Финория. Взгляд дракона (гет)

Ирмеф украдкой свернула чёрную ткань, которую приготовила для похорон принцессы, и унесла к себе в сундук — авось пригодится. Ткань хорошая, новая. Можно оторвать траурную кайму и пустить отрез на платье. Нехорошо получится, если этот клочок попадётся на глаза королеве. Ну кто же мог знать, что принцесса, облезлая коза, выкарабкается?

Красные шелка, которые принцесса в припадке разодрала в клочья, лежали в этом же сундуке. Ирмеф не любила, когда пропадает добро, и за годы службы у королевы набрала порядочное количество обрезков. Когда-нибудь она нашьёт из них много платьев себе и Флире, а пока пусть лежат, авось кушать не просят.

В комнате Ирмеф стояло четыре сундука и два больших комода. Здесь было душновато из-за вечно запертого окна и густого запаха духов — королева отдавала своей горничной наполовину использованные флаконы, и служанка вовсю ими пользовалась. Солнечный свет сюда почти не проникал — Ирмеф любила полумрак и тёмно-розовые тона. Всегда задёрнутые вишнёвые шторы, ситцевые обои цвета фуксии, пурпурные полы и разномастная мебель — таково было убранство комнаты королевской горничной. Ирмеф, как и все слуги, жила на первом этаже, но королева могла в любой момент вызвать её к себе, позвонив в колокольчик на верёвке. Кроме того, у личных горничных обеих королев и принцессы имелись маленькие каморки возле комнаты госпожи — на тот случай, если понадобится долгое дежурство.

— Какая же она дурёха, — шёпотом проворчала Ирмеф, пытаясь закрыть туго набитый сундук. — Такую ткань испортила. Скорее бы уж уехала к своему муженьку — пусть он ей покажет, что почём!

— Ты про кого это, мама? — спросила Флира, впархивая в комнату.

Ирмеф вздрогнула.

— Да про кухаркину дочку, толстуху эту. А тебя что, отпустили на сегодня?

— Да, я до утра свободна. Пришла повидаться. Ой, что это такое яркое? Красные ленты? Дай мне одну, я повяжу волосы.

— Куда это ты собралась? — сварливо спросила Ирмеф.

— Посидеть с девушками на кухне у камина, посплетничать, — не моргнув глазом, ответила Флира и выхватила из сундука полоску красного шёлка с блёстками. — Ух ты, какая красота! — и тут же принялась делать себе причёску, глядя в круглое зеркальце на стене.

— Для конюха прихорашиваешься? — бросила Ирмеф.

— Не твоё дело, — процедила Флира, держа в зубах шпильку.

— Не груби матери! Я же за тебя, за дуру, беспокоюсь.

— У меня всё прекрасно.

Ирмеф оглядела дочь с ног до головы.

— Хороша ты, Флира. Слава Десятерым, не в меня пошла, а в отца. Знатный он был, из баронов. Жаль, рано помер, не успел нас с тобой увезти в свой замок. Была бы ты сейчас баронессой, и не конюхи бы за тобой ухаживали, а графья.

У Флиры отвисла челюсть, и шпилька звякнула об пол.

— Мой отец — барон? Почему ты мне об этом никогда не говорила?

— А что без толку душу бередить, — горько сказала Ирмеф и отвернулась, делая вид, что перестилает вещи в сундуке. — Я ж тебя не зря Флирой назвала — хотела, чтоб твоё имя было похоже на принцессино. Оно у тебя даже красивее. Буковки почти все те же, а звучит лучше.

— Значит, я благородных кровей?

— Да, дочка, — Ирмеф смахнула слезу. — Красота твоя, она ж не просто так. Уж какой красавец он был! Черноволосый, черноусый, взгляд — огонь! Хотел нас к себе забрать, да не успел. Могла бы ты блистать в обществе. Дрались бы за тебя. Но не сложилось… Вместо того, чтоб плясать с господами на балах, ты должна прислуживать им за столом и убирать за ними посуду.

Красивое лицо Флиры исказилось злой гримасой.

— А ты не приврала, мама? Помнится, ты раньше рассказывала, что мой отец был твой случайный приятель. Не то солдат, не то садовник — ты то так, то этак говорила.

— Клянусь Десятерыми, я не солгала тебе! — горячо воскликнула Ирмеф и растопырила пальцы.

— Когда? Тогда или сейчас?

— Сейчас, дочка, сейчас. А раньше я просто боялась открывать правду.

— Странно, — протянула Флира и присела на розовый узкий диванчик. — Если подумать, не такая уж и правда страшная. Ну, была у тебя любовь с благородным — что такого? Каждая вторая служанка может этим похвастаться. Может, ты только что сочинила это всё на ходу? С тебя станется.

— Не веришь, — осуждающе покачала головой Ирмеф и прищёлкнула языком. — Родной матери не веришь. А мать ради тебя ночей не спит — думает, как получше твою жизнь устроить, — и она вновь склонилась над сундуком.

— У меня жизнь и так неплохая — живу при дворе, гуляю с кем хочу. Совсем как ты в молодости.

— Хватит! — рявкнула Ирмеф и резко выпрямилась. — Вытаскивай из волос этот красный лоскут и слушай, что я тебе скажу. Принцессе набирают фрейлин. И твоя сейчас задача — попасть в их список.

— И как же это я, помощница на кухне, попаду в список фрейлин? — недоверчиво спросила Флира.

— Попадёшь, если будешь слушаться мать. А уж я-то знаю, за какие верёвочки подёргать! Но первым делом ты должна бросить своего белобрысого дурака. Ты где-нибудь видела фрейлину, от которой несёт конским навозом?

Флира помолчала, потом с задумчивым видом медленно вытянула из волос красную ленту.

— Сразу из посудомоек во фрейлины не прыгнешь. Для начала тебе нужно сменить работу, — вкрадчиво сказала Ирмеф и села на сундук. — Займёшь место этой дурочки Нилет.

— Да кто ж её выгонит-то? — фыркнула Флира. — Принцесса в ней души не чает.

— А это уж предоставь мне, — расплылась в улыбке Ирмеф. — Но как только Нилет вылетит из горничных — будь любезна взвешивать каждое слово, каждую улыбку, каждое движение. Будешь делать только то, что я скажу, иначе не бывать тебе в списке фрейлин.

— Мама, я не дура. Лишнего не ляпну. А что ты задумала? Расскажи, мне страсть как интересно!

— Тебе это знать не обязательно, — поджав губы, ответила мать. — И словечко «страсть» позабудь. Ты теперь должна разговаривать как фрейлина. Книжки почитай, научишься грамотной речи. Да не те, какие вы с кухарками друг от друга по карманам прячете, а настоящие, большие. Те, что господа читают. Я похлопочу, чтобы тебя в читальню пускали…

Неожиданный звон колокольчика заставил обеих вздрогнуть. Ирмеф вскочила.

— Королева зовёт. Бегу. Ну, ты меня поняла, — она подмигнула дочери, и та усмехнулась в ответ.

Ирмеф торопливо повернула ключ в ящике комода, дёрнула ящик на себя, схватила круглую чёрную пудреницу и сунула в карман передника, потом задвинула ящик и вышла из комнаты, оставив ключ торчать. Флира проводила её глазами, потом подошла к комоду и вытащила оттуда кожаный кошелёк. Быстро оглянувшись, высыпала себе на ладонь несколько золотых монет и положила кошелёк обратно. Глянула в зеркало, улыбнулась, подколола волосы поскромнее и тоже вышла.

* * *

Правящий король Фино и его отец, почтенный Фино-старший, склонились в книгохранилище над тяжёлым фолиантом. Геральдическая Книга Иэны была столь велика, что не держалась на подставке, и читать её можно было лишь положив на стол. Затейливые двухцветные гербы многочисленных иэнских стран не повторялись рисунком, лишь цвета могли быть одинаковыми сразу у нескольких гербов. Круглые, квадратные, ромбовидные, многоугольные, а также в форме животных, цветов, листьев или сложных фигур, все узоры лежали на сплошном фоне в виде щита. Чаще всего герб семейства совпадал по цветам с гербом страны, но бывали и исключения: иногда, переехав в другую страну, дворяне не желали менять цвета герба, либо такой узор в сочетании с похожей формой был уже занят.

Запомнить их все могли только летописцы и звездочёты, ибо гербов насчитывались тысячи тысяч. В Иэне не было крупных стран. Обычное их устройство выглядело так: в середине столичный город с королевским дворцом, ряд мелких деревень вокруг, за ними — широкое кольцо леса, а по краю страну обрамлял круг Эльских гор, прозванных так в честь легендарного народа, выстроившего эти горы и подарившего людям удобные и защищённые территории. Все иэнские страны были одинаково круглыми, хотя немного и различались по площади.

В горах тоже жили — но очень мало семейств. Горные замки считались труднодоступным и неудобным жилищем, и часто хозяева бросали их. Исследователь Эльских гор запросто мог встретить развалины некогда богатых замков. Случалось, там селились звездочёты-отшельники, да ещё охотники, неутомимый народ, находили там временное пристанище. Рассказывали и о жильцах пострашнее, но тут уж каждый сам выбирал, верить или нет.

В каждом горном кольце имелись туннели для сообщения между странами, но можно было перейти хребет и поверху — правда, это заняло бы неделю вместо пары часов. Пространство между горными хребтами пустовало — никому бы не пришло в голову селиться среди голых песков и камней, где нет ни капли воды. Да и слухи о Межгорье ходили разные. Лишь отважные караванщики на жёлтых вабранах не боялись путешествовать от страны к стране, развозя товар и разнося новости. Один из таких караванщиков когда-то привёз прадеду нынешнего короля Геральдическую Книгу и получил за неё столько золота, что смог осесть в одной из тёплых стран и остаток жизни посвятить написанию мемуаров.

Книгу хранили как величайшую драгоценность на дубовом столе и не подпускали к ней никого без специального разрешения, которое выдавал королевский советник. От пыли её защищало зелёное шёлковое покрывало с королевскими вензелями и золотой бахромой, а смотритель книгохранилища каждое утро и каждый вечер проверял, что фолиант лежит на месте.

И вот сейчас два короля, отец и сын, скрупулёзно выискивали среди дворянских семейств на букву «О» герб графа Ориона. Они просмотрели все возможные вариации его имени, искали даже в разделе на букву «А» — ведь на слух можно и ошибиться! — но ничего не нашли. У семейства Орион, если такое и существовало, не было герба.

— Так я и думал. Он не граф, а самозванец, — жёстко произнёс король Фино.

— Либо его настоящее имя не Орион, — добавил Фино-старший.

— Разошлю во все концы указание, чтобы арестовали его.

— Не слишком ли много церемоний ради одного юнца? В смуте он вроде не замечен, законов не нарушал.

— Он преследует мою дочь.

— Преследует? — старый король добродушно рассмеялся. — Всего лишь станцевал с ней один трижды-шаг.

— Отец, ты что, не видел, как он на неё смотрел? — вскипел Фино. — Да его за один взгляд нужно отправить на виселицу!

— Он смотрел так, как смотрят на мою внучку все молодые люди — с немым обожанием, — сказал дед Финоры.

— Не с таким уж и немым — он болтал с ней довольно оживлённо. Словно забыл, что она принцесса, а не какая-нибудь крестьянка!

— Танцы не запрещены законом.

— Отец, уж не защищаешь ли ты его?

— Нет, что ты. Поступай с ним по своему разумению, — ответил старый король. — Просто я вспомнил свои юные годы — как сам танцевал на балу и познакомился с твоей матерью. Тогда её звали Минора…

— Это совсем другое дело. Вы оба принадлежали к правящим домам, а этот выскочка взялся неизвестно откуда и возомнил о себе неизвестно что… Хотя ты прав, отец. Слишком много разговоров о том, кто их не заслуживает. Смотритель! Закрывай книгу, мы уходим из хранилища.

— Ступай, Фино, я ещё посижу здесь, — сказал старый король. — Смотритель! Подай мне Историю драконов.

* * *

— Нилет, ты сказала слугам, чтобы принесли книгу сказок? — спросила Финора, сидящая у окна.

— Да, ваше высочество, — горничная поклонилась. — Они сказали, что его величество запретил.

— Отец будет выбирать для меня чтение? — возмутилась принцесса. — Я хочу читать волшебные истории! Пусть принесут книгу!

— Слушаюсь, госпожа.

— Хотя постой. Отца не переспоришь. Лучше посиди со мной, давай поболтаем.

— Слушаюсь, госпожа.

Нилет села на скамеечку у её ног, сложила руки на коленях и улыбнулась, но улыбка её была вымученной. От Финоры это не ускользнуло.

— Что тебя беспокоит, Нилет?

— Ничего, госпожа, благодарю вас. Вы так добры.

— Ну тогда расскажи мне, что слышно? О чём говорят работницы?

— Да как всегда, госпожа: обсуждают друг дружку за спиной, сочиняют небылицы, ворчат, что мало платят… Ой.

— Ничего! — рассмеялась Финора. — Им сколько ни заплати, всё будет мало. Какие новости?

— Да никаких новостей особо. Кухаркина дочка замуж выходит. Из Химерии скоро караван должен прийти, лекарства привезут и книжки. Портниха попалась на краже ниток. А ещё мальчишка пропал…

— Какой мальчишка?

— Которого прутом высекли в общем зале. За то что на снегу драконьи следы вытаптывал. И секли-то несильно, сквозь одежду — а мальчонка всё равно голосил на весь зал. «Чтоб вы сдохли все!» — кричал. Слугу, который его держал, за руку укусил. А сегодня пропал.

— Выдрать прутом на виду у всех лишь за то, что вылепил следы? — гневно переспросила принцесса.

— Так он же традицию нарушил. Ему двенадцать лет едва исполнилось, а он на улицу выскочил — за такое ему ещё мало влетело.

— Всё равно это дурацкое наказание. И традиция дурацкая. Неудивительно, что мальчик не хочет показываться на глаза. Наверно, отсиживается дома.

— Нету у него дома, он в людской жил — помогал слугам. Все боятся, как бы не сбежал, — понизив голос, сказала Нилет и нервно потёрла локоть. — С него станется — единожды вышел, значит, и второй раз сможет. Он же теперь ничего не боится.

— Может, его родные забрали? — предположила принцесса.

— Нету у него родных, он сирота, — пояснила Нилет. — Тётушки на кухне молятся Десятерым, чтоб он всё-таки не сбежал, а помер. После такого поступка куда его теперь девать? Кто его в ученье возьмёт? Вот и выходит, что лучше ему помереть. Мог же он забиться куда-нибудь и помереть? А то ведь какой позор на всю Финорию…

— Действительно позор, — угрюмо сказала принцесса. — Его хоть искали?

— А как же, ваше высочество, с утра ищут. Найдут — голову оторвут.

— Ещё бы, — горько усмехнулась Финора. — Легко оторвать голову тому, за кого никто не вступится. Я поговорю со смотрителем. Велю, чтоб никто мальчишку пальцем больше не тронул.

— Поговорите, госпожа! — обрадовалась Нилет. — Мальчонка хоть и натворил дел, но не убил же никого. Может, одумается, раскается. Только господин смотритель сейчас в отъезде, вернётся лишь к вечеру. Договариваться со строителями поехал. Я слышала, весной ко дворцу новую башню будут пристраивать… А больше нет новостей. Вот разве что конюха выгнали. Три дня пил не просыхая, забыл напоить коней — гнедого чуть не уморил. Главный конюший так кричал на него…

— Уж есть за что, — покачала головой принцесса. — Вот бы кого выдрать-то прутьями при честном народе, чтоб неповадно напиваться было. Нилет, скажи, а ты сама когда-нибудь пила вино?

— Конечно, — чуть смутившись, ответила девушка и снова почесала локоть. — Дома-то мне родители не велели, а когда я во дворец поступила, то подружки стали угощать по праздникам. Но я много не могу выпить, всего несколько глотков. И уже после работы, а то работать не смогу. От вина всё не такое делается.

— Расскажи, — потребовала Финора.

— Голова немножко кружится, в ногах становится тепло, и всё вокруг такое яркое-яркое, и кажется, будто знаешь всё на свете. Даже будущее можешь предсказывать, как звездочёт, только без карт и раскладов. И все люди такими добрыми и хорошими кажутся… Только это быстро проходит. Через два часа словно падаешь с небес на землю. — Говоря это, Нилет забылась и начала расчёсывать себе пальцы до красноты. — Потом плохо бывает, только слабость остаётся да раздражение, и голова не работает. Каждый раз думаю: лучше бы я не пила. Но как предложат — снова трудно отказаться.

— Почему же трудно?

— Вино такое сладкое. Оно пахнет ягодами.

— Так пей ягодный сок!

— Вы правы, госпожа. Я как-то не подумала. Соку-то полны подвалы, на всех хватит.

— Нилет, что с твоими руками?

— Ой, простите, госпожа, — служанка покраснела и спрятала руки за спину. — Это от мыла, наверно.

— Отдохни сегодня. Ты же знаешь обычаи — принцесса сама должна прибирать свою комнату. А стирка — забота прачек. Вот смягчающее масло для рук, тут почти полный пузырёк.

— Благодарю, ваше высочество, вы очень добры, — Нилет, вскочив, приняла подарок, поклонилась и убежала в свою каморку.

А Финора прошлась по комнате, смахнула пером пыль с канделябров и села читать скучную книгу по истории Иэны. Читала медленно и через силу. Здесь не было ничего из того, чего требовала её душа. Та волшебная книга была ей словно другом, лесные приключения выдуманных героев как будто связывали принцессу с графом Орионом — ведь она читала именно её, когда они познакомились, да и герой одной из сказок походил на него. Теперь же она была разлучена не только с графом, но и с книгой.

* * *

Тхион, стиснув зубы, карабкался по крутому склону вверх. Ещё немножко, и он взберётся на площадку — там можно будет хотя бы передохнуть. О том, что делать дальше, он старался не думать.

Слёзы давно высохли. Тому слуге, что сёк его прутом, он когда-нибудь обязательно отомстит, а заодно и смотрителю, который обвиняет людей в том, чего они не делали. Тхион никогда не нарушал традицию! Свято веря в Десятерых и легендарный народ Эль, он даже в страшном сне не осмелился бы покинуть стены дома — сначала маленькой хижины своих воспитателей, а потом гостеприимного дворца, где его приютили и дали работу. С самых юных лет он усвоил, что нет худшего проступка, чем до двадцати пяти лет выйти на улицу, и он даже не задумывался о такой возможности… До вчерашнего дня.

Когда его грубо схватили за шиворот и поволокли в общий зал, заменявший двор, Тхион сначала даже не отбивался. Только спросил: «Куда вы меня тащите?» — «Не прикидывайся дураком, сам знаешь», — ответил здоровенный работник и так его дёрнул, что отодрал воротник.

А потом было короткое судилище, где взрослые мрачные мужики обвинили его в шалостях на улице. «Но я же никуда не выходил! — крикнул Тхион. — Да, этого никто не может подтвердить, но я весь вечер был во дворце. Честное слово!» Он сразу понял, что сказал лишнее. «Ага, значит, подтвердить никто не может! — обрадовался смотритель по этажу. — Это говорит о том, что ты врёшь. Кроме тебя, некому было вылепить на снегу драконьи следы. Все остальные слуги хлопотали на празднике. Один ты бездельничал».

«Не делал я этого!» — крикнул Тхион, понимая, что спорить бесполезно. По правде говоря, весь бал он просидел в чуланчике — там были свалены вёдра, тряпки, метёлки и прочие вещи для уборки, и там бы никому не пришло в голову его искать. Случайным образом Тхион выяснил, что оттуда прекрасно слышно музыку из бального зала. Когда её ещё послушаешь-то? Вот мальчишка и взял обыкновение прятаться там во время балов. Выдавать своё убежище он не хотел, да это и не помогло бы. Уж если эти люди решили повесить на него обвинение, они это сделают. Но не молчать же, покорно склонив голову! Вот он и огрызнулся.

«Довольно болтовни, — сказал смотритель. — Всыпьте ему, и пусть в следующий раз трижды подумает, прежде чем нарушать традицию». И Тхиону всыпали.

Во дворце ему и раньше влетало — то белобрысый конюх со зла оплеуху отвесит, то подметальщица метлой по спине огреет — за то что по чистому полу пробежал, а пару раз и прутьями попадало — за воровство сладостей с королевской кухни. Но это было всегда за дело, и он не обижался. Сейчас же было всё иначе. Его наказали за то, чего он не делал, и теперь все во дворце будут смотреть на него косо. И не просто наказали, а устроили представление на виду у всех, как будто он разбойник какой.

К боли ему было не привыкать — мальчишке-беспризорнику всякое приходилось испытывать на своём коротком веку. Да и били-то больше для виду — он это сразу почувствовал. А вот обида была больней в сотню раз, и после первого же удара Тхион извернулся и вонзил зубы в грязную волосатую руку, держащую его за плечо. Слуга, не ожидавший сопротивления, взвыл и заругался. Тхион успел двинуть ему ногой под колено, прежде чем подоспели другие слуги. «Ах ты сопляк, — прошипел укушенный. — не хочешь по-хорошему? Всыпьте ему по полной!»

Тогда-то Тхион и дал главную в своей жизни клятву. Нет, он поклялся не отомстить этим большим дуракам — это и так успеется. Он поклялся, что станет сильным и овладеет искусством боя, чтобы никто никогда больше не смог его безнаказанно ударить. Эта клятва дала ему силы не разреветься на виду у зевак, она надоумила его взять с собой побольше еды и тёплую одежду, и она же согревала его долгие часы, когда он трясся в чьей-то грузовой повозке, куда пролез тайком. От слуг во дворце он услыхал, что она поедет в сторону гор, и сразу понял, что ему делать.

Мальчик уцепился побелевшими от холода пальцами за уступ и подтянулся. Упёрся ногой в торчащий камень. Протянул руку вперёд, ухватился за корень, ещё подтянулся, лёг на уступ, закинул ногу и наконец-то залез. Встал, осмотрелся. И внезапно осознал, что натворил. Он был совершенно один посреди снежных гор.