Эльфы, люди и притворщики (джен)

Тот факт, что заговорил Соломон, Лери почему-то расстроил. Её реакцию сначала никто не понял и попросили объясниться, она отпиралась и отбрыкивалась до тех пор, пока её не достали, а когда достали… Что ж, объяснила, да ещё как. Если опустить трехэтажный мат, то суть заключалась в следующем: лошади разговаривали всегда, и доказательств тому — куча. Гулливеровские* гуингнгнмы, говорящие зверушки Нарнии и страны Гудвина-Оза, и печально известный конь по имени Умный Ганс Карла Кралля… тот самый Ганс, которого сварили в супе, несмотря на все его знания математики и азбуки Морзе. Другими словами и буквально — уж лучше молчала бы скотина, толку больше. Потому что на самом деле это очень больно, знать, что лошадей до сих пор можно увидеть на полке в магазине в баночке с этикеткой «Конина» или «Мясо жеребёнка, диетическое нежное». Грубо говоря, лошадей едят, и легально, до сих пор в Татарстане стоят мясокомбинаты, где создают колбасу по-татарски, казы, маханы и шужуки…

После её эмоциональной лекции надолго повисла тишина, все так или иначе пожалели, что вообще подняли эту тему. Лошадей и так-то жалко, а тут ещё в придачу выясняется, что они не только умные, но и разумные. Ну прямо хоть человека ешь… для сравнения. Хотя... а каких людей это останавливало? Если в наше время в час пик на углу у подземки можно купить горячий чебурек с мясом Тузика или Шарика, пропавшего два дня назад.

Всё это Лери и высказала, замораживая всех ужасом и отвращением. А потом, когда эмоции поутихли, Лери провела небольшой интеллектуальный эксперимент, тщательно расспросила умника Соломона и выяснила одну вещь: Соломон научился говорить, но умнее от этого он не стал, то есть как был лошадью, так и остался ею, другими словами мозги, мысли и желания у него остались прежними, лошадиными. Так что особого чуда, как видно, и не произошло, конь остался конем, просто между ними теперь не было речевого барьера и Соломон мог отвечать на несложные вопросы, хотя Лери его и раньше прекрасно понимала.

В один из дней, Гарри и Гильдин неспешно прогуливались по саду, когда юный эльф вдруг остановился и поднял руку, предупреждая Гарри:

— Кто-то идёт.

Прошло несколько минут, и они увидели, как к ним неуверенно-робко приближаются две девочки, обе светленькие, в белых платьицах, одна из них, явно постарше и посмелее, обратилась к Гильдину:

— Помоги нам найти взрослого, до Элронда далеко, а ближе мы никого не знаем.

— А мы с Гарри подойдём? — спросил Гильдин. Девочки переглянулись, потом смерили Гила внимательными взглядами, после чего старшая кивнула:

— Если ты сможешь снять с дерева Калена, то да, подойдёте.

При упоминании какого-то неведомого Калена Гильдин вмиг как-то подобрался и каким-то очень напряженным голосом сказал Гарри:

— Так… я — вперед, а ты приведи взрослого, срочно, Гарри. Итиэль покажет куда.

И он вместе со старшей девочкой рванул в глубину сада, оставив Гарри с младшей девочкой, которая выжидательно уставилась на Гарри, напоминая тому, чтобы он бежал уже, наконец, за взрослыми. Гарри опомнился, собрался и побежал к дому. Кого позвать, он не знал, но на всякий случай решил, что позовет папу. Отца он нашел на веранде, тот сидел на лавочке с кружкой чая и, судя по всему, ничем не был занят. Услышав просьбу сына пробежаться куда-то в сад и кого-то снять с дерева, он без раздумий поставил кружку на лавку и встал. Легконогая девочка-эльф бесшумно и стремительно побежала впереди, показывая дорогу Михаэлю и Гарри. Пробежали и миновали сад, углубились дальше в парк и, наконец, прибежали на обширную, залитую солнечным светом поляну. Краем глаза Гарри отметил несколько беседок и качелей, но цель их пути обнаружилась под ветвями большой раскидистой яблони, под которой их ждал заплаканный мальчик-эльф тринадцати лет с виду. Гильдин оказался на дереве, он сидел верхом на толстой ветке и бережно придерживал в развилке крепко спящего карапуза. Понятное дело, Михаэлю ничего объяснять не пришлось, он тут же разулся и залез на дерево, добрался до спящего малыша и, осторожно спустив его с дерева, передал Гарри. Спустившись, он принялся обуваться и между делом спросил, а в чем, собственно, проблема? Мальчишка-подросток, шмыгнув распухшим носом, сипло принялся жаловаться:

— Ох уж этот Кален! Эта его особенность уже стала легендой, а ему всего три года, учтите, сэр!.. А особенность его заключается в феноменальном умении засыпать в любом месте, быстро и крепко. Ну честное слово, целый день бегает-бегает, а потом ррраз — и вырубился, прямо там, где стоит или сидит, в этот раз вот на дереве задрых, просто караул… И не добудишься ведь, и сторожить его надо, как бы с дерева не сверзился, — помолчав, он виновато добавил: — Одно хорошо, в воде не засыпает, а то б давно утоп…

Михаэль выслушал, потом кивком поманил к себе Гарри и осторожно взял у него малыша, пристроил на коленях и стал его рассматривать — светленькие колечки локонов, пухлые щёчки, ангелочек, одним словом, и как все детки, доставляющий кучу проблем окружающим. Потом поднял голову и глянул на старшего:

— Это твой брат?

— Да, сэр, меня зовут Зейтад.

А Гарри тем временем осматривался по сторонам, удивляясь тому, что раньше не нашел это место. Потому что это был настоящий детский парк развлечений и отдыха с качелями, горочками-стенками для лазания и беседками, просторными круглыми беседками с высокой ажурной крышей, со столиками и лавочками внутри. С поправкой на древнюю эпоху, например викторианскую... Качели были подвешены к горизонтальным ветвям могучих деревьев, и сделаны они были весьма добротно, а не тяп-ляп через коленку. Поручни их хоть и веревочные, но, господи ты боже мой, каждая такая веревочка была целым произведением искусства, самое сложное макраме отдыхает! Сиденьица тоже заслуживали отдельной песни, где-то детское креслице, где-то лодочка на цепях, а под одним раскидистым дубом и вовсе целая лавочка на витых поручнях висела, для группового, значит, качания. Стенки-горки тоже не железные, привычные современному человеку из сваренных вместе арматурин, а естественные, из природных материалов. Скала-грот с щелями, мостиками-переходами и плотно прилегающими к ним ползучими толстыми кустиками, по которым было просто здорово лазить. И разумеется, вокруг каждого такого игрового снаряда — песок, обязательный мягкий песок, уж Балинору-то не знать, что дети падают и калечатся чаще взрослых. А уж дети… Кроме эльфят здесь бегали и лазили самые разные детишки и довольно странные, на придирчивый человеческий взгляд: дети магиков и мификов, мантикорята, троллята, юные, совсем ещё безрогие единорожики и зверята. Гарри даже глаза протер, видя, как играют друг с другом обычные, на первый взгляд, волчонок, медвежонок и львёнок. Если не придираться к тому, что львёнок был черным с ног до головы, а медвежонок слишком человекоподобным, то да, зверушки были вполне обычными.

Поглазев на зверей, Гарри перевел пристальный взгляд на троллей, насколько он помнил со времен своего первого курса в Хогвартсе, тролль — это безмозглое и вонючее чудовище, крайне агрессивное и тупое по определению. А тут нате вам, дети играют вместе с троллями, если это, конечно, тролль. Гарри присмотрелся к ним, пытаясь понять, кто это вообще. Внешне булыжник булыжником, круглый, покрытый мхом, прыгает и веселится, радостно смеется и что-то кричит, детка, в общем. Просто он — троллий ребёнок, и из этого следовал очень печальный вывод: почему-то в их мире из таких троллят вырастают тупые дуболомы, неужели волшебники вконец опустились… или, скорей, возвысились до уровня "Я — бог, а все остальные грязь под моими ногами". Хотя... к магглам-то они как раз так и относятся, с отвращением и пренебрежительностью.

Понятное дело, Михаэль и Гарри рассказали о парке Лери, детям и соседям, и все они стали частыми гостями в том парке, для них стало почти традицией приходить сюда каждый вечер, взрослые, чтобы подышать свежим воздухом перед сном, а дети — растрясти остатки адреналина. И здесь же, облюбовав себе одну из самых больших беседок, происходили частые встречи с Элрондом, Данилой и прочими домочадцами из дома Элронда.

А однажды произошло вот такое небольшое событие... Лери пришла в беседку в плохом настроении, что-то у неё на кухне не заладилось и в парк она идти сегодня не хотела, но не смогла устоять перед щенячьими глазками Севера и пошла. Но настроение-то от этого не переменится, вот и сидит она, тоскует и дуется на весь белый свет, а когда Элронд пришел и спросил её, что с ней, она только вяло отмахнулась и продолжала уныло смотреть вниз, свесив руки через перила беседки и опустив на них голову. Смотрит она вниз, смотрит и вдруг говорит:

— А почему тут стенка такая знакомая?

Гарри и Михаэль увидели, как Элронд аж дыхание затаил, а Данила заулыбался словно кот, который случайно обнаружил полную крынку сметаны. А Лери вскочила, бросила на отца с Данилой подозрительный взгляд и торопливо спустилась вниз, к подножию беседки. Погладила стену и, вытащив из кармана на поясе свой швейцарский складной ножик, села на колени и принялась копать, все оставшиеся в беседке свесили головы вниз и молча смотрели на неё. А Лери копает и бормочет:

— Помнится мне, что отбирали у меня что-то… И я это что-то спрятала здесь, не помню что, но сейчас я это узнаю…

Наконец её ножик обо что-то звонко чиркнул, и дальше она продолжила копать пальцами. И вот на свет божий появилась маленькая коробочка, металлическая, из-под медовых пастилок. Бережно отряхнув её от земли, Лери поднялась обратно в беседку и села рядом с мужем. Её раздирали противоречивые чувства, эта коробочка хранила её прошлое, которое она совсем не помнила и только подсознательно ощущала, что там нечто очень ценное для неё, маленькой принцессы Нори. Что-то очень важное, настолько важное, что она это спрятала от кого-то… воспоминание нахлынуло внезапно, и она, удивленно моргнув, озадаченно посмотрела на Элронда:

— Но постой, я не понимаю… я что-то прятала от тебя?

Элронд слабо улыбнулся и одними губами, беззвучно произнес:

— Открой.

Лери открыла коробочку и вынула из неё сверточек, оказавшийся чьим-то носовым платком, который она осторожно развернула и с тихим изумлением уставилась на маленькую фигурку черного шахматного коня. Шахматный конёк, всего лишь шахматный конёк… вот оно, её детское сокровище. Черненький и какой-то очень славный, стоит на кругленькой подставочке на задних ножках, подняв перед собой передние, ротик оскален, гривка встопорщена. И почему у неё это сокровище все время отбирали? Может, потому что он часть целого, недостающая деталь набора шахмат?

Данила мягко улыбнулся ей:

— Нет, Лери, замену ему давно сделали, просто опасались за тебя, маленькую. Ты им размахивала и, бывало, стукала кого-нибудь обсидиановым конем, да и себя могла случайно поцарапать, посмотри, какие у него острые ушки и копытца.

— Да, — подхватил Элронд, — и однажды ты не удержалась, я как-то задремал здесь, в этой беседке, а ты воспользовалась этим, взяла мою столовую ложку, мой платок и утопала вон туда, вниз. Я потом тоже спустился к тебе и смотрел, как ты копаешь ямку моей ложкой, спросил, что ты делаешь. А ты ответила: «Прячу, чтобы ты больше не отбирал её у меня». Вот так-то вот, должен сказать, что я тогда сильно расстроился, плохой же из меня отец, если любимая дочурка что-то от меня прячет.

— О боже, неужели ложкой? — спросила смущенная Лери.

— Ага! — развеселился Данила. — Ложкой, папиной.

А Элронд продолжил, ласково глядя на дочь:

— Я предложил тебе коробочку из-под пастилок, чтобы твой конёк не пострадал, ты согласилась и доверила мне докопать ямку поглубже.

— Значит, я правильно доверилась, ты его так и не тронул за все эти годы.

— Конечно, я его не тронул, да и зачем, ведь ты вскоре пропала и мне как-то не до него было. Все эти годы.

Лери вздохнула, перед ней, словно память из далекого детства, простучал дробный топоток шахматных лошадок. Вот и ещё одна загадка разгадана, почему она в детстве так любила собирать шахматных коньков.