, — дрожащим голосом говорит она и на мгновение перестает дышать. Какого черта она творит? Помогает Гарри умереть?

Он улыбается и привлекает ее к себе. Джинни отчаянно вдыхает его аромат полной грудью.

— Мой храбрый львенок, — произносит он тихо и почти касается губами ее губ. Джинни покорно закрывает глаза, не в силах резко возразить, что она — лебедь. Теперь — точно черный.

И тогда она слышит звук его шагов. Его шагов. Дверь в туалет распахивается, и Джинни сталкивается взглядом с Драко. Гарри сразу же поднимается на ноги и вытаскивает из кармана палочку. Драко молча повторяет его движение.

— Какого черта вы тут делаете? — он кривит губы, но в серых глазах мелькает понимание. -Поттер, играешь в клуб шпионов? Думаешь, сможешь выяснить, кто это убил Чанг?

Гарри делает шаг ему навстречу, и Джинни трогает его за рукав джемпера. Она старается не смотреть на Драко. Но получается плохо. Она чувствует его запах. Как дикая кошка.

— Это будет гораздо полезнее, чем твое глупое высокомерие, Малфой, — лицо Гарри краснеет.

— А Уизли решил с собой прихватить? Если что — заслонит тебя от Волан-де-Морта, правда? Сколькие там уже из-за тебя умерли?

Джинни не успевает вмешаться, и из поднятых палочек, выставленных вперед как иглы дикобраза, вырываются заклинания. Какого дьявола Драко здесь делает? Она впивается ногтями в щеки, не чувствуя боли. Звон разбитого стекла и треснувшей раковины, порез на лице Драко и опухшая рука Гарри захватывают все ее внимание.

— Хватит! — шепчет она отчаянно, но ее никто не слышит. — Хватит! Протего!

Невидимый щит отбрасывает их в разные стороны. Джинни застывает посередине. Но только ее тело сейчас — посередине. Ее душа разрывается на две части, а глаза смотрят на Драко. И неохотно опускаются.

Драко медленно поднимается с пола, отряхивает мантию и, скорчив Гарри презрительную гримасу, уходит. На Джинни он даже не смотрит. Заставляет себя не смотреть. Заставляет себя уйти.

— Тебе не кажется, что он странный? — Гарри растирает ушибленную руку. — Сначала подошел к тебе у теплиц, теперь сюда явился за полночь… Он что, за тобой следит?

Если бы. Но это — неправильное предположение.

— Может, он в меня влюбился? — Джинни наигранно смеется, но губы едва растягиваются в улыбку. Потому что правда — всегда несмешная. Она горькая, как полынь.

Гарри перестает растирать руку и ошарашенно смотрит на Джинни. И через мгновение в его глазах вспыхивают огоньки ярости.

— Я его убью, — заявляет он совершенно серьезным тоном и продолжает растирать руку. — Я никому тебя не отдам. Никогда. Особенно этому слюнявому трусу. Ой, меня гиппогриф поцарапал… Ой, меня Грэйнджер ударила… Ой, помогите…

Он умолкает, заметив боль в ее глазах. Которую она старательно прячет. Но глаза — зеркало. Глаза — своего рода сыворотка правды. Не умеют лгать.

— Я кое-что тебе не рассказал, — Гарри берет ее за руку и привлекает к себе. Джинни неохотно прижимается к нему, стараясь не дышать. Ей тяжело. Тяжело оставаться здесь, тяжело выбежать вслед за Драко. — На Турнире Трех Волшебников мы с Седриком попали в портал. Этот портал создали Волан-де-Морт и Петтигрю. Волан-де-Морт хотел получить мою кровь, чтобы возродиться. Вот только у него ничего не вышло, потому что из будущего прибыли два человека в масках Пожирателей смерти. Они убили Петтигрю и Реддла.

— Это ведь хорошо, да?

В глазах Гарри — сомнение, окрашенное зеленым.

— Я каждый день думаю: а что было бы, возьми он мою кровь? Те двое сказали: я в бегах, Снейп — директор Хогвартса… Но, значит, так и должно было быть, понимаешь? Тот я знал, с чем имею дело. А сейчас… я шагаю на ощупь. Впотьмах. Там я — с Роном и Гермионой. Здесь я один.

— Ты со мной, — произносит она, стараясь, чтобы голос звучал убедительно.

— Я не возьму тебя в Годрикову Впадину…

— Возьмешь. Или я выхожу отсюда ко всем чертям, — на ореховых глазах Джинни выступают слезы. — Слышишь? Я не собираюсь застревать посередине! Или я рискую всем, как рискуешь ты, или я вне игры.

Гарри смотрит на нее раздраженно, и весь его энтузиазм улетучивается, как дым рассеивается под порывом ветра. Он не хочет брать ее с собой — это понятно. Но тогда не нужно вообще быть рядом с ней. Она не умеет быть посередине.

И они снова слышат шаги. В распахнутой двери появляется широкоплечая фигура Рона. Его волосы смяты на правую сторону, и в глазах — сон. Точно такой же, как у Джинни. Спать ей не хочется только рядом с Драко.

— А я думаю, куда ты делся, — Рон подходит к ним и с подозрением изучает их бледные лица. — У вас тут что, свидание?

— В туалете? — Гарри приподнимает бровь. — Мы…

— Он собирается проверить Годрикову впадину, и я иду вместе с ним, — Джинни яростно скрещивает руки на груди. Как две сабли. — И только попробуйте меня остановить.

Рон пожимает плечами, но идея ему не нравится. Рон — единственный из братьев, кто относится к ней с затаенной нежностью. Остальные просто ее любят. Нежность все меняет.

— Когда? — Рон широко зевает, обнажая красноватое жерло горла и ряд крепких зубов.

— На следующих выходных, — быстро произносит Гарри, смотря на него с благодарностью, и Джинни отворачивается. Мысль набатом бьет в висках, заставляя руки дрожать: им с Драко не нужно было менять историю. Не нужно было бежать от себя и от реальности. Они должны были бороться с тем, что видели перед собой. И позволить захлестнуть себя тем чувствам, что пришли к ним внезапно.

Вместо этого они сбежали. Убедили себя, что все — ради других. Чушь драконья. Все стало только хуже, и Драко тоже это понимает. Только не хочет признавать.

Рон согласно кивает, зевая еще шире и заражая всех своей зевотой. Касаясь холодной ладонью губ, Джинни с отчаянием понимает, что следующие выходные — уже в феврале. Все происходит так стремительно, лица появляются и проносятся мимо, а потом исчезают. Мелькают кабинеты, перья, листы пергаментов, заляпанные кляксами, гостиная и Большой зал. И до ЖАБА у выпускников остается всего три месяца, а потом — пустота.

Драко

Он выходит из туалета, стирая кровь со щеки, не чувствуя боли. Боль вся вытекла, когда он увидел Уизли в объятиях Поттера. И он сам толкнул ее к нему. Потому что она права: он трус. И эгоист.

Драко останавливается, и, не в силах сдержать ярость, ударяет кулаком по холодному камню стены, сдирая кожу до крови, и продолжает избивать стену, пока рука не превращается в кровавое месиво. Ему все еще не больно. И сразу, холодком по спине приходит осознание, что он не может оставить все просто так. Он сам будет искать Волан-де-Морта. Отец — Пожиратель, который наверняка что-то знает. И Беллатриса. Откуда она знает, что Темный Лорд скоро возродится? Наверняка у нее есть информация. Азкабан полон Пожирателями смерти.

Он найдет его раньше, чем Уизли с Поттером. И тогда ей не придется умирать, спасая Золотого мальчика. Если Драко не начнет свое собственное расследование, она обязательно погибнет, потому что она — не тупица и не всезнайка. Она — второстепенный герой. И ему кажется, что она сама это понимает, только не хочет отступать. Не умеет.

Засунув измученную руку в карман, пачкая его изнутри кровью, Драко медленно идет к подземелью. Он пришел к Миртл, чтобы подумать и посидеть в тишине, не разрываемой щебетаньем Паркинсон. Он пришел, чтобы вспомнить вкус губ Уизли и ее нежную кожу. И попал в Чистилище.

Уже подходя к подземелью, он замечает чью-то высокую фигуру, закутанную в черный плащ. В руках у фигуры — темно-коричневый ящик, прикрытый листом пергамента. Драко раздумывает мгновение, потом вытаскивает палочку и осторожно идет вслед за фигурой, во двор.

Морозный воздух зло щиплет окровавленную руку, и Драко сжимает зубы от резко вернувшейся боли. Физическая боль — ерунда. Раньше он этого не понимал. Раньше он много чего не понимал.

Фигура неторопливо идет к теплицам, оставляя на снегу большие, явно мужские шаги. Драко приседает на корточки, рассматривая их. Но таких следов — тысячи. И ног такого размера — тысячи.

Сжимая палочку в руке, он заходит вслед за фигурой в теплицу, мысленно перебирая всех, кто может быть похож… И чужая палочка упирается ему в грудь.

— Малфой, — из-под капюшона доносится чей-то знакомый голос. — Какого черта вы за мной следите?

— Профессор Диггори, — Драко облегченно выдыхает. Он уже решил, что перед ним — Темный Лорд из его кошмаров. — Что вы здесь делаете?

— Думаю, это не ваше дело, Малфой, — Диггори не опускает палочку, напряженно смотря в его глаза. — Повторяю, какого черта вы за мной следите?

— Не он один, — в дверях возникает сальная голова Снейпа. — Знаете, я иногда брожу по ночам, обдумываю ингредиенты для какого-нибудь интересного зелья. Заодно слежу за замком. И вы мне не нравитесь, Диггори.

— Вам не нравится любой, кто ведет Защиту от Темных искусств, — красивые губы Седрика кривятся. — Если вы так беспокоитесь, то в моем ящике всего лишь златоглазки. У мадам Стебль они закончились, и я вырастил новую рассаду… Хочу посадить.

Драко со Снейпом переглядываются, и Драко узнает досаду в черных глазах декана. Златоглазки! Цветы, которые используются слишком во многих зельях, чтобы понять, какое именно решил сварить Диггори.

— Ну да, — усмехается Снейп, но в глазах — лед. — Вы, пуффендуйцы, так неравнодушны к траве…

— А вы — к ядам, — парирует Седрик, смотря на Снейпа с неприязнью. — Может, оставите меня в покое?

— Пойдем, Драко, — Снейп кладет руку на его плечо и разворачивает к выходу. Они молча идут обратно к замку, утопая в сугробах. Драко искоса смотрит на желтоватое лицо декана и почему-то пожимает плечами, словно отвечая самому себе на незаданный вопрос.

— Ты изменял историю вместе с Уизли, — Снейп останавливается и закладывает руки за спину. — Я прав?

Драко застывает на месте. Откуда он знает?

— Я искал для нее антидот от яда Нагайны, — продолжает Снейп, разглядывая бледное лицо Драко с бескровными губами. — Пришлось слегка надавить, чтобы узнать, каким образом этот яд попал в ее кровь. Она сказала, что изменила события прошлого. Но потом я понял, что ты в этом тоже участвовал.

— Каким образом?

— Первое, что она сказала, когда пришла в себя, было «Драко». Сначала я не обратил на это внимание, но сейчас, увидев, как ты следишь за Диггори, сложил два и два.

Драко позволяет снежинкам каплями боли ложиться на измученную руку. Она звала его, тогда… Он не пришел. Черт подери… Он не пришел. И боль из руки рекой перетекает в сердце, затопляя все другие чувства.

— Зачем ты следишь за Диггори?

— Потому что у Поттера болит шрам, — Драко закатывает глаза и тяжело выдыхает. — Чанг мертва. У Дамблдора — черная рука, как будто он ее отдельно мумифицировал. Я тоже умею складывать два и два, Северус. А за Диггори я пошел случайно. Я не знал, что это он.

Снейп останавливается у крыльца и складывает руки на груди. Губы у него досадливо поджаты. Ему хочется узнать больше, но он знает, что Драко все равно не расскажет. И все равно: хорошо, что он знает. Если что-нибудь случится…

— Ты хорошо информирован. Тогда, может быть, ты знаешь, что директор скоро умрет?

— Догадываюсь, — Драко кривит губы. — Проблема в том, что в этой реальности нет Слизнорта.

— Кого? — Северус приподнимает брови. От него пахнет унынием и привычным одиночеством.

— Профессора зельеварения. Поттер по совету директора получил от него очень ценную информацию, которая нужна в войне против Темного Лорда. Если его здесь нет, значит, Поттер обречен проиграть.

Снейп приподнимает плечи. И по блеску его глаз Драко видит, что декан странным образом верит в Поттера, хотя и презирает его. Странно, ведь Северус наверняка на стороне Пожирателей смерти. На стороне Лорда.

— Не лезь в это, — говорит он своим черным голосом и поднимается по заснеженным ступеням. — Я проверял Диггори. Подлил ему в чай сыворотку правды на прошлой неделе. Он не имеет никакого отношения к Темному Лорду.

В другое время, в другой реальности Драко бы улыбнулся способности Северуса незаметно проверять всех, кто ему не нравится. Но сейчас он не отвечает, продолжая лихорадочно раздумывать, для какого зелья Диггори понадобились эти цветы. И со дна его души приходит унылое понимание того, что от судьбы не уйдешь. Ни в какой реальности. Чтобы помочь Уизли остаться живой и первому добраться до Лорда, Драко придется стать Пожирателем. Придется вести двойную игру. И он без колебаний вступает на эту дорогу, даже не осознав, что впервые делает что-то для другого, хотя мог остаться в стороне.

Джинни

Годрикова впадина — как волшебный сказочный город, вся покрыта одеялом снега. И на могильном камне родителей Гарри — толстая белая шапка снега. Джинни вспоминает, что в другой реальности Гарри был здесь с Гермионой, а не с Роном. Почему? Неужели Рон ушел?

Они кладут на могилу цветы, купленные у старушки-привратницы, и разом делают шаг назад. Розы и хризантемы странным пятном цвета выделяются среди белизны.

— Они бы гордились тобой, — шепчет Джинни, не глядя на Гарри.

Он качает головой и стряхивает снег с капюшона.

— Может быть. А может, сказали бы, что я должен жить, а не стараться встретить свою смерть. Ведь они умерли, защищая меня.

— У меня мурашки по коже, — признается Рон, озираясь. — Как будто кто-то за нами следит.

Давайте уйдем.

Они уходят с кладбища, оставляя за собой три пары следов. Джинни последний раз оглядывается на могилу и еще больше чувствует себя виноватой перед Гарри. Хотя ее вины нет. Она не заставляла саму себя влюбляться в Драко.

— Жутковато, — признается Рон, смотря на заколоченные двери дома, где когда-то счастливые родители проводили дни с малышом. Джинни сглатывает и замечает, что Гарри повторяет ее движение, а потом до боли сжимает ее руку.

— Придется идти, — тихо произносит он, вытаскивая палочку. Рон тяжело выдыхает и медленно идет к дому, нервно вертя головой во все стороны. Джинни с Гарри идут следом, и теплый воздух облачками вырывается из их приоткрытых губ.

— Держись за мной, ладно? — его голос и палочка дрожат. — Жаль, что Гермиона уперлась… Ее знания всегда нас выручали. Что она найдет в этих книгах? Лучше бы помогла нам здесь.

— Я не хуже Гермионы, — вызывающе замечает Джинни, смело глядя на него. И в ее глазах отражается падающий снег.

— Конечно, нет, — Гарри слабо улыбается. — Идем. Что там, Рон?

Брат заглядывает в дыры в полуразрушенных дверях. Окна крест-накрест заколочены гнилыми досками.

— Ничего не видно. Редукто! — произносит он, и дерево рассыпается на куски, обдавая их пылью. — Тут давно никого не было.

Джинни заходит в дом последней и обегает глазами помещение. На мебели висит паутина, стекла в шкафах осколками лежат на полу, и запах затхлости напоминает ей о чердаке в Норе. Только этот дом — проклят, и никогда больше здесь не зазвучат счастливые голоса. В вазе у окна — прах цветов, и на подоконнике — раскрытая книга с покрытыми слоем пыли страницами.

Джинни пытается представить, как Лили приходила домой с прогулки, и маленький Гарри радостно возился на ковре у камина, а вечером с работы возвращался Джеймс, и они пили чай с домашним пирогом и читали сыну сказки…Тогда дом был полон красок и тепла, а сейчас он — мертв и вряд ли узнает Гарри.

Они неторопливо обследуют дом, ежась от холода и мечтая о чашке горячего чая и теплом камине в гостиной. Джинни не решает зайти в детскую вслед за Гарри. Она молча смотрит на его дергающиеся плечи и опущенную голову из коридора и не пытается сдержать слезы.

— Я что-то чувствую, — произносит он вдруг, смотря на нее через плечо. Очки у него съехали на нос. — Как будто еще немного, и я пойму, каким образом он со мной связан. Я словно вижу, как он поднимает палочку на маму…

— Сириус будет в бешенстве, если узнает, что мы здесь были, — Рон встает рядом с Джинни и устало вздыхает. — Я проверил кухню, там ничего нет. Ты думаешь, он уже успел в кого-то вселиться?

— Уверен, — Гарри еще раз бросает взгляд на разрушенную детскую кроватку. — Иначе я не смог бы видеть его глазами. Я…

Он вдруг хватается руками за голову и кричит так громко, что у Джинни закладывает уши. Рон мгновенно оказывается около друга и яростно трясет его за плечи.

— Вылезай из его мыслей! Сейчас же! Он нас засечет!

— Не могу, — Гарри не то стонет, не то воет. — Я вижу… дверь. Похожа на… дверь в Лютном переулке…

— Откуда ты знаешь? — в глазах Рона неподдельная паника.

— Такая у «Горбина и Бэркса»… Наверное, ему нужны ингредиенты.

— Откуда ты помнишь, как она выглядит? — Рон отпускает его плечи и садится прямо на грязный пол. — Мы же там сто лет не были.

Гарри отнимает руки от головы и смотрит на Джинни совершенно безумными глазами.

— Я не могу оставаться вот таким всегда, понимаешь?

Она судорожно кивает. Он не может. Жить с припадками, видеть глазами Волан-де-Морта, быть с ним связанным.

— Гарри, мы не можем сейчас отправиться в Лютный переулок, — Рон заранее предугадывает слова, готовые сорваться с ярко-красных губ Гарри. — Он нас убьет.

— Надо уходить, — сердце Джинни вдруг переполняет животный страх и захлестывает волной. — Пожалуйста, мы все равно ничего не нашли.

— Но я что-то чувствую! — Гарри упрямо сжимает губы. — Если мы побудем здесь еще немного, я могу понять, каким образом я вижу его глазами. Это важно, Джинни…

Внизу раздаются шаги, и Рон тихо матерится.

— Гоменум Ревелио! — произносит кто-то, и на мгновение их накрывает тень. — Наверху кто-то есть!

— Уходим, Гарри, — Рон протягивает руку ему и Джинни, мраморной статуей застывшей на месте. Она не уйдет без Гарри, и брат отлично это понимает. — Быстро!

— Нет, — Гарри качает головой и поднимает палочку. — Уходите. Я хочу встретиться с теми, кто меня ищет. Я хочу дать Волан-де-Морту понять, что не собираюсь от него бегать.

— Ты спятил? — голос Рона похож на собачий лай, когда он так громко кричит. — Хочешь, чтобы ее тоже убили?

— Бери Джинни — и уходи! — орет Гарри в ответ, зло сверкая зелеными глазами. — Я сам разберусь!

— Поттер, — чей-то шипящий голос раздается прямо за их спинами, и Рон с Гарри мгновенно выступают вперед, закрывая собой Джинни. — Давно не виделись.

— Макнейр, — сквозь стиснутые зубы произносит Гарри, и Джинни чувствует ярость, бушующую в его тихом голосе. — Долохов, Яксли и Кэрроу. Ждете потихоньку, когда возродится ваш хозяин?

— Он возродится очень скоро, — довольно хрюкает Яксли, и Рон неприязненно морщится. Наверное, вспоминает жареные в масле ребрышки тетки Мюриэль. — Даже не представляешь, как скоро, Поттер.

И четверо Пожирателей довольно смеются, направляя на них палочки.

— Передайте своему хозяину, что я доберусь до него быстрее и уничтожу, — голос Гарри звучит презрительно. — Хотя он и так слышит мои мысли иногда, правда? Я просто хотел убедиться, что вы снова на его стороне. Экспеллиармус!

— Бомбарда! Инкарцеро! — выкрикивает Джинни за их спинами раньше, чем Рон успевает поднять палочку. Заклинания со свистом ударяют в Макнейра, пригвождая его к стене. — Экспеллиармус тебе больше не поможет, Гарри, понимаешь? Теперь или ты — или они.

Он смотрит на нее оторопело, потом кивает и вступает в бой с оставшимися Пожирателями. Долохов достается Рону, а перед Джинни вырастает черная фигура Алекто.

Отбиваясь от заклятий, сыплющихся, как снежинки за разбитым окном, и выплевывая изо рта пряди волос, Джинни вдруг спотыкается и падает на пол, подставляя спину Кэрроу. Алекто на мгновение замирает, торжествующе смотря на нее. И за это мгновение в сознании проносятся все унижения и вся боль, причиненная ей этой рукой в аспидной мантии. И в душе разгорается адское пламя, сжирающее все хорошее, что там есть. Наверное, такое же пламя сейчас горит в Гарри. В это мгновение Джинни, не раздумывая, произносит:

— Авада Кедавра!

Грузное тело Алекто с грохотом падает на покрытый пылью пол, и вслед за телом падает звенящая тишина. Джинни неохотно встречается взглядом с Гарри, хотя меньше всего ей хочется смотреть именно на него. Она знает, о чем кричат его глаза, но она не может стать прежней. Она каменеет с каждым днем и ничего не может с этим поделать. И его теплые губы не могут ей помочь.

— Ты ее убила, — Рон все еще не может в это поверить, шагая рядом с ней по пустой улице Хогсмида. Губа у него рассечена и до сих пор кровоточит. — Ты ее убила. Гермиона не поверит.

— Пожиратели заняли вполне четкую позицию, — замечает Гарри, потирая шрам. — Значит, скоро все сторонники Реддла будут освобождены из Азкабана. До войны осталось недолго. Как только он возродится — нам придется на время убраться отсюда, если мы не сможем убить его до этого.

Убраться отсюда. И, конечно, не брать ее с собой. Как всегда.

— Джинни, с тобой все хорошо? — Гарри берет ее за руку, но она тут же высвобождается.

— Я хочу побыть одна, — тихо произносит она, едва сдерживая внезапное желание убежать от него. Спрятаться. Какая-то часть ее еще любит его, но с каждым днем быть рядом оказывается труднее и труднее. И с каждым днем внутри нее растет желание прикоснуться к Драко. И эта двойственность разрывает ее, превращая сердце в камень. — Я зайду в «Сладкое королевство», хорошо? Встретимся в замке.

— Но уже темно, эй, — за спиной раздается голос Гарри, и сам Гарри тоже оказывается за спиной. Джинни ускоряет шаг, а потом бежит, смахивая горячие слезы с замерзшего лица.

Что-то в этой реальности не так. Гарри должен понять, что связывает его с Реддлом. Если он это не выяснит — он погибнет. Но Дамблдор тоже не знает ничего об этой связи, и это странно. Слишком много неправильного. И ей кажется, что здесь им точно не победить Волан-де-Морта.

И безумная мысль едва не сбивает ее с ног. Что, если им придется вернуться обратно? Джинни летящим лебедем врезается в кого-то, словно в скалу. Что-то мягкое падает в снег, укутанный сумраком.

— Я помогу собрать, — она садится на корточки.

— Дьявол, — произносит знакомый голос. — Обязательно так носиться?

— Ты, — выдыхает она с болью, поднимая на него глаза. И на ее ореховых глазах выступают блестящие слезы.

— Дьявол, — повторяет он, беспомощно смотря на нее в ответ. Как будто его обездвижили.

— Драко, нам нужно поговорить, — тихо произносит Джинни, быстро собирая рассыпавшееся печенье обратно в коробку. Сама не зная, зачем. Для кого он его купил? Для Гринграсс?

Он тяжело выдыхает, обдавая ее ароматом карамели. Потом вглядывается в ее бледное лицо.

— Где тебя носило? — и в голосе сразу проступает злость. — Откуда у тебя этот синяк?

— Я убила Алекто. На нас напали в Годриковой Впадине. Слушай…

— Ты — что?.. — переспрашивает он в бешенстве. — Где напали? Твою мать, Уизли, что ты творишь?

— А что мне остается? — и слезы льются сами по себе, не спрашивая разрешения. Так выливается пережитый страх. — Что мне остается, скажи? Нам не нужно было ничего менять.

И тогда Драко покорно кивает. Он и сам так думает уже пару недель.

— Встретимся у Миртл в полночь, сможешь? — с сомнением произносит он, глядя в ее покрасневшие глаза.

— Я ужасно выгляжу, да? Я не такая красивая, как она?

Драко отрицательно качает головой и почему-то улыбается. Улыбка дурацкая, но прожигает ее до самых ребер.

— Ты дура, Уизли, если так считаешь. Возьми, — и он незаметно сует ей в ледяные ладони галлеон. — Купи себе чертиков и кофе. У тебя наверняка денег нет. И прекрати собирать печенье, пусть валяется. Плевать. Птицы склюют.

Он провожает его отчаянным взглядом, потом бредет к «Сладкому Королевству». Впотьмах. Выставив вперед руки. И ей кажется, что темнота обступила ее навсегда.

Драко

Они стоят друг напротив друга, затаив дыхание, чтобы не слышать, как отчаянно бьются сердца. Но они все равно бьются. Они — живые, и они — в крови. Для них это правильно.

Наконец, Джинни разлепляет сухие губы.

— Ты не собирался в это соваться.

— До тех пор, пока ты не решила помогать Поттеру. Ты погибнешь, неужели непонятно?

— Для меня это будет лучшим выходом.

— Что за чушь ты несешь?

Джинни вызывающе трясет головой, но вызов наигран. Ее силы на исходе, и она с трудом сдерживает рвущиеся наружу панику и страх. И Драко это видит. И его трясет.

А потом она поднимает на него глаза. И в этих глазах — мольба. И в этих глазах — любовь. В этих глазах — отчаяние и наступающая тьма. И в его душу, в сердце, гоняющее кровь, прорывая дамбу страха, хлещет желание. Желание оказаться как можно ближе к ней.

Драко шагает к ней, шагает в огненную бездну — и горит. И в следующее мгновение перед глазами все смешивается: ее руки, губы, глаза, дыхание, аромат.

— Ненавижу тебя, — Джинни целует его так лихорадочно, что у него перехватывает дыхание. — Откуда ты только взялся той ночью…

— Уизли, это неправильно… то, что мы делаем, — произносит он, тяжело дыша и расстегивая дрожащими пальцами непокорные пуговицы ее блузки.

— Неправильно — то, что мы врем себе, а ты трусишь, ты чертов трус, — она молотит кулаками по его груди, потом остервенело прижимается губами к его губам, привставая на цыпочки.

Драко решает, что он подумает о правильности потом. Завтра. Или никогда. Резко развернув Джинни, он прижимает ее к стене и скидывает с нее рубашку.

— Обещай, что не отпустишь меня, обещай, что бросишь Гринграсс, — шепчет она, обнимая его за шею.

— Тогда обещай, что не будешь помогать Поттеру, — шепчет он в ответ, и комната вдруг погружается во мрак. Ее руки соскальзывает с его шеи. И лицо — опущено. — Джинни…

— Иди ко всем чертям! — кричит она, сверкая глазами. — Ты все равно бросишь меня, да? Потому что ты ведь так боишься довериться кому-то. Трахнешь меня здесь и бросишь, ведь уязвимость — это так страшно… Не собираюсь быть твоим… утешением. Ясно тебе, кельпи тебя подери?

Драко смотрит на нее зло, тяжело дыша. Кровь, прилившая к голове, мешает соображать. Потом гордо поднимает голову. В нем все еще нет нежности. Он все еще в раковине.

— Нам нужно найти Слизнорта, — говорит Джинни чужим голосом, торопливо застегивая пуговицы.

— Слизнорта в этой реальности нет, — негромко отвечает он, стараясь на нее не смотреть. — Зато Пожирателей смерти — полно. И скоро будет еще больше. Так что мы ходим впотьмах, не зная, что случится завтра утром.

— Надо что-то делать, — осторожно произносит Джинни таким тоном, словно не она бешено целовала его пару минут назад. — Или мы обречены.

Драко выдыхает и проводит рукой по лицу. От судьбы не уйдешь. Никогда.

— Мне придется стать Пожирателем смерти.

— Что? — ее губы вытягиваются, а в глазах — животный страх. — Не надо, пожалуйста, Драко, только не это…

— Другого выхода нет, — жестко отвечает он, и сердце снова колотится так сильно, что перед глазами темнеет. — Став Пожирателем, я смогу добраться до Лорда раньше всех. Или получу нужную информацию. От этого зависит твоя жизнь. Моя мне уже давно неинтересна. С тех пор, как мы изменили историю. И вряд ли станет интересна когда-нибудь. Я давно не чувствую вкуса. Не знаю, зачем я вообще существую.

— Я не понимаю, — Джинни прижимает руки к голове и качается с носок на пятки, как безумная. — Не понимаю. Зачем ты рискуешь ради меня жизнью, если не хочешь быть со мной?

Драко резко оборачивается к ней.

— Не хочу быть с тобой? Представляешь, захожу я тут к Миртл в полночь, а ты сидишь в объятиях Поттера! Пока ты не заявишь мне, что не любишь его, я даже шага не сделаю в твою сторону! Меня вечно все использовали, отец, Лорд, тетка, Дамблдор, я не хочу, чтобы выбирали между мною и кем-то еще! И не собираюсь уговаривать кого бы то ни было любить меня. Хватит висеть в воздухе, Джинни. Или он, или я. Нельзя быть чуть-чуть здесь и чуть-чуть там. Ясно?

— Предельно, — ее голос — холодная река, несущая глыбы льда. — Я не могу его бросить, понимаешь? Это бесчестно!

— Как думаешь, приятно будет ему узнать, что ты с ним из-за жалости?

— Я с ним не из-за жалости, — Джинни выгибает плечи назад, словно крылья, — я…

Все внутри него умирает. Значит, он был прав, не впуская в себя нежность к ней. Не борясь за нее.

— Любишь его, — произносит он тихо. — Я так и знал, Уизли.

— У меня имя есть, — она даже не возражает.

— А я его забыл, — Драко поворачивается к ней спиной, стараясь не реагировать на ее умоляющие глаза. — Мы что-то вроде партнеров, Уизли. Идем к одной цели. Как узнаю что-нибудь важное, сообщу. Разберись в себе. Может быть, ты меня просто хочешь. А любишь — его.

— А ты меня не просто хочешь? Так, прижал в углу — и полегчало? — жестокость ей не идет, и Драко морщится, как будто выпил горький чай.

— Это другое. Ты нужна мне настолько, что мне необходимо тебя касаться. Я ничего не могу с этим поделать. Но я могу и просто смотреть на тебя. Это трудно объяснить…

— Я так больше не могу, я сойду с ума, я сойду с ума, — она дышит так часто и хватается руками за стену, что ему становится страшно. — Не трогай меня! Просто уходи… Я сейчас… я справлюсь…

Он заставляет себя уйти, сдерживая стон, рвущийся сквозь сжатые губы. И в это мгновение ненавидит больше всего одного человека — себя.

…Мать разливает чай в изящные чашки из бело-голубого фарфора. Белый и голубой — ее любимые цвета. Драко смотрит на нее пристально, и в который раз ему кажется, что в этой реальности все, кроме них с Уизли — ненастоящие. Искусственные. Взявшиеся из ниоткуда.

— Я так рада тебя видеть, — она улыбается нежно, поднимая на него глаза. — Что случилось?

Драко отводит взгляд. Врать матери он не умеет, а говорить правду не хочет. Лучше молчать.

— Я возьму еще кусок пирога, можно?

— Конечно, дорогой, — мать пододвигает к нему клюквенный пирог. Здесь дом все еще остается его домом. — Ты к отцу приехал?

Драко кивает, беря липкий от сахара пирог. Недолго он радовался отсутствию Метки на предплечье. Хотя, если Лорд еще не возродился, то и раздавать Метки некому. Но этого не избежать.

Отец сидит в низком кресле, закрывшись утренним выпуском «Ежедневного пророка». В кабинете пахнет сигарами и дорогим виски. Отец курит?

Драко садится напротив него и берет с журнального столика «Придиру», на обложке которой красуется голова Дамблдора с бегающими туда-сюда глазами. Он разворачивает страницу с новостью о смерти Чанг.

— С каких пор ты читаешь эту ерунду? — Драко швыряет журнал на девственно чистый стол. — В следующий раз выпиши себе заодно «Ведьмин досуг».

Отец опускает газету, смотря на него с удивлением.

— С каких пор ты заявляешься домой посреди учебного года? Разве тебе не нужно готовиться к ЖАБА?

Драко вздыхает. Еще как нужно. Он каждый день засиживается до ночи, чтобы успеть выучить что-то к экзаменам помимо домашнего задания.

— Я справлюсь, — заявляет он твердо, смотря в серые глаза отца. — «Придира» соврала обо всем и забыла о самом главном. Дамблдор скоро умрет.

Люциус откладывает развернутую газету на стол и с интересом смотрит на него.

— Откуда ты знаешь?

— Видел его руку, — Драко откидывается на спинку кресла. — Она настолько черна, насколько много в ней заперто Темной магии. Он едва дотянет до лета.

Люциус поднимается с кресла и медленно обходит Драко по кругу, вглядываясь в его лицо.

— Ну что? — раздраженно спрашивает тот, поднимая глаза на отца.

— Пытаюсь понять, куда делся мой сын, который вечно ныл и бегал ко мне жаловаться по каждому идиотскому поводу, — Люциус останавливается и кладет ладонь на мягкую спинку. — Чего ты хочешь?

Драко смотрит на его слегка заостренный подбородок, чувствуя слабый запах сладковатого мужского одеколона. В другом времени и пространстве было бы приятно простить все себялюбивые стремления отца и быть с ним партнером. Вести общее дело. Неважно, какое.

— Я был у Беллатрисы, — Драко кладет ногу на ногу, стараясь выглядеть уверенным. — И знаю, что Темный Лорд скоро возродится. Я бы хотел ему помочь.

Выражение лица Люциуса меняется с самодовольного на испуганное, потом растерянное.

— Драко, это слишком опасно. Лорд не прощает ошибок, и ему невозможно угодить. Один промах — и ты…

— Уж я знаю, — его губы дергаются. — Как его найти? И что ему нужно?

Люциус накладывает оглушающее заклинание на дверь и окна и садится напротив него, нервно теребя палочку в изящных пальцах. Драко внезапно становится интересно, как выглядела первая встреча его родителей, как отец сделал матери предложение. Ведь были времена, когда Лорда не было и в помине, а на улице светило солнце.

— Никто не знает, — отец выдыхает. — Он все время дает поручения через магглов под Империо. Боится, что кто-то из Пожирателей смерти может оказаться агентом Дамблдора. Кроме того, ты не Пожиратель смерти, Драко.

— Я готов им стать, ведь я разделяю идеи Лорда и твои, — он старается, чтобы голос звучал ровно. Потом вспоминает умоляющие глаза Уизли. И сглатывает. Что, если его убьют раньше, чем он успеет добраться до Лорда?

Люциус задумчиво катает палочку в ладонях, смотря в лицо Драко. Он сомневается, и его можно понять. В этой реальности он немного другой, более молчаливый и не настолько жаждущий заявить всему миру о себе. Одно остается неизменным: себялюбие и тщеславие. Они бликами яда проступают в его серых глазах.

— Ты помнишь, кто стоит у Лорда на пути?

— Поттер.

— Что ты должен делать, если хочешь помочь Лорду?

— Следить за Поттером.

— Верно, — Люциус поднимается с кресла и снова обходит Драко по кругу. — Если ты уверен в своем выборе, я сведу тебя с Яксли. Он достаточно хорошо информирован и введет тебя в курс дела.

— А как же Северус?

— Северус на виду у Дамблдора и не может рисковать своим положением, — с некоторым недовольством замечает отец, и Драко чувствует в его голосе ревность. Лорд любит Северуса гораздо больше, да. Предпочтение господином других — слабое место Малфоев.

— Не понимаю, Драко. Еще полгода назад ты отказался быть моим сторонником. Что изменилось теперь?

И в серых глазах — сомнение.

— Решил, что ты лучше знаешь, что правильно, — Драко опять заставляет себя говорить уверенно и улыбаться. И не понимает, где научился так убедительно врать. Раньше он всегда шел красными пятнами. А теперь может сказать что угодно. Врать он не умеет только матери и Уизли. А себе и остальным — сколько угодно.

… В «Кабаньей Голове» — теплый полумрак. Темные волосы Яксли с блестящей лысиной на макушке топорщатся в разные стороны, как усы моржа. Яксли заказал порцию крепкого бренди, и Драко пришлось заказать то же самое, чтобы не казаться мальчишкой на фоне Пожирателя. Он вспоминает самого себя в начале сентября: запуганный подросток с бледной кожей и безумным взглядом, падающий в обморок при виде крови. Его и сейчас от крови подташнивает, и кожа не стала розовее, но в сердце — уверенность. Уверенность, что он не проживает дни бесцельно. Во всяком случае, сейчас. Он — мужчина.

— Метка есть? — интересуется Яксли и вертит кривым пальцами бокал.

— Нет. Я еще не встречал Лорда и не мог получить ее. Но я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему стать сильнее, чем когда-либо, — Драко так привык повторять эту фразу, что врет не краснея. — Я могу следить за Поттером.

Драко-подросток, и ему кажется, что он может одурачить кого угодно, включая Темного Лорда. И ощущение, что он — на коне, захлестывает его теплой волной. И еще большую уверенность ему придает воспоминание о молящих глазах Уизли.

— Я сталкивался с Поттером в прошлое воскресенье, и он оставил мне вот это, — Яксли тянет рукав вверх и показывает плохо заживающий шрам во всю длину руки. — Он что-то ищет. Ты должен выяснить, что. Ясно?

— Разумеется, — небрежно отвечает Драко и тянется к бокалу, полному бренди, потом передумывает.

— И еще, — Яксли отодвигает бокал в сторону и наклоняется к Драко, обдавая запахом гнилых зубов. — Ты должен добыть для Лорда ингредиенты. Для зелья. Без него он не сможет возродиться.

Сердце Драко падает вниз так внезапно, как падает человек, сорвавшийся со скалы.

— Какие ингредиенты?

— Кровь единорога. Яд Нагайны у него есть.

Драко сглатывает, и кончики пальцев леденеют. Любой, кто убьет единорога, останется проклят до конца жизни. Драко не уверен, хочет ли он быть проклятым до самой смерти.

— Проблемы, Малфой? — Яксли отклоняется на жесткую спину стула, и в темном взгляде — презрение. — Вечно вы, Малфои, поджимаете хвост, как только речь заходит о трудностях.

Драко стискивает зубы, беззвучно матерясь. Потом опрокидывает в себя бокал бренди и мутными глазами смотрит на Пожирателя.

— Где я могу ее добыть?

— Говорят, единороги сейчас под охраной Министерства, и, пока Лорд не набрал силу, нет смысла привлекать к себе внимание, — Яксли довольно скалится, почесывая жесткую щетину на шее. — Кровь можно купить. Вот деньги, должно хватить. Вот адрес.

Кривые пальцы, наверное, когда-то сломанные, быстро пододвигают ему мешочек и обрывок пергамента.

— Долорес Амбридж? — Драко перечитывает адрес и имя продавца еще раз. — Амбридж?

— О да, — Яксли улыбается. — Эта сука что только ни продает. Слава Мерлину, что не свое жирное тело. Я бы не рискнул.

Драко прячет деньги и адрес во внутренний карман сумки. От выпитого бренди к голове приливает кровь, и в груди становится горячо. И еще отчаяннее хочется поцеловать Уизли прямо сейчас. Сказать ей, что он ее любит.

Он не скажет.

— Встретимся здесь же через две недели, — Яксли поднимается со стула. — Я буду ждать тебя в семь вечера, с ингредиентом и новостями о действиях Поттера.

Драко остается сидеть за столом, вертя в ладонях пустой бокал со сползающей по правому боку каплей цвета бренди.

Ему снова страшно.

Джинни

Гермиона раздраженно заправляет прядь волос за ухо и тычет пальцем с обгрызенным ногтем в раскрытую страницу. Глаза у нее красные от усталости.

— Почему нет? — переспрашивает она, смотря Гарри в глаза. — Ведь сходится!

— Хочешь сказать, Волан-де-Морт оставил в Гарри часть себя? — Рон смотрит на нее, как на сумасшедшую. — Но Дамблдор…

— Скоро умрет, — негромко заявляет Джинни и переглядывается с подругой. У них мало времени, ничтожно мало. Каждый из них это понимает, прочитав в «Ежедневном пророке» новость про смерть Амоса Диггори. Никакая это не случайность, как уверяет «Пророк». Почему умирают люди только вокруг Диггори? Неужели это реальность так сопротивляется тем изменениям, что они привнесли?

Гарри, раздражаясь не меньше Гермионы, выхватывает у нее книгу и наспех пробегает глазами.

— Думаешь, Волан-де-Морт каким-то образом расколол свою душу, и ее часть попала в меня?

Гермиона торопливо кивает, и в ее глазах горит знакомое желание все объяснить.

— Я пришла к этому не сразу. Я все время пыталась понять, какого происхождения твоя связь с Реддлом. Очевидно, что она магическая и появилась в результате того, что твоя мать защитила тебя магией любви. Но это не объясняет, почему ты говоришь на змеином языке и почему ты видишь его глазами. Кстати, что ты видел последний раз?

Гарри хмурится, пытаясь сосредоточиться, и невольно сжимает руку Джинни.

— Кресло, письменный стол… Я никак не могу понять, где он.

— А цвета, какие вокруг цвета?

— Зеленый, коричневый. Ничего, что можно опознать, — Гарри растерянно потирает шрам и расстроенно смотрит на Гермиону. — Допустим, ты права. Во мне сидит этот осколок его души. И что? Как с ним быть? Как он поможет мне победить Реддла?

Гермиона пожимает плечами, захлопывая книгу.

— Не знаю. Может быть, она поддерживает в нем жизнь каждый раз, как его тело или чужое тело, в которое он вселяется, умирает.

Все четверо переглядываются, осознавая ее слова. Джинни первая отводит взгляд. Получается, Гарри все равно должен умереть. Но сделать он должен это лишь после того, как Реддл возродится, иначе часть его духа так и останется блуждать.

Джинни поднимается на ноги и подходит к стрельчатому окну, потом опирается лбом о холодное стекло, пытаясь успокоить дыхание. Черт! Черт! Черт! Ей хочется крушить все, что попадется под руку. Не может быть, чтобы Гарри умер, что-то здесь неправильно… В этом мире неправильно. И Слизнорта нет. Что, если именно он мог помочь Гарри справиться с этой частью души Реддла? Уничтожить ее, не убивая Гарри? И неужели Дамблдор ничего не знает?

Руки обнимают ее за плечи, и она знает, чьи это руки. Но не хочет оборачиваться. У нее нет на это сил. Нет сил смотреть ему в глаза, говорить с ним. И знать, что она все еще не понимает, любит или нет. Наверное, если любишь — не сомневаешься?

— Со мной все будет хорошо, обещаю, — его губы близко. — А потом нас ждет будущее, которое мы сами создадим.

— Ты не справишься, Гарри, я…

— Сомневаешься в нем? — Рон встает рядом с ними, волосы его привычно топорщатся. — Ты раньше никогда не сомневалась.

— Ребята, — Гермиона поднимается на ноги с жесткого ковра. — Я должна еще кое-что выяснить, но для этого мне нужен доступ в Запретную секцию.

Рон берет книгу из ее рук и разглядывает обложку.

— А это разве не из Запретной секции?

Гермиона нервно краснеет и переминается с ноги на ногу.

— Нет, я стащила ее в кабинете Снейпа, пока он выходил за каким-то ингредиентом. Нечего на меня так смотреть, я ради вас стараюсь!

Джинни улыбается, искоса смотря на мрачное лицо Гарри. Она знает, что он думает. Она знает, что он готов умереть. И не знает, готова ли она к этому. Потерять его еще раз. Сердце бьется подстреленным лебедем, а потом затихает. Вдох. Выдох. И ей кажется, что лебедь снова из черного становится белым.

Джинни инстинктивно натягивает толстый рукав джемпера на руку. Вчера она вернулась к тайным занятиям анимагии, и теперь половина руки вновь покрыта едва заметным белым пушком.

— Пойдем мы с Джинни, под мантией-невидимкой, — решает Гарри, — Рон терпеть не может книги, а одному мне не справиться.

— Вот и отлично, потому что у меня завтра последний день сдачи работ по древним рунам. Рон, ты закончил эссе? — Гермиона поворачивается к нему и вопросительно приподнимает брови.

Джинни выпадает из разговора, раздумывая, каким образом можно избежать этой ночи с Гарри в библиотеке, но понимает, что придется идти. Он специально назвал ее имя, и Гермиона это отлично поняла. Нет у нее никакой работы по рунам.

— Правда? — спрашивает Гарри, смотря на нее лукаво, словно замышляя побег в «Сладкое королевство».

— Да, — отвечает Джинни, не понимая, в чем правда. Если ее нет. Нигде. Даже в собственном сердце.

… В Запретной секции темно, как и в остальной части библиотеки, и странным образом жутко. Гарри, как семикурснику, уже давно разрешено пользоваться секцией открыто, но они решают не привлекать внимание. Поттер, роющийся в книгах о Темных искусствах, вызовет слишком много вопросов.

— Начни с той части, — приглушенно произносит он, указывая на левый ряд полок. — Я начну с этой. Боишься?

— Глупости, — вызывающим шепотом отвечает она и подходит к фолиантам с черными корешками. — А что именно мы ищем?

— Что-то о темных заклинаниях, — Гарри проводит пальцем по названиям. — И зельях, которые могут вернуть человека из мертвых.

Джинни обхватывает плечи руками, неторопливо шепча названия книг и стараясь не думать, что они с Гарри одни в усыпляющем мраке. Впотьмах. Что, если он позвал ее с собой не только из-за…

— Нашла? — раздается его шепот где-то совсем рядом, и она вздрагивает.

— Нет, — отзывается Джинни, переводя дыхание. Пахнет старой бумагой и пылью, как может пахнуть только в библиотеке. — «Сто главных заклинаний Тьмы», «Сильнодействующие зелья», «Как управлять Темной магией»…

— Ничего не понимаю, — Гарри выходит из-за полки и разочарованно потирает шрам. — Гермиона была уверена, что книга находится здесь. В названии должно быть слово «наитемнейшие» или что-то такое. Из всех книг здесь нет ни одной с подобным названием.

Джинни смотрит в его лицо, чувствуя, как тепло ручейком бежит по спине и растекается по груди и плечам. В полумраке библиотеки овал его лица его мягче, а глаза — блестят сильнее, чем обычно. Или это потому, что он смотрит на нее? Осколок в сердце шевелится, но не выходит. У осколка есть имя.

— Ты не обязан жертвовать собой, — говорит она тихо, делая шаг к Гарри. — Ты не обязан спасать мир.

— Ты знаешь меня, — он делает ответный шаг к ней. — Ты знаешь, что я буду бороться до последнего.

Она не успевает ответить: его теплые губы прижимаются к ее горячим губам, его руки мягко подталкивают ее к шкафу.

— И ты знаешь, что больше всего я хочу оказаться рядом с тобой, — одна из свечей гаснет, и они остаются впотьмах. — Я все время думаю о Реддле, об учебе и о том, как дольше остаться в живых, но потом приходит благословенная ночь, и тогда я думаю о тебе. И тогда оказывается, что у меня много желаний. А сейчас — ночь, и ты рядом, а не в этой идиотской спальне для девочек.

Джинни краснеет. Но не так пунцово, как краснела от беззастенчивых желаний Драко, высказанных более робко. К смущению примешивается стыд и страх, что Гарри узнает. О той ночи в туалете Миртл, когда Драко целовал ее обнаженную кожу и осторожно касался горячим языком ее твердых сосков. И…

Губы Гарри прижимаются к пульсирующей ямке на ее шее. Хуже всего — незнание. Джинни не знает, что у них с Гарри было в этой реальности, и это страшит ее больше всего. Неправильные слова — хуже яда.

— Привет, — говорит он шепотом, поднимая голову.

— Привет, — отзывается она, понимая, что это слово странным образом означает для него переход от чего-то обычного к сокровенному.

— Иди сюда, — Гарри сам опирается спиной о полку и прижимает Джинни к себе. — Помнишь, мы хотели… побыть вдвоем?

Кровь пульсирует в ее висках, и ладони становятся липкими. А что… что если позволить ему? Может быть, тогда она окончательно поймет, что чувствует к нему? Но… судя по тому, как тяжело дышит Гарри, у них еще ничего не было. Если он поймет, что она уже не… что она уже с кем-то была, как он отреагирует?

Его пальцы впотьмах расстегивают пуговицы на ее рубашке, и в этот момент библиотека вспыхивает огнями. Они отстраняются друг от друга, и Джинни поспешно застегивает рубашку. Снова.

— Кто здесь? — грудной голос мадам Пинс раздается за соседним стеллажом.

Гарри одергивает джемпер и виновато смотрит на Джинни.

— Придется признаться, — шепотом произносит он и берет мантию-невидимку в руки. — Это Поттер и Уизли, мадам Пинс. Мы искали книгу.

Библиотекарша подходит к ним и подозрительно смотрит на них через толстые стекла очков в золотой оправе. Потом неуверенно улыбается.

— Могу я помочь вам, Поттер?

— Нам нужна… книга про Темные искусства, но мы не можем ее найти, — говорит Гарри так же неуверенно и переминается с ноги на ногу.

— Некоторые книги были изъяты директором лет десять-пятнадцать тому назад, — мадам Пинс поворачивается к ним спиной и проходит к своему столу. — Так что спрашивайте у него. Я ничего от вас не прячу.

Джинни с Гарри переглядываются. Изъяты Дамблдором? Неужели потому, что Гермиона права, и в них — нужная информация? Они молча выходят из библиотеки в холодную галерею и некоторое время идут рядом медленно, едва касаясь друг друга руками.

— Глупо получилось, — бормочет Гарри, не глядя на нее.

Джинни смущенно улыбается, с облегчением выдыхая. И ужасаясь самой себе. Еще полгода назад она бы все отдала за ночь в библиотеке с Гарри. У нее было желание подарить Гарри своего рода прощальный подарок, но Рон тогда все испортил. И там был другой Гарри — не такой отчаявшийся. Не такой потерянный.

Он вдруг останавливается и берет ее за руку.

— Джинни, не пойми меня неправильно… я про то, что…

— Все в порядке, — твердо говорит она, смотря в его блестящие глаза.

— Нет. Просто… ты — все, что у меня осталось светлого в этой жизни. Да, Рон, Гермиона, Хагрид и все остальные — да, они есть. Но они — не ты, понимаешь?

— Понимаю, — отвечает она спокойно, удивляя его.

Гарри выпускает ее руку.

— Веду себя, как свинья.

— Перестань.

— Просто ты мне нужна, ужасно нужна. И рядом с тобой у меня все в голове путается, и мысли…

— Я знаю, — тихо перебивает она, улыбаясь.

Гарри смотрит на нее нерешительно, потом зачем-то поправляет и так ровно сидящие на носу очки.

— Сириус хочет, чтобы я приехал к нему, может быть, в следующие выходные или когда-нибудь, ты поедешь? И еще: придется стащить книгу у Дамблдора, поможешь?

Джинни кивает. И от безысходности ей снова хочется выть.

Драко

Дом Амбридж со стороны напоминает Пряничный домик, выкрашенный в розовые и голубые цвета, внутри которого -самая настоящая ведьма. Возможно, она еще начнет есть детей.

Драко опасливо толкает вперед калитку, густо вымазанную малиновой краской, и входит в сад. Сейчас зима, и грустные яблони с трудом выдерживают снежные покрывала, пригибая черные ветви к земле.

— Пароль, — дверной замок вдруг вытягивается в железные губы. — Назовите пароль.

— Рыжая мечта, — произносит он, закатывая глаза. — Теперь можно войти?

— Пароль верный, — железные губы вновь становятся замком, и дверь резко распахивается, обдавая Драко запахом корицы и сахарной пудры. Он осторожно заходит внутрь и стучит ногами, пытаясь сбить с ботинок налипший снег. Его никто не встречает. В доме — тишина и дурманящий запах.

Но стоит ему пройти в гостиную, полную разноцветных картин на стенах и запаха ромашек, как он оказывается окружен дюжиной кошек самого разного цвета.

— Миссис Амбридж? — Драко повышает голос и незаметно отпихивает ногой наглого серого кота. — Миссис Амбридж?

— Иду-иду, — слащавый голос раздается откуда-то слева, и, спустя долгое мгновение, из-за двери показывается тучная фигура Амбридж в розовом платье с черными бантиками. — Проходите за мной, Малфой. Фантик, противный, отстань от молодого человека! Какой вредный кот! Ничего не могу с ним поделать!

Драко с опаской проходит вслед за ней в обитый красным бархатом кабинет и сглатывает.

На полках, занимающих все стены в комнате, расставлены самые разные банки, мешочки, кубки, драгоценности и колбы. Видимо, Амбридж занимается тайной торговлей уже очень давно.

— Не помню, зачем вы ко мне пришли, милый мальчик? — она садится в высокое кресло и по-жабьи улыбается. — У меня много покупателей…

— Мне нужна кровь единорога, — говорит он глухо, с трудом отрывая глаза от зелья удачи и сыворотки правды. — Три пузырька.

Амбридж щурит глаза, и ее улыбка на мгновение тускнеет.

— А, припоминаю. Вас сюда прислал отец, он, кажется, в Министерстве работает?

— Да. Отдел международного сотрудничества, — отвечает Драко, продолжая украдкой разглядывать комнату.

Амбридж щелкает пальцами, и в стене отворяется небольшая дверца.

— Ваш товар, — произносит она хищно, впиваясь глазами в его лицо. — Деньги у вас?

— Здесь все, как договаривались, — Драко достает из кармана мешочек с галлеонами.

— Замечательно, — Амбридж расплывается в жабьей улыбке. — Не хотите еще приобрести этот медальон? Говорят, очень ценен для тех, кто приобретает кровь единорога.

Драко несколько секунд смотрит на гладкую поверхность медальона и вздрагивает. Потом присматривается к изящной гравировке. Р.А.Б.

— Р.А.Б? — спрашивает он озадаченно. — Кому он принадлежал?

— Этого я не знаю, — Амбридж поджимает губы. — Мне он нравится. Хотите?

Драко отрицательно качает головой и осторожно убирает пузырьки с кровью в потайной карман. Потом делает инстинктивный шаг к дверям. Амбридж остается стоять за столом, положив руки на толстые бока.

— С вами приятно иметь дело, Малфой, — говорит она почти елейно и машет рукой в сторону выхода. — До свидания!

Драко выходит из кабинета и быстро пересекает розовую гостиную, пытаясь не наступить на мяукающих котов. Интересно, а в другой реальности Амбридж тоже вела подпольную торговлю? И в числе ее покупателей наверняка самые важные люди. Иначе она не улыбалась бы так открыто.

Драко останавливается в саду и осторожно вынимает из кармана колбочки с кровью. На свету она кажется не красной, а темно-розовой, со странными золотыми пузырьками внутри. Лекарство от любой болезни. Только не от любви. Любовь неизлечима.

Драко поднимается по скользким ступеням «Кабаньей головы», на ходу сталкиваясь с Диггори.

— Кажется, вы зачастили сюда, Малфой, — неприязненно произносит он и странно улыбается.

— Мне запрещено здесь находиться? — осведомляется Драко и презрительно смотрит на него снизу вверх. — Вы что, следите за мной?

Диггори негромко смеется.

— Вы забавный молодой человек, Малфой. Просто вы сюда… как бы это точнее сказать? Не вписываетесь. Такой холеный — не вписываетесь. Вызывает подозрения, знаете ли.

Драко вскидывает голову, показывая норов, доставшийся, видимо, от Беллатрисы, и проходит мимо него. Диггори и так задал ему дополнительную работу по защите от драконов за то, что он снова опередил Грэйнджер в ответе.

Подходя к столику, обозначенному Яксли, Драко понимает, что ему не хватает тетки. Не хватает ее яда, ее дьявольской красоты и страшных глаз. Она поддерживала в нем дух Блэка, а сейчас этот дух в нем угас. Был бы он Блэком — пошел бы и назвал Уизли своей. А он творит всякий бред из своей раковины. Вот, кровь единорога у Амбридж покупает, например.

— Чего желаешь, парень? — трактирщик, прихрамывая, подходит к столу и протирает его вонючей тряпкой. Драко сдерживает рвотный рефлекс, рвущийся из глубин желудка, и выдавливает:

— Бренди.

— Не мал ты еще для бренди-то? — трактирщик сопит в усы, но уходит, а спустя минуту возвращается с налитой стопкой. — Пей. За мое здоровье.

— Вали отсюда, Аберфорт, — Яксли подходит со спины и стряхивает снег с капюшона. — И плесни стаканчик мне.

Трактирщик уходит, что-то недовольно бормоча под нос, и Яксли быстро наклоняется к Драко. И снова — запах гнилых зубов.

— Достал?

— Да.

— Держи у себя, — Яксли быстро садится напротив него на жесткий стул. — Тебе нужно достать еще один ингредиент, и тогда ты все отдашь Лорду. Сейчас рановато.

Кончики пальцев холодеют, и он не решается взять бренди в руку. Еще один ингредиент? Дурак. Наивный дурак. А ты думал, сделал дело — и гуляй? Тебя будут использовать беспощадно… Пока не погибнешь или не совершишь промах.

— Что нужно?

— Ты должен взять кое-что с кладбища в Литтл-Хемптоне.

До того, как Яксли заканчивает предложение, Драко уже знает, что он скажет. И от этого осознания по его спине бежит холодок. Лорд скоро возродится — так скоро, что Поттер не успеет ничего придумать, чтобы ему помешать. И Уизли не успеет ему помочь. Чертова реальность оказывается хуже той, из которой они так отчаянно сбегали.

— Кость с могилы Тома Реддла-старшего, — Яксли понижает голос. — Это важно. Или справишься, или будешь наказан.

— Справлюсь, — небрежно заявляет он и уверенно берет в руку бренди. — Встретимся здесь же, через неделю. Ингредиенты будут у меня. Лорд останется доволен. Надеюсь, он поймет, что на Малфоев можно положиться.

— Посмотрим, — насмешливо улыбается Яксли и берет с подноса свою порцию бренди. — Не петушись раньше времени, цыпленок.

Джинни

Они стоят у края кладбища, ежась от пронизывающего ветра, кутаясь в бесполезные мантии. От ветра не спрячешься, как и от любви. Мало от чего в жизни можно спрятаться, даже если бежать изо всех сил. В конечном итоге обежишь всю Землю и вернешься к началу, опустошенный, но не излеченный.

— Ты умница, что использовала Манящие чары, чтобы достать эту чертову книгу, — Гарри смотрит на Гермиону и улыбается. — Иначе дело бы застряло.

— У нас немного времени, — отзывается она, кашляя от попавшего в горло ветра. На каштановых кудрях — гроздья снега. — Дамблдор вернется через пару часов, и я уверена, что он заметит пропажу…

— Тогда идем, — Джинни шагает вперед, зажимая рукой мантию у горла, чтобы хоть немного удержать тепло. — Кладбище большое, искать будем долго. И Реддлов тут, наверное, полно…

Гарри благодарно сжимает ее руку. Его прикосновения — уколы совести. И ей хочется, чтобы он реже ее касался. Но тогда она останется наедине с самой собой.

— Мы заберем останки, чтобы Волан-де-Морт пока что не смог возродиться, — он произносит это с сомнением. — И сразу же отправимся к Дамблдору. Я уверен, что он все знает, просто не хочет говорить. Пока не хочет. Он каждый год думает, что я не готов. Не понимаю, почему?

— Просто он тебя любит, — прямо отвечает она, вглядываясь в имена на занесенных снегом могилах. — И хочет сохранить эту ужасную правду в тайне, чтобы ты… думал, что у тебя есть выбор.

— Выбор — это иллюзия. Во всяком случае, для меня он один: прятаться всю жизнь или сражаться и умереть. Прятаться я устал. Устал жить, оглядываясь по сторонам каждый раз, когда выйду из Хогсмида.

Джинни выпускает его руку и идет в противоположную от могилы сторону, чтобы не показывать, что она знает, где лежит отец Волан-де-Морта. Остановившись у чьего-то могильного камня, она опирается на него руками и тяжело выдыхает. Тихо. Только ветер свистит вокруг, залетая в уши. Джинни на мгновение прикрывает глаза. Отчаяние облаком пара уносится в молочно-белое небо, и в это мгновение она видит вспышки заклинаний и чьи-то крики.

— Петрификус тоталус! — вскрикивает Гермиона, и кто-то, изрыгая громкие проклятия, с размаху падает на землю.

Спотыкаясь и с трудом вытаскивая ноги из снега, она бежит в сторону криков, на ходу вытаскивая палочку.

И едва не врезается в Рона, который вместе с Гарри за руки держит человека в маске Пожирателя смерти.

— Что происходит? — Джинни тяжело дышит, смотря на их взволнованные лица.

— Он раскопал могилу, — Гарри почти шипит, и ей впервые становится страшно. — Он пытался взять с собой кость… Для зелья. Чтобы Реддл смог возродиться, да?

— Кто это? — Джинни переводит взгляд на маску, засовывая окоченевшие пальцы в карман. Варежки она предусмотрительно оставила в спальне.

— А мы сейчас узнаем, — Гермиона наклоняется и хладнокровно срывает маску и капюшон с человека.

И Джинни снова накрывает ощущение неизбежной беды.

— Малфой! — Рон и Гарри одновременно морщатся, но Гермиона не выглядит удивленной. Словно она знала, что это он. — Хорек чертов! Опять лижешь задницу своему господину?

Джинни мучительно сглатывает. Во рту пересыхает и хочется взять пригоршню снега и положить в рот. Пусть тает. Их с Драко взгляды на секунду встречаются, и она знает: он не отступит. Не сейчас. Отдать кость Гарри — провалить задание и попасть в немилость, из которой можно не вернуться живым.

— Ты знаешь, где Реддл? — Гарри трясет его за воротник пальто, и его круглое лицо покрывается пятнами ярости. Рон на всякий случай делает шаг назад.

— Отвали, Поттер, — Драко устало закатывает глаза. — Я все равно не скажу.

— Серьезно? — Гарри со всей силы ударяет его кулаком по лицу. Джинни с трудом сдерживает крик. — А сейчас?

— Отвали, Поттер, — Драко слизывает с губ кровь и опускает глаза. Гарри снова замахивается, но Джинни с силой хватает его за руку.

— Хватит!

— Какого черта? Ты понимаешь, что будет, если он отдаст кость Реддлу?

Снежинки дрожат на ее ресницах.

— Понимаю, — она сильнее вцепляется в его руку. — Но это не ты, Гарри. Ты так не поступаешь, даже если выхода нет. Совсем.

— Почему я должен вечно всех понимать? — Гарри кричит ей в лицо, перекрикивая ветер. — Понимать этого урода, понимать Дамблдора, понимать всех вокруг? Предлагаешь отпустить его? Пусть ползет?

Джинни уже собирается ответить, но замечает бешеные глаза Драко. Она знает, что они кричат: не смей меня защищать. Не смей. И она отвечает без слов, одним взглядом.

Гарри вдруг выпускает Драко из рук и падает на землю, закрывая глаза, и что-то шепчет. Так проходят минуты, потом он пронзительно кричит и переворачивается на живот, молотя по снегу кулаками. И к ужасу Джинни, по его ледяному лицу ползут слезы. Драко проводит тыльной стороной ладони по разбитому носу и с интересом разглядывает свою кровь.

— У него что, припадки? — осведомляется он и смотрит на Джинни снизу вверх. Она едва заметно кивает.

— Заткнись, ублюдок, или я тебе еще раз врежу, — Рон поворачивается к нему на секунду. — Гарри, что ты видел?

— Дамблдор мертв, — говорит он глухо, поднимаясь на ноги. Шатаясь. Лицо — не его. И глаза — не его. Опустошенные. Мертвые. — Реддл убил его. Нам никто не поможет. Слишком поздно. А мы украли книгу… Ты доволен? Доволен? А твой чертов Лорд?

Он снова хватает Драко за воротник и с силой встряхивает. Одуванчиковая голова Драко отчаянно трясется.

— Слушай, Поттер…

— Гарри, отцепись от него…

— Слушай, Поттер, — Драко повышает голос. — Меня сейчас стошнит, но я все-таки это скажу. Если Дамблдор мертв, то времени у тебя не осталось. Вполне возможно, что ты вернешься в замок, полный Пожирателей смерти.

— Чего? — Гарри от неожиданности выпускает его воротник из скрюченных болью пальцев. — Повтори.

— Думаешь, ты один хочешь от него избавиться? — губы Драко болезненно кривятся. — Я должен отдать ему кость, и тогда, надеюсь, он покажется. У тебя все равно нет никакой идеи, как его победить. Нет смысла тянуть.

Троица смотрит на него так, словно видит впервые. И только Джинни отводит глаза, чувствуя себя за пределами. Она — вне. Она — с Драко. Она силой заставляет себя остаться на месте, хотя хочется шагнуть к нему и встать по ту сторону. Но она все еще не решается.

— Если я узнаю, в чьем он теле, вам проще будет отслеживать его перемещения, — Драко поднимается на ноги: действие заклятия проходит. — Это намного умнее, чем прятать от него отцовские кости.

— А если он поменяет тело? — Рон недоверчиво смотрит на него. — И с чего вдруг ты решил нам помогать?

— Он не может пока что менять вместилище, всезнайка подтвердит мои слова. Я прав?

Гермиона молча кивает. Ее каштановые волосы развеваются в воздухе, ударяя прядями по лицу.

— И потом, я помогаю себе, а не вам, — Драко морщится, как от запаха тухлого мяса. Каждое слово дается ему с трудом. — Выбирай, Поттер: или вечно бегать от него с пакетиком костей или рисковать всем.

Джинни встречается глазами с Гермионой. Они обе знают, что выберет Гарри.

На кладбище продолжает носиться неугомонный ветер, засыпая снег в оскверненную могилу. И где-то далеко, в деревне за кладбищем, одиноко воет собака.

А потом Гарри кидает в Драко мешок с останками Реддла-старшего. Джинни снова отворачивается, с силой сцепляя за спиной руки, чтобы не коснуться Драко.

Пути назад нет. Назад — нельзя. Можно только брести вперед — впотьмах.

…Сириус с грохотом ставит на квадратный стол желтые чашки с зеленым ободком и задумчиво почесывает щетину. Под глазами у него черные круги, а от рубашки пахнет потом.

Джинни спокойно разливает терпкий и слегка горьковатый чай и ставит на стол наспех выпеченный торт с лимоном, посыпанный шоколадом и апельсиновой цедрой. Больше ничего в шкафах Сириуса не нашлось, а Кикимер даже не посмотрел в ее сторону, когда она попросила помочь.

Ну да. Она — предательница крови. Миссис Блэк громко вопила об этом в холле, пока Сириус не заставил ее замолчать. Джинни старается смотреть на него почаще: ведь он такой живой здесь, в этой реальности без надежды. В его глазах она все еще светится маленькими золотыми бликами.

— Думаешь, этому мальчишке можно доверять? — он ногой двигает стул и садится рядом с Гарри за стол. — Он вечно пакостил за твоей спиной.

— У него такая тоска в глазах, как будто его выпили, — Гарри задумчиво размешивает сахар в чае. Сладкий чай — еще одна прихоть Гарри, которому до одиннадцати лет никто и кусочка сахара не давал. — Думаю, он даже не на моей стороне. Он на своей стороне.

Сириус пожимает плечами и пальцами отрывает кусок торта и кладет на тарелку.

— Все равно другого варианта нет, — он облизывает эти пальцы с наслаждением. — Что там в Хогвартсе творится?

— Пока все тихо, — Джинни смотрит на растерзанный торт и вздыхает. — Директор сейчас МакГонагалл. Флитвик и Диггори помогают ей патрулировать территорию замка и галереи.

— Как дела у Седрика? — осведомляется Сириус, запихивая в рот огромный кусок. — Оправился после смерти Чжоу и отца?

Гарри пожимает плечами, и его глаза сразу тускнеют. Он всегда переживает за других больше, чем за себя, и сейчас раздражает это Джинни еще сильнее.

— Он стал неразговорчивым последний месяц. Как ни приду к нему в кабинет, все сидит в книгах. Зельеварение, трансфигурация… Такое ощущение, что он хочет поглотить как можно больше знаний.

Джинни дергает плечом, но молчит. Диггори все равно временами кажется ей кем-то, кого она видела много лет назад. И эти холодные изогнутые губы — они были в ее снах. Только она не может вспомнить, что тогда ее окружало. Словно все тогда было ее сном, и она не могла проснуться.

Гарри с Сириусом остаются за столом, записывая различные варианты действий, и связываются с Ремусом через камин, а Джинни отодвигает полупустую тарелку с недоеденным тортом и выходит на балкон. Кусок так и не лезет ей в горло. Уже почти полтора месяца.

Звезды светят на нее тускло, и слева на небо медленно заползает ленивая Луна. Джинни обхватывает плечи руками и некоторое время стоит не двигаясь. Ей холодно, но она хочет замерзнуть. Чтобы сердце успокоилось и перестало биться так яростно каждый раз, стоит ей подумать о Драко. Но сердце — в горячей крови.

Она разжимает руки и опирается ладонями о каменные перила балкона с гербом Блэков посередине. Говорят, мужчина не умеет жить для любви, как умеет жить женщина. Помимо любви в жизни мужчин должно быть так много вещей, чтобы они чувствовали себя нужными и уверенными. Что нужно Гарри? И что нужно Драко?

Ворочаясь в теплой и мягкой кровати, она не может уснуть. Луна заливает комнату беспощадным светом, и тонкие голубые занавески не могут помешать ему проникнуть внутрь и добраться до кровати.

Джинни переворачивается на спину и сжимает одеяло пальцами. Завтра Драко должен встретиться с Яксли и, если повезет, с Реддлом. Получится ли у него перехитрить их обоих? И она снова думает о его губах, которые не прикасались к ней так давно. Она думает о его волосах. О его плечах. И лебедь отчаянно машет крыльями, и его перья из черных на мгновение становятся белыми.

В приоткрытой двери появляется силуэт Гарри.

— Спишь?

Впотьмах ничего не видно. Можно притвориться. И он уйдет. И то, чего она боится, никогда не случится. Но дрожание губ предает ее.

— Нет.

Он осторожно заходит, не обращая внимания на лунный свет, и забирается к ней под одеяло.

— Холодный, — произносит она шепотом, отодвигаясь от него. — Ты холодный.

Гарри тихо смеется. Словно он не тот Гарри, который опустошенными глазами смотрел на нее на кладбище. Не тот Гарри, который так готов умереть за всех. Сейчас он — на короткое мгновение — ее Гарри.

Он поворачивается к ней, продолжая улыбаться, но выражение его глаз не разглядеть. Ладони становятся липкими, и все слова разом костями застревают в горле. И в висках птицей бьется одна безумная мысль и вдруг исчезает, оставляя после себя белую пустоту.

А потом Гарри губами находит ее губы — впотьмах.