Орхидеи ещё не зацвели (гет)

Он обладатель самых пронзительных карих глаз на всём белом свете. С ума сойти можно, любуясь его улыбкой. А как он смотрит на неё, целуя руку? Вся кожа покрывается мурашками в один миг...

Вздрогнув от странного шума за окном, Бэрил очнулась ото сна и увидела мужа в неярком свете луны. Его лицо казалось бледным, как у мертвеца. В последний раз она видела его таким три года назад назад в тот злополучный весенний вечер, когда Джек науськивал свою собаку, а Генри сжимал бокал вина — до побелевших костяшек. А сейчас он застыл, приподнявшись с кровати и неотрывно глядя в окно. Будто кот, навостривший уши, почуявший опасность и готовый в любой миг дать дёру.

— Генри... — Бэрил прикоснулась к его руке. Она была холодной, и каждый волосок стоял дыбом; её нежные пальцы погладили его предплечье, успокаивая. — Что с тобой?

— Ты слышала этот звук? — его голос сорвался и осип, словно в горле что-то мешалось.

— Какой звук, мой дорогой? — тихий голос супруги вывел его из оцепенения.

Явно успокоившись, Генри прижался к её груди.

— Должно быть, мне почудилось, — он поцеловал её в шею, не желая волновать. — Я люблю тебя, Бэрил.

— И я тебя, Генри.

Она была из тех женщин, что не теряют своего очарования даже спустя годы замужества, даже живя в такой глуши. Он любовался тонкими чертами её лица, несмотря ни на что уверенный, что эта женщина создана для него и больше ни для кого. Столько времени заглушая в себе воспоминания о пережитом ужасе, он и вправду начал забывать о своём страхе и о том, что ему пришлось пройти на волосок от смерти, но, проснувшись среди ночи от душераздирающего воя, он будто снова с головой окунулся в этот кошмар трехлетней давности.

* * *

Пустынный замок накрыла холодная серая осенняя мгла. Стрелки часов мерно тикали, а потом пробило восемь пополудни, разбудив дремлющего в своем мягком кресле Генри Баскервиля. Он широко зевнул и хотел было позвать Бэрримора, но вспомнил, что отпустил его вместе с женой на несколько дней в соседнюю деревню к родственникам. Кто-то из их родни умер. Повод был более чем веским и печальным. Но всё же он пожалел об этом в первый же день. Опустевший замок казался ещё мрачнее, чем был. Бэрил была молчаливой и отстраненной.

Но больше всего молодого сквайра тревожил до боли знакомый звук — вой страшного существа, услышанный им посреди прошлой ночи и двух других до неё. Это был душераздирающий вой собаки. Генри узнал бы его и через двадцать, и через тридцать лет. И тут же вспомнился перенесённый ужас, смертельная опасность, суеверный страх — а что, если это тот самый дьявольский пёс, преследующий древний род? Ведь не зря эти истории передаются из уст в уста уже несколько столетий.

Нет, конечно, он не сказал об этом жене, не говорил и прислуге. Стэплтон мёртв, та история не может повториться. И это было похоже на сумасшествие. А Генри совсем не хотел прослыть сумасшедшим. Довольно, что все в округе считали его эксцентричным из-за канадских привычек. За несколько лет житья в Баскервиль-холле он так и смог превратиться в настоящего английского лорда. Однако его прошлый опыт работы на ферме оказался весьма полезен. Продолжая дело своего погибшего дядюшки, он поднял поместье из упадка, и вскоре оно обзавелось своим садом и небольшими полями, где росли культуры, способные плодоносить на торфяной болотистой почве, а в сарае за домом поселилась разнообразная скотина. Жизнь в старом средневековом замке текла своим чередом. Сэр Генри подумывал и о потомстве, счастливый от того, что владеет таким сокровищем, как его жена. Однако Бог пока не давал им детей, да Генри и не торопился, зная, что жизнь их только начинается.

Оттого столь устрашающим был для него голос позабытой собаки. Тени прошлого сгустились над ним.

— Генри... Генри! — раздался с лестницы голос Бэрил. Генри подскочил от неожиданности и машинально спрятал опустевший бокал из-под виски. — Генри...

Он заметил бледность в её лице и неуверенную походку.

— Что случилось, дорогая? Тебе плохо?

— Я уже не могу это терпеть... С самого утра болит, — она согнулась, хватаясь за перила, свободную руку прижимая к животу. — А сейчас боль стала невыносимой... Не мог бы ты послать за доктором Мортимером?

— О, чёрт... Нет, мы должны сейчас же ехать к нему.

Препроводив жену в коляску, Генри сам запряг лошадей и пустил их вскачь по покрытой густым туманом дороге. Воспоминание о скончавшейся от аппендицита матери не давали ему покоя.

Густой туман покрывал всё вокруг. Вкупе с опускающейся на болота мглой, туман делал дорогу едва различимой, и висящий на упряжи фонарь позволял видеть колею впереди лишь на какие-то несколько метров.

Генри погонял лошадей, вглядываясь во тьму. Но внезапно ворвавшийся в тишину ночного болота вой заставил его резко потянуть поводья на себя. Сердце Генри Баскервиля зашлось в груди, Бэрил вскрикнула, не понимая, что происходит. Генри достал хлыст и со всей силы ударил по спинам лошадей, вжимаясь спиной в жёсткую перекладину коляски, которая сорвалась с места и понеслась по сырой дороге.

— Генри, что с тобой? Ты нас угробишь! Остановись, пожалуйста! Коляска может перевернуться, Генри! — в глазах Бэрил стояли слёзы, она изо всех сил держалась, стараясь не выпасть из трясущейся коляски.

— Ты разве не слышишь этого? Оно... Преследует нас...

Впереди забрезжил слабый огонёк, едва видимый в тумане. Генри немного успокоился и попытался усмирить лошадей. Должно быть, это и есть огни дома доктора. Ему показалось, что они ехали целую вечность через эти пустые земли. Но приближаясь к свету, он стал различать, что это вовсе не светящиеся окна, а стена пламени, пересекающая дорогу. Будто в кучу свалили сухие ветки и подожгли прямо посреди узкой дороги. Лошади встали на дыбы, и коляска жутко накренилась. Бэрил вскрикнула снова и, вывалившись из неё, лишилась чувств.

— Бэрил? Ты жива? Дорогая... — Генри и сам едва удержался. Его руки дрожали, когда он, усмирив лошадей, спрыгнул с облучка и склонился над женой, чтобы поднять её и уложить в коляску. Происходящее казалось сумасшествием. Кому нужно было устраивать костёр посреди дороги ночью?

— Я сплю... Всё это лишь дурной сон...

И на этом кошмар не хотел заканчиваться. Стоило ему положить жену на сидение, как его плечо сжали чьи-то жёсткие пальцы. Он обернулся и безумно закричал. Перед ним оказалось изуродованное бледное лицо утопленника. Будто покрытое серой глиной, оно светилось в темноте.

Генри попятился. Это лицо он узнал сразу. Джек Стэплтон, его двоюродный брат шагнул к нему, скалясь и выплёвывая болотный ил вместе с водой. Генри упал, крича от ужаса, и пополз, перемазываясь в грязи, а жуткий мертвец улыбался такой узнаваемой улыбкой. Призрак торжествовал. Генри достал пистолет, раздался выстрел, но пуля не в состоянии была убить мертвеца.

— О, нет-нет. Почтенному сэру не пристало марать свои руки... — Генри был на грани срыва, когда его ударили сапогом по руке и револьвер выпал из неё, исчезая в полумраке. — Ты виноват во всём сам. Ты и твой папаша. Вы лишили меня всего — нормальной жизни, наследства. А теперь и жены... Но её я заберу. Однако сперва разделаюсь с тобой, недоносок!

Не в силах осознавать что-то трезво, Генри заметил движение со стороны скалы и обмер. Он будто вернулся в свой самый ужасный кошмар, который с появлением мертвеца стал ещё страшнее. Из темноты на него неслась огромная собака, храпя и порыкивая. Он не знал, как нашёл в себе силы подняться и помчаться прочь, слыша за спиной её страшное тяжелое дыхание.

* * *

Новости в Девоншире по своему обыкновению распространялись не посредством газет. Большинство новостей разлеталось по ближайшим фермам и домам на языках любопытных служанок и пастухов. Вот доктор Мортимер, известный на всю округу, проехал в своей коляске по торфяным болотам к Баскервиль-холлу, а за ним и следователь из города. Мальчишку из поместья отправили на почту, а по пути он разболтал о том, что сэр Генри Баскервиль при смерти и лично просил телеграфировать мистеру Холмсу и доктору Ватсону в Лондон. Вот снова коляска доктора Мортимера пересекает бескрайние пустынные земли, а грязь налипла на колёса, и, того и гляди, этот нехитрый транспорт может перевернуться и окунуть уважаемого доктора в трясину. Но на этот раз всё обошлось. Жена сэра Генри, миссис Баскервиль слегла с тяжелым сердечным недугом после того, как похоронила мужа. Пастух Эндрю рассказывал в трактире, что именно он нашел молодого Баскервиля рано утром едва живого неподалеку от Баскервиль-холла. А из некролога узнали о том, что уважаемый человек по имени Генри Баскервиль скончался в своём поместье вследствие многочисленных травм, полученных в результате падения со скалы.

Миссис Бэрримор не отходила от постели овдовевшей хозяйки Баскервиль-холла. Безутешная Бэрил уже несколько дней не выходила из своей спальни и стала похожа на бледное подобие себя самой.

Утром Элиза вернулась на кухню с полным подносом. Она поставила его на стол и тяжело опустилась на стул у закопчённого очага. Хлопнула дверь чёрного хода, но она не сдвинулась с места, погрузившись в свои горестные мысли. Все они успели полюбить молодого хозяина, достопочтенного сэра Генри Баскервиля. Теперь же над поместьем нависли тяжёлые чёрные тучи. Горькие слёзы Бэрил Баскервиль не давали и скромному лучику солнца проникнуть в эти осиротевшие холодные стены.

Мистер Бэрримор вошёл в кухню и опустился на стул у окна. Элиза подняла на него вновь красные от слёз глаза. Он посмотрел в них и не проронил ни слова.

— Есть новости от мистера Холмса? — спросила она, наконец, не выдержав его молчания.

— Нет. Ничего нет, Лиза, — он смял в кармане полученную на почте телеграмму и поднялся, убирая с подноса нетронутый завтрак.

— Послать бы за доктором Мортимером... Боюсь, что она так совсем себя погубит...

— Шутка ли, овдоветь дважды?

В бумаге, которую Бэрримор получил на почте, сухим канцелярским языком было написано: "Телеграмма не была доставлена ввиду скоропостижной смерти адресата".

В этот день дороги совсем размыло от непрекращающихся дождей, и доктору Мортимеру приготовили комнату для гостей, где он собирался переждать ночь. Осмотрев пациентку, он вышел и распорядился, чтобы ей принесли хлеба и тёплого молока, а потом вернулся, складывая стетоскоп в саквояж.

— Amor non est medicabilis herbis, — вздохнул доктор Мортимер, захлопывая свой саквояж. — Нет лекарства от любви. Но вы не должны губить ни в чём не повинную душу, миссис Баскервиль.

Бэрил подняла на него измученный взгляд. Доктор опустился на край её постели и очень бережно взял за руку. Та слабо дёрнулась, но выбраться из его ладоней не смогла или не захотела.

— У меня для вас большие и очень хорошие известия. Вы носите под сердцем наследника вашего погибшего мужа. Если не перестанете себя изводить, плод может погибнуть.

— Вы верно шутите, доктор, — на её лице не было и намёка на подобающую в такие мгновения радость. — Мы с Генри так долго этого ждали...

— Поешьте, госпожа, — взмолилась Элиза, входя в комнату с нехитрым ужином. Она услышала последние слова и поняла всё без объяснений. Улыбка озарила её заплаканное лицо. Она уже представляла, как будет нянчить сына или дочку милейшего сэра Генри, и с трудом донесла поднос до прикроватного столика, не расплескав молоко.

Бэрил не смогла отказаться. Её бледные потрескавшиеся губы тоже растянулись в слабой улыбке, а рука потянулась к стакану.

Ей показалось, что рядом с ней Джек, и его лучистая улыбка озаряет тёмную комнату, но это была лишь Элиза, которая принесла в спальню хозяйки ещё пару керосиновых ламп.

* * *

Его ревность и клокочущая в груди ярость затмевали разум. Она вспоминала, как грубо муж сжал её локоть, оттаскивая от влюблённого в неё мужчины. Как в тот миг он был прекрасен, и как дрожали его руки, когда он привел её домой.

— Боже, зачем ты так, Джек? — стянув перчатки, она кинула их на столик у входной двери. В тот день чудесное весеннее солнце освещало прихожую ярким светом, и легкие пылинки скользили в его лучах. — Ты ведь знаешь, что я делаю это только для тебя.

Восхищение и нежность сменились обидой. Прекрасная в своей невинности мисс Стэплтон превратилась в рассудительную миссис Ванделер.

— Я не могу больше разыгрывать этот маскарад, — Джек запустил руку в волосы, проходя по гостиной, и рухнул на диван. — Может быть, покончим с этим и уедем отсюда? — как часто их обоих посещали мысли оставить свой преступный путь и пойти на попятную. Но на кону стояла не только безбедная жизнь, но и свобода. А ещё Джек помнил об обещании, данном им отцу — забрать фамильное поместье.

— Хорошо, муж... — Бэрил подошла к нему и, присев рядом, положила ладони на плечи. Он будто вспомнил день свадьбы, её обворожительную улыбку, стыдливое "да" перед алтарём и утро после первой ночи, когда она спала в его объятьях и казалась трогательным и хрупким существом. — Но ты ведь сам говорил, что нам ничего не угрожает, нужно лишь сделать так, чтобы всё выглядело как случайное стечение обстоятельств. А на случай неудачи мы должны подготовиться и просчитать, что нужно делать.

— Но сыщик...

— Доктор Ватсон и Шерлок Холмс такие же люди, а людям свойственно ошибаться и доверять своим глазам.

Он слабо улыбнулся и завёл прядь волос ей за ухо, любуясь своей красавицей-костариканкой.

— Что бы я делал без тебя, Бэрил? — произнёс он и запечатлел на её тонких чувственных губах нежный поцелуй, всё крепче сжимая стройный стан в объятьях.

* * *

С момента гибели Джека прошло больше года. Спустя месяц после трагических событий сэр Генри сделал вдове Ванделер предложение, и она согласилась. Ловушка захлопнулась, когда он пришел в её одинокий дом, наполненный скорбью, посвежевший и загоревший после долгого путешествия, не откладывая своих намерений в долгий ящик. Женщина, которую он успел полюбить, жила совсем одна. Теперь их сближало ещё кое-что. Оба они были жертвами в игре её изобретательного мужа. Спустя ещё месяц они сыграли свадьбу, на которой не было родственников. Только немногочисленные друзья семьи.

Генри порой выезжал из своего поместья подальше от торфяных болот, в город. Они жили там по несколько недель в году. Бэрил могла похвалиться нарядами, а слишком эксцентричный для чопорной Англии канадец развлечься и завести полезные знакомства. И в один из вечеров, прогуливаясь в порту в одиночестве, когда Генри играл в преферанс, Бэрил встретила его.

Он отрастил бородку, слегка поправился и носил старый потрёпанный костюм. Куда только делись его аккуратность и манеры... Но она узнала бы его, вымажись он даже гуталином. Джек улыбнулся ей, хитро прищурив по-прежнему озорные глаза.

— Не желает ли прекрасная леди отужинать в нашем заведении? Трактир "Золотой якорь" лучший в округе! А ещё у нас есть отдельные комнаты для тех, кто хочет побыть в одиночестве или провести время со старым другом! Не проходите мимо, мадам!

— Как же долго я ждала тебя, Джек... — она сжала его руку, пока он целовал её пальцы.

Следующим вечером Бэрил выкроила час, когда её не должны были хватиться.

— Мы не могли... Рисковать... — он ловко расшнуровывал корсаж жены. — А сейчас я всё подготовил. Нужно лишь немного подождать.

Гостевая комната в трактире не отличалась чистотой и уютом, но им обоим было плевать на такие мелочи.

— Как ты спасся, Джек? Зачем только ты просил меня сказать им про твоё убежище? Я почти поверила в то, что ты погиб... — печально улыбнувшись, она поцеловала его в висок. — Но орхидеи под моим окном вернули мне тебя... — взяв в руки его лицо, она мягко поцеловала его тонкие губы.

— Я знал, что ты всё поймешь. Ты же знаешь, я спланировал всё заранее, а на деле это оказалось даже проще, чем я думал... А теперь ответь мне, Бэрил. Ты всё ещё моя?

Стыдливо опущенные глаза и судорожный вздох были ему ответом.

— Всегда...

* * *

Генри Баскервиль-младший родился спустя девять месяцев после гибели своего отца. Бэрил, вступившая в наследование имуществом своего мужа и полноправное представительство наследства своего малолетнего сына, отказалась от жизни в глуши, мотивируя это тем, что хочет своему сыну добра, а не жизни в месте, где умер его отец, как и многие его предки, скончавшиеся при ужасающих обстоятельствах. И единственным верным решением, по её представлениям, было продать Баскервиль-холл и приобрести виллу в Коста-Рике. Общество Девоншира приняло это решение с пониманием, они ещё не успели оправиться от суеверного страха, вновь вернувшегося в эти края. Младшему сэру Генри никто такой же участи не желал, и ничто не помешало госпоже Бэрил Баскервиль с сыном покинуть Англию.

Джек ждал её на берегу моря, где, сойдя с трапа прекрасного пятимачтового корабля, она, наконец, смогла обнять его, а Джек смог взять на руки своего родного сына, и они снова воссоединились, не опасаясь быть раскрытыми.

* * *

PS:

— К сожалению, на наших руках ещё одна смерть, дорогой Ватсон.

— Что случилось, Холмс?

— Помните дело о собаке Баскервилей?

— Как же забыть?

— Мне почти сразу по вашему отъезду в свадебное путешествие пришло письмо от доктора Мортимера. Он высказывал радость по поводу моего доброго здравия, узнав о том, что я жив, из ваших книжек. И поведал мне о смерти нашего доброго друга. Сэра Генри Баскервиля. Знаете, после вашей женитьбы я хотел заняться чем-то, что могло бы отвлечь от свалившегося на меня одиночества. Ведь мне, по правде говоря, не хватало вашего доброго общества, мой дорогой друг. И я поехал в Девоншир. Сейчас мне очень стыдно признаться, что я тогда верил лишь своим глазам, и чутьё подвело меня. Первое — это Бэрил Гарсия.

— Как же так, Холмс? Мы же были уверены, что она не причастна к преступлениям мужа.

— Женщины, Ватсон... Это самый ненадёжный материал. Все мы были по-своему очарованы ею, и ваш покорный слуга принял желаемое за действительное. А действительным оказалось то, что эта парочка ловко обвела вокруг пальца всех нас. Бэрил не пыталась спасти Генри. На самом деле она действовала сообща с мужем с самого начала. И волнение за судьбу наследника, которое она перед нами показывала, было предназначено только для того, чтобы он, как и его покойный дядя, уверовал в собаку. Да и на случай неудачи она отводила от себя все обвинения. Этой женщине не отказать в изобретательности. А, впрочем, может быть, она действовала по инструкции мужа. И ведь он сам оградил её от обвинений в сообщничестве, связав и заперев на чердаке в тот роковой вечер. Однако, дорогой Ватсон, он и в своей смерти смог обмануть нас. Помните ту перестрелку? Прокручивая в голове происходившее, я должен был понять, что действия его были излишне демонстративны, а гибель не так очевидна, как казалось в тот момент. Ведь в сущности мы не увидели ничего, только пузырьки воздуха на тёмной поверхности болота. Это могло быть следствием сброшенного в воду мешка с камнями, да чего угодно. Стэплтон знал Гримпенскую трясину гораздо лучше нас с вами, и расположение холма давало ему возможность скрыться без особого труда. Нас обманули, как детей, Ватсон. И теперь наш дорогой друг мёртв, а его жена вместе с убийцей, получив наследство, затерялись где-то на берегах Нового Света.XXX