Шопоголик (гет)

Я ем курицу в каком-то вшивом кафе, где пахнет сигаретами и сыром, и запиваю ее энергетиком. Диетическую колу я уже выпила, и теперь в моем стакане — энергетик. Наверное, от меня жутко воняет, но целоваться я сегодня ни с кем не собираюсь.

Ночью я пью снотворное, а днем — энергетики.

А мой отец пьет виски по утрам.

Здравствуйте! Я Кизаши, и я алкоголик.

Здравствуйте, Кизаши!

Я был чист целую ночь, но сегодня я напиваюсь.

Это не круто, Кизаши!

Каждый из нас какой-нибудь голик.

Я прошу его притормозить, но его не волнует, что только девять, и он, опрокинув третью рюмку, продолжает о чем-то говорить. Выглядит он плохо, как-то помято и сонно.

— Я вижу тебя раз в два года. Почему твой телефон всегда отключен?

— Не знаю, — говорю я.

— Купи новый телефон.

Он продолжает:

— Твою маму я видел три года назад. Зато ее стерву сестру я встречаю каждое утро.

Хоть в чем-то мы с ним солидарны. Ненавижу родственников.

Я ужасно хочу есть.

— Наверное, она живет где-то поблизости, — говорю я потом, прожевав.

— Ты не знаешь, где именно она живет?

— Понятия не имею, — отвечаю я.

Он что-то говорит, а я думаю о том, заперла ли я дверь дома. Заперла ли я дверь гардеробной. Жуткая бабка — мамина сестра — и ее дочь придут за мной.

Телефон в моей сумке звонит, и я вижу, что это сестра моей мамы. Я копирую ее номер в черный список, когда она перестает звонить, откладываю телефон и продолжаю есть.

Следующей звонит сестрица. Ее номер я тоже копирую в черный список, когда она перестает звонить.

Теперь они обе слышат «занято».

Потом мне звонят троюродный брат, тетка по папиной линии, бабушкина сестра и мамина тетя. Все их номера я заношу в черный список и убираю телефон. Не хочу выслушивать лживые соболезнования и ободряющие речи.

Наверное, отец не знает, что в данную минуту проходят похороны его жены. Я не говорю ему. Никто его не звал.

Мамина сестра и ее дочь, возможно, звонили мне, чтобы спросить, где я. Или, возможно, хотели пригрозить мне чем-нибудь, чтобы я вернула все награбленное. Но она моя мама, я не грабитель. Им нечем меня пугать.

Когда я выхожу из вшивого кафе, мне становится дурно. Мой отец ушел намного раньше меня, оставив меня наедине с курицей и энергетиком, который я налила в стакан после диетической колы. Я начинаю падать в обморок и хватаюсь за фонарный столб. У меня трясутся руки. Слишком много всего.

— Тебе плохо? — кричит какой-то парень, перебегая дорогу на красный свет. Возмущенные водители резко тормозят, сигналят ему, кричат ругательства из открытых окон и показывают жесты. Он подбегает ко мне.

Оказывается, это не какой-то парень. Это — Наруто. Он, как обычно, лохматый и в перекрученной олимпийке, с большой сумкой на плече — идет в спортзал. Он хватает меня за локоть, а второй рукой — за подбородок. Хочет, чтобы я посмотрела на него. В любой другой день он бы получил в глаз за то, что распускает руки. Я берегу свое личное пространство. Но сегодня я говорю:

— Я в порядке. Спасибо.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает и смотрит на меня огромными голубыми глазами. Наруто — хороший парень, жаль, болтает много. Слишком много. — Я только что проходил мимо твоего дома… точнее… Сакура-чан, слушай, я…

Он опять запинается, поэтому я смотрю на него, прямо, в глаза, в упор и говорю:

— Я внимательно тебя слушаю, — хочется уже быстрее покончить с бессмысленным диалогом и пойти.

— Держись, ладно? — он, наконец, говорит что-то. Отворачивается, смотрит сначала под ноги, а потом — через улицу.

— Ладно.

Когда я подхожу к двери своего дома и пытаюсь всунуть ключ в замок, я замечаю, что в скважину засунута какая-то алюминиевая палочка. Это шпилька. Копаюсь с ней около двух минут, и она, наконец, поддается мне. Я открываю дверь ключом, захожу и запираюсь изнутри на цепочку. Я проверяю дом на случай, если кто-то внутри. Никого нет.