Рыло (джен)

Глава четвёртая, в коей рыло появляется в уездном училище и своим появлением ставит точку в существовании оного.

Школьный учитель Вздрючкин имел обыкновение допрашивать своих учеников столь тщательным образом, будто дело происходило не в уездном училище, а в каменных подземельях средневековой инквизиции, сам же при этом чувствовал себя полновластным хозяином над судьбою несчастного обалдуя, не выучившего урок. Не обходилось порою и без допроса с пристрастием, чему свидетельствовал пучок ивовых прутов, скромно стоящий в ведре у стены.

Детей Вздрючкин терпеть не мог. В задачи сего педагога не входило донести до юных умов какие-либо сведения из учебников: вся его профессиональная деятельность сводилась к ежедневному изведению подопечных ядовитыми и колкими нравоучениями, тянущимися на протяжении всего урока, да инквизиторским допросам. Школяры к наставнику своему тоже не питали тёплых чувств, корчили ему вослед рожи и рисовали на него пародии, в коих он представал то крокодилом, то ядовитым змеем, а то и обезьяною.

Как-то раз во время урока истории речь зашла об учёных мужах древности, в частности, об Архимеде. Жертвою допроса был туповатый детина, которому давно уж следовало покинуть школьные стены, но по причине скудоумия бедолага никак не мог перейти из класса в класс и продолжал, по простонародному выражению, протирать штаны на ученической скамье.

— Ну-с, — допытывался Вздрючкин, глядя на детину поверх съехавших на нос очков, — поведай нам, наконец, как назывался родной город Архимеда, величайшего из математиков, чьей славы никогда тебе, оболтусу, не достичь?

Детина пыхтел, мялся с ноги на ногу и смотрел в пол. Его товарищи, обладающие примерно такими же глубокими познаниями, молчали, затаив дыхание, и мысленно молили Чура, чтобы допрос продлился как можно дольше и до них очередь не дошла, но юный новичок, сидящий рядом с ответчиком, испортил всё дело подсказкою.

— Си-ра-ку-зы, — просипел он едва слышно, тараща глаза на стоящего и мнущегося соседа по парте.

Детина расцвёл в радостной улыбке и, толком не расслышав название, гаркнул на всю классную комнату:

— Серопузы!

Данное слово мгновенно породило среди школяров гомерический хохот, который даже учитель Вздрючкин не смог унять. Тщетно он призывал к порядку и сыпал допустимыми в обществе ругательствами на латыни. Весь класс на разные лады повторял: «Серопузы! Ой, не могу! Комар ступил на ногу!» — и учителю ничего не оставалось, как подождать, пока волна неуправляемого смеха схлынет.

— Смейтесь, смейтесь, — цедил сквозь зубы он, обдумывая, как бы получше наказать неслухов. — А потом и я посмеюсь. — И он многозначительно посмотрел на ведро с прутьями.

Ничто не может продолжаться вечно, и через минуту последние смешки стихли. Детина, красный как рак, торчал над классом как аршин. Вздрючкин, вновь ощутивший власть, перешёл от допроса к нравоучениям.

— Так-так, — елейным голосом проговорил он, топорща усы и протирая пенсне. — Не ожидал я от тебя, Фетюков, столь плачевного результата. И как мне прикажешь с тобой теперь поступить? А? Фетюков? Отвечай, коли спрошено!

— Не знаю… — промычал детина, на целую голову возвышающийся над худосочным наставником своим.

— Полагаю, ты мнишь себя превеликим знатоком истории, коли знаешь такие города, о которых даже в учебниках не писано. Может, высший балл тебе поставить за Серопузы? А? Как ты полагаешь, Фетюков, достоин ты высшего балла за сегодняшний ответ?

— Не-ет, — протянул Фетюков, глядя на свои башмаки и думая: «Попадись ты мне где-нибудь в переулке, морда усатая, ужо я бы тебе все рёбра пересчитал».

— Прекрасно, — продолжал развлекаться педагог и с загадочной улыбкой прошёлся меж парт, потирая руки. Определённо он что-то задумал. Школяры притихли в ожидании, и на их простоватых лицах читалось: «Что-то этот хмырь собрался учудить?» А Вздрючкин подошёл к доске, взял мел и раскрыл уже рот, чтобы высказать окончательный приговор, но заговорить не успел, потому как чёрная школьная доска вдруг затрещала, словно её из соседней комнаты проломили тараном, лопнула посредине, и из неё вылезло здоровенное рыло, да так удачно, что кусок мела, коим учитель начал писать, оказался у рыла в правой ноздре.

(Здесь необходимо краткое отступление, дабы прояснить намерение Вздрючкина, которое так и не осуществилось. А хотел сей представитель учительского сословия написать правильное название знаменитого греческого города, а затем принудить непутёвого ученика скопировать это название в тетрадку ни много ни мало тысячу раз, чтобы в глупой голове навсегда отложилось, где жил Архимед).

Сорок глоток исторгли дружное испуганное «Ах», и школяры отшатнулись. Учитель с перепугу попятился и, запнувшись о собственную ногу, плюхнулся на пол. Рыло же поворочало пятачком, который был размером с хорошую сковороду, со свистом набрало воздуха и оглушительно чихнуло, отчего стёкла в окнах зазвенели. Злополучный мел при этом, словно пуля, вылетел из бездонной ноздри и угодил Вздрючкину по лбу.

— Не школа тут у вас, а гадюшник, — презрительно сказало рыло. — Что учитель, что ученики — не поймёшь, кто тупее. Лучше бы шли улицы мести — хоть польза от вас была бы.

Директор и два других учителя, прибежавшие из соседних классов на шум треснутой доски, застыли в дверях с разинутыми ртами и выпученными глазами, а рыло фыркнуло, дёрнуло пятачком и втянулось в стену за доской, будто его и не было.

И тут-то школяры, наслушавшиеся друг от друга баек о привидениях и нечистой силе, завопили дурными голосами, повыскочили из-за парт и толпой ломанулись на выход, сметая на своём пути всё и вся.

— А-а-а! — горланили отроки, перепуганные рылом, и прыгали через поверженных на пол почтенных наставников.

— Вздрючкин, вы уволены! — едва ли не громче школяров кричал с полу директор, потрясая раздавленными очками.

— Я тоже увольняюсь! — срываясь на визг, прокричал второй учитель, тщетно пытающийся встать. — Я не намерен служить в заведении, где из школьных досок лезут рыла!

Последний оставшийся учитель, отползающий на четвереньках в сторону, прокричал что-то по-французски, но по его побагровевшему лицу и нахмуренным бровям было ясно, что и он не желает связывать свою дальнейшую карьеру с этой школой, и не далее как через четверть часа после появления рыла директор остался в полном и абсолютном одиночестве, если не считать ватагу школяров, набежавших из других классных комнат и с любопытством поглядывавших на разломанную доску.

— Потап Авдеич, а уроки будут? — спросил самый храбрый.

— Пшли вон!!! — рявкнул директор и рванул на себе галстух. Уроков на ближайшее время не предвиделось, да и само существование училища встало под угрозу, потому как имел место не только гнусный скандал, но и необъяснимое мистическое явление, само по себе способное отпугнуть кого угодно. По вине рыла училище навсегда покрылось дурною славою.