Крысы (джен)

В первом десятке лет отражения нет,

В первую сотню лет отражения нет,

В первую тысячу лет ты не можешь смотреть в зеркала.

В черной воде отражения боль — это свет,

В темной звезде звук выходит на ноль — это свет,

Хрипом дыхание, кровью — позволь — это свет,

И застывая под кожей узнать силу зла.

Опаснее искры в золе,

Быстрее крысы в земле,

Лелея истину под тяжестью веков,

Уж мы-то знаем правду крови,

Мы пережили королей,

И своды камня легче, чем проклятья слов.

Первый свой шаг — выбираешь свой путь,

Просто да.

Вены огнем полыхают — забудь,

Просто да.

Ты же не хочешь попытку вернуть?..

Просто, да?

И отраженье твое на рентгеновской пляске луча.

Знаешь, один на один — это боль,

Помнишь, кто твой господин — это боль,

Выход для всех, он един — это боль,

Но ты идешь на вираж и танцуешь на грани меча.

Ты не хочешь смотреть в зеркала

Ты не будешь смотреть в зеркала

Ты не можешь смотреть в зеркала…

(С)Джэм "Крысы"

— И еще, Молли, как ты знаешь, в этом году в Хогвартс поступает Гарри Поттер, — Величайший волшебник столетия многозначительно смотрит на меня поверх очков. — И я бы хотел попросить тебя об одной услуге. Видишь ли, Хагрид, провожавший мальчика за покупками, забыл сообщить ему, где находится вход для маглорожденных. Не могла бы ты встретить Гарри и помочь ему?

— Конечно! Нам совсем не трудно помочь мальчику! Да и Артур будет счастлив лишний раз на маглов поглазеть…

Прощаемся. Директор щедро рассыпает намеки: Лили и Джеймс оставили мальчику большое наследство, а мальчик ничего не понимает в магическом мире, у мальчика нет друзей, а твой младший сын его ровесник, а твоя Джинни так похожа на Лили...

Ой, директор, не смешите. Лили была даже в детстве красавица, этого не отнять, а моя Джинни выглядит так себе. Конопатая, простоватая, с тощими морковными косичками.

Зато ей и не придется, что ни день, бегать в больничное крыло, отколдовываясь от завистливых соперниц.

Да и вообще, красота в нашем мире не главное. Взять хоть Нарциссу Блэк, ни кожи, ни рожи, а Люца завалила, как девственница единорога. Потому, что умеет себя подать.

— До свиданья, Молли! Твои пироги, как всегда, великолепны.

— Спасибо, директор Дамблдор!

Он любит, когда его называют директором.

Зеленое пламя уносит величайшего волшебника из нашего дома. Фух, теперь можно и проверить, что он нам принес. Ничего нового — все те же чары доверия легкой золотистой дымкой висят в воздухе гостиной и кухни. Они должны постепенно оседать и впитываться в людей... но у меня есть средство на этот случай. Мой веер, красная роспись по белому шелку, три иероглифа «дзюнсуй-сэй», чистота. Взмах — и золотистую дымку выносит в окно.

Вот так.

Теперь можно и детей позвать. Достаю из внутреннего кармана домашней мантии бронзовый колокольчик и легонько щелкаю по нему ногтем. Через пару минут по шаткой лестнице спускается Перси, мой журавленок, нескладный и милый, но с цепким тяжелым взглядом, который прячет за стеклами очков, точь в точь, как добрейший дедушка Дамблдор. Откуда-то из подвалов вылезают чумазые черти-близнецы. Никак, подкоп рыли? А вот и младшенькие с веселыми воплями бегут через холмы.

Итак, все в сборе.

Вот она — моя настоящая семья, и унылое чмо Артур здесь совсем не нужен.

— Итак, дети мои, директор дал добро на опеку Золотого мальчика. Мы встретим его на магловской стороне платформы.

Перси кивает, Рон пожимает плечами, а Джинни кривится.

— Фу! Там воняет!

— Милая сестренка, — начинают близнецы.

— Думай о Золотом мальчике!

— Золотой мальчик, это деньги...

— А деньги не пахнут...

— И их никогда не бывает много.

— Именно! — Я прищелкиваю пальцами. — Джинни, они правы. Подумаешь, воняет… наша зельеварня, можно подумать, розами благоухает, а тебя оттуда не вытащить. Делов-то на полчаса от силы. А потом мы с тобой пройдемся по магловским магазинам.

Дочка тут же расцветает. По магловским магазинам она любит ходить, там можно снять морок и тратить деньги, не скрываясь. А магловских денег у нас, спасибо дурню-Артуру много.

— И давайте-ка вспомним, как себя вести. Ты, Джинни — стесняешься, смущаешься, а ты, Рон — отважный гриффиндорец...

— Которому голова нужна только затем...

— Чтобы в нее есть...

— Да ну вас, — ворчит Рон. — Клоуны.

Я тихо смеюсь, а потом вздыхаю.

— Тебе, сын, придется тяжелее всего. Умному изображать идиота — хуже каторги, поверь. Но ты — друг Героя, тебе лучше не быть слишком умным. Умный у нас директор, а мы все дураки, не забывайте.

— Конечно, мама, — подает голос Перси. — Но, как бы он и впрямь не поглупел от общения с железным лбом Магической Британии.

— Думаю, мои старые шахматы ему не позволят.

Мы еще долго сидим в гостиной, перешучиваясь и строя планы. К вечеру (ближе к ночи) возвращается Артур, привычно скрываясь в своем сарае. Доеден ужин, домыта посуда, накормлены куры, погашены свечи и дети ложатся спать. А я выхожу во двор.

Подумать только... сколько лет прошло...

Мой дом выглядит так же причудливо и странно, как выглядел бы, не будь меня. Но вокруг — не заросший огород, а молодой сад, и круглые бока яблок наливаются румянцем уже который год. Огород — дальше, за холмом, укрытый чарами, там поспевают помидоры и кабачки, тыквы и баклажаны. Еще дальше — поле картошки, морковка, лук, чеснок, да много чего еще... а в перелеске у меня пчелиные ульи.

Занятно: нас считают нищими, тогда, как мы практически не зависим от денег. Мука, соль, ткань и шерсть, да редкие ингредиенты для зелий — вот и все, что мы покупаем. А то и вовсе воруем у маглов. А денежки копятся в глубоких подвалах, кнат к кнату — сикль, сикль к сиклю — галеон. Глубоки, очень глубоки и обширны подвалы, не зря же мой дом зовется Норой. А норы — они не только у крыс. Еще у лис, у барсуков...

— Мама!

— Что такое, искорка моя? Сон дурной?

Джинни глядит в упор, упрямо сжимая губы.

— Я не хочу замуж за Поттера!

— Охо-хо... понимаю.

— Что ты понимаешь, не тебе же за этого позолоченного мальчика выходить!

— Думаешь, мне хотелось замуж за вашего отца?

Дочка передергивает плечами.

— Нет, милая. Ты сама знаешь, папаша ваш полное чмо. Мне светила помолвка с Басти Лестрейнджем, который давно и надолго присел в Азкабан. Но тогда… ах, поверь мне, это был сид, а не человек. Кудри медные, очи страстные… он, правда, плакса был, и чуть что — брату жаловался, но за его прекрасные глаза девки с ума ехали. А я… тошно мне было. Снились мне разбитые тарелки, змеи и черепа, карты сулили беду и разор, любимая сова издохла… поняла я — с этим каши не сваришь, и села на Йоль гадать у огня и воды. Спросила я, что делать, за кого замуж идти, чтобы жить хорошо и долго, чтоб дети были в безопасности, и увидела Артура Уизли. Вот так, доченька. Я выбрала вас. А погонись я за сиюминутной страстью, сидела бы сейчас в соседней камере. И не было бы тебя и братьев…

— Ты просто его не любила, — бормочет дочь, прижимаясь ко мне.

— Конечно. Смазливая мордашка еще не все, за что стоит любить. Вы, мои сокровища, вас я люблю, за вас в огонь пойду, дракону голову оторву, а Басти… так, мотылек. Жалко его, конечно, но не настолько, чтоб жизнь потерять.

— А если… если я полюблю кого-то по настоящему?

— Тогда мы вместе сядем и подумаем, как быть. Но Поттера со счетов не сбрасывай, деньги и титул лишними не бывают.

— Хорошо, мама. Купишь мне бусы из авантюрина?

— Куплю.

Я провожу ладонью по голове дочери, снимая морок. Жиденькие морковные волосики падают на плечи крупными кудрями цвета сверкающей меди, а с заострившегося и обретшего сидовское очарование лица на меня глядят глаза цвета искристого рыжего авантюрина, глаза Басти Лестрейнджа.

Замуж — нельзя. А детей — можно. И даже не слишком сложно, тяжело только. Ну, а морок наложить вовсе раз плюнуть.

— Иди спать, родная.

Дочь уходит, а я ложусь на траву среди яблонь, заложив руки за голову, и вспоминаю…

Древняя магия, черная магия, тайны старого рода…

Все это оказалось куда сложнее и страшнее наивной сказочки об очередной победе добра над злом.

Начиналось все, как интрига старого Малфоя по возвращению к власти Палаты Лордов во главе чистокровных семейств. Абраксас выдвинул вперед фигуру Наследника Слизерина — в пику борцам за права маглорожденных полукровку, знающего магловский мир не с сусально-позолоченной стороны речей популистов, и изрядно натерпевшегося от «наших младших братьев лишенных колдовских способностей». В те времена было модно жалеть маглов, и правда о том, что «несчастные простецы» могут сделать с маленьким магом, высказанная с подробностями и во весь голос, стала подобна паре фунтов дрожжей, заброшенных в переполненный сортир.

Забурлило и завоняло. Общество раскололось на верящих Лорду — и верящих Дамблдору. Редкие голоса, призывающие к благоразумию, потерялись на фоне двух истерично облаивавших друг друга собачьих свор. А потом... начались убийства.

Началась война. И остаться нейтральным в этой войне было невозможно.

Помню, как я так и сяк крутила гадальные камни, ища выход из ловушки. Мне долго казалось — выхода нет, на одной чаше весов Азкабан, на другой — свинарник Уизли. А потом я поняла — выходом было то, что казалось мне тупиком.

Я долго готовилась, творила ритуалы, готовила тайники. Я знала, то, что я собираюсь сделать, не понравится отцу, он считает меня слишком слабой, и слишком самоуверен.

А потом… страстная ночь с моим рыжим сидом, жаркая летняя ночь у огня и воды, сладкий вкус печеного мяса, черное вино, наполненное магией…

Было страшно, очень страшно и тяжело. Я сумела создать и удержать в себе всех семерых детей, и заставить Басти позабыть о произошедшем. А дальше… брак с Артуром и знаменитый жидкий Империус, считающийся легендой. Не только Принцы имеют зельеварческий талант…

Я справилась. Справилась, сохранила магию Прюэттов и Лестрейнджей, Воды и Огня, а после к ним прибавилась магия Блэков, Тьма и Кровь, пробудившиеся в моей дочери — наследие давних союзов…

Я взяла себе девизом слова «tranquillam celebrationem» — «тихое торжество».

Я, Мария Лукреция Прюэтт.

Магический мир неоднороден, и с миром маглов соотносится весьма условно. Бывают места, где верх становится низом, правое левым, а внутри они больше, чем снаружи. Знаменитые холмы Сид — места, где соприкасаются миры. Только лишь соприкасаются — ни пожар, ни потоп, ни чума, ни война в мире маглов не касаются нас. Другое дело, что магический мир дик, не освоен и серьезно опасен. Хогсмит, Годрикова Лощина, Косая улица, несколько десятков малоизвестных деревушек, где люди живут "как предки завещали" чуть ли не со времен Мерлина, а письма из Хогвартса очищают и используют как страницы в учетные книги.

Прочие же предпочитают селиться в обычном мире под маглоотталкивающими чарами.

Чары, скрывающие маноры старых семей, заклятие Фиделиус — на самом деле смещают пространство, погружая построенный в магловском мире дом в мир магии. Если постараться, их можно отыскать, но добираться к ним придется через кишащие нечистью леса и болота магической Англии. Поэтому предпочитают все же искать хранителя.

Надо быть очень сильным, чтобы жить здесь в одиночку. А еще — иметь хорошо защищенный дом. У Прюэттов был такой, построенный еще в двенадцатом веке. Род наш тогда был силен и многочислен, и предусмотрительные предки отгрохали целый замок, который до сих пор стоял, как новенький. Но о нем предпочитали помалкивать — старый замок был до самой крыши пропитан темной магией. В деле защиты своей семьи и ее добра предки не брезговали ничем — а Прюэтты в последнее время заявляли себя, как светлый род… хотя, на деле были не светлее сажи.

Называлась крепостица — Фокс Хилл, Лисий Холм. Я узнала о ней от деда. Он пришел к нам на мое восьмилетие.

Ни мой отец, очень сильный колдун, ни мать — ведьма из рода Блэк, не производили такого впечатления громадной, темной, но не гнетущей мощи. К нему обращались "сэр Ральф", и он шествовал по нашему дому, как король. Высоченный, прямой, как палка, седой, с недобрым узким лицом и тяжелым взглядом. Я вытаращилась на него, как сова, а он подцепил меня за подбородок твердыми, как дерево, пальцами, внимательно рассмотрел, хмыкнул "умная девочка", и погладил по голове. С матерью после этого случился истерический припадок, и она до поздней ночи просидела со мной в купальне, отмывая меня очистительными отварами и читая защитные заклятия. Но, несмотря на это мои волосы продолжали пахнуть руками деда — книжной пылью, свечным воском, осенними листьями и влажной землей.

В чем причина такого поведения, я узнала спустя месяц, когда дед прислал мне письмо. Не с совой и не с домовиком — он не жаловал магических паразитов. Письмо просто возникло на моем туалетном столике. В конверт были вложены янтарный кулон и записка: "Фокс Хилл".

Портключ.

Я оказалась в высоком темном зале, освещенном только неярким светильником у похожего на трон кресла, где сидел дед.

— Здравствуйте… Сэр Ральф.

Он одобрительно улыбнулся, поманил меня к себе и указал на мягкий пуф у своих ног. Я устроилась без возражений и приготовилась слушать.

— Умная девочка, — снова сказал он, словно раздумывая о чем-то. — Мой сын, твой отец, был этим местом недоволен. Жена избаловала его.

— Здесь удобно, — ответила я, потому, что он смотрел на меня в упор, ожидая какого-то ответа.

Дед рассмеялся.

— Удобно! Вот что значит — знать свое место! Когда тебе на твоем месте удобно… — он снова рассмеялся, а потом спросил: — Ты, верно, слышала обо мне немало дурного?

— Нет, сэр. Отец ничего о вас не говорил.

— Обижен… ха! Капризный молокосос… но видно, мальчишка меня боится, раз не осмелился даже гадость сказать. Печально.

— Мне тоже так кажется, сэр. А мать была просто в истерике после вашего визита. Почему?

— Почему? Что ж, слушай.

Оказалось — мой дед был некромантом.

— Я всегда был увлечен магией. Магическая сила в этом мире все — хлеб и постель, дом — полная чаша, и возможность выбрать себе самую лучшую женщину, ну, или мужчину, если придет такая блажь. Мэриэн, так ее звали, Мэриэн Хэйвуд. И был у нее поклонник, Робин Фицуолтер, романтично, правда? Робин и Мэриэн, как в той сказочке для обиженных судьбой. Ничего не скажешь, красивая была пара, она — как жемчужина на черном бархате, он — словно юный эльф. Я захотел их обоих, и я их получил.

Я был знатен, богат и силен, а мальчишка — седьмая вода на киселе тем Фицуолтерам, которые сбежали за море два века назад. Нищий, как бродячий монах, пустоголовый и беспечный, но силой и талантом не обижен. Хэйвуды мнили себя "благородными людьми", которые за золото не продаются, и долго размышляли, за кого им отдать дочь — за богача и черного колдуна, или за нищего, но доброго парня. В конце концов эта овечья жвачка мне надоела.

Мальчишка умел себя защитить, но имел кучу приятелей, которым доверял куда больше, чем следовало. Они не слишком дорого мне обошлись, а сонное зелье я сварил сам. Потом поднял вампира и придал ему облик Робина. Упыреныш уговорил девицу бежать — якобы, ему точно стало известно, что Черный колдун Прюэтт собирается принести невинную деву в жертву древним богам. А потом вместе с приятелями мальчишки здорово напугал, заявив, что ему нужны были только ее деньги, а ее саму сейчас пустят по кругу. На этом моменте и вломился я. Дева спасена, злодей в бегах, свадьба, счастье… должен сказать, мы неплохо проводили время. Мы жили в лондонском особняке, а сюда я наведывался проводить эксперименты и навещать мальчишку. У нас с твоей бабкой была полная гармония — она не лезла, куда не следует и была довольна жизнью леди.

Тебя еще не пугает мой рассказ?

— Нет, сэр. Мне очень интересно.

— Моя кровь! — дед улыбнулся с явной гордостью. — Жаль, сына я упустил… глупая женщина тряслась над ним, как над драконьим яйцом, а я тогда как раз был занят одной работой… А потом еще и в Хогвартс отправила — там он набрался дурных идей. Равные права маглам и маглорожденным, надо же! Интересно, что будет дальше, равные права мелкой нечисти и домашней скотине?

Именно так дед относился к маглорожденным и маглам. Вместо домовиков он держал десяток упырей — подумаешь, сожрут пару маглов раз в месяц, зато магию не жрут.

Так началось мое обучение у деда. Один из его упырей принимал мой облик и сидел с родителями, а я в это время училась правильно резать курей и ягнят для жертвоприношений. Дед был явно счастлив передавать свое искусство.

Он и рассказал мне о даре моей семьи.

— Сила стихии… Вода. Вечно изменчивая. Мой сын, если поднапряжется, может вызвать дождик. Но основное ее свойство — приспособляемость. Каким бы не был сосуд, вода наполнит его и будет прекрасно себя чувствовать в любой форме. Вода проникнет всюду. Вода в глубинах земли и в небесных высотах. Когда условия не благоприятствуют, когда вокруг стоит холод — вода становится твердой, обращаясь в лед. Теплеет — и лед тает. Быть своевременно твердым и своевременно мягким — вот ее сила.

О Хогвартсе дед отзывался пренебрежительно.

— Затея Гриффиндора. Он был маглокровка, но знатный и богатый, и с учителем ему повезло, которого нынче кличут Слизерином. Правда, нагл без меры и умудрился расскандалиться со всеми соседями, полагаясь на свою магию. Потом сообразил, что в одиночку наглеть опасно, и набрал себе дружину из маглокровок и безродных. В Хогвартс идут те, кому больше пойти некуда. Слабосилки, маглокровки, безродные, сироты, те, на кого родителям наплевать… или же те, кто живет в мире маглов и хочет играть в магловскую игру — борьбу доброго и злого государей. Хватает семей, которые отправляют письма в мусор не читая.

— Нужно ли мне идти туда, сэр Ральф?

— Хочешь — сходи, вреда не будет. Ты знаешь, чего тебе надо от жизни, маглолюбы не задурят тебе голову. Может, найдешь там что полезное. Тебе так или иначе понадобится свой дом — я вижу, когда ты вырастешь, мы не уживемся вместе.

Я и сама это видела.

Дед был человеком тяжелым и властным, глупости и прекословия не терпел. И сразу же объяснил мне, что меня ждет. Или он найдет мне мужа из своих знакомых, большей частью схожих с ним по характеру — или даст мне знания и силы, а дальше я буду барахтаться сама.

Я выбрала второе. Вода водой, но лучше быть самой себе хозяйкой, чем сидеть в маноре приложением к детям и командовать домовиками.

— Палочка — игрушка для маглокровок, — говорил дед. — Сгусток магического вещества, и дерево — концентратор и усилитель. Родовой маг — сам себе артефакт. Разум и руки — вот его инструменты. Ну, еще нож, посох да лопата — если нельзя применить магию, чтобы мертвяк откопался самостоятельно. А посох — это якорь, при некоторых ритуалах такой ветер поднимается, что столетние дубы с корнем вырывает.

Некромантия, гадание по трупам, по углям, по камням и картам. Ритуалы сокрытия, демонология, алхимия и зельеварение. Охота на оборотня — ох, натерпелась я тогда, в ночном лесу под ледяным ноябрьским дождем. Малефицистика, наука о проклятиях, от банальных битых тарелок и пыли по дороге, до самого изощренного вредительства, погружавшего врага в бездну отчаянья. Боевая магия — для того, чтобы попасть режущим по горлу, большой силы не надо, главное — меткость. Защитная магия — навык поддержания магического кокона вокруг себя всегда и в любом состоянии.

Магическому домоводству я обучалась у дедовой соседки, леди Элеанор Грин. На вид ей было лет тридцать, на деле — за триста, у нее был замок, такой же старый, как у деда, но перестроенный несколько раз. Наша крепость стояла в окружении мрачных еловых лесов, где водился, кажется, весь британский бестиарий, а Гринхолл окружали яблоневые сады. Леди была на вид доброй тетушкой, безусловно любимой бесчисленным полчищем внуков и внучек, но от ее черной силы захватывало дух. И когда мы вместе гуляли по саду, она ласково гладила древесные стволы, называя их по именам. Джонни, Томас, Ричард, Марк… в корнях у одного я заметила выбеленный череп.

— Они в свое время зарились на мои богатства, — подтвердила она мою догадку. — Удобно, правда? И назойливый мужчина не докучает, и урожай прекрасен. Особенно этот хорош, Сайрус Блэк — божественный вкус и долго хранится. Дети его любят, особенно, его внучки — магия хорошо усваивается. А из этого прекрасное варенье, тебе обязательно надо попробовать, пальчики оближешь…

Домовиков она, как и дед, не держала — справлялась сама, с помощью своего семейства. Я бы, честно скажу, с удовольствием вышла замуж за кого-нибудь из ее внуков, но, увы — моя магия была слишком сильна, и в будущем непременно сцепилась бы с силой леди за главенство. Ни ей, ни мне такого было не надо.

— Лучший выход для тебя, детка — муж-подкаблучник, безродный или маглокровка, и большой котел подчиняющего зелья. А детей заводи от того, кто приглянется, ведьмы так издавна делали. И будет у тебя со временем свой клан и свой дом.

Так и прошли три года до письма из Хогвартса.

В школе было… забавно. Гриффиндор еще не успел превратиться в тот дешевый бордель, который светил ему в будущем, но обилие позолоты как бы намекало…

Со мной на факультет поступили четыре безродных и две маглорожденных девочки — в одной с ними спальне я чувствовала себя лисой в курятнике.

Интересным было то, что я ощутила здесь еще две силы, подобных мне. Улыбчивый веселый мальчик с Хафлпафа, в лице которого явственно различались черты моей наставницы, и волшебно красивая старшекурсница с Равенкло, похожая на снежную королеву — ее сила была, как свирепый зимний буран. Я ее опасалась.

А вот Слизерин меня разочаровал. Первое, что пришло на ум, когда я рассмотрела их — порода. Породистые кони, псы и кошки, холеные шкурки, сытые, гладкие, откормленные…

— Ну, конечно, — разъяснила мне леди Грин на каникулах. — Их дома стоят на магических источниках. Это садовые цветочки, которым всегда было вдосталь воды и света.

Она мечтательно прижмурилась.

— Да… порода. Они бывают очень сильны, но победить такого гораздо приятнее, чем маглокровку. Все равно, что курицу в суп зарезать — и завалить на охоте волка или кабана. Ах, Сайрус…

И нежно провела рукой по румяным бокам лежащих в корзинке на столе яблок.

Я рассказала о мальчике с Хафлпафа и девушке с Равенкло.

— Да, правнук, — подтвердила леди. — Живут отдельно. Вот так бывает, и хорошо, что сильный, и грустно, что не рядом. Ты мне не родня, а его моя сила просто задавит — конкурент. А девушка… может быть, кто-то из новых… надо бы проследить за ней.

На тех же каникулах меня осчастливили известием о помолвке. Конечно, отец не собирался спрашивать моего мнения, Лестрейнджи — семья богатая и родовитая. А я впервые серьезно задумалась о своем будущем.

Влезать в драку за идеалы любого толка мне не хотелось. Быть приживалкой у наставницы хотелось еще меньше. Бесхозных благоустроенных замков на землях магической Британии не имелось.

И еще мне хотелось жить так, как я хочу, а не "соответствовать облику леди" с утра до вечера. Не воевать же с семьей мужа за право на человеческую жизнь?

Аристократия — не для меня. Вернее, то, что подразумевают под аристократией Лестрейнджи и им подобные. Миллионы галеонов, тысячи мантий в гардеробе, сотня вилок на столе и мечты о прежних временах, когда никакое министерство не мешало резать грязнокровок на жертвенниках.

Тьфу… хоть сколько-нибудь сильному магу, даже не уровня деда, никакое министерство не может помешать, если конечно, ему хватает ума делать все это в тайне. А если ты такой дурак, что посадил себе на хвост отряд авроров, то кто тебе виноват?

Единственным плюсом моей с Басти свадьбы была его красота. Но — жених не слишком умен и слишком подвержен чистокровному фанатизму и почитанию Лорда, как пророка. Мне в своем доме такого не надо, даже за дивную красоту.

Придурок Уизли казался мне гораздо перспективнее. Даже женитьба на девице из Блэков не избавила этот род от наследственных безмозглости и лакейства. Как вывеска он был бы идеален. Но от кого заводить детей? Мне хотелось канонично семерых, к тому же беременность и роды у маглы и сильной ведьмы — это две большие разницы…

В прошлом, которое я старалась вспоминать пореже, мою семью трудно было так называть. Отцу было наплевать, а мать очень любила самоутверждаться за счет своего ребенка. И вырваться из этого самоутверждения я так и не смогла…

Теперь, когда мне волей случая представилась возможность быть хозяйкой своей жизни — я не собиралась упускать ее. Меня пугал неминуемый грядущий скандал с отцом и "выпадение из круга", но я знала, что дело того стоит, а те, чье мнение я ценю, поддержат мой выбор. Это придавало мне уверенности и силы.

Семья — как единое целое, как сплоченный отряд, воплощение искренности и заботы. Когда дети не стесняются и не боятся говорить с родителями о своих проблемах, и не ищут поддержки у чужих людей. Вот чего я хотела, и конечно, мне хотелось быть у своих детей главным авторитетом.

— Как быть? — спросила я у наставницы.

— Семья — как боевой отряд? — повторила леди Грин, когда я рассказала ей о своих соображениях. — Мудро, особенно, в свете помолвки с Лестрейнджем. Они всегда тяготели к сражениям, и при внешнем буйстве безоговорочно подчиняются своим старшим. Для тебя это идеальный вариант.

Слушай, дитя — есть старый, очень старый прием, зовущийся "врата Аннон". Как ты знаешь, в теле женщины содержится половина ребенка, созревающая каждый месяц, когда ей приходит срок. Если эта половинка не встречается с половинкой, содержащейся в семени мужчины, она пропадает и выходит с кровью. Суть приема в том, чтобы не пропадала зря, а заснула и сохранилась до поры. Я и сама использую такой способ. Так за раз можно зачать не одного и не двух, а многих, только с одним условием — число не должно делиться на два. То есть, три, пять, семь, девять — можно, а четыре или шесть нельзя, понятно? Если это правило нарушить, родятся сквибы, да и ты можешь пострадать. Если же все пройдет удачно, то сила твоя, как жизненная, так и магическая, будет удваиваться с каждым рождением.

— Но почему тогда ведьмы не используют этот прием повсеместно?

— Потому, что слабы и трусливы, — леди презрительно фыркнула. — Это тяжело, очень тяжело и рискованно, поверь мне. Не всякая на такое способна, тебя же природа одарила столь щедро, что я удивляюсь. Ты и без моей помощи многого бы достигла, а с нею станешь второй Морганой, помяни мое слово!

И потом, желай ты в глубине сердца быть покорной женой и матерью, я не стала бы тебя учить, да и Ральф бы не обратил на тебя внимания. Для многих женщин крайне привлекательна участь безвольной скотины, чьи стремления не простираются дальше кормушки и теплого хлева. Ты должна желать силы и свободы для себя. Не дорогих одежд, золота и жемчугов, не самого породистого жеребца, не важно, четвероногого или двуногого. Сила и свобода — вот девиз истинного мага, а куда и их употребить — знания, власть, интриги, богатства, близкие люди — каждый решает сам для себя.

Знаешь, дитя, очень давно была у меня подруга. Природа одарила ее великой и страшной силой, поистине волшебной красотой, и, словно в насмешку, дала трусливое сердце рабыни. Ее жизнь — глупейшая история… ее воровали друг у друга, из-за нее убивали, ее использовали, насиловали и избивали. Она родила два десятка детей, и большую их часть угробили скандалящие из-за нее мужики. А самое смешное знаешь, что? Она могла бы с легкостью поубивать всех этих кобелей, но даже гибель детей не сподвигла ее на действия. Она предпочитала заламывать ручки, стонать и рыдать о том, что убивать — это ужасно, что она не может, что она не такая, не чудовище… однажды она сорвалась, и замок очередного хозяина вымер от силы за пару минут. Ты думаешь — помогло? Ничуть — все продолжалось по новой… конец ее был предсказуем — она лишилась магии и была утоплена какими-то маглами.

— И вы не помогли ей?

— Дитя, ты не поняла моих слов? Ей вполне хватало сил, чтобы самой себе помочь, но она предпочла жизнь безвольной скотины. Спасать человека от самого себя — дело бессмысленное.

Я вернулась в Хогвартс, уже примерно представляя, как буду действовать.

* * *

Для сотворения ритуала не требовалось специальных артефактов и ингредиентов, вся работа происходила внутри тела ведьмы. Но это отнимало много сил, и если я не хотела походить на упыря те несколько месяцев, которые нужны для того, чтобы магия изменила мое тело, мне требовалась магическая подпитка. Конечно, можно было подождать лета, но мне не хотелось ждать. Я взрослела и менялась, а ритуал лучше было проводить еще до начала известного процесса.

Вопрос — где найти подпитку в школе? Пошарить в больничке? В теплицах? В Запретном лесу?

И тут мне сказочно повезло.

Бродя по школе, я наткнулась в глухом углу на ревущую старшекурсницу-грифиндорку, и спросила, в чем дело, из-за чего плач. Слово за слово, немного магии для большей откровенности…

Банальная история — грязнокровая дурочка завела интрижку с однокурсником, рассчитывая хорошо устроиться в жизни с помощью беременного пуза. Но однокурсник оказался не лыком шит и помолвлен с приличной девушкой, "которая до свадьбы подол задирать не станет". Парень простыми словами объяснил хитрозадой магловке, что если она хотела поразвлечься — надо было не забывать пить нужные зелья, а если она хотела устроиться в жизни, надо было искать другого дурака. Так что — вот тебе три галеона на зелье, и если захочешь еще поразвлечься, то я не против. Но про свадьбу лучше не заикайся, а то невеста у меня много хитрых проклятий знает.

И теперь дурочка оплакивала свои провалившиеся планы.

Конечно, я посочувствовала ей. И предложила помощь.

— Послушай, Мэгги, эти зелья для организма не полезные, живот болеть будет, да еще могут некачественное подсунуть — возьмешь и чирьями покроешься. Давай, я тебе помогу, я хорошие чары знаю, а на галеоны ты лучше конфет купи.

Было страшно. Но меня несло, и слова сами рвались с языка. Мне казалось, я стою над обрывом, передо мной — пропасть и свист ледяного ветра, готовящегося подхватить и вознести к небесам — или разбить о камни…

В конце концов — она и так избавится от ребенка. Что плохого в том, чтобы взять то, от чего отказываются?

В следующее воскресенье мы под скрывающими чарами отправились на опушку леса. Я колдовала вовсю, очаровывая жертву. Жертву… самой себе!

Лес назывался Запретным не просто так, и не из-за акромантулов с оборотнями, якобы, только и ждущих нарушителя правил. Его дикий природный фон путал и скрывал все следы — это, по сути, был еще один слой магического мира, более глубокий, чем Хогвартс, и понять, что тут происходит, можно было только здесь же и находясь — но не в школе… это мне рассказал дед. Веками обитатели окрестных магических поселений проворачивали темные делишки на кромке леса.

Девушка покорно улеглась на снег, закрыла глаза, погружаясь в дрему. Я достала нож, обычный железный нож, только маленький и наточенный до бритвенной остроты, опустилась на колени, на миг прикрыла глаза, призывая всю магию, какая только была во мне… и решительно распорола одежду на животе маглокровки.

Повезло. Рука не дрогнула, я не задела кожу уже немного округлившегося живота.

А магия ритуала окружила нас тонким и сладким ароматом болотных цветов…

Теперь самым кончиком острия — длинную царапину от лобка до свода ребер… мой собственный голос искушающе шептал в голове — надави сильнее, сделай так, как делали изначально, когда ритуал только появился, в те древние времена… окуни руки в парящее нутро, вырви жизнь матери и ребенка, напейся крови, съешь сердце и печень — будешь сильная, будешь свободная…

Нет.

Поддаться "магическому опьянению" — глупейшая смерть, дед и леди Грин такого не одобрят. Знаю я, что случается с теми, кто слушает заманчивые голоса, обещающие все на свете.

Моя рука погружается внутрь живота маглокровки, сквозь кожу, как в воду, нащупывает комок колючего тепла, и тянет… тянет наружу… оно бьется в пальцах, горячее, живое, беззащитное — его мать отказалась от него, теперь этот живой комочек — мой…

На ладони — комок красной плоти, в магическом зрении сияющий, как маленькая звездочка. Меня трясет, когда я подношу руку ко рту, губы обжигает — огонь прокатывается по телу, стихает у сердца, солнце ударяет в глаза, ослепляет, я падаю…

Падаю…

Падаю…

Я лечу.

Так спокойно… так тихо и хорошо.

Я это сделала.

Мир меняется для меня. Я так отчетливо ощущаю себя — и спящий зимний лес вокруг на многие мили…

Что-то меняется во мне — "врата Аннон", вспоминаю я, но это не удерживает моего внимания надолго. Приятное возбуждение, радость, щепотка тревоги, завораживающий трепет внутри…

Почти спокойно я залечиваю царапину на ставшем плоским животе, чиню одежду. Достаю из сумки фрукты, сладости, фляжки с вином. Девушка приподнимается, сонно хлопает глазами. Я протягиваю ей фляжку, заговоренное вино, она будет помнить, что чары отлично сработали, а потом мы весело болтали о ерунде.

Мы возвращаемся, когда начинает темнеть. Я иду, словно с кувшином на голове, стремясь не расплескать это завораживающее чувство.

Не всемогущество, не нарушенный закон и темный ритуал. А какое-то глубинное понимание жизни. Растущий цветок — семя — и снова цветок, вода родника — зимний лед — дождь и радуга в небе.

Мир стал таким красивым…

Снейпа было жалко.

Красивый — гораздо красивее коротконогого Джейми Поттера с пухлыми влажными губами капризного младенца или Сири Блэка с выражением скучающего садиста на смазливом лице.

Аккуратный — одежда не новая, но всегда чистая и опрятная. Ответственный…

Болезненно гордый, очень умный, по-настоящему благородный, но от природы порывистый и прямой. Такие люди даже из обычной жизни умудряются сделать трагический роман, а уж здесь, попав между Дамблдором и Волдемортом, он был на это обречен.

Летом он подрабатывал в Лютном, в одной из лавок, куда я под личиной сбывала запрещенные зелья. И глядя на него я чувствовала искреннюю жалость. Парень был не просто одаренным зельеваром, его можно было назвать даже алхимиком, Творцом. Он любил свое дело и отдавался ему всей душой.

Такие люди не строят блестящей карьеры, хотя порой неплохо зарабатывают. Но внешний блеск, мантии из шелка акромантулов, позолоченные метлы и фотографии в газетах их не привлекают, а больше раздражают, ибо отрывают от любимого дела.

То, что с маглокровой красоткой у гениального полукровки ничего не выйдет, мне было ясно, как день. Рыбак рыбака видит издалека — и в девице Эванс я видела хорошо знакомое по себе желание хорошо устроиться в жизни. Вот только у меня оно уравновешивалось осторожностью, а у Лили усугублялось жадностью. На ее месте я бы не стала ловить дракона в небе, имея гиппогрифа в стойле, но барышне хотелось всего и сразу, и побольше. Ей хотелось мантий от "Твилфит и Таттингз", позолоченных метел, статей в газетах и гоблинских бриллиантов не меньше, чем раз в месяц. Скромное колечко с жемчугом на день рождения раз в году ее не устраивало.

Стоило ли пытаться открыть парню глаза?

Я решила — нет. К Северусу заходили приятели, и иногда засиживались в маленьком внутреннем дворике, где мы с хозяйкой сплетничали за кустами сирени. Младшие Мальсибер и Крауч сказали ему все, что могла бы сказать я, и в ответ получили только жаркую речь: "Она не такая". Возможно, он послушал бы взрослую женщину… но кто я ему и кто он мне?

Зелья варить я и сама умею. А в списке трагических любовей и сломанных судеб Северус Снейп не первый и не последний. Поумнеет ли он со временем, или так и останется верным рыцарем грязнокровой дамы? К тому же, он уже находится в планах директора, мне туда соваться ни к чему.

Нынешним летом случилась занятная история — Дамблдор навестил меня в компании девицы Эванс. Завел разговор о зельеварении, одной из древнейших и поистине, волшебной науке. Слово за слово, ловко перевел тему на привороты и различные женские штучки. В результате Лили унесла с собой целый арсенал опытной охотницы за мужчинами и много добрых советов о пользовании всем этим добром.

— Ах, молодость, — умильно вздохнула я, провожая гостей, и поймала лукавую улыбку директора.

А перед самым началом учебного года Джейми Поттер под обороткой заказал в Лютном зелье Вражды и сильнейшее приворотное "Золотые цепи". Амортенция на самом деле на магах работала плохо и недолго, основной ее целью изначально были маглы. Для магов требовались средства похитрее.

Воистину, это забавно…

* * *

Есть вещи, спрос на которые не угасал с момента их появления, вопреки всем попыткам запретить.

Дурманные и любовные зелья, омолаживающие, стимуляторы. Некоторые лекарства. Многие включают в свой состав запрещенные ингредиенты, части человеческого тела. Сердце младенца, например. Конечно, были и есть попытки подобрать замену, но изменять древнейший и надежнейший рецепт в угоду какому-то грязнокровому чинуше? Фи…

— Ваш дивный лик наполняет радостью мое сердце, прекрасная леди!

— А мое сердце радуется вашему голосу, благородный сэр.

Оба смеемся.

Сегодня я блондинка средних лет — шляпка, скромный костюмчик, сумочка, домохозяйка, или секретарша. Напротив — почти одинаково одетая брюнетка. Две женщины решили посидеть в кафе. Разумеется, в магловском.

Моего клиента зовут Сладкий Кайл, или Кайл-Мистер-Мисс. Он держит бордель в Лютном и заботится о его работницах и работниках, как о родных. А еще он самый настоящий гермафродит.

История его появления на свет печальна, противна и смешна, как всякая история, в которой переплелись зависть, невежество и самомнение. Некий грязнокровка решил изощренно, с помощью оборотного зелья, отомстить чистокровному, который отбил у него девушку в школе. Результат был предсказуем — идиот, застрявший в женском теле по причине беременности. Сладкий Кайл — плод этого идиотизма.

Я продаю ему зелья, дурманные и любовные, омолаживающие и стимуляторы, и те самые лекарства. Бордель Кайла не какой-то вульгарный притон, а культурное заведение — там чисто, тихо и клиентам гарантируется полное сохранение тайны. Товар любого пола и возраста, с которым можно делать все, что захочешь — за деньги, разумеется, ну, и постоянных работников Кайл старается беречь.

Рассчитываемся. Коробочка с десятью флаконами из темного стекла — сильнейшее заживляющее, способное вернуть от порога смерти, главный ингредиент — пресловутое сердце младенца. Две баночки возбуждающего средства с красными искорками внутри — "поцелуй огненной розы". Розоватый порошок — наркотик "Греза Вивьен".

И банальная Амортенция — полсотни мелких пузырьков для добавления в духи и косметику.

Кайл платит мне не деньгами — вернее, не только ими. Алхимические камни, редкие ингредиенты, слухи, новости, компромат… то, что можно достать нелегально — с него материал, с меня работа.

И, разумеется, поговорить "за жизнь". Недаром говорят, что лучшие друзья девушек — геи.

— Маглокровки… — он вздыхает и качает головой. — Обнаглели — ты не представляешь, как. Раньше, бывало, напоишь, накормишь, приоденешь и угол дашь — на всю жизнь тебе благодарны. Отработать — вздохнут, да скажут: на все воля божья. А там, глядишь, и насовсем останутся, ведь куда им еще пойти? А теперь все носом крутят, о правах кричат…

— Обнаглели, — соглашаюсь я. — Это все магловские идеи. Им подавай права, а про обязанности не хотят и слышать. Равно, как и про силу свои права отстоять. И что хуже всего, в школе им не объясняют положение дел, а поддерживают уверенность, что здесь Волшебная страна из магловских сказок.

— Ну, это ведь нам только на руку? — Кайл подмигивает и поднимает чашечку кофе.

— Верно. — раздумчиво соглашаюсь я. — Но знаешь, что-то у меня предчувствие нехорошее… я не намекаю на увеличение заказов, но советую тебе по дружески поработать над защитой. Своей и своего дома.

— Дурные знамения, кофейная гуща?

— Просто нехорошее предчувствие.

— Это связанно с грязнокровками? — спрашивает он, помолчав.

— Не более, чем крестовые походы с Сыном Божьим. Борьба за права грязнокровок всего лишь вывеска для дележа власти и богатств.

— Может, стоит присоединиться?

— Если с умом, то стоит, — соглашаюсь я. — Лезть в первые ряды не нужно, но вот "поддерживать прогрессивные взгляды"… в худшем случае ничего не потеряешь. Да, и поговори с соседями, заручись поддержкой, так сказать…

А через пару месяцев началась война, и я поспешила обрадовать мужа сообщением о своей беременности. Тот, конечно же, обрадовался — и грядущему прибавлению, и тому, что теперь у него есть отмазка от участия в боевых рейдах.

* * *

Среди чистокровных и благородных ходила поговорка: "все для дома", и понимать ее следовало буквально. Между семьей волшебников и домом, где они проживали и колдовали несколько поколений, образовывалась связь. Этот симбиоз поддерживал и семью и дом, позволял построить более качественную защиту и не тратиться на ремонт, утешал в горе, спасал в болезни… но иногда случались… казусы.

Или волшебники начинали воспринимать свой дом, как бездонный горшок, из которого валится сила, забывая, что эту силу надо чем-то питать. Разумеется, в этом случае подпитка от дома быстро заканчивалась, и не всегда безболезненно. Была пара случаев, когда дом обрушивался на головы нерадивых хозяев.

Или волшебники начинали воспринимать свой дом, как божество, вплоть до принесения кровавых жертв чуть ли не ежедневно. Следовательно, дом привыкал, и едва подпитка прерывалась, начинал тянуть силу откуда попало, в том числе и из хозяев — Блэки тому пример. У них, правда, пока было все хорошо, но только пока.

Я постаралась избежать таких крайностей.

Всякий волшебник выделяет из себя волшебство. И мой дом с удовольствием подсасывал магию из собиравшегося у меня в гостях Ордена Феникса. Конечно, с Дамблдором он соблюдал осторожность, забирая только то, что волшебник отдавал естественным путем — золотистые искорки виртуозной лжи, сиреневые облачка размышлений и синие ленты фантазий, которыми директор себя окружил. Но на остальных дом кормился вволю, особенно, на нескольких грязнокровках. Все равно они были списаны в расход.

Миссис Поттер глядела на мужа стеклянными глазами — похоже, приворот окончательно уничтожил ее разум. Марлин Маккиннон кокетничала с Блэком, а тот поглядывал на нее, как на кусок мяса сомнительной свежести — вроде и дешево, но за живот опасаешься.

Ну а мой дом был всеяден, как барсук. С удовольствием лопал и жиденькую, мутную магию грязнокровок, и пресную, хрустящую магию колдунов-слабосилков, и густую, пахнущую засохшей кровью, силу Блэка и Поттера. И делались крепче дерево, железо и камень, ярче ткани, прозрачней стекло.

Когда у дома вырос второй этаж, я внушила Артуру, что это он его пристроил.

Моя Нора… растрепанная, в клубках разноцветной пряжи и пучках засушенных трав, потемневшие доски, шаткие лесенки, куры в огороде, цветы у крыльца. Мой дом, наполнившийся детским плачем.

Билли — Уильям — Вильгельм. Имя короля для моего сына.

— Ты будешь сильным, — говорила я. — Ты будешь водой, которая неумолимо прокладывает себе путь. Ты будешь терпелив и скрытен. Ты станешь тем, кем пожелаешь, всего достигнешь упорством и трудом. Ты будешь зваться сыном Предателя Крови, но это не унизит тебя, а лишь возвысит твои достижения.

Чарли — Чарльз — Карл…

— А ты будешь огнем и ветром. Будешь весел и смел, и по любой дороге пройдешь легко, как ветер…

— Ты, Персиваль Игноциус, будешь верным, будешь опорой и защитой, как трость с тайным лезвием…

— Вы, двое, так похожи на моих братьев. Они были веселыми парнями и порядочными мудаками, если смотреть со стороны. Но скучать они никому не давали. Веселитесь, как хотите, и запомните лишь — не за счет своей семьи…

— Ты младший сын, тебе я желаю ума и хитрости. Будь хорошим актером, малыш, владей лицом лучше профессионального мошенника, будь отважен, как гоблин, защищающий свое добро, и хитер, как он же, почуявший выгоду…

— А ты, моя дочь, моя Гвиневера, будь сильной и гибкой, как ивовый прут. Клонись до земли, не ломаясь, жаль врагов, как змея в траве, и прежде всего научись быть счастливой…

* * *

Война меня многому научила. Не сказать, чтоб однозначно хорошему, но и не совсем дурному. Мгновенной аппарации, мгновенным щитам, неощутимой легиллеменции и навыкам ухода от слежки. Я поучаствовала в торговле людьми и их органами, поработала на магловских бандитов и на магловскую полицию, заработала кучу денег и ужасно устала. Благословенна будь, магия, и искусство создания упырей!

Упырь изображал меня, следил за детьми, работал по дому. На три месяца ему хватало одного магла — ведь от тварюшки не требовалось большой силы и умений. Я замоталась вконец, и когда Дамблдор, озабоченно сверкая очками, рассказал нам о пророчестве, едва сдержала облегченный стон.

Развязка приближалась, приближалась, и наконец, пришла. Я не удержалась, слепила несколько големов-шпионов в виде ящериц, мышей и воробьев, и запустила в поттеровский дом. Дом и впрямь оказался ловушкой — под ковром детской, а так же в подвале прятались пентаграммы-уловители, а стены были усажены якорями для огненных чар. Сработав, все это добро обеспечило мне изрядную головную боль, но она быстро прошла, а радость и чувство облегчения остались.

Волдеморт был побежден. Теперь, пожалуй, останется финальный сбор Ордена на праздничную пирушку — и обо мне забудут до тех пор, пока герою не придет пора отправляться в школу.

Ура, товарищи.

В магическом мире не бывает чудес. То, что принимается обывателями за чудо, просто дела магов высшего порядка, или же обычная мистификация. Так было с Поттерами — лорда угробила ловушка, шрам ритуальным ножом нарисовал Дамблдор или Петтигрю, а люди поверили газетам.

От юного Героя на весь вокзал перло черной магией самого дурного пошиба. Он метнулся ко мне через поток людей с крысьим проворством, и я едва удержалась от заклятия, изгоняющего Зло.

— Тоже в Хогвартс, милый?

На забитого и робкого мальчика Гарри Поттер никак не походил. А походил он… да скорее на крысюка из Лютного, высматривавшего плохо лежащий кусок, и всегда готового удрать от заклинания или камня.

— Да, миссис, а скажите, пожалуйста, как мне попасть на платформу?

— Очень просто. Видишь колонну между платформами девять и десять? Просто пройди сквозь нее. Давай, не бойся, а мой младшенький Ронни пойдет за тобой.

— Большое спасибо!

Сын быстро глянул на меня — этот? Я кивнула.

Вперед.

"Фред, Джордж!"

"Да, мама."

"Мы слышим."

"Ловите картинку."

"Это Поттер?"

"Похож на своего папашу."

"Как будто зельем облика поили."

"Ты уверена, что он точно Поттер?"

"А не Блэк, Петтигрю или Люпин?"

"Ты уверенна, что сестренке пойдет фамилия Флетчер? Или, не приведи Мерлин, Снейп?"

Младший сын сдавленно ржет, слушая наш разговор.

"Цыц, вы. Поттер — настоящий, Дамблдор гарантирует."

"Ну, если только Дамблдор..."

"Сам его родил…"

— Мама, — внезапно шепчет Рон. — Мама, посмотри. Там, слева… кто это?

— Что? Это? А, это Малфои с сыном, его зовут Драко, если не ошибаюсь. Потомственный слизеринец и — внимание, сын — главный конкурент за дружбу героя.

— Драко, значит? Он выглядит таким… слабым.

Сын прав — малфойский птенчик на вид слаб и явственно напуган. Могу поклясться, он в жизни не покидал родительского поместья. А как одет! Мерлин с Морганой вкупе, словно на званый обед, а не в дорогу к школе!

— Мама, а угадай, кого мы встретили! Помнишь того мальчишку, который шел за нами по магловской стороне? Знаешь, кто это? Гарри Поттер!

Близнецы подбегают, как обычно перекидываясь фразами, а черноволосый мальчишка пристально следит из окна купе.

— Правда? Ох, бедняжка, теперь понятно, почему он один. Такой милый мальчик и такой вежливый!

— Мама, мама, — пищит дочь. — Можно я пойду, посмотрю на него?

— Джинни, он не пятиног в зверинце, нечего на него глазеть… и вы двое, — грожу пальцем близнецам. — Не вздумайте втягивать мальчика в свои хулиганские выходки! Если мне опять придет письмо от декана, что вы взорвали туалет, или…

— Взорвали туалет?

— Мы никогда не взрывали туалета!

— Но идея хорошая, спасибо, мам!

— Клоуны, — устало машу рукой и прохиндейские физиономии детей расплываются в одинаковых ухмылках.

"Иди Рон", — мысленно говорю я сыну. — "И не забывай свою роль".

"Ага", — он улыбается мне. — "Я тупой и отважный. И очень-очень хочу подружиться с Героем".

Переговорив с Перси, мы расстаемся. Дети отправляются в школу, Джинни старательно машет рукой, пока поезд не отъезжает от станции.

События вышли на финишную прямую.

Платформа пустела — волшебники аппарировали по домам. Старомодное платье Джинни приобрело современный вид, моя собственная халато-мантия преобразилась в обычный костюм. Мы вышли на магловскую сторону, и дочь, фыркнув, наколдовала головной пузырь — любимое заклинание молодых мам и зельеваров.

— Как тебе Поттер? — тихо спросила я. Джинни сильно поморщилась.

— Урод!

— Ну, бывает и хуже… — начала я, но дочь меня перебила.

— Мама, я не о том. Готова поклясться, он из тех мальчишек, которые, приехав в школу, перестают менять белье и чистить зубы родителям назло. Не удивлюсь, если он любит втихаря отрывать крылья бабочкам и мучить кошек. У него грязная аура.

— Так вот почему ты за меня цеплялась… голова не болит?

— Нет, я ведь недолго смотрела.

— Хорошо, что ты помнишь об осторожности. Но, грязная у него аура, или чистая, а Дамблдор намекал, что неплохо бы вам подружиться.

— Вот пусть бы и дружил сам…

— Наш директор козла в зад поцелует, если это ему на пользу пойдет. Директору, а не козлу, в смысле.

— А козел после этого сдохнет.

— Вероятно. Ладно, дочь, плюнь на Поттера, у вас еще восемь лет впереди. Пойдем, пройдемся по магазинам, а дома я приготовлю яблочный пирог.

Мысленная связь, "паутина", которую я поддерживала со своими детьми, была хороша, но все же долго по ней не поговоришь, особенно, если занят. У детей днем уроки, приятели, множество иных дел, требующих внимания. Гораздо удобнее была другая моя затея.

Пространство сна — дело непростое, но полезное, когда нужен долгий обстоятельный разговор. Главное — заснуть к назначенному часу. Мы, я и мои дети, творили его вместе, еще когда старший, Билл, готовился пойти в школу.

Мы встретились на лесной поляне, среди цветущих одуванчиков. Рон здесь казался старше года на четыре, близнецы наоборот младше себя года на три. Персиваль и Гвиневера не поменялись возрастом, зато поменялись одеждой — на дочери было что-то пышное, средневековое и очень красивое, а сын оделся в неприметную скучную мантию невнятно-серого цвета. Его облик убегал от глаз, как кусок мокрого мыла из пальцев.

— Старшие не придут? — спросил он.

— У них другое время.

— Жаль. Я хотел узнать у Вилли о колдунах Египта. Они славились своими проклятиями.

— Ты еще успеешь освоить некромантию. Как прошел день?

— Неплохо. И я нашел себе невесту.

— Однако! Ты ведь, кажется, собирался жениться на той девице с Равенкло? — спросила Джинни, извлекая из крохотной сумочки колоду карт.

— Да, Кристалл, — Перси поморщился. — Она неплохо мне подходила, но магический потенциал этой девочки гораздо выше.

Не второпях мы расселись кругом — Перси по правую руку, за ним близнецы, младший сын и дочь, устроившаяся слева, вплотную ко мне.

— Скандала не будет?

— Нет, конечно, я с ней не спал и ничего не обещал. Я сумею устроить дело так, что она сама спровоцирует разрыв.

— А девочка, которую ты встретил, первокурсница, если не ошибаюсь?

— Да. Сестра, прошу карту…

Джинни передала карту из своей колоды брату, и шестерка треф преобразилась в миниатюрный портрет.

— О, Моргана! — на лице Рона отразился искренний ужас.

— Что?

— Я ее встретил в поезде. Перси, неужели эта грязнокровая мочалка лучше Кристалл? Да, видно, что ведьма неслабая, но у нее же ни мозгов, ни красоты! А голова набита какой-то магловской дурью. Ты уверен, что из нее выйдет хорошая жена?

— От магловской дури, — Перси холодно улыбнулся, — поможет Обливиэйт. А так… мне нужны от нее здоровые сильные дети, а не мозги и красота. Приемов устраивать ей не придется.

— Грязнокровка, значит… — я рассматривала портрет. — Ты уверен, что не полукровка Кристалл? Сам знаешь, грязнокровки порой сильны в детстве, но к совершеннолетию сдуваются. Дети, конечно, от них рождаются сильные и здоровые, но после первого ребенка они слабеют, после второго утрачивают большую часть магии, а третий их гарантированно добивает. Тебе будет трудно впоследствии объясняться с детьми.

— Не думаю, что она является маглорожденной на самом деле, — Перси пожал плечами. — Ее магия сильна, и в ней есть оттенки, нехарактерные для грязнокровок. А кто она на самом деле есть, полукровка, или чистокровная, подкинутая маглам, неважно — главное, ее родителями значатся маглы, которых можно не принимать в расчет, а опекун — Дамблдор, с которым можно договориться. У нее красивое имя — Гермиона.

— Грейнджер, — скривившись, добавил Рон. — Ни "здравствуйте", ни "позвольте войти". Я ей чуть проклятием в морду не засветил, когда она в купе ворвалась. И с порога "ты Гарри Поттер, я все про тебя знаю"!

— Это все воспитуемо, — я провела по карте рукой. — Девочка росла у маглов, ей можно простить некоторую глупость. А что там с твоим подопечным?

— Подопечный в восторге. Нажрался сладостей, да еще с собой со стола натащил. Сейчас лежит и чавкает, а завтра с очка не слезет.

— Здоровье геройских кишок — дело медиведьмы, а твое дело — незамутненность геройских мозгов. Как у него с этим?

— Незамутнен, аки стекло после чистящих чар. В восторге от всего окружающего, в особенности, от Гриффиндора и Дамблдора. Был очень рад, что за меня зацепился, а когда я в поезде поругался с Малфоем, с интересом ждал, подеремся мы с ним или нет. Знаешь, мама, он так смотрел, словно нас оценивал, кто кого. Нет, подерись я с Малфоем, я б его выкинул, даже свитских его выкинул бы, если б напрягся и серьезно поколдовал. Но если бы Малфой выкинул меня, он бы остался с Малфоем. И не потому, что он нас обоих первый раз видит, и ему похрену, с кем сидеть. А потому, что Малфой оказался бы сильнее.

— Плохо… для планов директора, — пояснила я. — Хотя, неудивительно. Учитывая, где он рос, и кто его отец…

— Герой войны.

— Мелкий пакостник и садист. Он и в аврорат пошел затем, чтоб свои дурные наклонности вымещать. Ну, и потому, что выделенные ему старшим Поттером деньги начинали заканчиваться.

— Так стоит ли мне строить на него планы? — тихо спросила дочь.

— Строить планы стоит, — твердо сказала я. — Поттеры были очень богатыми людьми — род артефакторов-мастеров. Это не только золото — это знания и уникальные вещи. Твой ребенок может получить все это, а значит и ты.

— Мама, разве мы нуждаемся, что ты так настойчиво сватаешь мне это чучело в очках?

— Ничуть! Просто поверь матери: любовь приходит и уходит, а деньги остаются. Без любви, но с деньгами лучше, чем без денег и без любви. А в магическом мире браки не расторгаются — как я живу с Артуром, так и буду жить.

— И почему ты его до сих пор не притравила?

— Потому, что даже в магическом мире ничто не берется из пустоты. Женщина содержит семерых детей, а на какие шиши? Найдутся люди, которые могут решить: или у женщины богатое наследство, или она занимается чем-то незаконным. Я не хочу лишних проблем. Да и привыкла я уже к нему.

У моего Перси была одна интересная особенность — он умел оценивать людей. И по их потенциалу, и по их полезности. По десятибалльной шкале, к примеру, обоих близнецов он оценивал на десятку, а если не дай Моргана, кто-то из них умрет, оставшийся потянет балла на три. Рон имел десятку в боевом потенциале на свой возраст, девятку в тактике, и семерку в стратегии. Как и Джинни — блэковское начало в ней проявилось очень сильно. Жаль — я бы предпочла более спокойную и рассудительную дочь, но ничего не поделаешь — она и так очень хороша.

Полезность Дамблдора была противоречива — с одной стороны пользы с директора можно было получить на пятерку, а с другой — на десятку вреда. Таким же был его потенциал — пятерка, как друг и десятка, как враг. Нет, убить его было можно, но полная десятка проблем после этого не стоила дела.

Потенциал Поттера для семьи Персиваль оценил, как отрицательный.

— На первый взгляд, — добавил сын. — Я пока не нашел причину столь низкого отклика. Нет, пользу от него можно получить вполне явную, на десятку — наследство его рода. Но только при условии… эээ… циничного захвата. Если же в формуле Гарри Поттера я ставлю условием взаимовыгодное сотрудничество…

— Формула делает "кряк".

— Именно. То ли дело в том, что основную пользу с героя получит директор, то ли он погибнет, не успев принести пользу, то ли он просто… эээ… мудак.

— Эгоист, — поправила я. — Только в отличие от нас одиночка. Потому и отзыва нет — он все на себя тянуть будет.

— Мам, ты уверена, что Джинни нужен такой муж? Нет, наследство Поттеров вещь заманчивая, но сам Поттер — не наш отец, в смысле, Артур. Сестре придется травить его прямо на свадьбе, если она хочет спокойной жизни.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась я после недолгого молчания. — Но есть один аргумент. Догадываетесь, какой?

— Директор? — угрюмо спросила дочь.

— Он самый. Не время нам с ним бодаться. Ты как, сумеешь изобразить неземную любовь? Это не сложно на самом деле. Таращиться, смущаться, рисовать сердечки в конспектах… ты очень застенчивая, вот как.

— Попробую. Послушай, мам, а мы не можем получить наследство Блэков? Ты ведь наполовину Блэк, а последний Блэк в Азкабане, присел пожизненно.

— Еще не время. Есть и Нарцисса Малфой, и Андромеда Тонкс. Подождем — Блэковское добро от нас не убежит.

— А как же Поттер? — спросил младший сын. — Его бабка была Блэк. Если он узнает о наследстве, точно захочет получить его для себя, и у него может получиться. Герой, как-никак.

— Ну, уж этого можно не опасаться! Если Поттер и сможет что-то получить от Блэков, то только имущество своего крестного, если тот его не промотал. Догадываетесь, почему?

— Из-за матери? — предположил Рон.

— Точно. А еще из-за того, что Лили и Джим не заключили магического брака. Расписка в министерстве, это только бумажка, которая ничем не отличается от магловской, а вот брачными клятвами обменяться они не удосужились, стало быть, на деле Поттер является бастардом от грязнокровки. Будь что-то одно, будь он чистокровным бастардом, или законным сыном, и не останься у Блэков иных потомков, ему бы удалось получить что-то большее. Этот род хорошо защитил свое добро — магическое завещание Главы Дома не обойти ни Поттеру, ни Сири Блэку, если он каким-то чудом выйдет на свободу. Завещание Чарлуса Поттера гораздо мягче.

А так… подождем. Кажется мне, что к той поре, когда вы все закончите школу, наследство Блэков можно будет прибрать безо всяких проблем.

Перси охмурял Гермиону.

Разумеется, он не слал девочке цветов и подарков, а комплименты делал разве, что ее успехам в учебе. Но одинокой и завоспитанной на всю голову отличнице хватало и тех крох внимания, что он ей уделял. Очень скоро девочка начала буквально сиять, стоило ему к ней обратиться.

Близнецам хватало своего общества. Рон искренне восхищался силой их связи, но эта же связь делала братьев полностью погруженными друг в друга. Их было сложно понять, даже когда они обращали внимание вовне. Матери это удавалось, но не ему.

Пообщаться со старшими удавалось редко. Вилли налаживал контрабанду алмазов и золота из Африки, Чарли в Румынии внедрился в "драконий" бизнес. Они жили по другому времени, застать их во сне удавалось редко, разве, что на уроках дремать.

Уроки были скучными, но строить из себя неумеху и портить заклинания так, чтоб эффект вышел забавным, но не опасным, было интересно. Особенно доставляла трансфигурация. Наука жуликов и обманщиков — выдавать одно за другое, как говорила мать, и ведьма-профессорша была под стать своему предмету — лицемерная ханжа с поджатым куриной жопкой ртом. Когда она на первом уроке распиналась о величии и древности трансфигурации, Рон с трудом удерживался, чтоб не заржать. Да, в древности трансфигурации нельзя было отказать — только эта древность примерно того же сорта, что древнейшая женская профессия. Да и величие условное — трансфигурация до Статута помогала хорошо зарабатывать на маглах.

Гарри Поттер тоже не радовал. Ночью, дождавшись, пока подопечный уснет, младший Уизли решил поупражняться в легиллименции, которая ему откровенно не давалась, не то, что Перси, читающему людей с лету, или Гвиневере, уже сейчас умевшей насылать внушения.

Он уже успел немного изучить своего как бы друга, значит, можно было попробовать способ "глубокого погружения", который показывала мать. Он закрыл глаза, расслабился, и начал представлять себя Гарри Поттером, выросшим у магловских родственников сиротой, попавшим в волшебный мир, где он богат и знаменит.

Сначала он почувствовал зависть. У него был кузен, которого любили и дарили подарки. Кузен был крупный, широкий в кости, похожий на увальня Лонгботтома, но робкий и затюканный бабкой Невилл был мягким, как творог. А поттеров кузен — крепким и сильным, он играл в футбол и занимался боксом. И совершенно не боялся магии — еще с детства, когда Поттер волшебством поднял в воздух игрушки, а Дадли, как звали кузена, схватил летающую машинку и треснул героя по лбу.

Он почувствовал злорадство, когда великан Хагрид наколдовал кузену поросячий хвост. Он хотел вырасти и превратить дядю и кузена в свиней. А тетку в жабу. Он волшебник! Ха! Теперь-то он всем покажет!

А еще он знаменитый. Он победил великого темного волшебника, когда был совсем маленьким! Значит он еще сильнее, и тоже станет великим.

А еще он богатый. Сейф, полный золота! И это еще не все! Он спросил у гоблина, принадлежит ли ему что-нибудь еще. Да, да, да! У него есть завещание деда, Чарлуса Поттера! Оказывается, деду сильно не понравилось, что папаша Джеймс женился на грязнокровке, и если Гарри найдет себе чистокровную жену, он получит все деньги Поттеров! А если станет мастером-артефактором, получит еще и мастерскую с библиотекой. Ну, да это не важно, мастерская с библиотекой ему не нужны. Он даже не знает, что это за штука такая — мастер-артефактор, и как им становятся. Первое условие выполнить гораздо проще.

Думать о деньгах было приятно. Он представлял себе, как вырастет, женится на чистокровной, и тогда ему откроется доступ к сейфу деда. Это будет пещера в десять, в сто раз больше прежней! Там будет золото в монетах и в слитках, сундуки драгоценных камней, всякие штуки из золота, как в фильме про пиратов. И он купит себе самый лучший дом, и будет носить самые лучшие костюмы, и наймет себе прислугу, чтоб даже с палочкой не заниматься надоевшей до тошноты работой по дому! Хотя, если у него будет жена, то можно и прислугу не нанимать, пусть жена за домом следит. Вон, как тетка.

И факультет он выбрал удачно. Гриффиндор, дом храбрых и благородных? Скорее, безмозглых идиотов, взять хоть его нового друга Уизли. Но, похоже, что Гриффиндор находится под покровительством директора, а уж он-то знает, как полезно иметь покровителя. Дядя Вернон приятельствовал с директором школы, в которую ходил Дадли, поэтому кузену никогда не доставалось за драки и разбитые окна.

А этот бледный сморчок Малфой еще заливал про некоторые семьи, которые лучше других! Ясное дело, хотел перетянуть его на свою сторону! Правильно он сделал, что не стал пожимать ему руку. Ясно же, что с такими неудачниками дела иметь не стоит. И вообще, он их начальника победил.

Что ни говори, а дружить с Уизли гораздо удобнее. Пусть они и нищие, но это Рон прогнал Малфоя из купе, а тот не решился на драку. А это значит, что Малфой слабее. Или же… точно! Малфои темные колдуны, а Уизли светлые, темные проиграли и теперь боятся светлых. И он будет самым сильным светлым волшебником! Ну, после Дамблдора, но директор уже старый.

А быть светлым волшебником не трудно, уж строить из себя паиньку он умеет!

Слава и богатство… не иначе, судьба решила рассчитаться с ним за унылое прозябание в доме тетки. "Поттер, вынеси мусор! Поттер, вымой посуду!" Нет уж, теперь никакой посуды!

А на лето можно будет и не возвращаться туда. Напросится в гости к Уизли. Эта жалостливая курица, мамаша Рона, наверняка не откажется принять у себя "бедного сиротку"…

Остаток ночи младший Уизли провел в попытках успокоиться. Очень хотелось встать, вытащить "друга" из кровати, и сделать любимый прием, неоднократно испытанный на магловских мальчишках из соседней деревеньки — треснуть кулаком в рожу, чтоб очки улетели и нос пятаком. Правильно мать говорила, яблочко от яблони недалеко падает, и Гарри Поттер может оказаться копией своего папаши, который ни добротой, ни благородством не отличался, а если по-честному — был человеком подлым и жестоким. Когда мама, Перси и Джинни обсуждали, что делать с героем, Рон хотел было за него заступиться: вдруг младший Поттер окажется приличным парнем? Хорошо, что промолчал, следуя воспитанной матерью привычке держать свои мысли при себе, и решил для начала посмотреть, что этот Поттер из себя представляет. Иначе вышел бы сейчас дурак дураком.

Нет, Рон вполне понимал движущие героем мотивы. В мечтах Золотого мальчика о богатстве и славе он не видел ничего плохого — сам любил порой помечтать о том же. Но Поттер мог бы и не начинать с ходу презирать тех, кто ему помог, а в мыслях Героя было именно презрение.

"Жалко, что настоящей дружбы у меня с ним не выйдет", — грустно подумал Рон. — "Права мама, когда говорит, что настоящая дружба и настоящая любовь, как остров Авалон: все о нем знают, но никто не видел. Ну и Мордред с ним — зато будет не жалко, если вдруг помрет".

Школьная жизнь пошла своим чередом.

Гарри Поттер определился с отношением к подставному другу: предпочел спрятаться за ним, как за щитом. Рон болтал, рассказывая байки о волшебном мире, затевал свары со слизеринцами, при каждом удобном случае вставлял "мы с Гарри". Поттер не препятствовал, кивал и соглашался, мысля, что отсиживаться за спиной Уизли ему выгоднее.

Когда Поттера втянули в квидичную команду, Рон нисколько не удивился, и с удовольствием пронаблюдал ярость на лице мелкого Малфоя. Птенчик так забавно злился, так пытался обратить на себя внимание героя! Надо сказать, сам Поттер опасался с ним связываться, помня о богатом и влиятельном отце — герой еще не был уверен в защите, предоставляемой директором и своим геройским статусом. Но когда Рон вновь и вновь оскорблял слизеринца, Поттер с удовольствием присоединялся.

Сам Уизли не страшился мести старшего Малфоя — лорд-волшебник должен был понимать, что попытка всерьез навредить ему, его братьям, сестре или матери может кончиться тем, что драгоценный единственный наследник получит уже не порцию оскорблений, а порцию проклятий, и Дамблдор спустит все на тормозах. Ведь светлый статус семьи Рона не давал заподозрить в темной волшбе, скорее все списали бы на разборки между слизеринцами. За отца Уизли не боялся — на работу, какой занимался Артур, не было много желающих, и опасаться его увольнения не стоило. А даже если и уволят — от денег они не слишком зависели. Куча магов проживает, воруя у маглов, проживут и они.

А потом его позвал к себе директор.

В кабинете Дамблдора было уютно — видно, что старый волшебник устроился здесь со вкусом. Теплые золотистые тона, причудливые линии, занятные блискучие вещички, успокаивающие ароматы…

— Здравствуй, мальчик мой, — мягко прозвучало из угла кабинета. — Проходи, устраивайся. Хочешь конфет, чаю?

— Да, сэр! В смысле, спасибо, не откажусь…

Отыгрыш: слегка невоспитанный, порывистый, но почтительный.

— Замечательно. Что может быть приятнее дружеской беседы за чашкой чая? — директор остро глянул ему в глаза и на поверхность сознания всплыли образы: квидичный кубок, кубок школы, какие-то награды… и гринготский сейф, до потолка набитый галеонами.

Поверхностная легилименция. Ай да директор!

— Устраивайся, — предложил Дамблдор. Рон забрался в уютное кресло напротив директорского и по воздуху к нему поплыли чашка чая и вазочка конфет. Волшебник прошел и уселся напротив, а Уизли мысленно восхищенно присвистнул. Как движется! Плавно, неспешно, величаво. По всему видать, что старческая немощь придет к Великому Светлому еще очень не скоро.

А конфеты изумительные. Шоколадные шарики, наполненные воздушным кремом и дробленым орехом — "поцелуй нимфы", и "крылышки фей" — очень дорогой и качественный мармелад. Конечно, тот, который делала мама, был не хуже, но она не добавляла в него цветочную пыльцу с крыльев фей для усиления вкуса.

Даже странно, что так угощают его, а не его "друга".

— Ты, наверное, удивлен тем, что я пригласил тебя к себе?

— Не то слово! Э-э-э… извините, сэр. Я же, как бы, пока ничем не отличился… и ни в чем не провинился…

— Думаю, у тебя еще все впереди. Я верю, ты сумеешь отличиться.

— Спасибо, сэр…

— Ты знаешь, мальчик, я дружен с твоими родителями. Они хорошие люди, и были моими соратниками в прошлой войне против Тьмы. Жаль только, что их самоотверженная борьба не имела награды.

"Награды…"

Рон ощутил, как легкое щекочущее перышку рисует в его разуме картину: их собственный домик, еще более неказистый и обшарпанный, чем есть, родители в поношенных мантиях, старые учебники… и, как противопоставление — роскошный особняк и семейство Малфоев, еще более расфуфыренное, и Драко, еще более надутый, чем обычно. И простенькое внушение: это Малфои виноваты.

— А еще они очень гордые люди. Истинные грифиндорцы… твой отец все никак не получит повышения потому, что в министерстве принято кланяться большим деньгам и большим титулам, а Артур на это не пойдет. Увы, деньги и титулы не всегда принадлежат достойным людям… взять хоть Малфоев. Богатые, знатные, сильные волшебники, сколько добра они могли бы сделать, если б выбрали Свет… но увы. Люциус Малфой в свое время служил Тому, Чье Имя Не Произносится, и после его поражения сумел откупиться от Азкабана. Он говорит, что раскаялся, но это лишь слова, в душе он по прежнему привержен Тьме. И боюсь, когда-нибудь Тьма погубит его и его семью. Нарцисса — безвольная женщина, а Драко во всем берет пример с отца.

— Погубит? Вы так считаете, сэр?

— Я это знаю, — Волшебник улыбнулся. — Тьма многое дает… но она же потом все отнимает. У Малфоев нет главного сокровища — искренности, отваги и чести, они все меряют деньгами, которые получили обманом и черным колдовством. Когда-нибудь, Рональд, ты и твоя семья получите награду, ведь с вами — Свет.

Видение малфойского дворца потемнело и рассыпалось, а домик Уизли расправился и вырос, позолоченный восходящим солнцем. Красиво!

— Но, впрочем, я позвал тебя, чтобы поговорить о тебе, а не о Малфоях. О тебе и о твоем новом друге. Что ты думаешь о нем? — вкрадчиво поинтересовался директор.

— Отличный парень! — с энтузиазмом отозвался Рон. — Только робкий он какой-то. Гриффиндорец должен быть храбрым и отважным, а он словно прячется все время… нет, он храбрый, но все равно… это, наверное, потому, что он вырос с маглами.

— Да, Гарри замечательный мальчик, — подтвердил директор. — Ему суждены великие дела. Но знаешь, Рональд, подвиги не совершаются в одиночку. У всех героев были друзья и помощники. Гарри пока еще стоит в начале пути, и ты, как друг, можешь помочь ему шагнуть на дорогу славы…

— Здорово! А что мне надо делать?

История с ночной дуэлью была бы верхом глупости, не будь они гриффиндорцами, Героем и Его Другом, и не имей Рон задания от директора, обещавшего "зеленый коридор" для ночной прогулки. Веселого настроения не испортила даже лохматая дура, прицепившаяся, как репей к штанам. И что в ней брат нашел?

Конечно, Малфой и не подумал появиться в зале. Рон мысленно улыбнулся такой детской хитрости, а потом в тишине прозвучал голос смотрителя, и они рванули по коридорам, куда глядели глаза. А глядели они на третий этаж…

Здесь пахло псиной и подтухшим мясом, как в логове оборотней. Руки зачесались — им отчаянно не хватало арбалета.

"Мордред…"

Рон ненавидел собак. Несмотря на уверения директора, что псина не сумеет достать их от дверей, было хорошо, что грязнокровка завизжала над ухом, иначе он от неожиданности влупил бы по трехголовой твари "секо". Уизли отпихнул дурочку, захлопнул двери, и они помчались к грифиндорской башне.

"Приключение, оборотень его сожри… на такие приключения с арбалетом ходить надо. А лучше с магловским пулеметом".

Уизли не боялся — не знал он этого чувства, от которого трясутся руки, подгибаются ноги и отнимается язык. Но необходимость изображать неумеху перед двумя полумаглами не давала возможности применить действительно серьезные чары и здорово раздражала.

Но, квест был завершен успешно. Герой уверился в подлой сущности Малфоя, а грязнокровка обратила его внимание на то, что трехголовая скотина что-то охраняет. А Рон, поутру обдумав ситуацию и слова Грейнджер, сделал вывод, что такая наблюдательность неспроста. Люк он и сам заметил — здоровенная крышка с замком, но одно дело он, а другое дело эта магловка, перед носом которой щелкали три зубастые пасти размером с чемодан. Многие ли в такой ситуации станут обращать внимание, на чем сидит мордредова тварь?

Грязнокровка тоже в деле?

Спросить директора? И показать, что он гораздо умнее, чем демонстрирует. Зачем скрывается? Что скрывает?

Спросить ее? Подкараулить в безлюдном коридоре и спросить, нет ли у нее задания от директора? Так она и ответит. Нет, если добавить немного круциатуса, ответит, но что потом? Обливиэйт? Да и Перси не порадуется такому поступку.

Попрактиковаться в легилименции? Не очень-то хотелось. От Поттера до сих пор кривило, а при мысли о том, чтобы залезть в лохматую голову грязнокровки, делалось вовсе противно. Все равно, что чужие грязные трусы перебирать.

Ладно, хрен с ней. Пусть все идет, как идет.

Было скучно.

Рон с большим трудом привыкал к новой жизни, очень легкой на его взгляд — всего труда, пробежаться по замку до нужного класса, да палочкой помахать, да не забыть поныть о том, как ему трудно и скучно, да еще подколоть Малфоя, глядя, как серебристо-синий вихрь его магии взвивается, готовясь к атаке. Детские заклинания, адаптированные для грязнокровок, детские зелья — казалось, он пытается влезть в свою детскую одежду, ставшую безнадежно тесной. Мордред! Этой несчастной Левиосой он перекидывал дрова и ворочал здоровенные валуны на поле, даже не прибегая к волшебной палочке! Да еще грязнокровая пассия старшего брата зудела над ухом, как будто ей за это деньги платили. Неудивительно, что он, в конце концов, разозлился и высказал ей все, что думал, аккурат в Самайн. Обидевшись на вполне справедливые слова, дурочка убежала реветь.

Дальнейшее напоминало сюжет какого-то дурацкого романчика, которым зачитывались девчонки.

Для начала на праздничном пиру в зал ворвался Квирелл с воплем, что на нижних этажах тролль. Приколись, да? В замке с защитой, способной выдержать налет драконов и магловскую атомную бомбу. Скорее всего, бедолаге, отхватившему где-то проклятие гниения плоти — об этом говорили внешние признаки и сладковатый душок падали — приглючился кошмар. Но паника была организована образцово, Перси исходил активностью, и тут вдруг Поттер, наверное, вспомнив о своем геройском статусе, решил искать грязнокровку.

Но тролля они нашли раньше.

Хлипкая дверь не стала бы серьезной преградой для твари, но дезориентировала бы — не видя выхода, тролль бы потерял ориентацию и начал тупо крушить стены. Запереть и бежать…

Не вышло.

Мордредова грязнокровка. Перси, конечно, не давал задания ее защищать, но если она подохнет из-за Рона, это будет нехорохо…

А еще на троллей почти не действовала магия. Были специальные чары-ловушки, крайне сложные, были приемы охотников, но самым простым средством являлась левитация — поднять каменюку побольше и шарахнуть тролля по башке, а пока тварь очухается, сделать ноги.

"Была не была. Спишу на состояние аффекта… ах, Мордред, я и слов таких знать не должен!"

— Вингардиум левиоса!

Тролль временно — на несколько дней — сделал героем Рона, а не Поттера. Уизли поразмыслил о том, что если бы чужое любопытство выражалось в золоте, ему бы понравилось больше, поговорил с сестрой во сне — мать куда-то удалилась на ночь, и решил, что пора бы ему заняться чем-нибудь интересным — сидение в четырех стенах уже обрыдло.

Может, в лес сходить — поохотиться на оборотней? Шутка. Скорее они на него поохотятся.

Навестить кухню? Запретную секцию? Спальню девчонок?

Хм. А зачем?

Благодаря сестре Рон прекрасно знал, чем девочки отличаются от мальчиков, а наведываясь в магловскую деревню по соседству, узнал и о том процессе, благодаря которому появляются дети. Нарушать запрет только ради его нарушения он не видел смысла.

В запретной секции наверняка остались только "показушные" книги вроде тех, которые кричат, когда их открываешь, псевдофилософия с намеком на глубокий смысл или что-то типа Теории высшей трансфигурации, попавшей в этот отдел исключительно за вынос мозга многофутовыми формулами.

Кухня… было бы неплохо, но слишком велик риск случайно подцепить домовика. Магические паразиты-симбионты, работавшие в замке, страстно мечтали обрести хозяина, ибо сырая энергия природного источника Хогвартса в сравнении с энергией мага-хозяина была для них, как пустая овсянка в сравнении с сочным бифштексом. Древний запрет не давал магической мелочи показываться на глаза ученикам или каким-то иным способом давать знать о себе, но если уж ученик зашел куда-то, где ему бывать было не положено — на кухню, или там в прачечную, или в виварий — словом, в место, где хозяйничали домовики… то к нему тут же кидалась толпа, стремящаяся услужить. И стоило ответить согласием на невинный вопрос: "Хочет ли юный мистер или мисс, чтобы домовик такой-то ему или ей помог?", как дело было сделано — паразит присосался.

По статистике около четверти грязнокровок уходила из школы с довеском. Рон, однажды побывав вместе с сестрой и матерью в Мунго, знал, чем это кончается. Если грязнокровка не был дураком, и домовик попался старый и опытный, у них могли образоваться вполне нормальные отношения — симбионт выполнял особо тяжелую и занимающую много времени работу. Если же грязнокровка был дураком и лентяем, а домовик молодым и жадным, то маг начинал гонять слугу за каждой мелочью, за каждый приказ расплачиваясь куском магии. И чем больше приказывал — тем больше терял, и порой дело кончалось смертью.

Конечно, такие сведения не держались в тайне от грязнокровок — кто ищет, тот отыщет, но всегда найдется тот, кто решит, что он круче Мерлина, а домовик — это вроде комариного укуса. Что ж, одним грязнокровкой меньше.

Ну их на хрен, этих магических пиявок…

Младший Уизли зевнул и почесал нос. Мордред, тут со скуки сбеситься можно…

Ни на кухню, ни в библиотеку, ни в девчачью спальню его не тянуло, хотя, последнее было бы интересно, если бы можно было написать грязнокровке слово "дура" на лбу. Но это все-таки слишком скучно, да и брат не одобрит…

Хотя…

Рон замер на миг, пораженный внезапной идеей, и широко, довольно ухмыльнулся.

Можно было пробраться на территорию Слизерина! Вот это дело по-настоящему интересное!

"Родовое проклятие есть одно из сильнейших воздействий в малефицистике, кое весьма трудно сотворить, и во много раз более трудно снять, ибо механизм его зависит не от воли колдуна, но от действий самого объекта проклятия. Налагается же оно обычно, как месть за обиду, ущерб имуществу, жизни, здоровью либо чести…"

Зевнув, Гвиневер отложила книжку.

Сегодня ночью мама снова ушла по делам в магловский мир, и она осталась на хозяйстве. Проснувшись утром, покормила птиц, позавтракала жирными лепешками с мясом, которые испекла мама, обошла кладовки, проверяя, нет ли где плесени, и обновила чары против докси, черных мушек, зерновой моли, крыс и мышей. И залегла на кровати с книжкой, закопавшись в подушки и шерстяные покрывала. Но охота к чтению скоро прошла.

За окном ветер трепал деревья, хлестал по стеклу ледяным дождем. Поздняя осень — предзимье, и сумерки сгустились в доме…

Чем бы заняться?

Девочка улыбнулась. Вот ведь как вышло: мама ее приучила быть всегда занятой, а заняться-то и нечем — все дела переделаны. Может, приготовить что-нибудь интересное? Вот только где? На кухне или в зельеварне?

"Сделаю-ка я яблочную карамель. Яблочная карамель с молоком — в самый раз для такой погоды".

Решено — сделано! Мелодично насвистывая, Гвин отправилась в кладовку, выбрала пару десятков крупных, красных и сочных, чуть кисловатых яблок, поманила за собой из мешка струйку желтого тростникового сахара, и понесла продукты на кухню. Сахар осыпался в миску, яблоки порезались дольками и очистились от серединок, под сковородкой вспыхнул огонь… и в сознании раздался голос брата.

"Здравствуй, Гвин! Ты занята?"

"Не очень, — ответила она. На сковородку плюхнулось масло. — Тебе что-то нужно?"

"Да так… — брат замялся. — Мне бы посмотреть на кое-кого… твоими глазами".

"А до вечера это не подождет?"

"Этот человек с другого факультета. Вечером не получится, если только ночью…"

Гвин задумалась. Ночью вернется мама, и наверняка, принесет что-нибудь интересное. Отвлекаться от разбора подарков на рассматривание чужой ауры не хотелось, да и во сне это было бы неудобно — пока она заснет, пока брат ее дождется…

"Давай сейчас".

Картинка перед глазами раздвоилась. Привычным усилием она отрешилась от маловажных подробностей — чужие затылки, дождь за окном, полупрозрачная фигура у доски и глухой монотонный бубнеж — сосредоточив внимание там, куда смотрел Рон.

"Какой красивый цвет!"

Бледное-бледное золото, словно холодное зимнее небо на рассвете, или золотые осенние листья под светом луны... и легкий хрустальный блеск... и прозрачная текучесть воды... и невесомая поступь ветра...

Мерлин и Моргана! Неужто братец где-то сида отыскал?

Осыпанные сахаром яблоки отправились на сковородку, а Гвин прищурилась, еще сильнее всматриваясь сквозь чужие глаза.

Дар истинного зрения приносил понимание.

Мальчик — ровесник Рона, потомок фэйри. И родич Блэков! Вон, кровавая лента змеится в сине-серебряном вихре природных сил, похожая на ту, что есть у мамы, и у братьев, и у нее, только гораздо бледнее.

Целая куча амулетов буквально от всего, что только может грозить ребенку — аура словно хрустальным колпаком накрыта. Не очень полезно — изначально сильный защитный потенциал совсем не развивается.

На вид стандартная школьная мантия, но сшита явно не в ателье мадам Малкин, качество ткани наводит на мысли о сотне галеонов, и похоже, в ней каждая нитка сама по себе является амулетом. Любопытно… да это же младший Малфой! Как она сразу не поняла?

Гвиневер наконец вспомнила, что она ведь уже видела этот золотистый блеск, окруженный сине-серебряным вихрем. Только тогда он был почти скрыт аурами двух взрослых и сильных волшебников, да и ее внимание было сосредоточенно на другом…

Интересно, чем он привлек внимание брата? Хотя, Рон и на платформе им интересовался… да и не удивительно, таким бы Гвин и сама заинтересовалась.

"Тебе не кажется, что с ним что-то не так?"

— Да, вот уже больше трех сотен лет в семье Малфоев рождается один единственный ребенок — наследник. Дивно, что не вымерли! — мама быстрыми движениями раскладывала на столе принесенные ингредиенты — кульки, сверточки, связки травок, маленькие мешочки с минералами и главный объект интереса Гвин, плотно укупоренный глиняный кувшин, исписанный иероглифами. — Проклятие определенно есть, но в чем его суть, я не знаю. Это надо у Малфоев спрашивать.

— Так они тебе и ответят…

— Ну, живые, может, и не ответят…

— Некромантия? Круто!

— Не веселись, родная. Мы, конечно, круты безмерно, но не стоит беспокоить духов без нужды. И с чего бы это тебя Малфойские проклятия заинтересовали?

С полминуты Гвин раздумывала, что сказать матери, и решила все-таки не врать — желание поделиться известиями было сильнее. Да и… ничего не случится, если она расскажет маме. Не чужому ведь человеку!

— Это не меня они заинтересовали, а брата. Представляешь, он ночью пролез в слизеринскую спальню, чтоб там что-нибудь натворить — и заметил на Малфое что-то странное. Выглядит оно словно бы зеленая сеть, и по описанию на проклятие похоже.

— Надо же, какой шустрый парень… лазанье по чужим спальням обычно курса с третьего начинается, — мама задумчиво пощелкала пальцами. — Вот что, дочь, ложись-ка ты спать, приснись брату, и напомни об осторожности. Я знаю, что он сильный и умный, но самоуверенность и не таких губила. Так, не лезь к кувшину! Тебе на это пока и смотреть не стоит — рано.

— Ну, мама, ты хоть рецепт расскажи!

— Конечно, расскажу, и работать с этой штукой будем вместе — когда подрастешь. А сейчас давай все это разложим, и — спать! Уже полночь миновала.

* * *

Вопреки словам матери, Рон не был самоуверен — напротив, он был очень осторожен, особенно, когда желание сходить поглядеть на спящего Малфоя одолело его и на следующую ночь. Наслушавшись дома о ментальной магии и внушениях, он тут же насторожился и призадумался: что бы это значило?

О Малфоях он знал немногое, и большую часть — от папаши Артура, который, когда его пробивало на разговор, клял белобрысое семейство, на чем свет стоит. К сожалению, Рон никогда не интересовался причиной такой страстной ненависти — мало ли, за что нищий неудачник может ненавидеть богатого и успешного аристократа? Может еще в школе чего не поделили — и пример тому унылое пугало, профессор Снейп, с удовольствием срывающий дурное настроение и неудовлетворенность жизнью на сыне школьного врага.

Но не была ли эта ненависть наведенной? И автора внушения далеко искать не надо — добрый дедушка с такими вкусными конфетами. Понять бы еще, почему оно такое странное — хочется посмотреть, пощупать волосы, разобрать, какого цвета светлые глаза — в сером тумане радужки мелькали и зеленоватые и голубоватые оттенки…

Возможно это, как говорила мама, "действие от противного"? Если б он и впрямь Малфоя ненавидел, да еще был бы таким, какого изображает — начал бы ненавидеть еще больше и ярче, сопротивляясь наведенным чувствам. Но Малфой его скорее забавлял, чем злил.

Рон вспомнил слова мамы: "если не знаешь, что делать, лучше не делай ничего". Но эта стратегия ему не нравилась — мать в школе на месте не сидела, да и блэковская натура требовала действия. Ему хотелось разобраться самому — ну, право же, сколько можно за мамину юбку хвататься?

Умные маги легко мимикрируют под окружающее их общество, принимая новое, но не отказываясь от старого — скрыть тайны от маглов несложно, да и от себе подобных неплохо защитить может банальная осторожность вкупе с общеизвестным правилом: не лезь в чужие дела.

Умные маги между собой не воюют — они или убивают, или договариваются к общей выгоде. А на что способны умные маги, договорившись — то остается в истории, как, например, падение династии Плантагенетов. Пусть маглы ищут причины в политике, интригах и заговорах, а маги знают другое — если бы Эдвард-Красавчик не оставил с носом и с пузом девицу Блэк, с тех заговоров было бы мало толку. Но… «девка — дура, однако же и король обнаглел» — как сказал тогдашний глава семейства Блэк на совете родов. Обнаглевшего короля следовало окоротить, да и к идее половить рыбку в мутной воде маги отнеслись одобрительно. А то, что в процессе окорачивания сменилась династия… ну, увлеклись немного, бывает.

К чему Рон все это вспоминал? А к тому, что известный среди маглов Джон Мортон на семейном гобелене значился, как Джозеф Эдвин Уэсли (тогда их фамилия еще не сменилась), и бытие колдуном из тогда еще сильного и достаточно влиятельного рода нисколько не мешало его деятельности на посту епископа. То же, что он за свою деятельность получил проклятие от Малфоев и прозвище «предателя крови», совершенно не касалось того, что древние маги спокойно ходили в церковь, служили там и даже достигали высоких званий, совершенно не гнушаясь «магловскими придумками». И, если бы они явились в нынешний Хогвартс, то только подивились бы на некоторых потомков, кукарекавших о «грязных маглах» и их подражателях. Те же Малфои, например, попрекая Уизли маглолюбием, и называя «Предателями Крови», очень старательно не вспоминали, за что именно этот титул получен — иначе ведь всплывет то, что они сами маглам служили. Это было знание для своих — то, чем уместно подколоть собрата-чистокровного в приватной беседе, но о чем не станешь говорить на слуху у грязнокровок в общей гостиной.

Так что, Рождество — вполне себе магический праздник. Особенно, учитывая то, как сменилось к нему отношение маглов-христиан.

Раньше в «темное время» люди береглись, были насторожены, ожидая подвоха, теперь же, в «светлый праздник», они веселы и открыты — порчи да мороки ложатся на них легко. Правда, по негласному уговору в это время маги стараются не беспределить, и все сюрпризы для простецов имеют отложенное действие. Но факт — именно в Рождество (хотя, в принципе, может сгодиться и любой другой праздник, но оно особенно удобно из-за своего значения для людей) легко подцепить на себя какую-нибудь гадость. В Рождество умные маги бдительнее в десять, в сто раз!

Рон ухмылялся про себя, внимательно наблюдая, как Поттер беспечно потрошит свертки с подарками. Конечно, он не ждал, что «другу» пришлют нечто, от чего тот немедленно покроется лишаями и начнет дристать кровью — в Хогвартсе какая-никакая, но защита от таких сюрпризов имеется. Тут надо действовать тоньше… вот так, как мама.

Присланные ею конфеты и свитер не несли в себе никакого вреда — одну сплошную пользу. Заговоры от проклятий и сглазов, от болезней и неудач, укрепляющие и обережные зелья… мама хорошо постаралась, создав практически артефакт защитной магии. Младший Уизли даже удивился, пока не сообразил: это же «Зеркало»!

Принцип этого приема: «как я к тебе — так и ты ко мне». Не слишком честная, но вполне разрешенная хитрость, которой частенько пользовались артефакторы, недаром же Олливандер, при близком знакомстве довольно мутный тип, манерами похожий на цыгана, воспринимался всеми, как милый и чудной старик. Вещь, сделанная качественно и с любовью, служила долго и хорошо, хозяин испытывал к вещи привязанность, и эта привязанность переносилась на создателя вещи…

Хитро! Пусть и довольно сложно, но гораздо надежнее зелий приязни и подчиняющих чар. И предъявить, если всплывет, нечего: польза от таких вещей несомненная, а что даритель-изготовитель хочет благодарности за работу — не удивительно и совершенно справедливо, ведь это и впрямь очень хорошие вещи, защищающие от многих опасностей, способных поджидать ребенка в закрытой магической школе.

Одним словом — грубый свитер домашней вязки в некоторых аспектах вполне мог бы сойти за заговоренную броню. Конечно, это далеко не гоблинские доспехи и не шедевры признанных мастеров, надев которые, можно и в лаве искупаться, и в древний некрополь прогуляться, и в нижние миры заглянуть. Это была именно добротная защита для среднего класса, начиная от школьников и заканчивая наемниками-егерями средней руки. Защита, больше направленная на материальное… но какая-нибудь ментальная дурь через нее вполне могла проскочить — и проскочила.

Рон узнал авторство чар практически сразу, как те облачком золотистых искр выпорхнули из вскрытого свертка. Работа директора являлась эстетическим шедевром — в просторечии эти чары именовались «шило-в-жопе», а на поверку являлись достаточно сложной конструкцией, снижающей здравомыслие объекта, и повышающей желание что-либо делать, что именно — указывалось автором чар. Словом, отличное средство для подбивания на авантюры.

Такое колдовство — значительно более упрощенное — в обычной жизни использовалось чаще всего для того, чтобы толкнуть на сомнительную сделку простеца или даже мага. Рон был знаком с этими чарами — показывала мать, но ее работа была… как простая вышивка на льняном полотне в сравнении с тончайшим шелковым кружевом. Видно, для кого чары являются прикладным инструментом — как полотенце, например, а для кого чары стали искусством.

Красота. Интересно, на что директор теперь подбивает героя?

Весь день Поттер провел, как на иголках. Рон внимательно наблюдал за ним — директорские чары легкой пыльцой искрились на лохматой голове. Наконец пришло время обеда — и надо сказать, праздничный стол был очень хорош. Поттер глядел на него, чуть ли не рот разинув — а поглядеть тут было, на что, особенно, такому, как он. Ведь, как Уизли узнал из мыслей Героя, того хоть и не давили особо — некоторые и с родными детьми обращаются хуже — но держали в строгости.

Вообще-то Дурслей можно было понять. От матери Рон знал, как прекрасная Лили Эванс обходилась с сестрой-маглой, да и папаша-Поттер там отметился… признаться честно, он бы не удивился, узнав, что об геройскую голову ежедневно ломались палки. Уже то, что этого не происходило, заслуживало благодарности, но в мысли Поттера такое слово и не забредало. Злобные чужие дядя и тетя — как ему казалось — лишь беспрестанно издевались над сиротой, заставляя донашивать чужую одежду и помогать по хозяйству. Этим же, хоть и в меньших объемах, занимался и Дадли, но данный факт в геройской голове опять-таки не задержался.

И конечно же, на Гарри экономили. Ведь магловская родня Золотого мальчика отнюдь не купалась в золоте, и лишний ребенок был им совершенно не по карману — не будь письма от Дамблдора, подброшенного на крыльцо младенца тут же отдали бы в магловский приют. Но избавиться от подарочка Дурсли не смогли, из чего закономерно выросли раздражение и злость, особенно, учитывая то, что это «подарочек» не каких-то посторонних людей, с которыми стряслось несчастье, а выплодок чертовой сестрицы-Эванс и проклятого фигляра Поттера, которые наверняка влезли в чужие разборки по собственной дурости. Голодом его, разумеется, не морили, но тратить лишнее на нежеланного подкидыша от людей, к которым не испытывали ни капли добрых чувств? Это родного сына можно побаловать, а Поттер обойдется.

Хмыкнув про себя, Рон устроился за столом, набрал себе полное блюдо запеченной индейки с хрустящей корочкой, добавил немного картошки, горошка, клюквы и чесночной подливы, и принялся за еду. Как было начертано на семейном гобелене под портретом Джона-Джозефа — «удовольствие от великолепно приготовленного обеда превышает лишь удовольствие от великолепно приготовленной интриги», а тут у Рона был полный комплект — и обед и интрига, правда, в последней он был не автором, а участником. И поразмыслив, он решил, что это участие, пусть даже в виде пешки, очень неплохо. Все равно, что участвовать в постановке гениального режиссера, а то, что Дамблдор был гениальным, признавало все семейство Уизли — правда, по разным причинам. Мать, братья и сестра без сомнения восхищались и магическим мастерством, и хитростью, и истинно слизеринским умением лавировать, подобно змее, среди столпов магического общества, а для Артура Уизли Дамблдор был, разумеется, «великий человек» и самый сильный светлый волшебник.

А Рон, любивший шахматы гораздо больше квиддича, искренне восхищался мастерской игрой, в которой участвовал, так сказать, изнутри.

Быть этаким «агентом под прикрытием», как в магловских фильмах… образ простодушного и бесхитростного парня в будущем может помочь не меньше, чем репутация умника — от него не станут ждать подвоха и удара в спину, как и угрозы от Перси — того, что семейный умник был еще и неплохим малефиком, никто не знал.

Что ни говори, а Рождество в Хогвартсе оказалось отличным. Дурачились близнецы, Перси в своем свитере выглядел не таким строгим и угловатым, как в черной мантии. Праздником Рон искренне наслаждался, не забывая, впрочем, присматривать за Поттером, который чем ближе к вечеру — тем беспокойнее становился. Чары авантюризма все увеличивали свое действие, и когда наступила ночь, Герой, наконец-то, не выдержал — вытащил потихоньку мантию-невидимку и выскользнул из спальни.

Стоит ли идти за ним следом?

Уже приподнявшийся, Рон внезапно вспомнил, что это игра Дамблдора, и даже если он останется незаметным для Поттера, директор может его углядеть и спросить, что это мальчик не спит, когда положено? Не говоря уж о том, как он не теряет из вида человека под мантией-невидимкой. Недалекому и простому пареньку не подобает иметь навыки егеря…

«Вот ведь досада!»

Хотя… он ведь все равно все узнает, не от Поттера — так от директора. Да и легиллименцию всегда можно применить…

Впрочем, это не понадобилось.

Сказка про Зеркало Морганы относилась к разряду поучительных историй — вот, мол, дети, что бывает, если лезть к неизвестным артефактам и злоупотреблять сладкими видениями. Рон смотрел в зачарованное стекло и чувствовал, как замирает сердце. Все же, воображать себя взрослым, сильным, знаменитым, богатым и счастливым — это не так, как увидеть… почти наяву.

Он видел себя.

Да, на нем были цвета Гриффиндора — мантия из алой драконьей кожи с нашитыми золотыми чешуйками, прикрывавшими спину, грудь и живот. Он был — взрослый, рослый и статный, а рядом стояли братья, сестра и мать, веселые и счастливые.

И Малфой.

Признаться, сначала Рон его не узнал — подумал, что это девушка, уж очень изящным оказался выросший полуфэйри. Но потом заметил, что покрой мантии беловолосого, тонкого, как статуэтка, существа, мужской, как и тяжелый перстень на руке. А потом и узнал выросшего однокурсника, похожего на Озерную Деву. Занятно… может быть, Зеркало выудило из его сознания желание иметь настоящего друга и подобрало образ, максимально непохожий на друга официального?

А Поттер… он, разумеется, видел свою семью. И кроме родителей, чем-то напоминающих персонажей магловского фильма про семейку миллионеров, он видел шикарный дом… и кажется, не один… дорогущие машины и позолоченные метлы… еще какую-то дребедень из разряда «красивой жизни»… проторенная дорожка в геройскую голову позволяла видеть его глазами даже без напряжения.

Что ж, мечтать не вредно.

Ухмыльнувшись, Рон начал описывать, что он, якобы, видит. Кубок Школы, Кубок Квиддича… забавно это было, что ни говори. Поттер жадно разглядывал свою картинку, а Уизли приметил надпись на раме. Еиналеж, значит… странно, что в сказке об этой надписи не упоминалось. И, кстати, для настолько старинной вещи — а это зеркало, изготовленное древней ведьмой, было постарше Хогвартса — надпись на современном английском…

Рон чуть не рассмеялся в голос. Ай да директор! Славная шутка, что ни говори!

Разумеется, только грязнокровка и магловоспитанный могли поверить в такую чушь, как перелет на метлах из Румынии в Англию, а потом обратно с драконом под мышкой. У Чарли был отпуск, поэтому путь дракона завершится в Норе, на разделочном столе — и Дамблдора это полностью устраивало. Рона тоже — тупая тварь, и жаль, что он не сможет поучаствовать и лично выпотрошить скотину… впрочем, мама обещала наделать ему оберегов из драконьих зубов.

Грядущего наказания в виде похода в лес Уизли не боялся — во-первых, директор уверил, что приключение под контролем, во-вторых, зная карту Запретного леса (еще в прошлом году Перси, помогая Филчу, отыскал в хозяйственных книгах куда более точную, чем в Истории Хогвартса) понадобилось бы не менее часа пути, чтоб достичь действительно опасных мест. Приключение совершится примерно в двух сотнях шагов от опушки, после чего Хагрид быстренько выведет их обратно…

И надо же было Малфою влезть!

Серьезно, Уизли не рассчитывал на то, что птенчик пойдет их выслеживать лично. Считал, что тот либо нажалуется деканам и Филчу, либо пошлет своих свитских — но, чтобы сам… Рон искоса поглядывал на испуганного и злого слизеринца, раздумывая, стоит ли повесить на него следилку, и что вообще сподвигло его на такой поступок. Неужто — настолько невыносима чужая дутая слава? Разве отец не объяснял сыну, чего она стоит?

Ведь Малфой не дурак — и он, по крайней мере, должен был получить какие-то знания о мире за пределами воспитательных книжек! Так почему он ведет себя так, будто все детство прожил в сказочной стране, где исполняются желания? Рон не понимал, злился и веселился одновременно — маленький аристократ выглядел на редкость глупо.

Нет, конечно, совсем неженкой Малфоя было не назвать. Судя по движениям, наследничек древнего рода что-то понимал в фехтовании, наверняка занимался гимнастикой, танцами и ездой. Но реально между спортивными упражнениями и настоящей опасностью лежала пропасть, которую Малфою было не преодолеть… по крайней мере, сейчас.

"Школа жизни, — философски подумал Рон, — Лучшая школа. У него просто не было старших братьев, которые по приколу могли подманить к дому дикого упыря, а потом от него бегать".

Следилку на Малфоя он все-таки повесил, когда они решили разделиться — мало ли, испугается чего-нибудь, побежит, да ногу вывихнет, ищи его впотьмах… и не зря — покуда все суетились вокруг Поттера и пытались добиться осмысленного ответа от кентавров, Уизли догнал скачущего по лесу, как заяц, Малфоя, и незаметной левиосой вынес на тропу, с которой придурок успел сбиться.

Проследив, как слизеринец мчится к замку, Уизли вернулся назад.

* * *

— С вами приятно было работать, — ухмыльнулся крупный лысый мужик в кожаной куртке. Зубы у него были длинные и острые, а перчатки скрывали шерсть на руках. — Забавные детишки. Они что, и правда хотели спасти дракончика, продав его в питомник?

— Они маглорожденные, — ответил Чарли, быстро и сосредоточенно накладывая на ящик комплексы защитных чар.

— Разве их еще не научили, к каким тварям лучше не соваться? — подивился оборотень. — Еще бы акромантула надумали спасать, или мантикору. И откуда они вообще дракона взяли?

— А, — сказал Чарли, — Это особенности британской школы. Бестиологии здесь нет — зато есть чудик-полуогр, угорающий по опасным тварям, и чем гаже, тем лучше.

— Еще и полуогр. Крупный, наверное… — оборотень прищурился, и Чарли, вспомнив, что мясо горных и болотных великанов обладает полезными свойствами, поспешил напомнить:

— Это человек Дамблдора.

— Ну, если Дамблдора, то я отвалил, не дурак, — ухмыльнувшись, оборотень поднял ладони. — Дальше сам?

— Сам. Бывай, Хельги Грейбек.

Оборотень только кивнул и зашагал к лесу. Чарли дождался, когда широкая спина исчезнет среди деревьев, завершил установку чар и амулетов на ящике с надежно усыпленным драконом, крепко взялся за его борта и аппарировал.

Мать и сестра встречали его у ворот.

— Заноси скорее! — мама быстро подхватила ящик своими чарами, всучила ему кувшин пива с бодрящим зельем, и поспешила к дому; Джинни поскакала следом, а Чарли устало вытер лоб, улыбнувшись, и отхлебнул из кувшина. Ммм, "Золотое поле", великолепный сорт, и легкая медовая сладость бодрящего зелья прекрасно с ним сочетается. Сейчас бы еще мяса…

Почесав живот, драконолог прошел по двору — здесь ничего не изменилось, как и в прихожей дома. Пройдя мимо вешалок и ларей, Чарли завернул в кладовку, где, как и было прежде, стояли под чарами наготовленные впрок кушанья. Большой горшок каши, курица, пироги, десяток окороков на крюках под балкой. О! Яблоки и орехи в меду.

Ткнув палочкой поочередно в горшок, окорок и кулек с орехами, Чарли спустил все это на покрытую полотенцем большую колоду, сам уселся на другой, и принялся за еду. Точь-в-точь, как тогда, когда еще мальчишкой бегал на заработки летом и возвращался, когда придется, а не прямиком к обеду — эта мысль его повеселила. Славно! Жалко только — с братьями поговорить особо времени не было, а со снами они вечно не совпадали. Но ничего, уж теперь отдохнет, наобщается…

Дивно все же, как дети растут. Казалось бы, уезжал — оба были сущая мелочь, Ронни-пуговица, да Джинни-кнопка. А теперь-то вытянулись, братец важный стал, свои дела крутит, сестренка-красавица, кудри — красное золото, драконье пламя! Подарков ей навез — целый воз, в поясном кошеле спрятан… вручить не успел, с матерью убежала, помогать… что ж, дело хорошее. Умение кого-нибудь разделать в жизни всегда пригодится.

Чарли отхлебнул еще пива, и задумался о женихах.

Кто думает, будто Румыния, это Европа — тот дальше туристического квартала не заходил. Азиаты дикие они все, жители места, которое по-магловски зовется Румынией, а спроси местного мага, он и слова такого не знает, назовет деревню или клан на своем азиатском наречии, покосится недобро, ухмыльнется — чего, мол, тебе надобно, племя заморское?

Да… рисковал он тогда, сильно рисковал — как сильно, только сейчас понимать начал. А тогда-то задор молодой, любопытство, небрезгливость и доброжелательность только спасали — да еще мамины обереги. Ими лишь сейчас цел, не проклят, да не женат на какой-нибудь дикой ведьме. А ведь пытались, да он не дурак — с девицами не связывался, чары от зачатия всегда накладывал на себя и на подружек своих — маглянок, большей частью.

Нет, жену он себе выберет по уму. И попозже, попозже…

Но вот Джинни жениха надо присматривать уже сейчас. Скоро она пойдет в школу, и лучше заранее приглядеться к перспективным мальчикам из хороших семей — можно даже из темных. На Гарри Поттера Чарли никогда всерьез не рассчитывал, несмотря на уверенность матери в том, что у Джинни есть хорошие шансы стать леди Поттер. Не то, чтобы он полагал, будто какая-нибудь чистокровная фифа сумеет отбить добычу у сестры. Но вот старых легенд на работе наслушался.

Моргана знает, что там случилось в ту ночь, когда подох Неназываемый. Но если человека назвали героем, опыт древних легенд подсказывает — женщине рядом лучше не стоять. Даже если она сильная ведьма и сумеет не допустить насилия над собой ни от врагов, ни от, собственно, героя (знаем, знаем, как они жен-то себе находили) то вот получить черным проклятием по лицу — просто раз плюнуть.

Да и сестренка в геройские подруги не рвется…

Принимаясь за орехи, Чарли вспоминал одну румынскую ведьму. У нее не было трех пальцев на левой руке, а правая щека разорвана жутким рубцом. Представить Джинни такой же… нет, так дело не пойдет.

У этой ведьмы когда-то не нашлось защитника. И поглядев на Гарри Поттера нынешней ночью, Чарли понял, что из него защитник тоже… так себе. Пусть Золотой Мальчик казался храбрым, только вот храбрость эта происходила не от силы духа, а от силы дури. Случись что — герой бросит подругу и побежит приключаться…

Да. Надо все же серьезно поговорить с мамой. Все-таки это его сестра, его "маленькая королева".

Пусть мама поймет его… или объяснит так, чтобы понял он.