Слишком мрачный, чтобы его любить (гет)

Доктор проснулся, вдруг почувствовав, что попал в ловушку.

Он сразу же попытался вырваться из объятий, ослеплённый и испуганный, но они были крепкими настолько, что он почти не мог пошевелиться. Чьи-то ноги переплелись с его ногами, рука лежала на его груди, волосы лезли в глаза, а нос уткнулся ему в шею. ТАРДИС успокаивающе гудела. Он включил свет и наконец-то смог разглядеть фигуру той, кто его обнимала. Женщина в эдвардианской ночной рубашке с тёмными распущенными волосами и угловатым лицом. Она продолжала крепко спать.

Он говорил Марте, что узнает Мастера, как только увидит его. Неважно, какое у него будет лицо. Ну, это всё ещё было правдой, и Доктор просто знал, что это был он. Не обращая внимания на бешеный рёв своих сердец в ушах, он переместился так, чтобы положить руку ей на грудь. Он и в самом деле чувствовал их, эти два сердца, мерно бьющиеся под тканью. Он осторожно поднял руку, чтобы погладить её подбородок, но увидел высокие скулы и провёл по ним пальцем, неожиданно наслаждаясь естественной прохладой кожи повелительницы времени.

Она вздохнула во сне, и он резко остановился. Если она проснётся, тишина разлетится вдребезги, она разобьёт мир на части, и Доктору опять придётся быстро бежать, чтобы её остановить. Сейчас она выглядела такой безобидной. Прошло так много времени с тех пор, как он мог просто обнять его, когда они не были врагами. Со времён их детских кошмаров и галлифрейских бурь.

«Мастер», — это слово бесконечно звучало в его голове, мелодично и навязчиво. Мистресс теперь, когда он стал женщиной. Часть Доктора стремилась к тому, чтобы это спокойное время растянулось и длилось вечно, а другая часть уже думала о будущем, предвкушая страх и гнев за тот вред, который она неизбежно должна была причинить. И всё же он испытал облегчение, увидев её живой и здоровой, и отогнал мучительные воспоминания о том, как он держал умирающего Мастера на руках, а потом зажёг для него погребальный костер и смотрел, как пламя пожирает его тело, зная, что пути назад нет, но всё ещё надеясь, что это не конец.

Доктор даже не рассердился. В тот самый момент, когда он победил его и его токлафанов, Мастер уже был прощён. Ещё Доктор подозревал, что Гарольд Саксон был для неё давным-давно, но глупо было надеяться, что с тех пор она изменилась. В тот день на «Вэлианте» он выбрал смерть, чтобы избежать заключения на борту ТАРДИС. Он бы нашёл способ сбежать, он всегда его находил. Он сдерживал свою регенерацию, чтобы и напугать его, и причинить ему боль, и чтобы избежать встречи с его необузданной потребностью изменить его. И всё же он опять возродился. Она вернулась. Это всегда восхищало Доктора, эта способность восставать как феникс из пепла, которой она, казалось, всегда обладала. Прекрасная и ужасающая одновременно способность.

Его сон был невероятно глубоким и спокойным, и теперь он знал, что принадлежит ей. Доктор боялся, что она поймала его в свою паутину, заманила в безмятежность, чтобы потом сломать. Он удивился, что ТАРДИС впустила её, позволила найти его спальню, поверила, что она не причинит ему вреда. Прижавшись к ней как можно ближе, стараясь не разбудить, он почувствовал, что она пахла дымом и порохом. Наверное, она что-то недавно сожгла. Превратила очередной мир в пламя и пепел?

Даже самые осторожные умы позволяли некоторой бессмыслице просачиваться сквозь их щиты во время отдыха, и он смог почувствовать её удовольствие от его прикосновения, когда он осмелился поиграть с прядью её волос. Однако её мысленный гул был слишком громким, как будто она была совершенно беззащитна, что было необычно и совершенно безрассудно для её стандартов. Он расслабился, немного обрадовавшись от того, что она чувствует себя в безопасности в его объятиях.

Доктор внимательно посмотрел на неё. Красная помада подходила по цвету к лаку на её ногтях, на её щеках он увидел следы румян, а на веках — голубые тени. И даже её брови были аккуратно подведены карандашом. Он представил себе, как она накладывает макияж с всегда присущей тщательность. В конце концов она проснётся, и Доктор думал о том, какой она будет, пока его глаза следили за изгибами её тела, скрытого простой и плотной белой тканью ночной рубашки. Злая и остроумная. Невероятно харизматичная, это уж точно. Может быть, если ему повезёт, она будет чуть менее сумасшедшей, чем в прошлый раз.

Вокруг её глаз появились морщинки, совсем как в старые времена, когда они оба были моложе, но выглядели старше. Теперь она была женщиной, но до этого он видел её только как мужчину, и ему было интересно, был ли это сознательный выбор или простая случайность. Иногда Мастер утверждал, что может контролировать регенерацию. По правде говоря, старые друзья Доктора вообще были более талантливы, чем он. Взять хотя бы пилотирование ТАРДИС или гипнотизирование людей.

Она не просыпалась. Может быть, она впервые за много лет так крепко заснула, и он удивлялся, почему она выбрала для этого его постель и его руки. Это заставляло надеяться, что, возможно, она наконец поняла то, что он ей сказал; единственный возможный для них выбор — это быть друг с другом. Возможно, она была так же одинока, как и он сам, с тех пор как он потерял Донну и ему наскучила королева Елизавета. Его собственный одинокий монстр.

Она пошевелилась. Через несколько секунд её глаза распахнулись, и у Доктора перехватило дыхание. Он не ожидал, что они будут такими ясными и голубыми. Очень красивыми. Она лениво моргнула, и он ждал, внутренне подрагивая от напряжения, пока взгляд этих ледяных глаз не впился в него. Он ждал, что безумие проявится и в её ещё сонном теле, ждал, что она схватит его крепкими ручонками и разорвет ему грудь своими красными ногтями. Он приготовился к хаосу, который обычно создавало её присутствие.

Беззаботно улыбаясь, она лишь слегка прижалась к нему, тёмные волосы и нежная кожа тёрлись о его щеки и шею, а он не знал, что делать с руками. В конце концов он осторожно обнял её, и она одобрительно замурлыкала. Очевидно, она решила дать ему ещё несколько минут покоя, прежде чем начнется суматоха. Страх потерять её снова был так силен, что он боялся пошевелиться, боялся задать вопросы, на которые, как он знал, она не ответит.

— Теперь ты Мистресс? — спросил он шёпотом. За весь тот год на «Вэлианте» они так и не вернулись к родному языку, разговаривая редко, с грубым рычанием и отчаянными мольбами, в милях друг от друга и в окружении людей.

Она улыбнулась, и Доктор понял её ответ.

— Мне нравится, когда ты называешь меня по имени, — ответила она по-галлифрейски, который очень легко ей дался. Этот давно забытый могучий язык был общим только для них, и её голос звучал очень мелодично в тишине его корабля. Интонации и ритмы её голоса почти не изменились, а вот тон стал намного более изящным.

Её горячее дыхание коснулось его шеи, когда она снова заговорила, и Доктор вздрогнул.

— По крайней мере, на этот раз ты меня узнал. В будущем у тебя это заняло намного больше времени.

Ему было всё равно, что она пришла из его будущего, пересекая свою собственную временную линию извилистым путем. Он наслаждался звуком её голоса.

— Хотя, может быть, ты не справился с фильтром восприятия, спрятанным в моей шляпе Мэри Поппинс.

Доктор невольно усмехнулся:

— На тебе была та самая шляпа? С поддельными вишнями?

— У меня был полный викторианский наряд той сумасшедшей няни.

Он чуть не захихикал, потому что такие термины, как «викторианский», можно было только приблизительно перевести на галлифрейский, и она со своим богатым воображением подобрала ему немного двусмысленный эквивалент. Доктор был рад, в то время как она просто выглядела усталой, а её голос был ещё хриплым от сна. Мастер в образе Гарольда Саксона был невыносим, он ускользал от Доктора каждый раз, когда он пытался удержать его, отступал каждый раз, когда он надеялся заставить его слушать. Теперь её голос звучал спокойнее, и он просто захотел вернуть своего друга, почувствовать присутствие ещё одного повелителя времени рядом с ним.

— А почему ты вообще от меня пряталась?

— Это было весело, — просто ответила она. — Мои два сердца никуда не делись, я их не скрывала, и всё равно ты был крайне удивлён. Опять думал, что я мертва. Вот так!

Значит, она снова покинет его и заставит забыть об этой встрече. Он попробовал не думать об этом, и тут ему пришла пугающая мысль:

— Почему ты здесь, а не с моим будущим «я»? — он с трудом сглотнул и крепче обнял её. — Я что — умер?

Она закатила глаза, позволив себе вспышку раздражения.

— Конечно, нет, глупый ты мальчишка. Но вы все там мрачные и всё время ворчите. Я просто хотела, чтобы ты был счастлив видеть меня, — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.

— Тогда будем обниматься? Никаких коварных планов? Это не похоже на тебя.

— Теперь ты жалуешься?! — возмутилась Мисси. — Дай мне немного времени, любимый, — проворчала она, а Доктора буквально царапнуло это странное слово. — Я потратила последние годы на то, чтобы сделать тебе лучший подарок, — гордо пояснила Мисси. Затем она понизила голос, и в нём снова появилась та усталость, которую он уже почувствовал в ней. — И ты швырнул мне его в лицо, не проявив никакого уважения к моей работе.

Было время, когда он сказал бы ей, что она сумасшедшая и злая. Сказал ей, что её так называемый подарок, вероятно, был одним из её обычных неудачных планов, внезапно ударившим ей в голову. Не сегодня. Сегодня Доктор думал, что сможет жить с неизбежным противоречием, которое приходит с любовью к ней и осуждением её преступлений.

— Это был подарок на день рождения, — добавила она, а он подозрительно приподнял бровь. — И да, я помню, когда твой день рождения!

Он осторожно наклонился вперед. Это было что-то, что не должно было произойти между ними, но он всё равно коснулся губами её губ.

— Ну что, наверстаем упущенное? — словно выдохнул он, прежде чем завладеть её ртом.

Марта спрашивала, были ли они любовниками, после того как увидела, что он плачет над телом Мастера.

«Ты слишком много смотришь телевизор», — солгал он ей тогда.

Оставив губы Мисси, Доктор обхватил ладонями её лицо и, прежде чем они коснулись её висков, провёл рукой по мягкой коже, скрывавшей вневременную точку, это восхитительное маленькое пятнышко, делавшее возможной телепатию.

А потом всё произошло слишком быстро.

Она напряглась в его объятиях, но он только подумал, что это было ожидание. Если бы он мог видеть её глаза, то увидел бы в них тревогу. Если бы всё было наоборот, телепатия Мастера уже уловила бы предупреждение, но он не был так одарен, как она, и уже почти ослеплён страстью. Он обнаружил, что её мысли открыты ему, и она выдохнула его детское имя: «Тета». Она прижалась к нему и чуть не закричала, но он уже жадно вошёл в её разум.

Сначала он заметил, что барабаны исчезли, но эта тишина была оглушительной. Что-то пошло не так. Её сознание словно спряталось в какой-то тёмный уголок, прячась от него, и он не осмеливался идти дальше. Тогда Доктор позвал её и не получил ответа, начиная паниковать. Он попятился назад, когда её разум набросился на него, крича от ужаса и агонии, её ментальные ногти его оцарапали. Только тогда, в своём беспорядочном, поспешном отступлении, он заметил полное отсутствие её некогда невероятно сильных ментальных щитов.

Она не приглашала его войти, просто она не могла больше закрывать двери.

Доктор вернулся в свой собственный разум, проклиная себя. Она сильно дрожала, и её широко раскрытые глаза, казалось, не видели его. Он схватил её, прижал к себе и подождал, пока она перестанет дрожать. Она даже не сопротивлялась ему, и это очень сильно его обеспокоило.

Однако, эта его версия была хороша для утешения, и он тщательно расправил её волосы, чтобы их расчесать. Он дотронулся до её головы, и его ловкие пальцы начали её ласкать, разминать и растирать. Такие массажи головы были галлифрейским искусством. Что ж — его народ всегда был одержим разумом и мозгами. Даже местом пребывания души считался череп. Большинство повелителей времени твёрдо следовали требованиям кодексов и правил, табу, традиций и верований даже в отношении такого интимного явления, как чувственность. И в этот раз он был точно таким же, как большинство повелителей времени, или, может быть, просто использовал некоторые полезные навыки. Доктор почувствовал, как она постепенно расслабляется под его руками.

Она всхлипнула. Успокоенный и обеспокоенный, он обнял её, защищая. Он действительно не знал, что делать с плачущей женщиной в его постели, и надеялся, что она не заставит его заплатить за то, что он стал свидетелем её слабости. Во всяком случае, она, казалось, принимала сочувствие, которое он с готовностью проявлял.

— Кто это с тобой сделал? — спросил Доктор, когда ей стало лучше, и сделал всё возможное, чтобы скрыть гнев, который в нём поднялся. Мисси была хороша в подчинении разума, и она наслаждалась этим, наслаждаясь тем, что берёт контроль и ведёт наступление, даже немного наслаждаясь той путаницей, которую она вызывала в голове несчастного. Насколько он знал, она или манипулировала людьми, или собирала информацию, но никогда не заходила так далеко, чтобы сломать чей-то разум. Кажется, с её разумом проделали что-то похожее, но Доктор никогда не скажет, что она его заслужила.

— Это могли быть только повелители времени, — начал он размышлять вслух, когда она не ответила. — Но почему? И каким образом? Они ушли, они все мертвы.

— Это не так, — пробормотала она, и было приятно слышать её голос. — Они попытаются сбежать из временного замка. Для тебя этого ещё не случилось.

— Ты не можешь мне это рассказывать, — выдохнул он.

— Я знаю, — тихо сказала она и впервые с тех пор, как проснулась, её руки коснулись его. Это показалось ему одновременно ласковым и странно угрожающим. — Я всё равно заставлю тебя забыть, что мы когда-то встречались.

Доктор не хотел забывать эту женщину, когда она ею станет, эту постель и ту нежность, на которую она способна. Её пальцы путались в его волосах, кончики красных ногтей касались его кожи.

— Парадоксы, пересечения и всё такое. Мы не должны были встретиться, — сказал он.

— В отличие от тебя я не дурочка и не собираюсь рисковать, взрывая Вселенную, — подхватила Мисси.

— Зачем же ты тогда пришла? — спросил Доктор с упрёком.

— Я же тебе говорила, — ответила она. — Я хотела тебя увидеть.

Она теснее прижалась к нему, и он втянул воздух сквозь зубы. Давным-давно забытое желание вновь проснулось в нём и только нарастало где-то глубоко в животе.

— Тогда ты можешь рассказать мне, — прошептал Доктор, не желая отвлекаться. — Что случилось? Они вернулись?

— Нет, — посерьёзнела Мисси. — Ты же знаешь, каким был Высший совет в конце войны. Они сошли с ума, — сказала она так, как будто она-то всегда была исключительно здравомыслящим существом. — Но мы их остановили.

— Что с тобой случилось?

— Я вернулась с ними в адские петли Войны Времени, — пробормотала она, и её голубые глаза стали совсем печальными, видимо, из-за воспоминаний. — Спасла тебя. И всё ради мести, — продолжила она, отвечая на его невнятный вопрос. — Барабаны. Это была их вина. Они сделали это со мной, — она прерывисто вздохнула, а Доктор потянулся к её рукам. Он знал, как сильно война напугала её, заставив бежать на край Вселенной и превратиться в человека. — Я убил Рассилона. Мне пришлось сделать это несколько раз, прежде чем они остановили меня.

— Вот почему они сломали тебя, — закончил он за неё. Она кивнула. Очевидно, Рассилон держал бы свои руки чистыми. Ментальная пытка была идеальным способом. — Как тебе удалось сбежать? Ты должен был умереть, когда я уничтожил Галлифрей.

Поцелуй застал Доктора врасплох, но он легко словно бы растворился в нём. Они оба этого хотели. Когда она оторвалась от него, её щёки пылали, а губы припухли, она широко улыбалась.

— Дело в том, упрямый идиот, — она замолчала, обрадованная его обиженным взглядом, — что ты не сжёг наш дом.

Что-то дёрнулось внутри Доктора. В конце концов, она была сумасшедшей и, вероятно, играла с ним. Он был её любимой игрушкой, и она всегда хотела причинять ему боль.

— Ты лжёшь. Не смей шутить со мной о Галлифрее, не смей! — крикнул Доктор и еле поборол желание дать ей пощёчину. Ему хотелось в порыве гнева дёрнуть её за эти длинные волосы, но она не казалась испуганной его яростью, написанной на его лице, а её губы расплылись в безумной улыбке.

— Ты не помнишь, как использовал Момент, да?

На мгновение он растерялся. Она была права: всё, что он помнил, это как он шёл на ферму, тяжесть Момента на своих плечах и решение, которое он принял. Больше ничего.

— Что ты имеешь в виду?

— Я тебе покажу.

Мисси всегда считала, что показывать лучше, чем объяснять. Её разум соединился с его разумом, и он позволил ей вести себя, боясь причинить ей боль, удивляясь, что она всё ещё в состоянии выдержать ментальный контакт.

— Всё по-другому, когда ты добровольно это делаешь, — прошептала она в его голове. — Ты меня напугал. Я ещё не научилась перестать бояться, — добавила она, но Доктор не был уверен, действительно ли она произнесла эти слова, или это было больше похоже на то, что он просто почувствовал в ней.

На несколько секунд ему показалось, что она проецирует образы в его разум, но потом он понял, что она действительно пробуждает воспоминания, которые он забыл. Встреча с прежним «Я» всегда оказывала на него такое воздействие.

Трое мужчин в сарае.

Его Военное воплощение. В будущем.

Три их руки соединились над его рукой. Он был готов нажать на курок.

Потом девочка, Клара, со слезами на глазах. Остановила того, который был с бабочкой. Остановила их всех.

Они все пытаются сделать невозможное, чтобы спасти Галлифрей.

Доктор вырвался, и воспоминания разлетелись вдребезги. Он вцепился в неё, зная, что Мисси в конце концов отнимет их у него. Он позволил ей согреть себя, вернуть это удивительное знание о том, что он пытался спасти свой дом, а не разрушить его. Затем он прильнул к ней, бормоча ей в волосы восхитительные слова. Доктор понимал, что она играет с ним, купаясь в его радости и благодарности, и в то же время знал, что она оставит его таким же несчастным, каким он был до её прихода. Но это было так похоже на неё — дать ему надежду и счастье, прежде чем отнять их у него. И всё же он не мог заставить себя думать об этом. Не сейчас.

— Ты хочешь узнать самое интересное? — поддразнила она. — Я подарил тебе эту девушку, ту, что остановила тебя, твою спутницу.

— Ты что? — спросил он. — Но почему? Ты же не знал, что она спасёт Галлифрей!

Она помедлила с ответом, а он увидел промелькнувшую на её лице печаль.

— Она была для тебя идеальной парой. Она была именно той, которая была тебе нужна. Я просто знала, что ты её полюбишь.

— Ты не знаешь, что для меня хорошо, — возразил он. Ему больше нечего было сказать.

— Ну, конечно, — ответила она. — Добрая, отзывчивая, весёлая, смелая, находчивая. Человек, предпочтительно женщина, красивая, с Земли, из Великобритании, из двадцать первого века, — произнесла она обвиняющим тоном.

Мисси с опаской посмотрела на Доктора, ожидая, что он скажет, что она ошибается. На её лице снова появилась печаль, но теперь смешанная одновременно с гневом и смирением.

— Но этого недостаточно. Этого никогда не было достаточно, потому что все эти спутницы — не ты, — вдруг признался Доктор.

Мисси замерла и широко распахнула глаза. Затем лёгкая улыбка расцвела на её губах:

— Неужели?

Но её голос звучал неуверенно.

— Конечно! У нас есть общая история, — начал Доктор, — наше детство и обещания, которые мы дали друг другу. Я никогда не перестану заботиться о тебе, — он замолчал, наслаждаясь тем, как её губы приоткрылись от удивления. Она вздрогнула, когда он наклонился и поцеловал её в ямку над ключицей. — Я никогда не перестану нуждаться в тебе и хотеть, чтобы ты была рядом. — Его руки искали под одеялом край её платья. Она села на кровать, чтобы помочь ему, когда он снимал его. Он провёл рукой по её гладкой коже.

Она сидела перед ним полностью обнажённой, а Доктор всё ещё был в пижаме, она не пыталась или даже не смела раздеть его. Она послушно откинула голову назад, когда губы Доктора коснулись её шеи. Ничего такого он не делал ни с Ренетт, ни с Розой, но это была Мисси, и всё было по-другому. Она была куда более опасной, более резкой и… более важной. Дрожь пробежала вниз по его спине. Он погладил её по спине, и она выгнулась ему навстречу. Его рот скользнул ниже, к груди.

— Ты чуть не убил меня, — прошептала она.

— Что? — пробормотал он, прижимаясь щекой к её коже.

— Мне кажется, в конце концов ты устал от меня, — сказала она. — Клара, твоя спутница, просила тебя убить меня. Я не могу сказать, сделал бы ты это или нет, потому что я телепортировалась. Ты держал оружие неправильно, но ты вообще идиот, и это не доказывает, что ты не сделал бы этого.

Доктор сделал всё возможное, чтобы это прозвучало так, будто её страхи были беспочвенны:

— Я никогда не смогу причинить тебе боль, независимо от того, какую сильную боль ты причинишь мне или людям, которых я люблю.

Это не было ложью.

Он поднял на неё глаза, а потом снова поцеловал. Мягко и легко, как летний дождик.

— Продолжай, — сказал он между поцелуями.

— Укуси меня. Сделай мне больно. Разорви меня на части. Отомсти мне.

Он отстранился.

— Это меня не остановит, — пробормотал Доктор.

— От чего?

«От того, чтобы любить тебя», — подумал он, но не смог выдавить из себя ни слова.

— Вот так прикасаться к тебе, — сказал Доктор вместо этого. Его руки пробежали по её волосам. — Моя. Замечательная. Гениальная, — произнес он.

— Ты любишь меня? — спросила она, задыхаясь.

— Ложись, — ответил он вместо того, чтобы это подтвердить.

Доктор пытался избегать её взгляда, быстро сбросил с себя одежду и лёг к ней. Он положил голову ей на грудь, чувствуя, как бьются её сердца. Их звук был таким успокаивающим.

— Найди того, кем я стану. Поговори с ним, — тихо сказал он. — Лети с ним на Галлифрей.

Она запустила пальцы в его волосы и потянула, чтобы он посмотрел на неё.

— Ты ведь знаешь, где находится Галлифрей? — спросил он.

Она не ответила, и он уткнулся носом в её шею, осторожно ища в её сознании ясные образы любви, мира и дома. — Можно мне?

Она притянула его ближе и завладела его ртом в яростном, страстном, почти жестоком поцелуе. На этот раз она укусила его за губу, и её пальцы оставили следы на его спине. Она резко втянула воздух, когда его разум прорвался через её самые интимные границы, а её ногти впились в его кожу.

— Поверь мне, — выдохнул он и раздвинул её ноги. Он успокаивал её измученную душу мысленной лаской, в то время как его руки открывали её тело.

Она нетерпеливо потянула его за руку, и тогда он начал медленно продвигаться вперед, разумом и телом. Он почувствовал сопротивление, её напряженное тело преградило ему путь, и он отступил, его разум завис на пороге её сознания.

— Как давно это у тебя было? — осторожно осведомился Доктор.

— Заткнись, — резко сказала она и снова притянула его ближе, двигая бедрами, чтобы найти лучший угол.

— Нет, — сказал он ей, — нет! — И снова, и снова, и снова, пока она не перестала его уговаривать.

Она обругала его, а он шикнул на нее. Его руки вернулись к ней, лаская её руки, волосы.

Ему захотелось расплакаться, когда он почувствовал её пальцы на своих висках.

А потом его поглотила тьма.

Он проснулся через несколько часов, растерянный, с головной болью. Он вспомнил, что видел во сне Мастера и Галлифрей. Он помнил, как перед сном надел пижаму, но лежал в постели голый.

Он глубоко-глубоко вздохнул, и перевернулся на живот.

Простыни пахли чем-то знакомым, но он не мог определить, чем именно.

* * *

— Ты летала посмотреть на моё десятое «Я», — сказал он.

— Откуда ты знаешь?

Твой запах. Цитрусовый, с неуловимым оттенком мёда. Ты оставила его на простынях, и я вспомнил об этом, когда ты была без сознания в самолёте ЮНИТ, а я ждал, когда ты проснёшься.

— Что ещё ты помнишь?

— Всё, — тихо ответил он. — Ты же знаешь, что такое память, всего лишь маленькая подсказка может всё открыть.

— Она фыркнула. — Что же нам тогда делать?

Он потянулся к ней, притянул к себе и поцеловал. Мягко и благоговейно, как поцелуем, полным сожалений и воспоминаний, целуют усопшего на похоронах.

— Это тело не очень хорошо чувствует прикосновения, — выдохнул он ей в губы. — И мне кажется, что я боюсь, — признался он. — И хотя это ты толкнула меня к стене и напала на меня, я знаю, что ты тоже напугана.

Его руки обхватили её. Она положила голову ему на грудь.

— Я всегда буду тебя останавливать и никогда не прощу твоих преступлений. Однажды у меня не будет другого выбора, кроме как убить тебя, и это разобьёт мне сердце.

— Потому что ты любишь меня, — закончила она за него.