Олли-Лу (гет)

— Простите, мистер Поттер, не хотел вас беспокоить, но обстоятельства, сами понимаете…

— Ну что вы! Я рад помочь, только не совсем понимаю, как.

Гарри присел на стул, на который ему указал Джербольд Олливандер, и огляделся: квартира над многовековой лавкой волшебных палочек оказалась неожиданно просторной и уютной, в светлой гостиной чувствовалась заботливая женская рука: мистеру Олливандеру было около сорока, и он недавно женился. Впрочем, беглый взгляд Гарри, брошенный в сторону открытой двери в кабинет, зацепился за большой тёмный стол, заваленный коробками и заготовками для палочек.

— Понимаете, мистер Поттер…

— Пожалуйста, зовите меня Гарри.

— Хорошо, — Джербольд по-дружески кивнул. — Мы никогда не встречались с вами лично, и поэтому моя просьба может показаться вам странной, но… — он печально нахмурился. — Отец доверял вам. Он относился к вам с уважением. Говорил, что вы далеко пойдёте, и не по головам, а правильным путём… Теперь, когда он погиб при странных обстоятельствах, я прошу вас помочь выяснить, что стало причиной его смерти.

— Но вы же сами сказали, колдомедик…

— Да-да, — перебил Джербольд, — мистер Полстэд считает, что мой отец умер по естественным причинам, но меня смущает место и время. К тому же, он почти не болел. Нет, у него были ревматизм и одышка, но в целом отец мог бы прожить ещё очень долго.

— Вы сказали, мистера Олливандера нашли на берегу озера возле его дома в Шотландии?

— Да, но с маггловской стороны. Мы никогда не ходим туда, сами понимаете почему, а магглы не ходят к нам — они считают, что на нашем берегу находится закрытый заповедник. Отец не любил покидать магическую деревню, а в последнее время вообще мало выходил из дома.

— А как же магазин? — спросил Гарри, снова косясь на стол в соседней комнате.

— Отец обучил меня всему необходимому и передал мне все дела почти сразу после войны. В последнее время он редко приходил в магазин и почти не интересовался ни продажами, ни созданием палочек — мне кажется, он устал от своего любимого дела, — Джербольд вздохнул. — Жаль это признавать, но это так. Однако в вечер перед смертью он был здесь.

— Правда?

— Да, проверил кое-какие бумаги, спросил, как идут дела, а на палочки даже не посмотрел.

— И всё равно, мистер Олливандер, я не понимаю. Почему вы обратились ко мне?

— Вы аврор.

Гарри неловко поёрзал на стуле.

— Без году неделя…

— Вы победили Сами-знаете-кого, а это немало! — с уважением воскликнул Джербольд.

— Мне повезло. На самом деле мне просто повезло…

— Отец говорил о вас перед смертью, в тот вечер. Он сказал, что Гарри Поттер молодец, потому что победил «эту мерзость».

Гарри усмехнулся.

— Никогда не слышал подобной формулировки!

— А ещё отец сожалел, что в нужный момент не доверился вам полностью и утаил нечто важное. Сложно сказать, что он имел в виду, хотя… Возможно, это касалось Бузинной палочки, — Джербольд сделал многозначительную паузу и продолжил с загадочным видом: — Да-да, про палочку знают немногие, и я в их числе. Отец был великим мастером, и я готов трудиться каждый день, чтобы приблизиться к его уровню, но… у меня больше нет учителя. И всё, о чём я вас прошу — помочь мне узнать, отчего он умер. Я отблагодарю вас! Я могу сделать для вас палочку на заказ. Такую, которая будет слушаться лучше теперешней, — у вас ведь остролист, с пером феникса? — он глянул на карман брюк Гарри, из которого торчала палочка.

Гарри кивнул, а затем помотал головой.

— Да, то есть не нужно. Я готов помочь без всякого вознаграждения, но не думаю...

— Просто скажите мне, что отец умер своей смертью, и я успокоюсь. У меня нет повода обращаться за официальным расследованием, а сам я уже выяснил, что мог, и у меня остались сомнения. Прошу вас.

— Конечно, — Гарри вяло улыбнулся. Его ожидала долгая ночная смена в Аврорате, утренняя тренировка по Боевым чарам, встреча с репортёром из «Пророка», которую он и так откладывал три раза, и самое приятное, но затратное по силам мероприятие — свидание с Джинни. — У меня есть время до вечера. Показывайте место.

— Место возможного преступления, — Джербольд встал и указал на камин. — Я знал, что вы не откажете, мистер… Гарри, — добавил он с улыбкой. — Мы перенесёмся в Крук Хилл, в шотландский дом отца, где он жил один последние два года. До озера оттуда не больше мили. Я покажу вам место, где нашли отца, и сам дом, а потом, если позволите, оставлю вам ключи и вернусь в магазин. Мой отец доверял вам, значит, и я могу. Да, самое главное, — он повернулся к Гарри и вытянул перед собой раскрытую ладонь, — вот. Возле тела отца лежало наше семейное кольцо. Оно было утеряно много лет назад, но я слышал про него — дед рассказывал, что оно было обручальным у нашей пра-пра… В общем, ещё с римского завоевания. Кстати, кольцо не ценное. Точнее, оно дорого нашей семье, но камень в нём простой. Как вы думаете, это важно?

— Возможно, — Гарри покрутил кольцо в руке и спросил: — Я пока оставлю его у себя?

— Конечно, если это поможет. Я думаю, смерть отца как-то связана с этим кольцом. Где оно было и почему нашлось спустя пятьдесят лет? — Джербольд протянул Гарри чашу с летучим порохом. — Сначала я, потом вы. Крук Хилл! — выкрикнул он и скрылся в зелёном пламени.

Гарри взял горсть пороха, зачем-то нащупал в кармане кольцо и последовал за своим новым знакомым.

* * *

Озеро было длинным и изогнутым, как гибкая рыбина; оно покорно разместилось между двух поросших лесом холмов, сжавших берега цепкой многовековой хваткой. С одной стороны озера, где лес был пореже, разместилась небольшая маггловская деревня, издалека похожая на серую груду камней, с другой — магическая деревушка, скрытая от магглов и состоявшая всего из пяти домов.

Место, на которое указал Джербольд, и правда было «с неправильной стороны» — Гарри не представлял, зачем старый мистер Олливандер мог прийти туда один, да ещё ночью, когда со стороны его дома и спуск был более пологим, и камни мельче. Кольцо, по словам колдомедика, лежало в ярде от тела, а смерть наступила от остановки сердца. Попрощавшись с Джербольдом, Гарри побродил по берегу и осмотрел место возможного преступления по всем правилам, как его учили в Аврорате.

Никакой тёмной магии, хотя прошла всего неделя.

Он присел на мшистый валун и достал кольцо — дешёвый камень сверкнул на солнце, и Гарри, покрутив кольцо со всех сторон, положил его на соседний валун и пустил заклинание. Тёмный, еле заметный ореол повис над кольцом и рассыпался невидимой пылью: с ним явно что-то было не так. Гарри нервно подскочил и стал проверять кольцо на все известные ему тёмные заклинания, но спустя несколько минут его фантазия иссякла. Если оно и причинило вред Гаррику Олливандеру, время стёрло следы вредоносного заклятия, и Гарри ничего не оставалось, как спрятать кольцо в карман и понадеяться на то, что кому-то из более опытных волшебников удастся их обнаружить. Возможно, это произошло ещё во время римского завоевания, когда… Он понятия не имел, как жили люди на Британских островах во время римского завоевания, и решил, что в ближайшее время попросит у Гермионы что-нибудь почитать на эту тему, чтобы восполнить пробел.

Полюбовавшись красотами суровой шотландской природы, Гарри вернулся в дом, чтобы как следует его осмотреть. Он почти не сомневался, что Джербольд Олливандер напрасно развёл панику, но его держал долг обещания — и совсем немного мучило любопытство. Как жил самый знаменитый в мире продавец и создатель волшебных палочек, который знал о них всё — всё, начиная от возраста единорога, у которого взяли тот самый волос для сердцевины, и заканчивая неуловимой связью между палочкой и волшебником? Гарри достал свою палочку и, с любовью сжав её в руке, стал медленно и методично проверять дом на тёмные заклинания. Жилая, заставленная старой мебелью гостиная, поросшая пылью хозкомната с мётлами, кабинет со складом заготовок для палочек, ящики, шуфлядки, пожелтевшие бумаги — было заметно, что старик долгое время не занимался любимым делом… Кухня, прибранная приходящим эльфом, второй этаж со спальней, туалетной комнатой и гардеробной с дюжинами мантий на любой вкус — Гарри никогда бы не подумал, что мистер Олливандер когда-то был модником. Третий этаж, с комнатой для гостей с шикарными подсвечниками и безупречно застеленной кроватью... Единственной опасностью, которую Гарри обнаружил в платяном шкафу, оказались перепуганные шумом докси, которых он даже не стал прогонять. Всё было чисто. Он проверил камин, чердак, сад, забор, колодец и наконец решил спуститься в подвал.

Внизу пахло деревом и сыростью. Подвал по периметру был уставлен шкафами с кусочками дерева, коробками и всяким хламом, который в умелых руках мог оказаться весьма полезным. Гарри зажёг свечи и осмотрелся: сначала его внимание привлекло широкое кресло в дальнем углу, выбивавшееся из обстановки, а затем стоявшая рядом подставка, накрытая чистой белой скатертью. Гарри потянул за скатерть и почувствовал разливающееся в груди приятно-тревожное предвкушение тайны, без которого жизнь была не жизнь.

Перед ним стоял Омут памяти — не совсем такой, как в кабинете Дамблдора, и всё же легко узнаваемый из множества магических предметов: невысокая, на толстых ножках, овальная каменная чаша, заполненная несуществующей жидкостью, с туманными, крутящимися полосками света над поверхностью. Это был, несомненно, он, и Гарри сразу понял, что не выдержит и заглянет в воспоминания, хранившиеся внутри. Быстро проверив Омут на тёмную магию, Гарри сел в кресло, наклонился над чашей и опустил голову.

Там был лишь густой туман, без просветов, звуков или запахов. Не обнаружив никаких воспоминаний, Гарри разочарованно вздохнул, встал с кресла, ещё раз осмотрел подвал и вышел на улицу.

Длинный июньский день близился к концу, ветер трепал макушки невысоких сосен, растущих по периметру каменного дома мистера Олливандера. Дом был добротный — такие строят на века; снаружи его даже можно было назвать красивым. Когда хлынул ливень, Гарри поспешно зашёл в дом и спустя минуту уже отправился к себе на Гриммо, захватив побольше пороха и чётко следуя указаниям Джербольда: сначала местный паб, затем Глазго, и только потом любое место в Лондоне.

* * *

— …А ещё они так боялись пиктов, что император Адриан приказал возвести вал, который теперь так и называется — вал Адриана. Это длинная каменная стена — помните, прошлым летом мы ездили в крепость Сигидунум? — Гермиона вопросительно глянула на Гарри, а затем наклонила голову и прошептала в сторону: — Рон, убери руки, здесь же люди.

— Не могу, они сами. Никак не привыкнут к тому, что им всё можно. Прости, прости, — пробормотал Рон под колючим взглядом Гермионы и, положив руки перед собой на большой деревянный стол, добавил оживлённым тоном: — И что там пикты, всё равно совершали набеги?

— Естественно, — вздохнула Гермиона. — Это же пикты.

Сидящие напротив Гарри и Джинни весело переглянулись, и Гарри сказал:

— Гермиона, спасибо — но это я так, для общего сведения… Потом почитаю что-нибудь. А вообще я хотел показать вам одну вещь.

Он положил на стол кольцо, и все четверо наклонились, чтобы разглядеть его получше.

— Оно было найдено возле тела? — спросила Гермиона.

Гарри кивнул. Рон схватил кольцо и попытался надеть себе на палец.

— Женское. Даже на мизинец не налазит. Олливандер его точно не носил, и вообще, — Рон поднял кольцо на уровень глаз, — оно неприятное. Берёшь в руку и сразу чувствуешь: что-то не то. Холодное и…

— Дай мне попробовать, — попросила Гермиона.

— Вот знаешь, нет, это не самая хорошая идея…

Она без лишних слов сняла кольцо с пальца Рона и надела себе на безымянный палец.

— Кольцо как кольцо. Я ничего не чувствую. Хотя… оно правда не греется. Холодное.

— Дай мне! — воскликнула Джинни.

Они по очереди несколько раз примерили кольцо, и когда Гарри последним напялил его себе на мизинец, то сразу понял, о чём говорил Рон: кольцо хотелось снять как можно быстрей. Казалось, оно само вот-вот сожмётся вокруг пальца и перекусит его… Гарри спрятал кольцо в сумку и заново, со всеми подробностями, рассказал друзьям про всё, что произошло накануне. Гермиона слушала, молча прикусив губу, Рон хмурился и тихо хмыкал, а Джинни несколько раз перебила восклицаниями в духе «ничего себе!» и «конечно, ты туда полез!».

— Думаю, нужно показать кольцо Робардсу или кому-то из Невыразимцев, — предложил Рон, когда Гарри закончил рассказ.

— Мне кажется, тебе не стоило лезть в Омут, — с укором сказала Джинни.

Гермиона задумчиво прищурилась и спросила:

— А фиалы там были?

— Какие фиалы?

— Ну как… Если есть пустой Омут пямяти, значит, где-то должны быть фиалы, в которых хранятся воспоминания.

— Я ничего такого не заметил, — Гарри покачал головой. — Я проверил каждый угол дома, посмотрел во всех шкафах.

— Думаю, фиалы — если они есть — лежат в подвале. Омут был накрыт чистой скатертью, ты это сразу заметил — хотя всё остальное находится в запустении, так? Значит, Олливандер пользовался Омутом. И точно не бегал за фиалами на третий этаж. Либо, — Гермиона пожала плечами, — воспоминания все стёрты. Уничтожены. Самим Олливандером или кем-то ещё.

— Я проверю ещё раз,— Гарри кивнул.

— Помощь нужна? — спросил Рон, обнимая Гермиону за плечи. — Мы сегодня вечером свободны.

— Нет, — решительно заявил Гарри, жестом подзывая официанта, — сам справлюсь. Завтра. Мы с Джинни сегодня заняты.

Им всё трудней удавалось найти свободный вечер, когда у него не было работы, а у Джинни тренировок.

— Интересно, чем? — Рон потянулся за кошельком и глянул на сестру.

Она тихо хмыкнула.

— Тебе лучше не знать.

* * *

Их было много. Очень много. Нет, их было невероятно много — в таком количестве фиалов могли уместиться воспоминания нескольких поколений — возможно даже, с самого римского завоевания… Гарри посмотрел на стену, за которой ещё минуту назад от его взгляда скрывался бесценный склад фиалов, увешанных бирками, покрытых надписями, именами и датами. Усилив Люмос, Гарри прочёл на одной из полок: «Технология обработки волос кельпи». Многие полки слева имели похожие надписи, явно имевшие отношение к делу Олливандеров: «Перо феникса», «Ясень», «Лаки», а сбоку стояла шкатулка, на которой было выведено ровным почерком: «Грегорович». Сквозь стеклянную крышку Гарри разглядел больше дюжины фиалов, заполненных, как он полагал, воспоминаниями о ещё одном знаменитом мастере по изготовлению волшебных палочек.

Быстро осмотрев стеллажи сверху донизу, Гарри решил остановиться на центральной полке в глубине потайного шкафа: на ней было меньше всего пыли. Там стояли коробки из голубого стекла с датами вразброс с мая тридцать шестого по март девяносто третьего — и шкатулка из слоновой кости с лаконичной надписью спереди: «Лу». Он осторожно достал первый попавшийся фиал из шкатулки и прочёл: «Венеция». Откупорив крышку, Гарри кончиком палочки отправил содержимое в Омут памяти, нетерпеливо вздохнул и нырнул головой в каменную чашу.

* * *

Гондола скользила по вечернему каналу, оставляя за собой ровный раздвоенный след. Молодой парень в тёмном костюме и бордовой мантии стоял с веслом, девушка лет восемнадцати сидела напротив, одной рукой придерживая край голубой шляпки, второй держась за бортик гондолы. Какое-то время они плыли молча, любуясь догорающим вдали закатом.

— Долго ещё? — спросила девушка, когда лодка свернула в узкий канал и последние яркие блики скрылись за сплошным рядом домов.

— Нет, здесь рядом, за Каннаредджо, только б не пропустить поворот… Кажется, тут!

Парень причалил к порогу какого-то неказистого здания, и вдруг стены расступились, и Гарри впервые увидел дом, спрятанный так же, как Гриммо 12, — им оказался небольшой отель с яркой вывеской: “Venezia Magica”.

— Я думала, мы едем в кафе! — удивлённо воскликнула девушка.

— Там есть кафе, — парень подал ей руку, и они вышли из лодки.

— Отец ждёт меня дома к полуночи, — неуверенно добавила она.

— Там есть камин, так что мы успеем. Но я на всякий случай заказал комнату, — с надеждой в голосе произнёс юноша.

При свете вывески Гарри сразу узнал его — это был, несомненно, Гаррик Олливандер.

— Это лишнее… — девушка не успела закончить, как картинка поплыла, свет и краски смешались, и через несколько мгновений Гарри уже оказался в комнате с весьма скромной обстановкой, состоящей из большой кровати, шкафа, двух стульев и столика в углу. Прежде чем отвернуться к двери, он успел разглядеть две брошенные на пол мантии, бордовую и голубую, пару стройных женских ножек, недвусмысленно торчащих над кроватью, и наклонившегося между ними полураздетого юношу.

— Лу, — прошептал юноша, тяжело дыша, — моя бесценная Лу…

Девушка долго не отвечала, а потом стала шептать что-то недоступное уху Гарри; тот в лёгком ступоре продолжал стоять спиной к кровати, не осмеливаясь повернуться. Ему было и стыдно, и смешно одновременно, а ещё безумно любопытно: кто же такая эта Лу, был он с ней знаком или нет? Какое-то время за спиной раздавались шорохи и скрипы, перемежавшиеся стонами и короткими фразами, и Гарри вдруг вспомнил, как они с Джинни год назад, спрятавшись от всех, решили провести романтическую ночь в маггловском отеле, в котором волей случая остановился какой-то маг со своей женой-магглой… О том, что писали назавтра газеты, вспоминать не хотелось.

— Ты очень красивая, — раздалось у Гарри за спиной, и он обернулся.

Юный Гаррик Олливандер сидел на полу у кровати и любовался своей девушкой. К счастью, её красота была почти полностью скрыта под ворохом юбок и простынь.

— Отец убьёт меня, — без особого раскаяния сказала девушка и поцеловала своего возлюбленного.

— Хочешь, я с ним поговорю?

— Ни в коем случае. Ты же знаешь его отношение к смешанным бракам.

— Его смутит, что моя мать — маггла?

— Нет, не смутит. Это его разозлит, несмотря на то, что ваш род такой известный и старинный. Не понимаю, как можно так помешаться на чистоте крови... Глупости какие, — вздохнула девушка.

— Мистер Блэк не самый сговорчивый отец на свете, — отозвался Гаррик после паузы, — но он сейчас занят Орионом, так ведь? Ему не до тебя. И вообще, он всегда питал к тебе слабость, Лукреция. Мы придумаем что-нибудь.

Лукреция. Ну конечно! Как Гарри сразу не узнал её? Она выглядела почти так же, как на семейном гобелене Блэков, вот только фамилия у неё там была Пруэтт. А Орион, её младший брат, красовался возле своей жены Вальбурги и дырки, оставшейся от портрета Сириуса.

— Отец обещал, что скоро передаст мне часть дел в магазине, и тогда всё пойдёт по-другому. Все станут воспринимать меня всерьёз, даже твой отец. Кстати, как твоя палочка, Лу? Больше не шалит? Меня это беспокоит…

— Всё в порядке, — проворковала Лу, — она чудесна, потому что её сделал ты. Ты мастер палочек. А теперь ещё раз покажи мне мою любимую…

Они оба счастливо рассмеялись, и Гарри уже снова собирался отвернуться к двери, но комнату заволокло туманом, и звуки смеха угасли.

* * *

Вынырнув из Омута памяти, Гарри какое-то время сидел в кресле, глядя на пустой фиал в руке и раздумывая, стоит ли продолжать просмотр воспоминаний. Очевидно, на шкатулке из слоновой кости не было пыли, потому что в старости мистер Олливандер тосковал по своей первой возлюбленной, ставшей впоследствии чужой женой. Это не имело никакого отношения к его смерти. Гарри также сомневался, что эти интимные истории из прошлого захотел бы увидеть Джербольд Олливандер. С другой стороны, уйти, выяснив так мало о смерти его отца, было неправильно. Закупорив воспоминание, Гарри достал наугад очередной фиал из шкатулки и, чувствуя себя немного вором, выпустил в Омут новую светящуюся полоску.

На этот раз, едва он опустил голову, в неё ворвались недовольные, испуганные голоса. Звуки обрели отчётливость раньше картинки, и Гарри несколько мгновений с тревогой ждал, когда перед ним появятся говорящие. Их вид был совершенно не такой, как в предыдущем воспоминании: заплаканная Лу сидела на большом камне у озера, укутавшись в чёрную мантию и отвернувшись от Гаррика, мрачно топтавшего песок в нескольких ярдах от неё.

— Ты должна сказать отцу, Лу, — возмущённо воскликнул он, подбивая ногой камень.

— Неужели ты не понимаешь, что я не могу!

— Это не просто преступление, это… У меня нет слов. А вдруг этот подонок снова навестит вас?

— Он уехал и больше не вернётся. Я же сказала, они поссорились с отцом.

Гаррик был растрёпан, растерян и невероятно зол.

— Ему это не должно сойти с рук, — решительно произнёс он.

Лукреция спрятала лицо в ладони и пробормотала:

— Даже ты злишься на меня, а что сказал бы отец?

Гаррик с хмурым видом присел рядом с ней на камень и обнял её за плечо.

— Я злюсь, потому что ты скрывала это от меня целую неделю. Так нельзя Лу, мы же делимся всем…

— Есть вещи, которыми невозможно делиться, их хочется забыть, — она тихо всхлипнула.

— Прости… Ну не плачь, Лу, — черты его лица смягчились.

— Он припугнул меня. Спросил, знает ли отец, что это у меня не в первый раз. Сказал, что сразу понял, что я маленькая шлюшка… — она подняла заплаканное лицо. — Но самое ужасное, что я не сопротивлялась и делала всё, что он говорил.

— Ты наверняка была под Империо.

— Я всё понимала и делала, как он велел… — её голос дрожал, тело тряслось, словно от холода.

— Ты ни в чём не виновата, Лу, запомни, — Гаррик наклонился к ней и заглянул в глаза. — Он сделал тебе больно?

Она какое-то время молчала, будто боролась с собой.

— Это было ужасно… Я думала, это никогда не кончится. А в конце он сказал, чтобы я ему… — она брезгливо поморщилась и снова спрятала лицо. — И я послушалась. Олли, мне кажется, я вся измазана драконьим дерьмом, снаружи и изнутри…

— Лу, посмотри на меня, — взяв её голову ладонями, он повернул к себе её лицо. — Тебе нечего стыдиться.

— Но мне стыдно, я ощущаю себя грязной, — тихо сказала она, по-детски шмыгнув носом.

— Ты никогда не будешь грязной для меня, понятно? Ты самая чистая девушка на свете. Прости, что я злился, но ты избегала меня, и я подумал… неважно. Иди сюда, — он крепко прижал её к себе, и они долгое время сидели молча.

Гарри мрачно смотрел на серую гладь озера, чувствуя, как закипает от ярости.

— Мне нравится это место, — наконец сказала Лукреция, — потому что на той стороне лес написал две буквы, видишь: «О» и «Л». Олли-Лу.

Олливандер глянул на противоположный берег, а затем отвернулся и вытер глаза рукавом.

— Я убью его, — тихо сказал он, и в эту секунду Гарри понял, что ему придётся пересмотреть все воспоминания мистера Олливандера, даже если на это уйдут недели. Есть вещи, которые с годами не прощаются и не забываются. Он очень хорошо понимал его и надеялся, что никогда не окажется в похожей ситуации. Передёрнувшись от одной мысли, что с Джинни могло произойти подобное, Гарри подошёл поближе, чтобы не пропустить ни слова.

— Вот этого я и боюсь, Олли. Пожалуйста, я не хочу, чтобы кто-то узнал.

— Я убью его тихо, — лицо Олливандера исказила такая гримаса ненависти, что Гарри сразу ему поверил. — Мы не будем сюда никого вмешивать, Лу.

— А можно мы просто забудем об этом? — взмолилась она. — Я больше не хочу об этом говорить…

— Конечно, — он выдавил улыбку. — Всё, забыли. Только пообещай, что ничего не будешь от меня скрывать, особенно проблемы.

Лукреция тоже улыбнулась и преданно посмотрела ему в глаза.

— Хочешь, я принесу магическую клятву, что всегда буду любить тебя?

— Конечно нет, — усмехнулся он, приглаживая её растрёпанные ветром волосы. — Всегда — это слишком долго. Магическая клятва — это не шутки, это риск для жизни. А вдруг ты разлюбишь, что тогда?

— Это невозможно, Олли, — искренне сказала Лукреция, крепко сжимая его ладонь.

— Просто помни, что всегда можешь мне доверять, — он наклонился, чтобы поцеловать её, но она вдруг испуганно заморгала и отстранилась. Гаррик помрачнел всего на секунду, а потом сказал с деланым весельем: — Ну, показывай, где там твои буквы?

— Вон там, — она указала на гору напротив, — на нашем берегу.

— «Наш берег» — как это здорово звучит! — радостно прокомментировал Олли. — Правда, «О» и «Л», да ещё в ряд… Это добрый знак, Лу. Ой, кажется, сейчас нас дождь накроет.

После того, как Олливандер достал палочку и наколдовал защитное заклинание, воспоминание закончилось.

* * *

Гарри почти не соврал Джербольду Олливандеру, сказав, что обнаружил некие странные обстоятельства гибели его отца, и попросил разрешение время от времени посещать дом в Крук Хилл. Джербольд не возражал.

— Сколько угодно, Гарри. А что за обстоятельства?

— Пока ничего определённого, но я выяснил, что у вашего отца были враги — правда, в юности.

— А у кого их нет? — с досадой воскликнул Джербольд. — Вы не представляете, как часто нерадивые маги возвращаются в магазин, чтобы обвинить в собственной криворукости создателя палочки! Им кажется, именно мастер виноват в том, что они не умеют как следует накладывать заклинания. Представьте себе, недавно одна покупательница всерьёз мне заявила, что из-за «не такой» палочки у неё постоянно пригорает еда и плохо чистится одежда… Отца это тоже возмущало.

Гарри сочувственно улыбнулся.

— Скажите, а вы знали, что в подвале его дома есть Омут памяти?

— Конечно, но отец в нём ничего не хранил. Он любил повторять, что у настоящего мастера всё должно быть вот здесь, — Джербольд ткнул себя пальцем в лоб и усмехнулся. — Да и секреты ремесла так хранятся надёжней. А что?

— Пока ничего, — уклончиво ответил Гарри, — Омут действительно пуст…

— Но вы не исключаете, что это могло быть убийство?

— Пока у меня нет ни одного доказательства, только подозрения, и те иллюзорные, — Гарри задумчиво нахмурился. Они с Джербольдом снова сидели в квартире над магазином волшебных палочек, но на этот раз в кабинете, чтобы не потревожить уснувшую миссис Олливандер. — Расскажите мне подробней о вашей последней встрече с отцом — вы упоминали, что он приходил в магазин в день смерти.

— Да, мы говорили дольше обычного, — в голосе Джербольда послышались грустно-ностальгические нотки. — Покупателей не было, мы выпили сливочного пива…

— Ваш отец был чем-то расстроен?

— Трудно сказать. Видите ли, за последние несколько лет он изменился — часто ворчал, был в плохом настроении, мало работал.

— Как вы думаете, почему?

Джербольд неуверенно пожал плечами.

— Всю свою жизнь отец пытался раскрыть тайну, которая могла бы изменить наше ремесло, но так ни к чему и не пришёл. Ему очень хотелось узнать, почему и как палочка выбирает волшебника, ведь она его видит впервые в жизни.

— Видит? — переспросил Гарри.

— Образно выражаясь, — Джербольд усмехнулся. — Но увы, секрет этой магии так и остался секретом. Отец мечтал создать универсальную палочку, которая подошла бы любому волшебнику: он ездил в Индию, в Мексику и даже в Австралию, встречался с разными мастерами, но в конце концов пришёл к выводу, что это невозможно. Он был разочарован… А война? — с горечью добавил Джербольд. — Последняя война подкосила его, и не только из-за плена. Ему приходилось продавать палочки самым разным магам, в том числе убийцам и подонкам, но что он мог поделать? Разве можно его за это винить? После войны отец жил замкнуто, почти ни с кем не общался, не интересовался делами… Но моя женитьба его порадовала! — голос Джербольда потеплел. — Отец сказал, что доволен, потому что я сделал выбор и умом, и сердцем. Моя Джейн ему очень понравилась.

— Поздравляю, мистер Олливандер… Что-нибудь ещё?

Джербольд задумчиво почесал переносицу. Он был удивительно похож на отца — светло-серые глаза, правильные черты лица, решительный подбородок…

— Не знаю, важно ли это, но в тот вечер отец вдруг попросил, чтобы я заменил камин в подсобке, потому что он «ужасно коптит», хотя я ничего такого не заметил. Этот камин не подключен к сети летучего пороха, мы используем его для обогрева или сжигания остатков дерева… Пожалуй, всё.

Гарри кивнул.

— Если вспомните что-нибудь важное, сообщите. А сейчас мне пора.

Он пообещал Джербольду держать его в курсе дел и поспешил на очередную смену в Аврорате.

* * *

Всё свободное время (а его было немного, так что приходилось жертвовать сном) Гарри проводил, окунувшись «в омут с головой». Ему казалось, будто он смотрит сериал неопределённого жанра: то ли документальный, то ли исторический, то ли любовный. Было занятно вдруг услышать знакомое имя (в разговорах Лукреции и Гаррика всплывали и Блэки, и Пруэтты, и имена многочисленных покупателей, приходивших в лавку), или увидеть улочку Хогсмида, какой она была шестьдесят лет назад. Он слушал и анализировал, всё больше убеждаясь в том, что все эти беседы не имеют отношения к смерти мистера Олливандера. Гарри перестал смущаться и более интимных воспоминаний, развенчавших его неизвестно откуда выросшее заблуждение, будто старшее поколение было гораздо сдержанней в проявлении чувств и желаний, нежели современное. Олли и Лу опровергли его стереотипы настолько бесповоротно, что он почерпнул для себя кое-что полезное из их коротких тайных встреч — например, заклинание замедления семени, которое постоянно применял Олливандер.

Олли и Лу летали на метле, и Гарри вместе с ними; они ссорились, мирились, развлекались и строили планы на будущее, а ещё Олли много говорил о работе. Лу явно скучала, выслушивая подробности создания «идеальной сердцевины» или строения пера феникса, но всё равно смотрела на возлюбленного с восхищением, что очень впечатляло Гарри: во время тирады Олливандера о лаках он чуть не уснул прямо с головой в Омуте.

Он просмотрел несколько дюжин воспоминаний с событиями до и после злополучного инцидента с Лукрецией и «другом отца» и не нашёл ничего, что указывало бы на месть или новое преступление. Восстановить линию событий оказалось не так-то просто, потому что на многих фиалах не было дат, однако Гарри понял, что с момента поездки Олли и Лу в Венецию прошло чуть больше года, прежде чем они расстались. Он методично перебирал фиалы из шкатулки, чтобы выяснить, отчего это произошло, но ему повезло только спустя две недели. Фиал без надписи, ничем не отличающийся от других, расставил всё на свои места самым неожиданным образом. А ведь Гарри, уставший от работы, чуть было не уснул в начале.

* * *

— Ты знаешь, я пришёл к выводу, что лучше всего использовать три основные сердцевины: перо феникса, волос единорога и сердечную жилу дракона. Их свойств достаточно, чтобы создавать самые разнообразные палочки. А вот с древесиной — наоборот, здесь нужно экспериментировать. Редкие сорта иногда дают такие неожиданные результаты… Взять, например, бузину. Или акацию. Или апельсиновое дерево. А кедр — ты знаешь, как он прекрасен?

— Он приятно пахнет, мне нравится, — сказала Лу. Они с Олли сидели на скамейке в парке, который Гарри не смог узнать.

— Лу, ты не представляешь, сколько всего мне ещё нужно изучить, чтобы создать идеальную палочку. На это целой жизни не хватит! — воскликнул Олли.

— Ты уже мастер.

— Да ты что! По сравнению с отцом я подмастерье. И я бы очень хотел поучиться за границей — например, в Южной Америке… Во-первых, дерево. Там столько видов деревьев, о которых мы даже не слышали. А зелья для пропитки…

— Мне будет жаль, если ты уедешь надолго, — она нахмурила брови. — Время тянется, когда мы не вместе.

— Скажи, а что бы ты делала, если бы знала, что можешь жить вечно? — вдруг спросил он.

— Никто не может жить вечно…

— И всё же, — настойчиво продолжил Олли, — допустим, у тебя есть возможность обрести бессмертие. Что ты будешь делать?

— Десять раз подумаю, прежде чем обрести его.

Он усмехнулся.

— Ты серьёзно? Волшебники веками ищут способы продлить себе жизнь, а ты бы отказалась от бессмертия?

Она задумчиво посмотрела на зелень вечернего парка и небольшой фонтан у дорожки.

— Не знаю. Я потеряю молодость, а с ней красоту.

— Женщины, — миролюбиво проворчал Олли, — неужели для вас главное — красота?

— Это важно для мужчин… И потом, только подумай — всё вокруг изменится. Вот эти деревья состарятся, и их срубят. Все мои близкие умрут — даже мои дети. Это будет не так уж весело…

— Зато сколько всего ты сможешь узнать и попробовать! — воодушевлённо сказал он. — Ты сможешь побывать где угодно, узнать столько интересного, стать мастером любого дела. Разве это не чудесно?

Она пожала плечами.

— Путешествия надоедают. Знания… иногда от них становится тяжело. Наверное, я полная дура, — она криво усмехнулась, — но разве тебе не интересно узнать, что происходит после смерти? Это знание ты никогда не получишь, если обретёшь бессмертие.

— Ты вовсе не дура, — заметил он, — но я с тобой не согласен. Знания — это лучшее, что может быть в жизни.

— Лучше любви? — Лу кокетливо повернулась, позволив мантии распахнуться.

— Конечно нет, — Олли быстро поцеловал её в щеку, а затем спросил с самым серьёзным видом: — А если бы я предложил тебе бессмертие вместе со мной — ты бы согласилась?

— Это ведь шутка? — она вопросительно заглянула ему в глаза.

— Я знаю способ, — признался он.

— Я тебе не верю, Олли, вечно ты что-нибудь придумаешь… Что, правда?

— Поклянись, что никому не расскажешь.

— Клянусь, — быстро произнесла она.

— Это немного опасно, но возможно. Ты вряд ли слышала о крестражах… — глаза Олли возбуждённо заблестели. — Если коротко — можно создать крестраж, который будет охранять часть твоей души. Ты не умрёшь, пока он цел, а его можно надёжно спрятать в любом предмете.

— А молодость? — тихо спросила она.

— Молодость уйдёт, но ты сможешь жить вечно.

Лу озадаченно нахмурилась.

— Тебя будет точить мучительная болезнь, но ты будешь жить?

— От болезней существует много разных зелий, — возразил Олли, — а со временем их будет ещё больше.

— Это правда возможно?

— Я уверен. Я много читал об этом, Лу.

— Это наверняка запрещённая магия, — с тревогой сказала она, — иначе бы все маги жили вечно.

— Это редкая, почти никому не известная магия, тёмная и опасная, но результат… Разве он не стоит того, чтобы рискнуть?

— Олли, ты пугаешь меня… Прошу тебя, не наделай глупостей.

Он тяжело вздохнул.

— Я-то думал, ты поймёшь меня. И, возможно, даже согласишься рискнуть. Ты же смелая, Лу.

Она неуверенно покосилась на Олли и спросила после паузы:

— А что нужно для того, чтобы, ну… создать этот страж?

— Это сложно объяснить… Только ты не пугайся — хорошо? Нужно отнять чью-то душу.

— Что значит «отнять»? Это что, кошелёк или палочка?

— Нет, но… Как тебе получше объяснить…

Она перебила:

— Нужно совершить убийство?

Он кивнул и поспешно добавил:

— Кого-нибудь мерзкого и ужасного. Того, кто не достоин жить. Преступника, монстра…

— Ты хочешь кого-то убить, чтобы жить вечно? — изумлённо пробормотала она.

— И ты знаешь, кого. Уверен, ты не будешь возражать.

Лу испуганно заморгала.

— Но ты сам станешь монстром, Олли. Прошу тебя, избавься от этой ужасной идеи!

Он горько усмехнулся и процедил сквозь сжатые зубы:

— Я всё равно собирался это сделать. Только теперь в этом будет больше смысла.

Она слегка отодвинулась от него к краю скамейки.

— Теперь в этом будет выгода. Я не узнаю тебя, Олли…

— Ну хорошо, — он нервно взмахнул руками и взялся за голову, — хорошо, если ты против, я ничего не буду делать. Я просто хотел узнать твоё мнение.

— И оно резко отрицательное, — она снова придвинулась и взяла его за руку. — Ну разве нам не хорошо вместе? Мы же счастливы. Тебе чего-то не хватает?

Он сжал её ладонь и опустил голову.

— Я не знаю. Мне душно, Лу. Мне нужно больше — и дело не в тебе, я очень люблю тебя. Мне кажется, я могу стать великим… Это звучит глупо, да?

— И станешь, я в этом уверена. У тебя на это много времени!

— Время… Кто может стать великим? Тот, кто обманет время. Для чего? Чтобы получить знание. Чтобы всё испробовать… Ну почему ты меня не понимаешь?

— Я понимаю, — она печально вздохнула. — Этого многие хотят, но каким способом? Ты потеряешь больше, чем получишь, так мне кажется. И я знаю, какой ты упрямый…

У Лу из глаз покатились слёзы, и Олли прижал её к себе.

— Давай забудем всё, о чём мы сейчас говорили, — сказал он, погладив её по голове. — Где твоя шляпка? На траве валяется… Так нельзя, Лу, это же твоя любимая. Надевай шляпку и пойдём перекусим. Ну, всё в порядке…

* * *

Едва воспоминание закончилось, Гарри возбуждённо вскочил с кресла и бросился в потайной шкаф. Прошло несколько минут, прежде чем он нашёл, что искал: жёлтый фиал с надписью из двух букв: «К-Ж». Покрутив фиал в руке, Гарри осторожно откупорил его и пустил в Омут очередную светящуюся нить. Он знал заранее, что ему предстоит увидеть, и потому ненадолго замер в нерешительности. Его собственные, а не чужие воспоминания пустили холодок по спине. Он сам был «К-Ж»; это была и его история тоже. С ужасом Гарри вдруг осознал, что напрасно так старательно оберегал свою тайну: о крестражах знали и другие. Приготовившись стать свидетелем преступления, он нырнул головой в белый туман.

* * *

В лавке, как всегда, пахло деревом и пылью.

— Я рад, что вы пришли, мистер Холихью, — сказал Гаррик Олливандер, вежливо улыбаясь покупателю и меняя табличку на входной двери с «Открыто» на «Закрыто». — Чтобы нам никто не мешал, — пояснил он и вернулся к прилавку. — Отец оставил для вас несколько палочек, и вы должны непременно попробовать все варианты.

Грузный волшебник лет сорока, в тёмно-синей мантии и такого же цвета шляпе, подошёл к коробкам на прилавке и открыл одну из них. У него были светлые, водянистые глаза и почти бесцветные брови. Достав палочку, он придирчиво осмотрел её, пустил Люмос, а затем повернулся к Олливандеру.

— Жила дракона, яблоня? — спросил он властным, уверенным тоном.

— Да. Вам нравится?

— Всегда считал яблоню женским деревом… Хотя слушается неплохо. Меня все женщины слушаются, — добавил он с тихим смешком.

— Есть ещё кедр, девять дюймов, — сказал Олливандер. Он выглядел бледнее обычного, но держался уверенно.

— А не слишком ли коротка?

— Зато её легко спрятать. Хотя вам и так есть что прятать, не так ли, мистер Холихью? — Олливандер достал из кармана свою палочку и направил её на покупателя.

— Ты хочешь предложить мне свою? Какого драк…

— Ступефай!

Заклинание вышло такой силы, что Холихью отлетел к противоположной стене. Олливандер быстро вышел из-за прилавка, продолжая целиться в упавшее тело и сжимая что-то в левом кулаке.

— Инкарцеро! Мобиликорпус!

Связанное путами тело поднялось в воздух и медленно поплыло в сторону дальней подсобки. Олливандер двинулся следом; палочка в его вытянутой руке заметно дрожала. Гарри шёл за ним, глядя во все глаза. В подсобке Холихью рухнул на пол у камина, и Олливандер наклонился над своим врагом.

— Петрификус Тоталус! — сказал он, тыча палочкой в лицо Холихью. Тот явно не понимал, что происходит, и лишь испуганно смотрел перед собой. — Лукреция Блэк, — продолжил Олливандер. Он перестал дрожать и казался предельно сосредоточенным. — Лу. Ей всего девятнадцать. А тебе сколько, жирная свинья?

Резко выпрямившись, он разжал левый кулак и направил кончик палочки на кольцо, которое Гарри сразу же узнал. И вдруг в тот самый момент, когда Гарри замер от нетерпения, а Олливандер наконец открыл рот, чтобы произнести заклинание, лавка качнулась, как от землетрясения, предметы и фигуры стали нечёткими — и уже спустя мгновенье мрачный Гаррик Олливандер, засунув руки в карманы, стоял и смотрел на пылающий камин.

Запах в подсобке стоял ужасный… Возможно, он беспокоил и Олливандера, потому что тот повернулся, взял из угла ящик с прутьями и обломками дерева и вывернул его в огонь. Он ещё долго смотрел на пламя, с яростным упорством сжимая кулаки, и Гарри ждал вместе с ним. Когда камин догорел, Олливандер вынул из кармана кольцо, покрутил его в руке и снова спрятал.

— Прости меня, Лу, — тихо сказал он, прежде чем развернуться и уйти в торговый зал магазина.

* * *

— Хозяин хочет извести все бумаги… Хозяин опять всё выбрасывает, ой-ёй-ёй… Как можно? Что будет с домом, что будет со старинным наследством? Ох…

— Кричер, что ты там бормочешь? Отчего опять недовольный вид? Лучше помоги мне.

— Кричер не может помогать выносить бумаги, у Кричера руки отсохнут…

— Ничего не нужно выносить, — раздражённо сказал Гарри. У него ужасно разболелась голова, потому что он полночи провозился с архивом Блэков. — Просто помоги мне найти нужную информацию. Тут у нас тролль не валялся! Все года перемешались, в папке с родословными лежат какие-то долговые расписки…

— О, валялся! Очень даже валялся. Давно, мне ещё мистер Орион рассказывал. Специально схватился за руку старого хозяина, когда тот аппарировал — пришлось его оглушить и перенести обратно в лес.

— Кого оглушить? Ориона Блэка?

— Что вы, как можно! — эльф возмущённо надулся. — Тролля…

— Какого тролля? Кричер, перестань нести чушь. Лучше скажи, могут ли у нас храниться бумаги Лукреции Пруэтт? Кажется, после смерти Игнатиуса Пруэтта их с Лукрецией дом продали, а все ценности и документы перевезли сюда, это так? — Гарри левитировал несколько свитков со стола в большую коробку, которая отправилась на верхнюю полку шкафа. — Ты мне поможешь?

Кричер довольно улыбнулся.

— Хозяин не станет ничего выбрасывать? Хозяин интересуется семейными ценностями… Это замечательно.

— Кричер? — настойчиво спросил Гарри.

— Сейчас я принесу вам опись, — эльф медленно подошёл к старому комоду и выдвинул незаметный боковой ящик. — Её начал составлять покойный мистер Орион… Вот, всё на месте.

Гарри взял протянутый ему пергамент и стал его бегло просматривать.

— Какой ужасный почерк… Ага, нашёл: завещание Лукреции Пруэт — A2-13. Что это значит?

— Кричер не лезет в хозяйские бумаги, но Кричер отвечает за порядок… Это там, — эльф указал на нужную полку и прищурился: — А зачем хозяину завещание госпожи Лукреции? Она поступила нехорошо, она ничего не оставила семье…

— Откуда ты знаешь? — Гарри замер на полпути к шкафу. — Ты помнишь, что в её завещании?

Кричер гордо поднял голову.

— Кричер помнит, какой был скандал — разве такое забудешь? Сами посудите: вокруг столько несчастных Блэков и столько бедных Пруэттов и их родственников — взять хотя бы вашего друга мистера Уизли — а миссис Лукреция оставляет всё своё имущество какому-то продавцу палочек… Говорят, что мистер Олливандер был достойнейшим из магов, но её поступок расстроил семью, потому что так не делается.

— А что ещё ты знаешь о Лукреции Пруэтт? — с надеждой спросил Гарри, потирая виски. Он и так выяснил достаточно — картина сложилась почти полностью, за исключением деталей, которые вряд ли можно будет восстановить. Ему ужасно не хотелось снова копаться в документах Блэков.

— Кричер почти ничего не знает, ему не положено совать нос в личные дела волшебников…

— Хм… Ну, если ты ничего не знаешь, придётся мне спросить у Молли, она ведь урождённая Пруэтт, — холодно заметил Гарри.

— Вам не нужно никого спрашивать, хозяин, — поспешно добавил эльф, — и не нужно приводить сюда эту женщину… Я расскажу всё, что помню.

— Хорошо, — усевшись в старое кресло, Гарри поморщился от скрипа и устало вздохнул. — Скажи мне, отчего умерла Лукреция?

— Это неизвестно, но она была уже немолодой… Бедный мистер Пруэтт очень переживал, в том числе из-за её завещания, и умер всего год спустя.

— Кажется, у них не было детей?

— Нет, но мистер и миссис всегда приходили вместе на семейные торжества. Они были очень дружны.

— И счастливы? — спросил Гарри.

Эльф пожал худыми плечами и поправил свою длинную линялую майку.

— Кричер не знает, что такое счастье для волшебника — у эльфов своё счастье.

— И всё же?

— Хозяйка приходилась миссис Лукреции троюродной сестрой, и они навещали друг друга. Кричер никогда не подслушивает, но он не глухой…

— Естественно, — согласился Гарри. — И что ты слышал?

— Миссис Лукреция уважала своего мужа, потому что он был из достойной семьи. Её отец, старый мистер Арктурус, был очень доволен. Но хозяйка говорила, что «Лукреция вышла не за того». Неясно, что она имела в виду, — эльф умолк и исподлобья глянул на Гарри. — Хозяин голоден, Кричеру пора заняться завтраком…

Гарри кивнул, откинулся в кресле и закрыл глаза.

— Спасибо, Кричер, ты мне очень помог!

По пути на кухню эльф что-то недовольно бормотал себе под нос, но Гарри расслышал только «несвежий бекон» и «эти жуткие мюсли».

* * *

— Значит, заклинание, создающее крестраж, ты так и не услышал? — с досадой спросила Гермиона.

— Может, оно и к лучшему, — усмехнулся Гарри. — Мне кажется, Олливандер специально изменил воспоминание, чтобы заклинание осталось в тайне.

— Может быть, — она выпустила из рук смятую салфетку и разочарованно вздохнула. — Я согласна, что есть вещи, которые лучше не знать, хотя очень хочется…

Они снова сидели в своём любимом пабе в магическом квартале Рагби и обсуждали последние новости, но на этот раз без Джинни, занятой бесконечными тренировками.

— Как сам? — с деланым равнодушием спросил Рон. Он не отличался глубокой чуткостью, но в определённых ситуациях они с Гарри понимали друг друга без слов. Тема крестражей всегда была для Гарри болезненной.

— Нормально.

Рон кивнул.

— Вот и хорошо. А что ты скажешь Джербольду?

— Скажу, что не нашёл следов насильственной смерти.

— А про фиалы?

Гарри с сомнением покачал головой.

— Джербольд знает, что в доме есть Омут памяти, но считает, что он пуст. Мне кажется, не стоит рассказывать ему про потайной шкаф. Если Олливандер решил сохранить всё в тайне, то и мы должны. Есть вещи, которые никто не хотел бы узнать о своих родителях…

— Жаль, что мы так и не узнаем, что всё-таки произошло у озера, — заметил Рон.

— Ну почему же? У меня есть идея, — задумчиво сказала Гермиона. — Возможно, Олливандер решил уничтожить крестраж, чтобы вернуть свою душу, но для этого ему нужно было искренне пожалеть о содеянном. Его убило раскаяние. Я читала об этом в «Волховании».

Гарри неуверенно покачал головой.

— Раскаяние? Не думаю, — он невольно поёжился, вспомнив сцену у горящего камина и упрямое выражение лица Олли. — Нет, Олливандер ни о чём не жалел, просто ему всё надоело. Скорее всего, он снял заклятие с кольца и уничтожил крестраж, который держал его на этом свете.

— Он предполагал, что умрёт? — спросила Гермиона.

— Вряд ли. Возможно, он надеялся тихо дожить свой срок, но вышло по-другому: этого срока просто не осталось.

— Я так и знал, что с этим кольцом что-то не так, — проворчал Рон.

— Кстати, ни Робардс, ни Невыразимцы ничего на нём не нашли, кроме «следов тёмной магии неясного происхождения», — заметил Гарри. — Зато теперь я понимаю, что Олливандер имел в виду, когда сказал Джербольду, что я победил «эту мерзость».

— До сих пор как вспомню медальон, так вздрогну, — Рон болезненно поморщился. — В любом случае, Олливандер сам виноват, — подытожил он.

— Интересно, почему Олли и Лу всё-таки расстались? — спросила Гермиона.

— Я думаю, он всё ей рассказал, и правда ей не понравилась, — Гарри задумчиво почесал в затылке, вспоминая преданный взгляд Лу, направленный на возлюбленного. — Возможно, Лукреция простила бы его раньше, если бы он убил того подонка по-другому.

— А давайте как-нибудь сходим на озеро, на то самое место? — предложила Гермиона. — Интересно посмотреть, остались ли на противоположном берегу буквы.

— Нет, я проверял, — сказал Гарри, — там всё заросло лесом.