Последний разговор (джен)

Если вы потеряли Леголаса в Минас Тирит — как я сегодня, — то найти пропажу не сложно. Вы с большой вероятностью обнаружите его в саду Арвен, если только к его исчезновению не приложил руку кто-то третий.

Леголас посадил его много лет тому назад, незадолго до её первого приезда, когда я всё ещё пытался освоиться в роли короля. Раньше на его месте был ухоженный, безупречно чистый и красивый сад. Мирный оазис, возвышающийся посреди разрушенного войной города. Мой народ разбил это совершенство для Арвен, как только прослышал о скором прибытии королевы.

Пока всё это совершенство не увидел Леголас и не истребил его на корню.

Он задался целью сотворить для Арвен лесную глушь в стиле нандор. На то, чтобы превратить совершенство в «правильный» зелёный хаос виноградных лоз, цветов и деревьев, ушли годы. Леголас трудился над своим детищем не покладая рук, но, несмотря на это, сад не выглядел ухоженным, скорее, наоборот, беспорядочным и диким, как будто он был здесь всегда, как будто проказник-ветер рассыпал семена по земле, и те проросли там, где он их уронил. Наведываясь в Минас Тирит, Леголас обязательно заглядывал в этот сад и пропадал там часами, творя необузданную дикую природу, а мой народ взирал на это действо с изумлением. Так же, как и сейчас, истосковавшись по его обществу, я отправлялся на его поиски, и ноги сами приводили меня в сад. Только для того, чтобы найти Леголаса стоящим по колено в грязи и напевающим какую-то чепуху на лесном наречии, пока моя стража стояла и неверяще пялилась на сына Лесного короля.

Но как же Арвен полюбила этот сад!

Порой я думаю, что, возможно, он разбил его не только для Арвен, но и для себя тоже. Убежище, где он мог бы укрыться, когда шум моего города и крики людей становились для него запредельно громкими, когда причуды смертных вводили его в замешательство, а различия между нашими народами выводили из душевного равновесия, вынуждая искать уединения и покоя. Что бы ни стряслось, Леголаса всегда можно было найти в саду.

Я ищу его по всему Минас Тирит, но знаю, что сегодня найду его именно здесь.

Несмотря на то, что меня вырастили эльфы и я вырос среди них, я не один из эльдар. Мне не дано чувствовать чужие fëar⁽¹⁾ так, как дано им. Мне приходится полагаться на мои глаза, уши, чувства, чтобы понять, что у других на сердце. С каждым уходящим годом это даётся мне всё сложнее, учитывая, что зрение и слух начали меня подводить, но сегодня это легко. В тот миг, когда я увидел Леголаса, я уже знал, что он несчастен. Едва ли мою проницательность можно назвать великим достижением, учитывая, что я знал это ещё до того, как взглянул на него. Он раздавлен и в отчаянии, и причина тому я. Но не его несчастье удивляет меня, а то, что он один. Многие любят его с неистовой яростью, но тем не менее сейчас ни одного из них здесь нет.

Леголас сидит под одним из горячо любимых им деревьев, прислонившись спиной к стволу, и смотрит на небо. Интересно, он слушает, о чём шепчутся деревья, или ищет в небе чаек, что в последнее время случается с ним всё чаще и чаще? Мне следовало бы присесть рядом с ним — и раньше я бы непременно так и сделал, — но путь до земли неблизкий, а встать на ноги и того сложнее. Я больше не могу сидеть с ним бок о бок. Вместо этого я опускаюсь на лавку рядом с ним. Он молчит, и я понимаю, что самый сложный из разговоров придётся начать мне.

Я делаю несколько глубоких медленных вдохов, собираясь с мужеством, и нахожу поддержку там, где меньше всего ожидаю её найти — прохлада каменной лавки растекается по спине волной спокойствия, в котором я отчаянно нуждаюсь в данный момент.

— Ты один? А где все?

— Я прогнал их прочь, — с горечью заявляет он. — Всё из-за моего дурного характера. Ну и ладно, я всё равно не искал их общества.

О, характер у Леголаса и вправду имеется, и прескверный! Порой я сам не понимаю, как такой тяжёлый характер может уживаться с его лёгкостью и тем светом, который от него исходит. Должно быть, Леголас унаследовал этот крутой нрав от своего венценосного отца и вспыльчивого деда. Он может вспыхнуть в любой момент, обычно в тот самый момент, когда вы меньше всего этого ожидаете, и оставить вас в полном недоумении, что в прошлом я не раз имел неудовольствие прочувствовать на собственной шкуре. Я не хочу, чтобы эти часы были омрачены вспышкой его ярости, и потому порываюсь уйти и оставить его наедине с самим собой. Попробую поговорить с ним позже, когда он немного остынет.

— Тогда я, пожалуй, пойду… — говорю я, но Леголас обрывает меня на полуслове.

— Не тебя, идиот! — его голос дрожит. — Твоё общество желанно.

Я опускаюсь на лавку и жестом указываю на пустоту сбоку от меня.

— Не составишь мне компанию?

Он вздыхает и поднимается на ноги, тяжело, без привычной грации, присущей ему. Я давно его знаю, и с тех пор время меня не пощадило, но Леголас остался прежним. Он выглядит в точности так же, как в тот день, когда я впервые повстречал его в Имладрисе много лет тому назад. Леголас не утратил ни своей гибкости, ни своей молодости. Кажется, он не постарел ни на день. Я не могу сдержать улыбки, вспоминая мою первую встречу с ним. Это было так давно…

Моя мимолётная улыбка не ускользает от него, но даже по прошествии стольких лет она сбивает его с толку. Такое случается с ним довольно часто.

— Весело тебе, да? Даже сегодня будешь улыбаться? — он осуждающе хмурится и кривит своё красивое, гладкое, молодое лицо.

— Я вспомнил тот день, когда мы с тобой познакомились. По-настоящему познакомились. И я имею в виду не обмен любезностями на Совете Элронда, а наш первый разговор. Помнишь? Кажется, ты тогда ещё оскорбил одного гнома.

Лицо Леголаса становится мрачнее грозовой тучи, а безупречные черты омрачает невообразимая печаль. Я хотел подбодрить его — мне воспоминания о былом приносят лишь радость, — но, видимо, на эльфа они навевают меланхолию.

— Я помню.

Тяжёлое молчание повисает между нами. Его вес давит на меня, душит те крупицы радости, которые принесли воспоминания об утраченном. Я хочу положить ему конец, но не знаю, с чего начать.

Когда тишина становится почти невыносимой, Леголас не выдерживает и снимает этот груз с моих плеч.

— Я не могу этого сделать, Арагорн! — кричит он. — Ты слишком многого от меня просишь. Я следовал за тобой все эти годы. Я делал всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе, но этого я сделать не могу.

— Ты можешь, — я накрываю его ладонь своей, чтобы он выслушал меня спокойно. — Ты сможешь это сделать. Нам с тобой пришло время проститься, Леголас. Сейчас подходящее время.

Он вздрагивает и отдёргивает руку, как будто прикосновение моей затасканной кожи к его, гладкой, как шёлк, причиняет ему физическую боль.

— Нет подходящего времени и никогда не будет! Тебе вовсе не обязательно делать это прямо сейчас! Только не сейчас.

Мы далеко не в первый раз поднимаем эту тему. Вот уже несколько дней мы ходим вокруг да около, и Леголас снова и снова увиливает от разговора. Но как бы терпелив я ни был, как бы сильно я ни старался заставить его меня понять, он меня не слышит. Вот и сейчас он меня не слушает.

— Я устал, Леголас, и хочу уйти. Не вижу смысла оттягивать неизбежное.

— А люди, которые тебя любят, хотят, чтобы ты остался здесь!

Он имеет в виду себя, и, если честно, больше всего меня беспокоит, что станет с ним, когда меня не станет. Арвен последует за мной. Наше расставание будет недолгим. Мой сын, мой прекрасный мальчик, уже сам стал мужчиной. Из него выйдет замечательный король. Я оставляю мой народ в надёжных руках, мой сын справится с теми препятствиями, что могут подстерегать его на том пути, на который он уже встал. Мои дочери в безопасности и счастливы в браке с достойными мужчинами, которые о них заботятся.

Многие из моих друзей уже опередили меня на этом пути в неизвестность… Фарамир, Эовин… В конце пути я смогу воссоединиться со всеми ними. Кто знает, возможно, я даже встречу моего отца? Эта мысль приводит меня в благоговейный трепет.

Но Леголас останется позади, растерянный, непонимающий и скорбящий. Он не может понять, что мне нужно двигаться дальше. Его путь на этом не заканчивается, дорога его жизни простирается далеко вперёд, ей нет конца и так будет всегда. Эту, самую последнюю часть моей смертности он так и не смог принять. Да и как бессмертное создание может понять такое?

— Ты тоже устал, Леголас, — я снова пробую достучаться до него. — Ты так долго сражался, чтобы остаться со мной. Я знаю, что ты больше не можешь сопротивляться Зову Моря. Я знаю, что ты слышишь его постоянно. Вижу это по твоему лицу, изо дня в день. Тебе здесь не место, и я отпускаю тебя.

— Я не просил меня отпускать! Я этого не хочу!

Невзирая на явную враждебность с его стороны, я продолжаю мягко гнуть свою линию.

— На той стороне моря тебя ждут те, кто тебя любит. Ты должен отправиться на Запад, и это правильно. Там тебя ждёт новая жизнь, преисполненная счастья и радости, и ты это заслужил, Леголас. Просто позволь этому случиться. А это... Ты справишься с этим, поверь мне.

Его губы плотно сжаты в жёсткую линию обороны, и я уже не единожды задаюсь вопросом почему. Почему этот упрямец отказывается отправиться к тем, кого, я знаю, он любит всем сердцем?

— Я вверил свою жизнь в твои руки, — сказал он, и это правда. — Я верил тебе как никому другому, верил даже тогда, когда никому не верил. Я последовал за тобой к вратам Мордора, потому что верил в тебя. Но сейчас я тебе не верю.

Он прав, потому что он был мне самым верным другом, и я всегда знал, что куда бы я ни отправился, он всегда последует за мной и прикроет мне спину. Но он не может пойти со мной туда, куда я отправлюсь, и это разрывает моё сердце на части.

— Тебе нужно уплыть на Запад, — сколько раз я говорил ему об этом за последние несколько лет? Кажется, я сбился со счёта, но чем сильнее я давлю на него, тем яростнее он сопротивляется.

— Я не хочу этого делать! — взрывается он и бросает на меня свирепый взгляд, подначивая разразиться доводами, которые он слышал из моих уст уже тысячу раз.

Я часами — днями — умолял его оставить нас. Я не вынесу, если завтра мне снова придётся смотреть, как он сопротивляется крикам чаек, которые так громко зовут его, только ради того, чтобы провести ещё один день в смертных землях, рядом с нами. Он страдает по моей вине… Пришло время положить этому конец. Я решил, что если не могу заставить его уйти, то сам покину его.

Ради блага Леголаса, один из нас должен прекратить это. А так как он уходить наотрез отказался, то… Кажется, тем, кто должен уйти первым, суждено стать мне.

Когда я уйду, его больше ничего не будет здесь держать. Он станет свободным, и волны унесут его туда, где он сможет заново открыть в себе того Леголаса, которого я когда-то знал, и наконец-то начнёт жить. Гимли проследит, чтобы он благополучно добрался до противоположного берега. Он дал мне слово, что сделает всё возможное, чтобы убедить упёртого эльфа пересечь море, когда меня не станет.

Слова Леголаса красной нитью проходят сквозь мои мысли:

— Не здесь тебе сейчас следует быть, Арагорн. Ты уже всё решил, мне тебя не переубедить. Эту ночь ты должен провести со своей семьёй, а вместо этого ты сидишь здесь, со мной. Иди к ним, твоя семья ждёт тебя.

Он прав, моя семья действительно ждёт меня, и я хочу провести эту последнюю ночь с ними, но мои родные понимают, почему я здесь, с ним.

— Пойдём со мной, — я поднимаюсь на ноги, с большей решимостью, чем я в себе ощущаю, и протягиваю ему руку. — Пойдём со мной сейчас.

Всем сердцем я желаю, чтобы он принял руку, которую я ему предлагаю, сжал её в дружеском рукопожатии в последний раз и последовал за мной, чтобы вернуть покой сердцам тех, кто за него переживает.

— Ты должен быть со своей семьёй, Арагорн, а я не твоя семья.

— Ты мой брат, Леголас, — мягко говорю я, и он знает, что это правда. — Пойдём, посидим в моём кабинете и поужинаем вместе в последний раз. Гимли раскурит свою трубку, и мы предадимся воспоминаниям, которые согреют наши сердца этой холодной ночью.

— Я не хочу предаваться воспоминаниям, — он так агрессивно и резко отметает моё предложение, что я невольно вздрагиваю. Из его уст сочится горе, и эхо разносит его по поляне. — Я раздавлен их тяжестью. Мне от них только хуже! Неужели ты не понимаешь? Воспоминания причиняют мне боль.

Я не понимаю, потому что для меня воспоминания — это лучики солнца в пасмурный день.

— Тогда чего же ты хочешь? — осторожно спрашиваю я, потому что если есть хоть что-то, чем я могу ему помочь, я это сделаю.

На долю секунды его лицо озаряется улыбкой. Мимолётная, она увядает раньше, чем успевает расцвести на его губах, как будто её и не было вовсе, но эти несколько секунд его преображают. С улыбкой наружу прорывается свет, сокрытый в нём, и я греюсь в его лучах.

— Я хочу мчаться с тобой верхом в Пеленнор, хочу обогнать ветер и сбежать от твоих стражей. Я хочу бежать с тобой и Гимли по полям Рохана в поисках наших друзей, и чтобы зло гналось за нами по пятам. Ты, я и Гимли — Трое Охотников. Этого я хочу, Арагорн.

— Ах, Леголас, — я легонько сжимаю его плечо. Меня переполняют грусть и сожаление, потому что я жажду этого не меньше, чем он — оказаться в том времени, вернуться в те воспоминания и прожить их заново. — Этого я тебе дать не в силах. Я уже не тот что раньше. Я стал слишком старым для охоты на орков.

— А я всё тот же, — печально говорит он.

И в этом вся соль нашей проблемы.

Он ни за что не пойдёт со мной к моей семье, которая окружит его теплом и любовью, но и оставить его одного я не могу.

— Ну, если ты настаиваешь на том, чтобы остаться здесь, я позову Гимли, — я иду на компромисс. — Скажу ему, что ты наговорил ему все те гадости, или что ты там ему наговорил, сгоряча, чтобы спровадить его. Я знаю, что ты не хотел его обидеть.

Ещё я знаю, что Гимли ушёл лишь потому, что посчитал, что так для Леголаса сейчас будет лучше всего. Позову я его или нет, он так или иначе скоро вернётся. Этой ночью он не уйдёт от Леголаса далеко.

— Нет, — на грани слышимости шепчет Леголас. — Не хотел. Но меня порой заносит… Ты же знаешь…

О, кому, как не мне, это знать! Наши с ним отношения никогда не были тихой гаванью. Недопонимание частенько становилось причиной наших ссор, но мы всё ещё вместе. Всё ещё — величайшая драгоценность нашего союза, которая связывала нас незримой нитью в те времена, когда нас штормило, заставляла барахтаться сильнее, чтобы справиться с непредсказуемым течением жизни, которое пыталось нас разделить.

— Леголас…

Я должен сказать ему. Завтра я покину его навсегда и, возможно, это наш последний с ним разговор наедине. Завтра я должен отдать дань торжественным церемониям и ритуалам, и может статься, что иного шанса спокойно поговорить нам не представится, а потом я уйду… Я должен сказать ему, как он важен для меня, хотя, знаю, он и так это знает. И всё же мне нужно ему сказать. Но как? Какие слова подобрать, чтобы описать такую дружбу, как наша? Слова не в силах передать того, что я хотел бы ему сказать.

— Леголас… — начинаю я, но голос меня подводит. Я похоронил боль от его утраты глубоко в своём сердце. Мне пришлось, чтобы не сомневаться в том, что я принял верное решение, верное для него, и для меня… Но несмотря на то, что в глубине сердца я знаю, что время пришло, если сейчас я вытащу на свет это горе, то уже не смогу сделать то, что должен. Я уже почти потерял его навсегда. Послезавтра я умру и потеряю его окончательно и бесповоротно.

Я смотрю на него. Он сидит неподвижно, сгорбившись под тяжестью горя, что давит на его плечи, пока я пытаюсь найти слова, которым под силу передать ту любовь, что я питаю к нему. Именно это мгновение выбирает горе, оно набрасывается на меня из своего укромного места, хватает меня за горло и душит. Оно захлёстывает меня, я тону в нём, и моё лицо становится мокрым от слёз.

— Леголас, я хочу сказать… — ещё одна попытка, и она снова оборачивается неудачей. Я не могу закончить фразу. «Прощай» — такое важное слово, а я не могу его произнести…

У него своё горе, но он всё равно тянется ко мне и утешает, как делал всегда. Моя правая рука, мой самый преданный сторонник.

— Я знаю, Арагорн, — говорит он и касается моей огрубевшей руки своей, тонкой и молодой. — Тебе не обязательно это говорить. Я знаю, что ты хочешь сказать. Моё сердце знает.

Мы молча смотрим друг на друга. Я запоминаю его лицо, впитываю каждый взгляд и черту, прячу глубоко во вместилище моей памяти, чтобы забрать его образ с собой туда, куда я отправлюсь. Я всегда буду хранить его красоту и свет у самого сердца, и я спрашиваю себя, поступит ли он так же?

Завтра Леголас будет излучать уверенность и спокойствие. Он скроет своё горе под маской, будет стоять рядом с моим сыном, моей женой, моей семьей и поддерживать их. Он будет играть свою роль безупречно; те, кто будут наблюдать за ним, не смогут увидеть той боли, которая сейчас написана на его лице. Я — единственный, кто будет знать.

— Тогда до завтра, — я кладу руку ему на плечо, прежде чем уйти, как делал бессчётное множество раз, как будто эта тихая ночь ничем не отличается от тысячи ночей, что были до неё, но это не так… Эта ночь последняя.

— До завтра, Арагорн, — отвечает он. Его красивый голос даёт осечку и рассыпается осколками стекла, потому что он тоже это знает. Завтра — это всё, что нам осталось.

Я уже скучаю по нему. Я скучаю по нему всем сердцем, но я уже много лет по нему скучаю. Не по тому Леголасу, который сейчас сидит передо мной, уставшему и измученному годами борьбы с Зовом Моря. Нет, я скучаю по светлому и озорному Леголасу. Леголасу, который беззаботно бежал впереди нас сквозь снег и смеялся над нашей медлительностью и кислыми физиономиями; наивному и юному Леголасу, который приехал в Имладрис много лет тому назад и смотрел на всех и вся широко распахнутыми глазами… Этому ветреному, переменчивому и непостоянному Леголасу с его своеобразным чувством юмора.

Я потерял этого Леголаса много лет назад.

И потому сейчас я отпускаю моего друга. Я даю ему возможность уйти и найти того, прежнего Леголаса, где-то там, на другом краю моря. Я преподношу ему величайший дар, которым владею.

Я ухожу.

1) fëar (синд) — душа.

Вернуться к тексту