Феникс - птица, возрождающаяся из пепла (джен)

Подготовка к ритуалу шла полным ходом. Оглядев всю Тайную комнату, Роберт и Гарри нашли ритуальный зал. Камень Хогвартса переливался всеми цветами радуги, создавалось впечатление, что он горел изнутри. На влажных от конденсата стенах то тут, то там играли блики от камня, хотя в комнату не поступал ни лучик солнечного света. Вихрями по комнатке разливалась магия, причем так плотно, что становилось тяжело дышать, а в глазах мелькали разноцветные круги. От вида этого зала маги чуть не потеряли дар речи.

— Как красиво! — наконец сказал Поттер, завороженно глядя на рисунки, которые располагались по всем стенам помещения. Каких только символов там не было! Маги сумели разглядеть, что символы были как минимум трех разных древних языков.

— Безумно красиво, мистер Поттер, — так же, как и Гарри, еле выговорил Роберт. Глаза у него лихорадочно перебегали с символа на символ. И хоть он знал, хотя бы поверхностно, несколько языков — опознать он смог только один — шумерский, остальные же были ему неизвестны. — Основатели были очень могущественными волшебниками, раз смогли такое сделать. В этот камень стекались все излишки от магии юных волшебников. Здесь была сконцентрирована такая сила, что уму обычных волшебников это неподвластно. И это как раз то место, где мы сможем провести ритуал. Здесь он пройдет с меньшими потерями. Я думал найти ваше поместье, но здесь будет даже лучше… — он глубоко вдохнул, ощущая силу этого места каждой частичной своего тела. Теперь становилось понятно, почему все волшебники Британии считали Хогвартс своим вторым домом — после такого невозможно полюбить другое место.

— Тем более, что у меня нет поместья, — понуро сказал Гарри, а в его изумрудных глазах заблестели непролитые слезы. То, что он считал себя хуже других, сильно било по нему.

— Есть, мистер Поттер, просто пока неизвестно, где оно. Камень, скорее всего, в Гринготтсе, так что можно было провести ритуал там, но мне туда путь заказан. Так что давайте проводить его здесь.

— А почему, мистер Батлер? — поинтересовался Гарри.

— Это длинная и неприятная история, мистер Поттер. Я как-нибудь расскажу вам ее, но не сейчас. Сейчас — рисуйте руны и не отвлекайтесь, времени у нас не так много — отсрочка не больше двух дней.

* * *

Тик-так. Часы в покоях Снейпа нервировали сейчас больше обычного. Хотелось встать и выкинуть их куда подальше. Причем нервировали они не только его. Еще двое — гриффиндорец и слизеринец — сидели в креслах у камина, соблюдая полную тишину.

Тик-так. Еще никогда им не было так паршиво. Снейпу, что он не уберег сына единственной подруги, которой дал обещание защищать мальчишку ценой собственной жизни. Джорджу — что его брат послужил причиной гибели мальчика, которого они тоже поклялись защищать, пусть клялись они и не его матери, но все же они обещали Гарри, что не бросят его. Драко тоже сидел как в воду опущенный — только сейчас он понял, что без Поттера ему будет плохо. Пусть они и не дружили, но эти их пикировки безумно нравились самому Драко, а эта история со значками показала, что Поттер тоже достаточно ядовит и в будущем мог стать ему отличным другом, если бы понял его, конечно.

Тик-так. Молчание стало избавлением от боли — казалось, что если хоть один звук прервет ее, то боль выйдет наружу. Радость, солнце, улыбки — все это приносило только раздражение, тяжесть, мучения. Стоило только представить, как Поттер заживо сгорает, как на глазах появлялись слезы. Откуда? Ну вот откуда такая привязанность к этому темноволосому пареньку в очках? Но все трое чувствовали боль утраты. Необъяснимую, тягучую, практически засасывающую, как болото боль. Никакие доводы разума не хотели перекрывать это чувство.

* * *

Грюм шел в свои покои, подволакивая деревянную ногу, отчего по коридору разносился скрипучий стук. Как только двери его покоев за ним закрылись, лицо его стало меняться прямо на глазах. Шрамы исчезли, кожа стала гладкой, покалеченный нос приобрел обычную форму и уменьшился. Седеющая грива становилась все короче, пока не превратилась в коротко стриженые соломенного цвета волосы. Деревянный протез с гулким стуком упал на пол, а на его месте выросла обычная нога. Еще мгновение — и волшебный глаз выскочил из глазницы, и его заменил нормальный. Волшебный глаз покатился по полу, не переставая вращаться в разные сто­роны. Теперь в покоях мракоборца в отставке стоял бледный, слегка веснушчатый мужчина со светлыми волосами.

— Где этот чертов размазня Поттер! Если он повесится с горя, повелитель же меня убьет! — в сердцах выпалил поддельный Грюм. — Кто же знал, что из-за участия в Турнире и моей маленькой имитации темного ритуала все ТАК взбесятся! Они что, бешеные, что ли? Расчет был только на этого «Светлого» бородатого идиота! Только он должен был ненавидеть мальчишку и не верить ему. Что же это такое! И что я сделал не так? ЧТО?

* * *

Каркаров сидел в своем кресле на корабле и потягивал коньяк из винного бокала. Что за моветон! Любой уважающий себя аристократ сейчас бы развернулся и ушел, заодно прихватив своего отпрыска подальше от такого директора, но, к сожалению, никого сейчас рядом не было, а Каркаров от счастья готов был лопнуть, и такая маленькая деталь, как неправильный бокал, его не волновала. Его маленькая импровизация удалась! Теперь его чемпиону никто не будет мешать, и он останется в истории, как один из самых успешных директоров Дурмстранга!

Тогда, только завидя реакцию директора на молодого чемпиона, в голове Игоря созрел прекраснейший план, как избавиться от сильного соперника. То, что Поттер сможет выиграть Турнир — он не сомневался: слишком уж велик был его потенциал. Да и не стоило забывать о нечеловеческом везении, которое помогало ему раз за разом. Пусть Каркаров и не жил в Англии, но источники информации были и у него, так что обо всех «подвигах» храброго гриффиндорца ему было известно.

Та ненависть в глазах директора подсказала Каркарову, что нужно делать. Ненависть! Вот, что поможет ему избавиться от надоеды! Ненависть от близких — всегда переносится тяжелее всего! Долго готовиться не пришлось — зелье оказалось у директора Дурмстранга с собой. Как Пожиратель Смерти, хоть и бывший, он всегда носил с собой полный комплект зелий, чтобы добиться чего угодно: подчиняющие, привлекающие, яды, противоядия, зелья сводящие с ума и раскрывающие истинные чувства. То что надо! Отправить с домовиком зелья в гриффиндорскую гостиную, и дело в шляпе!

Однако и на следующий день, и через день этот мальчишка приходил как ни в чем не бывало. Тогда Игорь понял, что зелье, раскрывающее истинные чувства, не работает. Да и домовик признался, что распылил его по глупости в малой концентрации по всему замку. Вот почему его так колбасило! Чертов домовик.

Следующая попытка оказалась куда удачнее. Зелья были подмешаны в еду всего факультета Гриффиндор и Слизерин, части пуффендуйцев и когтевранцев, в основном, конечно, парней-старшекурсников. И вот тогда дело пошло — мальчишка пропал и не появлялся, однако был заметен побочный эффект зелья — подействовало оно на всех по-разному. Зелье должно было вызывать чувство стойкого отвращения и ненависти к тому, чей волосок в него добавить, в данном случае Поттера. И если половина учеников действовала, как и предполагалось, то некоторые наоборот, стали относится к Поттеру с меньшей неприязнью, а часть вообще превратилась в каких-то помешанных! Хорошо, что он успел им антидот дать, и никто не заметил. Ну да и ладно, главное, все прошло как надо!

* * *

Директор Дамблдор сидел в своем кресле и размышлял, что же еще ему сделать, чтобы спасти Гарри. Тот ступил на скользкую дорожку. Разговор с его друзьями ничем не помог — он все отрицал, а теперь вообще пропал. Внушение от крестного тоже не подействовало. А какой был план! Сириус, после проведенной с Питером параллели и небольшого ментального внушения, легко поверил в виновность Гарри и уже готов был самолично вернуть его на путь истинный, только не успел — тот пропал. Хорошо хоть все преподаватели были предупреждены и обработаны. Хотя нет, не все — влиять на Грюма Альбус не стал: тот и так странный и поехавший, обработать Флитвика не получилось: он гоблин, а на них не действовали зелья директора, а Снейпа тот просто побоялся обрабатывать: зельевар вычислил бы его мешанину в пять минут, а проблем потом не оберешься. Но с ним и так все хорошо — он ненавидел Поттера всеми фибрами души. Хотя в последнее время чересчур уж сильно, чего только стоила его бравада перед судьями! Тогда директор сразу же скинул с него чары ненависти — у него теперь и своей было достаточно, лишняя подпитка только усугубил бы ситуацию. Да и если тот его пришибет — следов ошейника уже не будет. А то тут он его чуть не отравил! Вот была бы подстава.

И куда все-таки делся несносный мальчишка — неясно! Теперь ходи, ищи его по всем закоулкам. Ну не к слизеринцам же он сбежал! Вся надежда у директора теперь была на дракона. Не зря же он заколдовывал мешочек так, чтобы Поттеру досталась самая ненормальная самка?

* * *

Мадам Максим удобно расположилась в громадном кресле у камина и покуривала трубку. Об этой ее привычке никто не знал, как и не знал о том, что она ради победы своей ученицы готова на многое. Как полувеликанша, она знала многие секреты своего, будто бы дикого, народа. На самом деле великаны умные и хитрые создания, которые жили в горах, выгоняя на поверхность только своих недоразвитых собратьев. Ведь не мог же тысячелетиями выживать такой примитивный народец? Нет. Тех, кого знали как великанов — никто иные, как отбросы общества и недоразвитые особи, к которым, для поддержания имиджа диких животных, применяли одно хитренькое проклятье. Именно им мадам Максим и воспользовалась, чтобы устранить самого перспективного участника Турнира.

Молодой Поттер. Это же концентрированная сила. Была бы она помоложе — выскочила бы за него не думая. Таких индивидуумов рождалось очень мало и всегда они были полукровками. Великаны давно вычислили, что для увеличения силы и ума кровь должна периодически обновляться, хотя работало это скорее в пользу очищения более «грязной» крови, но все же. Великанам это помогало. Волшебникам же — один к миллиону. Сейчас, например, таких только трое: Дамблдор, Поттер и Волдеморт, хотя последний оставался еще под вопросом, уж сильно разбавленная концентрация. Это как скрестить тролля и гоблина: теоретически должно выйти, а на практике — проблематично.

План ее сработал безупречно — всего пятерка целей, и Поттер больше не появляется на свет. А нужно было всего лишь ткнуть пару раз палочкой в парней, и уж через несколько часов у тебя полумертвый Поттер на блюдечке. Хорошо еще, что она сразу же обработала и медсестру, а то та быстро бы привела мальчишку в чувство. А так — немного зелья жестокости, направленное исключительно на Поттера, и вуаля: медиковедьма, которая и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Жестоко? Да! Но Максим несла в себе кровь великанов, а у них были другие представления о жестокости. Она должна привезти в школу этот кубок, и плевать, что тот выбрал полудохлую полувейлочку. Она сделает все, чтобы эта девчонка победила, иначе она сама шейку-то ее птичью свернет.

* * *

— Вы должны раскаяться, мистер Поттер, — голос Батлера звучал слегка неуверенно. Ему самому эта идея уже казалась идиотской, но чем Мерлин не шутит?

— Эм, в чем? — недоумевал Гарри. У него сложилось ощущение, что Роберт над ним издевается — он и так лежал, раскинув руки в центре замысловатой пентаграммы, и старался не пошевелиться, чтобы не смазать ни одного символа.

— Во всем, чтобы собрать душу воедино, вы должны раскаяться. Так как вы провели разрыв не с помощью заклинания, а вследствие проклятия, это может быть и не нужно, но все же попробуйте, — глупо. Роберт и сам это понимал, но ничего не мог поделать — этот ритуал — единственное, что могло помочь в такой ситуации. Запасной вариант — тот, что с крестражами — еще хуже. Вероятность, что тело умрет — процентов девяносто. Ну, а тут девяносто процентов того, что ритуал вообще не сработает.

«Эм, ребята, я не знаю, что вы за части моей души, но тоже попробуйте раскаяться, вдруг у меня не получится — умирать мне не очень хочется, как и вам, я думаю».

«Это да, я попробую, тем более каяться мне есть в чем, не хочу из-за этого умирать».

«Я даже не буду интересоваться — откуда» — выдохнул Поттер.

С каждой минутой ему все больше казалось, что оба эти «кусочка» совсем не кусочки, а полноценные личности, со своей жизнью, магией и секретами, о которых лучше ничего не знать, если не хочешь сойти с ума.

«А я вообщ-щ-ще душ-ш-шка, мне не в-в-в чем каяться», — сказал тот же шипящий голос.

«Серьезно? А та девчонка? Думаешь, я забыл, что это ты, а не я?» — ехидно поинтересовался голос первого.

«Ладно, ладно, к-к-каюсь!» — состроив виноватый голосок, отозвался другой.

«Искренне, куски вы недоделанные! Бесите, прямо не могу!» — сказал уже уставший от их причитаний и переругиваний Поттер.

— Ну что же, начинаем, мистер Поттер! Ab imo pectore…

* * *

— Директор, вы же понимаете, что пропажа студента — это не шутки? Мистер Поттер пропустил мое занятие, а его однокурсники сказали, что он не был в башне уже три дня! Где он ночует? Может его похитили, а может, он вообще покинул Хогвартс!

— Филиус, ну ты же понимаешь, что чемпионы могут не посещать занятия. А мистер Поттер сейчас наверняка снова проворачивает какую-нибудь гадость. Ты же видел то, что было в том классе? Тот ритуал? Я уверен, что это его рук дело.

— Альбус! Как ты можешь, это же… — тут его прервал вспыхнувший директорский стол.

Огонь охватил стол в мгновение ока. Да и не простой это был огонь — это было Адское пламя. То, против чего не было средства.

— Агуаменти! — два потока хлынуло на стол, но только усугубило ситуацию: теперь кабинет был полон горячего пара, из-за чего становилось тяжело дышать.

— Это Поттер! Слышишь, Филиус, это точно Поттер! — кричал директор все время, пока пытался тушить пожар, который прекратился так же, как и начался — в одно мгновение.

— Альбус, ты не прав — источником пожара было что-то в твоем столе!

— Это Поттер! Я точно знаю! — взвизгнул директор, что в его возрасте выглядело «слегка странновато» — читать как: казалось, что сошел с ума.

— Хм, — задумчиво протянул Филиус, — а тебе не кажется, что Адское пламя само по себе не затухает? Да и как бы он его выучил на четвертом курсе! Так что не наговаривай на парня, и лучше убирайся в кабинете, а я пошёл, а то тут дышать нечем! — сказал маленький профессор и оставил директора одного посреди затопленного и закопченного кабинета.

— Хи-хи, а это будет интересно! — прошептал Флитвик, идя по лестнице вниз. — Поттер-то не так прост, как оказалось. Будет интересно с ним сыграть! — он предвкушающе оскалился и медленно побрел в свой кабинет, готовиться к встрече.

* * *

На склоне одного из холмов в Литтл-Хэнглтоне, куда вела одна-единственная проселочная дорога, был небольшой участок земли. Узкий проулок, окаймлённый изгородью, был настолько запущен, что тропинка к дому, которая была выложена камнем и извивалась под ногами, словно змея, совсем исчезла из виду. Ничего, кроме деревьев, впереди видно не было. Дальше открывалась рощица, в которой царил полумрак. Между плотно растущих деревьев с трудом различалось какое-то строение. Это была обветшалая хибарка, до крыши заросшая мхом, черепица с которой давно осыпалась, а в стенах красовалось несколько сквозных дыр. Грязные и давно немытые стёкла в крошечных рамах навевали мысли о том, что тот, кто тут жил — давно сгинул. Единственное, что отличало это строение от маггловского сарая какого-то пьянчужки — мертвая змея, прибитая на входной двери. Она раскачивалась из стороны в сторону каждый раз, когда дверь отворялась или закрывалась на ветру.

Внутри сарайчик был поделен на три грязные крошечные комнатёнки, в две из которых можно было пройти через комнату, служившую одновременно кухней и гостиной. Вот в одной из них сейчас и происходило нечто неправильное, нечто необычное — сначала засветилось, а потом и загорелось кольцо с черным камнем. По сути, металл гореть не должен был, но кольцо, вместе с камнем, «сгорело» до пепла, который мгновенно был унесен заскочившим в домишко ветерком.

В ту же секунду, как последняя крупица пепла покинула территорию дома, двери его плотно закрылись и запечатались. Снова вырос защитный барьер, магглы забыли о существовании здесь когда-либо дома, а также о том, что здесь когда-то жили Мраксы — для них этих людей никогда не существовало.

* * *

Охота — единственное, что сейчас волновало удивительно красивую змейку. Она не ела уже несколько недель. Когда ее хозяин сказал, что они пробудут тут не больше месяца — Нагайна выловила всех мелких грызунов, а остальные просто мигом сбежали. Тогда она была уверена, что ей хватит. Но вот беда — прошло уже четыре месяца, а они все еще здесь! Крыс нет, мышей тоже, ужас просто. Но вот ей повезло — заяц так неосмотрительно забрался на ее территорию, и она наконец-то сможет полакомиться вкусным мясом.

Затаившись в кустах, Нагайна выждала момент и прыгнула на свою жертву. Но поесть ей было не суждено: в полете она загорелась, и ей как-то резко стало не до еды. Кожа, которую не могло пробить даже заклинание, трескалась и сворачивалась с живой еще змеи, глаза были выпучены наружу, а язык уже успел перегореть. Ей было больно — она извивалась, а тело дрожало в предсмертных судорогах. Издав последний вздох, она рассыпалась пеплом, который завертелся в ураганчик и поднялся в небо.

* * *

В Литтл-Хэнглтоне располагался дом, который вся деревня упорно называла Домом Риддлов, хотя семья Риддлов давным-давно там не жила. Тот возвышался на холме над деревней, окна его были заколочены, с крыши осыпалась черепица, а фасада почти не было видно за буйно разросшимся плющом. Прекрасный когда-то особняк, самое величественное здание во всей округе, ныне прозябало в пустоте и заброшенности. Жители Литтл-Хэнглтона единодушно сходились во мнении, что в старом доме таилась какая-то жуть. Полвека назад в нем произошло нечто кошмарное и таинственное, о чем и доныне любили посудачить деревенские старожилы, когда прочие темы для сплетен исчерпывались.

Все последующие владельцы поместья жаловались, что это место таит в себе что-то зловещее, и дом, в отсутствие обитателей, начал понемногу ветшать. Нынешний хозяин Дома Риддлов — какой-то богач — тоже там не жил и никак его не использовал; в деревне говорили, что воротила содержит усадьбу «из налоговых соображений», но что это значит, никто толком объяснить не мог.

Сейчас же в окнах верхнего этажа горел свет. Если бы кто-нибудь проходил сейчас мимо, то по деревне снова бы стал витать слух о привидениях бывших хозяев — иначе как объяснить то, что все владельцы так быстро убегали оттуда? То, что это мог быть владелец, никто и не думал, а уж на кого-нибудь другого, так и подавно.

— В бутылке немного осталось, милорд, если вы еще голодны… — голос раздавался эхом по пустому дому. Причем он был настолько писклявый и противный, что хотелось немедленно уйти оттуда и никогда не видеть противного коротышку, который и был хозяином этого не менее противного голоса.

— Позже, — отозвался второй голос — тоже мужской, но при этом он был странно высокий и холодный, словно порыв ледяного ветра. Было в этом голосе что-то такое, что подняло бы дыбом волосы у любого наблюдателя. — Пододвинь меня поближе к огню, Хвост.

Толстенький коротышка незамедлительно пододвинул кресло ближе к камину и поспешил встать подальше.

— Где Нагайна? — снова спросил обладатель ледяного голоса.

— Я… я не знаю, милорд, — боязливо ответил первый. — Думаю, она снова на охоте…

— Подоишь ее, прежде чем мы ляжем спать, Хвост, — сказал второй. — Мне надо будет поесть ночью.

— Конечно, милорд, — ответил коротышка и поспешил отскочить, так как тело его повелителя враз загорелось, и он стал неистово вопить.

— А-А-А-А, туши меня, чертов идиот! — кричало горящее тело.

Но ни одно заклинание, которое знал бедный Хвост, не могло помочь его господину, и уж через минуту на месте, где еще недавно восседал великий и могучий Темный Лорд Волдеморт, была только горстка пепла, которая сразу же была подхвачена порывом ветра из внезапно открывшегося окна. От страха трусливый по своей природе Хвост выплеснул слишком много адреналина, и его сердце не выдержало — он умер на месте.

Волна магии прошлась по деревне — все ее жители враз забыли и о Риддлах, и об их доме. Тем более те, кто родился менее пятидесяти лет назад, их и так не знали. А поместье? А что поместье — мало ли кто жил в этих развалинах лет триста назад?

* * *

Если бы простой обыватель заглянул в один из сейфов Гринготтса, то обомлел бы от открывающейся перед ним картины: это было нечто вроде пещеры, забитое от пола до потолка. Там громоздились золотые монеты и кубки, серебряные доспехи, шкуры неведомых животных — одни в колючках, другие с обвисшими крыльями, — драгоценные сосуды с зельями, был даже череп в короне! Внезапно подул легкий ветерок — и это в закрытой то комнате! — и с верхней полки упал украшенный драгоценностями кулон. Ударившись об пол, он рассыпался целым дождем абсолютно одинаковых украшений. В один миг десятки одинаковых кулончиков рассыпались по всей пещере, и настоящий уже невозможно было отличить.

Но главной звездой этого представления был не кулончик — недалеко от него стояла и искрилась маленькая золотая чаша, принадлежавшая когда-то Пенелопе Пуффендуй и перешедшая по наследству Хэпзибе Смит, у которой ее украл Том Риддл. Она переливалась всеми цветами радуги, в кромешной темноте было видно, что она раскалилась добела и вот-вот загорится. Так и случилось: буквально через секунду она вспыхнула как спичка и обратилась в пепел, который уже успел подхватить непонятно откуда взявшийся поток ветра. А после, сделав почетный круг по пещере, пепел был унесен им в сторону Шотландии.

* * *

Лондон был прекрасен. Ночную тишину в одном из спальных районов города прерывали только изредка проезжающие по дороге машины. Внимание педантичного человека обязательно привлекла бы интересная деталь этого района — на одной из улочек отсутствовал дом. Хотя… он отсутствовал не для всех — некоторые маги спокойно могли зайти в него и выйти, но для остальных на его месте были только дома одиннадцать и тринадцать. Это был дом на площади Гриммо. Дом с грязными стенами и закопчёнными окнами. Вход в это странное потерянное здание был оформлен крыльцом с истёртыми каменными ступенями. Видавшая виды дверь выкрашена в чёрный цвет, краска с которой от времени потрескалась и местами осыпалась. У двери не было ни замочной скважины, ни ящика для писем, зато был серебряный дверной молоток в форме извивающейся змеи. С внутренней стороны дверь была снабжена металлическими замками и цепочкой.

В самом доме на Гриммо было тихо. Сириус Блэк, не выдержав неизвестности, сбежал в Хогсмид, снова притворившись дворнягой — видно, так жить ему нравилось больше всего. Портрет леди Вальбурги безмолвствовал: на кого кричать-то? А домовик Кричер, выглядевший как несвежий инфернал, старичок в засаленной набедренной повязке, метался по дому в поисках помощи — он чувствовал, что сейчас что-то должно произойти, вот только что?

В раздумьях он не заметил, что медальон, который лежал в шкафу в гостиной, загорелся. Странно, конечно, но пламя совершенно не тронуло ничего рядом стоящего, хотя горящий предмет лежал на книге. Как только тот осыпался пеплом — пламя исчезло, впрочем, как и следы недавно горевшего украшения, так что когда домовик снова пришел в гостиную, то все снова было в порядке, и он спокойно пошел искать причину тревоги дальше.

Так получилось, что единственным свидетелем данного инцидента в доме Блэков оказался Найджелус Ликорис Блэк — единственный Блэк, который точно знал, что это такое, потому как сам баловался подобным.

— Раскаялся, значит, потомок… — почти про себя сказал отпечаток личности и довольно ухмыльнулся. — Что ж, господа, живем!

* * *

Выручай-комната — место на восьмом этаже замка Хогвартс, где можно найти то, что тебе нужно. Вход в неё появлялся только тогда, когда человек трижды проходил мимо неё, испытывая огромную необходимость в помощи. При этом комната будет обставлена так, как это нужно нуждающемуся. Но сейчас, сколько не ходи — внутрь не поподёшь. И все не потому, что кто-то ее занимал — нет, она была абсолютно свободна — дело в другом.

В огромном, будто собор, зале, заваленном скопившимся за сотни лет хламом, был пожар. Очень-очень странный пожар. Огонь заполнил собой всю комнату, языки пламени охватывали все свободное пространство, но… ничего не загоралось. Все будто было сделано из камня и никак не реагировало на настойчивые огоньки. Только одна вещь горела во всем этом странном месте — диадема Кандиды Когтевран, что тоже было весьма необычно. Как только последний камушек обратился в прах, огонек исчез сам по себе, а саму комнату заметно тряхнуло.

* * *

Гарри Поттер бился в судорогах. Боль от ритуала была неимоверная. Такое ощущение, что каждую клеточку его тела разрывало пополам. В это время Роберт Батлер пытался любым способом прервать ритуал, но… у него ничего не получалось. Вокруг Поттера образовалась непроницаемая сфера, сквозь которую Батлер мог только наблюдать за метаниями бедного мальчика. Руки сжимались от бессилия. Так не должно было быть! Этот ритуал не предполагал такой реакции. Пентаграмма, которую они начертили в ритуальном зале Хогвартса, сейчас наливалась кровью и блестела от света камня. Мечущийся ребенок вызывал отчаянье в душе потомственного колдомедика. Тут, ни с того ни с сего, Поттер загорелся, а крик его стал просто невыносимым.

— А-А-А-А!

Язычки пламени заполнили практически всю сферу, полностью покрывая Поттера. Горячий дым и огонь уже спалили подчистую все волосы, которые были на теле, и принялись жечь горло и дыхательные пути, лишая возможности дышать. Ожоги причиняли сильную боль из-за возбуждения нервов и рецепторов. Кожа раскалилась, и казалось, что она «стекала» с Поттера, мышцы вздулись, а капилляры полопались, заливая кровью рядом находящиеся ткани, но продолжалось это недолго, так как кровь от жара мгновенно стала сворачиваться и воспламенялась уже сама. Мальчишка горел не только снаружи, но и внутри. Однако какой бы сильной ни была боль, как бы сильно ни повреждалось тело — он не умирал.

Приблизительно через десять минут — десять минут невероятных мучений! — крик стих, сфера лопнула, а огонь мгновенно прекратился. На Роберта было страшно смотреть: опущенные руки, опухшие глаза, осипшее горло — он кричал так, будто сам горел в этом адском костре. За те два дня, что он провел в компании Поттера, бывший адвокат успел привязаться к мальчишке. Да, пусть он иногда начинал говорить странные вещи, а иногда даже пугал его своим отстраненным и страшным голосом и покрасневшими или вытягивающимися зрачками, но он был очень располагающим к себе ребенком, и Роберт надеялся помочь ему. А сейчас же он осознал, что, возможно, именно его просчет в ритуале мог стоить мальчику жизни.

Подойдя к месту ритуала, Батлер упал на каменный пол — на месте пентаграммы с Поттером была только горстка пепла.

* * *

Тик-так.

Тик-… Часы остановились.

В этот момент Снейп почувствовал, что ниточка, соединяющая его и Поттера, разорвалась навсегда. Долг перед его матерью больше не объединял их. Джордж тоже почувствовал смерть своего друга — то обещание, что они давали Гарри, связало их сильнее, чем они думали. Драко же, хоть и не давал никаких обещаний и клятв Поттеру, как интуит почувствовал, что его главный оппонент больше не прикован к земле — значит, именно в этот момент Поттер обратился в пепел.

В теперь уже полной тишине Снейп поднялся и подошел к своему столу. Открыв дверцу, он вытащил бутылку маггловского коньяка пятидесятилетней выдержки — подарок Люциуса — и откуда такой чистокровный маг взял такое грязное пойло? Налил полный стакан, и осушил за один раз. В глазах сразу помутнело, а горло обожгло. Но эта боль была нужна — она должна было заглушить боль от невыполненного обещания, от смерти несносного гриффиндорца, которого погубила вера в людей, мальчишки, которого дружно отправили на тот свет «добрые и благородные» маги, дети, гриффиндорцы.

Обернувшись на парней, он заметил, что Джордж бледен как никогда, даже его веснушки куда-то пропали, а Драко сидит, закрыв лицо руками. Подхватив еще два бокала и какую-то бутылочку, он сел на свое место. Налив в два стакана коньяк, а в один — некрепкую настойку, он протянул их парням, а те без слов выпили. Крепкий алкоголь обжигал, но приносил облегчение, Драко хоть и пил менее крепкий напиток, но пьянел не меньше.

— Что будет дальше, профессор? — наконец прервал тишину хриплый голос Джорджа.

— Дальше будет жизнь, Уизли, — так же хрипло ответил уже заметно захмелевший Снейп. — Дальше будет жизнь… просто без несносного гриффиндорца, по недоразумению считавшимся героем магической Британии. Новым символом станет Лонгботтом, которого Дамблдор видит преемником Поттера, а в остальном все будет по-прежнему. Вы будете учиться на Гриффиндоре, общаться со своими друзьями, родственниками, а летом вместе с братьями и сестрой поедете в Нору, Драко будет в Слизерине, забудет о своем вечном враге и вспомнит о благополучии рода и о своем престиже, а я буду всех третировать и снимать с львиного факультета баллы.

— Но ведь мы не сможем так жить! — тихо проговорил Джордж. — Я не смогу… не хочу! — сказал он и опустил голову на колени. — Это мерзко, это низко. Как я смогу сидеть с ними за одним столом, если буду знать, что они виновны в смерти Поттера? Что они третировали его? Как я смогу смотреть на своих братьев, если буду знать, что Фред и Рон убили лучшего друга? Как? Как я смогу смотреть на себя в зеркало, зная, что косвенно виноват в его гибели? Что не сдержал обещание?

— Уизли…

— Не надо, Малфой, я не смогу…

— Джордж, я… Я тоже не смогу. Мир? — Драко протянул руку к гриффиндорцу, разрушая стены недопонимания и мести между двумя представителями враждующих семей.

— Мир, Малфой, — ответил ему тот, и внимательно посмотрел в глаза бывшего врага рода, которого так легко смог простить.

Вихрь магии прошелся по комнате, принимая прощение и принимая слова о мире, как клятву. Если кто-то взглянул бы сейчас на Джорджа Уизли, то больше не нашёл на его ауре печати предателя крови, а на ауре Драко Малфоя — проклятия одного ребенка. Именно в этот момент они стали больше, чем друзья, они стали семьей… снова. Как будто не было этих столетий вражды, не было убийств членов семьи и не было ненависти. Снова образовалась коалиция двух сильных магических родов, а недалеко от поместья Малфоев снова проснулся ото сна величественный замок некогда чистокровной семьи Уизли, главой рода и будущим лордом которой стал Джордж Уизли.