Сомнительное предложение (джен)

Широта взглядов

— Да ну тебя, Хэл! — Фалько Диггл от нетерпения даже ногой топнул. — Хватит позориться! Постоишь тут вот так еще с четверть часа, так вечером тебя, пожалуй, и в паб не пустят: мол, деревенщину не обслуживаем. Пойдем уже!

— Можно подумать, тебе самому по душе эта гадость, — Хэлфаст Андерхилл упрямо (на Гирдли Айленде сказали бы — “по-бычьи”) наклонил голову, но все-таки сделал несколько шагов в сторону распахнутых дверей Большой Конторы.

— А вот и по душе, вот и по душе! — горячась ответил Фалько. Впрочем, хоббитом он был честным, поэтому тут же поправил себя: — Ладно, может, и не совсем по душе. Но это, право слово, говорит не в мою пользу, братец. Четвертая эпоха на дворе! Пора избавляться от этих дремучих предрассудков и начинать идти в ногу со временем. Да-да, мой дорогой, и тебе тоже пора. Поднес бы кто сейчас зеркало, ты, верно, сам себя устыдился бы. Держишься так, будто только что из норы вылез, землю с ушей не отряхнув, словно и не ездишь каждый год то в Тукборо, то в сам Мичел Делвинг.

Хэлфаст промолчал, только еще ниже склонил голову. Убежден он отнюдь не был. Но не ссориться же всерьез с Фалько, пытаясь объяснить словами то, чего он и сам не очень-то понимал, хотя и чувствовал так ясно, что никакого понимания не надо! Скайсмайелов он, и верно, успел повидать немало, даже привык к ним, хотя и продолжал втайне считать, что жить над землей да еще и не на первом ярусе могут только Туки и прочие умалишенные. Но если в деловом квартале Мичел Делвинга эти трех- и даже пятиэтажные махины смотрелись почти уместно, то здесь, в центре тихого и сонного некогда Хоббитона, между Рекой и Холмом, наткнуться на одну из них было не слишком приятно. Тем более что эта конкретная — в круглые двери которой они с Фалько как раз сейчас входили — выглядела как-то особенно паскудно. Строители возвели в камне нечто вроде норы — длинную извилистую кишку с окнами-иллюминаторами, выходившими только на одну сторону. Потом взгромоздили поверх этой псевдо-норы еще одну такую же и, затянувшись крепким трубочным зельем, добавили для верности еще одну. Должно быть, это должно было смотреться чем-то на тему милой провинциальной старины, но вышла сущая нелепость. Особенно если учитывать, что строили ее огромины и в основном — для огромин же

Пока приятели карабкались по лестнице (новомодный паровой подъемник здесь тоже был, но хоббиты, не сговариваясь, не рискнули ступить в его металлическое, пахнущее потом и кузней чрево) и шагали по коридору с высоченными потолками, даже весельчаку Фалько стало неуютно. Впрочем, неунывающая натура тут же взяла верх, и он, не обращая внимания на кислые взгляды конторских служащих, засвистел какую-то бодрую песенку.

В конце коридора их перехватила секретарша-огромина, золотоволосая, завитая, благоухающая духами и типографской краской. Прочирикав “мистер Грей примет вас через четверть часа”, она спросила, не хотят ли господа кофе (господа хотели чаю, свежих кексов и меда, но постеснялись об этом сказать), и, не выслушав толком их ответа, снова принялась барабанить по клавишам занимавшей половину стола пишущей машины. Машина отозвалась громким лязгом и пронзительным взвизгиванием каретки.

— Прогресс! — Фалько Диггл многозначительно поднял палец... и еще многозначительнее уставился на выглядывавшую из-под стола ножку в изящной туфельке.

Хэлфаст только вздохнул. Склонность кузена западать на действительно высоких девушек всегда казалась ему нелепой. Широта взглядов — это чудесно, но, право же, какая тут сердечная дружба, когда твои глаза приходятся аккурат на одном уровне с чужой талией? И ведь это — если повезет. Огромин в Шире нынче развелось немногим меньше, чем хоббитов. И Хэл даже в своем захолустье успел к сорока годам свести знакомство с большим количеством ширинок, чем полезно для душевного равновесия.

Эта неприятная мысль привела его в раздражение.

— Все-таки не понимаю, почему тебе непременно нужно делать это лично, — сердито проворчал он. — Даже если этому Грею зачем-то нужна ваша грамота, ее, уж конечно, можно было отправить по почте.

— Милый мой! Когда хоббит… ну, то есть, человек, жертвует сотни дукатов на благотворительность в местечках, вроде нашего, он заслуживает чего-то большего, чем письмо по почте, не находишь? И потом... — Фалько понизил голос, чтобы не услышала секретарша, но, судя по крещендо, которое как раз выдавала пишущая машина, этого можно было бы и не делать: девушка сейчас вряд ли заметила бы даже вторжение всех армий Мордора. — И потом, разве часто выпадает удача лично представиться такой важной персоне?

— Вроде бы он фейерверками торгует? — без энтузиазма спросил Хэлфаст.

— Угу, — скорбно кивнул кузен. — А гномы вроде бы что-то там копают, но это неточно. Очнись, Хэл, я тебе второй день о нем твержу. Можно сказать, все уши прожужжал! А ты как будто и не слушал!

— Ну, не слушал, — признал очевидное Хэлфаст. — Вчера вечером как раз Молли телеграфировала. Пишет, что старый Сэндс опять…

— Гилтониэль твою налево, — в голосе Фалько звучало истинное сострадание. — Молли. Старый Сэндс. Опять. Хэлфаст Андерхилл, ты просто безнадежен. Повторяю еще раз, медленно, для самых одаренных. Этот человек буквально купается в золоте. Кроме заводов горючего и взрывчатки, у него плотные завязки среди оружейников Гондора, крупный пакет акций Морийских Копей и Валар знают что еще. Не говоря уж о том, что его голова вместительнее делвингской библиотеки, и его советы идут по цене жемчуга. В деловых кругах его даже прозвали Гэндальфом.

— Ну, это уж совсем через край!

— Через край или нет, а если прозвище село, как по мерке, то от него уже не избавишься. Да каждый деловой хоббит в округе скакал бы от радости, точно двадцатилетний мальчишка, выдайся ему возможность перетолковать с мистером Греем накоротке. Лично я записывался за полгода, и это еще очень удачно: он не слишком-то часто бывает в Шире, а уж в Хоббитоне и того реже. Делай выводы, мой дорогой. Делай выводы!

Хэлфаст тут же сделал вывод, что поддаваться на уговоры кузена и идти сюда с ним было большой ошибкой. Сам будучи владельцем небольшого дела, он ни за что не потерпел бы в отношение себя благотворительности и уж тем более не нуждался ни в никаких советах, идущих по цене жемчуга. Но, естественно, говорить об этом не стал. Благо секретарша мистера Грэя как раз закончила печатать, и внимание Фалько тут же переключилось на нее.

— Мисс, вы, кажется, что-то говорили о кофе? — с фирменным многозначительным взглядом, неизменно сбивавшим с толку местных молочниц, спросил он.

— А? — рассеянно отозвалась девица, выглядевшая так, словно давно позабыла и о посетителях, и о том, что за штука такая этот “кофе”. — Ах да, точно… — она устало потерла глаза и потянула к себе переговорную трубку. — Брайар! Где этот назгульский кофе?!

— Брайар? — переспросил Хэлфаст, услышав знакомое имя. — Уж не Брайар ли Гэлпси, внучатая племянница Тощего Болджера?

— А ты думал! — подмигнул Фалько. — Как, по-твоему, мне удалось так быстро обделать свои дела? Хорошая она девчонка, я скажу, хоть и чересчур… э-э-э… эмансипированная, вот.

— Э-э-экакая?

Фалько начал что-то отвечать, но в этом уже не было надобности: по коридору торопливо процокали каблучки, и в приемную почти вбежала запыхавшаяся девушка-хоббит с деревянным подносом в руках.

— Ты ведь сама велела сначала заняться… — пропыхтела она. — О, привет Фалько. Привет, мистер Андерхилл, как поживаете?

Время уже подходило к второму завтраку, поэтому стоит ли удивляться, что два здоровых молодых хоббита поначалу обратили больше внимания на содержимое подноса, чем на ту, кто его держал? Но, заслышав это обращение, Хэлфаст нашел в себе силы отвести взгляд от печального зрелища (сухое тонкое печенье, ни капли сливок в кофе — куда только катится этот безумный мир?) и поприветствовать дальнюю родственницу с подобающей случаю вежливостью.

А это, положим, было не так уж просто. Брайар Гэлпси он последний раз встречал, когда та была ребенком, но и кроме естественных изменений, произошедших в ее хорошеньком курносом личике за минувшие годы, тут было чему изумиться. Безумный мир, превратившие кексы в крекеры, не пощадил и ее. Перед Хэлфастом стояла миниатюрная копия старшей секретарши: такая же золотоволосая, завитая и благоухающая, в таком же темно-розовом жакете, не слишком ловко сидевшем на пухлой фигурке и такой же… Хэлфаст судорожно вдохнул и торопливо поднял взгляд. Брайар зарделась и машинально попыталась прикрыться подносом, недоланч тут же оказался на полу.

— Да что это с тобой! — недовольно фыркнул Фалько, явно еще не успевший заметить самой интригующей детали облика своей кузины. — Продукты не Эру весть какие, но это же не повод их расшвыривать! Да еще и всю юбку себе… — Фалько ткнул пальцем в расплывшееся по возмутительно короткому (лодыжки наружу!) подолу кофейное пятно и вдруг так и замер с открытым ртом.

— Ты же не… Ты же… — потрясенно пробормотал он.

— Слышать ничего не желаю! — решительно отрезала Брайар, не переставая, впрочем, прикрываться подносом.

— Мэрибелл, скажи этим господам, что они могут войти! — ожила вдруг вторая переговорная трубка на рабочем столе.

— Да, мистер Грей, минуточку, — отозвалась секретарша. — Господа, вы можете…

Но ее никто не услышал.

— Четвертая эпоха на дворе! — воинственно выдвинув подбородок, частила Брайар. — Пора избавляться от этих дремучих предрассудков и начинать идти в ногу со временем! Да-да, мой дорогой, и тебе тоже…

— Ты же не… ты же не… — не слушая ее, повторял как заведенный, Фалько, не в силах до конца выговорить немыслимого.

Съежившись в кресле для посетителей, Хэлфаст Андерхилл изо всех сил старался сделать вид, что его здесь нет.

— Уважаемые хоббиты, вас ждут!

— Мэрибелл, они там что, заснули?

— ...Поднес бы кто сейчас зеркало, ты, верно, сам себя устыдился бы!

— Мистер Диггл! Сэр! Вас ожида...

— Мэрибелл, да что у вас там происходит?!

— Ты же не… Ты же не…

— ...Держишься так, будто только что из норы вылез, землю с ушей не отряхнув, словно современных девушек никогда не…

— Да есть ли у тебя в конце концов совесть, Брайар Гэлпси?! — наконец, взорвался Фалько. — Как ты только своей безмозглой головой до этого додумалась! ПОБРИТЬ НОГИ? СЕРЬЕЗНО? Еще и оправдывается она!

Была ли или нет совесть у мисс Гэлпси, наша история умалчивает, но, во всяком случае, девушке достало такта замолчать и покраснеть пуще прежнего. Мэрибелл сдавленно охнула, а потом вдруг хихикнула и торопливо прикрыла лицо какой-то папкой. Хэлфаст молча пожалел, что в этом мире больше нет легендарного Кольца. Оно сейчас ему очень пригодилось бы.

В этот момент дверь кабинета с грохотом растворилась и невыносимая ситуация мгновенно стала еще невыносимее. На пороге стоял, опираясь на трость, высокий даже по меркам огромин хмурый старик. Выглядел он несколько не так, как ожидаешь от богатого дельца — сшитый по последней столичной моде костюм-тройка странно сочетался со старозаветной гривой седых волос и длинной серебряной бородой, перехваченной двумя кольцами из мифрила. Нахмуренные брови выдавали натуру, скорую на гнев, но рисунок морщин заставлял предположить, что их хозяин обычно не прочь посмеяться. Впрочем, именно сейчас он явно пребывал не в веселом настроении, и под сердитым взглядом его серых глаз все собравшиеся в приемной почувствовали себя так, словно их холодной водой облили.

К счастью, старик — очевидно, это и был тот самый мистер Грей — хмурился недолго.

— Вы, должно быть, мистер Диггл? — с грубоватым добродушием обратился он к Фалько. — Ну и устроили вы тут тарарам, сэр. Впрочем, не могу вас винить. Я предупреждал юную Гэлпси, что к такому делу человека нужно сначала подготовить, но молодежь нынче пошла слишком бойкая и в советах не нуждается. Думаю, такую новость, как эта, стоило бы запить пинтой-другой пива, как считаете?

— Но мое дело… — робко начал Фалько, усилием воли выбрасывая из головы негодницу Брайар и ее возмутительные ноги.

— А дело изложит мне ваш приятель. Это ведь ваш приятель прячется вон там, за фикусом?

— Хэлфаст Андерхилл к вашим услугам, сэр, — дрогнувшим голосом представился наш герой, торопливо покидая свое убежище. Чувствовал он себя просто ужасно: даже хуже, чем в тот достопамятный случай, когда бабуля Болджер поймала его, восьмилетнего, на краже яиц из курятника. Но путей для отступления, похоже, не было: мистер Грей уже шагнул назад, вглубь кабинета, освобождая ему проход, а Фалько состроил страшную гримасу и жестом велел отряхнуть землю с ушей и идти, куда сказано. Похоже, к Дигглу стремительно возвращалась былая широта взглядов.

Надежда

Кабинет, в который пребывавший в самых растрепанных чувствах Хэлфаст вошел не без внутреннего трепета, оказался местом совершенно неожиданным. В отличие от приемной и других помещений Конторы, он был обставлен так, что — если, конечно, забыть о задранном на добрых десять футов потолке — можно было и правда вообразить, будто находишься в приличной уютной норе. Жарко пылал камин. На решетке посвистывал начищенный до яркого блеска чайник. Стена справа от входа была увешана курительными трубками, цветными поплавками и другими красивыми безделицами. В дальнем конце комнаты виднелся письменный стол, пара кресел и что-то вроде стеллажа. На стене позади стола висела большая карта. Хэлфаст, которого с детства увлекали такого рода вещи, невольно шагнул ближе, отыскал взглядом темную ленту Брендивайна и мост в том месте, где великая река встречалась с Восточным Трактом. Чуть севернее можно было увидеть… Ох! Увлекшись картой, он зацепил ногой край ковра и едва не растянулся во весь рост. От позорного падения его спас мистер Грей, подхвативший посетителя за шиворот.

— Вы бы сели, Андерхилл, — сказал старик, — неровен час расквасите себе нос. Кажется, сегодня не у одной крохи Гэлпси проблемы с ногами. Вот, располагайтесь-ка на этом пуфе, он будет вам как раз по размеру. Курите?

— Нет, — коротко ответил Хэлфаст и сердито прикусил нижнюю губу.

Тут, вероятно, следовало бы сделать небольшое пояснение. Не исключено, что к этому моменту у вас сложилось о мистере Андерхилле не слишком лестное мнение. Стеснительная, мол, неуклюжая деревенщина, что с него взять. Отчасти это, конечно, верно, но стоит принять во внимание, что мы встретили нашего героя в не лучший для него день и не в самом удачном месте. Новые веяния, привнесенные Эпохой Людей, в большинстве своем не докатились до Гирдли Айленда — узкого каменистого островка, где он провел детство и юность. Оттого Хэлфаст был несколько неотесан и легко терялся в обществе бойких приятелей. Но по всему Восточному Ширу, от Моста до Глубокой Балки, ни один хоббит не поверил бы, скажи ему, что кто-то из островных Андерхиллов дал стрекача в драке, не ответил на вызов или молча снес оскорбление. То был род праведных упрямцев, крепко державшихся старых традиций, но и до забвения здравого смысла доходивших редко. За всю свою жизнь Хэлфаст не смог бы припомнить ни единого случая, чтобы с ним, хозяином маленькой лодочной верфи и одним из первых на Брэндивайне рыболовов, обошлись так бесцеремонно. Подумать только — хватать за шкирку, точно котенка!.. И хотя врожденное чувство справедливости вынуждало его к некоторой благодарности за то, что ему не дали окончательно опозориться, благодарность эта невольно мешалась в душе хоббита с растущим раздражением.

Мистер Грей, от которого, уж конечно, не укрылся новый воинственный настрой гостя, предпочел это проигнорировать.

— Андерхилл… Андерхилл… — пробормотал он задумчиво, усаживаясь в глубокое кресло и раскуривая трубку. — Вы часом будете не из тех Андерхиллов, что породнились с Туками через Примроуз Праудфут?.. Нет-нет, не трудитесь отвечать, ваше глаза говорят быстрее, чем рот. Нет, значит? Жаль, а мне уж было показалось… Может быть, тогда немного крови Брендибаков, а? В профиль вы слегка похожи на старого Мериадока. Тоже нет? Совсем худо. Но мне все равно нравится эта ваша прикушенная губа. Да-да, и этот грозный взгляд тоже. В другой день я даже подумал бы, не сделать ли вам какого-нибудь сомнительного предложения

— Андерхиллы никакими сомнительными делами отродясь не занимались, — не без пафоса осадил собеседника Хэлфаст и тут же почувствовал, что сказал что-то совсем не то.

— Это-то и печально, — вздохнул старик и выдул кольцо сизого дыма.

Лицо Грея, еще минуту назад горевшее неподдельным интересом, неуловимо изменилось, словно тот возвращался к привычной роли многоумного, купающегося в золоте владельца заводов, держателя крупного пакета акций Морийских Копей и Валар знают чего еще. Хэлфасту, как ни тяготило его любопытство старика, вдруг стало зябко, точно в комнате погасили очаг.

— Итак, мистер Андерхилл, я весь во внимании. Настойчивый мистер Диггл уверял, что у вас есть ко мне какое-то неотложное дело.

— Да… то есть, нет… То есть дело, конечно, есть, но не у нас обоих, а только у Фалько. Он работает в мэрии Хоббитона, и, кажется, ему поручили вручить вам какую-то грамоту за вашу благотворительность.

— Хм. Очень слабый предлог, я сказал бы. Они распрекрасно могли бы послать ее почтой или оставить на входе, если жаль пенни на марку.

— Не поверите, но я сказал ему то же самое, — огрызнулся Хэлфаст.

— Это говорит кое-что в вашу пользу. И где же она, эта “какая-то грамота”?

— Боюсь, она осталась у Фалько. А вы отослали его выпить.

Пару секунд мистер Грей молчал, а Хэлфаст смотрел ему в лицо с отвагой обреченного. Ситуация, как ни крути, сложилась глупее некуда, и как из нее выйти, он не знал. Но в тот момент, когда наш герой начал всерьез опасаться, что сейчас его вытолкают из Большой Конторы взашей и, может быть, даже позовут охрану, хозяин кабинета вдруг откинул назад голову и расхохотался. При этом морщины на его лице если не разгладились, то словно бы стушевались, и хоббиту показалось, что он может себе представить Грея… нет, не молодым, тот, казалось, никогда и не бывал молод, но уж точно не “стариком”.

Распрощались они довольно любезно. Но до самого последнего момента, пока позади Хэлфаста не захлопнулась обитая медным кантом дверь, он не мог отделаться от странного ощущения, что сейчас — вот прямо сейчас! — должно произойти еще что-то. Просто не может не произойти. Однако таинственного чего-то так и не случилось. И выйдя из конторы на Хилл Роад он почувствовал себя таким слабым и взвинченным, как никогда прежде.

Фалько на улице не обнаружилось. Не было его и в ближайшем пабе “Сова и свисток”. Зато там было неплохое темное пиво, пинта которого отчасти вернула Хэлфасту Андерхиллу душевное равновесие. Во всяком случае, ему расхотелось убивать кузена и ломать голову над дерзкими манерами и загадочными словами мистера Грея. Все закончилось — и ладно. Правда, в этом месте его рассуждений прежнее странное чувство ожидания неведомо чего попыталось снова взять верх над хоббитом, но он успешно подавил эту блажь с помощью еще одной пинты пива. С делами Фалько, в которые он так неосторожно дал себя втянуть, было покончено, и можно было заняться собственными. Наведавшись на телеграф, Хэлфаст отправил Молли Коттон, подменявшей его на верфи, самые подробные инструкции относительно переговоров со старым Сэндсом. Вышел, задумчиво прошел полквартала по направлению к смайелу Дигглов, остановился, махнул рукой, вернулся обратно и отправил новое послание. В случае со старым Сэндсом с инструкциями лучше было переборщить, чем недобрать.

— Может, сразу третью отправим, сэр? — добродушно усмехнулся телеграфист, когда Хэлфаст застыл на выходе из конторы. — Чего зря башмаки топтать?

— И верно. Сейчас я набросаю текст… хотя нет, — он тряхнул своей кудрявой головой, неожиданно приняв решение. — Записывайте: “Ничего не предпринимай (тут точку, пожалуйста). Выезжаю ближайшим поездом”. Кстати, не подскажете, во сколько он отбывает?

— Ближайший как раз отходит или даже уже отбыл, сэр, тут вы немного промахнулись. А следующий — ГГ, ну то есть, гномий грузовой. Удобств там особых нет, и останавливается он у нас в четверть первого ночи, зато уже утром будете в Марях.

Поблагодарив словоохотливого служащего, Хэлфаст Андерхилл истратил в окрестных лавках немного серебра, покупая прощальные подарки для местных родственников и приветственные — для островных, после чего отправился за своими вещами. Его скоропалительный отъезд всего на третий день после прибытия, уж конечно, не мог не наделать переполоха у добрых Дигглов. Саквояж ему позволили забрать не раньше, чем напоили чаем, вручили дюжину вышитых кузинами носовых платков, завернули сэндвичей на дорогу и попросили передать привет чуть ли не половине Приречья. Последняя часть проводов особенно затянулась, и под конец у Хэлфаста буквально пухла голова, так что он и под страхом быть брошенным оркам не сумел бы сказать, какой именно из двоюродных тетушек должен передать поцелуй от Рози, а какой — рецепт крыжовенного варенья.

Вырвавшись, наконец, на свободу, он достал из кармашка жилета часы. Был девятый час, и до поезда оставалась еще уйма времени. “Что-то должно случиться,” — услужливо шепнуло давешнее чувство, которое, как оказалось, никуда не делось, просто затаилось до времени. “Ох, заткнись!” — раздраженно шикнул на него Хэлфаст, которому уже порядком надоели причуды собственной душевной организации. Ему было жизненно необходимо выпить еще пива. А быть может — еще и еще пива. В конечном счете гномы тоже не дураки выпить, и в ГГ вряд ли кто-то будет слишком шокирован, если он явится веселым вдрызг.

В “Сове и свистке” было довольно малолюдно. Только несколько завсегдатаев у стойки, а в дальнем углу...

— Хэл, братец, иди к нам! Бармен, две темного для моего друга!

Это, конечно же, был Фалько. А вместе с ним — Брайар в очередном эмансипированном костюме, вынуждавшем завсегдатаев нервно икать и периодически коситься в ее сторону с таким видом, словно они раз за разом пытались убедиться, что это реально существует. Третьей же в их компании была — тут уже икнул сам мистер Андерхилл — давешняя греевская секретарша Мэрибелл. Заведение предназначалось только для хоббитов, потолки были низкими, и девушке пришлось сесть прямо на пол. О том же, что заставило Фалько сесть не на стул, а к ней на колени, можно было только догадываться, но Мэрибелл явно не возражала. А, быть, может, даже и не замечала: меланхолично прихлебывая яблочный эль, она писала что-то в делового вида блокноте, не иначе как взяла работу на дом.

Хэлфасту вдруг стало ужасно не по себе. До такой степени не по себе, что он чуть было не выбежал из паба, что было бы, конечно, нелепо и неприлично. Не то чтобы он не хотел ни с кем видеться, но эти трое уж конечно означали Грея и разговоры о Грее, при одной мысли о которых его начинало немного потряхивать. “Я же предупреждало, что ничего еще не кончилось”, — шепнуло Чувство. И вместе с Чувством, словно они пришли рука об руку, вдруг нахлынуло нередко посещавшее нашего героя в последние годы острое чувство одиночества и ненужности. Недавние хлопоты вокруг Сэндса и прочие архиважные дела неожиданно показались ему не стоящими внимания, а скорое возвращение в свою холостяцкую нору невыносимым. Все вокруг были так очевидно поглощены чем-то или кем-то! Фалько и коленки Мэрибелл. Завсегдатаи и как-там-называется-эта-штука-когда-видно-всю-шею-и-не-только-шею Брайар. Мистер Грей и хоббиты с правильной родословной...

— О! Так вот что это было! — мысленно охнул Хэлфаст, чувствуя, как к его щекам приливает горячая краска. Все произошедшее вдруг стало на свои места, обрело имена. Даже пресловутое Чувство оказалось ничем иным как… надеждой. Эта мысль должна была смутить его, но почему-то не смутила, а наоборот — принесла облегчение. Теперь он догадывался, чего хотел. И хотя это робкое неуверенное желание, учитывая трудности межвидовых связей и абсолютную недостижимость Владельца Валар знает чего, было довольно-таки абсурдным, оно хотя бы было понятным. А с понятным можно как-то жить.

— Хэл, ну ты чего там застыл? — подошедший Фалько взял его за локоть. — Все еще обижаешься?

— Немного, — неохотно выныривая из своих мыслей ответил ему Хэлфаст. — Поэтому сейчас ты будешь некоторое время молчать, а я буду пить. До тех пор, пока не перестану обижаться. И учти, все это будет за твой счет!

Как ни трудно было этого ожидать в столь разношерстной компании, вечер прошел превосходно. О Грее, словно бы по молчаливой договоренности, не было произнесено ни слова, зато карманы Фалько совершенно опустели — все до последнего пенни ушло на импровизированный торжественный ужин по случаю отъезда кузена. Паб держали хоббиты для хоббитов, и хозяин, уж конечно, не ударил в грязь лицом. На столе оказалось превосходное желтое масло и пышный белый хлеб, зажаренная до хрусткой корочки речная рыба, при одной мысли о которой у любого потекут слюнки, и, конечно, сладкий картофель — не то тонко наструганное и прокипяченное в масле непотребство, что ввели в моду огромины, а почтенный деревенский картофель с нежной крахмалистой мякотью под растрескавшейся от жара печи кожурой. Что же до пива, то хозяйка, устав бегать к их столику с кружками, просто поставила поближе к честной компании свежеоткрытый бочонок.

Словом, выходя в как-то слишком быстро наступившую ночь, Хэлфаст Андерхилл ощутимо пошатывался, и прежде, чем направиться к станции, ему пришлось несколько раз окунуть голову в стоявшую у дверей паба бочку с дождевой водой. Воротник рубашки тут же намок, но хоббит не обратил на это внимания. Сориентировавшись по Холму, он повернул налево и побрел в сторону железнодорожной станции. Улица была тиха и пуста, только из паба позади доносился тоненький голос Брайар, выводивший застольную песню (вероятно, собственного сочинения мисс Гэлпси):

— Хей! Не смотри на меня, парень!

Спрячь свои бесстыжие глаза!

Хотя нет — смотри, но ни на что не рассчитывай, понял?

Я надела лучшее платье не для тебя.

Я украсила шиповником косы не для тебя.

Я пью сегодня не за тебя.

Не из-за тебя.

И даже если я напьюсь пьяной, никто не посмеет сказать мне: “Ох, Брайар, где твоя совесть?”

Ведь тот, кто глазеет — не джентльмен, понял?

Дорога к станции вела через Реку. И Хэлфаст, даже рискуя опоздать к поезду, на несколько минут задержался на мосту, подставив лицо свежему ветру, слишком холодному для стоявшей в Шире поздней весны. Росшие по берегам ольхи тихо шептали что-то, их ветви почти касались бегущей воды. И было странно думать, что, если сейчас бросить в стремнину щепку, та, как ни быстро здесь течение, достигнет Брендивайна куда позже, чем он, Хэлфаст Андерхилл, в тряском вагоне гномьего грузового. Мир с каждым днем становился все меньше, все теснее. А реки все текли и звезды все мерцали, словно и не замечая этих перемен.

Контракт

Увидев на перроне одинокую высокую фигуру, Хэлфаст ничуть не удивился. Так ведь все и бывает у хоббитов, верно? Либо ты, справив совершеннолетие, находишь себе добрую женушку, в совершенстве овладевшую искусством печь кексы, после чего постепенно начинаешь обрастать шумным семейством, пивным животиком и планами завести себе на склоне лет хорошенькую ферму близ Йейла. Либо живешь один, пестуешь племянников и племянниц, приучаешься язвительно отзываться о целящихся на твой дом дальних родственниках и… ждешь. Чего именно тут можно ждать, Хэлфаст Андерхилл и сам не знал (хотя под влиянием болтовни столичных кузенов и начал с годами подозревать тут некую связь с тем фактом, что даже самые лучшие мастерицы по части кексов почему-то всегда оставляли его равнодушным). Но в любом случае, как говаривали старики, холостяку в норе не вековать.

— Хей, Андерхилл! — Грей, уже успевший подняться на подножку, помахал ему рукой и закричал, перекрывая гул паровоза: — Да не плетитесь вы нога за ногу, поезд вот-вот тронется! Я уж даже начал опасаться, что вы раздумали ехать.

— Интересно знать, как вы вообще проведали, что я еду, — карабкаясь по лестнице в вагон, проворчал Хэлфаст, к которому при виде Господина Владельца начал стремительно возвращаться прежний дух противоречия. Хмель еще не выветрился, и узкие кованые ступеньки казались ужасно скользкими, но протянутую сверху руку хоббит проигнорировал.

— Пха, да в Хоббитоне об этом, наверное, каждая собака знает. Думаю, так или иначе я все равно узнал бы об этом, даже если бы отославший вашу телеграмму малый не работал на меня, и моя помощница не… как там сейчас говорит молодежь… зависала весь вечер с вашим кузеном.

— А вы, значит, совершенно случайно тоже решили отправиться в путь сегодня? — подозрительно спросил несколько отдышавшийся после подъема Хэлфаст, которого мысль о том, что за ним, вероятно, следили, одновременно и обнадежила, и испугала. — И даже не на каком-нибудь роскошном личном поезде, а именно на ГГ?

— Представьте себе! — с ухмылкой развел руками Грей. — В конце концов, в этом есть что-то уместное, разве не зовут меня Гэндальфом Греем?

— Но вы-то сами, надеюсь, не станете утверждать, что вы — это он? В смысле — тот самый?

— А разве это так уж важно? Имена — это всего лишь имена. Тем более что с вами, мой милый, я хотел бы поступить в точности так, как это сделал бы в старину он. С той небольшой разницей, что, по нынешним-то диким временам, мне сначала придется спросить вашего согласия. Нет-нет, не кусайте снова губу, вы при этом становитесь таким сердитым и глядите так решительно, что у меня руки чешутся пренебречь дурацкими формальностями и покончить все прямо в этом продымленном тамбуре.

— Покончить… все? — одними губами повторил ошарашенный резким поворотом беседы Хэлфаст. Выпитое пиво все еще продолжало оказывать свое благотворное действие, но вот прямо ко “всему”, чем бы это все не оказалось, он сейчас не был морально готов.

— Понятия не имею, о чем вы сейчас подумали, но лучше бы вам прекратить, сердитым вы мне нравились гораздо больше, — сказал Грей, и в этот самый момент пол под их ногами ощутимо дрогнул — поезд трогался. — Дайте-ка я лучше возьму вас под руку… ну, то есть за руку, пока вы снова не упали. Не хотите? Ну как знаете. Как вы тонко заметили, я нынче без роскошного личного поезда, но вот роскошный личный вагон для меня прицепили, и, кажется, в нем уже накрыт поздний ужин. О ваших недавних гастрономических подвигах я тоже наслышан, но ведь ни один настоящий хоббит не откажется от угощения, верно? За доброй порцией бараньего рагу все сразу покажется проще.

Хэлфасту прежде уже приходилось пару раз ездить гномьим грузовым. Это была громыхающая смрадная колымага: старенький паровоз, с десяток полувагонов, груженных рудой или металлическими слитками и притулившийся в самом хвосте вагончик для малочисленных пассажиров. Был он темен и тесен, как нравится гномам, но постели здесь стелили отменные, и, если не забыть запастись едой в дорогу, на одну ночь можно было устроиться с относительным удобством. Теперь же вместо знакомого вагончика обнаружился настоящий дом на колесах. Здесь хватило места и для длинной огроминской кровати (в сторону которой Хэлфаст очень старался не смотреть), и для стола с тремя удобными стульями. Ярко горели масляные лампы. Но удивительнее всего были стены, сплошь увешанные дорогими старинными гобеленами с эльфийскими лучниками, горящими ладьями, пикирующими орлами и закованными в броню лошадьми. Некоторые из вытканных сцен и лиц Хэлфаст узнавал: дева в доспехах была, конечно, Эовин дочь Эомунда, вместе со Старым Брендибаком сразившая короля-чародея, а величавый старый гном, отбивающийся от полчища орков — Балин Фундинссон, павший у корней гор, в холодных глубинах Кхазад-Дума. Другие были нашему герою совершенно неизвестны. Но все вместе они производили ошеломляющее впечатление — как будто на здесь оживала сама история. Грозная, кровавая, но славная, совсем не похожая на нынешний скучный век. Завороженный, совершенно забывший себя, хоббит медленно шел вдоль стены, испуганно ахая при виде одних изображений, восхищенно замирая рядом с другими. Грей, оставшийся у входа, наблюдал за гостем с неослабевающим молчаливым вниманием, и по его лицу никто бы не смог сказать, о чем тот думает.

Картины сражений меж тем сменились чем-то вроде хроники великих путешествий. Люди, гномы и эльфы, изредка — даже хоббиты пересекали бурные реки, жгли костры под темным пологом небес. И если на прежних гобеленах Хэлфаста привлекали в первую очередь лица, то тут он видел не столько путников, сколько удивительным мир, громадные расстояния которого не измерить днями пути, не объять даже мыслью. Мир, еще не успевший съежиться под натиском времени, стать обжитым и маленьким, как нынешний Шир. Где-то там, невообразимо далеко, ворочались на своих каменных ложах, гремели на перекатах холодные реки. На востоке всходило бледное северное солнце. Шумели сосны, такие высокие, что ни одному скайсмайелу не достать им и до колена… Хэлфаст буквально чуял носом их терпкий смолистый запах…

— А вот теперь я снова не могу понять, о чем вы думаете, — вывел его из оцепенения голос Грея. — Скажите что-нибудь.

— Кто вы, и что здесь делают изображения всех этих людей?

— Вы же все равно мне не поверите, Андерхилл, — Грей устроился за столом и поднял серебряную крышку со стоявшего здесь же подноса с ужином. — Хм, устрицы, спаржа и никакого бараньего рагу, — разочарованно проворчал он. — Вот что значит полагаться на служащих. И все-таки садитесь, мой милый. Вы будете пить чай, а я расскажу вам, что я, кем бы я ни был, прежде делал с теми, кто изображен на этих стенах… и что я хочу делать с вами.

— И что же вы делали с ними? — недоверчиво спросил Хэлфаст, не спеша последовать приглашению.

— В основном давал советы. Иногда… скажу сразу — нечасто… спасал. Но главное — я своим присутствием на краешке их жизни придавал им мужества делать то, к чему звало их сердце.

— Но при чем тут я? Как вы сами заметили, я не Тук и даже не Брендибак, и мое сердце… — он запнулся, но тут же закончил неуклюже, —никуда меня не зовет.

— Ой ли? — Грей нахмурился, словно неловкая ложь Хэлфаста вызвала у него досаду. — Милый мой, да я сразу понял, что вам нужно, когда подхватил вас там, у себя в кабинете, не позволив уткнуться носом в мой ковер. Входя ко мне после той смехотворной сцены с малюткой Гэлпси вы были смущены и раздосадованы, но стоило покрепче схватить вас, как сразу успокоились и почувствовали себя в безопасности, а потом начали сердиться на мою дерзость и на собственную реакцию на нее.

— Это неправда! Если я и злился, то только на вас!

— Это правда. Просто не та правда, которую приятно вот так неожиданно узнать о себе. Сейчас вы этого не осознаете, но рано или поздно поймете, что я был прав. Ну или, — Грей лукаво усмехнулся, — я могу для пробы взять вас за шиворот еще раз прямо сейчас, хотите?

Хэлфаст почувствовал, что ему не хватает воздуха. Первой его реакцией было отрицание, да и второй тоже, но… на самом деле — сейчас он это очень ясно понимал — он действительно хотел. Так сильно, как ничего и никогда прежде не хотел в своей жизни. И дело было конечно же не в простом повторении давешней неловкости. Всем своим существом Хэлфаст жаждал понять, наконец, что именно лишило его покоя, почему ему так легко и одновременно так трудно с лишь сегодня утром встреченным Греем, куда звала его Река и манили сосны… А Элберет, ну при чем вдруг тут сосны?

— Возьмите, — севшим голосом проговорил он наконец.

Грей погладил рукой бороду, словно желая потянуть время. Очевидно, предложение было высказано им в шутку, и новый поворот дела стал полнейшей неожиданностью.

— Уверены? — наконец спросил он. — Нет, можете не отвечать, сам вижу, что не уверены, но уже и не откажетесь. Это еще одна из вещей, которые мне в вас нравятся.

Грей поднялся на ноги, и замерший в испуганном предчувствии хоббит заново поразился, насколько тот высок, и какое тревожное чувство вызывает эта колоссальная разница в росте. Когда рука Грея цепко ухватила его за воротник и подняла вверх, Хэлфаст закрыл глаза. Пара ударов сердца, и вот он уже снова стоял на собственных ногах. Пол под ними подрагивал, то ли от хода поезда, то ли от того, что ноги Андерхилла сегодня весь день не были тверды, то ли от того, что миг покоя и безопасность, о которых говорил Грей, действительно был. И это было правда, и это было странно… и это совсем-совсем не стыковалось с тем объяснением влечения к этому человеку, которое он вообразил было себе.

Не глядя на хозяина вагона, Хэлфаст отвернулся лицом к стене. Не за тем, чтобы снова увидеть гобелены, ему просто было нужно немного времени для того, чтобы поразмыслить обо всем в одиночестве, а другого уединения тут не могло быть.

— Признаться, вы меня немного пугаете, — проворчал за его спиной Грей, и хотя голос казался сердитым, Хэмфаст различил в нем нотку встревоженной просьбы.

— Подождите! — очень серьезно сказал он, оборачиваясь. — Ни о чем меня сейчас не спрашивайте. И по глазам читать не надо. И… и сядьте. Пожалуйста. Мне нужно сделать еще одну вещь.

Не выходя из своего сосредоточенного состояния, не задумавшись, как это будет выглядеть, он сделал несколько шагов к вернувшемуся на свое место Грею, протянул дрожащую руку и провел по заросшей бородой морщинистой щеке.

Было… колко. И только.

Во взгляде серых точно полированный мифрил глаз Грея вдруг вспыхнуло понимание. Одну ужасную секунду Хэлфасту казалось, что сейчас тот просто рассмеется. Но мелькнувшая было в серебристой глубине смешинка тут же сменилась уважительным сочувствием.

— Так вот что вы себе подумали, — сказал наконец он. — Нет, не надо так смущаться, Хэлфаст… я ведь могу звать вас Хэлфастом? Что ж, могу сказать, что мне давно никто так не льстил. Нет, и губу закусывать не надо, поверьте, я говорю это вовсе не для того, чтобы вас приободрить. Если бы вы дожили до моих лет, то тоже приняли бы как драгоценный подарок то, что столь юное и полное жизни существо еще может заинтересоваться вами в таком смысле. Даже если это — результат очевидной ошибки, — тут Грей все-таки улыбнулся, но улыбка вышла вовсе не обидной.

Впрочем, охваченного смятением Хэлфаста она утешила мало.

— Но если это не… что это тогда?! — вскричал он. — Почему мое сердце не на месте, когда я вас вижу? Почему… почему мне нравится, когда меня держат за шиворот?

— Ну с последним-то совсем просто, — Грей взял с подставки длинную глиняную трубку и похлопал ладонью по сиденью соседнего стула, приглашая собеседника присесть. — Хоббиты — удивительный народ. Во всяком случае, были таким когда-то, да и сейчас, как я вижу, подрастает немало тех, кто в иные времена был бы способен на многое. Вы щедры и отважны. Вы не сдаетесь там, где более сильные давно сломались и отступили бы. Но при этом вы так привязаны к своим домам и вещам, к своим традициям и образу жизни, к маленькому мирку, заканчивающемуся в двадцати милях от родной норы, что вас на поиски приключений приходится буквально выгонять палкой. Вот, взять хоть вас. Вы ведь — может быть, даже втайне от себя самого — ненавидите все это. Свой крохотный островок, на котором вынуждены проводить безвылазно большую часть года. Телеграммы настойчивой мисс Коттон, призывающие вас назад в тот момент, когда вы едва-едва сумели ненадолго вырваться из дому. Этот поезд, который уже к утру доставит вас в Мари, в то время как в прежние времена вы бы двое суток шагали по лесам и дорогам, пьянея от ночного ветра, заплутавшего в соснах. Ненавидите, но сами не можете решиться на побег. И тут, — Грей снова улыбнулся, на этот раз самодовольно, — появляюсь бесцеремонный я. Курите? Ах, верно, я и забыл, что нет.

Потом они довольно долго молчали. Грей курил. Хэлфаст с новым чувством разглядывал гобелены. На его вкус на них было многовато крови, но…

— Должно быть, это очень опасно, — неуверенно проговорил он наконец и машинально взял с подноса стебель давно остывшей спаржи.

— Не буду лгать — да. По правде говоря, прямо сейчас у меня лежит в кармане тот самый договор, который я в последние годы взял за правило подписывать с героями. Там говорится о том, что должен делать я, и что должны делать вы, какие меры безопасности должны быть приняты, и каких действий следует избегать, а в итоге все ведет к тому, что риск есть риск, и если вы попадете под лавину или окажетесь захвачены недобитыми орками, я мало чем смогу вам помочь. Но это только глупые формальности, и я не стану опошлять ими начало вашего первого в жизни приключения. Мы просто доедем до Берендуина, а потом переправимся через него и двинемся на восток. Быть может, отправимся в Мглистые горы: говорят, там нынче начали сгущаться тени. Или всего лишь дойдем до Бри, где вы поймете, что все это — блажь, и вернетесь домой по торговому тракту.

— Держу пари, так быстро я не сдамся, — решительно мотнул головой Хэлфаст.

— Не загадывайте до тех пор, пока в первый раз не сотрете себе ноги и не проголодаетесь как следует, — наставительно сказал Греей, но тут же сменил тон. — По правде говоря, я тоже не думаю, что вас хватит только до Бри. Поставлю-ка, пожалуй, на Райвенделл.

За окнами вагона начинало медленно светать.