Друг (джен)

Он придержал коня на вершине пологого холма, любуясь раскинувшимся впереди городом. Лорадо — столица Скивии. Солнце уже клонилось к закату. Нужно было поспешить и найти место для ночлега до темноты, но он все вглядывался в очертания улиц и домов, пока застоявшаяся лошадь не переступила с ноги на ногу, заставив задумавшегося всадника схватиться за притороченную к седлу сумку, хранившую самое ценное — книгу легенд и историй, которые он записывал, скитаясь по всей Скивии.

Оставшееся до ворот расстояние почуявшая жилье усталая лошадь преодолела бодрой рысью, спеша попасть в тепло и уют добротных конюшен. Ее хозяин тоже был рад оказаться под крышей в компании горячего ужина и чистой постели и дать отдых измученному телу.

* * *

К вечеру следующего дня в ушах звенело от громких визгливых голосов местных кумушек, что с радостью делились с вежливым ученым господином однотипными историями о несчастных влюбленных. Ноги гудели от усталости — обойти все храмы оказалось непросто, но просящие милостыню степенные старцы охотно дополнили его книгу притчами о добре и зле. В голове стоял туман — завсегдатаи трактиров требовали выпить с ними в обмен на рассказы о лихих ворах и благородных рыцарях.

В поисках тихого места для отдыха он забрел на окраину и у самой городской стены обнаружил вход в крохотный, запущенный садик с одинокой мраморной фигурой в центре, так густо увитой плющом, что разобрать, кто же был изображен неизвестным скульптором, было невозможно.

Полчаса тишины улучшили его самочувствие и пробудилось любопытство. Очистив надпись на постаменте, он прочел: «Бак — вечный друг и защитник». Озадаченно перебрав имена всех известных ему святых и героев, он не нашел ответа и, задумавшись, не услышал шагов.

— Редко кто чужой забредает сюда, — незаметно подошедший к нему старик — невысокий, хрупкий, полностью седой, но с неожиданно яркими голубыми глазами, — стоял, тяжело опираясь на массивную трость. — Но я рад компании, а Бак и подавно. Поможешь, добрый человек?

Вдвоем они быстро очистили статую. Скульптор был талантлив. Изображенный им курносый, вихрастый мальчишка казался готовым вот-вот сойти с постамента, замершим лишь на миг, задумывая очередную каверзу. Такими живыми казались его светящиеся озорством глаза и готовые дрогнуть в широкой улыбке губы.

— Кто это?

— Бак, — прошептал старик, и столько чувств было в коротком имени. Он положил на постамент извлеченную из кармана деревянную фигурку лошади и отошел к скамейке. — Есть легенда… В нашем квартале жил мальчик. Он сильно болел, был маленьким и хрупким, и другие мальчишки не хотели с ним играть. Большую часть времени он сидел дома в одиночестве и рисовал или лепил.

— Это был Бак?

— Нет. Сив. А Бак был тем еще шалопаем. Но друзья они были не разлей вода. Все время вместе проводили. Словно знали…

— Знали что?

— Зима в тот год выдалась такая страшная, что от холода промерзали стены. А болезни только того и надо, — старик устало вздохнул и лицо его исказилось, словно та страшная зима и у него забрала что-то дорогое. — Сив сильно страдал, а Бак проводил дни и ночи у его постели, страшась отпустить его руку. И настолько велико было его желание защитить друга, что попросил он у богов возможности забрать себе всю боль Сива и мучиться вместо него. Боги согласились.

— Сив выздоровел?

— Когда мать Сива на следующее утро зашла в комнату сына, она застала его рисующим незнакомого мальчишку. Он был слаб и бледен, но улыбался. А Бака не было. И никто, даже его родители, не помнил о нем. Только Сив. Но с тех пор дети часто стали рассказывать о мальчике по имени Бак, что приходит он к болеющим детям и забирает их боль. А одиноким детям дарит утешение.

— Дети часто выдумывают себе воображаемых друзей.

— Тут другой случай. Мой младший правнук Лори был совсем плох… Лекарь сказал маковой воды приготовить, чтобы, значит, облегчить… Потому что не спасти… И я готов был на все, — старик повысил голос, будто давая клятву. — Только не пришлось. Потому что Лори улыбался, а потом как будто просто заснул. Только прошептал, закрывая глаза: «Веди, Бак. Я готов».

Нужно было дать старику побыть наедине с его горькими воспоминаниями, достать книгу и перо с чернильницей показалось самой лучшей идеей. К тому же история о маленьком мальчике, не побоявшемся пожертвовать собой ради друга, явно заслуживала того, чтобы быть увековеченной.

Он как раз зарисовывал статую, по привычке иллюстрируя записанное, когда старик снова заговорил.

— Лори любил лошадей, — он снова подошел к статуе, вглядываясь в радостное лицо мальчишки. Сухая морщинистая рука ласково погладила деревянный бок лошади. — Как и ты, Бак. Ты уж присмотри за ним, за ними всеми, — прошептал старик, не замечая, что его деликатно оставили в одиночестве. — Присмотри и подожди меня там. Я скоро. Я уже почти готов.

* * *

Вернувшись в гостиницу после заката, он отказался от ужина и поднялся в снятую на пару дней комнату, где долго ворочался без сна, вспоминая разговор со стариком.

А под утро ему приснились незнакомые улицы, по которым бегали мальчишки, перекидывая друг другу тряпичный мяч. Их главный заводила показался знакомым — курносый нос, непослушные вихры и тысяча мелких чертиков на дне зрачков. С громким гиканьем он бросил мяч детворе и направился к дому, в тени которого на ступенях сидели два светловолосых мальчика. Один играл с деревянной лошадкой, другой держал на коленях альбом для рисования, и его яркие голубые глаза сияли от счастья.