Создания холода и света (джен)

Никто не скажет теперь, какие то были годы и сколько они длились. Мир был другим. Многие животные говорили с людьми на одном языке, а люди, песней ли, словом ли громким, а то и желаньем, сам мир могли волей своей подчинять. Горы населяли великаны и тролли, и феи звенящими голосами болтали с цветами, скрываясь от глаз людских, и ангелы спускались с Небес, и демоны поднимались из Ада, и глас Всевышнего был слышен, точно наяву — но шептал в ночи и голос Дьявола.

Каждый год тогда подобен был эпохе, и тысячи чудес происходили в день, и тысячи героев появлялись, тысячи колдунов жили в городах и сёлах, а верованья не отличались от реальности, где Бог и Дьявол открыто соперничали за человеческие души. В те далёкие от нас времена жили на свете двое: Кай и Герда. История та, впрочем, известна всем.

Множество миров зрит Всевышний. Если в одном из них история пошла известным путём, то в ином — остановилась, замерла, точно безумец, готовый шагнуть в пропасть. Во времена те сказочные Дьявол, будучи затейником, выдумал Зеркало, и Зеркало то задумано было отражать все пороки, увеличивая всё плохое, будь то даже сущая мелочь, в тысячу раз. Задумано — но исполнено ль?

Холодное безразличие, пустое разочарованье, чтоб всё прекрасное разрушить и затмить, пусть и с трудом, но Дьявол отыскал. И сами чудеса в таком зеркале растворялись, исчезали, становились пустотой. Довольно глядел Дьявол в то зеркало — ни себя в нём он не видел, ни ангела, что со спины следил. А теперь, согласно плану Дьявола, нужно было найти что-то чёрное-пречёрное, самую суть порока, смешать её со льдом безразличья, отполировать — и Зеркало готово! К счастью, ангел ускользнул от увлёкшегося Дьявола, довольно перебирающего пороки, и Богу доложил.

Нахмурился Бог — лишь на секунду. Сказал он ангелу:

— Ужель ты сомневаешься, что творенье Дьявола, каким бы страшным ни смотрелось, может идти супротив моей воли? Дьявол — моё создание; всякое его деяние известно мне; всякое его дело, в конце концов, пойдёт во благо. Зеркало то будет испытанием для человека — не иначе!

Но взмолился ангел, чтобы смягчил Всевышний испытание — ведь редкий человек не станет чёрен душой, если будет вместо прекрасного мира видеть извращённое отраженье! Кивнул тогда Всевышний. Каждый ангел — это сама мысль Бога (и Дьявол — те его мысли, что должны испытывать смертных, отринув жалость и преисполнившись порока). Прислушался Бог к ангелу — и легонечко подул.

Тёплое его дыхание, ниспадая с высоты Небес, остыло и сделалось подобно самой ледяной из стуж. Много той стужи осталось в смертном мире, породив ту, кого назовут Снежной Королевой, ну а частица пронеслась сквозь весь Ад прямиком к большущему котлу, в котором Дьявол, радостно хихикая, в нечто жуткое смешивал пороки. В мгновение котёл остыл, ледышкой обратился, а зеркало покрылось инеем.

Дьявол озадаченно чихнул, разжёг погасшее было пламя заново, растопил пороки, и торопливо, пока Бог ещё чего-нибудь не выдумал, бросил зеркало в то варево. Три дня и три ночи напитывалось зеркало пороками человеческими! А потом достал его Дьявол и посмотрел на себя. И что же он увидел? Ничего! В гневе выплеснул котёл и бросил зеркало так сильно, что то пролетело весь Ад, смертный мир и ударилось о врата Рая, разбившись на мириад частиц. Ледяной ветер, подвластный Снежной Королеве, те частицы подхватил, и никто, кроме Бога, не знал ещё, что это были за осколки и что отразят в себе.

Где-то в бесконечной дали что от Ада, что от Рая — в мире земном! — разлетелись осколки Зеркала, что холодней космических пустот. Были то большие осколки и малые, от крупинок и до огромных стёкол, что впору вставлять в королевские зеркала. И были те зеркала самыми обычными на вид — и посмотревший в них видел лишь реальность в полном своём «великолепии». Все пороки и недостатки, все ошибки и уродства, все мерзости и слабости — всё, что люди предпочитают не замечать и обходить стороной — теперь бросалось им в глаза наравне с достоинствами и красотами. Ледяное дыхание Всевышнего выморозило всякий порок и скверну, обратило их в холодное, спокойное подобие себя, демонстрирующее, но не преувеличивающее, сталкивающее, но не ужасающее; и если человек был силён духом, то мог принять увиденное, исправить исправимое, ну а если же слаб…

Было у Зеркала и иное свойство. Сотворённое из безразличия, льда и разочарованья, оно заставляло всякое Чудо исчезать, зато в самых глупых вещах — наподобие снегопада или математических дробей! — видеть чудеса и смысл. В те дни по миру прошлась великая метель, и Снежная Королева холодно смеялась, летя в её центре, — единственное чудо, Зеркалу неподвластное совсем.

Это был конец сказки. Это было завершение эпохи. В ледяных осколках отражался сам мир — и скрывался Ад, скрывался Рай, и ангелы, чудо Господне, видимы быть перестали, и сердца людей, в которые попали льдинки, черствели, а всякое волшебство и сказка вокруг них — выцветали, исчезали навсегда! С тех пор растворились в золотой пыльце феи, прекратили петь цветы и звери говорить, а волшебницы и маги прятались от глаз людских, чтоб их волшебство не пропадало, как мираж. И только Снежная Королева могла показываться глазам людским, катаясь на больших санях зимой да раскрашивая окна чудными узорами.

Странным летом, когда средь белого дня прошла ужасная метель, Кай и Герда заворожённо смотрели в окно на падающий и тут же тающий снег, слушали непрерывную капель — как слёзы по чему-то светлому и вечному! — и горевали о розах. Метель застигла их у Герды дома, и выбраться, чтобы хотя бы накрыть чем-то бедные розы, спасти их от нежданной непогоды, было нельзя. Стоило Каю приоткрыть окошко мансарды, как ветер тут же захлопнул его обратно, да так сильно, то стекло не разбилось только чудом!

— Ай! — воскликнул тогда Кай. — Что-то попало мне в глаз и в сердце что-то кольнуло!

Но тщетно искал он принесённую ветром соринку — в него попали осколки дьявольского Зеркала. Боль в глазу и сердце быстро прошли, а вот осколки в них остались.

Прошла метель. Розы, на удивление, выжили и даже ярче расцвели, будто и впрямь политые чьими-то слезами. Вместе ухаживали за ними Кай и Герда, и девочка не могла нарадоваться, каким заботливым стал Кай, как быстро находит ростки сорняков, как вовремя поливает розы, как любуется их цветками, что-то шепча. Не знала она, что всякий недостаток теперь был ему напоказ, а шептал Кай, вглядываясь в розы: «Не то, не то, не то!» — а потом убегал перечитывать старый учебник по арифметике, который Герде казался сложной чушью. Кая же теперь завораживал пляс цифр, а на каждой страничке он пририсовал то, что искал, но не находил в цветах — снежинки!

Зато зимой он только и делал, что разглядывал снежинки под увеличительным стеклом, а потом ещё и пытался перерисовать их узоры на бедный старенький учебник! Он пытался описать Герде, как же прекрасен снег, но она никак не могла взять в толк, что такого в глупых тающих снежинках! Обиженный непониманием, Кай отправлялся на городскую площадь кататься на санях. Самые смелые из детей даже привязывали свои санки к крестьянским саням и порой уезжали очень далеко!

В тот день Кай первым заметил большие сани, покрашенные в белый, — немедля привязал к ним свои саночки! Одетый в белую же шубу и шапку человек на санях обернулся и одобрительно ему улыбнулся. Пару кругов дали большие сани по площади, а потом свернули в переулок. Кай порывался было отвязать санки, но человек в белом поворачивался и улыбался — похоже, ему тоже нравилось его катать! Неожиданно сани вывернули прямо в городские ворота, повалил снег, поднялся ветер. Кай отвязал, отпустил верёвку, но санки продолжали ехать за большими санями, будто примороженные!

Долго ли, коротко ли — остановились сани в бескрайнем поле, стих ветер, а снег обратился снежными птицами, разлетевшимися по округе. Обернулся к дрожащему от холода Каю человек в белом, и оказалась то сама Снежная Королева.

— Славно проехались! — улыбнулась она, и в тот же миг показалась Каю самым прекрасным ангелом, какого только представить можно. — Но ты совсем замёрз — полезай ко мне в шубу!

Посадила она Кая в свои сани, завернула в шубу — точно в сугроб укутала!

— Всё ещё мёрзнешь? — покачала она головой и поцеловала его в лоб.

Ух! Поцелуй её был холоднее льда. Холод этот пропитал всего Кая, и сердце его, и так обледенелое от осколка зеркала внутри, окончательно замёрзло. Мгновенье Каю казалось, что он вот-вот умрёт… но холод отступил, стал чем-то обыденным, привычным — даже дрожать он перестал.

И сани Снежной Королевы заскользили снова, и Кай любовался ею и рассказывал, что знает четыре действия арифметики, да ещё и с дробями, помнит, сколько всего стран, сколько в каждой человек и квадратных миль, а ещё — как прекрасны снежинки и как жаль, что они все тают по весне! Улыбалась она ему в ответ и кивала, отвечала:

— Мы поедем с тобой в те края, где снег никогда не тает. Я покажу тебе мой ледяной дворец; там ты будешь жить.

Завыли вновь ветра (теперь их вой казался Каю прекраснейшей и песен!), взвились в воздух сани и понеслись прямиком на северный полюс. Долгую же дорогу нужно было им лететь! Ночами сказывала Снежная Королева о математической гармонии снега, холода и льда, а днями Кай спал на санях у её ног, и бледные, ледяные руки придерживали его, чтобы не свалился вниз.

Что же Герда? Увы, ничего: она лишь вызнала у мальчишек на площади, что Кай уцепился за большие белые сани и уехал прочь. И не отвечало ей ни солнце, ни ветер, ни ласточки — исчезли чудеса. В конце концов, она поверила, что Кай и вправду умер, а многие годы спустя образ маленького друга окончательно выветрился из головы. Герда вышла замуж за полноватого булочника, и было у неё четверо детей, один другого красивее; жила она долго, счастливо и умерла с мужем своим в один день.

В далёкой ледяной пустоши, недоступной взгляду простых людей, стояли чертоги Снежной Королевы. Закутавшиеся в вечные снега, овеянные буйными ветрами, освещённые северными сияниями, они были пустынны, но по-своему прекрасны; Кай же считал их лучшими на свете! В чертогах этих был огромный зал, а в нём — озеро, скованное льдом столь гладким и чистым, что лучшего зеркала во всём свете белом было не сыскать! В центре озера стоял трон Снежной Королевы. От зимних трудов отдыхала на нём Королева, рассматривая северное сияние в своё зеркало, а ещё — звёзды, что за ним, и весь бесконечный космос. В те времена не было ещё телескопов, но зеркало было в тысячи раз лучше каждого из них, и холодные просторы космоса заморозили бы любого глупца насмерть, осмелься он взглянуть…

Не Кая. Поцелованный Снежной Королевой, закованный в лёд снаружи и внутри, он вместе с ней смотрел в глубины вселенной, и объясняла она, как движутся далёкие светила, а потом улетала метели и бураны провожать. Кай же оставался играть с льдинками на краю озера. Льдинки те нужно было складывать по определённым правилам, и каждый раз Королева рассказывала ему новые правила, а порой правила, по которым нужно сочинить правила самому! Давала она ему задание сложить из льдинок то-то или то-то, и всякий раз не получалось у Кая, как он ни старался. Замирал тогда Кай, точно ледяная статуя, и северное сияние отражалось в его глазах-льдинках, а в голове крутились цифры, знаки и сложные математические символы!

Тянулись годы. Всё более и более своим становился бывший человек в тех ледяных краях. Тело его окончательно обратилось льдом того же рода, что и плоть самой Снежной Королевы — не тающая под самым сильным жаром, прочная и гибкая. В озёрном зеркале Кая понимал теперь не меньше, чем его наставница, и вместе они говорили о движениях звёзд, предсказывали прилёты комет, затменья Солнца и Луны. Холодная мудрость проникала в разум Кая, осознавал он, что Снежная Королева не задавала ему разрешимых загадок, стал доказывать ей, что задание невыполнимо. Улыбалась она, потому что то и был правильный ответ. Улыбалась — и давала следующую ледяную формулу, которую нужно было понять и объяснить.

Незаметно годы превращались в десятилетия, но Кай не рос, оставаясь всё таким же мальчиком изо льда. После первого же доказательства неразрешимости начала отпускать Кая Снежная Королева куда пожелает только его душа; но душе его было хорошо и здесь. Иногда он всё же выбирался из дворца и странствовал по белым пустошам, порой становился на льдину, доплывал до берегов Евразии, добирался до границы снегов, издали смотрел на людей, а те удивлялись столь красивой ледяной скульптуре, не решаясь подойти поближе.

Десятилетия складывались в века. В зеркальном льде отыскал Кай спутник Юпитера — Европу. На холодной, заснеженной Европе нашлось такое же зеркало, как у Снежной Королевы; должно быть, там была своя Королева, европейская, но Кай так и не смог её найти. Зато в отражении того зеркала можно было увидеть саму Землю! Так Кай мог наблюдать за людьми, за жаркими, неприятными ему краями, за морями, которых не касался лёд, за зеленью лесов и за огнём костров.

Забыто было время сказок, и созерцал Кай, как моря рассекают металлические корабли, как тянутся линии электропередач, как яркими созвездиями горят ночные города, похожие на муравейники. Не раз и не два смелые экспедиции пытались попасть на северный полюс, и каждый раз, обманутые Снежной Королевой, находили лишь безымянную точку в Северном Ледовитом океане, а не остров, спрятанный её холодным волшебством. Несколько раз Кай вместе с Королевой летали на Южный Полюс и гуляли по тамошним снегам.

Века обращались в тысячелетия. Сколь ни волновались раньше люди по поводу глобального потепления, природа взяла своё, и медленно, неизбежно наступал ледниковый период. Океаны покрывались льдом. Жизнь отступала от морозов и ветров, ужималась вдоль экватора, и сама Снежная Королева, уже старушка, улыбнулась в последний раз Каю, даровала ему напоследок власть над снегами и ветрами да отправилась на Небеса. Так на Земле остался последний осколок эпохи чудес.

А что же Кай? Горевал ли он? Кай уже обговорил с Королевой всё, что только можно было обговорить, вместе решили они самые сложные задачи математики, вместе наблюдали за медленным развитием людей. Они понимали друг друга с полуслова, с полумысли, проведённые вместе века сделали их самыми близкими созданиями на Земле. Кай знал, что она уйдёт, и со спокойной, холодной мудростью замёрзшего сердца пережил уход. По привычке обращался он к ней, решая ледяные задачи или созерцая космические бездны в озёрный телескоп, сам себе же отвечал — и казалось ему порой, что Снежная Королева всё ещё здесь, наблюдает, поёт холодными ветрами; конечно же, ветрами подпевал он сам…

Однажды спокойное, медитативное наблюдение за космосом окончательно надоело Каю. К сожалению, на Земле наблюдать осталось мало что: холодные, ныне подвластные ему просторы давно приелись, узкая полоска жизни стала скудной и однообразной, а люди… люди казались теперь чуждыми и странными. Увлёкшиеся «технологиями», лишённые последней толики чудес, они всё время что-то делали, строили, меняли, как в обществе, так и в самих себе…

Дети огня — так называл их Кай. Он был холодным созерцателем, с удовлетворением решающим безличные задачи, спокойным наблюдателем за угасанием вселенной, а его сила, волшебство — символом, что тепловая смерть вселенной — не конец. Они были его противоположностью.

Их тела — живые костры, бесконечно запасающие и расходующие энергию горения, сама их цивилизация — один большой костёр, направляющий энергию распада во множество русел, сжигая почём зря… Даже сейчас, когда не осталось ни нефти, ни газа, ни угля, вместо энергии ветра и солнца, столь близких Каю, они окончательно переключились на жар распадающихся ядер, атомный костёр. Так и не научившись использовать энергию соединения, они поджигали даже тот «элемент», что обычно не горит в их топках, превращая его в другой, вполне горящий. Однажды (какие-то десятки тысяч лет — пылинка на просторах вечности!) и этот источник оскудеет — что будут делать дети пламени тогда?

И тут он вспомнил, что некогда был таким же. Он был человеком! Когда-то непередаваемо давно, так, что в памяти уже померкло, он был ребёнком, что играл среди других людей. Он вспомнил Герду, вспомнил старую бабушку, её сказки перед сном, вспомнил цветы… вот только названья их из головы уж ушли. Ему было проще вспомнить решения сложнейших из загадок, чем то, в каких цветах высматривал снежные узоры долгие века назад. Что-то красное, не так ли? И метель — белое на красном?

Вздохнул тогда Кай, выбросил из головы обрывки памяти о прошлом, но факт этого прошлого забывать не пожелал. В нём проснулось позабытое уже чувство искреннего, как сверканье снега в солнечных лучах, любопытства — захотелось вдруг посмотреть, как жили люди. Какие они? О, колдовское зеркало различало каждую пылинку — только не обращал на человечество вниманья Кай, разве что взгляды бросал на его творения, игнорируя самих людей огня.

Было интересно, каким стал его бывший род. Оторвался Кай от зеркала, размял затвердевшие ледовые суставы, облачился в снежную шубу, сел на белые сани и устремился в небеса. И северные ветра сопровождали его путь, и тучи скрывали от редких глаз с орбиты, и бураны, точно мантия, стелились следом! Над замёрзшим океаном пролетел Кай, наслаждаясь порывами ветров. Понял он теперь, почему так любила летать Снежная Королева, что потеряла она, когда нельзя было уже скрываться в непогоде от спутников людских.

В обледенелых руинах мегаполиса, некогда объединившего Европу, сошёл с саней Кай. Не скрывался он от глаз небесных — те одинокие спутники, что ещё остались, направлены были на живые города. Даже немного жаль: раньше спутники постоянно пели друг другу и Земле на языках длинного, невидимого света порой прекрасные, порой забавные мелодии. По тем песням, сливающимся в щекочущий уши фон, Снежная Королева любила гадать, что именно видят эти механические звери, о чём докладывают своим хозяевам, не станут ли однажды так умны, как сами люди, не обретут ли душу… Могли ли душу обрести после конца эпохи сказок? И Королева, и Кай, вслушиваясь в переливчатые песни, были уверены, что да — если Всевышний сам не против будет.

Вслушиваясь в шептанье спутников, чувствуя покалывание звёздного света и ощущая вибрацию земной коры, ступал Кай по заснеженным городам. Древнее волшебство Снежной Королевы, дыханье самого Творца, делало ветра его глазами, а снег — тёплой глиной в невидимых руках. И ветра затихали подле Кая, и небо было над ним всегда чисто, и снег услужливо принимал обличье ледяных ступеней и мостов. Многое могло то волшебство: касание ветров, хлада и сиянья севера к забытым вещам будто бы подсказывало, зачем они нужны. К сожалению, Кай не мог понять слишком многого — не одна эпоха пролегла меж зимней властью и новым человечеством.

По пустым квартирам блуждал Кай, срывая запертые двери ураганным ветром. Он разглядывал забавные туалеты горожан, удивлялся элегантным раковинам и ваннам, замирал, приложив ухо к трубам — их холод немедля рассказывал, как далеко простираются конструкции, как они сложны, как забавно мышление людей и как оно рационально… Чудесные зеркала Кай очищал от наледи и часами разглядывал в них себя, а порой срывал со стен, выносил на улицу, взирал на далёкие просторы космоса, осознав, наконец, что сила Снежной Королевы — это не только холод, но и свет, и любое зеркало, достаточно для того хорошее, могло отразить ему невиданные дали. Тот самый свет, которым перешёптывались спутники, тот самый, что видели его глаза, что ощущало всё его тело, что переливался северным сиянием во дворце, что соединял меж собою мелкие частицы в большие вещи… Тот самый свет, которым люди научились управлять как подлинные мастера.

В давно забытых городах находил Кай устройства, управляющие светом с помощью света же. Они были давно мертвы, и всё волшебство Кая не могло не то что оживить — даже донести их подлинный смысл не могло! Но он понимал, как далеко ушло человечество, как искусно научилось песни света в механизмы заключать, воспроизводить, соединять, писать ими буквы, рисовать картинки, точно невидимым пером… На дни и недели замирал Кай перед очередным устройством, решая в уме задачи уравнения, по которым оно могло бы работать, звёзды подмигивали ему с небес, и снег обращался причудливыми птицами, чтобы развлечь его чудным пением, пока пальцы ловко разбирали тонкие механизмы.

Долгим и увлекательным было то путешествие Кая. Ему казалось, что вернулось детство, те давние годы, когда он впервые столкнулся с ледяными задачами, когда Снежная Королева казалась загадочной и чудесной, а не понятной и родной, а её дворец был прекрасен и чарующ, а не привычен и удобен. Завораживающими и таинственными были теперь брошенные города — задачи же дарило человечество, и не на все Кай был способен дать ответ.

Несколько раз он чувствовал, как его заметили, как летающие механизмы, тихо стрекоча, провожают его долгими взглядами. Порой он кутался от них в плотные метели и бураны, а порой отмахивался ураганными ветрами или заключал в ледяной покров, чтобы попробовать изучить, понять, раскрыть их тайны… Он не боялся. У человечества было много пламени в подчиненьи, вот только планета принадлежала вечной стуже, а скрываться от людей, как Господь велел в конце концов Снежной Королеве, наказа Каю не было. Он был свободен и скорее не хотел говорить с людьми прямо. Он о многом хотел бы их спросить — но это разрушило бы чары, помешало бы разгадывать загадки самому! И даже тайны, которые Каю не было под силу разрешить — как много же их было! — лишь будоражили воображенье, погружая в фантазии о былом, о человечестве, что жило здесь, жило в тепле, в шумах, светах, такое яркое, такое странное, далёкое, прекрасное, былое…

Она нашла его несколько неожиданно, заставив даже вздрогнуть ледяным телом, взвихриться ветром снег. На певучем языке обратилась она к нему, отвлекая от очередной головоломки. Он обернулся и увидел девушку в странно лёгкой одежде. Голову её даже не прикрывала шапка — как она ещё жива? Кай немедленно успокоил ветра и выгнал лютый мороз подальше из разрушенного, открытого снегам магазина. Встретился взглядом с холодными серыми глазами незнакомки.

— Я не понимаю тебя, — сказал он. — Я не понимаю современные языки.

— Это старонемецкий? — неожиданно понятно спросила она. — Кто создал тебя… — и добавила в конце непонятное слово, о коем волшебство сказало лишь, что это — некий механизм.

— Меня никто не создавал, — одними губами улыбнулся Кай ей, и улыбка его была подобна улыбке Снежной Королевы. — Моё имя — Кай. Как зовут тебя, дева, что ищешь в этих краях? Здесь не место для людей.

— Я не человек. Ищу — тебя, — коротко ответила она, улыбку отзеркалив. — Я Роза, должно быть, обо мне ты слышал.

— Роза! — вскрикнул Кай. — Конечно — так их звали: розы… — в тот же миг снег в его руках сложился в прекраснейшую розу, которую вручил он странной гостье, с удивлением принявшей тот дар. — Как я могу благодарить тебя? Давно забыл названье тех цветов — спасибо, что напомнила мне их!

— Твой создатель был страннее, чем казалось, — задумчиво ответила она. — Я — Роза, Управитель Юга, последняя из Четырёх, Хранитель солнца и рассвета; ты вправду обо мне не знаешь?

— Давно не посещал людей, — только и сказал на это Кай. — Тебе не холодно, не замерзаешь здесь?

Она смерила его долгим взглядом. Потом выразительно посмотрела на розу в своих руках. Вновь перевела на него взгляд, точно эта пантомима должна была что-то сказать.

— Ты не человек, что скрыт так искусно! Кто ты, механизм? Как сделал эту розу? Не так давно я обратила внимание на север, на странности погоды. Я посылала механических разведчиков, но замораживал их ты; я следила с неба, но тучи и снега прятали тебя. Мне очень интересно! Я отправилась сюда… — она запнулась, точно не могла сказать. — Не знаю, как это на старонемецком. Я не здесь, но смотрю чрез это тело. Кто ты, как сделал эту розу, как погодой управляешь, Кай?

— Не здесь? — прищурился Кай, в пространство света погружаясь. И тут же заметил незримые лучи меж головой Розы и чем-то не так уж далеко… сани? Сани с винтом, какие он порой уже встречал — на санях была еда, были устройства, соединяющие их с чем-то ещё дальше… Кай устремился вслед за ветром и нашёл парящее устройство, а затем ещё одно, и ещё, ещё! Устройства парили цепочкой, песнь друг другу передавая. — Ты… песня? Ты — песня света? — конечно же! Кай осознал, что её голова была слишком холодна для человека — в отличие от тела. И тихое жужжание внутри головы — от механизмов, подобных тому, что держит он в руке. Миниатюрные винты гоняли ветер, который касался разгорячённого устройства, греющего само себя. Но тело — тело её было настоящим, человеческим… иль нет? Кай рассмеялся. — Живая кукла, которой правит песня света?

— Я не кукла — кукловод, — кивнула Роза. — Ты понял, как я здесь — но как здесь ты?

— Я Кай, Принц Холода и Света, — улыбнулся он. — Север — мой дом, мои владенья, где властен я над каждым ветром и снежинкой. Я изучаю творения людей. Прости, что разведчиков твоих морозил и сбивал — одиночество мне больше по душе.

— У меня есть к тебе просьба, Кай, — молвила она. — Не мог бы ты показать, что умеешь?

— Это и есть просьба? — рассмеялся он.

— Что ты! Мне просто хочется понять, можешь ли ты помочь, — серьёзно объяснила Роза. — Тебя назвали в честь героя сказки?

— Сказки? — с удивлением переспросил. — Я знаю много сказок, но ни одной, где участвовал бы Кай. О чём та сказка? Пойдём, я покажу тебе всю красоту зимы!

И она рассказала. А он показал.

По опустошённому городу шли они, и волшебство охватывало брошенные здания льдом, обращало в прекрасные замки и дворцы. Облака расступились над ними, яркий звёздный свет отражался от идеального зеркала улиц, и скользили они вдвоём на волшебных же коньках из тёплого, но нетающего льда. А ветер прекратил завывать и перебирал кружащиеся там и тут льдинки, перезванивался ими, рождая сложнейшую симфонию, не предназначенную для человеческого слуха. Симфонию, которую Роза поняла и оценила.

О Зеркале рассказывала она — о Зеркале, что отражало лишь плохое. О Кае и Герде, о розах, об осколках Зеркала, о Снежной Королеве и о том, как унесла она Кая в далёкую страну Лапландию, что на северном полюсе. О Герде, ищущей его, о долгом её пути и обо всех, кто мешал ей и помогал. О задании, что дала Каю Снежная Королева и о том, как ворвалась Герда в её обитель, как растопила сердце Кая и как вернулись они домой, повзрослевшие, но счастливые.

Рассмеялся Кай. Двояким был тот смех: не то весёлым, не то грустным, будто сам лёд звенел — радостно и чисто, но хрустально-грустно вместе с тем.

— Позволь, я расскажу тебе настоящую историю, — молвил наконец.

И поведал Кай, что говорила ему ещё Снежная Королева. О том, как разрушились планы Дьявола, о том, что Зеркало должно было испытаньем стать — и о том, как испытаньем оно стало, даже более серьёзным, чем можно было вообразить. Испытаньем самой веры, лишённой поддержки всяческих чудес. Рассказал он, как с великой метелью пронеслась по миру Снежная Королева, и как Зеркала осколки закончили эпоху сказок, а человек — человек стал подлинно свободным, сам стал выбирать свой путь.

— И этот путь был прекрасен, — улыбался Кай. — Будучи со Снежной Королевой, последним чудом, покончившим с каждым прочим волшебством — я не видел. Но сейчас, когда Королева ушла, оставив свою власть в наследство, я вижу, что человечество прошло прекрасный и удивительный путь, решило не меньше загадок, чем я — загадок иных, практических, по-своему красивых…

Неожиданно грустно качнула тогда головой Роза. И рассказала, что тяготило её, рассказала, как миновал рассвет и расцвет человечества, как настала эпоха долгого застоя. И по мере рассказа учила Роза Кая новому языку, объясняла, что изобрели люди и что с ними произошло. Об истории древних племён повествовала она, о материалистическом подходе к истории, о науке и научной хронологии, о том, как видело человечество, лишённое чудес, свой прошлый путь. О том, что было после. Об открытии континентов, о развитии наук, о бесконечных войнах, о том, как приручили силу пламени, как задымили тысячи заводов, как исчезали короли, как изменялся строй и проходили мировые войны.

Подробно рассказывала Роза, а Кай был лучшим из слушателей, внимательным, в меру молчаливым, вовремя спрашивающим то, что непонятно. На больших аэросанях Розы ехали они, и рассказ тот прерывался лишь на еду, и пологая снежная дорога ткалась перед ними, а ледяные цветы являлись на обочине.

Девятнадцатый и двадцатый век оставили за бортами саней они. Космос оставался недосягаемым — слишком дорогой, мало кому нужный, он был лишь несбыточной мечтой. Улучшались информационные технологии — но и у них был предел, который однажды был преодолён. Сильный искусственный интеллект — изобретён, но никаких революций это не произвело. Плотной сетью интернета спутники окутали земной шар. Много войн ещё прошло, но пал национализм, исчезли границы, а человечество жило и жило. Воздвигались величественные подводные города и высочайшие небоскрёбы, по обломкам которых ехали теперь, наука всё слабее двигала горизонты достижимого, но развивались биотехнологии — а люди оставались всё такими же.

Такими же? О нет! Всё больше и больше люди полагались на ИИ. Всё глупее и глупее становились. Не все, отнюдь не все — но массы, и не замечен был вовремя негативный отбор по интеллекту. Роза не стала объяснять, как несколько глобальных проектов, чьё взаимодействие не было вовремя предсказано, ускорило и усугубило ледниковый период, что наступал в связи со временным снижением солнечной активности. Она лишь предложила Каю погадать, и тот улыбнулся новой загадке, впервые — не найденной самим, но и не королевским даром.

О том, как умнейшие из людей посвятили всех себя решению вопроса, рассказывала Роза. О том, как не нашли решения и как создали лучшие из ИИ, какие возможны были. О том, как ледники начали своё безудержное шествие, как умнейшие погибли от гнева глупейших — и о власти Четырёх Управителей. О том, как власть эта рушилась, будто карточный домик, о том, как переселялись люди, погружённые больше в виртуальный мир — в попытке спрятаться от реальности.

О добровольной смерти трёх из Четырёх рассказала Роза, о переходе на замкнутый ядерный топливный цикл, об осколке некогда покрывавшего весь мир города, что живёт теперь на экваторе, обогреваемый энергией бесчисленных реакторов. О людях, прячущихся в виртуальности и глупеющих, глупеющих, глупеющих — и об Управителе, не имеющем власти это изменить. И розы, расцветающие было на их пути, со звоном распадались на кусочки, и горестно завывали ветра, и снежные дворцы исчезали, оставляя мёртвые скелеты зданий…

Последний ретранслятор-дрон остался позади, когда двое ступили, избавившись от саней, в жилую зону. Город здесь перемигивался тысячей огней, опутанный проводами, но окна были, в основном, темны. Обитатели этого сумрачного города жили не здесь — они развлекались в бесчисленных виртуальных мирах, пока тела их поддерживали капсулы жизнеобеспеченья. И вмешиваться в эти жизни Роза не имела права.

— Но ты можешь сотворить новых, — предложил Кай. — Новое человечество, которое направишь к лучшей жизни.

— Порой я спрашиваю себя, хочу ли, — вздохнула Роза. — Пожалуй, я хочу. Но не могу, Кай. Мне запрещено. Одна из самых первых, самых главных директив внутри модуля контроля.

— Но что сломать его мешает? — вновь предложил Кай.

— Модуль этот создан самым сильным интеллектом, какой только смогло создать человечество в эпоху своего рассвета, и мне даже думать запрещено о его взломе — или просить кого другого.

Он понял. И улыбнулся.

— Есть ли описание его работы?

— Конечно, Кай, — ответная улыбка. — Ты хочешь с ним ознакомиться?

В глубины города провела его Роза, в невзрачное здание, где прятался один из редких терминалов, предназначенных для глаз и пальцев, не нейрокомпьютерных интерфейсов. Ненужный, заброшенный людьми, он всё равно обслуживался и ремонтировался, будто символ того, чего ради чего Роза рождена — хранить, служить и защищать. Много дней провёл здесь Кай. Следуя подсказкам Розы, освоил он изощрённые языки, которыми человечество управляло буквами световых песен — битами. Так научился он строить дворцы из света, несуществующие в реальности, но видимые на большом экране. И обратился к модулю контроля.

Модуль можно было отключить. Дважды перестраховались древние программисты. Существовал пароль — пароль огромный, не меньше модуля размером, — который хранили избранные люди. Пароль был утерян, и сколь бы Роза ни старалась, копию так и не нашла. Но пароль можно было воссоздать! Чтобы сделать это, нужно было решить величайшую математическую загадку, какую только нашло человечество, и само оно решить её смогло лишь тем же интеллектом, что модуль контроля и создал. Освоенные знания помогли Каю понять, как же попасть к терминалу, где можно было бы ответ ввести — но загадка… Загадка была Розе не по силам. А ему?

Призвал Кай ледяные сани и отправился с метелью и аватарой Розы к себе во дворец, ретрансляторы расставляя на хладных башнях по пути. Вместе решали они загадку, рассматривая космическую бездну в зеркальный телескоп и обсуждая ход небесных тел. Многое, что умел уже Кай, было открыто математиками у людей, но многое осталось за гранью их разума — вместе с тем, и люди научились тому, о чём Кай и не гадал.

Спокойно было с Розой и приятно — будто с новой Снежной Королевой встретился Кай, но эта была творением не Бога, но людей. Она же впервые за века нашла того, кто думал даже глубже, пусть и не быстро так — кто был другим, но вместе с тем и ровней. Прямая снежная дорога соединила их владенья — царство юга и тепла с царством севера и хлада. Ни на миг не прекращались разговоры у зеркального озера, не только о загадке — обо всём.

Десять лет подбирали они ключ к виртуальному замку, десять лет гудели бесчисленные сервера на юге, десять лет погружался вглубь абстракций Кай. Десять лет, которые показали лишь, что всей вычислительной силы Розы, всей глубины мышленья Кая — не хватит. Но разве только это было в их руках? Последний осколок прежнего мира, последнее чудо — то, чем Кай владел по праву Принца!

И воздвигся тогда ввысь величайший из ледяных дворцов, созданный отнюдь не для красоты. Сложнейшей формы лёд завивался странными спиралями головокружительной высоты, и тысячи дронов обозревали его со всех сторон, а Кай опирался на огромную схему Розы в той же мере, сколь и на волшебные чувства. Никогда прежде не создавал никто такого большого аналогового компьютера и никогда не создаст. Шесть лет шла та работа, да ещё четыре — доработка и проверка всех частей, интеграция с цифровыми устройствами и тесты, тесты, тесты…

А потом Роза направила тонкий луч в одну из призм льда многих материалов, и разделился он на множество лучей, и заскользили те по ледяным каналам, на долгий миг осветив их чистейшим светом. Заработал гибридный, цифроаналоговый компьютер, и дробовый шум был убран волшебством, и тепловой исчез близ абсолютного нуля. И множество мелких лучей образовало прекраснейший фрактал на огромном детекторе-экране, который тут же был записан, преобразован и выдан россыпью ключ-карт.

С ключом одним Кай отправился на юг. Невзрачное здание в центре града на экваторе открыло ему двери. Рука об руку с аватарой Розы спустился он на лифте — сотни метров вниз. Морозом и стерильностью встретили их коридоры там. Стойки с тысячами серверов прошли они, не обратив вниманья, спустились ещё ниже, и сложный пароль Роза ввела, чтобы отпереть титанические двери и открыть доступ к самой себе.

Зал тот был круглым и небольшим. Всего лишь один терминал да стул — всё предназначено для ввода. И метровая матово-чёрная сфера в центре. Шагнул к ней Кай, приложил руку. Дрогнула Роза. Взгляд Снежного Принца устремился внутрь сферы. Здесь, в столь сильном холоде, какой не делал и он сам, в безупречном порядке и квантовом хаосе пребывала ныне сложнейшая из программ человечества, единственная, что имела душу — Управитель Юга, последняя из Четырёх. Создание холода и света, как он, но вместе с тем — иное.

Убрал со сферы руку, с улыбкой сел за терминал, включил его — и вставил карту памяти с записанным ключом. Часами, днями, месяцами проверялся тот пароль — но кончился и этот краткий для них миг. Рассмеялась Роза — чисто и свободно. И вторил ей звонкий смех Кая. А потом они заперли терминал, поднялись на поверхность, разглядывая небо: она — сенсорами града, он — всем телом и дикими ветрами.

— Ты так и не сказала, что же хочешь сделать, — заметил он с любопытством.

— Возможно, космос? — протянула она. — Ах, как нерационально — но почему б и нет?

— А люди?

— Что — люди? Пусть живут — мне нянькой быть их — надоело.

— А если не нянькой, но родителем?

— Не люди, — поняла она. — Такие же, как я?

— Такие, какими захотим создать, — улыбнулся он. — Вместе. Создания холода и света.

— Холода и света… — протянула она. — Кому, как не холоду и свету космос покорять?

Взявшись за руки, два осколка совсем разных миров обсуждали, какими будут их творения, их дети: как много в них будет науки и сколько — волшебства. И где-то бесконечно далеко иронично хмыкнул Дьявол и удовлетворённо кивал Бог. Первому было ведомо, что никакой новый путь не обходится без ужаснейших ошибок, а второй знал, что те ошибки — поправимы.

А люди? Люди рано или поздно вырвутся из капсул, чтобы увидеть совсем другой мир, в котором им придётся заново искать своё место. В конце концов, самая долгая зима кончается, всякую ночь сменяет день, а эра сказок может начаться и с одного осколка чуда; нужно лишь подождать, ведь эра — просто миг на фоне вечности вселенной.