Крысы (джен)

Умные маги легко мимикрируют под окружающее их общество, принимая новое, но не отказываясь от старого — скрыть тайны от маглов несложно, да и от себе подобных неплохо защитить может банальная осторожность вкупе с общеизвестным правилом: не лезь в чужие дела.

Умные маги между собой не воюют — они или убивают, или договариваются к общей выгоде. А на что способны умные маги, договорившись — то остается в истории, как, например, падение династии Плантагенетов. Пусть маглы ищут причины в политике, интригах и заговорах, а маги знают другое — если бы Эдвард-Красавчик не оставил с носом и с пузом девицу Блэк, с тех заговоров было бы мало толку. Но… «девка — дура, однако же и король обнаглел» — как сказал тогдашний глава семейства Блэк на совете родов. Обнаглевшего короля следовало окоротить, да и к идее половить рыбку в мутной воде маги отнеслись одобрительно. А то, что в процессе окорачивания сменилась династия… ну, увлеклись немного, бывает.

К чему Рон все это вспоминал? А к тому, что известный среди маглов Джон Мортон на семейном гобелене значился, как Джозеф Эдвин Уэсли (тогда их фамилия еще не сменилась), и бытие колдуном из тогда еще сильного и достаточно влиятельного рода нисколько не мешало его деятельности на посту епископа. То же, что он за свою деятельность получил проклятие от Малфоев и прозвище «предателя крови», совершенно не касалось того, что древние маги спокойно ходили в церковь, служили там и даже достигали высоких званий, совершенно не гнушаясь «магловскими придумками». И, если бы они явились в нынешний Хогвартс, то только подивились бы на некоторых потомков, кукарекавших о «грязных маглах» и их подражателях. Те же Малфои, например, попрекая Уизли маглолюбием, и называя «Предателями Крови», очень старательно не вспоминали, за что именно этот титул получен — иначе ведь всплывет то, что они сами маглам служили. Это было знание для своих — то, чем уместно подколоть собрата-чистокровного в приватной беседе, но о чем не станешь говорить на слуху у грязнокровок в общей гостиной.

Так что, Рождество — вполне себе магический праздник. Особенно, учитывая то, как сменилось к нему отношение маглов-христиан.

Раньше в «темное время» люди береглись, были насторожены, ожидая подвоха, теперь же, в «светлый праздник», они веселы и открыты — порчи да мороки ложатся на них легко. Правда, по негласному уговору в это время маги стараются не беспределить, и все сюрпризы для простецов имеют отложенное действие. Но факт — именно в Рождество (хотя, в принципе, может сгодиться и любой другой праздник, но оно особенно удобно из-за своего значения для людей) легко подцепить на себя какую-нибудь гадость. В Рождество умные маги бдительнее в десять, в сто раз!

Рон ухмылялся про себя, внимательно наблюдая, как Поттер беспечно потрошит свертки с подарками. Конечно, он не ждал, что «другу» пришлют нечто, от чего тот немедленно покроется лишаями и начнет дристать кровью — в Хогвартсе какая-никакая, но защита от таких сюрпризов имеется. Тут надо действовать тоньше… вот так, как мама.

Присланные ею конфеты и свитер не несли в себе никакого вреда — одну сплошную пользу. Заговоры от проклятий и сглазов, от болезней и неудач, укрепляющие и обережные зелья… мама хорошо постаралась, создав практически артефакт защитной магии. Младший Уизли даже удивился, пока не сообразил: это же «Зеркало»!

Принцип этого приема: «как я к тебе — так и ты ко мне». Не слишком честная, но вполне разрешенная хитрость, которой частенько пользовались артефакторы, недаром же Олливандер, при близком знакомстве довольно мутный тип, манерами похожий на цыгана, воспринимался всеми, как милый и чудной старик. Вещь, сделанная качественно и с любовью, служила долго и хорошо, хозяин испытывал к вещи привязанность, и эта привязанность переносилась на создателя вещи…

Хитро! Пусть и довольно сложно, но гораздо надежнее зелий приязни и подчиняющих чар. И предъявить, если всплывет, нечего: польза от таких вещей несомненная, а что даритель-изготовитель хочет благодарности за работу — не удивительно и совершенно справедливо, ведь это и впрямь очень хорошие вещи, защищающие от многих опасностей, способных поджидать ребенка в закрытой магической школе.

Одним словом — грубый свитер домашней вязки в некоторых аспектах вполне мог бы сойти за заговоренную броню. Конечно, это далеко не гоблинские доспехи и не шедевры признанных мастеров, надев которые, можно и в лаве искупаться, и в древний некрополь прогуляться, и в нижние миры заглянуть. Это была именно добротная защита для среднего класса, начиная от школьников и заканчивая наемниками-егерями средней руки. Защита, больше направленная на материальное… но какая-нибудь ментальная дурь через нее вполне могла проскочить — и проскочила.

Рон узнал авторство чар практически сразу, как те облачком золотистых искр выпорхнули из вскрытого свертка. Работа директора являлась эстетическим шедевром — в просторечии эти чары именовались «шило-в-жопе», а на поверку являлись достаточно сложной конструкцией, снижающей здравомыслие объекта, и повышающей желание что-либо делать, что именно — указывалось автором чар. Словом, отличное средство для подбивания на авантюры.

Такое колдовство — значительно более упрощенное — в обычной жизни использовалось чаще всего для того, чтобы толкнуть на сомнительную сделку простеца или даже мага. Рон был знаком с этими чарами — показывала мать, но ее работа была… как простая вышивка на льняном полотне в сравнении с тончайшим шелковым кружевом. Видно, для кого чары являются прикладным инструментом — как полотенце, например, а для кого чары стали искусством.

Красота. Интересно, на что директор теперь подбивает героя?

Весь день Поттер провел, как на иголках. Рон внимательно наблюдал за ним — директорские чары легкой пыльцой искрились на лохматой голове. Наконец пришло время обеда — и надо сказать, праздничный стол был очень хорош. Поттер глядел на него, чуть ли не рот разинув — а поглядеть тут было, на что, особенно, такому, как он. Ведь, как Уизли узнал из мыслей Героя, того хоть и не давили особо — некоторые и с родными детьми обращаются хуже — но держали в строгости.

Вообще-то Дурслей можно было понять. От матери Рон знал, как прекрасная Лили Эванс обходилась с сестрой-маглой, да и папаша-Поттер там отметился… признаться честно, он бы не удивился, узнав, что об геройскую голову ежедневно ломались палки. Уже то, что этого не происходило, заслуживало благодарности, но в мысли Поттера такое слово и не забредало. Злобные чужие дядя и тетя — как ему казалось — лишь беспрестанно издевались над сиротой, заставляя донашивать чужую одежду и помогать по хозяйству. Этим же, хоть и в меньших объемах, занимался и Дадли, но данный факт в геройской голове опять-таки не задержался.

И конечно же, на Гарри экономили. Ведь магловская родня Золотого мальчика отнюдь не купалась в золоте, и лишний ребенок был им совершенно не по карману — не будь письма от Дамблдора, подброшенного на крыльцо младенца тут же отдали бы в магловский приют. Но избавиться от подарочка Дурсли не смогли, из чего закономерно выросли раздражение и злость, особенно, учитывая то, что это «подарочек» не каких-то посторонних людей, с которыми стряслось несчастье, а выплодок чертовой сестрицы-Эванс и проклятого фигляра Поттера, которые наверняка влезли в чужие разборки по собственной дурости. Голодом его, разумеется, не морили, но тратить лишнее на нежеланного подкидыша от людей, к которым не испытывали ни капли добрых чувств? Это родного сына можно побаловать, а Поттер обойдется.

Хмыкнув про себя, Рон устроился за столом, набрал себе полное блюдо запеченной индейки с хрустящей корочкой, добавил немного картошки, горошка, клюквы и чесночной подливы, и принялся за еду. Как было начертано на семейном гобелене под портретом Джона-Джозефа — «удовольствие от великолепно приготовленного обеда превышает лишь удовольствие от великолепно приготовленной интриги», а тут у Рона был полный комплект — и обед и интрига, правда, в последней он был не автором, а участником. И поразмыслив, он решил, что это участие, пусть даже в виде пешки, очень неплохо. Все равно, что участвовать в постановке гениального режиссера, а то, что Дамблдор был гениальным, признавало все семейство Уизли — правда, по разным причинам. Мать, братья и сестра без сомнения восхищались и магическим мастерством, и хитростью, и истинно слизеринским умением лавировать, подобно змее, среди столпов магического общества, а для Артура Уизли Дамблдор был, разумеется, «великий человек» и самый сильный светлый волшебник.

А Рон, любивший шахматы гораздо больше квиддича, искренне восхищался мастерской игрой, в которой участвовал, так сказать, изнутри.

Быть этаким «агентом под прикрытием», как в магловских фильмах… образ простодушного и бесхитростного парня в будущем может помочь не меньше, чем репутация умника — от него не станут ждать подвоха и удара в спину, как и угрозы от Перси — того, что семейный умник был еще и неплохим малефиком, никто не знал.

Что ни говори, а Рождество в Хогвартсе оказалось отличным. Дурачились близнецы, Перси в своем свитере выглядел не таким строгим и угловатым, как в черной мантии. Праздником Рон искренне наслаждался, не забывая, впрочем, присматривать за Поттером, который чем ближе к вечеру — тем беспокойнее становился. Чары авантюризма все увеличивали свое действие, и когда наступила ночь, Герой, наконец-то, не выдержал — вытащил потихоньку мантию-невидимку и выскользнул из спальни.

Стоит ли идти за ним следом?

Уже приподнявшийся, Рон внезапно вспомнил, что это игра Дамблдора, и даже если он останется незаметным для Поттера, директор может его углядеть и спросить, что это мальчик не спит, когда положено? Не говоря уж о том, как он не теряет из вида человека под мантией-невидимкой. Недалекому и простому пареньку не подобает иметь навыки егеря…

«Вот ведь досада!»

Хотя… он ведь все равно все узнает, не от Поттера — так от директора. Да и легиллименцию всегда можно применить…

Впрочем, это не понадобилось.

Сказка про Зеркало Морганы относилась к разряду поучительных историй — вот, мол, дети, что бывает, если лезть к неизвестным артефактам и злоупотреблять сладкими видениями. Рон смотрел в зачарованное стекло и чувствовал, как замирает сердце. Все же, воображать себя взрослым, сильным, знаменитым, богатым и счастливым — это не так, как увидеть… почти наяву.

Он видел себя.

Да, на нем были цвета Гриффиндора — мантия из алой драконьей кожи с нашитыми золотыми чешуйками, прикрывавшими спину, грудь и живот. Он был — взрослый, рослый и статный, а рядом стояли братья, сестра и мать, веселые и счастливые.

И Малфой.

Признаться, сначала Рон его не узнал — подумал, что это девушка, уж очень изящным оказался выросший полуфэйри. Но потом заметил, что покрой мантии беловолосого, тонкого, как статуэтка, существа, мужской, как и тяжелый перстень на руке. А потом и узнал выросшего однокурсника, похожего на Озерную Деву. Занятно… может быть, Зеркало выудило из его сознания желание иметь настоящего друга и подобрало образ, максимально непохожий на друга официального?

А Поттер… он, разумеется, видел свою семью. И кроме родителей, чем-то напоминающих персонажей магловского фильма про семейку миллионеров, он видел шикарный дом… и кажется, не один… дорогущие машины и позолоченные метлы… еще какую-то дребедень из разряда «красивой жизни»… проторенная дорожка в геройскую голову позволяла видеть его глазами даже без напряжения.

Что ж, мечтать не вредно.

Ухмыльнувшись, Рон начал описывать, что он, якобы, видит. Кубок Школы, Кубок Квиддича… забавно это было, что ни говори. Поттер жадно разглядывал свою картинку, а Уизли приметил надпись на раме. Еиналеж, значит… странно, что в сказке об этой надписи не упоминалось. И, кстати, для настолько старинной вещи — а это зеркало, изготовленное древней ведьмой, было постарше Хогвартса — надпись на современном английском…

Рон чуть не рассмеялся в голос. Ай да директор! Славная шутка, что ни говори!