Финория. Взгляд дракона (гет)

По случаю выздоровления принцессы назначили большой королевский бал.

Пригласили всех окрестных дворян. Королей соседних стран на этот бал не звали — их ожидали на следующем торжестве, посвящённом помолвке Финоры и Хино, назначенной через три месяца, в день, когда Финоре исполнится двадцать четыре года.

Как боялась того дня принцесса! Впервые она ждала своего дня рождения не с радостью, а с ужасом. Не такого подарка ей хотелось. «Это ещё не скоро, — утешала она себя. — Я снова могу заболеть. Да и случиться может всякое, вдруг наши страны рассорятся?» Она была готова снова отправиться в комнату Уходящих, лишь бы не попасть в руки старого короля.

Подготовка к балу и выбор тканей для платья не могли отвлечь её от тяжких дум.

— Посмотрите, ваше высочество, что привёз караванщик! Какой чудесный переливчатый шёлк, какие искрящиеся ленты! — восхищалась Нилет. — Вы будете самой прекрасной принцессой на Иэне. Какой цвет вы выберете?

— Полагаюсь на твой вкус, Нилет, — с грустной улыбкой ответила Финора.

— Ну какой у меня может быть вкус, госпожа, — потупилась служанка. — Я сама-то вечно одеваюсь в красное с зелёным, надо мной все смеются. Тогда уж пусть ваша матушка выберет.

— Хорошо, так ей и передай. Лет-то тебе сколько?

— Недавно шестнадцать исполнилось. До Первой Прогулки ещё не скоро. Вот же везёт вашему высочеству: еще год, и Первая Прогулка…

— А скажи, тебе хотелось бы прогуляться? — заговорщицки спросила Финора, чуть придвигаясь к ней. Они сидели на оттоманке, а перед ними стоял раскрытый короб с шелками.

— Раньше времени? Да упаси Десятеро, — Нилет растопырила пальцы в защитном жесте. — Хотя… — она понизила голос до шёпота, — по правде говоря, очень хотелось бы. Иногда с трудом удерживаюсь, чтобы не выскочить хоть на минутку.

— А тебе когда-нибудь снилось, что ты на улице? — принцесса тоже перешла на шёпот. — Что ты идёшь по саду, вокруг деревья, и ты можешь к ним прикоснуться. А над тобой небо с облаками… Или со звёздами. И ты можешь побежать куда угодно, и никто тебя за это не накажет.

— Не снилось, — вздохнула Нилет и встала. — По правде говоря, я снов вообще не вижу. Три часа за ночь поспать удаётся, да и то урывками, какие уж тут сны. Ладно, ваше высочество, я отнесу шелка к вашей матушке, и она выберет, в чём вы будете на балу. Разрешите идти?

— Ступай, — кивнула Финора и снова погрузилась в грёзы.

Читала она теперь гораздо реже — её любимую «Книгу волшебных историй» унесли обратно в хранилище, а на её место водрузили скучные «Устройство и законы стран Иэны», чтобы принцесса перед замужеством ознакомилась с историей соседних стран и их географией. Картинки в этой книге тоже были: портреты давнишних правителей, изображения ландшафтов, планы городов и подробные карты. Финора понемногу читала этот толстый том, в день по статье, но делала это насильно. Да, знать о других странах было необходимо, чтобы не ударить в грязь лицом перед иностранными гостями, а впоследствии — перед будущим мужем, но душа принцессы рвалась в иные дали.

Как же ей не хватало развлекательных книг! Как хотелось вновь следить за приключениями беззаботных парочек! Снова и снова она вспоминала ту минуту, когда граф Орион постучался в её двери, и каждый раз придумывала другое продолжение истории. Что, если бы она не прогнала его? Конечно, бросить всё и улететь на драконе с молодым графом она бы не решилась, но ведь можно было поговорить с ним подольше, расспросить о его жизни. Наверно, он очень много повидал, раз уж сумел найти где-то дракона и приручить его.

Можно было пригласить графа ко двору официально. Наверно, родители не стали бы возражать, ведь граф так хорош собой и галантен. На всех балах Финора могла бы танцевать с ним… Хотя нет, это бессмысленная надежда — если уж родители вознамерились выдать её за старого злодея Хино, то не позволили бы и словом перемолвиться с другим мужчиной.

Тогда ей оставался бы один путь — побег. Пусть не сразу, не в день знакомства, а через несколько месяцев. До той поры она и граф могли бы обмениваться письмами… У него такой красивый почерк! Интересно, что бы такого граф Орион мог ей писать, будь она с ним помягче? «Дорогая Финора… » Вот так, без всяких титулов и «высочеств». «Любовь моя, Финора…» Нет, сохрани Десятеро, какой позор будет, если это послание попадёт не в те руки!

Вопреки своим мыслям, принцесса поймала себя на том, что стоит и улыбается, а вовсе не трепещет от страха из-за собственного безрассудства. И ещё спустя минуту разочарованно подумала о том, что судьба этой истории с графом — стать всё той же несбыточной мечтой, какой была и прогулка до совершеннолетия. Совершеннолетия, которое теперь неизбежно сулило лишь крушение всех надежд и девичьих грёз. Реальностью которого был этот ужасный король Хино и неотвратимость брака с ним. Союза, в котором судьба трёх его предыдущих жён станет единственным избавлением.

— Ваше высочество! — пронзительно закричала Нилет ещё из коридора, вырвав принцессу из мира грёз. Двери распахнулись, и юная служанка вбежала с охапкой тряпок в руках. — Ваша августейшая матушка выбрала для вас ткань. Вы будете на балу в васильковом!

Бальный зал по праву считался гордостью Финорского дворца. Десять — по числу управителей мира — маленьких площадок для музыкантов, расположенных возле одной стены на разной высоте, обеспечивали всюду ровный и чистый звук. Музыкальная наука Финории ещё не достигла заоблачных высот, и оркестр состоял всего лишь из лютней, труб и барабанов, а высокими нотами украшала мелодию единственная флейта, простая и деревянная. Для флейтиста отвели отдельную площадку на среднем уровне, с правой стороны. Барабанщик сидел в самом низу и отбивал ритм в две огромные литавры, украшенные золотыми шнурами, а по краям от него стояли два трубача с большими басовыми трубами — один поближе, другой подальше. Также на нижнем уровне сидели лютнисты. Лютни были и на среднем уровне, кроме того, здесь же располагались трубачи с трубами поменьше. На самых верхних площадках, помимо трубачей и лютнистов, стоял юный музыкант, ударявший молоточком в металлический треугольник для создания акцента в конце куплетов.

Толстые, мягкие ковры, купленные по баснословной цене в далёкой Химерии, украшали стены бального зала вместо картин. На них изображались жанровые сцены, исполненные с особым изяществом: сбор цветов на лугах, таинство Первой Прогулки, объяснение в любви возле ручья под сенью леса. Никто не нашёл бы тут исторических событий и кровавых баталий — ковры должны были нести радость и умиротворение, но повесили их в зале не только для этого. Сохранить музыку в первозданном виде, не дать эху испортить чистоту звука — вот основное назначение ковров! Их чудесный вид поражал воображение, но на самом деле они служили не зрению, а слуху.

Балы были единственным развлечением Финоры, если не считать книг. С десяти лет она появлялась на них — по законам страны детям не запрещалось быть на балах, и юных наследников знати привозили в закрытых экипажах, чтобы не нарушать традицию. Маленькой Финоре частенько приходилось танцевать со своими ровесниками. Каждый раз подготовка к балу и обсуждение будущего платья с матерью и служанками становились целым событием. Но таким редким! Балы случались от двух до четырёх раз в год.

Финора-средняя тщательно следила, чтобы цвет и фасон дочкиных нарядов не повторялись. Для самой же принцессы пошив платья и разучивание новых танцев были игрой: она выбирала оттенок ткани, отделку, украшения, и мечтала, как однажды ненавистный закон отменят, и все дети будут танцевать в парке под звёздами, а после танцев можно будет бегать между деревьев в догонялки и рвать спелые сливы прямо с ветвей… Но это были всего лишь мечты, такие же несбыточные, как и её теперешние грёзы о графе Орионе.

— Хороша наша принцесса, — сказала Ирмеф из-за портьеры, глядя на танцующую знать. — Вот только исхудала слишком от болезни. И бледная стала, как белая мышь.

— Все от болезней страшными становятся, — ответила одна из кухарок. — И простые, и принцессы.

— Красота, она не в титулах, — добавила другая, — вон у Ирмеф дочка — кровь с молоком! Волосы черней угля, личико белое, глаза как небеса. Одень её в шелка, и не отличишь от королевишны.

— И имя на королевское похоже — на «ра» кончается.

— Признавайся, Ирмеф, нарочно дочку Флирой назвала?

— Да отвяжитесь вы от меня, побойтесь Десятерых, — отмахнулась Ирмеф. — Как ни назови — всё равно моя кровиночка сейчас не с графьями пляшет, а выпивку разносит.

— Не дело такой красавице на кухне служить, — не унимались работницы.

— Ей бы фрейлиной стать. Скоро для Финоры будут набирать фрейлин, вот бы и твою Флиру взяли.

— Да, как бы хорошо вышло! Уехала бы твоя Флира в Хинорию, да вышла бы там за какого-нибудь маркиза.

— Захлопните рты! — шикнула на них Ирмеф. — Вон моя дочурка идёт.

Кухарки и служанки умолкли, лукаво переглядываясь. Из бального зала вышла статная темноволосая девушка лет двадцати четырёх, в сером форменном платье и белом переднике. Кружевная наколка держалась на чёрных кудрях двумя серебряными булавками. Голубые глаза Флиры смотрели из-под пушистых ресниц спокойно и холодно. Тяжёлый поднос, уставленный грязной посудой, она несла изящно, словно он был невесомый. Плавными шагами Флира проследовала на кухню, не удостоив болтливых работниц взглядом, лишь на секунду встретившись глазами с матерью. Остальные женщины с завистью посмотрели ей вслед.

— Простите меня десятеро, но я думаю, Ирмеф, что твоя дочка красивее Финоры, — сказала судомойка.

Никто ей не возразил — все понимали, что это правда. И лишь пожилая кухарка, та, что затеяла разговор, сказала, покачав головой:

— Красива, спору нет. Но как бы от красоты-то беды не вышло.

Ирмеф глянула на неё исподлобья, однако промолчала. И тут грянула музыка.

Каждого бала принцесса ждала, словно чуда, но сегодня всё было иначе. Ни прелестное васильковое платье с сапфировой диадемой, ни восхищённые взгляды придворных не радовали Финору. Лишь в музыке находила она утешение — нехитрые мелодии уносили её вдаль, в прошлое, в ту ночь, когда она обронила заколку, и будущая свадьба с Хино казалась всего лишь страшной сказкой. Правила этикета велели скрывать свою тоску, и принцесса выглядела весёлой и счастливой. Ни родные, ни гости не знали, каково приходится Финоре. Они говорили ей дежурные комплименты и радовались её чудесному — не иначе! — спасению.

Прошло уже восемь танцев, когда распорядитель объявил о приезде нового гостя — должно быть, тот задержался из-за пурги. Ведь пока принцесса болела, в Финории наступила зима, и все окрестности замело снегом. Завидев вошедшего, Финора встрепенулась — его фигура показалась ей знакомой. Списав это на чаяние выдать желаемое за действительное, она вновь вернула внимание музыкантам, которые временно прекратили играть, и стала с чересчур преувеличенным интересом изучать инструменты взглядом.

— Посланец из дружественной Хинории граф Орион! — провозгласил распорядитель, и у принцессы подогнулись колени. Ей пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, чтобы не упасть. Поняв, что с её стороны куда более странно выглядит полное отсутствие интереса к гостю, Финора повернула голову в его сторону, встречаясь с ним глазами ровно в ту же секунду. Но лишь на мгновение, сразу за которым граф отдал шапку слуге, поклонился собранию и скользнул по принцессе небрежным взглядом.

«Он разлюбил меня», — подумала Финора, и мир вмиг стал серым, как простыни на ложе Уходящих. Она отвернулась и попыталась придать своему лицу любезно-ледяное выражение, моля Десятерых, чтобы поскорее заиграли музыканты и её пригласил какой-нибудь князь или герцог, но всё сложилось иначе. Музыканты действительно заиграли — после того как распорядитель объявил трижды-шаг, модный танец, завезённый из солнечной Химерии — но никто из местных дворян не успел пригласить принцессу.

Едва зазвучало вступление, как перед Финорой оказался граф Орион. Он церемонно поклонился и протянул ей руку. От такой неслыханной дерзости по залу прокатилась волна ропота. Принцесса хотела отвергнуть нахального кавалера. И как только он посмел предложить ей танец, когда его стараниями вместо этого бала вполне могли сейчас идти поминки по ней, Финоре? А если слухи об этом танце дойдут до Хино, не сносить ей головы. «Благоразумнее будет отказаться», — подумала она, но в то же мгновение рука её сама легла в его руку, а взгляд устремился к нему.

«Что я творю?» — с ужасом осознала содеянное принцесса, а граф уже увлекал её на середину зала под звуки знакомой мелодии, которая сейчас играла как-то по-особенному. То ли музыканты изменили темп, то ли сердце Финоры застучало быстрей. Магия музыки захватила принцессу… А граф уверенно и бережно вёл её, не отрывая глаз, и остальные пары расступились, давая им простор.

Трижды-шаг — танец подвижный, и кружащейся паре нужно много места. Не сразу он прижился в холодной и чопорной Финории, долгие годы старшее поколение ругало его за некоторую вольность: уж слишком близко находились друг к другу дама и кавалер, но постепенно танец проник в высшие круги и стал обязательным не только на королевских балах, но и на обычных вечеринках.

Подумать о том, так ли уж не правы были мудрые старшие поколения, Финора не успела, ибо калейдоскоп ощущений, захвативший её в головокружительный вихрь, в то же мгновение заставил благоразумие капитулировать. Руки графа, что сомкнулись на талии, превращали в реальность её самое заветное желание об объятиях, о которых она чуть не попросила его в безрассудном порыве, едва успев поднять голову с ложа Уходящих. Не успевший покинуть его запах мороза заставлял жалеть, что существующие рамки приличия не позволят прижаться ближе, и оттого принцесса делала ещё более глубокие вдохи каждый раз, когда танцевальные движения требовали приблизиться к партнёру плотнее. Стремилась запечатлеть в памяти этот чистый, свежий, казавший таким непокорным аромат. Граф Орион пах свободой.

Финории, Хинории и другим странам Иэны не скоро ещё предстояло погрузиться в унылые времена чёрных и серых одежд: приглашённые блистали многоцветьем тканей. И если мужские костюмы не отличались чрезмерной пестротой, то наряды женщин были подобны цветам. Пышные, хотя и без кринолинов, юбки, широкие газовые ленты, привязанные к рукавам у плеча и ниспадающие до пола, прозрачные шлейфы в тон платью, закреплённые на причёске — всё это создавало волшебную картину, но даже на фоне этого великолепия тёмно-васильковое платье Финоры было словно яркая искра. Все невольно загляделись на молодую пару: кто-то с умилением, кто-то с завистью, а родители принцессы, царственные Финора и Фино — с тревогой.

— Как красива наша дочь, — шепнул король королеве.

— Что это за молокосос? — неприязненно спросила она. — Едва заявился, и сразу кинулся к принцессе. Как будто здесь мало дам пониже рангом.

— Впервые вижу этого выскочку, — признался Фино. — Сказали, что он из Хинории. Может, принёс вести от старого короля? Что, если тот расторгнул помолвку?

— Не дай Десятеро, — испугалась королева. — Смотри, по-моему, этот белобрысый что-то говорит ей на ухо. Мне это не нравится!

— Когда объявили танец, она могла не подать руки. Но почему-то приняла приглашение.

— Это всё её врождённая мягкость характера, — покачала головой Финора-средняя. — Я уверена, что у неё просто не достало решимости отказать наглецу.

— А по-моему, она вполне довольна, — заметил Фино. — Они болтают, словно знают друг друга давно.

— Даже, я бы сказала, не болтают, а воркуют. Как бы не пошли слухи. Сегодня же напишу будущему супругу Финоры, чтобы не посылал к нам этого, как его, Омирана?

— Ориона. Графа, — уточнил король. — Кстати, я не припомню такого рода среди Хинорской знати. Надо проверить по геральдической книге — уж не вымышленное ли это имя? Завтра с утра дам задание звездочёту.

— Я вне себя, — сказала королева, сохраняя на лице улыбку. — Давай прервём танец.

— Не будем создавать лишнего шума, — возразил король. — В наших силах сделать так, чтобы наглец навсегда позабыл нашу дочь.

— Ты хочешь возродить смертную казнь? — ужаснулась королева. — Как в дикой Хинории?

— Нет, конечно. Побойся Десятерых, как ты могла обо мне такое подумать? Достаточно припугнуть его. Для этого у нас достаточно средств и верных людей.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась она. — Скорей бы танец кончился, ну почему они все такие длинные?

— Восемь минут хочешь не хочешь, а отдай, — улыбнулся Фино. — Это правило ещё более железное, чем запрет выходить на улицу до совершеннолетия. Кстати, о совершеннолетии. Не пора ли нам начать подготовку? У Финоры нет ни одной фрейлины.

— Да, завтра же составим список подходящих девушек. Они все должны быть совершеннолетними, незамужними, хорошо образованными…

И королевская чета погрузилась в обсуждение, будто забыв о танцующей паре. Судьбу Финоры решали без неё.

— И снова я прошу простить меня за дерзость, — сказал граф, едва в танце началась медленная часть и музыка заиграла тише.

— Вы в своём обыкновении, — отвечала принцесса. — Улыбайтесь же, на нас смотрят. Виноватую мину прибережёте на потом.

— Вы тоже в своём обыкновении, — сказал граф с такой очаровательной улыбкой, что Финора покраснела — не то от стыда, не то от другого чувства, неведомого ей самой. — Вы прекрасны, как синяя оса, и столь же больно жалите. Да, я поступил дерзко, но нам доподлинно известно, что того самого «потом» может и не наступить. Это был единственный способ поговорить с вами без посторонних ушей.

— Говорите, у вас три минуты. Потом опять начнётся быстрый танец, — приказала Финора, разочарованная, что этот, вероятно, единственный момент, в котором она могла побыть в плену рук графа, он решил испортить очередным бессмысленным разговором.

— Этот бал худшее, что только можно было придумать, — без всяческих экивоков и книксенов заговорил Орион. — Уже этим вечером королю Хино доложат, что слухи о вашем чудесном выздоровлении самая что ни на есть правда, и он окончательно утвердится в желании сделать вас своей женой.

— Что поделать, моя хворь и выздоровление — ваших рук дело, граф, — будто поддерживая его сравнение с синей осой, ядовито отозвалась принцесса. — Пора бы вам уже принять то, что мне известно наверняка: от судьбы не уйти. А эти ваши попытки выглядят просто смешно. Дайте угадаю: у вас созрел очередной план? Знаете, не откажу себе в удовольствии его услышать и хорошенько посмеяться! — процедила она сквозь широкую улыбку, которая на протяжении всего вечера не сходила с лица и от которой нещадно сводило скулы. — Говорите!

— Упадите в обморок и притворитесь, что болезнь вернулась к вам. Тогда Хино потеряет к вам интерес, и брачный договор расторгнут, — граф Орион, очевидно, куда лучше Финоры следивший за отведёнными на разговор тремя минутами, с ходу повиновался.

— Если это шутка, то на редкость неудачная.

— Я не шучу. Это лучший способ отвадить от вас этого негодяя.

— Я не смогу обмануть лекарей!

— Сможете — просто не подпускайте их к себе. Как не подпускали в подростковом возрасте.

— Граф, вы в своём уме? Опустим то, что вы так бесцеремонно в курсе всего, что со мной происходило даже в детстве! Опустим. Вы на самом деле серьёзно предлагаете мне обмануть всех, включая моих родителей? Ни за что!

— Жаль. — На его лицо упала тень грусти, а истекающее время не предполагало возможности продолжить спор. — Тогда мне придётся убить Хино на турнире, — констатировал он так, словно гибель короля Хинории была лишь несвершившимся фактом.

— Вы так уверены в своём мастерстве? А вы не думали о том, что ОН может вас убить? — Финора не хотела, чтобы её и без того скорбную участь омрачила ещё и нелепая гибель графа.

— Я не подпущу к вам это исчадие Подземья. Даже ценой своей жизни.

— Граф, оставьте свою идею. Это безумство.

— Вы хотите замуж за Хино? — спросил он, пристально глядя ей в глаза, и принцесса чуть не пропустила положенный в этом месте поклон.

— Не хочу, — вырвалось у неё. — Я боюсь этой свадьбы, как ночного кошмара, но никогда не пойду против родительской воли. Я принцесса, если вы забыли, а титул накладывает не только права, но и обязанности. Те, о которых вы, даже наблюдая за мной много лет, понятия не имеете и иметь не можете! Не вам судить меня. И закончим этот бессмысленный разговор.

— Жаль, — повторил граф Орион, вновь не став спорить. — В таком случае последняя просьба — не просьба даже, а совет: нарушьте правило. Выйдите на улицу до совершеннолетия, чтобы взгляд дракона не пропал зря.

— И что будет? — прищурилась принцесса. — Поведайте, вы не так давно обронили, что не имеете от меня секретов!

— Я бы с радостью, да только три минуты истекли, — блеснул улыбкой граф и закружил её в стремительном вихре танца — началась финальная часть трижды-шага. Теперь было не до разговоров. Летящая мелодия, быстрый темп и словесный поединок наполнили обоих куражом, и остаток танца прошёл так энергично, что когда отзвучал последний аккорд, им все зааплодировали.

Граф отвёл свою даму к дивану, где сидели её царственные родители, отвесил им церемонный поклон и затерялся в толпе.

— Ты бледна, дочка, — заволновалась королева. — Не нужно много танцевать после болезни.

— Да, — Финора провела рукой по лбу, стирая капельки пота. — Я лучше отдохну. — Она села — точнее, упала — на соседний диван и выхватила веер.

Король сам предложил ей прохладного напитка и весело сказал:

— А мы с твоей мамой обсуждали твою будущую помолвку! Мы решили, что самое время начать набирать для тебя фрейлин.

Стакан дрогнул в руке принцессы. Она не ответила.

Прислуга смотрела на танцующих. Это не возбранялось, лишь бы не заходили без дела в зал. Ирмеф и её дочь Флира стояли в стороне от остальных служанок и вполголоса переговаривались, глядя на танцующую пару.

— Какое платье у принцессы! Сколько оборок! А как шлейф за ней летит — будто облачко синее, — на все лады восхищалась Ирмеф нарядом Финоры.

— На то она и принцесса, чтоб в шелках ходить, — сказала в ответ Флира.

— Да… Кому что на роду написано. Кому на балах плясать, а кому грязную посуду отмывать. Это платьишко синее на тебя надеть — оно бы во сто раз лучше смотрелось. К чёрным волосам синее больше идёт.

— Мама, на каждом балу я с детства слышу от тебя одно и то же. Хватит, прошу тебя. Я — не принцесса, и точка. Мне не видать балов и шелков, — с горечью сказала Флира.

— Не видать, — вздохнула Ирмеф. — А всё ж ты красивей нашей принцессы — даже служанки с этим согласились. Она хоть и принцесса, а словно коза облезлая. Никогда белый волос не обойдёт по красоте чёрный! И имя у неё грубое, даром что королевское. Фи-нора, — скривившись, словно выплюнула Ирмеф.

— Граф, похоже, так не считает, — возразила Флира. — Глядит на неё, как на картину.

— Этот нищеброд? — фыркнула Ирмеф. — Да он сам облезлый! Хороша парочка: он облезлый и она облезлая. Ей бы черноволосого кавалера, хоть не так позорно бы смотрелись эти пляски. Ты, дочка смотри: когда будешь выбирать жениха — тёмненького выбирай.

— А если мне нравятся светленькие? — процедила Флира, пристально следя за кружащейся парой.

— Кстати, насчёт светленьких, — понизила голос Ирмеф. — Завязывай свои шашни с конюхом.

— Кто тебе сказал? — дёрнулась Флира.

— Я сама не слепая.

— Тебе наврали!

— Наврали не наврали, а ты себя загубишь. Тебе с твоей красотой не конюх нужен, а принц.

— Зачем так высоко? Мне б и графа хватило, — задумчиво ответила Флира.

Королева Финора-средняя не стала выпытывать у дочери, кто с ней танцевал. После жаркого трижды-шага она затеяла разговор о фрейлинах, а потом незаметно подвела его к будущей свадьбе. Принцесса рассеянно кивала, обмахиваясь веером, а сама искала в пёстрой толпе графа Ориона. Но тщетно — он словно растаял в воздухе. «Может, дракон его унёс?» — подумала Финора.

Мать втолковывала ей о долге королевских дочерей и важности брачных союзов между правящими династиями, а Финора вспоминала серые глаза графа и его чуть насмешливый голос. Мать говорила ей одно — граф другое. «Упадите в обморок», — вспомнила Финора. Легко сказать! Под заботливыми, но строгими взглядами родителей она не способна была на притворство, любые попытки выглядели бы неуклюжими, нарочитыми, и она всего лишь выставила бы себя в глупом свете, чего принцессам не позволительно, поэтому Финора с вежливой улыбкой выслушивала слова матери и кивала.

Распорядитель объявил ригодон. К Финоре сунулся было какой-то вельможа, но королева жестом дала ему понять, что принцесса сегодня больше не танцует. В этот момент к королю подошёл военный из числа охраны, почтительно согнулся в поклоне, и Фино что-то шепнул ему на ухо.

— Будет сделано, — одними губами ответил военный и, отдав честь, удалился.

Принцесса не понимала, что это означало, но сердце её глухо забилось. Что за приказ отдал отец? Не угрожает ли опасность графу Ориону? Но выдавать свою тревогу было нельзя, и Финора пустилась в обсуждение с матерью фасона свадебного платья. Вскоре к ним присоединилась Финора-старшая, а затем — пожилая герцогиня, когда-то блиставшая при дворе, и принцессе стало совсем тоскливо. Лишь хорошее воспитание и намертво вбитый этикет заставляли её поддерживать разговор.