Шелест (джен)

Горы вокруг были чем-то несбыточным. Алине они казались нереальными, нарисованными; она и сама могла так нарисовать, все-таки окончила художественную школу. Где-то наверху, еще выше, чем горные вершины, сияла граница верхнего мира. До нее многие пытались достать, рвались в горы в надежде дотянуться там до блестящей грани, что, по слухам, скрывала Рай.

В горы сегодня не хотелось. В деревне у бабушки всегда думалось о чем-то непривычном. Чужие края, словно зеркала наоборот, выворачивали душу, переиначивая желания. Все зиму и весну Лина мечтала, как приедет сюда, будет ночевать в палатке у подножья гор, а поутру рисовать красками нежные рассветы и многоцветье равнины. Как рискнет забраться выше, ближе к той самой границе, и нарисует и ее тоже.

И что? Вот она, здесь, а к границе и не тянет. Навязчивая мысль не давала покоя весь вчерашний день и сегодняшнее утро. Из-за нее рассвет, который она все же решила нарисовать, на холсте вышел плоским, неживым и каким-то детским. А все потому, что мысль была крамольной, ужасной и страшной. Потому, что она упорно не хотела пропадать.

Потому, что Алине было интересно, цветут ли лютики на границе Нижнего мира. И сегодня она собиралась это выяснить, несмотря на то, что посещение нижнего мира не порицалось, но очень и очень не одобрялась в приличном обществе.

Нижний мир всегда был рядом и пускал любознательных с радостью. Выпускал, правда, не всегда, зато привечал с удовольствием. Только к нему не ходили часто. Если наверху был Рай, то внизу, конечно же, Ад. А кто туда добровольно заглянет?

Однако человеческое любопытство было проще удовлетворить, чем заглушить. Алина заправила непослушную прядь волос за ухо и мысленно выругалась. В палитре были только светлые цвета — голубой, розовый, персиковый, бирюзовый, бледно-желтый, белый. Совсем не те, которыми можно рисовать нижний мир.

Зачем идти туда, если рисовать не получится? А если не рисовать, то зачем тащить принадлежности? Спорить с собой она спорила, но шла. Потому, что уже согласилась на эту авантюру, хоть и мысленно, но просто так сдаться не желала.

В нижний мир можно было попасть, спустившись в подвалы, свернув в неприметную дверцу, обязательно со знаком красного трезубца. Заглянув в метро или провалившись в люк. Но это в городе, а здесь границы Рая и Ада охраняли горы, которым были безразличны святость неба и мучения подземелья. Здесь границы стирались, приближаясь к их родному, срединному миру.

Плавный спуск начинался у таблички с привычным символом, предупреждающим, но не останавливающим. Каждый был вправе сам сделать свой выбор. Алина поправила ремень сумки и неосознанным движением проверила крестик на шее. А затем, отмахнувшись от подспудной тревоги, шагнула вперед. Раз уж решилась, не тормозить же на полпути.

Граница была недалеко. Мир за незримой чертой менялся, да так, что Алина не сдержала удивленного вздоха. Это стоило того, чтобы рисковать. Бирюзой легли на холст каменные границы, сменившие серость на непривычную зелень, рамкой оттенили пульсирующий розовый свет вдалеке. Небо над нижним миром было таким же — светло-голубым, и от этого бордовая краска, которую Лина берегла для заката, а пустила на непривычную землю, казалась еще темнее.

Сначала нарисовала фон, как учили. С верхнего левого угла, вниз, чтобы не дай бог, не смазать, не испортить рисунок. Небо, скалы, темнота земли. Тонкой белой линией легла граница по скалам, по земле, разделяя ее мир и нижний. А вдоль линии, раскрыв головки и вытянувшись к небу и ловя лучи солнца, росли лютики. Желтые бутоны чуть покачивались, переплетались между собой и чуть светились. И это, казалось, было прекраснее, чем переливчатая грань верхнего мира. Потому, что от нижнего прекрасного не ждали, и потому, что это было невозможно, но существовало.

К палатке Алина возвращалась неспешно. Бережно несла в руках мольберт с еще не высохшими красками и мысленно удивлялась, что всем цветам с палитры нашлось свое применение. Но ведь заготовлены они были для верхнего мира. Для его триумфа с рассветом и поражения с закатом. Почему же так просто и гармонично краски отразили и нижний мир? И как теперь жить с мыслью, что посмотреть другие цветы за чертой нижнего мира ей интереснее, чем перенести на холст переменчивость границы верхнего?

За ее спиной догорал закат, а лютики на картине все еще сияли желтым, словно живые. Алина, как только дошла до палатки, бережно устроила картину в изголовье спальника. Надо было переодеться, отмыть краску с рук, с палитры, замочить кисти. Но все это меркло перед осознанием — мир нижний состоит из тех же красок, что и верхний. То есть между ними почти нет разницы, разве что нижний ближе. А значит, завтра она сможет снова его навестить.

Лютики на картине продолжали мерцать едва заметным светом, даже когда Алина уже заснула. Она пообещала себе проверить, не только цветы за границей, но и взглянуть на нижний мир по-другому и в городе. Так или иначе, краски у нее в руках, и она сама выбирала, в какой цвет раскрашивать холст и мир вокруг.