Феникс - птица, возрождающаяся из пепла (джен)

— Кубок Огня вот-вот примет решение, — послышался усиленный Сонорусом голос Дамблдора. — Думаю, ему требуется еще одна минута. Когда имена всех чемпионов станут известны, попрошу их подойти к сто­лу и проследовать в комнату, примыкающую к залу, — он махнул рукой и указал на неприметную дверь позади профессорского стола. — Там они получат все необходимые им инструкции к первому туру состязаний.

Директор школы вынул волшебную палочку и широко ей взмахнул; тотчас все свечи в зале, кроме тех, что горели в тыквах, погасли. Зал погрузился в полутьму. Кубок огня засиял ярче, искрящиеся синеватые языки пламени ослепитель­но били по глазам. Но взгляды всех все равно были прикованы к Кубку, и лишь несколько человек нервно поглядывали на часы…

— Осталась одна секунда, — сказал Ли Джордан. Ему уже не терпелось узнать имена трех счастливчиков: он поставил пять галлеонов на Крама и сейчас жутко переживал за свой капитал.

Пламя вдруг налилось красным, вверх взметнулся столп искр, и из Кубка выскочил обгоревший кусок пергамен­та. Зал замер. Дамблдор, протянув руку, подхватил пергамент, осве­щенный синевато-белым огнем. Мир остановился на мгновение, чтобы перевести дух. Сейчас. Момент истины. Три чемпиона и один приз.

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам! — прервал тишину, а заодно и напряжение голос Дамблдора.

Воздух содрогнулся от грохота аплодисментов и востор­женных криков.

— Так и должно было быть! — громче всех кричал Ли. — Мои галлеоны идут ко мне!

— Заткнись, Ли! — проворчал его однокурсник, который поставил против болгарина. — Этот чертов ловец везде пролезет!

— Не злись, Майк, может, тебе с француженкой повезет! — сказал Ли, улыбаясь во все тридцать два.

Виктор Крам поднялся с места и, ссутулив плечи, враз­валку двинулся к Дамблдору, повернул направо и, мино­вав профессорский стол, исчез в соседней комнате. Постепенно шум в зале стих, внимание всех опять было приковано к Кубку. Пламя вновь покраснело, и Кубок вы­стрелил еще одним куском пергамента.

— Чемпион Шармбатона — Флер Делакур! — снова возве­стил Дамблдор.

Девушка, так похожая на вейлу, легко поднялась со стула, откинула назад волну белокурых волос и летящей по­ходкой прошла между столов Гриффиндора и Пуффендуя.

— Я знал, я знал! — кричал Ли, а Майк только хватался за голову — снова не угадал.

— Да как так-то? — не мог понять он. А в это время Флер Делакур удалилась в соседнюю комнату. Зал утих.

Но напряжение, казалось, осязаемое на ощупь, усилилось. Осталось только узнать чемпиона Хогвартса! Все опять повторилось. Огонь покраснел, посыпались искры. Из Кубка вылетел третий кусок пергамента. Дам­блдор поймал его и прочитал:

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!

Мгновение, пока до каждого сидящего в зале дошло, что только что произошло, прервал взорвавшийся криками стол Пуффендуя. Все до единого пуффендуйцы вскочили на ноги, топали, вопили до хрипоты, при­ветствуя идущего к профессорскому столу Седрика.

— Ха-ха-ха! Майк, я же говорил, что Поттер не сможет обмануть кубок! Ты трижды в пролете! Не жалко столько денег? — задыхаясь от смеха, спросил Скотт.

— Поттер? Ты серьезно ставил на Поттера? — удивленно спросил Ли Майка Миллера.

— Ну, я же хожу на прорицания, — смущенно сказал тот, — а Трелони сказала, что Поттер умрет в этом году. Вот я и подумал, что его убьют на Турнире!

— Она всегда так говорит, Майк. А по поводу прорицаний я говорил тебе — ну не твое это! — усмехнулся Скотт и продолжил хлопать Диггори.

Ап­лодисменты не смолкали долго. Дамблдор стоял и ждал; вот наконец зал угомонился, и он, довольно улыбаясь, начал вступительную речь:

— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая уче­ников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защи­щать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад…

Дамблдор внезапно остановился, и все сразу поняли, почему. Кубок огня вдруг снова покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя и выбросило еще один кусочек пер­гамента. Дамблдор не раздумывая протянул руку и схватил его. Поднес к огню и воззрился на имя. Повисла длинная па­уза. Дамблдор смотрел на пергамент, а весь зал смотрел на него. Наконец он кашлянул и прочитал:

— Гарри Поттер!

* * *

Гарри сидел как громом пораженный. Он, верно, ос­лышался… Может, это сон… Еще минуту назад он весело переговаривался с Гермионой и спорил с Роном о том, что Седрик — достойный участник турнира, как случилось ЭТО. Но нет, кажется, это явь. Препо­даватели и ученики — все устремили на него свои изумлен­ные взгляды. В некоторых из них промелькнула злоба, а в некоторых — сочувствие и тревога. Но не в тех, что он ожидал.

Никаких аплодисментов, только жужжание, как буд­то в зал залетел рой рассерженных пчел. Кто-то встал, чтобы лучше рассмотреть приросшего к стулу Гарри. Профессор МакГонагалл стремительно встала из-за стола, обойдя Людо Бэгмена, подошла к Дамблдору и что-то горячо прошептала ему. Директор школы нахмурился, глаза его все еще метали молнии.

Гарри повернулся к Рону с Гермионой. Все гриффиндорцы глядели на него, разинув рты.

— Это не я бросил в Кубок свое имя, — растерянно проговорил Гарри. — Вы же знаете, это не я. — Рон с Гермионой ответили ему недоверчивыми и злыми взглядами, а в это время профессор Дамблдор за профессорским столом вы­прямился и кивнул МакГонагалл.

— Гарри Поттер, — сказал он, — подойдите, пожалуй­ста, сюда.

Гарри поднялся на ноги, запутался в полах мантии и, спотыкаясь, побрел к преподавательскому столу. Он шел медленно, стараясь не поднимать головы. Все взоры сейчас прожигали в нем дыру. А как хотелось провалиться на месте! Тишина становилась все невыносимее, и неистово хотелось сбежать. И вот наконец он смотрел прямо в глаза Дамблдора, под взглядами всех си­дящих за столом.

— Тебе в ту дверь, Гарри, — без улыбки произнес ди­ректор — было видно, что Поттер его разочаровал.

Гарри двинулся вдоль стола. Прошел мимо Хагрида, тот не подбодрил его, не подмигнул, а лишь взглянул, причем так зло, что Гарри враз вспомнил, что в роду у него были великаны и что их нужно бояться. Гар­ри отворил дверь и очутился в небольшой комнате, на стенах которой висели портреты волшебниц и колдунов, которых он никогда прежде не видел, напротив двери располагался красивый камин, в котором сейчас мирно тихо потрескивал огонь — единственное, что могло успокоить Поттера. Однажды вечером, еще на втором курсе, когда все свято верили, что это он убивает магглорожденных, и пытались издеваться над ним, Поттер заметил, что огонь его успокаивает, снимает напряжение и разъясняет мысли.

Как только двери комнатки открылись, лица на портретах повернулись к Гарри. Сморщен­ная, как печеное яблоко, ведьма выскочила из рамы, впрыгнула в соседнюю к волшебнику с моржовыми уса­ми и что-то зашептала ему на ухо. Все чемпионы сейчас стояли у камина и молчали. Крам, ссутулив­шись и о чем-то сосредоточенно думая, притулился к ка­минной полке, Седрик заложил руки за спину и глядел на огонь, то ли поговорить им было не о чем, то ли напряжение было сильнее пуффендуйского оптимизма и способности поддержать дружескую обстановку. На фоне яркого пламени их темные силуэты выглядели до странности внушительно, тем более, если учесть, что они были старше Гарри на три года.

— В чем дело? — спросила Флер Делакур, откинув назад волну белокурых волос. Она первая заметила Гарри, и, видимо, подумала, что за ними послали су­дьи. — Надо вернуться в зал?

Как же им объяснить, что случилось? Он молча сто­ял и смотрел на трех чемпионов. Позади него послышался дробный стук шагов, и в ком­нату вбежал Людо Бэгмен.

— Невероятно! — воскликнул он, схватив руку Гар­ри. — Необычайное происшествие! Джентльмены… леди, — обратился он к чемпионам, таща Гарри к ками­ну. — Позвольте представить вам, как бы удивительно ни звучало, четвертого чемпиона, участника Турнира Трех Волшебников!

Виктор Крам расправил плечи и оглядел Гарри с голо­вы до ног, а его хмурое лицо потемнело; Седрик вопро­сительно переводил взгляд с Бэгмена на Гарри, как будто ослышался; Флер же взмахнула своей блестящей вол­ной волос и с улыбкой промолвила:

— О-ля-ля! Очень веселая шутка, мсье Бэгмен!

— Шутка! — Бэгмен еще не пришел в себя. — Да нет же! Какая шутка! Имя Гарри только что выскочило из Кубка.

Крам чуть сдвинул густые брови. Седрик пребывал в вежливом недоумении. А Флер нахмурилась.

— Это ошибка, — в голосе ее звучало презрение. — Он не может соревноваться. Он очень маленький.

— Да, но случилось чудо, — Бэгмен потер гладкий подбородок и улыбнулся Гарри. — Вы ведь знаете, воз­растное ограничение наложили в этом году в целях бе­зопасности. И раз его имя выскочило из Кубка… думаю, теперь уже ничего нельзя поделать… Противоречить пра­вилам нельзя. Гарри придется приложить все усилия.

Дверь позади них опять отворилась. Вошли профес­сор Дамблдор, мистер Крауч, профессор Каркаров, ма­дам Максим, профессор МакГонагалл и профессор Снейп, а в открытую дверь на какую-то секунду из зала ворвался гул возбужденных голосов.

— Мадам Максим! — негодующе воскликнула Флер. — Они говорят, что этот «рetit garçon» тоже примет участие.

Безмолвное изумление Гарри сменилось гневом. Он — не ма­ленький мальчик! Как она вообще посмела? Что она себе позволяет? Пусть он и не взрослый, но уже далеко не маленький!

— Дамблдор! Что сие означает? — власт­но заговорила директор Шармбатона.

— Я тоже хотел бы это знать! — поддержал францу­зов профессор Каркаров. На его лице застыла каменная улыбка, а синие глаза превратились в льдинки. — Два чем­пиона от Хогвартса? Что-то не припомню, чтобы шко­ла — хозяйка Турнира — когда-нибудь выставляла двух чемпионов. Может, я плохо знаком с правилами? — с его губ слетел ехидный смешок.

— Impossible! — Мадам Максим опустила огром­ную, унизанную прекрасными опалами руку на плечо Флер. — Хогвартсу нельзя выставить двух чемпионов, это не есть справедливо!

— Мы были уверены, Дамблдор, что запретная линия допустит к участию в конкурсе только учеников старших курсов, — каменная улыбка не сходила с лица Каркарова. — Иначе мы привезли бы сюда куда больше претен­дентов.

— Каркаров, это все проделки Поттера, — вкрадчиво произнес Снейп, его черные глаза зло поблескивали, но что-то в них было не так, только вот что? — Вины Дамблдора нет в том, что Поттер нарушил прави­ла Турнира. Этот негодный мальчишка с первого дня по­явления в школе только и делает, что нарушает правила.

Гарри хотел было огрызнуться, но вдруг подумал о том, что Флер раздражала его куда больше — в голосе зельевара не было того презрения, что было в голосе француженки. Да и вообще, голос его был очень… странный.

— Благодарю, Северус, — отчеканил Дамблдор.

Снейп умолк и отошел в сторону, отведя глаза и не смотря на Поттера, но вся его поза, движение рук, плеч просто вопили, что что-то не так. Дамблдор проницательно взглянул на Гарри, тот не отвел взгляда, пытаясь уловить выражение его глаз сквозь половинки очков, и уловил — ненависть.

— Это ты, Гарри, бросил в Кубок свое имя?

— Нет, — под прицелом всех взглядов ответил Гарри. Каркаров ехидно хмыкнул, выразив недоверие части при­сутствующих.

— Может быть, ты просил кого-то из старших бро­сить в Кубок твое имя?

— Нет, — твердо ответил Гарри.

— Он говорит неправду! — воскликнула мадам Мак­сим.

— Гарри не мог бы пересечь запретную линию, — вме­шалась МакГонагалл, — даже если бы захотел. В этом нет никакого сомнения.

— Тогда, наверное, ошибся сам Дамблдор, — пожа­ла плечами мадам Максим.

— Наверное, ошибся, — согласился директор.

— Дамблдор, вы же прекрасно знаете, что не ошиб­лись, — вспыхнула МакГонагалл. — Все это глупости. Гар­ри не подходил к линии. Не обращался ни к кому из стар­ших учеников. Полагаю, этого объяснения достаточно! — она смерила Каркарова презри­тельным взглядом.

— Мистер Крауч, мистер Бэгмен, — в голосе у директора Дурмстранга появились льстивые нотки. — Вы — наши беспри­страстные судьи. И вы, конечно, согласны, что происшед­шее противоречит правилам Турнира?

Бэгмен вытер носовым платком круглое мальчише­ское лицо и глянул на Крауча. Тот стоял в тени, в несколь­ких шагах от камина. Полумрак старил его, делал похо­жим на призрака. Но заговорил Крауч обычным брюзг­ливым тоном.

— Мы должны строго следовать правилам. А в них на­писано черным по белому: тот, чье имя выпало из Кубка, обязан безоговорочно участвовать в турнире.

— Ну, конечно! Барти знает правила как свои пять пальцев! — просиял Бэгмен и взглянул на протестующих гостей, как бы говоря: спор завершен.

— Я настаиваю на том, чтобы увеличить число моих подопечных, получивших доступ к Кубку огня, — Карка­ров отбросил подобострастный тон, улыбка сползла, а лицо злобно исказилось. — Зажгите его еще раз. Все шко­лы должны иметь равное число чемпионов. Это, Дамбл­дор, будет честно!

— Поймите, Каркаров, это невозможно, — возразил Бэгмен. — Кубок огня погас, и его разожгут не раньше сле­дующего Турнира.

— Которому мы объявим бойкот! — взорвался Карка­ров. — После всех встреч, переговоров, компромиссов я ничего подобного не ожидал! И готов хоть сейчас бро­сить все и уехать.

— Пустая угроза, Каркаров, — прохрипел голос у две­ри. — Ты не сможешь отозвать своего чемпиона. Как ска­зал Дамблдор, чемпионы связаны магическим контрак­том. Хотят они или нет, им придется участвовать в Тур­нире. Что, не согласен? — в комнату вошел Грюм и, хромая, подошел к камину; от того, что еще один человек будет получать тепло этих золотых язычков, Гарри захотелось выгнать отсюда всех, чтобы остаться наедине с огнем, но он сдержал такой глупый порыв. Каждый шаг бывшего аврора сопровождался стуком, издаваемым его пра­вой ногой.

— Согласен? — переспросил Каркаров. — Боюсь, я не совсем тебя понял, Грюм.

Каркаров держался высокомерно, показывая всем, что слова Грюма не достойны его внимания, но его выдали руки, судорожно сжавшиеся в кулаки.

— Неужели? — спокойно продолжал Грюм. — Тогда слушай. Все очень просто. Кто-то опустил в Кубок имя Поттера, точно зная, что, выпади его имя, ему придется участвовать в Турнире, пусть хоть небо обрушится.

— Значит, мсье успешно помог Хогвартсу откусить от одного яблока два раза, — подытожила мадам Максим.

— Полностью с вами согласен, — кивнул Каркаров. — И я намерен подать протест в Министерство магии и Международную конфедерацию колдунов…

— Уж кому бы подавать протест, так это Потте­ру, — прохрипел Грюм. — Но смешно сказать, я еще и сло­ва от него не слышал.

— Ему чего делать протест! — топнула ножкой Флер Делакур. — Палец о палец не стукнул, и чемпион! Мы много месяцев трудились, мечтали стать чемпионами. Такая честь для всей школы. За тысячу галлеонов многие готовы отдать жизнь!

— А может, кто-то и хочет, чтобы Поттер отдал жизнь, — Грюм явно силился придать голосу мягкость.

После этих слов в комнате воцарилось гнетущее на­пряжение. Не на шутку встревоженный, Людо Бэгмен, нервно переступив с ноги на ногу, прервал молчание:

— Грюм, старина, что вы такое говорите?!

— Как всем нам известно, Грюм считает утро пропа­щим, не раскрой он к обеду полдюжины заговоров, — Каркаров перешел к прямым оскорблениям. — Ему всю­ду мерещится опасность. Небось и студентам то же вну­шает. Мягко говоря, странное свойство для преподавате­ля, который учит, как защищаться от Темных Искусств. Но вам, Дамблдор, конечно, виднее.

— Мне мерещится? — вновь захрипел Грюм. — Фан­тазия разыгралась? Да поймите, подложивший в Кубок имя Поттера обладает огромной волшебной силой!

— А доказательства, мсье? — Мадам Максим всплес­нула ручищами.

— Маг сумел обмануть предмет, обладающий исклю­чительными магическими свойствами. Только мощней­шее заклятие Конфундус могло заставить Кубок забыть, что в Турнире должны участвовать три школы. Ведь что­бы Кубку не из кого было выбирать, надо было иметь в школе всего одного претендента. И скорее всего, имя Поттера подложили от некой четвертой школы.

— Сдается мне, ты очень много об этом думал, — хо­лодно заметил Каркаров. — Занятная гипотеза. А я тут недавно слыхал такую историю: ты вбил себе в голову — ха-ха! — что один из подарков, которые ты получил в день рождения — хитроумно замаскированное яйцо василис­ка. Ты его взял и разбил, а это оказались часы для автомо­биля. Потому-то мы и не воспринимаем тебя всерьез…

— Да, существуют люди, умеющие раздуть из мухи слона, — в голосе Грюма прозвучала угроза. — Работа у меня такая: разгадывать замыслы темных сил, Каркаров. Тебе бы следовало об этом помнить…

— Аластор! — предупреждающе остановил Грюма Дамблдор.

— Нам неизвестно, как это могло произойти, — об­ратился Дамблдор к присутствующим. — Но иного вы­хода нет. Кубок выбрал двоих: Седрика и Гарри. И им ничего не остается…

— Но Дамблдор!

— Дорогая мадам Максим, а вам иной выход известен? Буду рад выслушать.

Но мадам Максим не проронила больше ни слова, она просто клокотала от гнева. И не только она. Снейп был готов лопнуть от ярости, Каркаров злился не меньше. Один толь­ко Бэгмен был охвачен радостным спортивным волнением.

— Ну что ж, — потер он руки и улыбнулся. — Пора дать чемпионам соответствующие инструкции. Эта честь, Барти, представлена тебе. Не возражаешь?

— Да, да… Инструкции, — очнулся Крауч от своих мыс­лей. — Первый тур… Первый тур проверит вашу смекалку, — принялся за объяснения Крауч. — Мы не посвящаем вас в то, какое испытание вам предстоит. Для волшебника крайне важ­но действовать смело и находчиво в неожиданных об­стоятельствах. Первый тур состоится двадцать четверто­го ноября в присутствии зрителей и судейской бригады. Участникам Турнира воспрещается принимать от учите­лей хоть какую-то помощь. Единственное оружие чем­пиона — волшебная палочка. По окончании первого тура вы получите инструкцию для второго. Учитывая затраты сил и времени для подготовки к Турниру, чемпионы освобождаются от годовых экзаменов и могут не посещать занятия, считайте, что вы их сдали экстерном на высший балл. По-моему, это все, Альбус? — повернулся Крауч к Дамблдору.

— Да, все, — директор Хогвартса взглянул на Крауча с легким беспокойством. — Может, Барти, вы переночуе­те в замке?

— Меня ждут дела в Министерстве. У нас сейчас не­простые времена. Вместо меня остается молодой Уэзерби… большой энтузиаст… по правде говоря, даже слиш­ком большой…

— Ну хотя бы выпейте на дорогу — предложил Дамб­лдор.

— Оставайтесь, Барти. Я вот остаюсь! — радостно воз­вестил Бэгмен. — В Хогвартсе сейчас куда интересней, чем в вашей конторе.

— Нет, Людо, не могу, — в обычной категорической манере отказался Крауч.

— Профессор Каркаров, мадам Максим, от рюмочки на ночь, надеюсь, не откажетесь?

Но мадам Максим уже опустила руку на плечо Флер, и они быстро пошли к двери, что-то лопоча по-француз­ски. Каркаров поманил Крама, и они, не сказав больше ни слова, тоже поспешили уйти.

— Гарри, Седрик, советую вам сейчас же идти к себе, — улыбнулся Дамблдор своим чемпионам, но было видно, что Диггори он улыбался искренне, а Поттеру — натянуто. — Не сомневаюсь, и Гриффиндор, и Пуффендуй горят желанием отпраздно­вать ваш успех. Нельзя лишать друзей отличного предло­га устроить шумное и веселое столпотворение.

Гарри глянул на Седрика, тот кивнул, и оба двинулись к двери. Большой зал опустел. Свечи в тыквах догорали, при­давая их зигзагоподобным улыбкам мерцающий, жутко­ватый вид.

— Ну вот, Гарри, — Седрик слегка улыбнулся, — опять мы с тобой соперники!

— Опять, — только и мог сказать Гарри.

— Скажи, Гарри, как тебе удалось бросить свое имя в Кубок? — спросил Седрик.

— Я не бросал, — Гарри твердо посмотрел на Седри­ка. — Честное слово.

— Ну да, ладно… Пока, — махнул ему Седрик.

«Конечно, он мне не верит», — подумал Гарри, глядя ему вслед.

Вместо того, чтобы взбежать по мраморной лестни­це, Седрик свернул и исчез в правой двери. Гарри посто­ял, послушал, как он сбегает по каменной лестнице вниз, и побрел по мраморным ступеням к себе. Неужели никто, кроме Гермионы и Рона, не поверит ему? Неужели все считают, что он сам опустил в Кубок пергамент? Как это можно! Соперники на три года стар­ше, они уже почти совсем маги. Турниры очень опасны и проводятся перед сотнями зрителей. Да, он думал об этом, фантазировал, но в шутку, так… пустые мечты! Все­рьез никогда не представлял себя чемпионом… Зато кто-то другой даже очень представлял. Вот и по­старался. Зачем? Чтобы доставить ему удовольствие? Ка­кое же тут удовольствие… Потешиться, выставить его ду­раком? Возможно… Но чтобы убить? Очередная навязчи­вая идея Грюма? Или чья-то злая шутка? А вдруг и вправ­ду кто-то хочет его убить? Кто же это? Долго думать не надо. Есть человек, который этого хочет. Давно хочет, с тех пор как ему минул год. Лорд Волдеморт… Но как он мог бросить его имя в Кубок огня? Он ведь сейчас далеко, прячется в неведомых кра­ях, один, слабый, немощный… Правда, Гарри недавно приснился сон. В ту ночь, когда он утром проснулся от сильной боли в голове, где шрам…

Гарри не заметил, как очутился возле Полной Дамы. Ноги сами его донесли. Дама была не одна. Та самая ста­рая ведьма, что прыгнула в раму к соседу в комнате с ка­мином, сейчас уютно расположилась на холсте с Полной Дамой. Наверное, заскакивала во все картины на восьми этажах, пока добралась сюда. Обе дамы смотрели на Гар­ри с превеликим интересом.

— Так-так-так, — молвила Полная Дама. — Виолетта мне все рассказала. Вас же избрали в школьные чемпи­оны?

— Чепуха, — буркнул Гарри.

— Какая еще чепуха? Ничего подобного! — возму­тилась гостья.

— Нет, нет, Ви, это пароль, — успокоила ее Полная Дама. И портрет повернулся на петлях, пустив Гарри в гостиную.

Жуткий рев хлестнул Гарри по ушам, едва не свалив с ног. Десяток рук втащили в гостиную, где собрался весь Гриффиндор. От крика и свиста у Гарри голова пошла кругом.

— Как ты это провернул? Почему не поделился с нами?! — завопил Фред. Он был сердит и потрясен до глубины души.

— Я не бросал своего имени в кубок!

— Ври больше! Как ты это сделал, змей? — взревел кто-то сзади.

Голова шла кругом. Они все-таки не верили ему. Все: и гриффиндорская команда, и однокурсники сейчас ненавидели его. Даже мелочь — первокурсники — с презрением смотрели на него. Терпеть это он больше не мог и что есть силы рванул в свою комнату, слыша оскорбления в спину.

— Рон, это просто какой-то кошмар, они все мне не верят! — захлопнув дверь, сказал Гарри.

— Это ты? Привет, — сказал рыжий, натянуто улыбнувшись.

— Эм, все хорошо, Рон? Ты чего тут один? Где Гермиона?

— Поздравляю тебя, — сказал он и отвернулся к стене.

— Поздравляешь? С чем? — глянул на него Гарри. Улыбка — похожая на гримасу, дерганный движения. Что-то с Роном не так!

— Да брось ты! Никто не мог переступить запретную линию. Даже Фред с Джорджем. Надел мантию-неви­димку?

— Мантии-невидимке линию не обмануть.

— Понимаю. Будь это мантия, ты бы и меня прихва­тил. Мы ведь под ней вдвоем умещаемся. Значит, нашел какой-то другой способ?

— Послушай, Рон. Я не подходил к Кубку. Кто-то дру­гой бросил в него мое имя, — брови у Рона поползли наверх.

— Зачем?

— Не знаю.

Не отвечать же: «Меня хотят убить». Глупо! Брови Рона чуть не слились с рыжими волосами.

— Не знаешь? Так я и поверил! Мне-то ты можешь ска­зать правду! Пусть тебе неприятно, чтобы все знали. Но все и так знают. Зачем же врать! Тебя никто не накажет за это. Подруга Полной Дамы, ну, знаешь, старушка Виолетта, все нам рассказала. Дамблдор допустил тебя к участию. Тыся­ча галлеонов, плохо ли? Да еще экзамены не сдавать.

— Но я не бросал в Кубок пергамента с моим именем! — начал злиться Гарри.

— Да ладно, — протянул Рон, точь-в-точь как Седрик, тем же скептическим тоном. — А ты, выходит, лгун. Кто утром сказал: «Я бы бросил имя ночью, чтобы никто не видел»? Я что, совсем дурак?!

— Сейчас, во всяком случае, очень похож.

— Чего-чего? — без следа улыбки, вымученной или какой еще, протянул Рон. — Тебе пора спать, Гарри. Завт­ра ведь рано вставать. Всякие там фотосъемки… — он задернул на кровати полог.

А Гарри как прирос к полу, глядя на бархатные бордовые занавески. За ними лежал друг, который еще никогда не подозревал Гарри во лжи.

Проснувшись, Гарри не сразу осознал, что накануне произошло, но чувствовал себя откровенно паршиво. В голове все перепуталось. Но сейчас он поговорит с Роном, и тот, конечно, поверит ему. Гарри отдернул полог — постель Рона была пуста. Наверное, ушел завтракать. Гарри оделся и по винтовой лестнице сбежал в гостиную. Его появление встретила напряженная тишина. Гарри не стал задерживаться и отодвинул портрет.

— Привет, Гермиона, — поздоровался Гарри с Грейнджер, которая собиралась войти. — Прогуляемся?

— Ну пойдем, — было видно, что ей не очень нравилась его компания, но она хотела что-то ему сказать.

Спустившись на первый этаж и не заглянув в Большой зал, они пересекли холл и вышли наружу, а потом быстро зашагали по лужайке в сторону озера. Корабль Дурмстранга стоял у причала, отбрасывая на воду черную тень. Сами студенты этой северной школы не показывались лишний раз перед студентами Хогвартса, хотя на завтраке присутствовали. Несмотря на то, что вчера было довольно прохладно, сегодня солнце светило вовсю, и шарф, который Гарри надел, перед тем как покинуть гостиную, оказался неуместен, так что он поспешил его снять. Гермиона же в этот момент стояла к нему спиной, и он видел, что она от волнения теребит край своей мантии.

— Гермиона, а где Рон? — задал свой вопрос Гарри, потому как видел, что она не очень-то хочет начинать говорить.

— Я хотела поговорить с тобой без Рона, — начала она после недолгого молчания. — Все думают, что ты уже перешел эту грань, но я надеюсь, что еще не поздно.

— Что? — не понял ее Гарри. — Какую грань? Что это значит, Гермиона? Если ты про ту линию Дамблдора, то я ее не пересекал, — спокойно ответил он, хотя осадочек от этого утверждения у него был. Гарри надеялся, что хотя бы друзья воспримут его участие в Турнире не как его желание лишний раз показать себя, а как попытку его если не убить, то хотя бы подставить или серьезно покалечить.

— Не ври, Гарри, никто бы не стал кидать туда твое имя. Тем более, я заметила, что бумажка была написана твоим почерком. Я специально попросила ее, чтобы проверить. И даже незаметно проверила заклинанием — это был ты! — если это утверждение и могло оправдать ее недоверие, то только не для него в его нынешнем положении. Он-то надеялся, что друзья — это те, кто верит тебе, даже если весь мир против тебя, а оказалось, все совсем не так. Ну, или друзья у него не те. Драко, что ли, надо было выбирать?

— Гермиона, зачем мне это? Я что, идиот и самоубийца? — спросил он ее. От злости хотелось запульнуть куда-нибудь что-нибудь взрывное. Чтобы был огонь… много огня. — Почему ты мне не веришь?

— Гарри, неужели ты думаешь, что мне не стало все ясно в тот же момент? — всплеснула руками Гермиона. — Ты просто позавидовал! Вот и решил обмануть Кубок. Но это ничего, ты еще можешь вернуться на путь света, я помогу…

— Позавидовал? — с сомнением протянул Гарри. — Чему завидовать-то? Думаешь, я хочу выставить себя идиотом перед всей школой? Сомнительное удовольствие.

— Скажи всем правду, Гарри, ложь ни к чему не приведет, будет только хуже. Признайся, что ты просто баловался темной магией. Заплатишь штраф и все…

— Какой темной магией, Гермиона? Это. Был. Не. Я! — взорвался Гарри. Как же можно быть такой настырной и недалекой?

— Я читала, что чтобы пройти этот ограничитель, ты должен был провести темный ритуал — это единственный способ, а Дамблдор нашел следы от этого ритуала, ты плохо замел следы, Поттер.

— Какой ритуал, Грейнджер? Не проводил я никаких ритуалов! Вы что, все совсем с ума посходили? — он был в шоке. Какой-то ритуал, какие-то следы. И почему все решили, что этот ритуал проводил он? И когда это, собственно, Гермиона все это успела узнать? И Дамблдор странный какой-то…

— Какой ты все-таки… — начала было Гермиона.

— Какой? — резко оборвал ее уже выведенный из себя Гарри. Перед глазами у него уже играли лепестки огня — если его — скорее всего уже бывшая — лучшая подруга сейчас скажет что-нибудь неподходящее, то за сохранность ее жизни он не отвечает.

— Прав был Дамблдор, ты ступил на темную дорожку, Поттер! — с презрением в голосе сказала Гермиона. — Я думала, что я смогу тебе помочь, но ты заврался. Ты поступил не как гриффиндорец, а как гадкий слизень. Мне не о чем с тобой больше разговаривать, прощай! — и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, двинулась в сторону замка, причем с бешеной скоростью.

Гарри остался стоять у озера и медленно переваривал только что рухнувший на него когнитивный диссонанс. Что это такое? Стоило этому дракловому клочку бумаги вылететь из кубка, как его жизнь резко пошла под откос. От злости он стал раскидывать ногами листву, что собралась у дерева.

«За что? — этот вопрос был главным. — За что они так поступили, за что я это заслужил, за что…»

Пока он думал о том, что с ним случилось, к дереву, около которого он стоял, спикировала знакомая сова. Крестный! Хорошо еще, что Сириус не знает о том, что он будет участвовать в этом чертовом Турнире, а то бы явился, несмотря на дементоров, и стал спасать крестника. Хотя…

Гарри, — писал Сириус. — Я не могу сказать в письме все, что хочу: слишком уж твой поступок неординарен. Что тобой двигало? Желание славы? Могущества? Ты поступил не как Поттер, истинный гриффиндорец, а как Блэк, как подлый слизеринец, как те, от кого я бежал. Темный ритуал! До чего ты докатился…

Дальше Гарри не мог читать: горячие слезы текли по холодным щекам и обжигали не хуже раскаленного железа. Сириус, его крестный, он поверил Дамблдору! Не ему, его крестнику и сыну лучшего друга, а ненавистному теперь ему старому слепому старикашке! Тому, кто засадил его на двенадцать лет в Азкабан! Это немыслимо. Чем он только думает…

«Шавка! Ненавижу!»

Чем больше Гарри думал о словах Сириуса, тем больше погружался в предательство. Как он мог? Он спас его, простил, а этот… Гарри не мог даже подобрать правильного эпитета. Пробежавшись глазами по письму, но не вчитываясь в детали, Гарри заметил, что ничего полезного в нем нет, и сжег его беспалочковым Инсендио. С того самого второго курса он понял, что некоторые заклинания даются ему хорошо даже без палочки. Особенно если это были чары, связанные с огнем. Но почему-то он не сказал об этом никому, даже друзьям, и сейчас был этому безумно рад. Ну, если, конечно, можно радоваться, когда душа разорвана на части.

Постояв около озера еще полчаса, он отправился в замок. То, что он с утра не поел, негативно сказалось на его самочувствии — прошлым вечером он тоже толком не ел, а обед он вчера пропустил. Так что он не ел уже практически сутки. Дорога до замка казалась ему безжизненной и унылой. Если еще вчера тут можно было увидеть пусть и немного подмороженную, но еще ярко зеленую траву, а теперь она была скукоженная и безжизненная. Прямо как он.

Как ни странно, но по дороге на кухню ему никто не встретился. Пощекотав грушу на картине, Гарри спокойно прошел на кухню и обратился к ближайшему домовику с просьбой выдать ему порцию завтрака, так как он проспал его. Услужливые домовые эльфы всегда были рады накормить всех, кто к ним заходит, и уже через мгновение перед Гарри предстал комплексный завтрак если не на пятерых, то на троих, как минимум, даже если это будут Крэбб и Гойл.

Хорошо подкрепившись, Гарри чуточку подобрел и стал думать о том, что еще не все потеряно. Общественное мнение как качели, которые раскачиваются то в одну сторону, то в другую. Если сейчас тебя любят, будь готов к тому, что уже завтра тебя могут и возненавидеть. Но все-таки, во избежание неожиданных поджогов учащихся, Гарри предпочел захватить с собой еды и на обед, и на ужин. С этими мыслями он собрал все, что ему подготовили домовики, и направился в башню Гриффиндора.

То ли фортуна сегодня была на его стороне — сомнительная фортуна, если честно, — то ли все решили, что в башню он так скоро не вернется, но в гостиной не оказалось ни единой души, впрочем, как и в комнате мальчиков. Сочтя это за провидение судьбы, Гарри поднялся в комнату и уселся на свою кровать. С фантазией у него было сейчас туговато, так что он не придумал ничего лучше, чем почитать первую попавшуюся книгу. И каково же было его удивление, когда он обнаружил, что первая попавшаяся ему книга — это учебник по зельеварению за первый курс. Причем она почему-то оказалась сверху, хотя все книги за прошедшие года он складывал на дно и перетягивал лентами.

«Хм, а почему нет?» — спросил себя Гарри. Он и не надеялся, что это будет занимательное чтиво, но лезть за другой ему было откровенно лень. Однако, открыв книгу на первой странице, он так погрузился в чтение, что не заметил, как пролетели три часа, а он уже полез за учебником второго курса. Так за весь день и всю ночь он перечитал все четыре учебника по зельеварению и надеялся утром до занятий зайти к мадам Пинс и взять дополнительную литературу.

На следующее утро, ровно в шесть утра — время, когда уже разрешено было покидать гостиную, но еще никто не проснулся — Гарри вышел из общежития и побрел к мадам Помфри.

— Мистер Поттер, что случилось? — холодно поинтересовалась медиковедьма.

— Я хотел бы попросить у вас животворящий эликсир, — сказал он. — Я плохо спал ночью и боюсь заснуть на занятиях.

Медиковедьма смерила его недобрым взглядом и сунула в руки эликсир.

— Чтобы хорошо спать, мистер Поттер, — с холодом в голосе сказала она, — надо меньше обманывать и не проводить темномагических ритуалов, — после этих слов она выставила его за двери и захлопнула их с такой силой, что, казалось, они сейчас же рассыпятся на мелкие кусочки.

«М-да, — подумал Гарри, — этот год будет непростым. Надеюсь, у мадам Пинс все будет не так плохо».

Идя по коридору, он думал, какие же книги он попросит у библиотекаря, а потом решил, что возьмет все, что она ему даст — знания лишними не будут.

Мадам Пинс — была строгой женщиной «бальзаковского возраста». Она всегда очень трепетно относилась к книгам, как только могла, оберегала их от студентов, которых готова была всем скопом записать в вандалы. Не дай Мерлин, в библиотечной книге появится хоть пятнышко или хоть единая надорванная страничка, да просто кто-то из учеников принесёт в библиотеку еду… Им пришлось бы познакомиться тогда с разъярённой мадам Пинс. Но Гарри никогда не нарушал правил, так что мадам Пинс была расположена к нему благодушно.

Зайдя в библиотеку, которая в это время уже функционировала, Гарри подошел к столу библиотекаря.

— Мадам Пинс, — обратился к ней Гарри. — Доброе утро.

— Доброе утро, мистер Поттер. Вы что-то хотели? — она приподняла одну бровь, выразив этим свое удивление таким ранним визитом.

— Да, мадам Пинс. Я хотел бы вас попросить посоветовать мне книги по зельеварению. Учебники на четыре курса я уже изучил, но хотелось бы ознакомиться с более обширными изданиями и поподробнее изучить эту сложную науку.

Библиотекарь внимательно на него посмотрела и встала из-за стола. Обычно она просто говорила куда пойти и что взять, но сейчас решила принести все сама. Через десять минут она вернулась, неся в руках не менее десяти фолиантов. Причем настолько древних, что Гарри засомневался, что они были в публичном доступе.

— Это книги из Запретной секции, — подтвердила его догадки мадам Пинс. — Участникам турнира разрешено брать оттуда книги по любой интересующей их теме. Это, — она махнула рукой на стопку книг, — материал, которого хватит, чтобы сдать экзамен на мастерство по зельеварению. — Гарри удивленно распахнул глаза и уставился на мадам Пинс, как на божество. Такая подборка дорогого стоила. — Конечно, там много запрещенных зелий, но я рассчитываю на ваше благоразумие, мистер Поттер. Но учтите, что это только база: чтобы стать хорошим зельеваром, вам необходимо много читать по этой теме, причем и современную литературу в том числе. И еще, я вам советую ознакомиться с материалом пятого, шестого и седьмого курсов до того, как вы начнете читать эти пять книг, — она махнула рукой на пять зеленых фолиантов, которые лежали снизу стопки. — Они для более высокого уровня. А остальные можете читать хоть сейчас.

— Но, мадам Пинс, как я смогу взять все эти книги с собой? — та оглядела стопку книг, на секунду задумалась, а потом улыбнулась.

— Как и раньше, мистер Поттер. Когда директором был еще профессор Диппет, в библиотеке были специализированные артефакты, которые позволяли копировать для себя книги. Ведь многие из них в единственном экземпляре, а доступ в Запретную секцию был чуть ли не у трети школы. Согласитесь, трудно готовиться к сдаче мастерства, если книга, по которой можно готовиться, одна на пять человек.

— Действительно, и как он выглядит? — поинтересовался Гарри.

После его слов мадам Пинс достала черную маггловскую тетрадку, от которой Гарри шарахнулся как от огня, но быстро взял себя в руки и попытался придать лицу более-менее непринужденное выражение. Тетрадка была копией дневника Тома Риддла.

— В сороковых школа закупила чуть больше нескольких сотен таких тетрадей, а наш профессор артефакторики сделал из них артефакты. Лучшим ученикам старших курсов, если они подавали большие надежды в какой-либо специальности, выдавались такие тетради, в которые я копировала какую-либо книгу из Запретной секции, а уж обычные книги копировали сами студенты. Заклинанию я их, естественно, научила. Очень удобно, когда вся твоя библиотека с тобой. Да и тем более, что из-за специфической активации, кроме самого владельца книги, никто другой не мог ее прочесть. Тетрадь оставалась у студента на всю жизнь, так что книги они могли читать и после своего выпуска. Но, к сожалению, больше таких артефактов у нас не было, потому как профессор скончался, а другие не понимали, что это за чары и как он их сделал — так что я даю вам раритет, мистер Поттер, это последняя книга — храните ее. Я сейчас скопирую эти фолианты, а вы пока принесите мне учебники за три последних курса, — она улыбнулась ему, а Гарри вдруг подумал, что мадам Пинс гораздо проницательнее и добрее Дамблдора, который только пытается таким быть.

Пока Гарри ходил за книгами, Ирма Пинс раздумывала над тем, почему ей так захотелось отдать последний артефакт именно Поттеру. Та же мисс Грейнджер посещала библиотеку в десять раз больше, чем ловец гриффиндорской команды, да и любой когтевранец даст ему фору в этом. Так почему именно он? Однако уже через секунду она ответила сама себе: потому, что Поттер изменится, и этот артефакт ему пригодится. Как изменится — Пинс не знала, она была интуитом и знала, что артефакт будет ему нужен, когда произойдет его становление. И информация ему эта пригодится. Подчиняясь той же самой интуиции, она занесла в базу артефакта снимок ауры еще двух книг: «Природная знать. Родословная волшебников» и «Лорд магии: что, как, зачем и почему». Когда Гарри вернулся, то они занесли в артефакт учебники, и Пинс отправила его на завтрак.

Завтракать в большом зале Гарри все еще не хотел, так как видеть директора и не испепелить его — дело невозможное. Так что он пошел к домовикам, которые любезно согласились покормить его. Стол снова накрыли человек на пять, так что Гарри позавтракал достаточно плотно, а потом неспешно направился на занятия.

Напрасно Гарри думал, что скоро все свыкнутся с его чемпионством и дела как-то наладятся. Когда начались уроки, он не мог больше избегать других учеников. Все они считали, что Гарри сам бросил в Кубок свое имя. Пуффендуйцы, обычно дружившие с гриффиндорцами, считали, что Гарри покусился на славу их чемпиона Седрика Диггори. Пуффендуй не был избалован победами, а Седрик, как никто, завоевывал им награды. Однажды и вовсе обыграл Гриффиндор в квиддич.

Гарри убедился в этом на первом же уроке травологии. Его приятели Эрни МакМиллан и Джастин Финч-Флетчли молчали весь урок, хотя они вместе работали у одного подноса — пересаживали прыгучие луковицы. Даже профессор Стебль явно его сторонилась, понятное дело — глава Пуффендуя.

А уж на второй урок, когда они пришли на УЗМС, который проходил у них вместе со Слизерином, Малфой, как и следовало ожидать, явился с издевательской ухмылкой.

— Эй, парни, смотрите, кто здесь. Сам чемпион Гриффиндора! — увидев Гарри, обратился он к верным телохранителям Крэббу и Гойлу. — Захватили блокноты? Спешите взять автограф! Ему недолго осталось быть среди нас, грешных! На Турнирах выживает — кошмар — половина участников. Сколько надеешься протянуть, Пот­тер? Держу пари, десять минут первого тура — и тебе конец!

Однако, не заметив хоть какой было реакции от Гарри, который все это время пялился в какую-то черную книженцию, Малфой притих, а из задней двери хижины вышел Хагрид, нагруженный шаткой башней из клеток, в каждой из которых сидел здоровенный соплохвост. Хагрид объяснил, что эти «милые» зверушки убивают друг друга из-за избытка подавляемой энергии. И, ко всеобщему ужасу, повелел: чтобы дать ей выход, каждый ученик дол­жен надеть на соплохвоста ошейник и совершить с ним длительную прогулку. У задания был только один плюс — Малфой потерял дар речи.

— Вывести их на прогулку? — он заглянул в одну из коробок. — Интересно, а на что мы нацепим ошейник? Вокруг жала? На хвостовое сопло или на присоску?

— Очень просто — посредине, — показал Хагрид. — Только это… наденьте перчатки из… э-э… драконьей кожи.

Пока все ученики разбирали себе соплохвостов, Гарри читал учебник по зельеварению за пятый курс, который тоже оказался весьма увлекательным. Хагрид старался не замечать Гарри, так как тот совершил ужасный поступок, а остальные были сильно заняты тем, что охраняли свои конечности от гиперактивных животинок. Так что Гарри все занятие читал учебник и даже не заметил, что сидел на клетке с соплохвостом, но тот не стремился его поджарить, а наоборот, пытался легонечко коснуться и почувствовать его тепло.

Следующие несколько дней слились бы в сплошную черную полосу, если бы не книги по зельеварению. Нечто похожее было на втором курсе, тогда многие подозревали его в нападениях на школьников. Но Рон тогда был на его стороне, и поэтому переживать это было легче, а теперь эту функцию выполняли книги. Но, все равно обидно… Нет, безусловно он понимал пуффендуйцев, которые болели за своего чемпиона. От слизеринцев ничего, кроме злобных выходок, он и не ждал. Они его терпеть не могли. Именно благодаря Гарри Гриффиндор обыгрывал их в квиддич и занимал первое место в межфакультетских соревнованиях. Но когтевранцы — они-то могли бы болеть и за Седрика, и за него. Но нет. Большинство считало, что он хотел обманным путем стяжать себе еще большую славу.

И действительно, если бы не книги, Гарри не смог бы пережить подколки и ненависть других факультетов в эти дни. Он даже есть ходил на кухню, а между занятиями и в комнату передвигался под мантией-невидимкой. Однако на пару по зельеварению он решил пойти без нее — мало ли, что сегодня взорвется у Лонгботтома.

После обеда на кухне Гарри уже привычным путем направился в подземе­лье, где возле двери лаборатории уже толпились слизеринцы, у каждого из которых на груди виднелся большой значок. Но Гарри снова ничего не видел, так как был всецело поглощен учебником по зельеварению за шестой курс.

— Нравится, Поттер? — заметив Гарри, воскликнул Малфой.

Седрика поддержим — он Настоящий чемпион.

— Но это еще не все! Полюбуйся!

Он нажал на значок, красная надпись исчезла, ее сменила зеленая:

«Гарри Поттер, ты смердяк,

Задавала и дурак»

Слизеринцы загоготали, и все, как один, нажали на значки, и на Гарри отовсюду теперь смотрели блестящие зеленые буквы.

— Дать тебе, Поттер? — Малфой протянул ему значок.

— А знаешь, давай, Малфой! — Гарри протянул руку к значку, который протягивал ему Малфой, и вырвал его из рук, а через секунду он уже был у него на груди. — А ничего так, стильненько!

Пока Гарри рассматривал значок, Драко Малфой — слизеринский принц — и все другие ученики — как Гриффиндора, так и Слизерина — стояли молча и не могли выйти из ступора. Как будто Гарри использовал множественный Петрификус.

— А чего такой малофункциональный? Только две надписи? Маловато, — усмехнулся Гарри.

Он достал свою палочку и несколько раз махнул перед значком на своей груди, и на значке появилась совсем другая надпись синим цветом:

В голове моей опилки: не беда! Так устроены блондины, да, да, да!

А при нажатии менялось на белое:

PS. Ну, вы поняли о ком я.

Малфой стоял, не шевелясь, и казалось, что у него сейчас начнет дергаться глаз. Сначала была тишина, но Забини так и не смог удержаться и начал хохотать, а за ним и все гриффиндорцы.

И Драко не выдержал. Подавляемый гнев прорвался наружу. Не отдавая себе отчета, он выхватил из кармана волшебную палочку. Гарри же стоял, облокотившись на стену, и снова пялился в свою книжку.

— Отчего здесь такой шум? — проговорил убийственно вкрадчивый голос. У дверей лаборатории появился Снейп. — Мистер Малфой, почему у вас в руках палочка, и вы направляете ее на мистера Поттера?

— У нас возникла дискуссия, профессор, и мистер Малфой согласился продемонстрировать мне свою палочку, — с улыбкой проговорил Гарри, который секунду назад читал учебник по зельям. — Согласно одной из теорий направления своих исследований, мастера зельеварения выбирают согласно тому, какая палочка их выбрала. У мистера Малфоя это боярышник, значит, ему лучше будут даваться лекарственные зелья и направление целителя ему подойдет лучше, чем кому бы то ни было; а вот у меня палочка из остролиста, что означает, что мне лучше будут даваться яды и противоядия, так как остролист является ядовитым растением, но также используется как противоядие от некоторых ядов и при определенных ритуалах.

Снейп на секунду завис, но уже буквально через секунду расплылся в ехидной ухмылке.

— Мистер Поттер, вы хотите этой теорией оправдать свое невежество в приготовлении элементарных зелий?

— Что вы, профессор, ни в коем случае. Если хотите, я могу готовить сегодня зелье в непосредственной близости от вас, и вы сами убедитесь. Насколько я правильно помню, у нас сегодня противоядия?

— Вы, наконец, знаете тему занятия до его начала, или вас уже кто-то просветил на этот счет? Мисс Грейнджер постаралась? — спросил с ухмылкой Снейп, а Гарри в этот момент скривился, будто тот сунул ему под нос нечто неприятно пахнущее.

— Мисс Грейнджер может просвещать своими безупречными знаниями кого угодно, но боюсь, что мне они ни к чему. К сожалению, именно из-за таких вот индивидов преподавание высших зелий так скатилось.

Снейп, видимо, хотел сказать что-то еще, но передумал, так как звонок оповестил о начале занятия.

— Все в класс. Не то будете наказаны на неделю. Поттер, за первую парту. — Оглядев класс и заметив, наконец, значки, Снейп остановил свой взгляд на мантии Драко. — Мистер Малфой, снимите это непотребство немедленно!

Все обернулись на Малфоя и замерли — смеяться при Снейпе не решился никто, ну, или почти никто: Забини как-то быстро и неестественно начал кашлять. На груди у Малфоя красовался значок с милой розовой надписью:

Я НЕ БЛОНДИНКА, Я СВЕТЛАЯ ГОЛОВА, С РОЗОВЫМИ МОЗГАМИ!

— Км-м, займемся противоядиями! — Снейп сделал вид, что это было нечто обыденное, а Малфой покрылся красными пятнами и в упор стал глядеть на Гарри. — Составляющие у вас готовы? — поинтересовался Снейп. — Теперь осторожно заварите их. После чего выберем кого-нибудь и попробуем на нем их действие, — его глаза встретили взгляд Гарри. — Мистер Поттер хвалился, что прекрасно варит противоядия, так что проверять будем на нем.

Мечты об отравлении Поттера прервал стук в дверь. В класс шмыгнул Колин Криви и, одарив Гарри сияющей улыбкой, подошел к Снейпу.

— В чем дело? — сухо спросил тот.

— Простите, сэр, но Гарри Поттера вызывают наверх.

— Поттеру предстоит еще час работы с зельями. Наверх он поднимется после урока.

Колин покраснел.

— Сэр, сэр, его ждет мистер Бэгмен, — испуганно проговорил он. — Все чемпионы должны идти. Их, по-моему, будут фотографировать.

— Хорошо, хорошо, — прошипел Снейп. — Оставьте, Поттер, здесь сумку. Вы мне еще будете нужны.

— Пожалуйста, сэр, Гарри надо взять сумку с собой. Все чемпионы там…

— Очень хорошо! — рявкнул Снейп. — Берите свою сумку и вон с моих глаз!

— А кто сказал, что я пойду, сэр? — улыбнулся Гарри. — Это им нужны фото, а не мне. Мне нужен котел и немного времени на зелье. Сегодня у нас эксперимент, и я не хочу его пропускать. Пусть идет тот, кто опустил мое имя в кубок, а я хочу заниматься противоядием. Так что, Колин, можешь сказать, что я не фотографируюсь и интервью не даю.

Картинно отвернувшись от пришедшего Криви, Поттер взял ступку, пестик и стал толочь безоар. В классе была удивительная тишина — слышен был только скрежет камня о стенки ступки.

— Но… — начал было Колин, однако был прерван Снейпом.

— Мистер Поттер выразил свое желание, и я не намерен его заставлять, а теперь идите и не мешайте уроку.

Колин испуганно встрепенулся и вылетел за дверь.

Тем временем Гарри уже измельчил безоар до мелкой крошки и добавил его вместе со стандартным ингредиентом в кипящий котел, а через семь секунд на медленном огне, против пяти на среднем из рецепта, вырисовал своей палочкой замысловатый узор. Через двенадцать с половиной минут у него сработал таймер, который Гарри установил, как только погасил огонь, и добавил три грамма рога единорога, который он молол все это время. Сразу после этого он сделал одно и три с четвертью помешиваний по часовой стрелке и четверть против, а затем добавил две средние ягоды омелы. Через тридцать секунд он сделал еще два помешивания по часовой стрелке и снова вырисовал какой-то замысловатый узор.

С зельем Гарри справился быстрее всех. Оно и неудивительно — все остальные всю пару глазели на чудо, которое осталось на зельеварении вместо того, чтобы уйти как можно раньше и без последствий.

— Что, Поттер, не знаете, что делать? — спросил Снейп, когда заметил, что тот смотрит куда угодно, только не в свой котел.

— Ищу простой яд, профессор Снейп. Эксперимент нужно закончить.

— Тогда идите в кладовую и возьмите темный флакон с третьей полки.

Гарри вернулся с темно-синим флаконом, на котором была надпись — «Strychnos toxifera» и поставил рядом с флаконом своего противоядия — в успехе приготовления зелья он не сомневался, так что немного схитрил и взял яд практически мгновенного действия, чтобы вывести профессора из себя.

— Готовы? — спросил профессор Снейп с ухмылкой. — Ну что же, давайте посмотрим. Начинайте.

Снейп внимательно и с ехидством посмотрел на Гарри, но вся его веселость пропала в тот самый момент, когда он увидел в руках у него темно-синий флакон вместо темно-серого.

— Что это, Поттер? — с ужасом в глазах спросил Снейп.

— Это, — Гарри выпил часть содержимого пузырька, которое уже успел налить в ложку, — Кураре — вещество растительного происхождения, которое обладает парализующими свойствами, — говорить ему уже было трудно, — он блокирует работу мышечного аппарата. У человека останавливается дыхание, и он может погибнуть от удушья всего за несколько минут, — Гарри уже практически не дышал, а руки у него дрожали. Глаза у Снейпа расширились, и он кинулся к ученику, который уже начал терять сознание.

— Безмозглый тупой гриффиндорец! Что ты делаешь? Так уверен в своих силах? Где же это чертово противоядие? — он лихорадочно искал в своих безразмерных карманах универсальное противоядие, не заметив, как Гарри выпил содержимое той пробирки, в которую он наливал свое творение.

— Оставьте так, профессор, может, подохнет, — не выдержав, кинул Уизли, как раз в тот момент, когда двери распахнулись и в кабинет зашли руководители трех школ, Бэгмен, Крауч и Олливандер, а Гарри перестал двигаться, дышать и вообще подавать признаки жизни.

— Кто умирает? — спросила взволнованная мадам Максим.

— Чемпион ваш недоделанный! — выкрикнул Томас.

— Мистер Поттер? — воскликнул Бэгмен.

— Да, сэр, вы что-то хотели? — спросил только что оживший труп, а Снейп отшатнулся и чуть не перевернул его котел.

— Да, сэр, вы что-то хотели? — спросил только что оживший труп, а Снейп отшатнулся от него, и чуть не перевернул котел, который стоял на столе.

— Почему вы лежите на полу? — удивленно спросил его мистер Крауч.

— Ну, на моем столе стоит котел, так что на нем не полежишь, на столе профессора лучше не лежать, если ты не самоубийца, а на стуле априори нельзя лежать, — улыбнувшись, сказал гриффиндорец-который-не-умер.

— А почему вы вообще решили лежать на уроке, вместо того, чтобы явиться к нам? — со злостью в голосе процедил Дамблдор.

— Это был эксперимент, директор. Я говорил Колину, что не приду к вам, потому как мы с профессором Снейпом проводим эксперимент, — мило улыбнулся Гарри и мельком глянул на зельевара.

— Эксперимент? — с любопытством спросила мадам Максим.

— Да, мадам, я выпил яд кураре и должен был спасти себя собственноручно приготовленным противоядием. Знаете ли, очень действенная мотивация, — хищно улыбнулся Гарри и украдкой глянул на Уизли и Грейнджер.

— Но зачем вы его, пили?! — воскликнула Максим.

— Хотел проверить, может ли мое зелье получить оценку «Превосходно», — спокойно ответил все еще сидящий на полу Гарри.

— И как, проверили? — холодно поинтересовался молчавший до этого момента Каркаров.

— Вообще-то это надо спрашивать у профессора Снейпа, но я так думаю, что если вы мне не кажетесь, то я справился отлично. Профессор? — спросил Гарри у Снейпа, повернув голову в его сторону.

— Можете идти, Поттер. Свое «Превосходно» вы получили, — ответил Снейп, который за последние пять минут чуть не поседел. Руки у него еще подрагивали, но он быстро справился с собой и снова стал внешне холоден, при том, что внутри горел пожар из страха.

— Что же, тогда пойдемте, господа, — ухмыльнулся Бэгмен. — Кстати, хорошие значки, мистер Уизли и… мисс Грейнджер, если не ошибаюсь, — самокритично.

И, развернувшись, первым вышел из аудитории. А все стали вглядываться в двоих гриффиндорцев, что уже стали пунцовыми и прикрывали значки, которые еще до занятия нацепили на мантии, взяв их у пуффендуйцев.

Встав с пола и собрав все свои вещи, Гарри вышел из аудитории вслед за директорами и остальными взрослыми магами. Шли недолго — уже через пять-семь минут они оказались в небольшой аудитории. Большинство столов в ней были сдвинуты в конец, образуя в центре пустое пространство. Три составлены вместе перед доской и накрыты длинной бархатной скатертью. За ними стояли пять кресел.

Виктор Крам, по обыкновению, задумчиво стоял в сто­роне от всех, а Седрик и Флер беседовали, сидя за столом. Вид у нее был довольный, не то что в день приезда. Она то и дело откидывала голову, и длинные белокурые волосы на свету красиво переливались. Пузатый коротышка с большой черной камерой, слегка дымившейся, краем глаза любуется ею, пока женщина в красной мантии что-то ему выговаривала.

— А вот и четвертый чемпион! — воскликнул Бэгмен, как только вошел в аудиторию. — Входи, Гарри, входи! Не волнуйся, это просто церемония проверки волшебных палочек.

— Проверка волшебных палочек? — озадаченно переспросил Гарри.

— Необходимо проверить, в каком они состоянии, нет ли поломок. Это ваш главный инструмент в соревнованиях. Специалист в этой области — мистер Олливандер — уже готов начать. После церемонии вас будут фотографировать. Познакомься, Рита Скитер, — Бэгмен жестом указал на женщину в алой мантии, которая уже успела подойти к вошедшим и теперь хищно смотрела на Гарри. — Она сделает небольшой материал о Турнире для «Пророка».

— Не такой уж и небольшой, Людо, — поправила Рита, впившись взглядом в Гарри. Волосы у нее были уложены в причудливое сооружение из тугих локонов, нелепо сочетающееся с массивным подбородком; очки отделаны драгоценностями, толстые пальцы, сжимающие сумочку из крокодиловой кожи, завершаются длиннейшими ногтями, покрытыми пунцовым лаком. — Нельзя ли до начала церемонии взять у Гарри коротенькое интервью? — обратилась она к Бэгмену, не отрывая от Гарри глаз. — Самый юный чемпион, несомненно, прибавит статье живости.

— Разумеется! Гарри, ты не возражаешь?

— Разумеется — возражаю, — протянул Гарри. — Я уже говорил, что не собираюсь давать интервью и не собираюсь фотографироваться.

— Дамблдор! — встрепенулась Рита Скитер. — Вы обещали мне интервью с чемпионом Хогвартса!

— Я обещал интервью с чемпионом, а не с чемпионами. Интервью Седрика вы взяли, значит, договор выполнен, — улыбнулся старик, а Рита сощурила свои глазки и нервно защелкнула застежку на своей крокодиловой сумочке длинными коготками.

— Что же, хорошо, будь, по-вашему, директор.

Чемпионы уже сидели на стульях у двери, и Гарри поспешил занять место рядом с Седриком. За накрытым бархатной скатертью столом уже восседали четверо судей: профессор Каркаров, мадам Максим, мистер Крауч и Людо Бэгмен. Рита расположилась в углу, вынула из сум­ки начатую статью, разгладила ее на колене и, пососав кончик Прытко Пишущего Пера, водрузила его стоймя на пергамент.

— Позвольте представить вам мистера Олливандера, — обратился к чемпионам Дамблдор, заняв место за столом судей. — Он проверит ваши палочки, дабы убедиться в их готовности к турнирным сражениям.

— Мадемуазель Делакур, начнем с вас, если не возражаете.

Мистер Олливандер вышел на середину класса, а Флер Делакур легкой походкой подошла к нему и протянула палочку.

— Хм-м, — протянул Олливандер, он повертел ее палочку в длинных пальцах как дирижер. Из палочки посыпался сноп розовых и золотых искр. Мастер поднес ее к глазам и внимательно рассмотрел. — Ясно, — сказал он спокойно. — Двадцать сантиметров, не гнется, розовое дерево. Мерлин! Содержит…

— Волос с головы вейлы, моей гран-маман, — с гордостью в голосе произнесла Флер.

— Да… да, — сказал Олливандер. — Я никогда не использовал для палочек их волосы. Слишком уж они получаются темпераментные. Но каждому свое, и если она вам подходит… — мистер Олливандер пробежал пальцами по палочке, проверяя, нет ли царапин или каких неровностей. — Орхидеус! — воскликнул он, и из палочки выскочил букет орхидей, который он протянул Флер.

— Мистер Диггори, ваша очередь.

Флер полетела на свое место, по пути одарив Седрика милой улыбкой.

— А-а, узнаю свое изделие, — заметно оживился мистер Олливандер, беря палочку Седрика. — Прекрасно ее помню. Содержит один волос из хвоста уникального экземпляра жеребца-единорога — около двух метров в холке. Чуть не проткнул меня рогом, когда я дернул его за хвост. Тридцать пять сантиметров, ясень, хорошая упругость. Регулярно ее чистите?

— Вчера вечером полировал, — улыбнулся Седрик.

Мистер Олливандер выпустил из палочки Седрика серебристую спираль дыма на весь класс, остался ею вполне доволен, и директор пригласил на середину комнаты Крама. Виктор Крам встал, повел плечами, ссутулился и вразвалку подошел к мастеру. Протянул палочку и, сунув руки в карманы, нахмурился.

— Хм-м. Ежели не ошибаюсь, творение Грегоровича? Прекрасный мастер, хотя стиль не совсем тот, какой… Ну, это ладно… — Олливандер поднес палочку к глазам и тщательно рассматривал ее, вертя так и этак. — Да… саксаул и сухожилие дракона? — метнул он взгляд на Крама — тот кивнул. — Толстовата, довольно жесткая, двадцать семь сантиметров… Авис! — палочка из саксаула выстрелила как ружье, из дула выпорхнула стайка щебечущих птичек и вылетела в окно навстречу солнцу. — Отлично, — сказал Олливандер, возвращая Краму его палочку.

— Кто у нас еще остался?.. Поттер! — Гарри поднялся с места, прошел мимо Крама и протянул свою палочку.

— О-о! — расцвел мистер Олливандер, глаза его вдруг вспыхнули. — Я очень хорошо ее помню.

Мистер Олливандер изучал его палочку дольше всех. Наконец пустил из нее фонтан вина и возвестил, что палочка по-прежнему пребывает в безупречном состоянии.

— Благодарю всех, — сказал стоящий за судейским столом Дамблдор. — Возвращайтесь на занятия. Хотя, пожалуй, можете идти отдыхать, урок вот-вот кончится…

Гарри уже собрался уходить, но толстяк с камерой вскочил и прокашлялся.

— А снимки, Дамблдор, снимки! — заволновался тот. — Всех судей и участников! Что вы скажете, Рита?

— Да, конечно. Сначала всех вместе, — она опять впилась взглядом в Гарри, — а потом по отдельности.

Фотографу пришлось-таки изрядно потрудиться. Ма­дам Максим заслоняла всех, какой ракурс ни возьми, а ему было отойти некуда, чтобы великанша попала в кадр. В конце концов, ей пришлось сесть, а все остальные встали вокруг. Каркаров наматывал на палец козлиную бородку, что­бы получился еще один завиток, Крам, привыкший фотографироваться, занял место позади — не хотел выпячиваться. Фотограф желал выдвинуть на первый план Флер, а Гарри все время пытался спрятаться за мадам Максим и проклинал себя за то, что выложил мантию перед зельеварением. Когда фотограф снова не получил в кадр Поттера, то подозвал Риту, чтобы она помогла найти нужный ракурс, и Гарри просто сбежал, пока никто не заметил.

— Дурдом, — выдохнул он и побрел в сторону башни. Фотографироваться Гарри не любил — известность ему претила, он надеялся, что если у Риты не будет ни фото, ни интервью, то и в статье о нем не будет ничего.

Башня Гриффиндора была недалеко от зала, в котором они «сходили с ума», так что Гарри добрался бы до нее быстро, если бы не…

— Ну что, Поттер, как фотосессия? Дал хорошее интервью? — голос Томаса прозвучал настолько неожиданно, что Гарри растерялся.

Гарри повернулся, но не успел ответить — Фред изо всех сил толкнул его со ступеней. Руки Гарри так и не дотянулись ни до волшебной палочки, ни до перил — он летел вниз без возможности защититься. Ступени больно били по ребрам, рукам, ногам, голова кружилась — все-таки он недавно перенес отравление, а это не проходит бесследно даже после самого идеального противоядия. Гарри старался сгруппироваться, чтобы уберечь от ударов голову, но у него это слабо получалось. Лестница была длинной, а развлекающиеся гриффиндорцы не давали ему возможности остановиться, подталкивая его тело заклинаниями. Почти долетев до подножия лестницы, Гарри зацепился за что-то и вместе с этим чем-то рухнул на каменный пол. Уж лучше бы остался на фотосессии!

Пролежав пару минут, но так и не дождавшись продолжения, Гарри попытался подняться и оценить ситуацию. Оказалось, что когда он падал, то зацепил какого-то рыцаря и напоролся на несколько его острых частей.

«Слава Мерлину, что меча у этого индивидуума не было. И зачем нам столько доспехов в замке?» — подумал Гарри. Оценив свое состояние как: «ходить могу — уже хоть что-то», он направился в Больничное крыло.

Мадам Помфри оказалась в лазарете, но приход Гарри ее не обрадовал: сморщившись, будто он принес ей слизня, она все-таки проверила его диагностическими чарами и ушла в свой кабинет. Через несколько минут она вышла и вынесла ему несколько скляночек: костерост, потому как четыре ребра он все-таки сломал, пока летел по пролетам; кровоостанавливающее и крововосполняющее зелья, так как потерял он не меньше полулитра крови — вся его рубашка была в крови, а раны все еще кровоточили; экстракт бадьяна — от этих самых кровоточивший порезов и мазь от синяков и ссадин. Вручив ему в руки все эти зелья, медиковедьма просто выставила его из Больничного крыла. Это было немыслимо!

Стоять под дверями Больничного крыла долго он не решился и поковылял к тайному проходу, который помогал сократить дорогу от первого этажа к Больничному крылу. О его существовании никто не знал, ну, наверное, кроме Филча и близнецов Уизли, которые узнали о проходе так же, как и он — через карту.

Сев там на ступеньки, Гарри выпил костерост и скривился — зелье имело очень специфический привкус, и после него жгло рот и горло. Растить кости — дело не из приятных, он убедился в этом еще на втором курсе, когда идиот Локонс удалил их ему из руки, сращивать их, конечно, было менее болезненно, но все же неприятно. Кровоостанавливающее и крововосполняющее были выпиты следом, из-за чего голова пошла такой каруселью, что Гарри привалился к стене и схватился за край ступеньки. Но это ему не сильно помогло, и буквально через мгновенье он потерял сознание и пролежал на этой лестнице до самой ночи.

Очнувшись, Гарри не сразу вспомнил, что с ним произошло. Все тело болело, но дышать было уже не так тяжело — ребра, видимо, уже пришли в норму, тошнота и головокружение тоже уже прошли. Оглядевшись, он понял, что во время своего «сна» сполз почти до первого этажа, и если бы Филч надумал сейчас воспользоваться этим ходом, то обязательно впотьмах наступил бы на него.

Оглядев свои руки и живот, Гарри потянулся за экстрактом бадьяна и мазью от синяков и ссадин. Пусть кровоточить раны и перестали, но все же оставлять их такими было бы неразумно. Намазывая толстым слоем мазь, Гарри думал только о том, что его предали. Гнев, так сильно загоняемый им глубоко внутрь, снова требовал выхода. Он хотел отомстить. Гарри не сильно злил поступок Малфоя — с ним он всегда мог разобраться сам, тем более это их противостояние всегда приносило ему какое-то сомнительное удовольствие. «Если не поругался с Малфоем — день прожил зря» — такую нехитрую истину для себя он понял еще на первом курсе и придерживался ее вот уже четвертый год, так что ему мстить он не собирался. А вот «друзья»… Рон, Гермиона, все гриффиндорцы — они носили эти значки, потому что предали его. Он вспомнил о своей выходке и хищно улыбнулся. Пусть значки и придумал Малфой, но он огреб из наказанной троицы меньше всех: сразу после демонстрации значка он его снял, а вот Уизли и Грейнджер теперь могут выбросить свои мантии, если они, конечно, не решат ходить со своими значками, ведь он приклеил их чарами. Так что теперь Уизли может гордо носить свою единственную новую мантию с веселой надписью:

«Когда я был маленький, он тоже был маленький, а когда я стал большой, он так и остался маленьким».

И пусть он теперь всем доказывает, что я это про его интеллект, а не о том, о чем все подумали.

Грейнджер тоже получила камень в свой огород. Как-то она обмолвилась, что ей нравится Малфой, так что, получите-распишитесь:

«Хотела жить с блондином, но потерпела полное порыжение мозгов».

Так как девочки-сплетницы на Гриффиндоре и Слизерине умные, новость об этом разлетится со скоростью звука. Было ли Гарри жаль, что он намекнул на секрет подруги… бывшей подруги? Нет. Он же его не рассказал, а, можно сказать, предположил. То, что он попал в цель — случайность. Да и этот поступок перед башней? Его он простить им не сможет.

Тогда, после значков, пришлось засунуть свое желание сжечь все вокруг глубоко на задворки души и довольствоваться маленькой местью, но вместо него вспомнилось безрассудное желание поэкспериментировать и выбесить Снейпа. Сейчас он не понимал, как он вообще пошел на такое — чуть не умер! — но тогда это было единственное, что могло сдержать его гнев, привести в чувство. И сейчас ему нужно что-нибудь такое. Нет, не травиться — он что, самоубийца что ли? — нет. Ему нужен адреналин. Именно он привел его в чувство и отрезвил сознание. И самое ближайшее место получить адреналин — Запретный лес. Там — если уж совсем припечет — можно и сжечь что-нибудь.

Спать он все равно не сможет, так что сходить сейчас в лес — неплохое решение, потому как если он завтра в таком состоянии увидит Томаса или Уизли, то от них останется кучка пепла, да и то не факт. Так что, собрав все свои вещи и посмотрев по карте — хоть ее взял! — нет ли рядом Филча, Гарри выбрался из хода и направился к одному из тайных лазов наружу. Двери в замок сейчас уже точно закрыты, а вот тайные проходы — нет. Он выбрал тот, по которому пробирался в замок Сириус на Хэллоуин. Удобно — выходишь у самой кромки леса, и никто из замка не увидит, что ты покидаешь его территорию.

На улице было морозно. Темпус показал три часа ночи. Легкий ветерок пробирал до самых костей — теплой мантии у Гарри не было — но обратно возвращаться он не хотел. Вокруг было так тихо, что хотелось нарушить эту тишину пронзительным криком. Гарри шел по опушке леса, описывая дугу, пока озеро и замок не скрылись у него из виду. Сразу полегчало. До этого момента что-то в груди рвалось поджечь его вместе со всеми обитателями и смотреть, как он полыхает в полной темноте. От представленной картины в голове звучал отчаянный смех, однако сам он не смеялся — смеялось его второе Я. Бездумно блуждая по лесу, Гарри не сразу заметил какое-то шевеление за деревьями и остановился только тогда, когда услышал чей-то недовольный сонный голос и свирепый душераздирающий рев.

— Какого Мерлина она опять не спит?! Сколько можно?

— Марк, успокойся… — пытался успокоить бедолагу коллега.

— Успокойся? Серьезно? Три часа ночи! Какой придурок сегодня не попал в нее усыпляющим?

— Марк, просто оно быстро ослабло, вот и все…

— И все? — истерики, кажется, было не избежать. — Я ехал сюда руководить вами, а не бегать по ночам успокаивать Венгерскую Хвосторогу! Где, драклы его побери, этот Уизли? Почему я тут вместо него?

— Марк, он приболел…

— Приболел? Ты серьезно? Лукас, я видел его два часа назад у палатки Гранта! Он что, опять за старое взялся? А ты его покрываешь? — тот, кого этот Лукас называл Марком, сейчас готов был извергать пламя не хуже драконихи, которую он только что успокаивал.

— М-марк, он же кл-лялся… — заикаясь от гнева старшего товарища, промямлил Лукас. — И даже если он взялся… Я тут не при чем! Могу поклясться! — уже без заикания, полным решимости доказать голосом сказал он.

— Что же, тогда пошли, посмотрим, пока это гадина опять не проснулась, — ехидно сказал Марк и ушел вместе с Лукасом к палаткам, которые стояли с другой стороны загонов.

У Гарри же отвалилась челюсть. Он стоял и смотрел на открывающуюся перед ним картину и не мог поверить в происходящее. Драконы. В Запретном лесу. Ему казалось, что кто-то выполнил его заветное желание. Отчего-то так хотелось подойти к ним и погладить. В загоне сейчас мирно спали четыре громадных и с виду очень грозных дракона. Серебристо-голубой с длинными острыми рогами сейчас свернулся милым калачиком и тихонечко посапывал, отчего из его ноздрей вырывались тоненькие струйки дыма. Зеленый, покрытый гладкой чешуей — извивался вокруг деревца и нервно подрагивал во сне своими могучими задними лапами, будто бегал за кем-то. У красного шею украшала бахрома из тонких золотых пик, он громко выдыхал, и после каждого такого выдоха загоралась какая-нибудь травинка — земля вокруг его головы уже была прожжена до корней. Был еще гигантский черный, больше других похожий на ящера дракон — тот что разбудил тех Марка и Лукаса — и именно он находился совсем рядом с Гарри.

Усевшись поудобнее около забора, Гарри, как завороженный, смотрел как мирно вздымаются тела драконов, и не мог налюбоваться. Что-то родное было в них, каждая их черточка напоминала ему о чем-то давно забытом, но сохранившемся на уровне ощущений.

— Уизли! — разрезал уютную тишину голос Марка. — Какого дракла ты снова взялся за старое? Тебя уволить к чертям, чтобы ты, наконец, перестал тащить все что ни попадя?

— Мистер Харт, не нужно увольнять, пожалуйста!

— Значит, будешь сегодня и завтра по ночам дежурить, а во время их бодрствования, пока мы будем их вырубать — будешь стоять ближе всех, — гаркнул Марк.

— М-мист-тер Х-харт, — пробормотал резко побледневший Чарли, — но они же стреляют огнем на рас­стояние семь метров! А эта сумасшедшая Хвосторога на все пятнадцать. Она же сожжет меня к драклам!

— Вернемся к варианту с увольнением?

— Н-нет, я согласен, — удрученно промямлил тот.

— Ну тогда пошел вон, и чтобы я не видел сегодня ни тебя, ни этой Хвостороги. И только попробуйте меня разбудить! — Марк неслышно развернулся и пошел вдоль опушки к палаткам.

Гарри же так и просидел у мирно спящих драконов оставшиеся часы до рассвета, а к шести утра побрел обратно в замок.

Суббота и воскресенье у Гарри прошли более-менее сносно. Завтракал он на кухне, брал с собой еды на обед и ужин и отправлялся в лес наблюдать за драконами. Он сидел рядом с ними, на полянке, и читал учебник по зельеварению за седьмой курс. Уже совсем скоро он перейдет на дополнительную литературу, и от осознания этого Поттеру хотелось обнять весь мир, даже Волдеморта. Если бы кто-нибудь еще месяц назад сказал ему, что он будет любить драконов и зельеварение и ненавидеть гриффиндорцев, он бы без раздумий отправил наглеца к Помфри, на обследование… предварительно сломав ему нос или руку.

Хотя, даже если сейчас кто-то спросил бы: отчего он так увлекся зельеварением, он, наверное, не смог сказать. Все началось с того, что он просто хотел почитать что-нибудь. Это «что-нибудь» оказалось учебником по зельям, а лезть дальше было откровенно лень. В библиотеке он тоже планировал взять максимум учебник за пятый курс, а тут… Он просто не мог отказаться от такого подарка судьбы, да и зелья оказались до жути интересными. Только сейчас он начал понимать Снейпа — вместо того, чтобы готовить нормальные зелья, безмозглые ученики просто переводили не самые дешевые ингредиенты и трепали ему нервы. Ну как можно испортить что-то, что готовишь по рецепту? Насколько нужно быть идиотом, чтобы не суметь прочесть, что иглы дикобраза нельзя класть в кипящий котел? Или насколько нужно быть недалеким, чтобы перепутать подписанные ингредиенты?

Или драконы: почему именно они? Почему ему тут так нравится? Да и самим дракончикам с ним было спокойнее: все время, что он проводил рядом, они не бесновались, а мирно лежали и бунтовали только тогда, когда он уходил на завтрак. Он даже спал рядом с ними, благо домовики предоставили ему теплое одеяло, а мадам Пинс показала, как накладывать согревающие чары. Возвращаться в башню он не хотел, но на уроки решил ходить — Турнир Турниром, а информация сама по себе в голове не появится — не без мантии, конечно — ее он больше выкладывать не будет. Странно конечно, но ни один драконолог его так и не заметил.

Первым уроком в понедельник оказалась защита с Грюмом. Гарри вдруг отчего-то подумал, что тот был бы недоволен, если бы узнал, что национальный герой так подставился, и его одолели простые грифы. Бить в спину, конечно, не благородно, но, как подтвердил этот случай — весьма действенно.

Пришел к кабинету Гарри самым первым, зашел внутрь и устроился за первую парту на стороне Слизерина. Туда никто не садился, потому как все считали это место проклятым — сидя там, ты получал только «Тролль». Уже давно никто не мог вспомнить, кто же это придумал, но суеверие сохранилось, и никто не рисковал. Как только прозвенел звонок на урок и двери распахнулись, чтобы впустить четверокурсников на занятие, Гарри скинул мантию.

— Потти! А что ты делаешь на нашей половине? Перевестись решил? Или тебя грифы выгнали? — многозначительно поигрывая бровями, спросил Драко.

— А что, ты меня ждешь? — с наигранной невинностью в голосе спросил Гарри. — Пока нет, хоречек. Я просто соскучился по тебе, вот и решил сесть поближе. Ты же сидишь за вторым столом, я не ошибаюсь? — с хитрой улыбкой поинтересовался он у Драко, который после его слов стоял словно громом пораженный.

— Малфой! Нотт! Почему стоим? Минус пять баллов со Слизерина и быстро за стол! — рявкнул Грюм, отчего все слизеринцы подпрыгнули на месте и перестали строить догадки о странном поведении Поттера. — Итак, начнем … Спрячьте свои учебники. Сегодня мы с вами поговорим, а потом проведем практическую работу. Кто-нибудь из вас знает, какие заклятия наиболее тяжело караются волшебным законодательством?

Неуверенно поднялись несколько рук со стороны гриффиндорцев, и ни одна со стороны слизеринцев. Они, естественно, знали их, но свои знания решили оставить при себе, собственно, как и Гарри. Грюм кивнул Уизли, хотя его магический глаз был устремлен на Лаванду Браун.

— Ну, — робко начал Рон. — Отец говорил мне об одном… оно называется Империус… или как-то так?

Поттер хмыкнул. Как-то так… И это чистокровный волшебник! Глупо, очень-очень глупо.

— О да, — с чувством произнес Грюм. — Твой отец должен его знать. Заклинание Империус доставило Министерству неприятностей в свое время, — он хищно улыбнулся и потянулся к банке, которая стояла у него на столе.

Там было три паука: огромных и волосатых. Хотя… скорее маленьких, ведь Арагог — вот огромный паук, а это так, мелочь. Гарри глянул на Уизли и улыбнулся. И как он мог забыть: тот боялся пауков. А в лесу та-а-ак много акромантулов — один мог и сбежать, чтобы в комнату грифов пробраться и, какая жалость, мог выбрать постель Уизли, как самую мягкую в комнате! Единственный гриф среди слизеринцев снова перевел свой взгляд на Грюма и заметил, что тот заставил паука сделать сальто. Скучно. У Гарри сложилось стойкое ощущение, что он это уже видел, и не раз. Нет, не как танцуют пауки, а как накладывается и действует Империус.

Когда паук, встав на две задние ноги, отбил чечетку — все засмеялись. Все, кроме Грюма и Гарри. Смеяться тот и не собирался — он отчего-то понимал, что с таким не шутят. Не владеть собой — ужасно, хотя контролировать кого-то, заставлять его беспрекословно тебе подчиняться — пьянит лучше всякого вина.

— Думаете, это смешно, да? — прорычал профессор. — А понравится вам, если я то же самое проделаю с вами? — смех мгновенно умолк. — Полная управляемость. Я могу заставить его выскочить из окна, утопиться, запрыгнуть в горло кому-нибудь из вас… Были времена, когда множество колдуний и волшебников были управляемы при помощи заклятия Империус, — продолжал Грюм.

Гарри хмыкнул, он был уверен, что во время войны было не так уж и много тех, кого по-настоящему держали под заклятием подчинения. Некоторые Пожиратели так точно соврали, под Империусом он их точно не держал. Тот же Малфой служил ему сам и пытал магглов с огромной радостью.

— Вот была забота у Министерства — попробуй-ка разобраться, кто действует по принуждению, а кто по своей доброй воле. Заклятие Империус можно побороть, и я научу вас как, но это требует настоящей твердости характера и далеко не всякому под силу. Если возможно, лучше под него не попадать. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! — рявкнул он, и все подскочили, ну, кроме Гарри, конечно — его старый аврор не пугал.

— Кто еще знает что-нибудь? Другие запрещенные заклятия? — в воздух взвились руки Гермионы и Невилла. Слизеринцы снова молчали — подставляться никто не хотел.

— Да? — сказал Грюм, и его магический глаз, провернувшись, уставился на Невилла.

— Есть такое заклятие… Круциатус, — произнес Невилл тихо, но отчетливо.

Круциатус… Заклинание боли. В свое время Пожиратели его любили: причем не только накладывать, но и получать. Должен же был и их Лорд получать удовольствие, если уж он на рейды не ходил? Гарри прикрыл глаза и лукаво улыбнулся, представляя, как под этим заклятием извиваются Фред и Дин. Других он не видел, так что воображение рисовало только их двоих, но почему-то в белых масках и черных плащах, а сам он сидел на своеобразном троне.

— Круцио, — громко заговорил Грюм, тем самым вырывая Гарри из его грез. Паук извивался и корчился, а Гарри смотрел так жадно, что зрачки у него расширились.

— Прекратите! — воскликнула Гермиона, и Гарри оглянулся на нее. Как она посмела прервать пытки?! В мгновенно покрасневших глазах читалась ярость. Злость поднималась в нем, а потом резко пропала — чего это он, в самом деле?

— Редуцио, — приказал Грюм, и паук уменьшился до нормальных размеров. Грюм посадил его обратно в банку. — Боль, — сказал он тихо. — Вам не нужно тисков для пальцев или ножей, чтобы пытать кого-нибудь, если вы можете применить заклятие Круциатус… Оно тоже когда-то было очень популярно. Так. Кто знает еще что-нибудь?

— Авада Кедавра, — прошептала Гермиона. Несколько человек посмотрели на нее с тревогой, а Поттер с радостью представил, как кидался бы ими в факультетской гостиной направо и налево. Предателей не прощают — и он не простит. Может, только Снейпа… Тут уж он сам виноват — свое слово держать надо.

— Ага, — еще одна чуть заметная улыбка скривила неровный рот Грюма. — Да, последнее и самое худшее непростительное… Заклятие Смерти… Авада Кедавра! — гаркнул он на третьего паука.

Полыхнула вспышка слепящего зеленого света, раз­дался свистящий звук, будто что-то невидимое и громад­ное пронеслось по воздуху, и паук мгновенно опрокинулся на спину — без единого повреждения, но, безусловно, мертвый. Грюм смахнул мёртвого паука на пол.

— Ни порядочности, — спокойно сказал он, — ни любезности. И никакого противодействия. Невозможно отразить. За всю историю известен лишь один чело­век, сумевший выдержать это, и он сидит прямо передо мной.

Грюм перевел на Гарри оба глаза и стал смотреть в упор. Любой бы отвел взгляд, но не он. Пусть на них сейчас все смотрят — плевать — пусть смотрят, дыру все равно не прожгут. Несколько минут они были неподвижны, как змеи перед прыжком, и только ждали, когда добыча сдастся и отведет взгляд.

— Авада Кедавра — прокашлявшись и отведя глаза от Гарри, сказал Грозный глаз, — заклятие, требующее для выполнения серьезной магической мощи. Сейчас вы все можете достать свои волшебные палочки, направить на меня и произнести положенные слова — однако сомневаюсь, чтобы меня от этого хотя бы насморк прохватил. — Поттер ехидно усмехнулся на эти слова — если бы он захотел — старикашка бы уже лежал у его ног. — Но ни­чего, я здесь для того и есть, чтобы научить вас, как это делать. Возникает вопрос — если все равно нет противодействующего заклятия, то зачем я вам это показываю? За­тем, что вы должны знать. Вы должны ясно представлять себе, как выглядит самое худшее. Недопустимо, чтобы вы вдруг оказались в ситуации, где столкнетесь с этим нос к носу. БУДЬТЕ ВСЕГДА НАЧЕКУ! — взревел он, и весь класс опять подскочил. — Итак — эти три заклятия — Авада Кедавра, Империус и Круциатус — известны как Непростительные заклятия. Использования любого из них по отношению к человеческому существу достаточно, чтобы заработать пожизненный срок в Азкабане. Это то, чему вы должны противостоять. Это то, с чем я должен научить вас бороться. Вам нужна подготовка. Вам нужно быть во всеоружии. Сегодня подвергну каждого заклятию Империус — это продемонстрирует вам его силу и проверит вашу способность к сопротивлению ему.

— Но, профессор, — неуверенно начала Гермиона, — вы ведь сказали, что это нарушение закона…

Грозный Глаз Грюм молча взмахнул волшебной палочкой, парты разъехались в стороны, и в середине класса образовалось пустое место.

— …Что к людям это заклятие применять нельзя, — закончила лучшая ученица и большая предательница свою мысль.

— Дамблдор хочет, чтобы вы на собственном опыте познали опасность этого заклятия, — непререкаемым тоном произнес Грюм, его волшебный глаз впился в Гермиону и парализовал жутким немигающим взглядом. — И я с ним согласен, но если ты предпочитаешь более трудный путь — путь раба, который полностью лишен собственной воли, я не стану возражать — это твой выбор. Можешь покинуть урок, — он указал скрюченным пальцем на дверь и отвернулся к другим ученикам.

Грюм по очереди вызывал четверокурсников Слизерина и Гриффиндора и накладывал на них чары. Чего только они не вытворяли, оказавшись в его власти студенты. Дин Томас трижды проскакал вокруг комнаты, распевая национальный гимн. Гарри очень жалел, что это не он накладывал на него Империус — можно было бы «случайно» уронить его из окна. Лаванда Браун вообразила себя белкой и пыталась сгрызть учебник по УзМС. Хорошо еще, что в этом году он не живой, а то наблюдали бы схватку года: человек-белка против книги-убийцы. Невилл исполнил гимнастические упражнения, к которым сроду не был способен. Оказывается, что человек под Империо очень пластичен — применить его к спортсменам, что ли? Тогда все золото наше! Рон, к его большому ужасу, обнимался с пауком, которого бывший аврор предварительно увеличил и обезопасил. Парвати Патил танцевала с мумией, хотя она этих египетских тварей боялась с детства, а Гермиона рассказывала детский маггловский стишок, стоя на стульчике. Перед заклятием оказались бессильны абсолютно все гриффиндорцы, становясь собой, только когда Грюм снимал заклятие.

Слизеринцы оказались более способными, но все же до идеала им было далеко. Драко, пусть и после минутного сопротивления, расхаживал по залу как павлин, размахивая руками, словно крыльями, Нотт, выдержав оборону всего в тридцать секунд, обнимался со стулом и пытался признаваться ему в любви, Крэбб возомнил себя балериной и представил на обозрение миниатюру из «Лебединого озера» в моноисполнении, Гойл решил, что он оперный певец, и чуть не оглушил всех силой своего голоса, оба они сопротивлялись не более двадцати секунд, Миллисента Булстроуд, после пятисекундных раздумий, полезла обнимать Драко, но, оступившись, упала в объятья Гойла и дальше не продвинулась, а Пэнси Паркинсон таки дошла до Малфоя, но поймать его не смогла — тот спрятался за Крэббом.

— Поттер, — наконец прохрипел Грюм, — твоя очередь. — Гарри вышел на середину класса, а профессор нацелил на него палочку и произнес: — Империо!

Удивительно знакомое ощущение! Его душа словно воспарила в небо. Никакого беспокойства не было и в помине — только легкое, необъяснимое счастье и радость. Блаженство волной окатило его, и все же он чувствовал себя как в тумане: за ним пристально наблюдают. Это чувство — что за тобой кто-то подглядывает — вернуло его с небес на землю. Он не марионетка, чтобы так легко дать собой управлять. Но тут в его голове прозвучал такой ласковый и уверенный голос, что ему хотелось мгновенно подчиниться:

«Прыгай на стол… Прыгай на стол…» — Гарри уже собирался подчиниться, как вдруг:

«Я тебе прыгну! А ну быстро собрался, тряпка, и скинул это с нас».

Гарри послушно замер и подумал, что его внутренний голос прав. Чего это он должен его слушаться?

«Прыгай на стол…» — повторил голос извне.

«Ага, сейчас, вот так взял и прыгнул, нет, спасибо!» — ответил он этому ласковому голосу.

«Прыгай! Живо!» — сильная боль пронзила все тело Гарри.

— Хрен тебе, — сказал он вслух, передернул плечами, и его взгляд прояснился.

— Поттер, а повежливее можно? Это же преподаватель! — с презрением шикнула на него бывшая подруга.

— Тебя никто не спрашивал, Грейнджер! — огрызнулся он. — Иди и читай свои маггловские стишки. Видно, на большее тебя не хватит.

— Да как ты смеешь! Ты… — договорить она не успела — в другом конце зала загорелась занавеска, и все устремили свои взгляды на нее, а Гарри схватил за руку Гермиону и притянул к себе.

— Не стоит грязнокровным девочкам пререкаться с сильными магами. Запомни! Темные маги не прощают ошибок и не терпят предательства, — прошептал он ей в ухо и хитро улыбнулся; глаза в это время у него на мгновение снова полыхнули красным. — Ходи и оглядывайся! — мягко и спокойно сказал он ей и отошел к слизеринцам. Еще в пятницу, когда «благородные» гриффиндорцы выписали ему билет в Больничное крыло, он понял одну вещь — если кто-то заведомо считает тебя темным и бессовестным, то другим быть просто нет смысла. Хотя бы в отношении них самих стоит оправдать их ожидания. Тут же прозвенел звонок, и Гарри растворился в воздухе.

«Как же они меня достали! Гермиона, моя лучшая подруга, смотрит с такой брезгливостью, будто я превратился в кучку драконьего навоза; Рон — лучший, соплохвост его задери, друг — обходит меня окольной дорогой и нарочито не смотрит в мою сторону; Томас так вообще скотина редкостная, только Невилл и Колин придерживаются нейтралитета».

Подойдя к кухне, он все же снял мантию, и это была его ошибка — в спину сразу попали оглушающее и парализующее. Лежа на полу и дожидаясь нападавших, Гарри удивлялся самому себе — попасться так второй раз подряд! Что с ним вообще случилось?

«Размягчение мозгов случилось!» — ответило внутреннее Я, которое в последнее время стало уж очень активно. «Нужно головой думать и за периметром следить, а не в облаках витать и злиться на всех вокруг. ХЛАДНОКРОВИЕ И ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!» — голос в голове повторял слова Грюма, но если от слов аврора Гарри не шарахался, то от слов самого себя, если бы не заклинание, он бы уже подпрыгнул.

— Ты что, Потти, спрятаться решил? — голос Уизли, копирующий Драко — с какой это стати Гарри мысленно назвал его по имени? — был ужасен. — Так мы нашли. Думаешь, великий маг, раз подчиняющее не действует?

— Зато парализующее — действует, — ехидно сказал и заржал другой голос. Смит — всегда он был скользкой личностью.

— Ага, и оглушающее, — сказал Майкл Корнер — и что когтевранец делает с рыжим гриффиндурком и главным задирой Пуффендуя?

— Слышишь, Потти, а ты такой же прочный, как и наглый? — спросил Фред — или Джордж? — и ударил его ногой в живот.

Боль мгновенно прошибла Гарри, но он не мог и пискнуть, видно, парализующее накладывал не Уизли — их заклинание он бы точно скинул. Похоже, что это стало сигналом к действию других, потому что уже через секунду его пинали и забивали в стену пять пар ног. Почти всех Гарри опознал: Уизли-младший, один из близнецов, Майкл Корнер, вроде бы умный парень — когтевранец, а туда же, Захария Смит — пуффендуец, и кто-то в слизеринской мантии. Вот от кого-кого, а от слизеринца он такого не ожидал, тем более от старшекурсника. Да и что ему делать в такой компании? Они выглядели как больной сон Дамблдора — равенство и сплоченности враждующих племен.

— А ну пошли вон! — раздался в тишине коридора чей-то властный голос. — Минус пятьдесят очков со Слизерина и Гриффиндора!

Слизеринец швырнул Ступефаем в старинные доспехи, стоящие возле лестницы, и они свалились, разлетаясь на части и усеивая пол кусками металлических лат. В последний раз от души пнув Гарри и сняв с него парализующее, он подкинул его так, что тот рухнул на эту груду, а сам, как и его подельники, скрылся с места преступления. Рукоять валяющегося меча сразу же попала Гарри прямо в живот, и он задохнулся от боли. Таким его и нашел Драко Малфой, который и «снял» со своего факультета и факультета львов по пятьдесят очков.

Драко уже было повернулся в сторону лестницы на третий этаж, когда услышал, что со стороны кухни раздаются громкие голоса Фреда Уизли и Кассиуса Уоррингтона, шестикурсника с его факультета. Сначала он решил, что они дерутся между собой, но судя по фразам — они кого-то вместе избивали. Малфой поспешил к месту действия. Картина, открывшаяся его глазам, была не просто неприглядной — она была абсолютно отвратительной. Двое Уизли, Корнер, Смит и Уоррингтон избивали какого-то парня в гриффиндорской мантии. Их жертва не кричала и даже не стонала, хотя удары были не детские — видимо, Уоррингтон наложил свое фирменное парализующее. Драко решил, что спасет этого беднягу только появление профессора, но пока бы он хоть кого-нибудь нашел, несчастного уже убили бы, и он решил идти ва-банк — сам изобразил преподавателя. И это сработало. Только подойдя ближе, Малфой понял, что избивали Поттера.

— О, Мерлин! — голос Драко дрогнул. Он подошел совсем близко и посмотрел внимательно на Гарри, лежащего сломанной куклой у его ног. — Поттер, ты жив? — он опустился на колено и приложил руку к шее избитого врага. Пульс прощупывался, но еле-еле.

Задумавшись о том, как невероятно повезло Поттеру, что Драко встретил его именно сейчас, тот вынул из коробочки, что дал ему декан для Больничного крыла, восстанавливающее, кровоостанавливающее, обезболивающее, костерост, кровевосстанавливающее и укрепляющее. Какой препарат давать первым, он не знал и решил сначала проверить Поттера диагностическим заклинанием, благо мама научила его после того, как он упал с метлы. Чары показали пять сломанных ребер, смещение позвонка, раздробление костей носа, разрыв легкого, кровотечение в полости живота, повреждение кишечника, раздробление костей правой кисти и перелом левой руки, а также перелом правой ноги и смещение коленного сустава левой.

— Мерлин, Поттер, как ты жив-то еще? — глаза у Малфоя были размером с блюдце, и он стал лихорадочно вспоминать все, что только мог, по колдомедицине. — Э-э-э, Вулнера Санентур! — выкрикнул он и взмахнул палочкой. Узор был очень витиеватый, но вспомнился правильно. Видимые раны стали затягиваться, и наружное кровотечение прекратилось. Тогда он дал Гарри кровоостанавливающее, чтобы остановить и внутреннее кровотечение, он не знал, действуют ли эти чары на внутренние повреждения.

— Эм, Эпискеи! — вспомнил он заклинание, которым пользовался Нотт после драки с Забини. Нос у него вправить получилось, а вот на кости руки не подействовало, зато когда он промахнулся и попал в левую ногу — смещенный сустав встал на место.

— Ох, Ферула! — воскликнул он последнее медицинское заклинание, которое помнил, указывая палочкой поочередно сначала на правую ногу, а потом и на левую руку. Тотчас же ногу и руку обмотали бинты, плотно прижав их к гипсовым лоткам.

После этого он влил в бессознательного Гарри остальные зелья и побежал за деканом — перемещать Поттера со смещением позвонка он не решился — так легко и инвалидом остаться.

Как только Малфой скрылся за поворотом, Гарри открыл глаза. Сделать это было крайне трудно: один был заплывший — похоже, там будет огромнейший синяк — а другой был скрыт сбившийся в кучку челкой, из-за чего при попытке открыть глаз волосы попадали на роговицу и вызывали жжение. Все тело болело, но уже хотя бы не кровоточило. Поттер понял, кто его избил — почти убил! — и кто спас. Малфою он этого не забудет. Пусть они и были вечными врагами, но он его спас. Даже сейчас, когда по школе гуляли такие слухи. На душе снова стало ужасно — его готовы убить и, скорее всего, когда-нибудь убьют. Убили бы уже сейчас, если бы не Драко. Значит, надо бежать. Захотят добить — добьют и в Больничном крыле. Хотя, с такой медиковедьмой, как мадам Помфри, нужно еще подумать, кто его убьет: злобные гриффиндорцы или милая Помфри, которая может просто придушить его подушкой, пока он будет спать.

— До-кх-бби! — прохрипел Гарри, сил у него почти ни на что не было. Он лихорадочно пытался вспомнить хоть одно безопасное место в замке, но не мог.

— Мистер Гарри Поттер, сэр! — в глазах эльфа стояли слезы. — Что я могу для вас сделать? Отвести вас к мадам Помфри?

— Нет, кх, пере-кх-мести, кх, меня к, кх, женскому туалету на, кх, втором этаже, — вспомнил наконец, такое место Гарри, а глаза у домовика расширились еще больше.

— Но Гарри Поттер, сэр, вам нужна помощь!

— Добби, пожалуйста, сделай так, как я прошу, — задыхаясь через слово, прохрипел Гарри.

ЩЕЛК.

И они оказались на втором этаже возле знакомой ему раковины. Воды на полу не было, собственно, как и не было обитательницы этого места — Плаксы Миртл. Интересно, а где она ходит… летает?

— Мы на месте, сэр, — пролепетал сквозь слезы эльф. Он видел, что, несмотря на то,

что внешне раны и не такие страшные, как были, Поттеру осталось жить недолго, если ему не помочь.

— Откройся — зашипел Поттер, и раковина, скрывающая проход в подземелья Слизерина, отъехала в сторону. — Добби, переместись к следующей двери с таким паролем.

ЩЕЛК.

И они были возле входа в зал Слизерина. Проход остался такими же, каким был в тот день, когда Гарри впервые попал сюда: гладкая стена, на которой вырезаны две свившиеся в кольца змеи с поднятыми головками, вместо глаз у них блистали огромные изумруды. Он помнил, как тогда подошел вплотную и просто смотрел на этих змей — глаза у них горели живым блеском, ему тогда казалось, что они живые. Сейчас он уже знал, что ему нужно делать. Прокашлявшись и сплюнув кровь, которая все еще текла из разбитой губы, поднял голову и посмотрел на змеек. Их глаза-изумрудины, смотревшие на него, замерцали ярче.

— Откройся! —приказал Гарри низким, тихим шипением, при этом слегка хрипя.

В стене появилась щель, разделившая змей, и образовавшиеся половины стен плавно скользнули в стороны. Ничего не изменилось, словно он ушел отсюда пять минут назад. Гарри уже хотел попросить Добби переместить его туда, но не смог и слова сказать: голова снова закружилась, и он потерял сознание.

— Крёстный!

Драко колотил в дверь личных покоев зельевара и пытался докричаться до него как можно скорее. Голос обеспокоенного подростка эхом отражался по пустынным и холодным подземельям. Слава Мерлину, что никого не было рядом, иначе тайна отношения Снейпа к Драко была бы так опрометчиво раскрыта, и Люциус ненароком прибил бы наследничка. Двери распахнулись сами по себе, и Малфой вбежал в комнату. Он выглядел сильно испуганным и до крайности разозленным. Даже сложно определить, чего в его облике было больше. Не дожидаясь вопросов и разрешения обратиться, он выпалил:

— Там Поттер! Его избили! Там были Уоррингтон, двое Уизли и еще кто-то. Он умирает! У него столько всего сломано, что я не понимаю, как он жив-то еще, — сумбурно выпалил Малфой. Отчего-то он чувствовал, что должен помочь этому гриффиндорцу, а к своим предчувствиям он привык прислушиваться. Не так давно, всего пять поколений назад, Малфои связали свою семью кровными узами с сильным родом интуитов, и пусть Драко интуитом не был, но отголоски были и в нем, именно они и помогали ему в некоторых спорных ситуациях.

Снейп вскочил так стремительно, что могло показаться, будто его подтолкнули сзади. Промчавшись мимо Драко, он только кинул:

— Веди!

Бежать было недалеко, но все-таки Снейп и Малфой тяжело дышали. Подойдя к тому месту, где он оставил Поттера Драко обнаружил, что тот исчез, латы снова стояли на своем месте, а все следы крови исчезли, как не бывало.

— Драко, если ты думаешь, что это смешно, то я так не думаю. Что за идиотский розыгрыш?

— Нет, это не розыгрыш! Я самолично его лечил. Тут даже колбочки были из-под зелий, что вы мне дали. Посмотрите сами, в конце концов! — Малфой приподнял ментальные щиты и уставился на своего крестного в упор.

То, что увидел Снейп, повергло его в шок. Гарри Поттер лежал в луже крови. То здесь, то там на металлических латах застывали красные потеки. Ему даже показалось, что он чувствует этот противный металлический привкус крови на своих губах. Руки и ноги Гарри были разбросаны в стороны. Присмотревшись внимательнее, становилось заметно, что они местами изгибались под странными углами, сустав на одной ноге был вывернут так неестественно, что, казалось, он не родной этому телу. Мантия и другая одежда порвались о металл доспехов, и кое-где из прорех виднелось голое тело — все в крови, ссадинах и синяках, кости на одной руке были раздроблены и торчали наружу. В воспоминании Снейп видел, как Малфой накладывает диагностическое, и ужаснулся тому, что увидел. Он был солидарен с Драко: как он жив-то еще, с такими-то ранениями?

Вынырнув из воспоминаний Драко, Снейп стал лихорадочно соображать, куда же делся полутруп Поттера. То, что он ушел не сам, и идиоту было ясно — со смещением позвонка он просто бы не встал.

— Ну и где его теперь искать? — в сердцах вымолвил декан Слизерина.

— Может, он в Больничном крыле? Или в башне? Или… — глаза Драко расширились в страхе.

— Что или, Драко? — пытаясь скрыть нервозность в голосе, спросил Снейп.

— Или Уоррингтон и Уизли решили закончить то, что начали, — уже тише договорил он.

* * *

Добби не знал, что делать. Поттер запретил нести его к Помфри и заставил притащить его сюда — в какой-то плесневелый полузатопленный подвал. Нет, конечно, домовик создал более-менее комфортные условия для пребывания там бессознательного героя: высушил помещение, трансфигурировал кровать, на которую и уложил Поттера, наложил на нее чары комфорта и обогрева. Добби сделал все, что просил его Гарри, но смотреть, как тот, кто освободил его от рабства — умирает, он просто не мог. То, что он умирает — Добби видел: магия домовиков позволяла узнать больше, чем думали волшебники. Эльф понимал, что без квалифицированной помощи Поттеру осталось не больше двух дней. Сейчас у него в душе шла борьба: желание помочь Гарри Поттеру воевало против обещания никогда не спасать ему жизнь, которое он дал полтора года назад. Добби закрыл глаза, пообещал себе, что прижжет уши печкой при случае, и аппарировал в Лютный переулок.

Поиск колдомедика, который мог бы ему помочь, занял достаточно продолжительное время. Во-первых — никто не хотел иметь дело с домовиком. Для волшебников они были просто слугами, работать с которыми считалось зазорным. А если кто и соглашался выслушать лопоухого, то их силы точно бы не хватило, чтобы спасти уже практически мертвого. Отчаявшись уже найти хорошего колдомедика, Добби решил аппарировать в Хогвартс, чтобы проверить, не пришел ли в себя Гарри, а потом просто похитить из Мунго лучшего медика. Пусть потом он и вынужден будет страдать от отката, но он спасет Гарри Поттера, как и тот спас его.

Если бы сейчас кто-то решил сфотографировать участок Лютного, с которого аппарировал Добби, то картина получилась бы занятная. В тот самый момент, когда домовой эльф щелкнул пальцами, чтобы исчезнуть, на него из ниоткуда свалился волшебник и попал в вихрь его аппарации. Все произошло так быстро, что глаз простого волшебника не уловил ничего, кроме вспышки и щелчка перемещения. А уже через мгновение оба они — домовик и молодой парень в костюме и с портфелем — лежали на мокром полу в Тайной комнате.

* * *

Это был обычный день обычного офисного клерка. На улице хоть и было мокро и морозно, но все же суше, чем обычно в эти дни. Роберт Батлер работал в «Адвокатской канторе Мистера Пауэлла» вместе со своим лучшим другом. И он ненавидел свою работу. Каждый день ему приходилось перекладывать бумажки с места на место, искать в них неточности и подписывать протоколы заседания. Стать действующим адвокатом, чтобы полностью влиться в коллектив, он не смог — слишком принципиальный, а принципы у него были весьма своеобразными. Роберт Батлер, конечно, и сам не был белым и пушистым, но придерживался мнения: плевать на закон, если это идет вразрез с требованием магии. Сам Батлер проводил все ритуалы и отмечал положенные праздники, проводя воздаяние Высшим. Тех же, кто этого не делал, он презирал: как можно так пренебрежительно относиться к тем, кто подарил тебе жизнь?

Когда в девяностом году они с Мейсоном поступили на работу в эту контору — оба были выпускниками юридической академии с дипломом с отличием в кармане. Каждый получил по первому делу и приступил к работе. Бонам был более склонен к защите всяких подлецов: он мог уговорить суд отпустить даже закоренелого убийцу. Роберт же, в противовес ему, мог вести только спокойные и непритязательные дела. Еще в академии Мейсон понял, что его друг определенно не способен ничего добиться в юриспруденции, но отчего-то упорно цеплялся именно за это направление. Поговорив тогда по душам, Бонам принял решение во что бы то ни стало помочь своему другу получить диплом — и он получил его таки, даже сподобился сдать на двенадцать «Превосходно» из двенадцати, что было очень неожиданно для них обоих. Поступив тогда в приличную контору, он пытался уговорить начальника не давать Роберту сложных дел, но тот не послушал своего новоиспеченного сотрудника, и поручил Батлеру дело, в котором подсудимому вменялось детоубийство. Со стороны магии это было страшным преступлением. Зная об отношении своего друга к нарушению законов Магии, Бонам пытался воззвать к разуму Пауэлла, но все было тщетно. Когда в суде все же доказали причастность подсудимого к детоубийству, сам Батлер поспособствовал вынесению самого жесткого приговора — Поцелуя. Начальник тогда пусть и не уволил его, но вести настоящие дела не пускал, заставляя оформлять отчетность за всеми действующими адвокатами.

Поначалу Роберт даже радовался, что ему не нужно защищать подонков, но перебирать отчетность и подписывать протоколы защиты, вчитываясь в каждое дело, было еще хуже. Уже пошел пятый год мучений Батлера, и тот уже всерьез стал задумываться об уходе, но вот клятва держала его на месте.

В этот осенний день Роберт сбежал с работы пораньше, потому как понял — он больше не сможет так жить. Сегодня он подписывал протокол заседания суда, в котором оправдывали парня, который убил своего соседа за использование «Темной магии». На самом же деле этот несчастный просто хотел провести обряд полного магического введения в род сироты из приюта. Тот сам жил в приюте, но все же был частью почти угасшего рода и смог его возродить, но вот печаль: из-за детских травм продолжить род он не смог, и единственным выходом для него было полное магическое введение в род с передачей своей крови наследнику. Что в этом плохого? Ничего. Но вот сосед этого не одобрил, и чтобы «спасти» мальчика, тот убил «темного» мага. Это было просто немыслимо. Сама Магия повелевала продолжать род любым доступным способом, проводить ритуалы очищения и заботиться о тех, кто не может позаботиться о себе сам. Именно поэтому в средних веках строились огромные поместья и дворцы человек на пятьсот — чтобы род был большим и имел в своем подчинении десяток-другой вассальных семей.

Изначально на земле было всего двадцать четыре священных чистокровных фамилий. Они находили магглорожденных и вводили их в свой род, полностью очищая от «грязной» крови. Грязнокровки — это те, кто носил в своем геноме наследственные болезни и мельчайшие генетические изменения. У магглов это обычное явление, а вот у магов этого не было — магия сама заботится об этом. Если же грязнокровки не проходили этот ритуал, а смешивали такую кровь, пусть и после магического брака, то вероятность того, что у их детей родятся сквибы, была почти тридцать процентов. А если бы родились маги, то они были бы не лучше, чем магглорожденные, какого бы рода не был второй родитель.

Тогда, давным-давно, если через несколько поколений маг, рожденный от введенного в род волшебника, имел силу больше определенной границы, успел нажить себе мало-мальски приличное состояние и имел желание отделиться от «материнского» рода, то он отделялся как младшая ветвь и брал новое имя для своего рода. Так появлялись чистокровные рода. Те же двадцать четыре — это истинно чистокровные, которых породили три сестры: Магия, Смерть и Жизнь. Со временем маги разлетелись по всему миру, но в Туманном Альбионе осели три истинно чистокровных семьи: Певереллы — как наследники Смерти, Мунго — как наследники Жизни и Блэки — как наследники Магии.

Откуда все это знал Батлер? Это знали все мужчины в его семье, как только им исполнялось одиннадцать и их отцы проводили ритуал памяти рода… рода Мунго. Да, Роберт был последним живым представителем истинно чистокровной семьи Мунго. Но как бы все не думали, у них не было ни гор золота, ни огромного особняка. Нет, он где-то был, но десять поколений назад их вышвырнуло оттуда, и замок запечатался. С тех пор ни один наследник не смог его найти. Что случилось? Это долгая и позорная история, которую лучше было не вспоминать. Пока.

Однако и без того паршивый день продолжился еще хуже. Батлер попытался аппарировать домой, но промахнулся и попал в Лютный переулок. Все бы ничего, оправился и аппарировал бы домой, но угораздило же его попасть в чей-то вихрь трансгрессии и очнуться в каком-то сыром подвале.

«Приплыли» — подумал Батлер и сильно зажмурился: он был уверен, что попал к каким-то преступникам в логово. Однако Авада или хотя бы Круцио в него не прилетели, и он открыл глаза. Перед его лицом стоял разгневанный домовик, а за его спиной, на простенькой кровати лежало тело. Назвать ЭТО по-другому, кроме как «тело», не представлялось возможным. Руки и ноги были разбросаны в стороны — было видно, что кто-то недавно вправлял сильнейший вывих коленного сустава на левой ноге, но вот убрать опухоль не догадался. Правая кисть была раздроблена, причем так сильно, что несколько костей запястья явно уже находились отдельно от тела; левая рука и правая нога были перемотаны бинтами и фиксировались гипсовыми лотками. Заклинание Ферула, конечно, хорошее, но сначала же нужно сопоставить кости! Что же оно фиксировало-то? Если это делал колдомедик, то Батлер готов был заавадить его сию же секунду! Кто так делает? Ну, а если не колдомедик, то молодец, что зафиксировал до прихода специалиста, а то так можно и доломать ненароком. Кости носа хоть и срослись, но тот опух настолько, что создавалось ощущение, что его покусал десяток пчел. Других внешних повреждений не наблюдалось, очевидно, что тот, кто оказывал первую помощь, позаботился о том, чтобы избавиться от синяков и ссадин. То, что они были, сомнений не вызывало: мантия и другая одежда порвалась, и кое-где из прорех виднелось голое тело, которое пусть и было целым, но ткань вокруг них была пропитана кровью.

Зрелище изувеченного Поттера заставило Роберта Батлера непроизвольно схватиться за голову. Что же за животное так поступило с ребенком? Предвидя внутренние повреждения, Батлер перевел обычное зрение на медицинское. В их семье это было родовой способностью. Если обычным магам, чтобы узнать причину болезни, нужны были десятки диагностических заклятий, то их роду эта было не нужно. То, что он увидел, заставило его упасть на край кровати: пять сломанных ребер, которые еще не успели срастись после приема костероста, смещение позвонка, из-за которого мальчишка может навсегда остаться инвалидом, разрыв легкого, которое пусть и не кровоточило, но было значительно повреждено, огромное количество крови в полости живота, которая вскоре приведет к перитониту и сепсису, потому как при закрытии повреждения туда попала грязь, повреждение кишечника — глядя на перебитые кишки, у Роберта встали дыбом волосы. Сколько же его били?

— Вы поможете ему? — голос домовика испугал Батлера, и он чуть не свалился с кровати. — Вы же медик, да, сэр?

— Конечно помогу, э-э-э, — Роберт замялся: имени домовика он не знал.

— Добби, сэр, — пролепетал домовик. — Спасибо, сэр, Гарри Поттер, сэр, этого не забудет, и Добби не забудет!

— Это Поттер? Это? — глаза потомственного колдомедика, скрывающегося под личиной адвоката, стали похожи на два блюдца. — Это его Пожиратели так? Или какие-то маньяки? Неужели его нашел Блэк с шайкой?

— Это дети, сэр.

— Дети? Да это не дети — это монстры! Только не говори мне, что это слизеринцы! — Бонам, как истинный слизеринец, очень болезненно воспринимал нападки на представителей своего факультета, но если все же это они, то он пересмотрит свое отношения к ним.

— Я не знаю, сэр, но, по-моему, это были гриффиндорцы, — с некоторым сомнением сказал домовик.

— Гриффиндорцы? — переспросил Роберт, в третий раз поглядывая на львиную мантию. — Бред, — это было последним, что сказал он, прежде чем приступить к излечению «тела».

* * *

В Больничном крыле Поттера не оказалось, как, впрочем, и в гриффиндорской башне. Как туда попал Снейп, чтобы это проверить — лучше не вспоминать. Зачем он полез туда искать мальчишку — он не знал. В этом году вообще творилось что-то странное. Если раньше Поттер вызывал у Северуса стойкое отвращение, то теперь ему хотелось защитить этого идиота. Да и какое-то чувство на уровне подкорки говорило ему, что он должен держаться рядом с этим гриффиндорцем. Раньше он спасал его через силу, преодолевая ужаснейшую головную боль, а сейчас боль доставляло осознание того, что Поттер лежит где-то и медленно умирает. Именно это заставляло Снейпа следовать в те места, где он в принципе находиться не должен и нарушать закон.

— Уизли! — двое близнецов обернулись на декана Слизерина и уже готовы были бежать, но что-то удержало их на месте — они не могли оторвать ног от земли. Как только Снейп подошел к ним, он схватил их за мантии и затолкал в ближайший класс. — Инкарцеро!

— Что вы делаете? Это незаконно! — кричал один из рыжих.

— Да что ты надрываешься, Джордж? Он же падаль — Пожиратель! Он, и все его дружки, как и Поттер — не имеют право жить, — глаза другого близнеца стали размером с галлеон каждый.

— Что ты несешь, Фред?! Ты в своем уме? — второй рыжий никак не мог понять, что же происходило с его братом. В последнее время тот, конечно, стал чуть страннее, периодически куда-то пропадал, но не до такой же степени.

— А что? — искренне удивился его близнец. — Поттер стал Темным — его захватило зло, он не имеет право жить. Пока он не стал новым Темным Лордом, мы должны избавить мир от него.

— Э-э-э, профессор, — Джордж обернулся к Снейпу, — вам не кажется, что с ним что-то не так?

— А как вы думаете, Уизли, зачем я тут вас связал? — ехидно поинтересовался тот.

— Я не… Поттер! — внезапно выпалил Джордж и повернулся к брату. — Что вы с ним сделали? — прошипел он не хуже змеи. — Это была его кровь? Ты сказал, что это краска, что вы с Роном придумывали новый розыгрыш! Ах, ты… — если бы не веревки, то Джордж наверняка врезал бы своему брату, а то и не раз, но пока он был связан, то мог лишь пнуть его от души. — Профессор, развяжите меня, я самолично его придушу! Где Поттер, поехавший?

— Там, где ему и место — на том свете! — рассмеялся Фред, за что получил еще один пинок от брата. — Мы бросили его умирать недалеко от кухни, но никто ему уже не поможет, даже если найдет! Ха-ха-ха. От ММ еще никто не спасался! — заливисто захохотал он, а Джордж мгновенно побелел.

— Что еще за ММ, Уизли? — спросил Северус, но его никто не услышал.

— Ты бы этого не сделал! — на совершенно белом лице проступили слезы. — Ты не мог, он же совсем еще ребенок… Ах, ты, кусок драконьего навоза! — Джордж начал вырываться из держащих его веревок. Пусть профессор и был очень сильным магом, но злость на брата сейчас была больше, поэтому Джордж легко сбросил их и кинулся колотить явно сумасшедшего Фреда. — Аваду тебе в задницу, придурок! — Удар. — Да чтоб за тобой бладжер всю жизнь гнался! — Удар. — Ты идиот ненормальный! — Удар. — Ты…

— Уизли, хватит! — Снейп за шкирку оттащил от связанного Фреда близнеца, который вырывался. — Уизли, перестаньте! — ноль реакции. — Мистер Уизли, я вычту сотню баллов, если вы не перестанете его избивать! — опять никакой реакции. — Джордж… — имя парня из уст самого страшного профессора школы немного отрезвило, и он перестал вырываться из стальных объятий Снейпа, в которых тот его держал.

— Профессор, — расстроенный Уизли не мог смотреть на брата, поэтому вывернулся в объятиях Снейпа и смотрел ему в глаза, — за что он так с ним?

Снейп не знал, что сказать, и не знал, отпускать Джорджа или нет. Тот мог в любую секунду броситься на брата.

— Уизли, вокруг происходит что-то странное. Все как будто сошли с ума. Пусть ваш брат пока полежит связанный у меня в покоях, а мы должны поговорить.

Снейп все-таки отпустил уже заметно растерявшего боевой дух Джорджа, поднял Мобиликорпусом его брата и направился в подземелье. Джордж тоже направился за ним, однако теперь его состояние было больше похоже на состояние отчаявшегося человека.

До подземелий Уизли и Снейп дошли молча, но как только открылась дверь…

— Крестный, домовики тоже не знают, где Поттер и… — глаза Малфоя сосредоточились на Уизли, который зашел вслед за Снейпом, и сузились от гнева. — Ты! — он направился в сторону Джорджа, не заметив летающего рядом связанного Фреда. — Удар — и не такой уж массивный, но достаточно сильный кулак прилетел в нос Джорджа, и тот, наконец, вышел из состояния амебы.

— Малфой, ты что, тоже с ума сошел? — он зашипел от боли — Малфой чуть не сломал ему нос.

— А что, ты бьешь только обездвиженных? Или только Поттеров? Ты, жалкий, трусливый…

— Драко, это был не он, а его брат. И тот уже получил, — секундная пауза, — от того, кого ты сейчас бил.

Информация, которую крёстный сообщил Драко, немного потупила ненависть к этому гриффиндорцу, и Малфой даже немного зауважал одного из близнецов. Пусть он все еще и был зол, но раз тот невиновен, значит Драко найдет себе другого участника побоища.

— Извини, — пробурчал Малфой и отошел к полке с книгами.

— Мир сошел с ума! Малфой извиняется перед Уизли, профессор зельеварения обнимает гриффиндорца, — на этих словах Драко поперхнулся воздухом и обернулся на Снейпа, — некоторые гриффиндорцы превратились в каких-то безжалостных тварей, брат избивает брата, а в национального героя, которого не убила Авада, прилетает ММ от того, кого он считал семьей… — закончив перечислять, Джордж упал в кресло и закрыл лицо руками. — И самое дерьмовое, что мы ничего не сможем с этим сделать!

— Уизли, не сквернословьте! — сказал Снейп.

— Что за ММ? — поинтересовался Малфой.

— Moram mortis, — безжизненно сказал Джордж, — отсроченная смерть. После получения этого проклятия человек проживет сутки-двое, пока не разорвутся все связи души и тела, душа разрушится, из-за чего никакое посмертие ее не ждет, а тело сгорит дотла, так что найти его не будет никакой возможности.

— Это… — Малфой не мог подобрать слов. — Что это вообще за проклятье? Откуда вы его взяли?

— Когда у нас преподавателем был Локонс, у него можно было подписать что угодно, вот мы с Фредом и взяли почитать книги из Запретной секции. Я взял «Тайны наитемнейшего искусства» — там была такая книжечка, хотя обложка была другая, а Фред взял «Дьяволиаду двенадцатого века», там то он и нашел это проклятие. Мы тогда его обозвали ММ и решили, что неплохо было бы применить его к Темному Лорду, чтобы он Гарри перестал трогать.

— Вот д… — выдохнул Снейп, но был прерван.

— Не сквернословьте, профессор! — с болезненной усмешкой сказал Джордж.

* * *

Гарри тяжело приходил в себя. Все тело болело, а голова раскалывалась. С трудом разлепив глаза, он заметил, что лежит на какой-то кровати, а рядом в кресле сидит молодой парень, старше его самого лет на десять.

— Вы кто? — прохрипел насторожившийся Гарри.

— Я Роберт Батлер, мистер Поттер, потомственный колдомедик, хоть и не дипломированный.

— Откуда вы тут взялись? Кто вас… — Гарри закашлялся и захрипел. Батлер молниеносно подлетел к нему и влил в рот несколько зелий. Кашель прекратился, а боль постепенно стала уходить.

— Успокойтесь, мистер Поттер. Я никоим образом не связан с теми, кто сделал с вами такое. Я тут по воле случая: упал в зону аппарации вашего домовика. Ну, а когда увидел ваше состояние, то не мог вас бросить. Пусть я и юрист, но все же семейное призвание так не упрятать, — после этих слов Батлер горько усмехнулся, было видно, что эта тема была для него неприятной.

— Домовика? Добби? — Гарри обернулся на эльфа, который стыдливо стоял недалеко от изголовья кровати.

— Гарри Поттер, сэр, простите Добби! — запричитал домовик. — Я обещал, что не буду спасать вам жизнь, но я должен был! Вы умираете, сэр. Скоро вам никто не поможет! — сказав это, домовик разрыдался.

— Он прав, мистер Поттер. К вам применили странное темномагическое проклятье, природу которого я не очень понимаю. Ясно только, что оно воздействует на душу и разбивает ее на части. Сейчас ваша душа разделилась на три огромных куска, которые уже успели гипертрофироваться, и вскоре вас просто разорвет.

— Что? Как это возможно? Душа же… ну, неделима и незрима, и вообще…

— Увы, мистер Поттер, это не так. Душа зрима для тех, кто хочет и может видеть. Она как энергия, сконцентрированная в определенном месте. У вас таких мест теперь три: в груди — это место, где находится ядро, оно у всех располагается именно там; в области головы — небольшой осколок, но уже достаточно гипертрофирован, он иногда мог захватывать ваше сознание и вы могли слышать голос подсознания, хотя основным оставался первый; ну и в области плеча, немного выше локтя. Если честно, я никогда подобного не видел, хотя наследие я не принял, так что, может, это и вполне возможно. У вас очень сложное и запутанное дело.

«Охренеть! Мы умираем! Хотя и правда, чего ты, наивный мальчишка, хотел от грязнокровок и предателей крови? Подарка на Рождество? Сочувствия или поздравления? Торт на день рождения? Они скорее сожгут тебя на костре!» — закричал голос в голове, который проснулся еще на ЗоТИ. Он того, как все это прозвучало в голове, ему стало плоховато.

«Не пугай мальчиш-ш-шку, он и так не в с-с-себе, — прозвучал другой, шипящий голос. — Поттер, спроси, что нам делать!»

— И что же делать? — спросил Гарри на автомате, а потом осознал, что подчинился приказу, даже не задумавшись, чей это голос. А потом, не дав ответить Роберту, воскликнул: — Похоже, я сошел с ума!

— Мистер Поттер, сейчас вам уже мало чем можно помочь, но давайте попробуем провести обряд соединения души. Он, конечно, немного не для этого, а для сбора кусков души из крестража, но все-таки должно сработать. Ваше состояние похоже на состояние при создании крестражей, когда душа делится и готова оторвать кусок для помещения в предмет. Можно, конечно, создать крестражи, но ваша связь с кусками нестабильна и тело может рассыпаться прахом, если оставшийся кусочек тоже куда-нибудь вылетит.

— Думаете, поможет?

— Попробовать стоит. Хуже точно не будет. Если не получится, то создадим крестражи, а потом вернем обратно, — спокойно сказал Батлер. Такое ощущение, что они обсуждали квиддич, а не ритуал, от которого будет зависеть жизнь Поттера и свобода его самого.

— Вы же понимаете, что за это вас могут посадить? — решил уточнить Гарри.

— Эх, мистер Поттер, я так долго скрывал сам от себя свою сущность, что теперь просто устал бояться. Я хочу помогать людям, и мне плевать, что за это мне придется продаться в рабство к гоблинам или сесть в Азкабан. Я устал. К тому же, если вас разорвет, меня тоже заденет, и я умру, ну, или ваш домовик меня растерзает, — он скосил глаза на Добби, который так зыркнул в ответ, что сомнений не было — разорвет и не поморщится.

— Хорошо, тогда приступим.

Подготовка к ритуалу шла полным ходом. Оглядев всю Тайную комнату, Роберт и Гарри нашли ритуальный зал. Камень Хогвартса переливался всеми цветами радуги, создавалось впечатление, что он горел изнутри. На влажных от конденсата стенах то тут, то там играли блики от камня, хотя в комнату не поступал ни лучик солнечного света. Вихрями по комнатке разливалась магия, причем так плотно, что становилось тяжело дышать, а в глазах мелькали разноцветные круги. От вида этого зала маги чуть не потеряли дар речи.

— Как красиво! — наконец сказал Поттер, завороженно глядя на рисунки, которые располагались по всем стенам помещения. Каких только символов там не было! Маги сумели разглядеть, что символы были как минимум трех разных древних языков.

— Безумно красиво, мистер Поттер, — так же, как и Гарри, еле выговорил Роберт. Глаза у него лихорадочно перебегали с символа на символ. И хоть он знал, хотя бы поверхностно, несколько языков — опознать он смог только один — шумерский, остальные же были ему неизвестны. — Основатели были очень могущественными волшебниками, раз смогли такое сделать. В этот камень стекались все излишки от магии юных волшебников. Здесь была сконцентрирована такая сила, что уму обычных волшебников это неподвластно. И это как раз то место, где мы сможем провести ритуал. Здесь он пройдет с меньшими потерями. Я думал найти ваше поместье, но здесь будет даже лучше… — он глубоко вдохнул, ощущая силу этого места каждой частичной своего тела. Теперь становилось понятно, почему все волшебники Британии считали Хогвартс своим вторым домом — после такого невозможно полюбить другое место.

— Тем более, что у меня нет поместья, — понуро сказал Гарри, а в его изумрудных глазах заблестели непролитые слезы. То, что он считал себя хуже других, сильно било по нему.

— Есть, мистер Поттер, просто пока неизвестно, где оно. Камень, скорее всего, в Гринготтсе, так что можно было провести ритуал там, но мне туда путь заказан. Так что давайте проводить его здесь.

— А почему, мистер Батлер? — поинтересовался Гарри.

— Это длинная и неприятная история, мистер Поттер. Я как-нибудь расскажу вам ее, но не сейчас. Сейчас — рисуйте руны и не отвлекайтесь, времени у нас не так много — отсрочка не больше двух дней.

* * *

Тик-так. Часы в покоях Снейпа нервировали сейчас больше обычного. Хотелось встать и выкинуть их куда подальше. Причем нервировали они не только его. Еще двое — гриффиндорец и слизеринец — сидели в креслах у камина, соблюдая полную тишину.

Тик-так. Еще никогда им не было так паршиво. Снейпу, что он не уберег сына единственной подруги, которой дал обещание защищать мальчишку ценой собственной жизни. Джорджу — что его брат послужил причиной гибели мальчика, которого они тоже поклялись защищать, пусть клялись они и не его матери, но все же они обещали Гарри, что не бросят его. Драко тоже сидел как в воду опущенный — только сейчас он понял, что без Поттера ему будет плохо. Пусть они и не дружили, но эти их пикировки безумно нравились самому Драко, а эта история со значками показала, что Поттер тоже достаточно ядовит и в будущем мог стать ему отличным другом, если бы понял его, конечно.

Тик-так. Молчание стало избавлением от боли — казалось, что если хоть один звук прервет ее, то боль выйдет наружу. Радость, солнце, улыбки — все это приносило только раздражение, тяжесть, мучения. Стоило только представить, как Поттер заживо сгорает, как на глазах появлялись слезы. Откуда? Ну вот откуда такая привязанность к этому темноволосому пареньку в очках? Но все трое чувствовали боль утраты. Необъяснимую, тягучую, практически засасывающую, как болото боль. Никакие доводы разума не хотели перекрывать это чувство.

* * *

Грюм шел в свои покои, подволакивая деревянную ногу, отчего по коридору разносился скрипучий стук. Как только двери его покоев за ним закрылись, лицо его стало меняться прямо на глазах. Шрамы исчезли, кожа стала гладкой, покалеченный нос приобрел обычную форму и уменьшился. Седеющая грива становилась все короче, пока не превратилась в коротко стриженые соломенного цвета волосы. Деревянный протез с гулким стуком упал на пол, а на его месте выросла обычная нога. Еще мгновение — и волшебный глаз выскочил из глазницы, и его заменил нормальный. Волшебный глаз покатился по полу, не переставая вращаться в разные сто­роны. Теперь в покоях мракоборца в отставке стоял бледный, слегка веснушчатый мужчина со светлыми волосами.

— Где этот чертов размазня Поттер! Если он повесится с горя, повелитель же меня убьет! — в сердцах выпалил поддельный Грюм. — Кто же знал, что из-за участия в Турнире и моей маленькой имитации темного ритуала все ТАК взбесятся! Они что, бешеные, что ли? Расчет был только на этого «Светлого» бородатого идиота! Только он должен был ненавидеть мальчишку и не верить ему. Что же это такое! И что я сделал не так? ЧТО?

* * *

Каркаров сидел в своем кресле на корабле и потягивал коньяк из винного бокала. Что за моветон! Любой уважающий себя аристократ сейчас бы развернулся и ушел, заодно прихватив своего отпрыска подальше от такого директора, но, к сожалению, никого сейчас рядом не было, а Каркаров от счастья готов был лопнуть, и такая маленькая деталь, как неправильный бокал, его не волновала. Его маленькая импровизация удалась! Теперь его чемпиону никто не будет мешать, и он останется в истории, как один из самых успешных директоров Дурмстранга!

Тогда, только завидя реакцию директора на молодого чемпиона, в голове Игоря созрел прекраснейший план, как избавиться от сильного соперника. То, что Поттер сможет выиграть Турнир — он не сомневался: слишком уж велик был его потенциал. Да и не стоило забывать о нечеловеческом везении, которое помогало ему раз за разом. Пусть Каркаров и не жил в Англии, но источники информации были и у него, так что обо всех «подвигах» храброго гриффиндорца ему было известно.

Та ненависть в глазах директора подсказала Каркарову, что нужно делать. Ненависть! Вот, что поможет ему избавиться от надоеды! Ненависть от близких — всегда переносится тяжелее всего! Долго готовиться не пришлось — зелье оказалось у директора Дурмстранга с собой. Как Пожиратель Смерти, хоть и бывший, он всегда носил с собой полный комплект зелий, чтобы добиться чего угодно: подчиняющие, привлекающие, яды, противоядия, зелья сводящие с ума и раскрывающие истинные чувства. То что надо! Отправить с домовиком зелья в гриффиндорскую гостиную, и дело в шляпе!

Однако и на следующий день, и через день этот мальчишка приходил как ни в чем не бывало. Тогда Игорь понял, что зелье, раскрывающее истинные чувства, не работает. Да и домовик признался, что распылил его по глупости в малой концентрации по всему замку. Вот почему его так колбасило! Чертов домовик.

Следующая попытка оказалась куда удачнее. Зелья были подмешаны в еду всего факультета Гриффиндор и Слизерин, части пуффендуйцев и когтевранцев, в основном, конечно, парней-старшекурсников. И вот тогда дело пошло — мальчишка пропал и не появлялся, однако был заметен побочный эффект зелья — подействовало оно на всех по-разному. Зелье должно было вызывать чувство стойкого отвращения и ненависти к тому, чей волосок в него добавить, в данном случае Поттера. И если половина учеников действовала, как и предполагалось, то некоторые наоборот, стали относится к Поттеру с меньшей неприязнью, а часть вообще превратилась в каких-то помешанных! Хорошо, что он успел им антидот дать, и никто не заметил. Ну да и ладно, главное, все прошло как надо!

* * *

Директор Дамблдор сидел в своем кресле и размышлял, что же еще ему сделать, чтобы спасти Гарри. Тот ступил на скользкую дорожку. Разговор с его друзьями ничем не помог — он все отрицал, а теперь вообще пропал. Внушение от крестного тоже не подействовало. А какой был план! Сириус, после проведенной с Питером параллели и небольшого ментального внушения, легко поверил в виновность Гарри и уже готов был самолично вернуть его на путь истинный, только не успел — тот пропал. Хорошо хоть все преподаватели были предупреждены и обработаны. Хотя нет, не все — влиять на Грюма Альбус не стал: тот и так странный и поехавший, обработать Флитвика не получилось: он гоблин, а на них не действовали зелья директора, а Снейпа тот просто побоялся обрабатывать: зельевар вычислил бы его мешанину в пять минут, а проблем потом не оберешься. Но с ним и так все хорошо — он ненавидел Поттера всеми фибрами души. Хотя в последнее время чересчур уж сильно, чего только стоила его бравада перед судьями! Тогда директор сразу же скинул с него чары ненависти — у него теперь и своей было достаточно, лишняя подпитка только усугубил бы ситуацию. Да и если тот его пришибет — следов ошейника уже не будет. А то тут он его чуть не отравил! Вот была бы подстава.

И куда все-таки делся несносный мальчишка — неясно! Теперь ходи, ищи его по всем закоулкам. Ну не к слизеринцам же он сбежал! Вся надежда у директора теперь была на дракона. Не зря же он заколдовывал мешочек так, чтобы Поттеру досталась самая ненормальная самка?

* * *

Мадам Максим удобно расположилась в громадном кресле у камина и покуривала трубку. Об этой ее привычке никто не знал, как и не знал о том, что она ради победы своей ученицы готова на многое. Как полувеликанша, она знала многие секреты своего, будто бы дикого, народа. На самом деле великаны умные и хитрые создания, которые жили в горах, выгоняя на поверхность только своих недоразвитых собратьев. Ведь не мог же тысячелетиями выживать такой примитивный народец? Нет. Тех, кого знали как великанов — никто иные, как отбросы общества и недоразвитые особи, к которым, для поддержания имиджа диких животных, применяли одно хитренькое проклятье. Именно им мадам Максим и воспользовалась, чтобы устранить самого перспективного участника Турнира.

Молодой Поттер. Это же концентрированная сила. Была бы она помоложе — выскочила бы за него не думая. Таких индивидуумов рождалось очень мало и всегда они были полукровками. Великаны давно вычислили, что для увеличения силы и ума кровь должна периодически обновляться, хотя работало это скорее в пользу очищения более «грязной» крови, но все же. Великанам это помогало. Волшебникам же — один к миллиону. Сейчас, например, таких только трое: Дамблдор, Поттер и Волдеморт, хотя последний оставался еще под вопросом, уж сильно разбавленная концентрация. Это как скрестить тролля и гоблина: теоретически должно выйти, а на практике — проблематично.

План ее сработал безупречно — всего пятерка целей, и Поттер больше не появляется на свет. А нужно было всего лишь ткнуть пару раз палочкой в парней, и уж через несколько часов у тебя полумертвый Поттер на блюдечке. Хорошо еще, что она сразу же обработала и медсестру, а то та быстро бы привела мальчишку в чувство. А так — немного зелья жестокости, направленное исключительно на Поттера, и вуаля: медиковедьма, которая и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Жестоко? Да! Но Максим несла в себе кровь великанов, а у них были другие представления о жестокости. Она должна привезти в школу этот кубок, и плевать, что тот выбрал полудохлую полувейлочку. Она сделает все, чтобы эта девчонка победила, иначе она сама шейку-то ее птичью свернет.

* * *

— Вы должны раскаяться, мистер Поттер, — голос Батлера звучал слегка неуверенно. Ему самому эта идея уже казалась идиотской, но чем Мерлин не шутит?

— Эм, в чем? — недоумевал Гарри. У него сложилось ощущение, что Роберт над ним издевается — он и так лежал, раскинув руки в центре замысловатой пентаграммы, и старался не пошевелиться, чтобы не смазать ни одного символа.

— Во всем, чтобы собрать душу воедино, вы должны раскаяться. Так как вы провели разрыв не с помощью заклинания, а вследствие проклятия, это может быть и не нужно, но все же попробуйте, — глупо. Роберт и сам это понимал, но ничего не мог поделать — этот ритуал — единственное, что могло помочь в такой ситуации. Запасной вариант — тот, что с крестражами — еще хуже. Вероятность, что тело умрет — процентов девяносто. Ну, а тут девяносто процентов того, что ритуал вообще не сработает.

«Эм, ребята, я не знаю, что вы за части моей души, но тоже попробуйте раскаяться, вдруг у меня не получится — умирать мне не очень хочется, как и вам, я думаю».

«Это да, я попробую, тем более каяться мне есть в чем, не хочу из-за этого умирать».

«Я даже не буду интересоваться — откуда» — выдохнул Поттер.

С каждой минутой ему все больше казалось, что оба эти «кусочка» совсем не кусочки, а полноценные личности, со своей жизнью, магией и секретами, о которых лучше ничего не знать, если не хочешь сойти с ума.

«А я вообщ-щ-ще душ-ш-шка, мне не в-в-в чем каяться», — сказал тот же шипящий голос.

«Серьезно? А та девчонка? Думаешь, я забыл, что это ты, а не я?» — ехидно поинтересовался голос первого.

«Ладно, ладно, к-к-каюсь!» — состроив виноватый голосок, отозвался другой.

«Искренне, куски вы недоделанные! Бесите, прямо не могу!» — сказал уже уставший от их причитаний и переругиваний Поттер.

— Ну что же, начинаем, мистер Поттер! Ab imo pectore…

* * *

— Директор, вы же понимаете, что пропажа студента — это не шутки? Мистер Поттер пропустил мое занятие, а его однокурсники сказали, что он не был в башне уже три дня! Где он ночует? Может его похитили, а может, он вообще покинул Хогвартс!

— Филиус, ну ты же понимаешь, что чемпионы могут не посещать занятия. А мистер Поттер сейчас наверняка снова проворачивает какую-нибудь гадость. Ты же видел то, что было в том классе? Тот ритуал? Я уверен, что это его рук дело.

— Альбус! Как ты можешь, это же… — тут его прервал вспыхнувший директорский стол.

Огонь охватил стол в мгновение ока. Да и не простой это был огонь — это было Адское пламя. То, против чего не было средства.

— Агуаменти! — два потока хлынуло на стол, но только усугубило ситуацию: теперь кабинет был полон горячего пара, из-за чего становилось тяжело дышать.

— Это Поттер! Слышишь, Филиус, это точно Поттер! — кричал директор все время, пока пытался тушить пожар, который прекратился так же, как и начался — в одно мгновение.

— Альбус, ты не прав — источником пожара было что-то в твоем столе!

— Это Поттер! Я точно знаю! — взвизгнул директор, что в его возрасте выглядело «слегка странновато» — читать как: казалось, что сошел с ума.

— Хм, — задумчиво протянул Филиус, — а тебе не кажется, что Адское пламя само по себе не затухает? Да и как бы он его выучил на четвертом курсе! Так что не наговаривай на парня, и лучше убирайся в кабинете, а я пошёл, а то тут дышать нечем! — сказал маленький профессор и оставил директора одного посреди затопленного и закопченного кабинета.

— Хи-хи, а это будет интересно! — прошептал Флитвик, идя по лестнице вниз. — Поттер-то не так прост, как оказалось. Будет интересно с ним сыграть! — он предвкушающе оскалился и медленно побрел в свой кабинет, готовиться к встрече.

* * *

На склоне одного из холмов в Литтл-Хэнглтоне, куда вела одна-единственная проселочная дорога, был небольшой участок земли. Узкий проулок, окаймлённый изгородью, был настолько запущен, что тропинка к дому, которая была выложена камнем и извивалась под ногами, словно змея, совсем исчезла из виду. Ничего, кроме деревьев, впереди видно не было. Дальше открывалась рощица, в которой царил полумрак. Между плотно растущих деревьев с трудом различалось какое-то строение. Это была обветшалая хибарка, до крыши заросшая мхом, черепица с которой давно осыпалась, а в стенах красовалось несколько сквозных дыр. Грязные и давно немытые стёкла в крошечных рамах навевали мысли о том, что тот, кто тут жил — давно сгинул. Единственное, что отличало это строение от маггловского сарая какого-то пьянчужки — мертвая змея, прибитая на входной двери. Она раскачивалась из стороны в сторону каждый раз, когда дверь отворялась или закрывалась на ветру.

Внутри сарайчик был поделен на три грязные крошечные комнатёнки, в две из которых можно было пройти через комнату, служившую одновременно кухней и гостиной. Вот в одной из них сейчас и происходило нечто неправильное, нечто необычное — сначала засветилось, а потом и загорелось кольцо с черным камнем. По сути, металл гореть не должен был, но кольцо, вместе с камнем, «сгорело» до пепла, который мгновенно был унесен заскочившим в домишко ветерком.

В ту же секунду, как последняя крупица пепла покинула территорию дома, двери его плотно закрылись и запечатались. Снова вырос защитный барьер, магглы забыли о существовании здесь когда-либо дома, а также о том, что здесь когда-то жили Мраксы — для них этих людей никогда не существовало.

* * *

Охота — единственное, что сейчас волновало удивительно красивую змейку. Она не ела уже несколько недель. Когда ее хозяин сказал, что они пробудут тут не больше месяца — Нагайна выловила всех мелких грызунов, а остальные просто мигом сбежали. Тогда она была уверена, что ей хватит. Но вот беда — прошло уже четыре месяца, а они все еще здесь! Крыс нет, мышей тоже, ужас просто. Но вот ей повезло — заяц так неосмотрительно забрался на ее территорию, и она наконец-то сможет полакомиться вкусным мясом.

Затаившись в кустах, Нагайна выждала момент и прыгнула на свою жертву. Но поесть ей было не суждено: в полете она загорелась, и ей как-то резко стало не до еды. Кожа, которую не могло пробить даже заклинание, трескалась и сворачивалась с живой еще змеи, глаза были выпучены наружу, а язык уже успел перегореть. Ей было больно — она извивалась, а тело дрожало в предсмертных судорогах. Издав последний вздох, она рассыпалась пеплом, который завертелся в ураганчик и поднялся в небо.

* * *

В Литтл-Хэнглтоне располагался дом, который вся деревня упорно называла Домом Риддлов, хотя семья Риддлов давным-давно там не жила. Тот возвышался на холме над деревней, окна его были заколочены, с крыши осыпалась черепица, а фасада почти не было видно за буйно разросшимся плющом. Прекрасный когда-то особняк, самое величественное здание во всей округе, ныне прозябало в пустоте и заброшенности. Жители Литтл-Хэнглтона единодушно сходились во мнении, что в старом доме таилась какая-то жуть. Полвека назад в нем произошло нечто кошмарное и таинственное, о чем и доныне любили посудачить деревенские старожилы, когда прочие темы для сплетен исчерпывались.

Все последующие владельцы поместья жаловались, что это место таит в себе что-то зловещее, и дом, в отсутствие обитателей, начал понемногу ветшать. Нынешний хозяин Дома Риддлов — какой-то богач — тоже там не жил и никак его не использовал; в деревне говорили, что воротила содержит усадьбу «из налоговых соображений», но что это значит, никто толком объяснить не мог.

Сейчас же в окнах верхнего этажа горел свет. Если бы кто-нибудь проходил сейчас мимо, то по деревне снова бы стал витать слух о привидениях бывших хозяев — иначе как объяснить то, что все владельцы так быстро убегали оттуда? То, что это мог быть владелец, никто и не думал, а уж на кого-нибудь другого, так и подавно.

— В бутылке немного осталось, милорд, если вы еще голодны… — голос раздавался эхом по пустому дому. Причем он был настолько писклявый и противный, что хотелось немедленно уйти оттуда и никогда не видеть противного коротышку, который и был хозяином этого не менее противного голоса.

— Позже, — отозвался второй голос — тоже мужской, но при этом он был странно высокий и холодный, словно порыв ледяного ветра. Было в этом голосе что-то такое, что подняло бы дыбом волосы у любого наблюдателя. — Пододвинь меня поближе к огню, Хвост.

Толстенький коротышка незамедлительно пододвинул кресло ближе к камину и поспешил встать подальше.

— Где Нагайна? — снова спросил обладатель ледяного голоса.

— Я… я не знаю, милорд, — боязливо ответил первый. — Думаю, она снова на охоте…

— Подоишь ее, прежде чем мы ляжем спать, Хвост, — сказал второй. — Мне надо будет поесть ночью.

— Конечно, милорд, — ответил коротышка и поспешил отскочить, так как тело его повелителя враз загорелось, и он стал неистово вопить.

— А-А-А-А, туши меня, чертов идиот! — кричало горящее тело.

Но ни одно заклинание, которое знал бедный Хвост, не могло помочь его господину, и уж через минуту на месте, где еще недавно восседал великий и могучий Темный Лорд Волдеморт, была только горстка пепла, которая сразу же была подхвачена порывом ветра из внезапно открывшегося окна. От страха трусливый по своей природе Хвост выплеснул слишком много адреналина, и его сердце не выдержало — он умер на месте.

Волна магии прошлась по деревне — все ее жители враз забыли и о Риддлах, и об их доме. Тем более те, кто родился менее пятидесяти лет назад, их и так не знали. А поместье? А что поместье — мало ли кто жил в этих развалинах лет триста назад?

* * *

Если бы простой обыватель заглянул в один из сейфов Гринготтса, то обомлел бы от открывающейся перед ним картины: это было нечто вроде пещеры, забитое от пола до потолка. Там громоздились золотые монеты и кубки, серебряные доспехи, шкуры неведомых животных — одни в колючках, другие с обвисшими крыльями, — драгоценные сосуды с зельями, был даже череп в короне! Внезапно подул легкий ветерок — и это в закрытой то комнате! — и с верхней полки упал украшенный драгоценностями кулон. Ударившись об пол, он рассыпался целым дождем абсолютно одинаковых украшений. В один миг десятки одинаковых кулончиков рассыпались по всей пещере, и настоящий уже невозможно было отличить.

Но главной звездой этого представления был не кулончик — недалеко от него стояла и искрилась маленькая золотая чаша, принадлежавшая когда-то Пенелопе Пуффендуй и перешедшая по наследству Хэпзибе Смит, у которой ее украл Том Риддл. Она переливалась всеми цветами радуги, в кромешной темноте было видно, что она раскалилась добела и вот-вот загорится. Так и случилось: буквально через секунду она вспыхнула как спичка и обратилась в пепел, который уже успел подхватить непонятно откуда взявшийся поток ветра. А после, сделав почетный круг по пещере, пепел был унесен им в сторону Шотландии.

* * *

Лондон был прекрасен. Ночную тишину в одном из спальных районов города прерывали только изредка проезжающие по дороге машины. Внимание педантичного человека обязательно привлекла бы интересная деталь этого района — на одной из улочек отсутствовал дом. Хотя… он отсутствовал не для всех — некоторые маги спокойно могли зайти в него и выйти, но для остальных на его месте были только дома одиннадцать и тринадцать. Это был дом на площади Гриммо. Дом с грязными стенами и закопчёнными окнами. Вход в это странное потерянное здание был оформлен крыльцом с истёртыми каменными ступенями. Видавшая виды дверь выкрашена в чёрный цвет, краска с которой от времени потрескалась и местами осыпалась. У двери не было ни замочной скважины, ни ящика для писем, зато был серебряный дверной молоток в форме извивающейся змеи. С внутренней стороны дверь была снабжена металлическими замками и цепочкой.

В самом доме на Гриммо было тихо. Сириус Блэк, не выдержав неизвестности, сбежал в Хогсмид, снова притворившись дворнягой — видно, так жить ему нравилось больше всего. Портрет леди Вальбурги безмолвствовал: на кого кричать-то? А домовик Кричер, выглядевший как несвежий инфернал, старичок в засаленной набедренной повязке, метался по дому в поисках помощи — он чувствовал, что сейчас что-то должно произойти, вот только что?

В раздумьях он не заметил, что медальон, который лежал в шкафу в гостиной, загорелся. Странно, конечно, но пламя совершенно не тронуло ничего рядом стоящего, хотя горящий предмет лежал на книге. Как только тот осыпался пеплом — пламя исчезло, впрочем, как и следы недавно горевшего украшения, так что когда домовик снова пришел в гостиную, то все снова было в порядке, и он спокойно пошел искать причину тревоги дальше.

Так получилось, что единственным свидетелем данного инцидента в доме Блэков оказался Найджелус Ликорис Блэк — единственный Блэк, который точно знал, что это такое, потому как сам баловался подобным.

— Раскаялся, значит, потомок… — почти про себя сказал отпечаток личности и довольно ухмыльнулся. — Что ж, господа, живем!

* * *

Выручай-комната — место на восьмом этаже замка Хогвартс, где можно найти то, что тебе нужно. Вход в неё появлялся только тогда, когда человек трижды проходил мимо неё, испытывая огромную необходимость в помощи. При этом комната будет обставлена так, как это нужно нуждающемуся. Но сейчас, сколько не ходи — внутрь не поподёшь. И все не потому, что кто-то ее занимал — нет, она была абсолютно свободна — дело в другом.

В огромном, будто собор, зале, заваленном скопившимся за сотни лет хламом, был пожар. Очень-очень странный пожар. Огонь заполнил собой всю комнату, языки пламени охватывали все свободное пространство, но… ничего не загоралось. Все будто было сделано из камня и никак не реагировало на настойчивые огоньки. Только одна вещь горела во всем этом странном месте — диадема Кандиды Когтевран, что тоже было весьма необычно. Как только последний камушек обратился в прах, огонек исчез сам по себе, а саму комнату заметно тряхнуло.

* * *

Гарри Поттер бился в судорогах. Боль от ритуала была неимоверная. Такое ощущение, что каждую клеточку его тела разрывало пополам. В это время Роберт Батлер пытался любым способом прервать ритуал, но… у него ничего не получалось. Вокруг Поттера образовалась непроницаемая сфера, сквозь которую Батлер мог только наблюдать за метаниями бедного мальчика. Руки сжимались от бессилия. Так не должно было быть! Этот ритуал не предполагал такой реакции. Пентаграмма, которую они начертили в ритуальном зале Хогвартса, сейчас наливалась кровью и блестела от света камня. Мечущийся ребенок вызывал отчаянье в душе потомственного колдомедика. Тут, ни с того ни с сего, Поттер загорелся, а крик его стал просто невыносимым.

— А-А-А-А!

Язычки пламени заполнили практически всю сферу, полностью покрывая Поттера. Горячий дым и огонь уже спалили подчистую все волосы, которые были на теле, и принялись жечь горло и дыхательные пути, лишая возможности дышать. Ожоги причиняли сильную боль из-за возбуждения нервов и рецепторов. Кожа раскалилась, и казалось, что она «стекала» с Поттера, мышцы вздулись, а капилляры полопались, заливая кровью рядом находящиеся ткани, но продолжалось это недолго, так как кровь от жара мгновенно стала сворачиваться и воспламенялась уже сама. Мальчишка горел не только снаружи, но и внутри. Однако какой бы сильной ни была боль, как бы сильно ни повреждалось тело — он не умирал.

Приблизительно через десять минут — десять минут невероятных мучений! — крик стих, сфера лопнула, а огонь мгновенно прекратился. На Роберта было страшно смотреть: опущенные руки, опухшие глаза, осипшее горло — он кричал так, будто сам горел в этом адском костре. За те два дня, что он провел в компании Поттера, бывший адвокат успел привязаться к мальчишке. Да, пусть он иногда начинал говорить странные вещи, а иногда даже пугал его своим отстраненным и страшным голосом и покрасневшими или вытягивающимися зрачками, но он был очень располагающим к себе ребенком, и Роберт надеялся помочь ему. А сейчас же он осознал, что, возможно, именно его просчет в ритуале мог стоить мальчику жизни.

Подойдя к месту ритуала, Батлер упал на каменный пол — на месте пентаграммы с Поттером была только горстка пепла.

* * *

Тик-так.

Тик-… Часы остановились.

В этот момент Снейп почувствовал, что ниточка, соединяющая его и Поттера, разорвалась навсегда. Долг перед его матерью больше не объединял их. Джордж тоже почувствовал смерть своего друга — то обещание, что они давали Гарри, связало их сильнее, чем они думали. Драко же, хоть и не давал никаких обещаний и клятв Поттеру, как интуит почувствовал, что его главный оппонент больше не прикован к земле — значит, именно в этот момент Поттер обратился в пепел.

В теперь уже полной тишине Снейп поднялся и подошел к своему столу. Открыв дверцу, он вытащил бутылку маггловского коньяка пятидесятилетней выдержки — подарок Люциуса — и откуда такой чистокровный маг взял такое грязное пойло? Налил полный стакан, и осушил за один раз. В глазах сразу помутнело, а горло обожгло. Но эта боль была нужна — она должна было заглушить боль от невыполненного обещания, от смерти несносного гриффиндорца, которого погубила вера в людей, мальчишки, которого дружно отправили на тот свет «добрые и благородные» маги, дети, гриффиндорцы.

Обернувшись на парней, он заметил, что Джордж бледен как никогда, даже его веснушки куда-то пропали, а Драко сидит, закрыв лицо руками. Подхватив еще два бокала и какую-то бутылочку, он сел на свое место. Налив в два стакана коньяк, а в один — некрепкую настойку, он протянул их парням, а те без слов выпили. Крепкий алкоголь обжигал, но приносил облегчение, Драко хоть и пил менее крепкий напиток, но пьянел не меньше.

— Что будет дальше, профессор? — наконец прервал тишину хриплый голос Джорджа.

— Дальше будет жизнь, Уизли, — так же хрипло ответил уже заметно захмелевший Снейп. — Дальше будет жизнь… просто без несносного гриффиндорца, по недоразумению считавшимся героем магической Британии. Новым символом станет Лонгботтом, которого Дамблдор видит преемником Поттера, а в остальном все будет по-прежнему. Вы будете учиться на Гриффиндоре, общаться со своими друзьями, родственниками, а летом вместе с братьями и сестрой поедете в Нору, Драко будет в Слизерине, забудет о своем вечном враге и вспомнит о благополучии рода и о своем престиже, а я буду всех третировать и снимать с львиного факультета баллы.

— Но ведь мы не сможем так жить! — тихо проговорил Джордж. — Я не смогу… не хочу! — сказал он и опустил голову на колени. — Это мерзко, это низко. Как я смогу сидеть с ними за одним столом, если буду знать, что они виновны в смерти Поттера? Что они третировали его? Как я смогу смотреть на своих братьев, если буду знать, что Фред и Рон убили лучшего друга? Как? Как я смогу смотреть на себя в зеркало, зная, что косвенно виноват в его гибели? Что не сдержал обещание?

— Уизли…

— Не надо, Малфой, я не смогу…

— Джордж, я… Я тоже не смогу. Мир? — Драко протянул руку к гриффиндорцу, разрушая стены недопонимания и мести между двумя представителями враждующих семей.

— Мир, Малфой, — ответил ему тот, и внимательно посмотрел в глаза бывшего врага рода, которого так легко смог простить.

Вихрь магии прошелся по комнате, принимая прощение и принимая слова о мире, как клятву. Если кто-то взглянул бы сейчас на Джорджа Уизли, то больше не нашёл на его ауре печати предателя крови, а на ауре Драко Малфоя — проклятия одного ребенка. Именно в этот момент они стали больше, чем друзья, они стали семьей… снова. Как будто не было этих столетий вражды, не было убийств членов семьи и не было ненависти. Снова образовалась коалиция двух сильных магических родов, а недалеко от поместья Малфоев снова проснулся ото сна величественный замок некогда чистокровной семьи Уизли, главой рода и будущим лордом которой стал Джордж Уизли.

Выбранная Богиней Судьбы нить оказалась не самой плохой из всех — мальчишка выжил, но оказался у родственников со стороны матери. Они оказались теми еще гадами-магглами — ненавидели мальчишку и держали за домового эльфа. Однако тот все вытерпел. Попал в школу, и вроде бы все должно было наладиться, но… Случайность за случайностью, потрясение за потрясением — тролль, собака, метла, препятствия, Квиррелл, его убийство, эльф, побег из дома, поездка в школу, мяч-убийца, огромные пауки, травля всей школой, обвинения, окаменение подруги — все это не давало мальчишке спокойно жить и учиться. Да еще и Дамблдор навешал ограничителей. Именно из-за них излишки магии, которые происходили вследствие эмоциональных всплесков, не выходили, а копились внутри. За десять лет их накопилось слишком много и к концу его второго курса они вышли из-под контроля. Если бы мальчишка не был потомком Смерти и Магии, то вышел бы обскур, который уничтожил бы школу и прилегающую к ней деревню подчистую. Но мальчишка им был, и все, что произошло — ранняя частичная активация наследия, заблокированного самой Магией. Теперь Поттер был похож на стихийника — огонь был для него тем самым стабилизирующим фактором, что помогал сохранить магию внутри и не разнести все вокруг.

Казалось бы, ну и слава Мерлину, что все прекрасно, но опять-таки случайность… Василиск: его яд и кровь, и Феникс, с его слезами — все это опять вскипятило кровь ребенка, активируя еще одну часть наследия — теперь уже от Хель. Ну и подселило еще одну сущность — теперь у мальчишки были не только подарки от души Тома Риддла, которые совершенно случайно подарила ему Судьба, но и частица тысячелетнего Василиска, которая перешла ему с кровью оного. Произошла своеобразная привязка фамильяра, пусть уже и мертвого. А с кровью законсервировалась душа и знания существа, которого при должной подготовке, как наследник Смерти, он сможет оживить. А может и не оживить — все решит случай, даже не судьба…

Открытие, пусть и частичное, обоих наследий сильно влияло на ребенка, пусть и не критично. Но вот дементоры… они очень неоднозначно относились к мальчишке. С одной стороны, он был их врагом: огненная сущность, наследник Магии — Хель создала их во время ссоры с Мэй — и они должны были убить его, а с другой стороны, от него несло чем-то родным и домашним, чем-то напоминающим Госпожу, все-таки он являлся наследником Смерти. Дементоров тянуло к нему и это снова взбудораживало кровь мальчишки — одно наследие боролось с другим, переворачивая все с ног на голову и, вопреки желанию Мэй и Хель, все больше их активировало

Снова приключения, снова стрессы — чемпионат, нападение, Метка, Турнир — все это подтачивало самообладание ребенка, и подселенец периодически захватывал власть над телом. Избиения тоже не способствовали рациональному мышлению, что приводило к тому, что в какой-то момент он начинал перенимать мысли, желания и способности других, ранее ему не свойственные. Например, зельеварение, к которому у него было стойкое отвращение, ему начинало нравиться, да и информация усваивалась просто невероятно быстро. Почему? Да потому что Том Риддл был прекрасным зельеваром, который вполне мог бы получить мастерство, а из-за поврежденного барьера души он начал борьбу за власть, постепенно насаждая мальчишке свои предпочтения. Во время ЗоТИ было видно, что мысли и желания Тома уж слишком сильно стали заполнять голову Поттера. Одно только трансформированное воспоминание Тома с масками и троном чего стоило! Да и во время показа Непростительных мысли Тома четко звучали в голосе Поттера, но тот даже не заметил.

Возможно, со временем все бы и стабилизировалось, но вот опять эта глупая случайность — наложенные несколькими людьми чары ненависти привели к тому, что Поттер оказался избитым почти до смерти и получил множество проклятий. Из-за чего его наследия вступили на путь уничтожения друг друга и подселенцев, а ослабленный организм, усугубленный проклятьем разрыва связей души и тела, стал погибать. Выбранная Судьбой линия оказалась не такой уж и хорошей: мальчишка должен был погибнуть в Тайной комнате от множественных повреждений, его душа — разрушиться, а тело сгореть дотла…

* * *

Роберт Батлер сидел на коленях у груды пепла и плакал. На душе было так мерзко, что не передать словами. Он виноват в смерти… нет, не так — он виноват в МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТИ ребенка. Как это исправить? Да никак! Слезы текли по его лицу — родные говорили, что у каждого медика есть свое кладбище, но Роберт надеялся, что у него его не будет. Он ведь все-таки стал юристом, а не медиком, но оно вот как… Неизвестно, сколько бы еще он просидел в той комнате, если бы не услышал, что кто-то пришел в их убежище.

Хлопок, и в центре большого зала Тайной комнаты появился домовик с сопротивляющимся Бонамом.

— Да отстань ты от меня! — ругался Мейсон. — Что вцепился, как клещ!

— Мистер Батлер просил доставить вас еще до ритуала, но вы так долго собирались, что мы опоздали! — гневно шипел домовик, но парня все же отпустил.

Видимо, Добби так и не дождался, когда Бонам соберется, потому что рубашка у него была нараспашку, а волосы причесаны только наполовину.

— Не смей меня больше так хватать! — гаркнул тот на эльфа и шутливо пригрозил гребнем, который и был у него в руке вместо палочки. — Роберт! — обратил он, наконец, свое внимание на окружающую обстановку, но друга так и не нашел. — Ну и где он? Лопоухий, ты что, соврал?

Бонам всегда был взрывоопасным, а уж если кто-то прерывал его утренний ритуал по укладке волос, который обычно длился не менее часа, то становился просто невыносимым.

— Мистер Батлер! — заозирался домовик. — Мис… — так и не договорив, он сузил глаза от гнева. — Вы убили его!

Вид разозленного донельзя домовика был устрашающим. Наверное, если бы не клятва не вредить Батлеру, которую Добби дал Поттеру, то, наверное, хладный труп оного уже увековечился бы в Тайной комнате.

Ранее, там же.

— Добби, ты обещаешь мне? — сердито взглянул на него Гарри. Обезопасить Роберта нужно было уже сейчас, ведь если ритуал не сработает и он умрет, не хотелось бы представлять жизнь того после всего. Если на втором курсе Добби его СПАСАЛ, то нетрудно представить, как он будет мстить. Бр-р-р…

— Но, мистер Поттер, сэр, вы не можете просить Добби об этом! — домовик был очень раздосадован этой просьбой. Нет, он искренне хотел, чтобы все вышло, но если некто все-таки угробит его любимого волшебника, то Добби желал бы видеть его хладное тело рядом с телом Гарри.

— Добби… — Гарри не понимал, откуда у домовика такая жестокость. Никто же не рассказывал ему, что эльфы верили, что если кто-то умер насильственной смертью, при этом покорежив свою душу, то кто-то должен был умереть вместе с ним, чтобы послужить катализатором для нового перерождения обеих душ в другом мире, иначе раздробленную душу просто поглотят или развеют. На это, собственно, и было рассчитано проклятье.

— Мистер Поттер, я обязан буду… — сердитый взгляд Гарри был красноречивее всего. — Хорошо, я клянусь, что моя магия никак не навредит мистеру Батлеру! — волна магии окутала их обоих, закрепляя обещание. Поттеру этого хватило, а вот Добби хитро улыбался — не зря же он был домовиком Малфоев, а те умеют находить лазейки…

— Роберт, что происходит? Где мы, и кого ты убил? — спросил ничего не понимающий Мейсон у своего друга, который только что появился в зале, выйдя из-за какой-то неприметной двери, которая тут же пропала из виду, слившись со стеной.

— Гарри Поттера, — только и смог ответить Батлер.

Сказать, что Бонам был потрясен этой информацией — это ничего не сказать — она просто парализовала его. Но он не был бы хорошим адвокатом, если бы не умел моментально переваривать информацию и просчитывать ходы отступления. Поэтому, справившись со ступором буквально за семь секунд, он заметил телодвижения домовика, который уже собирался кинуть нож в Батлера. Пробить барьер домовика — подстраховался-таки, зараза! — было невозможно, а вот трансфигурировать нож во что-то другое в полете — легко!

Если кто-то считал, что быть адвокатом — безопасное дело, то он глубоко заблуждался. Адвокат — третья по опасности работа, пропускающая вперед только авроров и разрушителей проклятий. Следующими после них шли колдомедики и любители всякой живности, драконы или пауки — неважно. Что же у них могло быть опасного? Оу, да много чего, начиная от разъяренных родственников-магов и заканчивая дементорами, которые по приказу недовольного министерства намеревались избавить тебя от души — только Мейсон трижды спасался от них в самый последний момент! Так что Бонам, как потомственный адвокат, еще с пеленок учился защищать себя и окружающих. Причем любимым занятием его немного сумасшедшей тетушки Маргарет было кидание в него книг, кухонных приборов, писчих принадлежностей и под финал — вилок и ножей. Отец постоянно ее отчитывал, но тетушке все было нипочем. Так что, что-что, а трансфигурировать предмет в полете Мейсон мог даже без палочки… с закрытыми глазами… стоя спиной к предмету.

Итог — в Батлера прилетела подушка, а разъяренный домовик схватил длинную швабру — видимо, нож у него был только один — и побежал в сторону недоколдомедика, который тоже уже очнулся и стал улепетывать от бешеного эльфа.

— Может, все-таки ты не будешь меня убивать? — с надеждой спросил домовика уже порядком запыхавшийся Роберт.

Пусть ему и было всего двадцать пять, но на такой марафон его организм явно был не рассчитан. Говорил же Бонам больше бегать! Кстати, о Мейсоне: его домовик не трогал, поэтому, изменив нож на подушку и сообразив, что ничего серьезного его другу не грозит, тот просто стоял и лихорадочно обдумывал ситуацию с Поттером, искоса наблюдая, как наглый и злой эльф гоняет Роберта по всему залу. Бонам посчитал, что раз уж у него не получилось затащить друга на тренировки, то, может, реальная опасность заставит его тренироваться?

— Вы должны спасти душу Гарри Поттера, иначе он не переродится! Душа его просто пропадет или поглотится! — в который раз ответил домовик и продолжил свою погоню. Пусть он и был маленьким, но все же бегал довольно резво, и, видимо, пока даже не устал — вот где подготовка!

* * *

В это время в другом мире

В тот момент, когда Гарри Поттер сгорел в ритуальном зале Хогвартса, произошло нечто странное. Очнулся он в маленькой комнатке того самого приюта, в котором жил Том. Обшарпанные заплесневелые стены, твердая скрипучая кровать, влажный, весь провонявший плесенью матрас и замшелая, почти пустая подушка. Но он ничего не помнил. Совсем. Как будто кто-то мягким ластиком стер все переживания и мысли, стер воспоминания, оставив только одно — воспоминание о боли, которую он чувствовал. Боли, которая захватывала всю его суть и раздирала на несколько частей. Боль, что поглощала в себе все естество волшебника, заставляя его желать прихода смерти, как облегчения. Но к счастью теперь — это было только воспоминание.

Оглянувшись, он заметил, что сидел напротив мальчишки его возраста, в глазах которого тоже виднелся страх. Им обоим было не больше пяти лет. Со стороны они были очень похожи, отличались только глаза — у мальчишки напротив они были синими, да и тот был более зажат.

— Кто ты? — решил поинтересоваться он у второго мальчишки. — И где мы? — после того, как прошла боль, в нем проснулось дикое детское любопытство.

— Я не знаю, — ответил тот и всхлипнул, — я помню только то, что было очень больно. Очень.

— Не плачь! — воскликнул первый, подскочил к всхлипнувшему мальчишке и приобнял его. Отчего-то ему хотелось защитить этого мальчика от всех невзгод. Да и самому быть в одиночестве с этой болью было страшно. Все таки воспоминание-воспоминанием, а ощущения все равно остались. — Я же рядом, значит, ты уже не один! А то, что было больно — так сейчас же уже все прошло! А где мы, мы узнаем позже! Только не плачь!

— А ты не бросишь меня? — со слезами на глазах спросил второй ребенок. — Меня никто не любит, все бросают и обманывают! Я не помню этого, но чувствую, что это так! Ты обещаешь, что будешь рядом, что бы я ни делал? — в его глазах была такая надежда, что первый мальчик мигом воскликнул:

— Обещаю!

После неосмотрительно брошенного обещания мир округ них завертелся со скоростью света. Они оба превратились в сверкающие сферы, лучи которой переплетались друг с другом. Постепенно они срастались в одну большую сферу, которую покрыл сверху изумрудный клубок из двух таких же сплетенных душ. Связи росли и крепли, а потом в один миг они разделились на два шарика поменьше, наподобие деления одна зигота на два бластомера, а потом и они разделились на два, образуя четыре светящихся сферы: две большие разноцветные и две маленькие изумрудные — четыре души, связанные друг с другом сильнее, чем кто бы то ни было. А потом каждая из больших сфер закрутилась в вихре, и оба мальчишки выпали в какой-то комнате, больше напоминающей сарай.

Как оказалось, это был маггловский приют Вула. Комнатка, в которую они попали, была наполнена людьми, но они не видели ребят, а ребята не замечали их. Они неотрывно смотрели на женщину, которая держала на руках новорожденного младенца.

— Томми, милый мой, прости меня, я покидаю тебя, — женщина плакала, но все равно смотрела с теплотой на своего малыша. — Ты сильный, ты справишься, я верю, что ты станешь великим волшебником! Я все рассчитала, ты будешь красивым, как твой отец, и сильным, как Салазар Слизерин. Ритуал не должен подвести. Я слишком мало пользы могу принести своему роду, но ты — можешь. Надеюсь, что когда придет время — ты поймешь меня. Я написала Ликорис, она воспитает тебя достойным! А теперь прости, мне пора, — она поцеловала ребенка в лобик и… перестала дышать.

Мальчишки смотрели на умершую женщину, и слезы текли из их глаз.

— Томми, — повторил за ней голубоглазый мальчик. — Это я — Томми, — всхлипнул он и прижался к новому другу. — Это моя мама! — после этих слов он разревелся, давая этим выход своим чувствам. Слезы ребенка прервал голос молодой девушки.

— Миссис Коул, тут сова сидит с письмом, что с ней делать?

— А что делать? Балуется кто-то, — махнула на нее рукой женщина постарше и, забрав новорожденного ребенка, вышла из комнаты.

Кто же знал, что именно это письмо могло изменить жизнь маленького мальчика, который попал к ним в приют? Ликорис Блэк, в замужестве Ликорис Беннет, в результате случайности погибла тридцатого декабря 1926 года вместе со своим мужем-магглом и новорожденным сыном-магом и не смогла взять к себе юного Тома Риддла, а другие Блэки из-за своей замшелости не взяли бы ребенка к себе, даже если бы прочитали письмо. Быть полукровкой для них было позором, и не важно, что ребенок по силе мог стать чуть ли не вторым Слизерином. Они и дочь свою Ликорис выжгли с гобелена, хотя ритуал они с Меропой проводили вместе, и оба ребенка по магическому потенциалу должны были быть равны Основателям.

Все это видели мальчишки, но изменить не могли, как не могли и изменить то, что было дальше. Все, что происходило с маленьким Риддлом — было похоже на страшный фильм. Они не могли ничего изменить, помочь, Том не мог взять управление своим, как он понял, телом, а мог только наблюдать, сжимая кулаки от бессилия. Его друг же только и мог что поглаживать его по голове и стараться успокоить. Свое имя он так и не вспомнил.

Маленькая заплесневелая комнатка, мальчишки, которые били и отбирали еду, мелкие пакости в ответ, ненависть всего приюта, нелюбовь воспитательницы, глупые попытки завоевать место под солнцем — все это вызывало у обоих мальчишек недоумение и злость. Причем они оба не могли до конца, понять на кого злились: то ли на всех окружающих, что издевались над ребенком, то ли на самого Тома, потому как он и сам был не подарок, а странности, что периодически происходили с ним, были опасны для остальных детей.

Полупрозрачный Том же все больше печалился. Он понял, что это воспоминания о его жизни, и теперь боялся, что его друг быть таковым перестанет, после того как поймет, что он совершил. Но мальчик на все такие заявления просто без слов обнимал Тома и говорил, что свои обещания он не нарушает и будет с ним, чтобы тот не совершил.

Потом был Хогвартс: вроде бы сказочное место, но полное презрения к приютскому магглокровке, убивало все волшебство. Там Том узнал, что он полукровка, но легче не стало — все считали его слабым. Дальше были попытки стать умнее, сильнее, бесстрашнее — хотелось стать лучше этих чистокровных снобов, хотелось доказать, что он достоин жить вместе с ними. Не получалось. Он все больше и больше читал, и оба мальчишки с удивлением заметили, что каждая прочитанная им книга тут же всплывало и у них в мозгу, а каждое выполненное заклинание навсегда оседало в подкорке. Это было здорово, но слегка пугающе. К тому же Том взрослел, а ребята так и оставались маленькими, хотя сознание их взрослело.

Все было вроде как хорошо, пока Том не нашел совершенно «случайно» книгу о Темных искусствах и пропал. Как она оказалась в его сумке — он не знал, да и, наверное, не хотел бы знать, а вот ребята видели, как книга появилась в его сумке после урока трансфигурации. Там был один ритуал, который позволял возвыситься над другими, стать сильнее, умнее — и Том не удержался.

Однако за все нужно было платить. Вот и ритуал оказался с сюрпризом — он сводил волшебника с ума. Тогда юный Том не догадался, что это было сделано специально, но потом понял, что не зря именно этот ритуал был выделен красными чернилами. Но было уже поздно — его внимание привлек и другой ритуал, тот, что помог бы избавиться от страха смерти, который привила ему маггловская война. И он создал крестраж, потом еще один. После создания второго он на мгновение осознал, что совершил: убил четверых человек, подставил невиновного студента, из-за чего его лишили палочки, и упек в тюрьму дядю, да и вдобавок украл семейную реликвию — ему стало страшно, и он стал носить сдерживающий амулет, на который потратил все заработанные средства.

Призрачный же Том с ужасом смотрел за всеми этими поступками. Он убийца… После осознания этого он впал в такую депрессию, что выводить его оттуда пришлось долго. Сам же Том никак не мог понять, почему его друг все еще с ним, он же ужасный человек! Но, взглянув в его глаза, он понял: тот тоже ощущал это тягучее чувство вины, будто это он виноват во всем с ним случившимся.

Школу Том закончил, но в Хогвартсе остаться не смог и устроился работать к Горбину — единственное место в Лютном, где сдерживающий артефакт работал в полную силу. В школу или чей-то менор доступа он не имел. Со временем жизнь стала налаживаться, но одна хвастливая дама потеряла осторожность и выпустила монстра. Когда Том пришел в себя, то обнаружил ее хладный труп и еще один крестраж. Пятое убийство уже почти не смутило его, а вот пятилетнего ребенка смутило, еще как.

— Что же я за монстр такой? — в сердцах выпалил он, с ненавистью глядя на самого себя.

— Ты не монстр, Том, просто у тебя такая судьба, — вдохнул его друг и крепко обнял.

Все то время, пока они наблюдали за взрослением Тома, они и сами менялись. Каждое решение парня обсуждалось ими с двух различных позиций, на основании уже приобретенных знаний они стоили гипотезы и составляли список виновных в его тяжелой судьбе. Пока Том путешествовал, они и сами знакомились с новыми странами, новой культурой. Больше всего их привлекли Индия и СССР. Индия поражала своими ритуалами, обилием знаний и искусств, а Союз привнес множество знаний о славянских божествах и их артефактах. Как оказалось, на Руси каждый древний артефакт считался даром какого-то бога и работал он только в руках тех, кто в них верил. Ребята так вдохновились этими странами, что даже выучили их языки, хотя сам Том лишь бегло с ними ознакомился.

Но все хорошее имеет свойство заканчиваться, вот и безумие просочилось сквозь криво сделанный артефакт; как только Том вернулся в Британию, и у того сорвало все тормоза. Убийство за убийством, крестраж за крестражем, вербовка Пожирателей Смерти, рабское клеймо, налеты, безумства… Кровь была повсюду. Она тянулась шлейфом за новым Темным Лордом. Умирали все несогласные, все те, в ком было сомнение. Убивали за страх, за чистоту крови, за косой взгляд. Можно было принести весть господину, а в благодарность получить Аваду в грудь лишь потому, что не достаточно сильно радуешься.

А потом появилось пророчество, которое и поставило жирную точку в сознании, перекрыв последний проблеск разума.

Глядя на всё это безумство, призрачные ребятки просто тихо сгорали от бессилия, от невозможности изменить что-либо. Столько бессмысленной крови было пролито, столько семей разрушено… А все почему? Потому, что кому-то нужен был этот Темный Лорд, нужен был безумец, победив которого, можно снискать славу и влияние. С каждым убийством характер их креп и утверждался. Они понимали, что нужно делать, чтобы не быть такими. Если им будет дан шанс, то они его используют. Но все же некоторые привычки и желания Тома были ими переняты. Например, отношение к предателям или к тем, кто входил в круг доверия, во Внутренний круг. Прощать предательства было нельзя. Понять можно, простить — нельзя. Любовь к зельеварению и боевой магии было также воспринято на ура. И тому же Тому еще нравилась нумерология и алхимия, а его другу артефакторика и руны. Зарываясь в новые знания, ребята старались пропускать реальность как сквозь пальцы, но… Тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года Темный Лорд Волдеморт прибыл в Годрикову впадину.

Смерть Джеймса, сцена убийства Лили... Ребята старались перестать смотреть на смерть как на что-то ужасное, и у них даже получалось, но вдруг… Сердце друга Тома забилось часто-часто, как только он взглянул в глаза ребенка. Да и Том все вмиг понял, только вот сделать ничего не мог. Зеленая вспышка уже вылетела из палочки в его сторону. В полете она изменилась на золотую и, попав в мальчика, взорвалась, вырывая их души из тел и разрушая все вокруг. Однако далеко улетать она не собиралась. Зацепившись за все еще теплое тело, она стала проникать обратно, но так уж вышло, что при этом она захватила с собой еще и чужой кусочек, а чужая душа забрала с собой кусочек от ребенка. Так душа мальчишки, вместе с частью души Тома, вернулась в тело, которое осталось невредимым, а душа Темного Лорда с частичкой души мальчика — улетела в Албанию, туда, где был якорь его души, что разрушился в момент притяжения.

— Гарри, я… Мерлин, прости меня, Гарри! — призрачный Том упал на колени перед своим другом, ожидая его реакции. — Я бы никогда этого не сделал, клянусь! — сейчас Том выглядел как тогда, в приюте: потерянно и несчастно. Ему было тошно от того, что он стал причиной гибели родителей своего друга, почти брата, что он чуть его самого не убил. А еще ему было страшно… Страшно, что он еще может увидеть, страшно, что он может в будущем и убить его, что Гарри его не простит…

— Не стоит извиняться, Том, я не злюсь на тебя, — со слезами на глазах сказал Гарри. — Чему быть, того не миновать. Это уже произошло, и ты ничего не мог исправить, но я чувствую, что еще сможешь. Нужно только подождать, и все будет у нас хорошо, — он крепко обнял своего друга и зажмурился — если Гарри пообещал, что все будет хорошо, значит, так все и будет.

Потом был Квиррелл, философский камень, кровь единорога, снова существование в виде бесплотного духа, Хвост, дом Риддлов и боль, адская боль и темнота… Все это проходило мимо парней. Они конечно запоминали, анализировали, но старались скорее уложить все в памяти и проводить время друг с другом. Характеры их за эти тринадцать лет «закостенели», убеждения построились, а желания совпадали. Но когда же у них все шло по плану?

Они переместились в память жизни Поттера. С момента рождения они наблюдали за домом Поттеров и удивлялись тому, что видели. Нет, конечно, то, что они видели, могли видеть только призраки, или они это замечали, потому что им уже было больше шести десятков лет, но факт оставался фактом: в семье Поттеров было что-то не то.

Выяснилось, что это за «не то», одним прекрасным вечером, когда на Джеймсе Поттере обнаружился один интересный немецкий артефакт подчинения. Как потом оказалось, такие артефакты носили оба родителя Гарри и его крестный. Снять их было возможно только после смерти того, на кого он был надет. А это означало, что Поттеры все равно бы в скором времени умерли, и Гарри остался бы сиротой — вне зависимости от того, убил бы их Риддл или нет. От этого Тому стало чуть легче, но не намного.

Первым на место происшествия смерти Поттеров прибыл… Дамблдор. Он забрал оба артефакта, палочку Тома, крысу-Питера и… просто ушел. Даже не посмотрел, жив ли ребенок. Следом за ним ворвался Сириус, повздыхал над телами друзей и так же сбежал в поисках предателя, даже не заглянув в колыбель.

— Не дом, а просто проходной двор какой-то! — воскликнул Гарри в ответ на то, что как только Сириус покинул дом, туда вошел тот, кого они помнили еще со времен памяти Тома — Северус Снейп.

В дом он входил осторожно, горько посмотрел на Джеймса, проверил пульс и зрачки. Набросив диагностическое и убедившись, что «старый школьный враг» мертв, он побрел на второй этаж. Там он упал около тела Лили. Наблюдать за ним было тяжело. Надежда на то, что она жива, таяла с каждым произнесенным заклинанием. А удостоверившись, что она мертва, Снейп на несколько минут выпал из реальности. В чувство его привел всхлип ребенка. Он мгновенно подорвался и понесся к кроватке. Достав оттуда ребенка, он прижал его к груди. Слезы текли и у него из глаз, и у ребенка.

Ребята наблюдали за этой сценой с интересом и некой горечью. Все-таки Снейп, Пожиратель Смерти, дал им больше внимания, тепла и успокоения в нужную минуту, чем крестный и великий светлый друг семьи, наставник родителей.

— Прости, малыш, я не смог спасти твою маму и твоего дурачка отца, — говорить Снейпу было трудно. — Я и тебя забрать не смогу, хотя хотел бы дать тебе то, чего не было у меня и, к сожалению, не будет у тебя — родительскую любовь. Я раб, малыш, и всегда им останусь, а тебе нужна свобода. Я, может быть, и мог бы дать тебе любовь, но, боюсь, по незнанию могу навредить. Прости, — он стер слезинки с щек ребенка, успокоил его и, спящего, уложил в кроватку. Взглянув в последний раз на мертвую Лили и на мирно сопящего малыша, он аппарировал прочь.

Ребята молчали, не зная, что сказать. Пока они были в памяти Тома, такие чувства у них смогла вызвать только Меропа — мама Тома. Здесь же мама Гарри не взывала у них таких сильных эмоций: она была обыкновенной матерью, которая была с ребенком только по вечерам, а днем гонялась за Пожирателями. Да, она, несомненно, любила Гарри, и тот ее уважал, но это смотрелось практически как должное. Трудно кого-то любить просто так, когда тебе уже почти шестьдесят. Тот шаг, на который она пошла от отчаяния, конечно, зрелищный и эффективный, но он отнюдь не был ее собственным желанием — он был навеян артефактом, а уж никак не любовью самой Лили. Та, к сожалению, не была такой умной. Снейп же задел что-то глубоко внутри. Какой-то скрытый ранее и не видимый никем пучок чувств, о которых они уже давно забыли.

Следом за Снейпом в дом вломился полувеликан. Он схватил ребенка, при этом чуть не наступив из-за своей комплекции на Лили, и пошел прочь. Около дома оказался мотоцикл Сириуса, так как тот для улучшения эффективности поисков крысы превратился в собаку. Отдав ребенка Дамблдору, Хагрид удалился, а старик бросил его у порога Дурслей и тоже смылся.

— Н-да, любит наш директор нас, однако. Мне артефакт, разрушающий личность, подкинул, книжечку черномагическую подсунул, а тебя вообще в ноябре на холоде на морозе бросил! — возмутился Том.

— Ничего, мы ему отомстим, Том, за все смерти, что он принес, и за всю боль, что мы пережили, — после этой фразы глаза Гарри на мгновение покраснели.

А дальше пошли почти десять лет унижений и оскорблений. Маленькому ребенку пришлось пережить все трудностями существования в доме «заботливых родственников», которые были чуть ли не хуже приютских воспитателей: недоедание, лишения, избиения, ненависть — это еще не полный список, с чем пришлось столкнуться бедному мальчику. Как ни странно, но росли они вместе с Гарри, и к моменту получения им письма они тоже выглядели на одиннадцать.

Попав в Хогвартс, ребята было выдохнули, но не тут-то было. Снейп отчего-то вел себя с Гарри как последний мудак. Это не вязалось с его словами в доме Поттеров, поэтому мальчишки решили за ним понаблюдать. И увиденное их совсем не обрадовало. Снейп не раз спасал шкуру Поттера-младшего, а тот, подстегиваемый «друзьями», с упорством носорога пер в жерло вулкана. То метла, то Запретный лес, то дракон, то подземелья. В конце первого года они, наконец, разгадали причину такого противоречивого поведения зельевара.

Когда Поттер лежал с истощением в лазарете, у Снейпа и директора был удивительный по содержанию разговор в палате Больничного крыла.

— Директор, я не понимаю, чего вы хотите добиться этой дрессировкой героя! Зачем нужна была это полоса препятствий, тролль, зачем я должен его третировать? какой во всем этом смысл?

— Мальчик мой, ты обещал беспрекословно слушаться меня, а за это я тебя вытаскиваю. Помни об этом и не лезь в мои планы, — сказав это, Дамблдор развернулся и вышел из лазарета, не менее эффектно, чем обычно это делал Снейп.

Зельевар же сел у кровати Поттера и вздохнул.

— Вот и снова приходится разговаривать с тобой безмолвным, Гарри. Скоро это войдет у меня в привычку, — он хмыкнул и слегка улыбнулся. — Наверняка ты и не помнишь прошлый наш разговор. Наверное, это и к лучшему. Если бы ты помнил, я бы не смог так к тебе относиться. Наш светлый Дамблдор оказался не таким светлым, да? Как же я ошибся, Гарри! Я доверился ему, а он не помог. Я поклялся ему, что буду беспрекословно слушаться его, за то, что он вытащит меня из Азкабана, а он этим бесцеремонно пользуется. Я верил, что ты живешь в любви, но когда впервые увидел — обомлел. А уж когда кинул диагностическое — вообще готов был убить директора самолично. Столько побоев! — он прикрыл глаза. — Прости меня, Гарри, что не забрал тогда. Надо было хватать тебя и бежать в другую страну, подальше ото всех, но я побоялся тебя похищать. Побоялся Азкабана… Смешно да? Меня тогда схватили на следующий же день. Я полгода там просидел и чуть с ума не сошел. Там страшно, Гарри, страшно и сыро…

Он говорил и говорил, а ребята слушали с открытым ртом. За всю свою жизнь они не встречали человека, который бы так был к ним привязан. Было видно, что Снейп не просто абстрактно представляет, что пришлось пережить Гарри, но и сам пережил такое. От того, что в жизни у них будет такой человек, как Снейп, на душе ребят потеплело. Они поняли, что и сами привязались к этому язвительному, но заботливому зельевару.

Вся дальнейшая история жизни мальчика-который-выжил представляла собой странный спектакль, на который парни практически не обращали внимания. Единственное, что им нравилось — это разговоры со Снейпом. Ну как разговоры? Его монологи у тела бессознательного героя. Ребята поняли, что из всех могли бы довериться только ему, ну и, может быть, еще паре человек. Четвертый же курс просто разорвал шаблоны жестокости. Единственное радовало — Снейп на их стороне. А вот когда дошел черед до ритуала, то мир резко померк.

После прочтения Робертом последнего катрена мир вокруг ребят завертелся со скоростью света. Они оба снова превратились в сверкающие сферы, лучи которых теперь не просто переплетались друг с другом — они врастали друг в друга, меняя цвета. Сферы теперь не были разноцветными — они сияли ярко-белым светом, освещая все вокруг. Когда они разрослись до немыслемых размеров, то лопнули, разрываясь на две больших части, но все еще соединенные толстыми лучами. В таком виде они и будут существовать с этого момента.

В ритуальном же зале Хогвартса сейчас творилось что-то невероятное: кучи пепла влетали в совершенно закрытый зал и собирались в одну кучку, которая снова загорелась. Но огонь этот был странным — черным, с синей сердцевиной и белой окантовкой. Потом горящий пепел засветился ровным светом и стал увеличиваться в объеме. Казалось, что горит сама магия Хогватса, становясь тем самым пеплом. Куча все росла и росла, пока не разделилась на две огромные пирамиды. Когда это случилось, магические потоки от камня резко перенаправились на них. Магия бурлила, пепел дрожал, языки пламени теперь были ярко-зелеными. В какой-то момент магия просто взорвалась ярким белым светом, а пепельные пирамиды осыпались. На полу же оказались два парня: на голове у одного была диадема, а на пальце кольцо с черным камнем, у другого на груди был кулон со змейкой в виде буквы S, а в руках зажаты дневник и чаша с барсуком. На руках у парней были магические татуировки: у одного был василиск в короне, вставший на дыбы, а у другого — королевская кобра в боевой стойке.

* * *

В это же время в подземельях.

Профессор и двое студентов планомерно напивались. Молчание затягивалось. Коньяк и наливка уже подходили к концу, а душевное равновесие так и не наступало. Противного тиканья часов больше не было, но каждый из присутствующих в комнате тайно надеялся на то, чтобы хотя бы они снова пошли.

— Профессор, — обратился бывший предатель крови к своему преподавателю после шестого бокала. — Можно, я поживу у вас немного? Вы простите, но в башню я вернуться не могу… не сейчас. В Больничное крыло — тоже. Пока там Фред, я ни на дюйм не приближусь к нему. Если вы откажете, то я найду, где остановиться, не проблема.

— Проблема, Уизли. Шляться по школе после отбоя — запрещено. Этот диван в полном вашем распоряжении, — Снейп махнул рукой на названный предмет интерьера и… вымученно улыбнулся. — Студент ночует в покоях преподавателя, какой ужас. Рита была бы в восторге.

Тук-тук-тук.

— Кто это к вам, профессор? — взволнованно спросил Драко. Он сейчас был самым трезвым, поэтому смог достаточно быстро сообразить, что это не слизеринцы, а значит, если его тут застанут распивающим с преподавателем и гриффиндорцем, тем более Уизли —рара шкуру спустит со всех троих.

— Без понятия, Драко, — честно ответил декан змей.

— Мы же не будем открывать? — слегка заплетающимся языком поинтересовался Джордж.

— Только если вы хотите, чтобы меня уволили, Уизли, — так же немного запинаясь, сказал Снейп

Тук-тук-тук.

— Это же не может быть Дамблдор, нет? — решил уточнить Малфой.

— Драко, Дамблдор обычно связывается со мной по каминной сети, а не идет полчаса в подземелья. Он все-таки уже не школьник, — сквозь невольную улыбку сказал Снейп. Одна из проблем его нынешнего состояния — он не мог держать лицо. Переживания, несколько дней поисков, успокоительное и алкоголь сделали свое дело — ему было очень плохо в душе, и абсолютно безразлично все вокруг.

— Тогда кто это такой настырный? — резко подобрался Джордж, только-только осознав, чем ему может грозить нахождение в таком виде в комнатах преподавателя, и чем это грозит самому преподавателю. Снейп оказался нормальным человеком, и желать Азкабана он ему не мог.

Тук-тук-тук.

Стук не прекращался, а потом двери резко распахнулись, и на пороге появился…

— Лонгботтом? Как вы зашли, и… — профессор замолчал, вмиг потеряв всю злость, и обреченно спросил: — Чего вы хотите?

— Профессор, — голос самого спокойного, неуклюжего и трусливого студента Гриффиндора сейчас звучал как никогда решительно и даже немного грозно. — Где Поттер? Уж вы-то должны быть в курсе. Я буду очень удивлен, если это не так.

На несколько секунд все трое выпали в осадок. Этот студент никоим образом не напоминал им того увальня, которого они видели каждый день учебы. Гордая, уверенная осанка, нисколько не подрагивающие руки, которые они привыкли видеть у него, если Снейп находился хоть сколько-нибудь рядом, грозный и решительный взгляд — все это немного пугало. Да что там пугало — его горящие праведным гневом глаза вызывали у обоих учеников иррациональный страх.

— Эм, Невилл, с тобой все в порядке? — решил поинтересоваться у вмиг изменившегося гриффиндорца Уизли, у которого от ТАКОГО вида бывшего «посмешища факультета» в животе свернулся тугой узел страха, а опьянение стремительно пошло на спад.

— О, Джордж, приветствую, — Невилл повернул голову и улыбнулся, а потом заметил и слизеринца. — Наследник Малфой, — кивнул он в знак приветствия. — Прошу прощения, я вас не заметил. Итак, профессор, что случилось с Поттером? — глаза его снова сверкнули неестественной для него зеленью, сделав их похожими на лучи Авады. — Я пока был в Больничном крыле, то ничего не слышал, а теперь чувствую, что что-то не так.

— Чувствуете? — поинтересовался Снейп, у которого из-за количества выпитого спиртного и успокоительного, вся эскапада гриффиндорца вызвала только недоумение и удивление.

Невилл слегка стушевался, огляделся по сторонам, а потом впился взглядом в Снейпа, отчего у последнего по коже побежала стайка мурашек — у него был взгляд, который, казалось, проникал сквозь душу. Только сейчас он стал приходить в себя и заметил, что привычно светлые, практически бледно-зеленые глаза сейчас сияют не хуже изумрудов Поттера. Увидев что-то только ему одному понятное, Невилл достал палочку, сделал пару пассов, причем невербально, а потом заговорил:

— Да, наши с Поттером мамы немного подстраховались и провели один не самый законный и, далеко не светлый кровный ритуал. Благодаря ему они могли «чувствовать» друг друга, и нас с Гарри. Лили ведь была моей крестной, а мама — крестной Гарри. После смерти крестной мама одна стала чувствовать нас обоих, а когда и она сошла с ума, то это перекинулось на меня. Сначала я не понимал, что это, и заметно так перенервничал, когда почувствовал резкое недомогание, но бабушка объяснила, что это. Я чувствовал состояние Поттера, а он — мое. Иногда я даже мог сознательно разделить с ним боль, чтобы ему было легче выжить, — он глубоко вздохнул и продолжил: — Вы знали, что его постоянно избивали, и если бы я не вливал в него силы, то его бы уже и на свете не было? Хорошо его пристроил наш многоуважаемый директор! — он слегка завелся, но потом снова стушевался. — Я рассказал об этой связи Гарри, когда мы были на втором курсе. И показал себя без иллюзии. Поттер тогда все переживал, что его никто не понимает и не поддерживает, кроме Рона. Да и тот не замечал его подавленного состояния. После моего рассказа ему стало вроде как полегче, но выдавать нашу связь он не хотел, поэтому никому не сказал, — Невилл замолчал и прикрыл глаза. — Я почувствовал, что что-то не так, еще в тот день после занятий с Грюмом. Пошел его искать, но упал с лестницы — кто-то толкнул меня и наслал какое-то проклятье, что я абсолютно ничего не чувствовал. Помфри даже специалиста из Мунго вызывала, только полчаса назад выпустила. И как только я просканировал нашу связь — понял, что она изменилась.

— Изменилась? — вскрикнул Снейп и вскочил — в его глазах сейчас была отчаянная надежда. — Не разорвалась?

— Вначале разорвалась, но потом изменилась, как будто канал связи раздвоился, — спокойно сказал Невилл. — Именно это меня и испугало. Это похоже на то, что Гарри умер, но перед этим переактивировал нашу связь на своих родственников — у него их как раз двое — тетка и кузен. Ну, или он раздвоился, — обреченно усмехнулся он. — Других вариантов у меня нет. Но если так, то получается, что он знал, что умирает…

— Мистер Лонгботтом, мы должны вам кое-что рассказать…

* * *

Очнулись парни в ритуальном зале Хогвартса, чувствуя биение сердец друг друга. Это было непривычно, но интересно. Ни один из них не чувствовал себя Поттером или Риддлом. Они были кем-то новым, кем-то другим, кем-то, кто жил отдельно от тех заблудших душ. Они уже не представляли себя друг без друга и были счастливы, что возродились все-таки вместе. Было бы обидно, если бы они вдруг очнулись каждый в своем старом теле. Но уже через минуту поняли, что этого бы не произошло. Они уже не были каждый собой на сто процентов — они были как бы одним разумом и одним организмом, разделенным на две части. Они прожили эти жизни вместе, рука об руку, а теперь осталось только осмыслить те эмоции, что хлынули на них тяжелым потоком.

Будучи в воспоминаниях, они не могли ничего изменить, и это угнетало больше всего. Пусть у них и была некоторая вольность — они могли читать книги, пока их «глупые тела» спали — им, как душам, сон был без надобности. Правда те книги, что читали они, но не читали Том или Гарри, не так быстро запоминались, но все же в идеале сохранялись в памяти. Обнаружили они это на первом курсе Хогвартса, когда Том случайно уронил стопку книг, а Гарри ее подхватил. С тех пор они читали все, что только могли достать — больше всего порадовали родовые библиотеки с их потайными частями, куда они без труда проникали, и, как ни странно, лавка Горбина, куда сносились все «темные» книги, от которых необходимо было срочно избавиться. Это единственное примиряло их с действительностью, пусть они и не понимали, как это вообще возможно.

Сейчас же оба парня впервые за их жизни вздохнули свободно. Когда они поняли, что их ждет новая жизнь в новом мире, который они изменят — они обрадовались. Но решили, что никогда не изменятся сами. Поздно меняться на девятом десятке, пусть внешне тебе и пятнадцать. Характер у каждого давно уже сложился, а под гнетом обстоятельств он только подшлифуется, вынеся на периферию различные грани уже сформировавшейся души.

С трудом поднявшись, парни осмотрелись: вроде бы все, как и было, но что-то было не так, чего-то не хватало. Что-то заметно поменялось, исчезло…

— Ну здравствуйте, потомки, — голос лился из стен, сочился сквозь воздух, прорезая его и терзая уши «подростков».

— Кто здесь? — парни было постарались принять боевую стойку, но с трудом удержались на ногах. По залу разнесся заливистый смех.

— Я же говорил, что они больше мои потомки, чем твои, Зарри, — произнес голос, который, судя по всему, до этого и смеялся.

— Ничего подобного Рик! Кровь — моя, магия — моя, вопросов не возникнет! Ну, а то, что они сначала в стойку встали, а не головой подумали, так твои гены токсичны, вот они и портят мои. Так что молчи и не тявкай, — после этих слов перед ребятами появилось два свечения, которые стремительно приобретали человеческие очертания.

— Зар, ты просто позер, а не Великий Маг, — фыркнул человек в мантии с грифоном.

— А ты дурак, а не Бравый Воин, — ответил ему такой же странный человек, но в мантии с василиском.

— Вы… — глаза парней зажглись узнаванием.

— Именно, господа, именно: Найджелус Ликорис Блэк, — поклонился человек в мантии со змеей.

— И Эдамунд Игнотус Певерелл, — поклонился второй, с радостью наблюдая всю палитру эмоций парней. Паника, удивление, непонимание — и это еще не весь список.

— Так…

— А также, — перебил парней Блэк, — Салазар Найджелус Слизерин…

— И Годрик Эдамунд Гриффиндор, — добавил второй, чем ввел обоих парней в состояние шока.

В это время в Больничном крыле

— Ох, — на больничной койке пошевелился пациент, которого сутки назад доставил профессор Снейп.

— Мистер Уизли, не вставайте! — медиковедьма споро подбежала к пациенту и стала накладывать чары диагностики. — Минерва, директор, мистер Уизли пришел в себя, — сказала она Патронусу, как только закончила проверять Фреда, а через минуту вышеназванные особы уже выходили из камина в Больничном крыле.

— Мистер Уизли, — обратился к парню Альбус Дамблдор, — вы помните, что произошло? Северус… То есть профессор Снейп сказал, что обнаружил вас лежащего около лестницы в подземелья и принес сюда. Скажите, кто на вас напал и избил?

— Что произошло? — протянул Фред и стал вспоминать…

Рон Уизли, его непутевый братец, в компании когтевранца и пуффендуйца, Корнера и Смита, вроде бы, пробегал на огромной скорости мимо него и этого идиота Уорингтона со Слизерина. Глаза у них горели праведным гневом, а руки подрагивали в предвкушении. Немудрено, что, не заметив их, троица резво смела обоих на пол.

— Уизли, ты… — начал Кассиус.

— Ронникс, смотри куда… — подхватил он, но тут же был прерван гневным высказыванием злого, как мантикора, брата:

— Этот Поттер за все ответит!

В тот момент, как его брат сказал эту фразу, прерывая гневные тирады старшекурсников, в головах у них что-то щелкнуло. Что-то, что сорвало все тормоза. Хотелось убить Поттера, размозжить ему голову, оторвать руки-ноги и смотреть, как корчится человечишка. Им бы впору задуматься: что за приступ жестокости?! Но кто же будет думать, когда в голове набатом бьёт только одна мысль: «убить», а как только думаешь о последствиях — голова болит так, что дышать трудно, не то что думать.

Когда через пару пролетов они так удачно обнаружили четвертого чемпиона около кухни, то счастью их не было предела. Спор и война факультетов были забыты, и Уорингтон, пользуясь преимуществом по возрасту и магической силе, бросил в Поттера обездвиживающее. А дальше началась форменная вакханалия, ужас, то, от чего волосы на затылке встают дыбом — избиение пятью здоровыми лбами щуплого подростка. Если бы не появление преподавателя, то они бы точно его убили, но…

Глаза Уизли расширились от ужаса, когда он вспомнил, ЧТО он сделал. Мерлин и Моргана! Moram mortis! Что же он наделал! От избытка пережитых чувств и от испепеляющего чувства вины, ненавидящий себя подросток снова впал в небытие на глазах трех обеспокоенных взрослых.

* * *

— Так вы… — отмерли, наконец, парни, но им снова не дали и слова сказать.

— Всё верно, мы — Основатели Хогвартса, — улыбнувшись во все тридцать два, сказал златовласый маг.

— Наша дружная компания создала крестражи, еще будучи главами своих родов. Дружили все вчетвером, но у каждого из нас была своя семья, свои обязанности, рода… — начал Слизерин.

— Но все время своей жизни мы хотели большего. Причем не только для нас самих, но и для всех волшебников. Нам казалось, что именно мы способны изменить мир, но из-за кучи обязанностей сделать ничего не могли… — поддержал его Гриффиндор.

Рассказывали Основатели долго. Как оказалось, четверо основателей Хогвартса — это воскресшие после создания белых крестражей Найджелус Блэк, Эдамунд Певерелл, Магнолия Мунго и Филия Филифорт. Обе дамы были очень властными особами и, что было очень редко в Магическом мире, были Леди, со статусом Главы рода, при живых мужьях. Те, хоть и были из родовитых семей, но вошли к ним в рода и добровольно подчинились, так как магический потенциал этих «хрупких и нежных созданий» превышал их среднестатистический как минимум втрое. Мунго со стороны матери так вообще была потомком викингов, так что спорить с сильной и амбициозной северной дамой с горячей кровью никто даже не пытался.

Каждый из них хотел оставить после себя род с наследниками, а после естественной смерти возродиться через крестраж. Но не всегда все бывает, как хочешь. Первой переродилась, став впоследствии Кандидой Когтевран — Филия Филифорт. Ее смерть стала тревожным известием для трех друзей — она была самой молодой из них. Всю семью Филифорт уничтожили в Адском огне — наследников не осталось, так что род Филифорт оказался на грани уничтожения. Кандида Когтевран, как нарекла ее магия, воспитывалась до семнадцати лет в семье обычных магглов под именем Катарина, не помня свою прошлую жизнь и не имея магии — такова была цена создания белого крестража.

Практически следом за ней, став Пенелопой Пуффендуй, покинула мир Магнолия. Они были дружны с Филией, пусть та и была значительно моложе ее — почти на пятнадцать лет, — так что почтенная и бойкая глава рода Мунго на сто десятом году жизни вслед за подругой отправилась в мир магглов, получив имя Агнета. Теперь разница в возрасте у двух подруг была всего полгода.

Через шесть лет после смерти Филии скончался и Певерелл. Эдамунд и Найджелус нашли тех, кто убил их подругу, и отомстили, но удовлетворения от этого не получили. Певерелл долго выискивал тех, кто посмел навредить его семье — а Филифортов он таковыми и считал, — а когда нашел, то вместе с Блэком они использовали весь свой некромантский ассортимент проклятий и ритуалов. Но все-таки на сто тридцатом году жизни и он отправился к магглам, получив от них имя Вальгард.

Самым последним покинул мир Блэк. Он всегда был самым хитрым из всех, так что умер спустя несколько часов после того, как в условленном месте появилась Филия, а теперь уж Кандида. Он передал через нее послание всем своим друзьям с полным отчетом о произошедшем за семнадцать лет и о том, что он успел сделать на благо будущей школы, а потом отчалил в мир магглов, получив в насмешку от судьбы имя Локи, как самый хитрый из Основателей. К тому же он все вспомнил уже на десятый день рождения, а не на семнадцатый, как остальные. Что сказать? И тут выделился. А Эдамунд, вернее, уже Годрик, еще семь лет на него за это рычал.

История создания Хогвартса, история их семей до и после перерождения, все это было настолько интересным, что парни, пока слушали, застыли каменными изваяниями, а пришли в себя после фразы Гриффиндора:

— И теперь вы должны все исправить.

— Хор… Стоп, что?! — возмутились парни, но их никто уже не слушал. Сферы двух основателей резко закружились и с размаху влетели в грудь парней. А потом… Потом они очнулись в ритуальном зале Хогвартса, где все было так, как и до ритуала, даже рисунки мелом, которые чертил Роберт, только вот в руках у них были их «пустые» крестражи.

* * *

— Мистер Уизли, вы в порядке? — первое, что услышал Фред после своего ухода в небытие. Пробыл он без сознания несколько часов, и даже Энервейт никак не помогал.

— Я, да… — протянул он, пытаясь осмысли все, что с ним произошло.

Эта беспочвенная злость казалась чем-то невероятным, что просто никак не вписывалось в его представление мира. Да, он мог пошутить на пару с братом над младшекурсниками или слизеринцами, но никогда эти шутки не переходили определенных границ. То, что злость была наведенной, стало ясно с первых минут воспоминаний — такой жестокости в нем не было никогда. Да и заклятие это — Moram mortis — они с братом нашли, чтобы спасти Поттера, а не убить. Скорее всего, на него воздействовало какое-то проклятье, которое спало в тот момент, когда его принесли в Больничное крыло.

Всю прелесть задумки Больничного крыла от Основателей близнецы познали на втором курсе, когда одного из них проклял семикурсник со Слизерина — препротивнейший тип. Этот субъект любил развлекаться с проклятьями на младшекурсниках, и если слизеринцев и когтевранцев он не трогал, то на грифах и барсуках отрывался по полной. Тогда, как только они вошли в кабинет, чары сразу притупились. Помфри в обители не было, так что они проводили эксперимент с хождением туда-сюда через двери и обнаружили, что влияние чар притупляется в момент входа в лазарет. Тогда они еще порадовались, что слизеринец подействовал только на одного — иначе в лазарет они бы не пошли, но потом оказалось, что это не так.

Синглтон тогда от удивления поперхнулся тыквенным соком, которым увлекся, пока наблюдал за братьями. По его плану они должны были оба стать злыми как мантикоры и набрасываться на всех, кому не лень. Таким образом он хотел проверить различия проявления заклинания на членах одной семьи. Но оказалось, что братья Уизли — неправильно разделенные магические близнецы, и пусть многое из-за этого они потеряли, но вот способность к выживанию — нет.

В старые времена, когда понятие приличий у людей было еще сильно искажено, а принципы: «на войне все средства хороши» и «своя рубаха ближе к телу» были основными — у магов часто рождались магические близнецы. От обычных они отличались тем, что были более приспособлены к выживанию в агрессивной среде. Чтобы их убить, нужно было применять только физическое воздействие — сбросить с обрыва, отрубить голову, причем обоим сразу. И полумеры — отрубить конечности и подождать, пока истечет кровью — не работали. Впрочем, как и проклятья, яды, чары. Все извращалось. Если убить только одного из двоих, то душа погибшего перейдет в тело брата и будет жить там совместно с ним, пока они не найдут возможность или средства провести ритуал разъединения. После этого братьев снова было двое. Кровотечения быстро останавливались, используя для регенерации оба резерва. Проклятья делились на двоих — если для одного это было критично, или, если проклятья посылались на двоих и грозили смертью обоим, они в концентрированном виде переходили только на одного близнеца и со смертью оного рассеивались, а братья потом снова разъединялись. Тоже было и с зельями. Это было жутко, но по-другому рода бы не выживали. Всем хотелось величия и денег побежденных.

Однако не все маги понимали, что происходит, и сходили с ума, если в голове у них слышался голос умершего брата или сестры. Так Дэвид Льюис после смерти своего брата Мэтью, а они были последними известными в магическом мире магическими близнецами, сошел с ума и попал в лечебницу. Так как целитель ему попался из магглорожденных, то про связь магических близнецов не знал, и списал все на стресс после смерти брата. Дэвид Льюис покончил с собой в октябре 1886 года и стал последним магом с полностью открывшимся даром магических близнецов.

Всю эту информацию они вытрясли из семикурсника благодаря сыворотке правды, которую они стащили у Снейпа. Все-таки подливать гадости за столом во время пира они умели, а проследить за тем, в какой туалет пойдет студент, и обездвижить его там оказалось вполне по силам двум второкурсникам. Вот после влитого веритасерума он все им и рассказал. Сейчас, похоже, сложилась та же ситуация — Джордж был полной его противоположностью…

— Мистер Уизли! — сквозь пелену мыслей до него донесся голос декана.

— А? — переспросил он.

— Что с вами происходит? Вы выпали из реальности на пять минут, и мы не могли вас дозваться! — с возмущением промолвила Минерва МакГонагалл и с беспокойством посмотрела на медиковедьму.

— Я просто задумался, — оправдался Фред. — Пытался вспомнить, кто на меня напал.

— И как, удачно? — поинтересовался Дамблдор.

— Я сам упал, директор, — с уверенностью в голосе сказал Фред, не желая выдавать брата и декана змей — он это заслужил. — Не заметил, что лестница меняет направление…

* * *

— Вы должны спасти душу Гарри Поттера, иначе он не переродится! Душа его просто пропадет или поглотится! — в голосе домовика было столько боли, что если бы от этого не зависела жизнь его друга, Бонам помог бы без промедления.

— Добби, ну вы же понимаете, что убить Роберта — не выход?! — защищал своего друга адвокат. Эти словесные баталии проходили уже не один час, но ни верный домовик, ни предприимчивый адвокат-слизеринец от своего не отступили. Вдруг их перепалку прервали:

— Добби, ты что забыл, что я — «Самый Великий Волшебник Столетия»? — голос кого-то неизвестного заставил спорящих обернуться, а Роберта вылезти из-за кровати. А посмотреть было на что. Позже, этот момент Роберт Батлер назовет самым большим чудом века, а Бонам Мейсон — переломным моментом в истории Магической Британии.

В комнате, недалеко от статуи Салазара Слизерина стоял Гарри Поттер. Хотя, если провести параллель между тем парнем, что был до ритуала, и этим, то разница была огромная. Более темные, практически черные, как смоль, волосы, достигающие копчика, чуть более ровный нос, без этой горбинки от очков, тонкие черты лица, впалые щеки, более светлая, можно сказать аристократично бледная, кожа, ровная, слегка горделивая осанка — все это разительно отличало его от того Поттера, которого Батлер видел буквально пару часов назад.

— Мистер Поттер? — удивлённо спросил медик. То, что перед ним был оживший мальчишка — повергло его в шок.

— Да, мистер Батлер? — отозвался тот, а следом и другой, точно такой же, вышедший из-за колонны.

Дар речи потеряли и оба волшебника, и эльф. То, что Поттер так изменился, они бы еще могли понять, но то, что их стало двое…

— Не ожидали? — спросил все тот же парень.

Сказать, было нечего. Роберт был уверен, что угробил национального героя, и уже готов был получить наказание — не такое, как предлагал домовик, конечно, — но он его скорее расщепил…пополам… оживив обе части. Потрясение было нешуточное.

— Как? — только и смог спросить он, пока его друг Мейсон лихорадочно соображал, что же могло произойти. И вариантов у него уже наметилось три, но ни один ни на дюйм не был близок к реальности.

Тот мальчишка, что первым заговорил, хищно взглянул на него и расплылся в улыбке. Сейчас уже было видно, что хоть парни и выглядят одинаково, внутри они диаметрально противоположные. Самым большим отличием были глаза — у первого они были синие-синие, словно два сапфира, и выражали уверенность в своих силах, показывали наличие огромного интеллекта, шутить с таким было смерти подобно — истинный слизеринец. Второй же, в отличие от первого, был, как и сам Поттер до расщепления — зеленоглазым, словно в глазницы вставили два изумруда, и было видно, что он слегка раздражен, но все же все его движения говорили об отменной выдержке — истинный боец и гриффиндорец.

— Очень просто, мистер Батлер, и нет, мистер Бонам, ни один из ваших вариантов не соответствует истине. У нас пробудилось наследие, мы — огненный феникс.

— Огненный феникс… — в четвертый раз пробормотал удивленный Роберт, у которого от избытка адреналина в крови просто подкосились ноги. Не ушибся он только потому, что рухнул на стул, который ему успел подать услужливый, а теперь еще и счастливый, выглядевший как умалишенный домовик. Глаза у Батлера были ошалелые, зрачки расширенные, волосы взъерошенные еще со времени игры в догонялки с Добби; весь его внешний вид указывал на усиленную мозговую активность — Роберт пытался вспомнить все, что только можно и нельзя, о фениксах.

— Ну конечно! Блэки же! — воскликнул Бонам, вскакивая при этом со стула, на который его также усадил гиперактивный домовик. — Только вот… — на минутку он задумался, а потом принялся бормотать себе под нос: — Маггловская кровь тут, скорее, должна была сработать как блокатор, а не как активатор. Уже давно было выяснено, что немагическая кровь оказывает на наследия ингибирующие свойства! Не понимаю… — он бубнил и бубнил, попутно нарезая круги вокруг стула, на котором сидел раньше, пока парни занимались привычным им в том мире делом — медитировали и пытались контролировать вновь обретенные тела.

— Мистер-ра Поттеры, — решился-таки на интересующий его вопрос Мейсон, немного осекшись и чуть не забыв про второго мальчишку. — А ваша матушка точно была магглорожденной?

— Уверен на девяносто процентов, что — да, — отозвался зеленоглазый парнишка с занятным перстнем на пальце.

— А вот я — на сто процентов уверен, что мой отец — маггл, — с сожалением сказал голубоглазый юноша с зеленым медальоном на шее, так и не открыв глаза.

— Маггл? — переспросил его Бонам. Что-то во всей этой истории не давало ему построить картину произошедшего до конца, а постоянно появляющиеся данные только путали ели-ели устоявшуюся картину мира, снова закручивая моток до конца и смешивая уже разложенные данные.

— Именно, — все тем же убитым голосом подтвердили оба воскресших.

— Что-то я ничего не понимаю, — снова растерянно уселся на стул Мейсон. — Давайте так, — подобрался он и прямо уставился на парней, которые соизволили, наконец, оторваться от своего занятия и посмотреть на мечущегося адвоката, — мы проведем детальную родословную проверку крови и выясним, наконец, правду, — твердо решил он.

— Эм, Бонам, а ты не забыл, сколько стоит эта процедура и кто ее проводит? — неуверенно переспросил его друг и покраснел.

— Не забыл, мой рассеянный друг, проводит ее Бонам Мейсон и причем абсолютно бесплатно, — хищно улыбнулся тот и посмотрел на парней. — Так что, делаем? Думаю, вам будет интересно взглянуть, — его глаза расчетливо сверкнули.

Что сказать, адвокат умел удивлять. Все проверки на крови не просто так проводили гоблины. А уж детальная проверка родословной стоила немалых денег, хотя расходов — кроме пергамента, пол-литра крови и четырех часов времени — никаких. Все дело в крови. На такие ритуалы налагалась просто баснословная пошлина от министерства, а в случае нарушения — десять лет Азкабана. Вот тебе и адвокатишка. Н-да, недооценивали их люди, что сказать! Недооценивали…

— Согласны, мистер Мейсон, только скажите, что вы будете делать, когда вас придут арестовывать за нарушение закона, и с какой это стати мы удостоились получить полную проверку — бесплатно? — поинтересовался у адвоката один из Поттеров после того, как они провели между собой невербальный совет.

— А никто не придет, господа. Насколько я знаю, вы участники Турнира, а это дает нам некие привилегии, — с улыбкой сказал Бонам и полез за пергаментами. — Если вам интересно, я принесу завтра свод правил, и вы ознакомитесь. Правда, я сам его не открывал лет пятнадцать. Вот вместе и посмотрим. А что насчет платы… Я никогда не проводил этот ритуал, потому как он запрещен, а в вами я могу потренироваться — это раз, я могу заручиться поддержкой Мальчика-который-выжил — это два, ну и три — мне самому до ужаса интересно.

— Вы не перестаете удивлять нас, мистер Мейсон. Признаюсь, мы ожидали несколько другой реакции — от банального обморока до Непростительных и сыворотки правды, — восхищенно сказал второй Поттер. — Но вы поверили нам сразу и предложили помощь. Почему? Вы ведь адвокат, а они не верят на слово, даже если кого-то защищают. Да и вы, мистер Батлер, уж как-то быстро стали нам помогать.

— Потому, что вы говорите правду, — спокойно ответил Бонам. — И мне, и Роберту вы говорили только правду, ни разу не соврав. Впрочем, у вас бы просто не получилось, — лукаво улыбнулся потомственный адвокат.

— Мы, конечно, вам врать и не собирались, но, разрешите поинтересоваться, почему это? — синие глаза полыхнули негодованием в свете факелов так ярко, что хотелось зажмуриться, но Мейсон не отвел взгляд, а только хмыкнул.

— А вот поэтому, — он оттянул воротник рубашки и показал небольшую подвеску в виде странного краегоугольного трилистника.

— Кривдар? — удивились парни. Старинный артефакт всколыхнул у них память о давно минувших днях, когда они с Томом были в СССР. — Признаюсь, такого мы не ожидали. Сейчас мало кто помнит об этом славянском артефакте, и еще меньше тех, кто его использует — не любят люди правду.

— Кривдар? — переспросил Роберт. Похоже, только он один не знал, что это за штука такая, и чувствовал себя от этого немного неуютно.

— Дар Кривды — славянской богини лжи. Верили, что Кривдар — подарок этой богини своей сестре, чтобы она всегда могла опознать деяние своей сестры. А Правда за это подарила ей свое украшение — Правдар, он помогает лгать так, что никто не догадается об этой лжи. Но, кроме славян, в это никто не верил, потому как у них они не работали. Вот об этих артефактах все и забыли.

— А вы-то откуда об этом знаете? — удивился Роберт, обращаясь к Поттерам. — И откуда они у тебя, Бонам?

— Моя семья испокон веков много путешествовала, в свое время они были и на Руси. Там они узнали о множестве славянских артефактов, о свойствах которых у нас не догадываются и по сей день. Хотели добыть Правдар, но не вышло. Последний артефактор, который знал секрет их изготовления, умер за сто лет до того, как моя семья туда отправилась. Ну, а свой, естественно, никто не афишировал.

— Что-то мне подсказывает, что он все-таки у вас имеется, — с сомнением протянул один из близнецов, на что Бонам только хмыкнул.

— Конечно есть, и не один, — улыбнулся он. — Мой далекий предок настолько загорелся идеей его добыть, что отправился за ним в прошлое на сто тридцать лет назад. Ну, а так как историю Руси он не знал и до этого никто из наших там не был, то разрыва пространства тоже не произошло. Он передал нам несколько артефактов уже в будущем, в тот момент, когда его молодая версия использовала хроноворот. Ему на тот момент стукнуло почти двести лет.

— Занимательная история, — сказал Роберт, Поттеры же о чем-то задумались, а потом один из них воскликнул:

— Какие же это открывает возможности! — восхищению в его голосе не было предела. — Вы наверняка самый популярный адвокат, мистер Мейсон!

— Есть такое, господа, — улыбнулся маг.

— Но мы же могли его обмануть? — с прищуром поинтересовался второй близнец.

— Вот в этом ваша беда, мистер Риддл, — спокойно сказал Бонам, глядя в глаза голубоглазому Поттеру. — Вы умный и проницательный, но иногда слишком уверены в своей непобедимости.

* * *

Майк Миллер, студент шестого курса Гриффиндора, медленным шагом направлялся в сторону Больничного крыла. Голова у него раскалывалась на части, а мысли лихорадочно носились по черепушке с такой скоростью, что он никак не мог удержать их на месте. Казалось, что кто-то медленно и планомерно сводил его с ума. А началось все с тотализатора этого драклового Турнира. Когда Майк подошел к парням, то был уверен, что поставит на Диггори, но в момент передачи Джорджу галлеонов в его голове что-то щелкнуло.

Майк отчетливо увидел перекошенное злобой лицо директора школы и бумажку с именем Мальчика-который-выжил. Мордред его дернул, раз он все-таки решился поставить и на Диггори, и на Поттера. Единственный. А потом и единственный сорвал куш. Все сокурсники смотрели на него с удивлением, но никто не заикался, что тот помог гриффиндорцу пролезть в Турнир — Майку и самому еще не было семнадцати. Вот с того момента все и изменилось. Миллер теперь периодически видел будущее. Он старался как можно меньше бывать в людных местах, чтобы ученики не сочли его за сумасшедшего, и воспринимать видения, как нечто обыденное. Но ни то, ни то ему не удавалось.

Вторым видением Миллера стала черная тетрадь, с подписью Т.М.Р., которое медленно выцветало, меняясь на Г.Д.П. Потом вся тетрадь занялась пламенем, сгорая дотла. Пепел закрутился в вихре, а патом рассыпался мириадами искр. А на том месте, где до этого лежала тетрадь, стали пробиваться два ростка с бутонами: один — зеленый, а другой — синий. Что значило это видение, Миллер даже не представлял.

Последующие видения шли один за другим, стоило ему только прикоснуться к кому-нибудь из студентов или преподавателей. Так, он увидел Дамблдора, у которого изо рта вытекал тыквенный сок, когда наткнулся на него у кабинета профессора МакГонагалл. Или профессора Спраут, которая отчитывала Седрика за то, что тот чуть не убился на первом испытании — Майк случайно прикоснулся к ее плечу после травологии. Задев Трелони, он вообще такое увидел, что и вспоминать не хотелось! Это было одновременно и интересно, и страшно.

Подойдя к Больничному крылу, Майк замер. А что он, собственно, скажет Помфри? Что у него болит голова? Так она даст обезболивающее, а оно никак не помогает — проверено. Тогда что? Рассказать про видения? Так та и так относится к прорицаниям со скептицизмом, да и он уж очень не хочет, чтобы об этом его открывшемся «даре» знал кто-то еще.

Так ничего и не решив, Миллер зашел в лазарет и застыл на месте. На одной из коек лежал Фред Уизли, и из глаз у него текла кровь, а зрачки отсутствовали — сплошные белки. Майк застыл в ужасе. Рыжее нечто внимательно его осмотрело, а потом захрипело, причем изо рта у него шла кровавая пена:

— Помоги нам… прокляты…

— К-кому вам? — с ужасом пробормотал Майк. Для него это было слишком. Он и так боялся инфери, а теперь будет боятся еще и рыжих…

— Нам, мистер Миллер, — захрипел голос сзади, и он быстро обернулся. Но лучше бы он этого не делал.

На него в упор смотрела медиковедьма. Но с ней ситуация была еще хуже, чем с Уизли. Если тот еще напоминал человека, пусть и отдаленно, то Помфри походила на сгнивший труп, восставший после двухнедельного возлежания в луже. Куски кожи отслаивались рулонами, все тело покрывала густая зловонная слизь, глаза были красными от лопнувших капилляров, а волос не было вообще. Начав пятиться от двух практически мертвых, Майк задел какую-то коробку и упал, сильно ударившись головой о тумбочку и потеряв сознание.

* * *

После произнесенной Мейсоном фразы в зале наступила тишина. Роберт боялся нарушить тишину и узнать правду — вот так спокойно разговаривать с воплощением Темного Лорда было страшно. Бонам наслаждался произведенным эффектом, а Поттеры просто обдумывали сказанное.

— Быстро же вы догадались, мистер Мейсон, — усмехнулся один из них. — Что помогло?

— Отец — маггл, глаза — голубые, знание славянских артефактов, о которых не пишут в книгах, путешествие в СССР, — перечислял он, загибая пальцы, — медальон Слизерина и кольцо Гонтов.

— Вы умный человек и сделали очевидные и почти правильные выводы, господин адвокат, но я не Том Риддл, не Волдеморт и не Гарри Поттер. Как, собственно, и мой брат. Да, безусловно, когда-то мы были ими, но сейчас — определенно нет. А вот кто мы, нам скажете только вы. Но если вы вдруг передумали, вас никто не заставляет — голос его стал тяжелее, — мы пойдем к гоблинам. П…

— Просто нам нужна ваша помощь, — прервал своего брата другой Поттер, сжав его руку своей и послав волну успокоения. Его голос был заметно теплее и спокойнее, чем у нервного и нетерпеливого брата, принимающего все в штыки. — Мы дезориентированы. Я чувствую дыхание, сердцебиение и мысли своего брата, но иногда не понимаю, где я, а где он. Где мое, а где его. Я даже смотрю иногда его глазами! Мы видели жизни Темного Лорда и Мальчика-который-выжил с самых первых их вздохов и до самых последних минут жизни. Мы видели, как совершались безумства, как создавалась почва для войны, но никак не можем соотнести эти поступки с нами. Мы не делали этого, мы только видели, что происходило — и в большинстве случаев осуждали то, что видели. Это было как будто со стороны — мы даже могли не наблюдать того, чья это жизнь, просто существовать поблизости. Брат прав — ни я, ни он не являемся теми людьми, которых все знали раньше… Пусть души наши и были когда-то ими, но сейчас это не мы. И имена эти нам чужды, мы ощущаем, что они теперь не наши, как и страдания и метания этих душ. Нам нужна чья-то помощь, и мы просим о ней вас. Помогите нам разобраться со всем, что свалилось на наши плечи.

— Что ж, я предлагал вам помощь раньше, не откажусь от своих слов и сейчас, — достаточно ровно отозвался адвокат.

Он смотрел на Поттеров и не видел ни в одном из них того Темного Лорда, которого все боялись. Он видел уверенных в себе, сильных, но немного вспыльчивых парней, один из которых принимал все в штыки, а другой осторожно сглаживал все шероховатости общения. Они не доверяли людям, но искали поддержку друг в друге, они были друг для дружки теми факторами, что уравновешивали души. И то, что они доверились им — дорогого стоило.

— Что ж, тогда просим вас, приступайте! — хором согласились они и лучезарно улыбнулись.

— Если мне дадут слово, то я все же выскажусь, — с опаской глядя на договаривающихся парней и своего друга, проговорил Роберт.

— Да, да, мистер Батлер, — повернулись к нему все трое.

— То, что вы видите глазами друг друга — это происходит подконтрольно или нет? — переключился он на режим «строгого колдомедика».

— Нет, а что? — с удивлением посмотрели на него Поттеры, а Бонам снова о чем-то думал.

— Боюсь, тогда до начала проверки вам нужно провести одну небольшую процедуру, а именно — ритуал разъединения и объединения душ.

— Зачем? — не поняли они. — Зачем разъединять и объединять?

— Сейчас вы связаны в нескольких местах, как и магические близнецы. Собственно, вы ими теперь и являетесь. Если вас не разъединить правильно, то со временем из-за частых скачков вы сойдете с ума. В древних семьях рождались иногда магические близнецы. Волшебники всегда считались более совершенным видом, чем магглы, а магические близнецы, считайте, занимали более высокую ступень эволюции. Не буду рассказывать всех преимуществ близнецов, расскажу только медицинский аспект. Когда рождались такие дети, то в первые дни после рождения проводился ритуал разъединения душ. Если таковой не провести, то со временем души детей «прирастут» друг к дружке и разорвать их будет гораздо сложнее. Так было у сестер Винтер в шестом веке и у братьев Харрис в восьмом. И это только известные мне случаи, так как помощь оказывали мои предки. Последними известными полностью разделенными магическим близнецами были Дэвид и Мэтью Льюис.

— А не разделенными?

— Последними неразделенными были сестры Скабински, которые смогли прожить так аж до двадцати лет, а потом их души полностью объединились. У их родителей просто не было средств для проведения такой операции, а провести сами они ее не могли. Это случилось в самом начале двадцатого века. А вот с не до конца разделенными… Вы знаете близнецов Пруэтт? — парни синхронно кивнули. — Они родились магическими близнецами, но их мать не захотела оплачивать процедуры, хотя средства у них были, да и Министерство должно было оплатить две трети стоимости. Она решила провести разъединение сама, но у нее не все получилось. Разделились парни кусками, так что до третьего совершеннолетия так и не дожили… А объединение нужно, чтобы вы могли быть одним целым, при этом не вредя друг другу. Так что лучше давайте сначала ритуал, а потом уже проверки.

— Х-хорошо, мистер Батлер, мы на все согласны, только помогите нам!

— Что же, тогда я к завтрашнему дню подготовлю рунный круг, а вы пока отдохните, а перед ритуалом обязательно вымойтесь, здесь же есть душ?

* * *

— Мадам Помфри, что же с ним случилось?

— Не знаю, мистер Уизли. Вот очнется, и спросим.

Просыпаться Майку не хотелось от слова совсем. Вернее, не хотелось открывать глаза. Голоса медиковедьмы и однокурсника звучали так близко, что хотелось подорваться и бежать куда глаза глядят. Но даже если бы он решился — то не смог бы. Страх сковал его тело так сильно, что он не чувствовал ни рук, ни ног. Сердце колотилось как бешеное, а пульсация венки на виске мешала сосредоточиться. Что делать? Но мысли о том, что же теперь делать и как себя вести, прервались с касанием к его лбу.

Резко дернувшись и отскочив к противоположной стене, Миллер увидел встревоженную медиковедьму, которая и пыталась к нему прикоснуться. Сейчас она выглядела как обычно: темные густые волосы с небольшой проседью были на месте, кожа была белоснежно чистой, глаза снова были карими, а следов слизи не было и в помине. За ее спиной маячил Фред, который тоже теперь выглядел как обычно: такой же рыжик с голубыми глазами.

— Мистер Миллер, — начала медиковедьма, но продолжить она не успела: это ее «мистер Миллер» напомнило парню ее гниющего двойника, и он поспешил смыться с глаз долой, снова задев какую-то коробку, но в этот раз не упав.

«Бежать! Бежать как можно дальше и как можно быстрее!» — это все, о чем он мог думать в тот момент.

Миллеру сейчас было не просто страшно, а очень страшно. Если раньше он думал, что видел только будущее, то теперь он понял, что не только. Когда-то давно, когда он был еще совсем маленьким, в библиотеке рода он наткнулся на одну странную потрепанную книжонку. В ней говорилось, что у каждого рода есть свой покровитель. Что давным-давно было двадцать четыре истинно чистокровных фамилии.

«Священные двадцать восемь в редакции Нотта — просто фарс!»

Эта фраза была записана на полях книги около заголовка статьи весьма подозрительными красными чернилами. Далее шло описание того, как создавалось магическое сообщество, почти полная его история и описание того, какие рода куда направились и кто есть кто в мире магии. В конце было множество пустых листов, половина из которых была записана именно этими красными чернилами.

То, что там было, больше смахивало на двадцать четыре родовых древа. Каждые шесть деревьев были соединены одним общим предком. Там были и Магия, и Жизнь, и даже Смерть. Тогда все это казалось маленькому ребенку сборником сказок, но вот то, что было написано в конце, на самой последней странице, заставило его испугаться и захлопнуть ужасную книгу, а потом уже, став старше, задуматься.

Закрыв глаза, Майкпопытался вспомнить все, что произошло в тот момент. Получилось практически идеально:

Последнее дерево показывало наследников Магии, проживающих сейчас в Америке. Это было не интересно, поэтому Майк перевернул страничку и заметил, что они чистые. Пролистав до конца, он уже хотел было закрыть книгу и спрятать ее на полку, когда заметил, что последний листок все-таки исписан, пусть и совсем чуть-чуть.

«Все эти семьи узнают о существовании друг друга, если проведут правильные ритуалы. Но они не узнают о еще одной семье. Нашей. Ты, юный наследник, часть этой семьи, наследник самой Судьбы и ее любимчик. Именно ты сможешь увидеть будущее, потому как в твое время это больше всего будет необходимо. Ты, Майк Миллер, сможешь возродить нашу семью, как возродятся вместе с тобой и фениксы. Скоро наступит то будущее, что должно быть. Я твой далекий предок, увидевший будущее, увидевший его именно так, как будешь видеть его ты. Когда это случится — возьми эту книгу. Только тогда ты сможешь ее открыть».

После прочтения последнего слова из этой книги из нее выпала другая. Абсолютно чистая. Переведя взгляд на тот текст, что только что прочитал, Майк в страхе бросил книжку на ближайший стеллаж и унесся прочь из библиотеки. Он и сам не заметил, как рефлекторно засунул выпавшую книгу себе в карман, пока выбрасывал испугавшую его, так что, найдя ее у себя в кармане в своей комнате, сильно удивился, но выбрасывать не стал. Перед первым курсом он так же незаметно для себя положил ее в сундук и более не выкладывал.

Вспомнив этот случай, Майк поежился и решил, что видимо, пора таки открыть эту таинственную книгу, поэтому направился в сторону башни Гриффиндора. Причем он и не заметил, что голова у него больше не болела, хотя Помфри не давала ему никаких зелий.

* * *

Пол ритуального зала Хогвартса снова покрыли рунные круги. Бонам не мешал своему другу, который вычерчивал уже шестую цепочку подряд по памяти, — только удивлялся. И жалел его… Сколько же еще поколений целителей от бога потеряет волшебный мир из-за того, что когда-то давно какой-то глупый предок наследил по-крупному? Ведь именно из-за него Роберт не мог ходить в банк, опасался гоблинов и служил в адвокатской конторе, а не занимался любимым делом. За эти несколько часов, что Батлер провел в ритуальном зале, на четвереньках и с мелком в руках, он настолько изменился в лучшую сторону, что Бонам залюбовался. Всегда приятно наблюдать за тем, кто искренне любил свою работу. Роберт никогда так не светился от счастья, как сейчас. Видимо, только работа целителем принесет ему счастье, а, значит, нужно ему как-нибудь помочь. Вот только как?!

Поттеры тоже наблюдали за Робертом и не понимали, почему тот не спасает людям жизни, а прозябает в адвокатской конторке. Но спрашивать не решались: если захочет, то расскажет сам, а если нет — зачем бередить чужие раны?

Пока Батлер копался с подготовкой к ритуалу, оба юноши успели ополоснуться и надеть чистые мантии, так услужливо поданные домовиком.

— А знаешь, брат мой, именно этого мне и не хватало, чтобы ощутить себя живым.

— Душа? — ехидно усмехнулся второй.

— Заботы, — честно ответил его брат. — Заботы…

— Заботы… Добби! — как-то резко прикрикнул зеленоглазый Поттер, у которого во взгляде можно было рассмотреть танцующих бесенят.

— Да, сэры! Что-то нужно? — в глазах у эльфа плескалась такая безграничная надежда, что сразу захотелось что-нибудь попросить.

— Добби, я тут подумал, а не хочешь ли ты снова стать слугой рода? — эльф вытаращил глаза, а Гарри продолжил: — Нашего рода, если быть точнее.

— О, мистер Поттер, сэр, я был бы счастлив! — было видно, что тот и правда счастлив.

Добби ведь никогда и не хотел быть свободным эльфом, он просто не хотел быть эльфом Малфоев. И если младший и его отец были еще более-менее нормальными хозяевами, то Абраксас относился к нему как к мусору, и когда Добби пришел к нему просить разрешения на создание пары с Минки, эльфом Блэков, не просто отказал, но и донес до Блэков, что их эльф нарушил границу его поместья, и потребовал голову Минки, как виру. Те сразу согласились. А после в наказание Абраксас прибил ее голову на кухне и заставил Добби убирать с нее пыль каждый час. Это было мучительно больно. И пусть тот давно уже почил, но приказ был еще в силе и Добби каждый час насильно перемещался к голове своей возлюбленной и протирал с нее пыль. И вот этот мальчишка, Гарри Поттер, смог наконец избавить его от этого и подарить шанс на новую жизнь. Пусть и короткую, ведь без рода эльфы долго не живут. Но он и тут снова решил ему помочь и привзять к роду, а значит и подарить ему новую жизнь, а это дорогого стоит. Не зря он, Добби, так сильно привязался к этому пареньку, пусть теперь их и будет двое…

* * *

Рон Уизли прогуливался по замку и, казалось, впервые дышал таким чистым воздухом: ни грязнокровка Грейнджер, ни полукровка Поттер не мешали ему наслаждаться жизнью. Три с лишним года он терпел этого идиота на пару с заучкой. Хватит! Он будет жить так, как ему захочется. А если матери так нужно, то пусть она сама на этой лохматой и женится! Он все-таки чистокровный маг в двадцатом поколении! Его мечта — открыть наконец семейный мэнор и быть не хуже Малфоя, а не жить с женой-зубрилкой и наращивать пивной животик, как отец, работая на мелкой должности в министерстве.

А Поттер… Этот выскочка всегда был у него бельмом на глазу. Рон с самого первого дня, как узнал о квиддиче, грезил стать ловцом в сборной, как и Чарли. Но и тут Гарри выделился… Ему что, одного Волдеморта мало, что ли? Пусть бы все остальное оставил другим! Так нет. Надо же все и сразу забрать. Три года Рон успешно изображал заботливого друга и честного гриффиндорца, выискивая момент, чтобы избавиться от конкурента. И вот он представился.

Рон Уизли, шестой сын в семье Уизли, никогда не был дураком. То, что его все таковым считали, он приписывал себе скорее в заслуги. Так умело притворяться надо уметь. Причем никто так и не узнал, что он хитер и умен, хотя он оставил подсказку — как дурак может так виртуозно играть в шахматы? Но все же люди старались не замечать очевидного. Вот и не замечали, что рыжий гриффиндорец умнее их всех. А он все подмечал. И махинации директора, и игру Грюма, и телодвижения глав школ-гостей. Таким образом, он первый узнал, что иностранцы затевают большую БЯКУ, причем не зная друг о друге. Это должно было быть интересным, и Рон продолжил наблюдать. И не прогадал. Едва заметное движение палочкой от милой мадам, и двое парней в состоянии, близком к состоянию берсерка. Называется, вижу цель — не вижу препятствий. А целью было выведение из строя Поттера. А что делать, если ты раскрыл чужой заговор, но тот тебе импонирует? Конечно же, возглавить его!

Вот он и возглавил, а тут еще в таком же состоянии и братец со слизнем — это успех! Жаль только, что попался только один, а то эти близнецы ему уже порядком поднадоели. Из-за их вечных подколов Рон решил, что как только станет главой рода Уизли — вышвырнет их из рода куда подальше без кната в кармане. Да… Мечты-мечты. Но, к сожалению, дискредитировать получится только одного, ну и ладно. Зато с Поттером разобрались.

Как он смеялся, когда узнал, что тот сам подохнет в какой-нибудь канаве через пару суток. Это была самая прекрасная новость за все эти три с половиной года, так что Рон даже решил напиться. В таком состоянии его, конечно же, нашла Гермиона. Тут то он и избавился от нее. Простенькие чары, и вуаля — грязнокровка не зудит под ухом и вообще не подходит. Идеально! Еще бы закусить чем, а то эльфы, гады такие, взяли и унесли его кусок пирога. Произвол!

* * *

Гермиона Грейнджер сидела на подоконнике в самом конце четвертого этажа и плакала. Мир в который раз перевернулся на глазах и снова предстал перед ней пятой точкой. Столько сил — и все впустую! На первом курсе она считала, что если знать много, то обязательно нужно поделиться этой информацией, а если есть проблема, то нужно обратиться к взрослым. Но все это было до того момента, как ее жизнь оценили в пять очков. Пять очков! Действительно, сколько еще можно дать за жизнь грязнокровки?

Да, именно грязнокровкой ее и считали, как любезно сообщил ей Драко Малфой на втором курсе. Тогда она возмутилась, а потом, трезво оценив ситуацию, стала решать, что же со всем этим делать. Выходило паршиво. Ей нужен был чистокровный муж. А это были в основном слизеринцы — без вариантов — и когтевранцы — тоже маловероятно. Обидно, но не критично. Рон Уизли тоже чистокровен, пусть и из семьи предателей крови. Поттер, конечно, тоже хорошо, но тот полукровка и его самого не жалуют. Да и управляется он плохо, не то что рыжик! Лонгботтом — ну, тут без вариантов — старуха житья точно не даст.Так что с третьего курса Гермиона плотно окучивала рыжего друга, делая все, чтобы он свыкся, что она всегда будет рядом.

Вроде бы все получалось, только вот четвертый год порушил все ее планы. Сначала Поттер со своим кровным ритуалом, а потом и директор с его очками-половинками, выспрашивающий, не она ли подсказала поганцу ритуал. Мерлин упаси, такому помогать — себе дороже будет. Удовлетворившись ответом, директор попытался наложить на нее чары ненависти на Поттера, но они не легли — Гермиона еще на третьем курсе купила себе ОЧЕНЬ дорогой артефакт против зелий и ментальных закладок. Все-таки хорошо, когда у тебя есть магия, а у магглов — нет. Можно подзаработать и купить хороший артефакт. Как говорила ее мама — сначала проверь защиту, а потом получай удовольствие! Так что чары с нее просто стекли, но сыграть ненависть ей было нетрудно. Поттер ее сейчас и правда уже начинал бесить. Так что все что ни делается — все к лучшему!

Только вот с Роном теперь беда. Тот, почувствовав свободу от золотого мальчика, распоясался в край. А теперь еще и на нее пытался наложить чары отпугивания и патологического страха. Хам! И чего она только на нем зациклилась? Слезы мгновенно перестали литься.

Еще же Пуффендуй есть!

В подземельях Хогвартса уже несколько дней было тихо как никогда.

Северус Снейп, декан змей, уже который день выходил из своих подземелий только для того, чтобы провести уроки. Даже ел он у себя в покоях. Весь его факультет ходил по струночке и боялся даже пискнуть в сторону чем-то взбешенного декана. Конфликт было пытался назреть в коллективе змей, но декан, которого спешно вызвала староста, был настолько зол, что его магия чуть ли не искрила в гостиной факультета, пока он отчитывал смутьянов. Итогом гневной отповеди мага впервые стали снятые баллы со своего же факультета: минус пятьдесят очков с каждого нарушителя, коих было трое, и двухмесячные отработки с Филчем для них, и по неделе отработок для тех, кто не попытался исправить ситуацию, не привлекая его. В общем, получила почти половина факультета, так что Филч был счастлив как никогда. Змеи быстро осознали нынешнее положение дел: Снейпа лучше не злить — раз, быстро отрабатывать очки — два, вести себя идеально, пока снова не влетело — три. Так что уже несколько дней Слизерин представлял собой самый послушный и умный факультет.

Вынужденный жилец подземелий — Джордж Уизли — тоже был сам не свой. Он не общался ни с кем из своих друзей, сохраняя отстраненно-задумчивое выражение лица и приходя на занятия за одну минуту до гонга. Садился он всегда один и сразу же после окончания занятий «растворялся» в толпе, «материализуясь» только в личных покоях декана Слизерина, Северуса Снейпа, а по совместительству — единственного взрослого, которому он мог и хотел доверять. Как так вышло, что хитрый слизеринский змей, сальноволосый ублюдок, Пожиратель Смерти стал для представителя светлой стороны наставником и практически другом — для многих навсегда останется загадкой. Они же знали, что их объединило чувство вины, из-за которого они смогли невольно откинуть условности и разглядеть друг в друге людей, а не бездушную маску и безголового и жестокого смутьяна.

Таким же другом, только теперь уже младшим, для Джорджа Уизли стал Драко Малфой. На фоне обоюдного прощения они почувствовали какую-то незримую связь друг с другом. Что-то, что раньше заставляло их люто ненавидеть друг дружку, сейчас наоборот — заставило увидеть друг в друге искренних, добрых и глубоко опечаленных людей. Сказать, что они стали друзьями не разлей вода — нельзя, но чувство общности, близости, защищенности определенно было.

Четвертым постоянным «жильцом» покоев Северуса Снейпа был тот, кого в здравом уме и трезвой памяти никто из ныне живущих представить тут не мог — Невилл Лонгботтом. Тогда, когда он только узнал о проклятии, которому подвергся его названый брат, он взбесился и выглядел пострашнее мантикоры. В тот момент Фреда Уизли от смерти спас, как это ни странно звучало — Драко Малфой. Он схватил Лонгботтома и не дал тому убить идиота. Джордж же никак не пытался помешать возмездию гриффиндорца. Он просто впал в ступор и, казалось, отрешился от реальности.

Через четверть часа Невилл успокоился и мог спокойно воспринимать действительность. Но вот с Джорджем ситуация была другая — он только сильнее ушёл в себя. Парни, заметив это, мгновенно мобилизовались и стали трясти юношу, а Северус же Снейп в тот момент пытался привести в чувство Уизли с помощью зелий. Получилось у них только через час.

— Джордж, не пугайте нас так больше, — единственное, что сказал Снейп перед тем, как устало опуститься в кресло и уснуть.

С того момента они жили в комнатах Снейпа, в ожидании чего-то. Чего — они понять не могли, но чувствовали, что что-то точно произойдет. И это что-то они должны встретить вместе. Что-то, что навсегда изменило бы их жизни.

* * *

Роберт Батлер жутко нервничал, так как проводил данный ритуал впервые. Не то чтобы он не верил в себя, просто ему не хотелось бы навредить Поттерам. Оба паренька оказались весьма разумными, интересными личностями, а учитывая их настоящий возраст — еще и очень лабильными. В зрелом возрасте очень трудно переживать какие либо изменения, потому как психика и мировоззрение уже давно устоялись. Парни же меняли свои решения по пять раз на дню.

За те сутки, что они оказались знакомы с обновленными парнями, Бонам успел немного прикипеть к ним. Все-таки то, что он больше колдомедик, чем адвокат, до этого момента знали всего три человека, а теперь еще и эти парни. Так что общаться с ними было легко и просто, не было того давящего чувства, что не покидало Батлера при общении с другими.

Больно парням быть не должно было — связи еще не так сильно окрепли. Вот если бы они все пятнадцать лет так жили — было бы безумно больно, но тогда и он бы не решился. Поттеру он и так уже делал больно.

Взмах палочкой — катрен, взмах — катрен, взмах…

Слова ритуала плавно текли по залу. Бонам как завороженный наблюдал за уверенными действиями друга и за магией, клубящейся вокруг него. Как бы он ни хотел, но помочь ему он ничем не смог бы, так как вообще ничего не понимал в ритуале.

Еще один катрен, и парни выгибаются дугой. Из горла одного вырывается хриплый крик, а другой цепляется ногтями за пол. Голос Батлера льется непрекращающимся потоком, а они бьются в конвульсиях. Но вот слова ритуала прерываются, и над парнями лопается какой-то пузырь, выпуская наружу яркий белоснежный свет, заливающий все пространство вокруг себя, и мерное гудение, от которого в голове все зудит.

Ослепленный светом Бонам прикрывает глаза, а сквозь непрекращающийся гул начинает различать тихое бормотание друга.

Сколько времени прошло, никто бы точно не сказал, но когда свечение пропало, ритуал был окончен. Роберт стоял на коленях около ребят, а те медленно приходили в себя.

— Вот и все, — выдохнул наконец Роберт, весь ритуал он был напряжен до предела. — Теперь осталось только восстановление.

* * *

Захлопнув с силой несчастную книжку, Майк в изнеможении рухнул на кровать. Вот уже сутки он пытался следовать всему, что там написано, но книженция скорее выкачивала из него магию, чем реально помогала. С каждой прочитанной им строчкой он все больше чувствовал усталость и желание поспать. При чем большая часть написанного была какой-то тарабарщиной, от которой толку не было от слова совсем. Продираясь сквозь дебри непонятных слов, он то и дело терял нить повествования, но иногда все же натыкался на пару интересных и, что главное, понятных объяснений. И вот он снова рухнул на кровать, не в силах даже пошевелиться. Голова у него была чугунной от прочитанной информации, а перед глазами отчетливо мелькали черные мушки.

— Эй, Майк! — в комнату шестого курса Гриффиндора забежал Джон, его лучший друг, с которым в последнее время он практически не общался. Да и как можно общаться с человеком, если как только ты прикоснешься к нему — увидишь что-то из его будущего? — Майк, вот ты где! Ты чего такой убитый?

Джон присел на край кровати друга и взволнованно посмотрел на него. Мешки под глазами, замученный вид, подрагивающие руки, бледная кожа — налицо все признаки магического истощения.

— Майк, чем ты таким занимался, что так потратился? — испуганно оглядел он каждый миллиметр тела своего друга, а потом прикоснулся ко лбу. — Температуры вроде бы нет…

В первую секунду Майк не понял, что произошло, а как только до него дошел весь смысл происходящего, он подорвался и порывисто обнял своего друга.

— Да, да, сработало! — закричал он так радостно, что даже Джон, не знающий причину такого поведения, засмеялся.

— Я так понимаю, теперь все хорошо и мы можем наконец пойти поесть? Ты вчера не ужинал, сегодня не завтракал, а уже, между прочим, обед.

— Конечно пошли, Джон. Я сейчас такой голодный, что мантикору съем! — радостно провозгласил Майк и вылетел из комнаты быстрее Джона, хотя еще пять минут назад лежал пластом и не мог пошевелиться.

* * *

— Мистер Уизли, вы уверены, что все делаете правильно? — взволнованно поинтересовалась у своего пациента медиковедьма.

— Мадам Помфри, я всегда делаю то, что может работать, даже если не уверен в этом, — ответил ей Фред, параллельно насыпая в котел измельченный лирный корень и помешивая несколько раз против часовой стрелки. — В этом и есть девиз моей работы — не уверен — все равно делай.

Фред Уизли никогда не был глупым или бездарным. Нет. Он всегда был умным человеком и потрясающим зельеваром, ну, может, не таким потрясающим как Снейп, но какие его годы… В их с братом разработках он всегда выбирал роль изготовителя, тогда как Джордж старался все придумать и реализовать. Каждый раз, как Джордж что-нибудь придумывал, а это случалось по пять раз на дню, он спешно вскакивал и носился по лаборатории, которую они построили в одном из заброшенных классов, пытаясь сообразить, куда пристроить придуманное им зелье. Фантазия у него была что надо, а коммерческая жилка могла посоперничать с Малфоевской. Причем, что интересно, что бы ни придумал Джордж, Фред всегда мог это приготовить. Причем так, что изготовителя найти не мог никто. Этим они и пользовались, сбывая свои продукцию в Лютный переулок, или, что было намного реже, в Румынию. Чарли помогал пристроить их разработки либо непосредственно в заповедник, либо в магазин приколов в Бухаресте. Иногда, если зелье получалось лечебным и не имело магических проявлений — не шел пар из ушей, не менялся цвет волос, не ускорялось заживление — они вбрасывали его на маггловский рынок как БАДы, что тоже приносило им хороший доход. Как Джордж нашел человека, который все это регистрировал и реализовывал, Фред не представлял, но тому, что денежки потихоньку капали — был рад.

Сейчас же он пытался сварить одно зелье, состав которого придумал уже давно, но все как-то руки не доходили — проявитель проклятий. Конечно, многие могли бы спросить, а зачем? Есть же заклинание, и притом довольно незатратное. А ответ был прост: заклинанием можно выявить не все проклятия, а еще можно не понять всю его серьезность. Его же зелье будет выдавать фонтан искр различных цветов, в зависимости от тяжести и серьезности проклятия, а на пергаменте будет проявляться список проклятий, которым подвергся человек. Правда, кровушки придется потратить прилично, но результат должен того стоить.

Мадам Помфри сначала была категорически против. И решила попробовать заклинание. Что вполне предсказуемо — оно ничего не показало. Потом попробовала еще несколько тестов, и результаты ее удивили. Проклятие было на ней самой, но вот какое — выявить не получилось. Только тогда она согласилась на эксперимент, хотя и скрепя сердце. Фред же только усмехался. По реакции Миллера он понял, что тот увидел что-то на нем и медиковедьме, и если он точно знал, что на нем проклятье, значит и на ней оно должно было быть.

Почему именно проклятье? Если до встречи в Миллером он сомневался, то потом его сомнения развеялись. «Увидеть» изменения в ауре можно только после проклятий. Именно из-за этого он предпочитал пользоваться зельями — выявить их с первого взгляда нельзя. А в том, что Майк именно «увидел» — он не сомневался. Вел он себя уж очень характерно. Хотя артефактов для проявления он у него не видел, а в развитом медицинском зрении у студента шестого курса очень сомневался. К тому же… Фред проверил свою гипотезу. Нельзя же быть уверенным, что ты прав, сделав выводы только на основании внешних признаков? Конечно, нет. Вот и он был не уверен. Он решил залезть в мозг Миллера. А что? Он еще с четвертого курса тренировался в легилименции. Получилось, конечно, плоховато, но основную суть он понял. Майк видел проклятия. И они — прокляты.

— Мистер Уизли, а зачем тут Моли? Мы же не раны лечить собрались! — возмутилась Помфри.

Фред на это только закатил глаза. Ему бы хорошо пойти к себе в лабораторию и готовить там, но у него есть три причины этого не делать. Во-первых нужных ингредиентов там нет, а искать их долго, в лаборатории Больничного крыла же все они есть, во-вторых, выйди он оттуда, проклятье может снова активизироваться, и неизвестно, на кого он нападет в следующий раз. Ну и в третьих… Выйди он отсюда, ему накостыляют и братец, и Снейп, и он сам не уверен, что будет сопротивляться. А у него еще есть дело на этом свете. Пока есть дело.

— Мадам, Моли известна также как золотой чеснок, потому как предком этого растения был дикий чеснок, а во всех верованиях чеснок считался лучшим средством против злых чар и враждебных человеку потусторонних сил. А что есть проклятие, если не злые чары?

— Но это же магическая Моли! — попыталась вставить свое веское слово колдомедик.

— Ну и у нас как бы не обычный наговор. Вон как меня на Поттере переклинило-то, — на автомате ляпнул Фред и только потом понял, что про Гарри он ей ничего не говорил.

— Поттер, — недовольно протянула она, — темный маг и убийца, помогать ему — последнее дело, — и, отвернувшись, попыталась уйти.

Джордж же замер без движения. Вот что за проклятие на ней! Он все никак не мог понять, почему у них не получилось понять, на кого направлено проклятье. У него-то ясно — Поттер, а вот с Помфри все было не так просто. Когда они проверяли, выйдя из Больничного крыла, имена всех учеников и учителей, то реакции не было ни на кого. А тут… На Поттера она явно отрицательная, причем ни с того ни с сего. Но почему внутри помещения-то? Вывод у него напрашивался один — ее прокляли здесь. Но почему за пределами крыла этого не было? Вопросы-вопросы, и ни одного ответа!

* * *

Процедуру полной магической проверки ребята решили провести через пару часов после прошлого ритуала. В себя они пришли достаточно быстро, о боли не помнили ничего, так что Батлер быстро успокоился. На «арену» теперь вышел Бонам.

Ритуал длился ровно четыре часа. Парни из-за него были бледнее обычного и немного пошатывались, так что Добби, не слушая никого и ничего, усадил обоих в комфортные кресла, по виду напоминающие факультетские, не пойми откуда взявшиеся в подземелье, а Батлер сразу же захлопотал над бледными парнями, вливая в них по несколько флакончиков различных зелий и махая палочкой со скоростью метеора. Бонам Мейсон в этот момент на коленях ползал по полу комнаты и собирал несколько свитков в один, параллельно с этим что-то в них черкая.

— Кхм, — все, что смог он сказать, когда развернул свитки с готовыми результатами.

Адвокат внимательно прочитал написанное сначала на одном пергаменте, а потом и на другом. Затем он перевернул их изнанкой, помахал палочкой, поводил каким-то непонятным артефактом, но от свитков исходил только слабый темно-малиновый свет.

— Это очень… неожиданно, — он протянул оба свитка Роберту. — Ты только посмотри на это! — ткнул он пальцев в какую-то графу свитка. — Я, конечно, не против, но как такое вообще возможно-то? Да и это, — опять на что-то указал Бонам, — ну бред же какой-то! Я уверен, что тут какая-то ошибка! Надо срочно готовить еще два ритуала! — пробурчал он последнюю фразу и полез в портфель искать еще парочку чистых пергаментов.

— Мда, — протянул Батлер и вздохнул. Потом перечитал еще раз, как будто хотел, чтобы со свитков что-то исчезло или что-то появилось. — Господа э-э-э… Поттеры, ознакомьтесь! — и протянул результаты проверки ребятам.

В который раз за последние несколько дней Мейсон и Батлер удивились всему, что с ними происходило.

Взяв первый пергамент в руки, ребята погрузились в изучение полученные результатов. С каждой прочитанной строчкой они удивлялись все больше и больше. Изначальная их реакция была, как и у Мейсона — неверие. А потом… Потом они решили, что это еще и не самое плохое, что могло с ними случиться, и, в принципе, все изменения — логичны.

Первый свиток гласил:

Имя: Генри Хадар Поттер, не вступивший в наследие Лорд Поттер, Лорд Певерелл, Наследник Блэк, Наследник Мракс, Наследник Гриффиндор, маг, чистокровный в N-поколении, совершеннолетний.

Отец: Джеймс Карлус Поттер, маг, чистокровный, мертв.

Бабушка: Дорея Юфимия Блэк (в замужестве Поттер), колдунья, чистокровная, мертва.

Дедушка: Карлус Флимонт Поттер, маг, чистокровный, мертв.

Мать: Меропа Мэри Мракс, колдунья, чистокровная, мертва.

Бабушка: Мусцида Альхена Блэк (в замужестве Мракс), колдунья, чистокровная, мертва.

Дедушка: Марволо Корвин Мракс, маг, чистокровный, мертв.

Дядя: Морфин Марволо Мракс, маг, чистокровный, мертв.

Крестный отец: Роберт Брайан Батлер, не вступивший в наследие Лорд Мунго, Наследник Пуффендуй, маг, чистокровный, жив.

Крестная мать: Алиса Виктория Стоун (в замужестве Лонгботтом), колдунья, чистокровная, условно жива.

Брат: Ригель Марволо Поттер, не вступивший в наследие Лорд Блэк, Лорд Мракс, Наследник Поттер, Наследник Певерелл, Наследник Слизерин, маг, чистокровный в N-поколении, жив.

Магический кузен: Невилл Франклин Лонгботтом, наследник Лонгботтом, маг, чистокровный, жив.

Кузены:

— Френк Арфанг Лонгботтом, Лорд Лонгботтом, маг, чистокровный, условно жив.

— Сириус Орион Блэк, маг, чистокровный, изгнанный из рода, жив.

— Регулус Арктурус Блэк, маг, чистокровный, условно жив.

— Бартемиус Сигнус Крауч, маг, чистокровный, жив.

— Билиус Арктурус Делакур, маг, чистокровный, жив.

— Чарльз Сигнус Пруэт, маг, чистокровный, жив.

— Персей Хьюго Уезерби, Лорд Уезерби, маг, чистокровный, жив.

— Фредерик Финеас Уизли, не вступивший в наследие Лорд Уизли, чистокровный, предатель крови, жив.

— Джордж Данеб Уизли, не вступивший в наследие Лорд Уизли, чистокровный, жив.

— Рональд Билиус Уизли, маг, чистокровный, предатель крови, жив.

Кузины:

— Беллатриса Друэлла Блэк (в замужестве Лестрейндж) колдунья, чистокровная, жива.

— Андромеда Лукреция Блэк (в замужестве Тонкс) колдунья, чистокровная, изгнанная из рода, жива.

— Нарцисса Каллидора Блэк (в замужестве Малфой) колдунья, чистокровная, жива.

— Дженевра Молли Уизли, колдунья, чистокровная, предательница крови, жива.

Наследие: Некромантия.

Родовые дары: Зельеварение, Боевая магия, Некро (Некромантия, Некромагия), Артефакторика, Магия Крови, Ментальная магия (Окклюменция, Легилименция).

Пробужденные способности: Парселтанг (активно), Парселмагия (неактивно).

Анимагические формы: неизвестны

Магические партнеры/супруги: неизвестны.

Состояние магии на данный момент: Активно — 100%.

Блоки (х 6) — разрушены…

— Ну, теперь мы хотя бы знаем, что ты Генри, а я Ригель! — усмехнулся будущий Лорд Мракс и посмотрел на брата, который сидел неподвижно и неотрывно глядел в стену напротив.

В свитке было еще много пунктов, было приложено целое семейное древо, по которому был видно, что обе их бабушки были из семейства Блэк, а также показывался развернутый статус все живых родственников и многое другое. Больше всего удивился Ригель, когда понял, что Меропа была наполовину Блэк, как и Джеймс Поттер, и, будучи Волдемортом, он был… кузеном Джеймса Поттера и троюродным дядей Гарри Поттера. А та Ликорис Блэк, у которой он должен был воспитываться — его двоюродная тетя, которая погибла за день до его рождения.

Генри же больше всего обескуражило обилие кузенов. Да и каких! Похоже, в семье Уизли кипели такие страсти, что сериалам тетушки Петуньи и не снились. Билл, судя по всему, уже успел жениться, причем, похоже, что на чемпионке Шармбатона, и войти в ее семью. И когда успел-то? Чарли приняли в род его матери, и, скорее всего, без ведома оной. Перси… Какой-то странный — новый, что ли? — род у него. Фред и Джордж, тут вообще все сложно… Еще и предательство крови у троих из семи детей… Сириус и Регулус его кузены — прекрасно! Да еще и Регулус… Генри помнил, что тот бесследно исчез, но, видимо, с ним что-то случилось, из-за чего он по состоянию был близок к Лонгботтому, который тоже оказался их с Ригелем кузеном! Ну и Крауч-младший, как вишенка на торте. Он-то откуда? Его они с Ригелем помнили еще с первой жизни — жизни Волдеморта. Помнили, что он теперь — Грюм, помнили, какое у него задание, но вот что он окажется их кузеном — не представляли. Да еще и кузины… М-м-м. Постоялица Азкабана — Безумная Белла, сторонница Дамблдора — изгнанница Андромеда, Снежная королева Нарцисса и предательница крови Джинни Уизли, мечтающая стать Леди Поттер. Блеск. И что со всем этим делать?

Второй свиток они прочли только через час — именно столько понадобилось времени, чтобы переварить увиденное в первом и свыкнуться с обилием родственников, На фоне всей новой информации факт о том, что Батлер — его новый крестный, как-то подзатерялась…

Второй свиток гласил:

Имя: Ригель Марволо Поттер, не вступивший в наследие Лорд Блэк, Лорд Мракс, Наследник Поттер, Наследник Певерелл, Наследник Слизерин, маг, чистокровный в N-поколении, совершеннолетний.

Отец: Джеймс Карлус Поттер, маг, чистокровный, мертв.

Бабушка: Дорея Юфимия Блэк (в замужестве Поттер), колдунья, чистокровная, мертва.

Дедушка: Карлус Флимонт Поттер, маг, чистокровный, мертв.

Мать: Меропа Мэри Мракс, колдунья, чистокровная, мертва.

Бабушка: Мусцида Альхена Блэк (в замужестве Мракс), колдунья, чистокровная, мертва.

Дедушка: Марволо Корвин Мракс, маг, чистокровный, мертв.

Дядя: Морфин Марволо Мракс, маг, чистокровный, мертв.

Крестный отец: Бонам Энтони Мейсон, не вступивший в наследие Лорд Филифорт, Наследник Когтевран, маг, чистокровный, жив.

Крестная мать: Алиса Виктория Стоун (Лонгботтом), колдунья, чистокровная, условно жива.

Брат: Генри Хадар Поттер, не вступивший в наследие Лорд Поттер, Лорд Певерелл, Наследник Блэк, Наследник Мракс, Наследник Гриффиндор, маг, чистокровный в N-поколении, жив.

Магический кузен: Невилл Франклин Лонгботтом, наследник Лонгботтом, маг, чистокровный, жив.

Кузены:

— Френк Арфанг Лонгботтом, Лорд Лонгботтом, маг, чистокровный, условно жив.

— Сириус Орион Блэк, маг, чистокровный, изгнанный из рода, жив.

— Регулус Арктурус Блэк, маг, чистокровный, условно жив.

— Бартемиус Сигнус Крауч, маг, чистокровный, жив.

— Билиус Арктурус Делакур, маг, чистокровный, жив.

— Чарльз Сигнус Пруэт, маг, чистокровный, жив.

— Персей Хьюго Уезерби, Лорд Уезерби, маг, чистокровный, жив.

— Фредерик Финеас Уизли, не вступивший в наследие Лорд Уизли, чистокровный, предатель крови, жив.

— Джордж Данеб Уизли, не вступивший в наследие Лорд Уизли, чистокровный, жив.

— Рональд Билиус Уизли, маг, чистокровный, предатель крови, жив.

Кузины:

— Беллатриса Друэлла Блэк (в замужестве Лестрейндж) колдунья, чистокровная, жива.

— Андромеда Лукреция Блэк (в замужестве Тонкс) колдунья, чистокровная, изгнана из рода, жива.

— Нарцисса Каллидора Блэк (в замужестве Малфой) колдунья, чистокровная, жива.

— Дженевра Молли Уизли, колдунья, чистокровная, предательница крови, жива.

Наследие: огненный феникс.

Родовые дары: Зельеварение, Боевая магия, Магия крови, Трансфиругация, Ритуалистика (Ритуальная магия), Ментальная магия (Окклюменция, Легилименция).

Пробужденные способности: Парселтанг (активно), Парселмагия (неактивно).

Анимагические формы: неизвестны.

Магические партнеры/супруги: неизвестны.

Состояние магии на данный момент: Активно — 100% магии.

Блоки (х 2) — разрушены.

— Что тебе сказать, чего-то такого я вообще не ожидал…

— Ожидал, не ожидал, что уж теперь… Если отставить вопрос родни на потом, то меня интересует другое: почему внешность не сильно изменилась? — спросил Генри.

— Знаешь, — протянул Ригель, — мне кажется, что изменения в нашей внешности все же произошли. Просто за счет нужных генов они не стали разительно отличаться, — задумчиво проговорил он.

— То есть…

— То есть цвет глаз у Певереллов — зеленый. Ты же помнишь Гриффиндора? У него глаза — зеленые, прямо как у тебя. А ты теперь, между прочим, Певерелл. У Блэков — глаза синие. Вспомни Сириуса или Нарциссу. У меня тоже, я ведь Блэк. Тут все обоснованно. Почему волосы кудрявые? Опять-таки Блэки отметились. Тут они у нас обоих. В остальном у нас черты Поттеров, Блэков или Мраксов. Так что все сходится.

— Н-да, все сходится…

* * *

— Мистер Уезерби, вы подготовили материалы по Турниру? — Крауч-старший выглядел неважно. Он сидел в кресле у себя в кабинете, прикрыв глаза, а руки у него подрагивали.

— Да, мистер Крауч, все материалы уже отправлены в комитет магического спорта, отдел по работе с иностранными гостями и в приемную министра.

— Как там отнеслись к участию Поттера? — не без интереса спросил Крауч.

— Как мы и думали — с безразличием. Чары сработали прекрасно, так что пока Скитер не напишет про первый этап, никто ничего и не поймет.

— А про интервью с участниками вы позаботились?

— Конечно. Поттер интервью давать отказался, даже на фото его нет, так что мы просто внушили Рите, что она решила ему отомстить и не сказать никому что тот — четвертый чемпион. Она поверила, что это ее идея, и решила, что потеря пары очков популярности по сравнению с другими чемпионами выведет его из себя.

— Что же, это прекрасно, Уэзерби, просто прекрасно. Пора переходить ко второй части плана.

— Вы уверены, мистер Крауч, что сможете побороть его Империо или что вас не убьют сразу же?

— Не уверен, но если что-то пойдет не так, — тот печально улыбнулся, — бумага о вашем назначении на мой пост находится в этом столе. Пароль вы знаете. Но будем надеяться на лучшее.

— Будем, мистер Крауч, будем…

— Ну, мадам Помфри, до дна! — выкрикнул Фред и залпом выпил приготовленное им пару часов назад зелье.

— Мистер Уизли! Вы же сказали, что его не надо пить! — в ужасе воскликнула колдомедик. Фред же усмехнулся — он знал, что если бы сказал Помфри, что зелье придется еще и пить, та бы ни за что не согласилась; все-таки разница между тем, чтобы пить неизвестное варево и использовать его вне организма — для медика огромна.

— Ну вы же здесь, мадам, и сможете мне помочь, если что, — улыбнулся он, хотя точно знал, что если бы он ошибся, то она бы не успела.

— Я больше никогда не поверю вам на слово, мист… — оборвалась на полуслове медиковедьма, потому как у нее на глазах у ее пациента около головы стали бить темно-фиолетовые молнии. Выглядели они очень красиво, но несколько пугающе. — Что это? — воскликнула она.

— О, все-таки фиолетовые… Так и знал! — пробубнил Фред. — А это очень нехорошее проклятие, мадам Помфри, — обратился он уже к ней. — Четвертый уровень опасности из пяти. Воздействует на разум, полностью блокируя мозговую активность. То есть делай с разумом, что хочешь: хочешь — стирай, Обливейт, кстати, именно такого цвета должен быть, хочешь — заставляй делать что-то, Империо как раз сюда относится, а хочешь — оставляй установки. И судя по всему у меня либо второе, либо третье, а вот количество молний указывает на то, насколько оно сильно влияет на сознание. Также к этому классу относятся подчиняющие артефакты и зелья любой направленности, так или иначе влияющие на разум, желания, память. Но вот моим зельем их не выявить.

— А чем выявить? — ужаснулась медиковедьма, которая и не догадывалась о таком. Все-таки она школьный целитель, а тут такого никогда не было.

— Тоже артефактом, но это уже не ко мне, я в них не разбираюсь, — раздался звон, и Фред переменился в лице, взглянул на часы, что поставил перед тем, как выпить зелье, и полоснул по запястью ножом.

Кровь щедро полилась в емкость, куда он предварительно положил пергамент, вымоченный в этом же зелье, а под самой емкостью написал пару рунических цепочек. Чем больше крови было в чаше, тем бледнее становился Фред. Когда чаша заполнилась уже наполовину, он стал шептать что-то неразборчивое. С последней каплей, упавшей в чашу, Уизли рухнул без чувств.

* * *

— Майк, вот ты умный, гриффиндорец, скажи, кто из нас прав, — к столу алознаменных подошли двое мальчишек-второкурсников с желтыми галстуками, один из которых приходился Майку кузеном.

— В чем суть спора? — меланхолично поинтересовался Миллер, уплетающий за завтраком уже четвертый тост. То, что сегодня выходной и идти на пары не надо, и то, что видений больше не было, сказалось на нем самым благоприятным образом — он был счастлив.

— Кто был лучшим дуэлянтом: Гриффиндор или Слизерин? — выпалил один из парней, и оба в упор уставились на Майка.

— Ребята, а вы уверены, что с такими вопросами нужно подходить к Миллеру? — раздался ехидный голос со скамейки Когтеврана. — Он может вам только шарик у Трелони взять или бодягу какую-то сварить. Историю Хогвартса он, наверное, даже не открывал!

Слова его однокурсника Ричардсона были не в бровь, а в глаз. Майк и правда ни разу не открыл этот талмуд и ответа на заданный ребятами вопрос не знал, но вот такая уверенность наглого ворона задела его за живое.

— Ну так не честно! — к двум барсукам подошел слизеринец. — Естественно, он будет за вас! — после этих слов все обернулись в их сторону и в упор уставились на трех парней, которые, как позже оказалось, подружились еще в поезде перед первым курсом.

Майку же было стыдно. Очень стыдно. Он на минутку прикрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-нибудь про Основателей. Хоть малейшую крупичку информации.

— Сал, как это понимать? — возмущался рыжеволосый мужчина, стоя посреди Большого зала и размахивая своим мечом во время разговора.

Миллер замер. Он сидел все за тем же столом, у него в руках все еще была его вилка, вот только в зале никого не было, если не считать двоих незнакомцев, в руках одного из которых был огромный меч, сделанный, похоже, по специальному заказу у гоблинов.

— А что не так? — холодно поинтересовался его собеседник, но глаза его печально блестели.

— Ты зачем так явно мне поддался? Теперь все будут думать, что я специально подговорил тебя сдаться, чтобы получить титул!

«Это что, Основатели?» — одновременно с ужасом и с восхищением подумал Миллер.

— А это не так? — поморгал глазами мужчина с самым невинным видом.

— Салазар! — взревел мужчина, чем-то похожий на льва. — Ты же понимаешь, что мы должны были разделить этот титул на двоих? У нас никогда не было победителя, мы всегда дрались на равных.

Слизерин хмыкнул. Это была истинная правда — они были одинаково хороши. Он и сам не знал, зачем подставился. И одновременно знал. Он не хотел сделать друга несчастным. И это злило вдвойне.

— Ну что ты хочешь от меня услышать, Годрик? — прорычал он наконец. — Я проиграл специально, доволен? Этого признания ты от меня ждал? — он тоже подорвался, выхватил свой кинжал и кинул в сторону стола, за которым обычно сидели ученики Годрика. Тот снова попал в ту же самую зарубку, куда попадал уже пять лет подряд — когда Салазар злился, он всегда метал кинжалы, а стол студентов его лучшего друга — это идеальная мишень.

Майк сглотнул. Кинжал Основателя летел четко в его сторону и приземлился в дюйме от его руки в какую-то щель.

— Зачем? — ошарашенный таким заявлением, переспросил Гриффиндор.

— Зачем? — горько усмехнулся Салазар. — Поздравляю тебя с помолвкой, друг, надеюсь ты будешь счастлив. Прости, на свадьбу не приду — уезжаю в путешествие, — с последним словом он развернулся и молча ушел из замка.

Миллер моргнул — и зал снова наполнился студентами.

Под вниманием стольких глаз второкурснику-слизеринцу стало неуютно и он хотел было уйти, но его маневр заметили пуффендуйцы и обступили с двух сторон, не давая ступить и шага в сторону.

Майк же в это время осознал наконец чужие воспоминания. Постаравшись прийти в себя, он провел рукой по столу и заметил неровность — ту самую зарубку Слизерина.

— Ну так что? — показал свое нетерпение кузен Миллера.

— Кхм, — вздохнул Миллер и начал свой рассказ. — Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин были друзьями, вы это знаете, — он подождал, пока парни кивнут. — Каждый из них мог победить врага, даже не запыхавшись. Врагов, достойных сразиться с ними на равных, не было. Между собой мужчины часто сражались, поэтому знали и стиль боя, и маневры друг друга. Они могли сражаться одновременно и магией, и мечами.

— Ого, — тихонько выдохнули ребята.

— Оба были сильны и решительны, — рассказ сам лился из Миллера, будто это не он рассказывал, а кто-то передавал через него. — Как-то на территории Британии проходил турнир, в котором участвовало несколько сотен самых сильных и смелых магов со всей Европы. Сражались они за титул величайшего дуэлянта. И Салазар, и Годрик прошли в финал, судьи были готовы назвать их обоих лучшими, но тут Салазар сделал неровный взмах и сам подставился под луч проклятия, — в порыве рассказа Майк сам не замечает, как называет те факты, которых он не видел. Сейчас он просто знал, что так и было.

Все ребята слушали его очень внимательно, малыши, силясь услышать все подробности, тянулись все ближе и ближе, спрессовываясь на скамейке, как шпроты в банке.

— Лучшим из-за этого признали Годрика, и он получил титул победителя, но мало кто знал, что Салазар сделал это специально. Еще до его выхода на помост тот подслушал разговор Лорда Миттеса и Лорда Мириадд. Последний сказал, что поставил все свое состояние на победу Годрика и выдаст за того свою дочь только в случае его победы. Салазар знал, насколько Годрик был влюблен в ту девушку, и проиграл лучшему другу, чтобы тот был счастлив. После чего он покинул школу на некоторое время, а Годрик получил титул. Так что де-юре титул был у Годрика, но де-факто они были равны, — пожал плечами Майк. — Я больше склоняюсь к тому, что они оба были лучшими.

После такого рассказа все потеряли дар речи. Теперь на них смотрели не только те, кого удивило трио из двух барсуков и змейки, но и все сидящие неподалеку.

— Ты откуда это взял, Миллер? — раздался голос то же когтевранца, что ехидничал пару минут назад. — Сам придумал или в шарике у Трелони увидел? — пара гриффиндорцев и когтевранцев засмеялись.

— А ты, Ричардсон, видимо, ничего, кроме истории Хогвартса, и не читал! — поднялась из-за стола Когтеврана Элизабет Росс, которая всегда очень негативно относилась к любой несправедливости. — Как ты вообще попал на факультет воронов? Ты читал о том, что писали об Основателях их современники? Нет? — она гневно на него посмотрела, и парень сжался под этим взглядом. — А я читала! И Миллер, видимо, тоже. Он-то не на метле летает все свое свободное время, а заглядывает в библиотеку хоть иногда. Так вот, некий Эдриан Миттес в своих мемуарах писал о том турнире. И действительно упоминал о том, что его знакомый, любящий ходить по грани, в тот день сорвал большой куш и пристроил свою единственную дочь, выдав ту за победителя турнира. Он еще сокрушался, что его оппонент так нелепо проиграл, хотя на это ничего не указывало. Он даже думал, что это был сговор, но маги были слишком влиятельными, чтобы обвинять тех в фальсификации результатов.

— Я тоже, кстати, читал об этом турнире, — подтвердил слова Майка и Бетти еще один ворон.

— А мой предок участвовал в том соревновании и чуть не погиб из-за заклинания Слизерина, но тот, видя, что он не успеет отразить смертельное проклятье, сам его спас. Он писал, что никогда не видел никого искуснее его и Годрика. И финал ему тоже показался странным, но он списал тогда это на какое-то моральное потрясение перед боем, — сказал один из гриффиндорцев.

— То есть вы мне хотите сказать, что Слизерин был хорошим? — воскликнул ошарашенный такими новостями Ричардсон.

— Мы лишь ответили на вопрос, кто был искуснее, — ответил за всех Миллер и вышел из Большого зала. Ему нужно было много о чем подумать.

* * *

— Генри, давай все-таки придерживаться моего плана! Твой как-то уж слишком жесток! — Ригелю совершенно не нравилось то, что предложил его брат.

План наследника Гриффиндора и правда был жесток — проклясть половину школы, не разобравшись в таком резком изменении настроения — это было недопустимо для более лояльного Поттера. Было очень странно наблюдать за тем, как тот, чья душа сотнями уничтожала людей в прошлом — сейчас был чуть ли не эталоном гуманизма.

— А твой гуманен! Ну что это такое: очернить в глазах людей? Да на эту подставу мы столько времени убьем, что только к третьему туру вылезем отсюда! — гуманизм его брата выводил Генри из себя. Ему хотелось действовать, куда-то идти, что-то делать, а не сидеть и стоить планы по запудриванию мозгов магов.

— Генри, я… я не не могу, — Ригель облокотился на подлокотник кресла в кабинете Слизерина и прикрыл глаза. — Я боюсь стать тем монстром, что убил твоих родителей, что убил стольких магов. Мне страшно даже подумать, что это мог быть я. Страшно, что я могу снова стать таким. Страшно, стать снова монстром…

— Ригель, — Генри уже успокоился и стал смотреть на ситуацию чуть под другим углом. — Прости меня, я… я был не прав, — он присел рядом с братом. — Просто я тоже боюсь. Боюсь, что раз они не убили того меня тогда, то могут убить в будущем. Но боюсь я не своей смерти, а того, что тебя может не стать из-за меня.

— Новый план? — усмехнулся Ригель.

— Новый план! — обнял брата Генри.

* * *

Фред Уизли медленно приходил в себя. Перед глазами у него все плыло, да к тому же белые мушки не давали разглядеть даже барельефа потолка. Рядом возилась мадам Помфри, вливая в него поочередно различные не самые приятные на вкус зелья. А сквозь какофонию неприятных запахов отчетливо ощущался запах земляники.

— Что произошло? — Фред попытался встать, но медиковедьма уложила его обратно.

— Произошло то, что ваш состав нужно будет на будущее доработать, чтобы он был более чувствительным. Чтобы зелье наконец сработало, вы потратили больше литра своей крови! А вы, между прочим, еще не восстановились после травмы, да и не ели вы ничего со вчерашнего дня, — возмутилась Помфри.

— Так оно сработало? — вскочил-таки Фред, но голова у него от столь резкого подъема закружилась, и он снова рухнул на кровать, чуть не попрощавшись с недавно обретенным сознанием.

— Сработало, сработало, мистер Уизли. Только, похоже, вы слегка перемудрили, потому как он показал не только какие проклятия на вас, но и кое что еще, но что — узнаете позже, — грозно сказала колдомедик и укрыла Фреда посильнее.

— Мадам Помфри, скажите мне сами, иначе я умру, но узнаю! — взмолился Фред.

— Так я и знала, что вы не вытерпите, вот, взгляните, — она протянула ему кусок пергамента, который был нежно-розового цвета и сильно пах земляникой, хотя ничего похожего в зелье не было.

Имя: Фредерик Финеас Уизли, не вступивший в наследие Лорд Уизли, чистокровный, предатель крови, несовершеннолетний.

Наследие: Биотрансформация.

Родовые дары: Зельеварение, Магия Крови, Гербология.

Пробужденные способности: Эсенстанг (неактивно).

Состояние магии на данный момент: Активно — 30%.

Блоки х 2:

— блок на эсенстанг,

— блок на способности трансформации.

Проклятия:

— кровного врага, привязанное к Гарри Поттеру,

— спутанного сознания,

— стирания памяти (х 12),

— берсерка, направленное на уничтожение Гарри Поттера,

— берсерка, направленное на уничтожение Гарри Поттера.

Зелья:

— ненависти к Гарри Поттеру,

— ненависти к темной магии,

— ненависти к Слизерину.

Клеймо: предатель крови.

Состояние организма: на грани полного слияния с магическим близнецом из-за неполного разъединения.

Рекомендуется:

— Эликсир очистки сознания;

— Процедура разделения и объединения магических близнецов;

— Зелье очистки крови;

— Снятие блоков с помощью очистительных ритуалов;

— Снятие клейма предателя крови;

— Зелье для обратного воздействия Обливейта.

— Ура, сработало! — от счастья Фред все-таки сорвался с кровати и начал пританцовывать. — Это же почти как проверка у гоблинов! — ухватился он за кровать, чтобы не упасть — голова-то все еще кружилась.

— Мистер Уизли, а вас не смущает список того, что на вас навешано? — попыталась вразумить его Помфри.

— А? — переспросил Фред, витая в этот момент в облаках и представляя, сколько всего он бы еще мог сделать.

— Я говорю: вас не смущает список того, что нужно для того, чтобы все это убрать, — повторила колдомедик. — Если зелья мы еще сможем тут сварить, кроме зелья против Обливейта — я такого не знаю, да и сомневаюсь, что оно вообще существует, то вот ритуалы мы провести не сможем, тут нужен очень узконаправленный специалист или потомственный медик и первоклассный ритуалист.

— Ничего, пока хватит зелий, с остальным разберемся позже. Давайте их сварим поскорее. Да и проявитель еще нужен, я как-то не рассчитал и почти все потратил, — энтузиазма у Фреда было не занимать.

* * *

Сидя около озера, Майк думал обо всем, что произошло с ним в Большом зале. То видение не показалось ему чем-то неуместным или ужасным. Наоборот, оно его спасло в неудобной ситуации. Если бы он не увидел Слизерина и Гриффиндора, Бетти никогда не обратила бы на него внимания, а сегодня она смотрела на него очень заинтересованно. Да и кузен был восхищен его рассказом, не говоря уже о толпе интересующихся первокурсников.

— Я знал, что ты поймешь, что в твоем даре нет ничего страшного, — рядом с Майком присел незнакомый ему мужчина, но кого-то смутно ему напоминающий.

— Вы кто? — испугался Миллер.

— Я? Я — это ты в прошлом. Я твой предок, в тебе течет моя кровь, моя сила, мой дух…

— Вы тот, кто давал мне советы в тетради? — мужчина кивнул. — Но как вы тут оказались? — удивился Майк.

— Это не я тут оказался, это ты пришел ко мне в гости, как приходил и к Основателям. У тебя дар — ты можешь скользнуть сквозь пространство в прошлое, можешь пройтись по линиям вероятностей будущего, а можешь попросить совета у мертвого, просто сходив к нему в гости.

— Как? — переспросил Майк, пребывая в глубоком шоке.

— Тебе просто нужна его вещь. Через связь с ней ты можешь попасть в царство Вечной Леди и навестить умершего. Но только если сама Леди не запретит, и если сил хватит. Ты же все-таки еще совсем юнец.

— Как некромант? — ужаснулся Миллер.

— Не совсем. Некромант, когда переходит в царство мертвых, может не просто общаться, а «работать» с мертвым духом. Он может пытать его, травить, убивать и воскрешать в том же мире. Он может забрать дух умершего с собой, но только если Леди не против и тело еще не претерпело изменений. Мы же, можем только общаться, не контактируя непосредственно.

— Это, чудо какое-то, — выдохнул Майк. — Просто поверить не могу!

— Всем нам трудно верить в чудеса, — протянул мужчина, — особенно если длятся они недолго, а когда они заканчиваются, не поймешь сон это или реальность…

Мужчина исчез, и Майк снова остался один на берегу озера. С приходом предка многое прояснилось, но появились и новые вопросы, причем намного сложнее, чем были предыдущие.

* * *

— Генри, это чушь полнейшая. Мы не сможем это не сделать без осечек, да и времени это займет кучу! — причитал Ригель.

— Вот если бы ты меня внимательно слушал, то понял бы, что к той среде все будет готово! — обиделся на своего брата Генри: сколько раз за сегодня он ему сказал, что все будет готово через десять дней? План-то у них получился замечательный, но вот Ригель отказывался от главной изюминки, а Генри это совершенно не устраивало.

— К какой «той среде»? Среде следующего года? — подколол он все-таки брата, но уже успокоился и готов был согласиться с планом.

«Если так и дальше пойдет, то Генри будет из меня веревки вить», — подумал Ригель.

Хотя тот и так их из него вил — поссорились они всего один раз за всю свою жизнь. Но поссорились так сильно, что не разговаривали три месяца. Они даже разошлись в разные дома и не пересекались, пока Ригель не подошел к брату и не обнял его настолько крепко, насколько смог, и не расплакался. В тот момент он был настолько разбит смертью одного важного для Тома человека, что потерять еще и брата просто не мог. Кстати, про существование того человека Генри так и не узнал.

— Ригель, не раздражай меня! Добби!

Десять дней спустя…

Дубовые двери Большого зала со скрипом распахнулись, причем у всех находящихся внутри сложилось впечатление, что открывали их с ноги. От увиденного весь зал впал в ступор. На пороге зала стояли два Гарри Потера: один в мантии зелёного факультета, а второй — в мантии алого.

На первый взгляд различить их было невозможно, как и близнецов Уизли, будто это его отражение вышло из зеркала и обрело материальность, но если присмотреться, да еще и провести параллель с прошлой внешностью Поттером, что сейчас претерпела изменения, то различия в них все же были.

Самое заметное — это то, что характерная черта, передавшиеся Гарри от Джеймса — непослушные, торчащие во все стороны волосы — была полностью забыта. Теперь волосы их плавно спадали и, немного завиваясь, доставали аж до середины спины. У слизеринца они были перевязаны зеленой лентой, от которой хвост плавно спускался по одежде. Тот, на котором была мантия алознаменного факультета, решил собрать их в устойчивую прическу, закрепленную заколкой со львом. Было видно, что носить такую копну им непривычно, но, как сказал Батлер, тем, у кого длинные волосы, легче проводить силы и они быстрее восстанавливаются после магического истощения. С чем это было связано — он не объяснил, так что парни всерьез опасались, что он их развел, как первокурсников-пуффендуйцев. Но во всяком случае, с такими прическами они пробудут недолго: как только их магия стабилизируется, а здоровье придет в норму — неудобный атрибут будет уничтожен.

Помимо волос, у парней также разительно отличался цвет глаз. Если «гриффиндорский» Поттер был, как и раньше, зеленоглазым, то «слизеринский» сменил цвет на пронзительно-синий. Оба взгляда показывали уверенность в собственном превосходстве и исключительности.

Еще внешне от того Поттера их отличали, конечно же, манеры и одежда. Вроде бы простая школьная форма: ни из паутины акромантулов, ни из шерсти оборотней, а сидит и смотрится — идеально. Жесты и походка никак не напоминали того неряшливого нерешительного гриффиндорца. Оба показывали идеальные манеры и грацию.

Разглядев, кто пришел, Дамблдор подавился тыквенным соком, который он пил в тот момент, оранжевая жидкость потекла у него из носа, заляпывая и лимонную мантию, и белоснежную бороду. МакГонагалл схватилась за сердце и палочку, Помона просто зажала рот руками, уронив при этом пару кусочков тыквенного пирога на свою новую лиловую мантию. Флитвик же только усмехнулся — мальчишка, вернее уже, мальчишки — хотя, конечно, называть одного из них мальчишкой было небезопасно, но все же — сделали свой первый ход, и он превзошел все его ожидания. Остальные профессора только охали и ахали, но сделать ничего не пытались. Снейп же, человек, на факультете которого и случилось пополнение, сидел с безразличным выражением лица и преспокойно пил свой утренний кофе — его приход молодых людей не волновал от слова совсем.

* * *

— Мистер Уезерби, — в кабинет главы департамента магического сотрудничества зашел молодой парень с папкой документов в руках.

— А, мистер Харрисон, — улыбнулся Перси одному из работников отдела магического хозяйства. — Я надеюсь, у нас все хорошо? Никаких незарегистрированных жителей подземных катакомб⁽¹⁾ в доме⁽²⁾ не обнаружено?

— Обнаружен один, — Перси нахмурился. — Информатор был прав насчет месторасположения норы.

— Ликвидаторы нужны, или дихлофоса⁽³⁾ будет достаточно?

— Думаю, того же средства, что мы использовали в прошлый раз, будет достаточно, — ответил парень и положил документы на стол. — Тут вся информация о его популяции и количестве особей в клане. Зачистка требуется для всех, включая самого младшего из выводка. Всего пять особей, поэтому прошу вас передать эту информацию в отдел магических популяций и контроля над ними — это их работа.

— Конечно, мистер Харрисон, хорошо, что мы заметили это сейчас, а не когда те разрыли бы свои норки под всем домом.

— Спасибо, мистер Уезерби, есть еще какие-то места с угрозой?

— Было одно сообщение о нарушении чар климат-контроля⁽⁴⁾, из-за чего работа с живностью⁽⁵⁾была несколько осложнена. Хотелось бы, чтобы вы смогли исправить это недоразумение и найти решение этой проблемы. Желательно в течении этой недели. Если это продлится дольше, животинка может и смертельно простудиться, а нам бы очень этого не хотелось.

— Конечно, мистер Уезерби, мы справимся с этим в установленные сроки. Чары климат-контроля это не проблема для нашего отдела.

— Мы надеемся на ваш отдел и на вас лично, мистер Хариссон. Если это будет вне вашей компетенции, то вызывайте отдел магических происшествий и катастроф, вдруг это их работа. Я, конечно, не думаю, что какой-нибудь малыш⁽⁶⁾ мог так напортачить, но все же не стоит исключать и такой вероятности. Скорее всего, это какое-то магическое животное или растение, возможно, садовые гномы⁽⁷⁾пролезли или силки⁽⁸⁾проскочили.

— Будем надеяться, но никакой вероятности исключать нельзя, вы же понимаете.

— Конечно. До свидания, мистер Харрисон.

— До свидания, мистер Уезерби, передавайте привет нашему общему знакомому.

— Всенепременно.

1) крыс, предателей

Вернуться к тексту

2) Министерстве Магии

Вернуться к тексту

3) Обливейта

Вернуться к тексту

4) утечка информации

Вернуться к тексту

5) палата лордов

Вернуться к тексту

6) «бывшие» Пожиратели смерти

Вернуться к тексту

7) нейтралы

Вернуться к тексту

8) «светлая» коалиция

Вернуться к тексту

За десять дней до происшествия в Большом зале, Тайная комната.

— Ригель, не раздражай меня! Добби! — отвернулся он от брата и позвал домовика, которому они еще вчера предложили место эльфа рода Поттер и, получив согласие, быстро приняли в семью.

— Да, мистер Генри Поттер, сэр! — отозвался эльф в чистой тоге с гербом рода — счастье на мордашке маленького существа было неподдельным.

— Как проходит приобщение моего брата к обучению в школе? — поинтересовался он у домовика, чем вызвал у Ригеля удивление и некоторое раздражение из-за своей поспешности.

— Он уже прошел Чары, Трансфигурацию и Травологию за все три года и два первых месяца этого года, остальные предметы еще не готовы. В список изучаемых вами наук также добавились Древние Руны и Нумерология, а все следы вашего пребывания на прорицаниях — пропали. Все снимки мистера Криви просмотрены и те, на которых есть вы — переделаны: на некоторых сменился цвет мантии на слизеринский, а глаза сделались синими и скорректировалась внешность.

— А…

— Всем остальным колдографии также были переделаны, а некоторым просто добавлена пара снимков, где вы с братом вместе.

— Это все ты успел сам за десять часов? — удивился Генри, пока Ригель осознавал, что же провернул его братец, и тихо зверел. — И ты уверен, что нигде больше не осталось снимков, на которых был бы изображен я со старой внешностью?

— Нет, сэр, точно нет ни одной колдографии или фотографии. Добби — эльф рода Поттер, и он может найти любое изображение каждого члена рода, если на то будет распоряжение главы рода. Изменены даже фото, где вы попали в кадр мельком. У Дурслей тоже оказались ваши снимки, их Добби просто забрал — они сейчас здесь.

— Генри, то есть ты просто привел свой план в действие, не подождав, пока я соглашусь? — сквозь зубы прошипел Ригель, прервав общение Генри с домовиком.

— Ну ты же тоже любишь проказничать, Ри. Я просто подтолкнул тебя к этому решению! И не смущает меня твой злобный взгляд! Ну давай, давай, давай! — сделал тот «щенячьи глазки» и улыбнулся.

— Генри! — снова зашипел тот на грани парселтанга.

— Ну пожалуйста! Мне так скучно! — заканючил его брат.

— Ладно, манипулятор, я согласен, — выдохнул Ригель, прикрыв глаза.

— Я знал что ты согласишься! — обрадовался Генри.

— Но так больше не делай! — «страшно» погрозил Ригель брату пальчиком.

— Конечно не буду, — улыбнулся тот и обнял Ригеля. — Продолжай, Добби.

— Расскажи, как ты это сделал? — попросил наследник Слизерина.

— А господа не будут ругать Добби? — опустив ушки, тихонечко спросил эльф.

— Не будем, — ответил за двоих Генри. — Что-то случилось?

— Добби знает, что Ригель, сэр, раньше был Томом Риддлом, поэтому Добби не копировал работы Гарри, сэра, а обновлял пергамент и менял имя автора на работах мистера Риддла, а оценку и роспись оставлял. Все темы были проверены, и если что-то менялось, то Добби переделывал. Но сам бы Добби не справился; Добби помогала Фиби, эльфийка Хогвартса, которая почувствовала приход господ — вас, сэры. Она тоже хочет служить лишь вам. Фиби очень просила, чтобы Добби поговорил с господами и предложил им в услужение Фиби, — уши Добби задрожали, а он сам опустил взгляд.

— Добби, ты молодец, ругаться мы не будем. Фиби можешь привести, все равно ты один не справляешься. Она будет эльфом Певереллов или Мраксов, как сама захочет, все равно нужно, чтобы у рода был хотя бы один эльф.

— А может, тогда Добби скажет, и Фиби приведет свою сестру Вайлет? Та тоже хотела помогать господам, но Добби не так хорошо ее знал, чтобы просить за нее, но раз господам нужны эльфы, то почему бы не предложить помощь Вайлет?— его огромные глаза просияли.

— Можешь позвать и ее, Добби, ты очень помогаешь нам, спасибо, — поблагодарил его Ригель.

— Тогда Добби может уже принести артефакт?

— Да, неси, сейчас и распределимся, — подтвердил Генри, а на невысказанный вопрос Ригеля ответил: — Должны же мы тебя распределить и записать в книгу. Вдруг старик решит проверить?

— Ладно, давай уже сюда свою шляпу, — махнул Ригель рукой на самоуправство брата и решил, что план не так уж и плох.

— Ура! — хлопнул в ладоши наследник Гриффиндора и поспешил к их новым крестным, чтобы провести вместе с ними распределение нового старого ученика.

Как оказалось, Бонам — самый большой клад, который только можно было найти, и просто истинный наследник Кандиды. Мало того, что он знал назубок все законы магического и маггловского миров, так он еще и знал, где взять полные правила Турнира и устав Хогвартса. Именно из-за того, что он поделился частью этих правил, Генри и придумал свой странный, не поддающийся логике план — поиграть на нервах руководства школы и факультетов Хогвартса.

Наследники Основателей имели намного больше прав в школе, чем кто-либо другой, даже больше, чем директор. Так что взять на время Распределяющую шляпу в Тайную Комнату или занести некоего ученика в книгу душ Хогвартса задним числом им труда не составляло.

Получив Распределяющую шляпу от безумно довольного эльфа, Генри торжественно водрузил ее на голову брата.

— Слизерин! — естественно, прокричала шляпа, только коснувшись головы Ригеля. Было бы удивительно, если бы наследник Слизерина попал куда-то на другой факультет. Сразу после этого в книге душ появился новый ученик.

— Гриффиндор! — снова прокричала шляпа, едва попала на голову Генри, что тоже, собственно, было неудивительно.

Когда Добби принес книгу душ Хогвартса, имена Генри и Ригеля там уже были. Оставалось только изменить дату распределения и уничтожить следы распределения Гарри Джеймса Поттера.

— Это все, конечно, хорошо, но осталось два нерешенных вопроса, — сказал Ригель, когда они наконец закончили с легализацией двух новых-старых учеников и ликвидацией одного теперь не существующего.

— Какие? Я же вроде бы все продумал! Комната для тебя будет готова уже к завтрашнему дню — хорошо, что в Слизерине у каждого своя комната, — во всех документах ты теперь значишься как уже проучившийся тут три с лишним года студент четвертого курса, все экзамены сданы на высший балл — хорошо хоть, что в министерство отправляют бумаги только за пятый и седьмой курсы, — а с стопках эссе студентов вскоре будут лежать старые переподписанные работы Тома Риддла, а там, где преподаватели сменились или темы не совпали — переделанные работы старого меня или Малфоя. А на Древних Рунах и Нумерологии оба варианта работ будут скопированы с работ Риддла, Малфоя и Грейнджер, соответственно, они тоже будут на высокие баллы. Что же еще?

— Как быть со всем магическим миром, и что делать с остальными факультетами? Все же уверены, что Поттер — единственный в своем роде.

— Ну, это мы уж как-нибудь решим. Подкорректировать память всем студентам будет непросто, но возможно, тем более что Бонам пообещал дать мне артефакт, который поможет сделать так, что никто не выявит подмену памяти никоим образом, даже если у него будет дар, — пожал плечами Генри, а Ригель сел обдумывать и отшлифовывать план брата. Идея, конечно, интересная и планы директора это подпортит сильно, но вот с подробностями нужно быть внимательнее — одна маленькая бабочка может разрушить всю пирамиду.

* * *

Тишина в зале стояла мертвая — практически все студенты боялись даже пикнуть, а преподаватели пребывали в таком шоке, что взорвись сейчас здесь бомба, они бы и тогда не сдвинулись с места. Все ситуация казалась настолько абсурдной, что ребята невольно фыркнули.

Тем временем, как все на них глазели, парни лёгкой и непринужденной аристократической походкой направились в сторону столов своих факультетов.

— Господа Поттеры, — голос Снейпа был холоден и безэмоционален. — Опаздывать на завтрак не хорошо, даже если вы не обязаны посещать занятия и можете нежиться в постелях. Не соблаговолите объясниться?

— Просим прощения, профессор, такого больше не повторится… — парни разделились и подошли каждый к своему столу. Генри сел между Джорджом и Невиллом, а Ригель между Драко и Кассиусом.

За девять дней до происшествия в Большом зале, подземелья Хогвартса, покои декана факультета Слизерин.

 — Профессор, — в голосе Невилла прослеживалось некоторое раздражение. — Почему это зелья для Больничного крыла должен варить я?

— Потому что вы, Лонгботтом, как оказалось, прекрасно знаете мой предмет и в будущем можете добиться мастерства в Зельях и Гербологии. А если можете, значит, добьетесь. Вы, кстати, мистер Уизли, тоже.

— Нет, профессор, — Джордж потупился, — я больше по коммерческой части, все составы были авторства Фреда.

Джордж прикрыл глаза — тема Фреда у них была запретной. Вот и в этот раз при упоминании его брата Невилл чуть крепче ухватился за черпак, будто хотел кого-то им приложить, Драко с громким хлопком закрыл книгу, а Снейп прикусил губу.

— Я… — Джордж хотел было что-то сказать, но его прервал стук в дверь. — Кто это там? — удивился он. — Вернее, не так, куда нам прятаться? — обратился он к Снейпу.

— В спальню, — махнул тот рукой и постарался придать гостиной менее обжитой вид, но не успел, дверь отворилась сама собой.

— Профессор, вы что, не рады нас видеть? — преувеличено-обижено протянул Поттер, заходя в гостиную декана Слизерина.

— Да нет, Ри, проф просто не ожидал, что мы снова выберемся из этой передряги целыми и невредимыми, — усмехнулся другой Поттер, вошедший следом за первым.

— Мне кажется, что и ты, Ри, произвел некоторое впечатление на нашего профессора, — повторил его усмешку Генри чуть ли не зеркально.

Снейп же стоял как статуя и не знал, что ему делать. Перед ним стояло два практически идентичных Поттера, хотя он не надеялся уже увидеть и одного.

— Знаете, Уизли, если бы вы использовали это заклинание на Лорде, как и планировали, и его бы стало два, я бы лично вас четвертовал, — хихикнул Снейп, а потом упал в спасительный обморок.

— М-м-м, может, стоило послушаться крестных и не пугать его так сильно? — задумчиво протянул Ригель, а потом услышал звук падения еще двух тел.

— Да, Поттер, — дверь личной спальни Снейпа со скрипом открылась, и оттуда показался Невилл, он оказался самым крепким из всех. — Если бы не наша связь, то я бы уже кидался Непростительными, — он переступил через парней и подошел к Генри и Ригелю, неверяще глядя на них. — Теперь понятно, почему связь раздвоилась, — прошептал он, а потом заливисто захохотал.

— Все таки надо было послушать крестных, — прошептал Ригель, глядя на смеющегося Невилла и три бесчувственных тела.

— Согласен, — ответил ему Генри, — но кто же знал, что они такие впечатлительные?

* * *

— Генри, передай, пожалуйста, кофейник, — попросил Уизли у только усевшегося Поттера, что повергло всех гриффиндорцев в шок — мало того, что тот знал этого нового «Поттера», так еще и назвал его не Гарри, а Генри. И при этом выглядел настолько невозмутимо, что складывалось ощущение, что делал он так каждый день в течение всех четырех лет обучения.

— Конечно, Фред, держи… — Рон выронил вилку, а Гермиона поперхнулась воздухом — они оба знали, что Фред участвовал в нападениях на Гарри, и оба были уверены, что Поттер, кем бы он ни был, не станет общаться с тем, кто его чуть не убил, а то и прихлопнет сам.

За девять дней до происшествия в Большом зале, Больничное крыло.

— Мистер Уизли, вы уверены, что хотите покинуть Больничное крыло? Вы точно достаточно здоровы? — медиковедьма хлопотала около своего пациента, как наседка. Отпускать она его категорически не хотела, не после того, как он помог ей избавиться от проклятия, из-за которого она чуть не угробила Гарри Поттера, и потратил на это огромное количество сил, но и руководить им, после того, как он спас свою и ее жизни, показав себя квалифицированнее, чем она, Помфри не могла.

Фред не сказал ей, что даже если бы та помогла Гарри, это не сильно бы продлило ему жизнь. Это он его убил, он предал доверие того, кто был ему практически младшим братом. Лучшим младшим братом, чем родной. Эта информация мучила его, и именно поэтому он старался как можно быстрее осуществить свой план. А для этого нужно было покинуть Больничное крыло до того момента, когда шестые курсы направятся на учебу.

— Да, мадам, я уверен, тем более меня ждут, — он лукаво ей улыбнулся и мило смущенно покраснел.

— Ох молодость, молодость! Ну идите тогда, нельзя заставлять даму ждать! — она тоже одарила его улыбкой и выпроводила из своих владений.

Как только двери за ним захлопнулись, вся напускная радость и наигранное смущение — хорошо они с братом дома натренировались — мгновенно слетели с Фреда. Он быстро пригладил мантию и стремительно направился во владения змей, где буквально через пару минут нашел того, кого искал.

— Уоррингтон! — издевательски произнес Фред, едва заметил того с еще двумя змеями. — Какая встреча!

— Уизли, — презрительно фыркнул тот. — Ты что, совсем страх потерял? Или ты так сильно ударился головой, что у тебя развился топографический кретинизм и ты перепутал наши подземелья со своим львятником? — насмешливо поинтересовался он у Фреда, и два его однокурсника заржали.

— Да вот, размяться решил, а боксерскую грушу дома забыл. Как думаешь, сгодишься ты для этой роли? — флегматично отозвался Уизли, демонстративно разминая кулаки. — Или ты настолько бездарен, что и с этой задачей не справишься?

— Что же, я тоже не прочь расквасить тебе физиономию, Уизли, — оскалился Уоррингтон и жестом отправил однокурсников подальше.

Драка завязалась быстро. Удары пропускал то один, то другой. В один момент они оба свалились на пол и покатились за угол, так что слизеринцы перестали видеть дерущихся.

— Кассиус, на, выпей, — Уизли протянул тому пару фракончиков с зельями, что и он сам выпил пару часов назад.

— Фред, какого черта ты не подождал, пока они уйдут? — прошептал как можно тише Уоррингтон, выпивая содержимое пузырьков.

— А как бы ты объяснил, что тебя сейчас будет рвать как минимум час, а потом ты на ночь пропишешься в Больничном крыле? — ухмыльнулся Фред.

— Ты что мне снова подсунул? — обреченно прошептал Кассиус, что уже привык к глупой привычке своего друга проверять свои нестабильные составы на нем и на себе.

— Это очищающие, Кас, — снова стал серьезным Уизли. — Нас мало того, что кто-то напичкал какой-то гадостью, так еще и прокляли.

— Кто? — нахмурился Уоррингтон.

— Я не знаю, Кас, но мы убили Поттера, — глаза слизеринца расширились от ужаса. — Вернее, я убил, а ты лишь избивал.

— Но я не помню этого… Я помню как мы с тобой ругались из-за твоего глупого братца, что сбил нас, а потом… — Уоррингтон нахмурился, — потом я оказался у нас в гостиной, но как — вспомнить не могу.

— Это из-за проклятия, я тоже сначала вспомнить ничего не мог, но потом получилось, — Уизли тяжело вздохнул.

— Фред, тебе помочь? — Уоррингтон взял друга за руку. — Я могу поговорить с матерью, и она может разрешить тебе скрыться у нас в поместье. Она будет счастлива, что я не о квиддиче думаю, а об учебе и друзьях. А если мы ей еще и про открытия наши расскажем — она тогда нас сама дома запрет и будет отгонять всех любопытных, охраняя нас как дракон свое золото.

— Я не бегу от ответственности, Кас, ты же знаешь, — он печально улыбнулся. — Но твоя помощь мне все-таки понадобится. Приходи сегодня ночью на Астрономическую башню, я буду исправлять свои ошибки и ошибки моих родителей.

— Ты же не хочешь сказать, что… — в ужасе прошептал Кассиус.

— Да, и ты поможешь мне, — Фред усмехнулся, — ну, а теперь, мой милый друг, Вомитаре Виридис, — прокричал он заклятие настолько громко, чтобы его услышали слизни, но палочку не доставал.

Тот же день, подземелья Хогвартса, покои декана факультета Слизерин.

— Профессор, я, конечно, понимаю, что вы рады нас видеть, но не до такой же степени! — возмутился Поттер.

Снейп лежал бледный как смерть и смотрел на двух Поттеров совершенно безразлично. Сейчас он окончательно решил, что, скорее всего, сошел с ума, потому как однажды подобное с ним уже было и целитель тогда сказал ему, что это признаки психического расстройства, хотя у магов это достаточно редкое явление. В день смерти Лили ему показалось, что помимо него самого и Гарри, в доме были два каких-то мальчика лет пяти. Потом этих же мальчиков он видел несколько дней подряд недалеко от своего дома. Разобраться подробнее он не смог — его забрали в Азкабан, а мальчишки пропали.

— Генри, мы вас предупреждали, чтобы вы так не делали, но раз уж чуть не угробили своего преподавателя и еще троих ребят, так хоть не мешайте мне выполнять указания Роберта! — попросил Бонам, которого вместе с Батлером экстренно вызвали ребята, потому как что делать с бессознательными телами они, может, и решили бы, но вот истерический смех Невилла их напугал.

— Да мы не мешаем, — отмахнулся Ригель, — мы просто не видели еще профессора так близко, будучи живыми.

— Ага, его, мне кажется, никто так близко не видел, без риска облиться ядом, — подхватил Генри.

Северуса разрывали противоречивые чувства. Умом он понимал, что всего происходящего быть не могло, но сердцем так надеялся, что это все же реальность, что схватил одного из Поттеров за запястье и потянул к себе. Одно Снейп понял точно — призраками или галлюцинациями парни не были — как минимум один из них — потому как обнять его получилось достаточно легко.

— Поттер, это все-таки вы, а не галлюцинация! — выдохнул Снейп куда-то ему в макушку. — И плевать, что я скорее всего сошел с ума, ведь по идее вы должны быть мертвы, да и в глазах у меня похоже двоится…

— Профессор, — обратился к Снейпу Генри, обнимая его в ответ, — мы материальные, живые и очень даже настоящие. Мы как нибудь расскажем вам, как такое произошло, но сейчас вам нужно будет отдохнуть. Мы не думали, что вы волновались по поводу нашей смерти так сильно.

— Ага, взрослые люди, девятый десяток разменяли, а думать так и не научились, — съязвил Бонам. — Шутки как у подростков, Фемида мне свидетель!

— Так, хватить раздражать профессора, ему нужен покой! — Батлер вышел из спальни профессора, где только что приводил в порядок Драко и Невилла, и прервал ехидную дискуссию.

— А мы и не раздражаем, — буркнул Генри, укладывая Снейпа обратно в постель.

— Как они? — поинтересовался у потомственного целителя Ригель.

— Ну что вам сказать, — печально протянул Батлер и упал в свободное кресло у камина, на ручке которого сидел Ригель. — У всех четверых в крови присутствует целый букет зелий, от легких, влияющих на эмоциональное состояние, до крайне тяжелых. Самый нерадужный набор у мистера Уизли, у него в крови присутствует такой составчик, что я удивился тому, что он еще в сознании. А так же есть некоторый набор проклятий, которые должны были просто превратить его в неуправляемого монстра. Но, — он поднял руку ладонью вперед и прервал пытающегося что-то сказать Джорджа, — проведя небольшую проверку, я понял, почему все не так. Мистер Уизли, как и вы, крестнички, — на этом слове он усмехнулся, — является половинкой целого — магическим близнецом. Так что все влияние от зелий и проклятий в двойной дозе ударило по его брату. И я не уверен, что тот еще жив, нося в себе такой наборчик. К тому же они не до конца разделены, а значит, если умрет один, погибнет и другой, причем очень скоро. Разница от недели до двух.

— Значит, Фред был не в себе, да? — нахмурился Ригель, а Генри наконец выдохнул — он и сам-то не хотел верить, что Фред мог так сильно его ненавидеть. Даже будучи в воспоминаниях, он успел привязаться к некоторым людям, так что предательство Фреда больно ударило по его душе.

— Плевать на то, что он был не в себе, где он сейчас и сколько ему осталось? — заволновался Джордж; брата он любил, и волновался о нем даже тогда, когда ненавидел, а уж сейчас и подавно. — Он же не мог… — он прервался, тяжело задышал, а потом резко застонал и выгнулся дугой.

Тот же вечер, Астрономическая башня, за полчаса до…

— Фред, я, конечно, все понимаю, но, по-моему, это перебор, — неуверенно протянул Уоррингтон. Мера, которую хотел принять Фред, казалась ему совсем уж крайней, но не помочь другу он не мог.

— Кас, я все решил. Если бы это был кто-то другой, я, может быть, и задумался бы, но это Гарри, тот, кого я пообещал защищать, — обрубил все уговоры Уизли — по нему было видно, что за свою ошибку он готов заплатить кровью.

— Но это же… Это же… — приличных слов у Уоррингтона не было.

— Ты будешь мне помогать или нет? — зашипел Уизли. — Если нет, я обращусь к кому-нибудь другому, менее принципиальному.

— Буду… — тихо ответил Кассиус, но всем своим видом показал, что ему эта идея очень не нравится.

— Тогда пошли, нечего тянуть книззла за хвост, скоро полночь, — Фред отвернулся от друга, запустил руки в волосы и взлохматил их.

— Может, хоть брата твоего позовем? — с надеждой спросил Уоррингтон. — С ним-то ритуал пройдет менее болезненно для тебя, пусть и немного болезненнее для него.

— Нет, — только и ответил Фред.

— Может хоть предупредим его? — не отступал слизеринец.

— Нет, — как заведенный повторил Уизли.

— Хорошо, — смирился Кассиус с твердолобостью своего друга. — Держись! Портус.

Серебряная змейка засветилась и унесла вместе с собой двух парней. Унесла настолько незаметно, что ни директор Хогвартса, Альбус Дамблдор, ни его многочисленные следящие артефакты так ничего и не заметили, спасибо за это предкам Уоррингтона — они создали портал, работающий в обход всех следящих артефактов и антиаппарационных куполов.

Рухнули парни чуть ли не плашмя на аппарационную площадку Уоррингтон-менора.

— Это была жесткая посадка, — выдохнул Фред оставшийся после удара воздух, и сделал усиленный вдох.

— Скажи спасибо, что в блин не раскатало, порталу-то уже несколько веков, — усмехнулся Кассиус и помог ему встать.

— А у вас тут миленько, — улыбнулся Фред, заприметив чей-то череп.

— А, это маман в Румынии купила, ей сказали, что он вампиров отгоняет. Что-то вроде черепа первородного зубастика, — усмехнулся Кассиус каким-то своим воспоминаниям и потянул Фреда к лестнице. — Нам сюда.

Спускались они недолго — всего пару минут. Главный ритуальный зал Уоррингтон-менора был светлым, просторным и по размеру мог посоперничать с Большим залом. Но парни там не остановились, а прошли дальше, в маленькую комнатку по соседству.

— Позвольте представить вам малый ритуальный зал, — шуточно отрапортовал Уоррингтон, а потом резко стал серьезным. — Фред, давай не будем этого делать, пожалуйста. Это же неправильно! — Кассиус запустил пятерню в волосы. Он уже не знал что делать — ритуалы, которые хотел провести его друг, были просто ужасными.

— Кас…

— Да понял я, понял, тебя танком с места не сдвинешь. Ладно, ложись в центр, — выдохнул Кассиус и приступил к делу.

Разделение магических братьев-близнецов — дело достаточно тяжелое и болезненное, но сильный маг-ритуалист провести его мог, в отличие от ритуала объединения — тут нужен был специалист и определенные знания в области медицины. Кассиус знал, как проводится этот ритуал, потому как уже успел принять род после смерти отца и пройти «общение с предками», как он это называл. Теперь у него были все знания рода, только вот умения были еще сыроваты, поэтому он и боялся напортачить с чем-то, но Фред был неумолим. Он вбил себе в голову, что должен исправить свою ошибку хотя бы после смерти Поттера.

— Ну, крепись, друг! — это были последние слова, которые услышал Фред от Кассиуса — далее последовала только всепоглощающая боль…

Во время ритуала разделения, подземелья Хогвартса, покои декана факультета Слизерин.

— Агр, — Джорджа выворачивало наизнанку; ему казалось, что все его нервы оголились и к ним прикладывают раскаленные угли, а под ногти засовывают длинные иглы — боль была просто адская.

— Что с ним, Роберт? — Бонам со страхом поглядывал на бьющегося в агонии Уизли.

— Принудительное разделение магических близнецов с полного согласия одного из разделяемых и несогласии другого, — ответил Батлер, который просто с ума сходил от бессилия. Единственное, что они могли сделать — дать Джорджу обезболивающее зелье и ждать. Ждать, пока тот сможет наконец расслабиться. Но и еще один момент грыз душу потомственного колдомедика — при таком раскладе практически вся отдача шла на того, кто добровольно согласился, а учитывая то, что они прожили так шестнадцать лет — боль должна быть неописуемая. Второй Уизли мог умереть от элементарного болевого шока.

— Фред согласился на разделение? — удивился Генри.

— У меня такое ощущение, что он согласился не только на него, — задумчиво протянул Батлер.

— О чем это вы? — переспросил его Ригель.

— Да так, ни о чем… — пробормотал Роберт, вспоминая попытку домовика его убить и моля Мерлина, чтобы это было не так и все его подозрения оказались не более, чем глупыми домыслами.

* * *

— И все же ваша выходка не должна оставаться безнаказанной, господа Поттеры, — Северус говорил сухо и безжизненно, словно каменная статуя вдруг получила возможность общаться. — Отраб…

— Снейп, не порти аппетит с утра пораньше ни мне, ни ребятам, — прервал его Грюм, — а то я испорчу его тебе… — криво ухмыльнулся он, от чего его израненное лицо стало похоже на страшную маску.

За восемь дней до происшествия в Большом зале, апартаменты преподавателя ЗоТИ.

Барти Крауч-младший носился по комнате и тщетно пытался придумать, что говорить начальству. План по замене Поттера на последнем испытании был придуман его начальником, а вот подстава с ритуалом — им лично, а говорить начальнику, что его план провалился из-за твоей самодеятельности — чревато неприятностями похуже, чем может устроить Лорд. С того момента, когда он показывал четвертому курсу влияние на них Империо, мальчишка больше нигде не появлялся, а поисковые заклинания сначала показывали, что тот в смертельной опасности, а потом вообще сообщили о его смерти. Теперь он думал, как сообщить об этом начальнику или где взять лишнего Поттера, пока тот не заметил пропажу.

— Ты что, не мог умереть попозже, Поттер? — стукнул он кулаком в бессилии — испытывать на себе гнев начальника Барти не хотел — фантазия у него была получше, чем у Лорда, и простыми Круцио с Авадой он не отделается.

Он бы и дальше предавался самобичеванию, если бы секунду спустя в двери его апартаментов не постучали.

Барти испугался. Темпус показывал три часа ночи, гостей он не ждал, так что поддерживать личину не было смысла, и сейчас он был самим собой, то есть Барти Краучем-младшим, благополучно почившим в Азкабане Пожирателем Смерти — просто блеск! Он собирался уже бежать за флягой, когда вопреки всем наложенным им чарам двери комнаты распахнулись и в комнату прошел взъерошенный четверокурсник.

— Крестный, я, конечно, все понимаю, но использовать в защите апартаментов Грюма родовые защитные чары Краучей — верх идиотизма! Ну да ладно, собирайся, мне нужна твоя помощь, и как можно скорее!