Всё наоборот (джен)

Маркиз окружил себя пластинками кости, сомкнувшимися вокруг него, словно распускающийся цветок в обратной перемотке, и погрузился под землю.

Раньше Брандиш погналась бы за ним на нижний этаж, где был, похоже, винный погреб, но сейчас развернулась и бросилась к деревянной двери в чулан, создавая из шипящей энергии меч, на ходу разрубила преграждавшие путь костяные пластины, замахнулась, чтобы пробить дверь…

Маркиз возник между ней и дверью чулана и отскочил в сторону, пытаясь отвлечь внимание. Она погрузила меч в тяжёлое дерево и дальше сквозь него. От обугливающейся двери потянуло дымком. Хер тебе, Маркиз. Что бы ты там ни защищал, ему конец.

А затем она услышала тоненький, тут же оборвавшийся вскрик. Из чулана. И почувствовала запах горелой плоти.

— Нет! — заорал Маркиз. Выросшие из его вытянутой руки кости сформировались в широкий таран, который буквально смёл Брандиш назад с такой силой, что она едва успела перекинуться в неуязвимую энергетическую форму. Секундой позже таран рассыпался на тонкие пластины, формируя перед Маркизом и чуланом костяной барьер.

Мегаватт шагнул вперёд, взглянул на Брандиш и Леди Фотон.

— Это что сейчас такое, блядь, было? — спросил он.

Костяной барьер опал, и они вновь увидели Маркиза, только сейчас у него на руках была тяжёлая ноша. Девочка. Совсем маленькая, наверное, даже меньше Вики. У неё были каштановые волосы и веснушчатое лицо. Шёлковая ночнушка, с тесёмками в рукавах и воротнике выглядела чересчур дорогой для ребёнка. Чуть ниже грудины чернела аккуратная подпалина.

— Папочка, — выдохнула девочка, и с этим выдохом последние крохи жизненных сил покинули её, и она замолчала навсегда.

— О, Боже… — прошептала Леди Фотон. — Твоя дочь?

По лицу Маркиза текли слёзы — он не обращал на них внимания:

— Самое ценное в мире сокровище. Её звали Амелия, — он наклонил голову и коснулся губами лба ребёнка.

— Иисусе! Слушай, мне так жаль, — растерянно пробормотал Мегаватт. — Мы и не знали, что…

— Вы не знали? — переспросил Маркиз, поднимая голову. — Не знали?

Продолжая удерживать мёртвого ребёнка на левом предплечье, он шевельнул кистью; выстрелившие кости отбросили Мегаватта и обхватили костяной клеткой. Секунда — и он оказался пришпилен к стене сотней вросших в бетон костяных пик.

— А вы хоть смотрели? — продолжал распаляться Маркиз, повернув голову к Леди Фотон. — Вы хоть пытались узнать?

Осколки костей выстрелили из пола, окружая её. Она оказалась замурована в костяном саркофаге, лишь лицо выглядывало наружу, и было видно, что кисти рук прижаты к плечам.

Брандиш вновь зажгла в руке световой меч, и в ту же секунду жуткая боль пронзила ей спину. Она кричала и кричала, чувствуя, как костяное копьё рвёт ей внутренности. Как оно проходит насквозь и останавливается, лишь высунувшись из груди.

Но он же не вредит женщинам и детям!

На чистых инстинктах она перекинулась в неуязвимую форму, затем обратно — уже на расстоянии от костяного копья. Сквозная рана в её теле никуда не исчезла, и она упала на колени, кашляя кровью.

— Прими мои поздравления, Брандиш, дорогая, — промурлыкал Маркиз, подходя ближе. Кость сковала её руки, стянула их за спиной. — Многие пытались заставить меня переступить через принцип «не трогать женщин и детей». Ближе всех подошёл Джек-Остряк, но даже он не преуспел. А вот ты… тебе удалось. Позволь я своему оружию тебя поранить, до такого бы не дошло. Я подвёл мою Амелию. Но я не подведу память о ней — убийца.

Осколки костей вонзились в её тело, проникая в каждый орган, заставляя всё тело гореть в адской муке. Она снова перешла в неуязвимую форму, вернулась в человеческую.

Костяные клинки никуда не исчезли.

Маркиз стоял, глядя на неё сверху вниз, и в выражении его лица не было ни капли жалости.

А в следующую секунду началась настоящая агония.

* * *

Следующим утром смотритель броктонбейского кладбища обнаружил неучтённое захоронение, которого не было на этом месте день назад. Аккуратное надгробие было искусно выполнено из какого-то твёрдого и гладкого белого материала. Два виртуозно выполненных ангела держали белый диск с надписью:

АМЕЛИЯ КЛЭР ЛАВЕР

ЛЮБИМАЯ ДОЧЬ,

ОТНЯТАЯ СЛИШКОМ РАНО

1994-2000

СПИ СПОКОЙНО, МОЯ ПРЕКРАСНАЯ ПРИНЦЕССА…

С другой стороны обнаружился ещё один диск, скрытый от взора стороннего прохожего, и сообщение на нём было совсем иным:

Только попробуйте её перенести

Маркиз

* * *

Анонимный телефонный звонок привёл бригаду скорой помощи к машине, припаркованной в пригороде. Внутри обнаружилось пятеро людей. Точнее сказать, пятеро существ, когда-то бывших людьми. Их скелеты были выкручены, некоторые кости уменьшены во много раз, другие, наоборот, раздуты до такой степени, что получившуюся картину даже гротескной — казалось преуменьшением. Они были ещё живы, и это заставляло отдать должное мастерству того, кто оставил их в таком состоянии.

Хуже того, все пятеро были в костюмах, вернее, в том, что от них осталось, что позволило опознать пятерых из шести членов Бригады Броктон Бей. Что же касается шестого героя — Брандиш, ни единого её следа так и не было найдено.

Пострадавших поместили в реабилитационный центр для паралюдей, где они будут обеспечены необходимым (пусть и совершенно паллиативным) уходом до конца своих дней.

* * *

— Кристал, Виктория, Эрик, пожалуйста, входите.

Трое детей, не отходящих друг от друга ни на шаг, вошли в кабинет директора. Обустраивая это место, та изо всех сил старалась сделать его уютным и интересным для детей — с погремушками и яркой игровой зоной, к которой немедленно направился Эрик. Кристал и Виктория же, сопровождаемые своей сиделкой, остановились напротив директорского стола.

Директор Келли осмотрела их с ног до головы. Совсем не бессердечная женщина, она была даже рада думать, что понимает детей и может разделить их чувства. Прошло уже больше месяца с тех пор, как они попали под её опёку, когда их родители… стали недееспособными. Кристал, молчаливая девочка восьми лет, на первый взгляд неплохо справлялась с выпавшими на её долю испытаниями; в отличие от своего младшего брата, который каждую ночь ревел и обмачивал постель. Это, конечно же, не было чем-то из ряда вон в его-то четыре года.

А вот Виктория, наоборот, изо всех сил старалась казаться весёлой и деятельной; Келли знала, что девочка часто плачет, но только когда думает, что её никто не видит.

Пусть их родители и не умерли, случившееся с ними было почти столь же ужасно — никакого шанса жить нормальной жизнью, без постоянного ухода обученного персонала. Совсем недавно они были молодыми и здоровыми людьми, теперь же вместо яркой и счастливой жизни им предстояли долгие годы персональной Голгофы. Директор видела на фотографиях, что с ними сделали. Она сожгла те снимки, но это не помогло — увиденное всё так же стояло перед глазами.

А дети остались одни… Им даже видеться с родителями не позволят до совершеннолетия — только посылать письма и звонить. Разумеется, Пелхамы и Марк Даллон ответить ничего не смогут — после того, что с ними сделали, ни говорить, ни писать они физически не в состоянии. Они даже смотреть обоими глазами в одном направлении не способны.

И она, определённо, даже представлять не желала, что случилось с Кэрол Даллон.

— Вы хотели нас видеть, мисс Келли? — вежливо спросила Кристал.

Келли кивнула:

— Да. Так уж вышло, что появился очень хороший человек, с отличными рекомендациями, который хочет усыновить вас троих. Дженни, разумеется, отправится с вами. Она будет о вас заботиться.

Все документы она проверила лично, и была крайне впечатлена: огромный дом, прилегающий к нему обширный участок, замечательно подходящий для подвижных игр; а главное, опыт работы с детьми, подверженными резким перепадам настроения.

— Можно мне будет всё равно отправлять письма мамочке и папочке? — спросила Виктория.

— Конечно, — уверила её Келли. — Все фотографии из вашего дома мы вам отдадим с собой, чтобы вы могли их поставить в своих новых комнатах.

— Хорошо, — решила Кристал. — Эрик, иди сюда.

Тот поднял на неё взгляд, прекратил долбить пластмассовым паровозиком по полу и подбежал к сестре:

— Чё?

— У нас будет новый папа, а Дженни будет нам вместо мамы, — пояснила ему Кристал.

— Не хочу других папу и маму, — захныкал он.

— Ну, они же будут не настоящими нашими папой и мамой, — радостно объяснила ему Вики. — Просто они станут о нас заботиться, пока наши настоящие папы и мамы не вернутся со своей секретной миссии.

Келли была слегка ошарашена. Очевидно, дети сами придумали объяснение, почему не могут увидеться или переговорить со своими родителями, и никакая помощь так называемых детских психологов, ратующих за «естественное и здоровое развитие личности», им для этого не понадобилась. Ничего плохого в таком положении вещей директор не видела.

Она нажала кнопку громкой связи:

— Пригласите его, пожалуйста.

В открывшуюся дверь вошёл высокий мужчина, шатен с собранными в хвост волосами.

— Привет, — поздоровался он с детьми, — полагаю, ты — Кристал, — кивнул он, указывая на Эрика.

Кристал хихикнула:

— Нет, глупый. Это я — Кристал.

Мужчина потёр подбородок, словно над чем-то размышляя:

— Тогда ты, должно быть, Эрик, — решил он, указывая на Вики.

Та замотала головой, смеясь куда громче сестры:

— Нет. Я Вики!

Мужчина опустился перед ними на колено:

— Что ж, я весьма рад встрече со всеми вами, Кристал, Вики, Эрик, — Называя их по именам, он переводил взгляд с одного ребёнка, на другого.

— А тебя-то как зовут? — спросила Вики.

— О, как же я оплошал, забыл представиться, — радостно улыбнулся мужчина. — Меня зовут Марк.

* * *

2003 год

Маркус Реймонд, суперзлодей и многодетный отец, вошёл в гостиную и остановился у порога. Кристал читала книгу, сидя на диване, Вики сидела на полу, облокотившись на диван, и смотрела какое-то шоу по телевизору. Эрик лежал посреди комнаты и раскрашивал картинку, проявляя больше энтузиазма, нежели аккуратности. Маркус прочистил горло и подождал, пока все трое обернутся.

— Что, пап? — спросила Кристал.

— Кто-нибудь из вас видел мою газету? Я оставлял её на столе в кабинете.

— Ой, — смущённо выпалила девятилетняя Вики. — Я её взяла, кроссворд решить. Я знаю, что ты терпеть не можешь, когда мы вытаскиваем страницы из твоих газет. Я её в комнате оставила. Сейчас принесу, — она вскочила на ноги.

— Благодарю, Виктория, — сухо ответил он, отступая с её пути. — В следующий раз спроси разрешения туда войти, хорошо?

— Ладно, — крикнула та через плечо, прыгая через две ступеньки. — Прости, прости, пожалуйста.

— Не спеши, — повысил он голос ей вслед. — Это всего лишь газета.

— Э-эм, прости, пап, — попросила Кристал. — Вики меня спрашивала, где её найти. Я и не знала, что она в кабинет зайдёт и возьмёт.

— Как будто вы все трое то и дело не пробираетесь в мой рабочий кабинет, — ответил он, насмешливо изогнув бровь и уселся на край дивана. — Я же не вхожу в ваши комнаты, не испросив сперва разрешения. Неужели так трудно оказать ответную любезность, входя ко мне?

— Но там же столько всяких интересных штук! — перебил его Эрик. — Черепа всякие, и книжки, и картинки, и куча всяких других штук.

— И всё это мои «штуки», — указал Маркус. — Как бы тебе понравилось, если бы я зашёл в твою комнату и стал бы рыться в твоих личных вещах?

Эрик потупился и что-то пробормотал.

— Прошу прощения? — вежливо уточнил Маркус.

— Мне бы не понравилось, — чуть разборчивее пробурчал мальчик.

— Что и требовалось доказать, — Маркус склонил голову набок. — Я не возражаю, чтобы вы заходили туда. Просто, пожалуйста, спросите сперва разрешения. Лучше всего будет, если вы это сделаете, когда я сам в кабинете. Тогда я смогу рассказать что-нибудь о лежащих там вещах.

По лестнице прогрохотал молодой слонёнок, и в комнату влетела немного порозовевшая Вики, сжимая в кулачке блудную газету:

— Вот, пап, держи, — пропыхтела она. — Прости, пожалуйста.

Он принял газету, но не спустил с девочки глаз:

— Благодарю за газету. Как я уже сказал, в следующий раз, пожалуйста, спроси разрешения, прежде чем зайти в мой рабочий кабинет. И взять газету, если она там.

— Ладно, пап, — кивнула та, не поднимая глаз.

— Вот и молодчина, — усмехнулся он и легонько шлёпнул её по спине сложенной газетой. — И, дети, я знаю, что вы молоды, и энергия хлещет у вас через край. Однако, сделайте мне одолжение и постарайтесь не бегать так много в доме, хорошо? У вас для этого есть огромнейший двор и бассейн, в которых эту энергию можно потратить.

В этот раз ему ответил хор из трёх голосков:

— Да, папа.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Итак, я как раз размышлял над тем, сможем ли мы с вами провести завтрашний день, гуляя по Набережной, а затем вечером отправиться в кинотеатр? Почему бы вам не собраться всем вместе и не решить, что бы вы хотели посмотреть?

Его предложение было встречено с энтузиазмом, и трое детей принялись воодушевлённо обсуждать свой выбор. Усевшись в любимое кресло и развернув газету, он с удовольствием отметил, что дети не спорят между собой. Всего спустя несколько лет его ненавязчивого влияния они оказались способны обсуждать интересующую их тему, приводя вполне разумную и взрослую аргументацию. За исключением, разумеется, Эрика, привычно упрямо твердящего: «Но я хочу!». Однако, мальчишке стукнуло всего семь. Ещё научится.

Он души не чаял в Эрике, как и в девочках. Пусть сначала и опасался, что никогда в жизни не сможет привыкнуть к другому ребёнку, они давно и прочно обосновались в его сердце. Первоначально его решение взять на себя заботу о детях Бригады Броктон Бей было лишь взятым на себя моральным обязательством, точно таким же, как первая помощь выжившим кейпам. Он сможет воспитать детей куда лучше, когда-либо получилось бы у Бригады. Но со временем это стало чем-то гораздо большим — чем сильнее они привыкали к нему, тем сильнее раскрывались, а его сердце раскрывалось в ответ.

Они никогда не станут заменой моей Амелии. Но я чувствую, что начинаю их любить. Я воспитаю их так, как считаю верным.

— Эм, пап?

Он поднял глаза от газеты. Кристал с ногами залезла на диван. Эрик и Вики всё ещё увлечённо обсуждали выбор кинофильма.

— Да? — спросил он.

— Можно с тобой поговорить… о мальчиках?

Такая постановка вопроса прочно завладела его вниманием. Свернув газету, он отложил её подальше. О, Боже, что ты хочешь узнать?

Скосив глаза, она убедилась, что брат и сестра всё так же увлечены спором:

— Можем мы поговорить… где-нибудь в другом месте?

— О, конечно, — он поднялся на ноги. — Думаю, палисадник будет в самый раз.

* * *

Он опустился в одно из летних кресел и дождался, пока она устроится в другом.

— Итак, — начал он, мысленно, как и любой другой отец, сжав кулаки, — что именно тебе хотелось бы узнать?

Она старательно смотрела куда угодно, только не на него:

— Что если бы мне понравился один мальчик, и я, вроде бы, тоже ему нравлюсь?

— Кристал, — ответил он, пытаясь сохранить спокойный тон. — Тебе одиннадцать лет. В этом возрасте ты даже замечать мальчиков не должна.

— Мне скоро двенадцать, — запротестовала она.

— Всё ещё слишком молода, — не уступил он.

Глубоко вздохнув, она, наконец, посмотрела ему в глаза:

— Но что если я всё равно его замечаю?

Чувствуя себя человеком, нащупывающим путь сквозь зыбучие пески, он осторожно кивнул:

— Хорошо. А у этого гипотетического мальчика есть имя?

— Э-э… — он видел, что целую секунду она размышляла, что бы соврать, но затем отбросила эту мысль и вновь посмотрела ему в глаза. Заработав тем самым ещё крупицу его уважения. — Да, пап. Его зовут Джимми Лейланд. Он правда очень милый.

Джимми Лейланд. На секунду ему безумно захотелось найти этого пацана и серьёзно с ним поговорить. С применением фразы «…и держись подальше от…» Но Маркус подавил этот порыв. Мальчик нравился Кристал, так что ему следовало выдать некий кредит доверия. Пока что.

— Итак, что же ты хотела узнать? — спросил он. Только не про пестики и тычинки. Пожалуйста, только не про пестики и тычинки. Он многое совершил в своей жизни, даже такое, от чего взрослые мужчины сбежали бы с дикими воплями. Но ёжился от одной мысли об этом разговоре.

Она тяжело сглотнула. Ох, она напугана темой разговора не меньше моего.

— Я просто подумала… как лучше ему сказать, что он мне нравится?

Он озадаченно моргнул:

— Что?

Собравшись с духом, она продолжила:

— Он мне нравится. Мне кажется, что я ему тоже. Как мне ему сказать? Если я попробую в школе, там же везде дети, и я боюсь, что надо мной посмеются. Может ему эсэмэску написать? Или имэйл отправть?

Наконец Маркус ощутил под ногами твёрдую почву:

— Нет. Ни то, ни другое, — покачал он головой. — Посылать кому-то текстовое сообщение, чтобы сказать, что он тебе нравится это, наверное, самый неромантичный из всех возможных способов.

— Что же мне тогда делать?

— Предлагаю написать ему письмо.

Она выглядела озадаченной:

— Но ты же только что сказал, что имэйл не надо писать.

— Нет, я имею в виду письмо, которое пишут ручкой на бумаге. Что-то, над чем ты можешь как следует празмыслить, пока пишешь, как следует подобрать слова. Затем ты кладёшь его в конверт, наклеиваешь марку и отправляешь ему по почте. По-старомодному.

— Но оно же будет несколько дней до него идти!

— И это ещё один повод как следует обдумать, что именно ты хочешь ему сказать, — пожал плечами Маркус. — Твои чувства к нему как-то изменятся за неделю?

— Нет, — на её лице была написана решимость. — Не изменятся. — Она глубоко вздохнула. — Можешь мне помочь его написать?

У него вырвался смешок:

— Нет. Но я прочту его, когда ты закончишь, если хочешь. Если только ты не напишешь там чего-то совсем уж смущающего.

Судя по её лицу, до неё только сейчас начало доходить, что там действительно может оказаться что-то смущающее, особенно, если прочтёт кто-то не тот:

— Я… э-э… наверное, ничего страшного.

Он склонил голову набок:

— Что ж, хорошо. Предлагаю сперва написать черновик на обычной бумаге, а затем я могу тебе дать специальную красивую бумагу для писем, чтобы перенести туда конечный вариант.

Лицо её осветилось счастливой улыбкой:

— Спасибо, пап, — подскочив с места, она порывисто его обняла. — Пойду прямо сейчас напишу.

Шаги её быстро стихли внутри дома; он ещё некоторое время сидел, оглядывая палисадник. «Мои маленькие девочки растут. Как же летит время».

Сердце кольнуло болью, теперь уже едва ощутимой. «Амелия бы их полюбила».

* * *

— Папа, я дописала черновик.

Маркус поднял глаза от газеты. Кристал стояла перед ним, и зажатый в её руках листок подрагивал, выдавая нетерпение девочки.

— Замечательно, — поздравил он её. — ты не забыла уроки каллиграфии?

— О, Господи, не собираюсь я ему писать такое письмо, — запротестовала она. Он подумает, что я хочу привлечь его внимание!

— А ты разве не хочешь? — мягко спросил он, поднимаясь с кресла и складывая газету.

— Ну, да, но я не хочу, чтобы он об этом знал!

— Что ж, понимаю, — согласился он. — Но ты всё равно можешь написать его чисто и опрятно, а своё имя подписать с завитушками. Это произведёт на него впечатление, но не будет выглядеть, словно ты из кожи вон лезешь.

— Может, ты и прав, — нерешительно пробормотала она, проходя вслед за ним в кабинет. — Но у меня каллиграфия выходит совсем не так здорово, как у тебя.

— Просто нужно чуть больше практики, — посоветовал Маркус. Нагнувшись, он открыл ящик рабочего стола и достал пачку дорогой бумаги — на плотной, кипенно-белой поверхности проглядывал узорный водяной знак. Следом он вытащил из ящика свой набор для каллиграфии. — Ты предпочтёшь переписать его здесь, или пойдёшь к себе в комнату?

— У себя напишу, пап, спасибо, — ответила Кристал, принимая бумагу и ручки. Помолчав, она кивнула на его стол. — Я всё собиралась спросить. Кто это?

Он проследил за её взглядом до фотографии в золотой рамке, что стояла прямо под его настольной лампой там, где на неё лучше всего падал свет. На фотографии была девочка с длинными каштановыми волосами и сияющей улыбкой; одета она была в костюм принцессы и выглядела чуть младше Эрика. Маркус помнил день, когда подарил ей этот костюм — она была в таком восторге, была так счастлива, когда его примеряла. Он ни минуты не жалел о деньгах, заплаченных за пошив костюма под заказ по её меркам.

— Это… это была моя дочь, Амелия, — тихо ответил он Кристал. И медленно опустился на стул, ни на секунду не отрывая от фотографии взгляда.

— Ч-что значит «была»? — спросила она. — С ней что-то случилось?

— Да, я… она умерла. Когда ей было шесть. Я очень её любил.

Поддавшись нахлынувшим чувствам, она положила на стол бумагу и набор для каллиграфии и обняла его:

— Мне так жаль, пап. Как это случилось?

Он поцеловал её в лоб:

— Это печальная история, Кристал. Ты уверена, что готова её выслушать?

— Думаю, да.

— Что ж, хорошо. Возьми стул. Думаю, тебе лучше присесть.

— Ладно, пап, — она подтянула стул поближе, чтобы усесться прямо перед Маркусом. Тот ждал, откинувшись на спинку и не отрывая взгляда от фотографии Амелии.

Решив, что Кристал готова, он начал рассказ:

— Что ты можешь рассказать о Бригаде Броктон Бей?

Секунду помолчав, девочка нахмурилась:

— Это ведь были наши мамы и папы когда-то давно, да?

— Да, верно, — согласился он.

— Они были супергероями и, вроде бы, куда-то пропали несколько лет назад. Они так и не вернулись, и тогда ты нас усыновил.

— Всё верно, — сказал Маркус. — За исключением одного очень важного нюанса.

— Какого?

— Они называли себя супергероями, — пояснил Маркус. — И люди также считали их таковыми, и, по большей части, они совершали добрые дела. Но иногда они поступали иначе. Безответственно распоряжались своими силами. Люди получали ранения. А иногда — погибали.

— Чт… что ты имеешь в виду, пап? — спросила Кристал. Взгляд её метнулся к фотографии. — Они что…

Он медленно кивнул:

— Боюсь, что так, Кристал.

— Что произошло?

— Три года назад, — проговорил Маркус, — Бригада Броктон Бей пришла в мой дом и напала. Амелия была со мной. Во время налёта она была убита.

— На тебя? — глаза Кристал были широко распахнуты. — Почему они на тебя напали?

Он вздохнул и взял её руки в свои:

— Потому что решили, что я плохой человек, солнышко. Люди называли меня суперзлодеем, поэтому они нападали на меня. Снова и снова. И я побеждал их, снова и снова. Но затем они выяснили, где я живу, и пришли туда.

— И Амелия была убита.

— Да. Когда они вломились в мой дом, я спрятал её в чулан. Но одна из их атак едва его не задела, поэтому я решил его прикрыть, и это заметили. Они стали специально атаковать чулан, чтобы отвлечь меня. Я не смог, не успел их остановить, — он опустил взгляд. — Она умерла у меня на руках.

Кристал вскочила на ноги и обняла его изо всех сил:

— Мне так жаль, папа. Я никогда об этом не знала.

— Ты не виновата, милая, — сказал он, обнимая её в ответ. — И никогда не была. Вот почему я взял вас, детей, к себе. Чтобы вам никогда не пришлось страдать из-за того, что совершили ваши родители.

— Я всегда думала, что они были супергероями, а не злодеями, — в её глазах стояли слёзы. — Они нам врали.

— Нет, они не врали, — сказал он. — Просто не говорили вам всей правды.

— Это одно и то же! — запротестовала Кристал. Помолчав, она спросила. — А что потом случилось?

— Когда «потом»?

— После этого, — ей, очевидно, не хотелось говорить вслух о смерти Амелии. — Что произошло?

— О, я… я очень разозлился, конечно же. Поэтому я сделал так, чтобы они более никому не смогли навредить.

Она распахнула глаза:

— Ты… убил их?

Он покачал головой:

— Нет… точнее, не всех. Только убийцу моей девочки. Остальных… остальных я наказал. А затем удостоверился, что они отправятся в такое место, где не смогут никому навредить.

— Ты что, отправил их в Клетку?

Маркус вновь покачал головой:

— Нет, они не в Клетке. Если точнее, они сейчас в Филадельфии.

Кристал недоумевающее воззрилась на него:

— Там-то они что делают?

— Они живут в таком месте, где могут как следует подумать над тем, что именно сделали не так, — твёрдо ответил он. — А до тех пор я забочусь о вас, так как они этого делать не в состоянии.

— Погоди-ка… Если они думали, что ты суперзлодей, и ты смог их наказать… кто ты такой?

— Разве ты ещё не догадалась? — спросил он. — Ты ведь сообразительная девочка. Подсказка прямо на виду, в моём имени.

Она глубоко задумалась и нахмурилась:

— Маркус… Марк… — и вновь широко распахнула глаза. — Маркиз?

Он торжественно кивнул:

— Это я.

— Но о нём, то есть о тебе, тоже не было ни слуху ни духу в последние три года, — она уставилась на него. — Ты что, потерял свои силы, когда дрался с Бригадой?

Он отметил про себя это «с Бригадой» вместо «с мамой и папой», и на сердце потеплело.

— Нет. Мои силы с тех пор не уменьшились ни на йоту, — в качестве демонстрации он вытянул руку. Из его ладони выросла белая костяная роза; отломив её, не обращая внимания на пронзившую руку боль, Маркус отдал розу Кристал.

Та изучила её с жадным интересом:

— Но… если твои силы остались у тебя…

— Я решил учиться на собственных ошибках. Не могу одновременно быть отцом и суперзлодеем, по крайней мере, без риска для вас. Произошедшее с Амелией стало мне уроком. И я остановился.

— Ты сделал это ради нас? — слова «детей своих врагов» остались не произнесены.

Он положил руку ей на плечо:

— Я взял вас из чувства долга, но это давно стало чем-то большим. Вы, дети, для меня важнее, чем что бы то ни было на этом свете. Я никогда не позволю кому-то из вас пострадать, обещаю.

Кристал вновь обвила его шею руками:

— Спасибо.

Он почувствовал, как сжимается в груди сердце, и ответил на объятия. Он держал в руках стройное тело своей приёмной дочери и желал, чтобы это мгновение длилось вечно, желал защитить её от всего мира.

— Пап? — мягко сказала она ему на ухо.

— Да, милая?

— Я люблю тебя, пап.

Он улыбнулся и сжал её чуть сильнее:

— И я тебя люблю, Кристал.

— Спасибо тебе, пап. За всё.

— Пожалуйста, солнышко, — он постепенно разжал объятия и притворился, что не замечает, как она вытирает глаза. В конце концов, у него и у самого в них туман стоял. — Итак, насчёт письма, которое ты хотела написать. Я придумал великолепный первый абзац, — он прочистил горло и произнёс суровым и низким голосом. — Дорогой Джимми. Это пишет её папа. Следи за собой, мальчик. Я знаю, где ты живёшь.

— Ой, па-ап! — рассмеявшись, она ткнула его кулачком в плечо. — Не трогай Джимми!

— Только до тех пор, пока он не трогает тебя, — строго проговорил он.

— Ага, ладно, — улыбнулась она. — Эм-м, пап?

— Да, милая?

— Можно, я расскажу Вики и Эрику про… ну, про Бригаду?

— Быть может, когда они станут немного постарше, хорошо?

Она кивнула:

— Да, наверное, так будет лучше.