Война с тобой  (гет)

Если бы кто-то осмелился тронуть тяжелые, внушающие уважение одним своим видом, створки дверей в покои нынешней леди Блэк, то он, этот наглец, мнивший себя бессмертным, застал бы не ту картину, которую стоило ожидать, учитывая репутацию, привычки и нрав выше означенной леди.

Меньше всего ждешь застать статную величественную красавицу, в слезах бьющую фамильный сервиз. И плевать, что прабабка зачаровала чашки и блюдца так, что они после очередного полета в стену тут же восстанавливаются, как ни в чем не бывало.

Выглядела же леди Блэк совсем не подобающим для леди образом. Черные длинные волосы растрепаны, как у ведьмы с потешной картинки. Мантия валяется на ковре, а платье безнадежно испачкано в пыли и, кажется, в крови. Да и перекошенное лицо иначе как маской несчастья не назовешь.

Общеизвестно: Блэки поразительно невоспитанные хамы. Но чтобы ледяная королева всея Слизерина в прошлом опустилась до такого магловского способа выпустить пар? Повод должен быть очень серьезным.

Наконец треклятое блюдце отскочило от стены особо «удачно» и почти попало ей в лоб, остановленное молниеносным движением палочки. Вальбурга выдохнула и присела. Ее ведь предупреждали, что фамильный фарфор отличается скверной привычкой не только восстанавливать заново целостность, но и метить бьющим его святотатцам по лицу. Она, правда, в эту байку не верила. Да и раньше выпускала пар в тренировочном зале, как и подобает ведьме, а не истерила, словно последняя дура с битьем посуды.

Но что поделать, если повод был более чем весомым?

Леди тоскливо покосилась на мятый клочок пергамента, который ее первенец посмел отослать в родной дом. Паршивец… И где она упустила в воспитании наследника? Да еще до такой степени.

Нет, Сириус был упрям, но на то он и Блэк. Но его последняя выходка сначала едва не загнала ее в гроб раньше срока, а потом вызвала сие безобразие. Вальбурга сдержалась в столовой только потому, что увидела перепуганный взгляд младшего сына. Регулус не тот, которого стоило расстраивать так глупо. Он и так скучал по беспутному младшему брату…

Лучший пергамент был еще до отправки измят как непонятно что; аккуратный почерк сына, — ей в свое время стоило стольких усилий приучить недотепу писать безупречно, — прыгал веселой кривой перед глазами. Да Мерлин с качеством пергамента и все остальным, главным было содержание опуса Сириуса.

Племянницы, ни Нарцисса, ни Андромеда, ни на худой конец Беллатрикс, которая была тем еще мастером эпистолярного жанра, тетушке не написали. То ли предвидели ее реакцию и проявили греющую душу осторожность, то ли сами переживали разочарование слишком остро. И кто их посмеет за это винить? «Представитель славного рода Блэк распределен на Гриффиндор» — абсолютно нереально и дико звучит.

Вальбурга мечтала заполучить окончательно спятившую Шляпу и сжечь ее. Потому что, как можно было отправить идеального Блэка в этот рассадник грязнокровок? Здравым умом непостижимо!

Спору нет, ее Сириус отличался некоторой экстравагантностью решений и поступков. Но не до такой же абсурдной степени? И с каких пор десятиминутную ругань с Распределяющей Шляпой можно отнести к разумному решению?

Леди Блэк не сомневалась, что родная кровиночка переупрямила древний артефакт. Правда, приступ дурной гордости длился ровно до того момента, как Вальбурга вспоминала, где ее сын будет учиться следующие семь лет. Лучше уж отправила бы его в Дурмстранг, чем такой позор.

Реакция многочисленной родни на замечательную новость представилась так живо, что стало окончательно тошно.

Непоседливый ребенок часто перечил и иногда, казалось, состоял из одних противоречий. Но он был силен и талантлив даже для Блэка. А у них бездари не рождались. Сириус должен стать истинным алмазом среди таких же темных, как сама тьма камней в звездной короне.

Вальбурга двумя пальцами взяла письмо и бросила его в огонь без всякого сожаления. Она не думала писать сейчас сыну, опасаясь быть очень несдержанной. Опускаться до банального вопиллера, как какая-то клуша, было ниже достоинства леди Блэк. Нет, она немного успокоится и решит, что делать. Точнее, как смирится, что ребенок учится на совсем не подходящем ему факультете.

Много лет назад, качая на руках новорожденного Сириуса, ей пришло знание, что он либо станет концом рода, либо вознесет его еще выше. Такое предвидение редко дается дважды, и было бы полной глупостью закрыть на него глаза. Сейчас Вальбурга видела в распределении сына зловещий знак для рода, а не очередную выходку положительно несносного мальчишки.

Они называли своих детей в честь звезд… Но не искали ответов в куполе ночных небес, слишком мятежные и упрямые для этого. Если в тебе течет их огненная кровь, то ковать судьбу ты будешь сам. Иначе, какой ты Блэк?

Прописные истины, известные каждому рожденному в их семье, на одной чаше весов, и застарелый страх — на другой. Вальбурга не хотела, чтобы ее Сириус погубил тысячелетнее наследие семьи и сгинул сам. Она была строга к нему, иногда почти жестока, ибо верила, что тем самым оберегает любимого сына.

— Кричер?

— Да, госпожа.

Лишь этот старый домовик смотрел без страха, а лишь с благоговением. Хотя остальные эльфы наверняка трясутся от ужаса, ощущая ее гнев. И поэтому лишь на этого вечного брюзгу можно положиться.

— Лорд Орион еще не вернулся? — спрашивала Вальбурга, наверное, только для проформы. Супруга, Мордред его побери, в очередной раз не было, когда он ей был нужен. И спрашивать, где его носит, бесполезно — она устала слушать ложь.

Синие глаза обвели усталым взглядом уютную роскошь личного будуара и вернулись к домовику.

— Нет, госпожа.

— Проверь Регулуса и сообщи мне, когда милорд изволит явиться.

Тревога лишь усилилась так, как будто она железная. Конечно, отношения как к трепетной деве Вальбурга не требовала от мужа, но каплю заботы проявить можно было? Или она уже настолько ему опостылела, что и элементарные правила приличия забыты? Тут она одернула себя. Более глупой темы для переживаний было трудно найти.

Орион… Он не любил ее никогда и не считал нужным сие скрывать. Договорной, очень выгодный брак. Дети, которые должны были продолжить род и стать достойными носить гордое имя.

Она знала свой долг и была слишком горда, чтобы следить за мужем. А тем более спрашивать прямо, с кем он проводит счастливые часы. Да и об этом ей сейчас заботиться? Если сердце болит о старшем сыне. Несмотря на мнение сплетников, у нее оно все-таки есть. Только что эти идиоты, считающие ее бессердечной стервой, понимают?

Вальбурга приводит себя в порядок и переодевается в ночные одежды. Если бы кто-то сделал себе труд заглянуть дальше безупречной оболочки истинной леди, то что бы там увидел? Она смотрит на себя в зеркало с нерадостной улыбкой. Больно признавать, что большинство ее хрустальных замков разбиты еще на этапе постройки. И теперь мечтам в разуме нет места.

Гнев велит примерно отчитать Сириуса, написать, насколько она в нем разочарована. Но тихий голос здравого смысла замечает, что ее едкое послание ничего уже не изменит. И не предотвратит несчастливой судьбы.

Сомнения, терзания, есть ли от вас спасение? Тихая гавань, или для нее только бурные воды океана, грозящие утащить на дно. Она откладывает баночку с кремом и берется за расческу. В любом случае нельзя показывать, насколько она разбита. Как тяжелеет под грузом плохой вести знание о будущем, которое Вальбурга привыкла нести в одиночку.

Она призывает книгу и забирается в постель. Непутевому сыну напишет утром, а сейчас бы дождаться супруга.

* * *

Ему все непривычно… Например, делить с кем-то комнату. Подумать только, их четверо не в такой уж большой комнате. Да и вид из окна — дух просто захватывает! Он это сделал! Отныне и навсегда — гриффидорец.

Память о том, как перекосило лицо кузины Беллатрикс, вообще бесценна.

Сириус оглядывается на уже заснувших соседей. Ему бы переживать о том, как новость воспримут дома. Правда, тут вариантов не так много. Матушка, верно, сейчас пребывает в последней степени ярости, а тихоня Регулус в обморок брякнулся от шока, словно девица. Так, как будто он все эти годы не твердил им, что хочет быть другим. Пока непонятно каким, но точно не таким, как все скучные, правильные молодые люди, которых ему так часто ставили в пример. И не почившие предки, отличавшиеся паскудным характером и привычкой даже с портретов читать наследнику длиннющие и скучнейшие нотации.

Эти достойные образцы просто никогда не жили по-настоящему — в этом Сириус был убежден. И померли не иначе, как от осознания своей важности.

Что ни говори, а Шляпу ему переупрямить удалось, несмотря на все ее вопли и уговоры. Он изменил свою судьбу. Для того, кому с рождения талдычили о величии рода и его будущей роли — это не малое достижение. Сириус не понимал, почему матушка вбила себе в голову, что его судьба — отвечать сразу за всех, забыв о себе.

На примере отца хорошо видно, какое это великое счастье — быть главой древнейшего и благороднейшего рода Блэк. По Сириусу, худшей кабалы и не придумаешь. И он обязан тащить ненужный ему груз только потому, что не повезло родиться первым.

Кощунственные мысли лишь подпитывали его решимость сопротивляться до последнего, что бы там ни придумала матушка. В то, что леди Блэк смирится, Сириус совсем не верил. Маман была до отвращения непрошибаема и имела привычку заставлять всех вокруг плясать под свою дудочку. Даже отца…

Сам он ничем не мог угодить той, от которой унаследовал красоту. Его матушка, к сожалению, такова, что ты хоть из шкуры вылезь, удостоишься лишь поджатых губ. Ведь в отличие от блестящей леди Блэк, все вокруг несовершенны и постоянно ее разочаровывают.

— Наслаждаешься свободой? — севший на подоконник рядом Джеймс Поттер был лохмат, забыл очки и не улыбался, как в поезде. Скорее, смотрел с пониманием… Его матушка тоже была Блэк и, наверное, ему тоже жилось так же «весело», как и самому Сириусу, то есть одна сплошная головная боль.

— А ты нет? Мы в Хогвартсе.

— Звучит так, словно нет никаких правил.

Два мальчика пристально посмотрели друг другу в глаза, а затем рассмеялись, разделяя скорее не веселье, а общее понимание. Для них школа была свободой от того, что их ограничивало дома. Ведь детство для тех, кто воплощает в себе будущее своих семей, заканчивается очень быстро.

— Идем спать, Сириус. Иначе сил набедокурить не будет.

— Согласен с тобой, Джеймс.

Завтра, зная матушку, его действительно ждет не самый легкий день. Повезет, если это будет письмо, а не самоличное явление разгневанной леди Блэк в Хогвартс с требованием сжечь Шляпу, перераспределить его или вовсе запретить все факультеты, кроме Слизерина… И это вовсе не невозможные варианты. Миледи не любит, когда что-то идет не так, как она изволила запланировать.

Какое счастье, что за всю историю Хогвартса церемонию распределения не проводили дважды. И никто не будет нарушать многовековой обычай ради непутевого мальчишки, пусть он и урожденный Блэк!

Орион несколько иронично смотрел на гневную нервную супругу…

Сам лорд не видел смысла рвать на себе волосы, когда все уже решено. Сириус, конечно, снова отчебучил, но Гриффиндор — это не Хаффлпафф, можно было смириться. Все равно, неплохо зная своего старшего сына, он предполагал что-то такое. И лишь Вальбурга пребывала в счастливом заблуждении насчет намерений упрямого ребенка.

Ему многие завидовали… Вот уж люди иногда по-настоящему слепы, раз не желают видеть дальше своего носа. Его супруга была кем угодно, но не предметом для мечтаний. Достаточно было остаться с ней в одной комнате минут на десять, чтобы уразуметь эту истину раз и навсегда. Вальбурга была слишком «Блэк», чтобы ее можно было полюбить. Орион правда пытался, но ведь все равно ничего не вышло.

Сейчас дражайшая половина просто-напросто мотала ему нервы, выплескивая свое негодование, пусть повод такой бурной реакции не стоил. В конечном итоге, где бы сын ни учился, он все равно оставался Блэком, и эта истина выше всего остального.

Конечно, негодный мальчишка заслуживал взбучки… Да хотя бы за то, что устроил этот спектакль, ругаясь с Распределяющей Шляпой, словно полоумный плебей. Но не более того.

А Вальбурга как всегда излишне драматизировала, точнее, делала из мухи слона.

Наблюдая, как она ломает красивые тонкие руки, и гнев горит в густо-синих, сияющих словно драгоценные камни глазах, Орион ощущал только скуку. Ему такие сцены закатывали периодически, и лицезреть сие представление он будет вынужден до конца. От Вальбурги, когда та изволила гневаться, было не сбежать.

Слава доброй фее Нимуэ, хватило ума не демонстрировать свой гнев при Регулусе. Младший сын материнские капризы воспринимает слишком остро. Орион подпер голову рукой, даже не скрывая скепсис: ему, очевидно, хотелось оказаться где угодно, но не здесь. И как тонкая тростинка с такой нежной улыбкой превратилась в эту…? Стерву по меньшей мере. Этот нехитрый вопрос мучил несчастного лорда Блэк долгие годы, ведь Вальбурга была другой, и их первые годы в браке не назовешь безмятежными, но они были счастливы.

Правда, потом он обнаружил, что его леди является нежным созданием только из притворства, а кроткость способна проявить лишь из лицемерия. Не такое уж неожиданное открытие, если имеешь дело с женщиной их семьи. Правда, он был молод и, как какой-то наивный идиот, еще верил в лучшее. Например, в то, что с ней можно найти общий язык. Правда, любезная супруга чихать хотела на то, кто на самом деле глава рода, и поступала как ей вздумается буквально всегда.

Презирать Орион себя за слабоволие конечно мог, но кто устоит перед цунами или землетрясением, да еще в одиночку?

Магия связала их, таких разных, на всю жизнь, и в этом их общая трагедия. Пусть эта вечная гордячка отрицает эту истину всеми силами, выходя лишь из природной неистовости характера и привычки перечить всему, что ей не по нраву. Вот и сейчас, вместо того, чтобы подумать, как нивелировать потери, принесенные решением наследника, Вальбурга изволит отчитывать его, как мальчишку. Им с сыном часто даже достается в одних и тех же презрительных выражениях. Для такой умницы Вальбурга поразительно неоригинальна в нотациях.

Изящное голубое платье лишь подчеркивает красоту соблазнительной фигуры. Длинные черные локоны разметались по плечам, и лишь две сапфировые шпильки удерживают их в прическе. Она красивая всегда, даже когда совершенно не желает нравиться… Только за этим дивным личиком лишь гнев, амбиции и неприкрытая решимость сделать все ради величия дома Блэк.

Может быть, он стареющий брюзга, но жить с женщиной, больше похожей на целеустремленную ледяную глыбу — то еще счастье.

— Тебе лучше успокоиться, — одну единственную фразу за, без малого, час «беседы» Орион роняет с ровным безразличием, наперед зная, что это единственный способ успокоить вошедшую в раж супругу. Вальбурга бросает на него такой взгляд, что впору хвататься за палочку… Только она его жена, а значит, вреда причинить не сможет. Брачные клятвы, приносимые пред алтарем Блэками, весьма однозначны, и их не нарушить в некоторой части. Особенно в той, что касается убийства супруга или супруги.

Предки отличались редкой предусмотрительностью и безжалостностью даже к тем, в ком течет их же кровь.

— Тебе все равно? — Вальбурга как-то разом поникает… Словно ей и правда важны его чувства. Знай ее Орион чуть хуже, быть может даже поверил. В этот дрожащий голос и сжатые в бессилии тонкие пальцы. Только вот она давным-давно показала, что верить ей не стоит. Как и то, что свою слабость гордая леди Блэк не показывает никому, тем более мужу.

— Нет, конечно. Просто не вижу смысла в напрасном сотрясении воздуха. Сириус будет учиться на Гриффиндоре, и ты знаешь это не хуже меня. От очередной эксцентричной выходки пострадает лишь наша репутация. Хотя, дорогая, я бы не отказался посмотреть, как ты прижимаешь к ногтю Дамблдора.

Он позволяет себе легчайший намек на улыбку… Хотя в красивой головке Вальбурги наверняка пробегает долгий список проклятий, которыми она могла его наградить, но не может, и от того бесится еще больше.

— Я написала нашему сыну, — голос супруги звучит подчеркнуто холодно. Она достаточно умна, чтобы прочесть между строк и уразуметь то, что Орион не озвучил. Обиделась? Хотя какая к Мордреду разница? Вальбурга точно найдет, чем отплатить за сегодняшнюю издевку сторицей. Блэки не оставляют неоплаченных счетов…

— Я тоже напишу ему, где попытаюсь сгладить впечатление от твоего послания.

Орион поднимается, безразличным взглядом окидывает личную гостиную супруги и мимоходом целует пахнущую лавандой изящную руку. Воспитание все-таки сильнее нас в некоторых вещах. Он закрывает за собой дверь и совсем не удивляется, что в дерево что-то ударяется буквально через пару секунд. Предсказуемая реакция.

— Кричер, подай госпоже чай с ромашкой и сообщи, что я ушел по делам.

Эльф кланяется в ноги, а неодобрительный взгляд круглых как плошки глаз Орион привычно игнорирует. Отчего-то от домовика, портретов и немногочисленных друзей дома все обожают его жену. Бедный Сириус, его первое утро в Хогвартсе трудно назвать приятным.

Ушел, снова ушел… Вальбурга украдкой стирает слезы злости и разочарования. Да уж, они просто образец истинно счастливой пары. И как она могла рассчитывать, что ей удастся достучаться до супруга? Орион выслушал все ее опасения, аргументы и некую толику гнева с полным безразличием. И ни слова поддержки в ответ. Чурбан, скотина, эгоист.

На ромашковый чай леди Блэк смотрит с отвращением — да за кого он ее принимает? За банальную истеричку? Если он ничего не хочет предпринять, то это придется сделать ей. Как, впрочем, всегда.

Сын Дореи учится на одном факультете с Сириусом, нужно их подружить по-настоящему. Будет один достойный молодой человек в окружении, сплошь состоящим из грязнокровок. Написать леди Поттер, она, наверняка, тоже волнуется за единственного ребенка. Хотя в случае с Джеймсом львятник был ожидаем — в конце концов, несколько поколений Поттеров учились там. Поразительно упрямые и удачливые ублюдки, и все как один благородны до тошноты.

Что она помнит о сыне Дореи? Силен, талантлив и обожает летать на метле. Не так много… Вальбурга встала и, шурша юбкой, подошла к окну. Его воспитывал Карлус, значит мальчишка прошел нужную закалку и точно не размазня. Пусть дружат, проказничают, ездят друг к другу в гости — она проследит, чтобы дружба шла на пользу обоим. Избавиться от влияния нездоровой среды факультета Годрика будет трудно, но возможно.

Ее сын вырастет правильным и достойным будущей ответственности.

* * *

Дорея отложила сборник поэзии в сторону и взялась за куда как более интересное чтиво.

Вальбурга как всегда была весьма тверда и еще более прямолинейна. Дорогая родственница не на шутку всполошилась, когда ее драгоценного старшего сына, надежду рода, распределили на Гриффиндор. Размер и масштаб той бури, которая пронеслась над головами несчастных обителей особняка на Гриммо, Дорея даже себе не хотела представлять.

Нынешняя супруга главы древнейшего и благороднейшего рода отличалась еще той сдержанностью нрава. Ориону оставалось только тихо посочувствовать, а ей напомнить собственному мужу, насколько ему повезло с ней. Женитьба на царственной гарпии вроде милейшей Вальбурги Блэк для кого угодно сделает мир серым и черным.

На публике Орион и Вальбурга держались прекрасно… Но что происходило за закрытыми дверями?

Дорея и сама знала, насколько сложно бывает поладить с другим человеком, пусть ты его тысячу раз любишь. Только вот она отродясь не была такой взрывоопасной и умела сдерживаться. Да и зачем терроризировать мужа, если можно просто попросить?

Леди Блэк, которая так внезапно звала ее к себе на чай, умела только приказывать. Приказывать тем самым тоном, который любой нормальный мужчина выносил с трудом. Вальбурге бы возглавить армию или дрессировать троллей — и с тем, и с другим она бы справилась превосходно… Но роль жены и матери? Тут Дорея испытывала большие сомнения. Но если их сыновья будут учиться вместе, так почему бы не подружить мальчишек? Самой ей будет спокойней за Джейми, да и Вальбурга, быть может, немного успокоится.

Леди Поттер отличалась мягкой, утонченной красотой… Тонкие, истинно блэковские черты лица носили на себе печать нежности и ничего от того разящего холода превосходства, которого столь много было в остальных. Она была спокойной, благодушной и в какой-то степени даже меланхоличной.

Дорея любила и была любима. У нее был лучший сын на свете, и она была счастлива. И не искала ненужных битв, слишком ценя тот покой, который царил в просторном светлом поместье. Но глупостью было бы ее недооценивать. Она все еще кровь от крови темнейшего рода, пусть давно носит другую фамилию. Но быть Блэком — это быть кем-то большим, чем тот, кем тебя делает имя.

Если одна была бурлящим вулканом под тонким слоем безупречного синего сияющего льда, то другая была морем в своей безмятежной красе, и кто знает, какие бури могли родиться в этих, пока что прозрачных, водах? Одна предпочитала подавлять, вторая брала свое мягкостью настолько показной, что в ней трудно было усомниться.

Роднило их одно: и Дорея и Вальбурга привыкли получать желаемое, какую цену бы не пришлось заплатить. В конечном итоге магия, текущая в жилах, брала свое… А среди Блэков не водилось тех, кого можно было назвать простыми.

Впрочем, ее сын в дополнение к непробиваемой поттеровской самоуверенности унаследовал еще и блэковскую горячность. Карлус мог говорить, что их Джеймс весь в него, только Дорея знала правду. Поэтому и должна была уберечь долгожданного ребенка от ошибок, которые он может совершить, толкаемый фамильной придурью.

Как всякая мать, она желала своему ребенку всего самого лучшего. И это было у них общим с Вальбургой. Она могла быть сколько угодно строга к своему Сириусу, но вряд ли дрожала над ним меньше, чем Дорея над своим сыном. Дети — величайшее благословение Магии, сокровище, выше которого нет. И после рождения ребенка ты всегда прежде всего мать, а потом все остальное. Те же, кто забывает эту нехитрую истину, теряют тех, кого не любили достаточно сильно.

Джеймса она поздравила с поступлением на факультет отца, деда и прадеда. Попросила писать чаще и приглядывать за Сириусом Блэком, ведь ему наверняка будет первое время очень непросто и одиноко.

Вальбурга отложила десертную вилку в сторону. Что-то у нее уж очень резко пропал аппетит. Хотя при виде этих физиономий в этом явлении нет ничего удивительного. Иногда их уютный мирок казался леди Блэк уж очень тесным — куда ни пойдешь, везде натолкнешься на знакомых, Мордред их побери. Пусть в этом случае приснопамятный злодей имел ничтожно малые шансы «побрать».

Они вполне мирно и, главное, конструктивно побеседовали с Дореей. Приятно иметь дело с умной ведьмой, а вдвойне, когда эта ведьма — твоя родственница. Не пришлось изворачиваться, деликатничать и смягчать углы. Ей вполне хватало головной боли от семейных неурядиц, чтобы выплясывать «минуэт» в попытках быть дипломатичной.

Дорея, в сущности, желала того же, что и сама Вальбурга — лучшей судьбы сыну. И эта лучшая судьба не включала в себя целое поголовье грязнокровок, маглолюбцев и всяческое другое отребье, которое процветало на факультете Гриффиндор. Будущее человека зависит в некоторой степени от его окружения… Им же оставалось только мечтать о достойных людях рядом с сыновьями.

Вальбурга плохо спала: кошмары. Она видела своего Сириуса, и он сбился с правильного пути. Шатался вне дома, словно бродяга. Был настолько изможденным, потерянным и очевидно обреченным, что у нее сердце от боли сжималось. И в конце концов кошмар заканчивался всегда одинаково — ее сын погибал. Вальбурга никогда не видела того, кто наносил удар. Но разве это знание могло бы помочь?

Она написала ему сразу десяток обеспокоенных писем. Правда, ни одного не отправила дальше огня в камине. Ей ли беспомощно взывать к здравому смыслу одиннадцатилетнего мальчишки?

Нет.

Нужно действовать.

Не тревожить покой сына своими страхами — иначе какая она мать? — а делать все, чтобы самое страшное не случилось. Пусть учится на Гриффиндоре, мотает нервы учителям, играет в квиддич и возвращается домой — об остальном она позаботится. Сын всегда будет помнить, кто он.

Мальчишки подружились без их вмешательства. Оказывается, Джеймс Поттер писал домой часто и подробно, делясь с отцом и матерью каждым событием из школьной жизни во всех подробностях.

Дорея вряд ли хотела ее задеть таким образом, но задела. Вальбурга вспоминала короткие и редкие письма собственного ребенка. Сириусу даже в голову не приходило поделиться с ней своими радостями и горестями. Написать, что скучает по ней, брату и отцу. Неужели ему там лучше, чем дома? Ответ, который приходил на ум, был страшен в своей сути.

А еще хуже от того, что Вальбурга понимала, чья это вина. Почему ее первенец так холоден, равнодушен и так мало думает о семье. Она стремилась вырастить его сильным… Мир жесток и слабого сожрут сразу же. Только это благое устремление вышло ей же теперь боком. Сириус даже не думает, что его строгая матушка может по нему скучать.

Злиться на себя было очень конструктивным занятием. Вальбурга словно жемчуг в одном из своих ожерелий перебирала воспоминания.

Чтобы родить наследника, пришлось приложить немало физических и магических усилий. Она жертвовала магию, здоровье, чтобы ее сын был лучшим из Блэков. Пусть семейная придурь Сириуса не миновала, но с его детей начнется обновление рода. Каждый запрет, часы утомительных занятий — все, чтобы он был готов нести нелегкую ношу. Рука тянется коснуться черных вьющихся от природы волос, но Вальбурга сама себя останавливает — за материнской юбкой не станешь достойным.

Откуда ему знать, как сильно она его любит? Ведь сама же замыкала себе уста каждый раз, когда хотела сказать об этом. О любви, которая больше ее самой, больше этого мира…

Зато Дорея легко и просто говорила своему Джейми то, что держала в себе Вальбурга. Ей были незнакомы те терзания, которые были спутником Вальбурги ежечасно — и днем, и ночью. Дорея любила сына без условий, и он отвечал ей тем же.

За какие-то минуты весь ужас, вся та бездна под ногами, на которую Вальбурга беспечно не обращала внимания, стала перед ней. За годы у них сложилась система отношений, где она была учителем, наставником, судьей — кем угодно, в сущности, но не матерью… И теперь ее сыну в голову даже не приходит, что он ей интересен. Тем более после разочарования с Гриффиндором. Сириус не ждет от нее ничего хорошего. Такое понимание обрушивается на голову подобно снежной лавине, так же внезапно, и погребает тебя под тоннами снега.

Дорея Поттер упорхнула по делам. А Вальбурга осталась в уютном ресторане, чтобы подумать и взвесить все, что поняла за какой-то несчастный час разговора с женщиной, кровной родственницей, которая намного счастливей и свободней ее, леди Блэк. Домой она возвращаться совсем не хотела… Не теперь, когда в голове полный сумбур, а сердце болит.

Ни к чему расстраивать Регулуса, который тут же поймет, что с ней что-то не так.

Написать наконец сыну… И написать по-настоящему, не как леди Блэк провинившемуся мальчишке, а как мать сыну. Жаль, что простые истины доходят до нее так долго и трудно.

В блестящем плане также значился серьезный разговор с Орионом — на этом месте Вальбурга поморщилась, поскольку всех их попытки поговорить заканчивались примерно одинаково — ничем. В этот раз она засунет язвительность, гордость и обиду на дальнюю полку. Орион — отец ее сына, и он должен понять. Пусть в последний год они больше ссорятся, чем говорят. Это не касается их взаимоотношений, обид и невысказанных претензий. Речь идет о будущем их первенца и семьи. Это ее супруг способен наконец понять? Пусть в прошлый разговор он в привычной ему насмешливой манере выставил ее истеричной особой.

Вальбурга решила, что отныне она сама кротость и будет больше слушать других.

Правда, направляющихся к ней трех джентльменов ее преображение в доброго ангела никак не касалось. И почему единственное приличное заведение на Косой аллее выбрали эти трое? Разве кабак или трактир, без разницы, на Дрянн-аллее не подошел бы им больше? Да и к новой обстановке не пришлось бы привыкать, как и откапывать в пустых головах порядком подзабытые уроки этикета.

Наименьше ее в этой компании веселых и опасных идиотов раздражал Абраксас Малфой. Мерзавец, конечно, каких поискать, белесые патлы и рыбья физиономия, которую романтичные дурехи называют «серебром волос и безупречностью черт». Но если бы только это! Прощелыга, проходимец, умен как сволочь. И способен в два счета задурить голову кому угодно от министра магии до смотрительницы министерского архива, которой недавно исполнился сто двадцать один годик.

Второй в компании был ничуть не лучше первого… Пусть она отдавала каждый третий танец на балах в Хогвартсе блестящему ученику, гению и старосте родного факультета по совместительству. Том Риддл, имеющий наглость, правда обоснованную, называть себя Наследником Слизерина, ей нравился когда-то. Ну и если до конца откровенно, чуточку до сих пор. Слабость ко всему красивому, мощному и откровенно темному…

Третий… Тут леди Блэк затруднялась ответить без самых черных ругательств, потому что Тони Долохов был непрошибаемо нагл, ни во что не ставил то, что она теперь леди Блэк, и в упор не замечал ее пренебрежения еще со времен Хогвартса. Единственный, кто смел дразнить Вальбургу, насмешничать и откровенно досаждать. Причем при любом удобном случае, начиная светским приемом, кончая днем ее свадьбы.

Нет, вместе эти трое смотрелись истинной усладой для женских очей. Как говорится, на любой вкус — холодный как лед лорд Малфой, притягательный темным магнетизмом загадочный Темный Лорд и третий… Которому Вальбурга отказывалась дать определение. Вот еще, много чести думать об этом невоспитанном дикаре.

Конечно, они должны были ее поприветствовать. Но лучше издалека… Слушать лесть от Малфоя, агитацию от Тома и чушь Долохова леди Блэк была настроена в последнюю очередь. У нее так расшатаны нервы. Вот только если она расстроится, то не нюхательная соль понадобится, а ремонтная бригада для восстановления погромленного до основания заведения.

— Леди Блэк, вы прекрасны, как рассвет.

Фирменную лесть Абраксаса, которую тот произнес, сохраняя приличествующее случаю восхищение на постной морде, Вальбурга выслушала угрюмо, мысленно умоляя сие сероглазое несчастье взять товарищей под ручки и уйти куда-нибудь подальше. Сухой кивок должен был показать джентльменам, насколько им не рады. Показал? Да черта с два.

— Вальбурга, приятно увидеть тебя наконец.

Ну почему бывший одноклассник не проводит зловещие ритуалы, как положено порядочному темному магу с мечтой о власти над всем миром, а вместо этого таскается средь бела дня с одним щеголем и с записным бездельником в качестве свиты?

— Не могу сказать того же о вас, господа.

— Как всегда ядовита…

Тони Долохов отодвинул ближайший стул возле нее и плюхнулся, отмахнувшись от официанта и управляющего. Судя по благодушию на физиономии, этот убивец нервных клеток и здравого смысла жаждал развлечься за ее счет. Так, как будто они снова школьники, а не взрослые маги. Хотя, когда статус удерживал это неведомое чудовище от детских проказ? Если Долохов рос, так только ввысь — мозгов там точно не прибавилось ни капли.

* * *

Миледи награждала их такими пламенными сапфировыми взглядами, что они все по меньшей мере должны были осыпаться прахом у ног. Густую массу черных волос удерживает в кокетливой прическе одна единственная шпилька. Все так же смертоносно прекрасна… Дивное виденье, начиная от крохотных туфелек, заканчивая холеными ноготками. Только видение не для него… Грустную улыбку он прячет за веселым оскалом. Им редко удается пересечься вот так запросто. Он не большой ходок на светские рауты, да и в стране бывает не слишком часто в последнее время. Но одно дело наблюдать за блистательной красавицей издалека в толпе таких же зачарованных идиотов, другое — сидеть к ней так близко. И плевать, что Вальбурга по меньшей мере трижды прокляла мысленно каждого из них. Поэтому Антонин свой шанс упускать не собирался. Дорогой друг Орион просто кретин, раз меняет это сияющее и яростное совершенство на очередную блеклую девицу.

Абраксас, дай ему Мерлин здоровья, своим длинным языком и красноречием безуспешно пытался сгладить напряженную атмосферу. Тони ухмыльнулся — на несчастного управляющего было страшно смотреть, бедолага явно представлял, во что может вылиться их стычка. И подсчитывал ущерб, судя по беззвучно шевелящимся губам, ну или молился Мерлину Заступнику.

Тонкие пальчики леди Блэк терзают золоченый столовый прибор весьма однозначно.

Тони покосился на сидевшего рядом Марволо: явно развлекается не меньше его самого. Пусть они все трое прекрасно помнят, что Вальбурга не та ведьма, чье терпение можно испытывать безнаказанно. Конечно, ей хочется послать их веселую компанию в пасть мантикоре, но Бракси и Марволо слишком важные птицы, так что леди Блэк смиряет на некоторое время гордыню. Но это ей дается с большим трудом, судя по трепетанию ресниц, за которыми прячутся самые синие на свете глаза. Они уже не дети и даже не подростки, но прожитые годы не в силах изменить этого — желания смотреть на нее… Он, конечно, большой дурак, раз до сих пор… Или уже впору зваться безумцем?

Сова с письмом старшему сыну была отправлена в тот же вечер.

Вальбурга как могла старалась сгладить углы и быть мягкой. Десяток листов пергамента, выброшенного с черновиками, лишь доказывал то, что она старалась. Никаких упреков, резкости или, Мерлин упаси, давления. Оставалось надеяться, что ее первенец умеет не только бедокурить, но и думать заодно.

Сириус, конечно, упрям… И одно единственное письмо конечно не сгладит противоречий между ними. Но это уже хорошее начало. Мягкость, последовательность, осмотрительность — вот ее девиз отныне.

Она позавтракала привычно, в одиночестве. Ориона уже не было дома, и лишь Мордред знает, когда он вчера изволил явиться. Раньше Вальбурга с удовольствием устроила бы супругу знатную головомойку, которая не дала бы никаких результатов, как ни грустно это признать. Разве что законный муж стал бы избегать ее еще активнее. Теперь же леди Блэк просто ждала, зная, что увидит супруга за ужином, после которого у них будет возможность и время поговорить.

Начало светского сезона, и они обязаны побывать на приемах, увеселениях, балах и званых вечерах. А также дать несколько балов у себя. Орион будет вынужден сопровождать ее на каждое мероприятие в свет, ведь репутация семьи ему по-прежнему важна. Тем более, публичная маска должна остаться безупречной — они по-прежнему счастливейшие супруги. И только небо знает, как Вальбурга устала от этого карнавала лицемерия.

Она будет блистать, очаровывать и мечтать оказаться где-нибудь еще, кроме великосветского общества, большинство которого составляют идиоты и пустышки всех мастей и родов.

Достойных магов в блэковском понимании не так много.

— Кричер, где мой сын?

— Молодой господин на занятиях, — в дребезжащем голосе верного эльфа появилась хорошо уловимая теплая нота. Вальбурга хмыкнула: Кричер, который был надоедливым брюзгой уже тогда, когда она сама была юной девочкой, отчего-то отличал Регулуса. Хотя тот унаследовал лишь малую долю темного пламени, которого в избытке было в ее первенце. Регулус был мягче, спокойней и, если на то пошло, хладнокровней. Он никогда не делал, не подумав, не поступал сгоряча, словно и не Блэк вовсе. И очень старался заслужить одобрение семьи. Его не нужно было наставлять, он сам хотел стать настоящим Блэком. Регулус гордился историей семьи, желал занять достойное место среди вереницы предков. Надо ли говорить, что, несмотря на очевидную любовь, они с Сириусом редко понимали друг друга?

Вальбурга до сих пор не видела в этом большой беды… Мальчишки, что с них взять? Но теперь была вынуждена пересмотреть свои взгляды. Дети должны ладить. Тем меньше шанс в будущем, что Сириус захочет оставить семью.

Пусть спорят, разносят дом по камню, но будут вместе. Пусть кровные узы только крепнут, и ее сыновья не почувствуют себя чужаками друг другу. Соперничество, которое она и разжигала, принижая одного и не замечая успехов другого, уйдет в прошлое, если ей хватит ума повести себя с детьми правильно. Исправить со временем вред, что успела причинить, желая им лишь одного блага.

Сириус пока в Хогвартсе, но приедет на каникулы домой. А она тем временем займется Регулусом. Помнится, младший сын хотел гоночную метлу, чтобы была возможность играть на равных с братом… Дурацкий квиддич, который почему-то так нравится и мальчишкам, и мужчинам, только сблизит их.

— Передай сыну, что я хочу его видеть… Нет, постой, я сама пойду к нему.

Учебная комната была непривычно пустой и тихой без шумного Сириуса, которого всегда было слишком много. Вальбурга улыбнулась. Ее младший сын спокойно читал потрепанный учебник по чарам, который служил пособием не одному поколению Блэков. Аккуратный, спокойный и тихий, особенно сейчас, когда старший брат далеко и некому ходить на голове, превращая занятие в палату бедлама.

Регулус заметил ее не сразу, а когда увидел, подскочил, роняя стул, книжку, и хотел подбежать, но остановился, забавно нахмурившись. Они не виделись пару дней и, естественно, он успел соскучиться. Раньше Вальбурга только одобрила бы поклон сына по всем правилам этикета, теперь же хотела, чтобы он бросился к ней, обнимая, как намеревался сделать вначале.

— Матушка?

— Собирайся, мы идем покупать тебе метлу.

Она осторожно откинула черную челку и поцеловала его, на пару мгновений прижав к себе. И почему ей раньше не приходило в голову быть поласковей с сыновьями? Боялась разбаловать, или другая подобная чушь? Ответа нет.

Старший бы уже вопил от счастья, перебудив половину портретов и переполошив эльфов, чем наверняка рассердил ее. Регулус лишь ярко улыбнулся, отступил на шаг и после поклона убежал к себе, едва не снеся дверь. Вальбурга качнула головой и отправилась за ним — ребенок наверняка забудет выбрать теплую мантию и наверняка будет собираться так быстро, как только возможно, чтобы матушка не успела передумать. Так, как будто ему не придется ждать, пока не переоденется и не приведет себя в порядок она сама, ведь в домашнем платье выйти в люди моветон.

Считать себя хорошей матерью и быть ей — это действительно разные вещи.

* * *

Сириус сначала подавился тыквенным соком — редкая гадость, кстати, а потом совсем не аристократично потер глаза. Почерк принадлежал матушке, письмо было запечатано ее личной печатью, и едва ощутимый аромат духов не мог принадлежать никому другому. Но эти строки не могла писать его мать. Только не строгая, вечно недовольная бестолковым наследником леди Блэк. В сравнении с прошлым письмом, содержание разнится как день и ночь.

В первом его назвали едва ли не позором рода, а теперь такие теплые строки. Какого Мордреда, спрашивается, случилось дома? И почему Регулус изволит его игнорировать сейчас, когда как никогда нужны вести из третьих рук. Матушку кто-то обидел?

Ведь не могла же она просто так написать ему в таком тоне — с лаской, теплом и беспокойством. Сириус ждал как минимум игнорирования от миледи Блэк до самых каникул на Рождество и потом целого водопада материнского недовольства, которое, казалось, и воздух в комнате способно заморозить. Он не любил ломать голову над нерешаемыми задачами… Поэтому перевернул недописанное эссе по зельеварению и на обороте принялся писать послание брату. Искать чистый пергамент не было ни желания, ни времени — отправит той же совой. И пусть только Рег посмеет не ответить.

Если дома что-то случилось, или кто-то сделал матушке больно, он имеет право знать, чтобы оторвать этому кому-то руки, ноги и голову заодно… Джеймс смотрел на него с

сочувствием и отгораживал от остальных, прекрасно понимая, что любопытство в случае с Блэком может выйти боком.

Сириус посмотрел на Слизеринский стол: золотая макушка, буйные черные кудри, аккуратная медовая коса — как говорится, богатый выбор. Только к которой из обиженных на него кузин подойти? Нарцисса точно не будет дуться долго, он умеет ее убалтывать лет с трех, но и правды, если случилось что-то плохое, от нее не добьешься. Совести за прелестным личиком ни грамма.

Беллатрикс… Все точно закончится дуэлью и погромом. Они поругаются, и оба попадут на отработки. Да и Белла не та, от которой стоит ждать снисходительности к позору семьи. Он просто уверен, что поступление на Гриффиндор эта драчливая заноза ему не простит никогда.

Остается Андромеда — наиболее спокойная и умная из всех. Нотаций читать не станет, поучать тоже, и расскажет то, что знает. Осталось подойти к ней так, чтобы две другие родственницы ничего не заподозрили.

— Джеймс, как насчет небольшого взрыва?

Естественно, Поттер согласился, они ведь думают одинаково.

* * *

— Теперь его будет не стащить с метлы.

На ее плечи опустилась теплая шаль вместе с пальцами мужа… Вальбурга так пристально наблюдала за летающим в небе на новой игрушке Регулусом, что больше ни на что не обращала внимания. Она уже с десяток раз успела пожалеть, что, поддавшись умоляющим синим глазам, купила самую быструю и, по утверждению продавца, самую маневренную метлу. Конечно, с разумным ограничением скорости, чтобы обезопасить юного владельца палки с прутьями.

Правда, от тех финтов, что проворачивал обычно такой спокойный сын, у нее все равно сердце падало куда-то вниз, а рука сама собой тянулась за палочкой. Спустить безобразника на землю и призвать к порядку. А еще лучше отправить мордредову метлу в камин, чтобы наверняка.

И тут явление супруга, которого она ожидала только к ужину, где бы выглядела надлежащим образом, а не растрепанной, с белым от волнения лицом и в конец измученной выбором между пятой и семнадцатой моделью метлы, который ей устроил младший сын. Но такая незначительная забота со стороны все же согрела ее… Вальбурга поплотней закуталась в теплую ткань.

— Пусть радуется. Регулус очень скучает теперь, когда Сириус в школе.

Орион смотрел на сына с нежностью, а на нее? Ответить точно Вальбурга не могла. Они так часто ссорились в последние годы и столько друг другу наговорили. Да, она резкая, подчас несдержанна, но ведь такой он ее полюбил. Так что изменилось теперь?

— Мы должны поговорить о Сириусе. Без криков, недомолвок и взаимных обид. Это очень важно, Орион, пожалуйста.

Вальбурга не требовала, а просила, и, судя по короткой улыбке и твердому кивку, ее лорд Блэк это понял. Правда, она не знала, что ему скажет, пусть и была намерена быть откровенной. Что бы между ними ни происходило, дети важней всех неурядиц. Ведь они будущее…

В тишине между ними, впервые не раздраженной, ей показалось абсолютно естественным шагнуть к нему ближе, уложить голову на плечо и счастливо замереть, когда Орион обнял ее крепко-крепко. Счастливые вопли сына лишь дополняли эту идеальную картину.

— Ты совсем замерзла, да солнце садится. Пора вернуть сына на землю и идти ужинать.

Орион поцеловал пахнущую цветами черную копну и отпустил жену. Такую странно тихую, что он с трудом узнал в ней обычную Вальбургу. И даже сперва не поверил, что она могла разрешить младшему летать, да еще самолично купила ему метлу. Зная, насколько Вальбурга дрожит над Регулусом, должно было случиться что-то небывалое.

Увидев ее, стоящую среди пустых клумб, обнимающую себя руками, чтобы согреться, но не идущую в дом, а упорно следящую за их сыном, что-то кольнуло в груди. Подступающие сумерки, словно взявшие в объятия его строптивую жену, сделавшие ее яркую красоту мягче, показались Ориону вдруг зловещим знаком. Чушь полная, конечно же.

Он вернулся с шалью и прижал ее к себе, убеждаясь, что вечная язва просто немного притихла от усталости целого дня с активным ребенком. Она жива, дышит и скоро станет прежней собой.

На дорогую во всех смыслах этого слова родственницу получилось смотреть только со скептицизмом.

Друэлла, в девичестве Розье, теперь уже много лет как Блэк, была еще той «приятной» особой. Причем в самом злободневном смысле этого слова — всегда не вовремя и всегда недовольна. Не важно чем, но недовольство свое она умела выразить громко.

Не то, чтобы Вальбурга себя считала святой… Но все же с родственницей сравниться не могла при всем желании, правда, только в умении скандалить. Друэлла в обычной для нее слезливой ярости была воистину неподражаема. Только этот спектакль было удобно наблюдать с безопасного расстояния, обвешавшись заглушками, как новогодняя ель игрушками.

Единственное, что у любезной родственницы в жизни удалось на славу, так это дочери. Три красавицы, как на подбор, и все, слава Мерлину, пошли в отца, а не в матушку.

В обычной ситуации с Друэллой самым действенным методом усмирения было игнорирование. Ничто другое не приводило ее в чувство так быстро. Взывать к такту, разуму и банальной вежливости было бесполезно. И частично опасно: визжащая Друэлла была ужасно оглушительна.

И эту особу Вальбурга лицезрела в собственной гостиной с утра пораньше. Несмотря на замечательный вечер, спокойный разговор с Орионом, настроение тут же испортилось. И ведь не выставишь ее просто так. Ближайшая родня, пусть и пришла, скорее всего только для того, чтобы помотать Вальбурге нервы. Других поводов для столь неуместного визита просто быть не могло.

Да и на красивом лице было написано злорадство. Ну не любили они друг друга. Как-то с самого начала не поладили от слова совсем.

Друэлла всегда хотела, чего не могла получить ни при каких условиях. Уязвленная гордость ли, дурость или просто жадность делали ее вообще предсказуемым противником, способным только изматывать эмоционально, но не нанести больший вред. В конце концов супруге Сигнуса приходилось мириться с тем, кто здесь леди Блэк. Если бы не Нарцисса, Андромеда и Беллатрикс, ее вообще ни во что ставить можно было.

Орион вчера с ней согласился в той части, что давить на их первенца дело безнадежное. И даже согласился с тем, что с Сириусом лучше быть помягче, не отталкивать его излишней строгостью от семьи. Он одобрил ее усилия по налаживанию дружбы между ним и младшим Поттером. Не то, что она нуждалась в одобрении супруга в этом деле, где все было уже решено, но все-таки было приятно, что Орион оценил ее усилия. И наконец изволил выслушать по-настоящему, не отмахиваясь от беспокойства.

Они ведь оба видели, как грязнокровки пробираются везде, куда только можно. И стараются перестроить их мир, совершенно его не понимая, не желая понять. Приходя за Барьер чужаками, они считают, что все вокруг им должны, и получают соответсвенное отношение в ответ. И весь этот замкнутый круг — это следствие политики Альбуса Дамблдора, который в своих, конечно же благородных, устремлениях совершенно забывает объяснить разницу между маглом с палочкой и настоящим магом.

Сделать что-то со Светлейшим у них не было возможности, как это ни печально признавать. Хотя у Вальбурги руки чесались только так… Но Дамблдор не дожил бы до своих лет, если бы его так легко было взять за глотку.

Статут Хогвартса не предполагал постороннего вмешательства в действия директора. И даже полномочия Совета Попечителей были весьма ограничены. Для тысяч магов и ведьм Альбус — светоч и мудрый наставник. Идиоты словно не видели опасности, которую он нес для всех них, рожденных с магией.

— Ты прекрасно выглядишь, Вэл.

Вальбурга в ответ на этот притворно сладкий тон одарила родственницу таким взглядом, что та, будь молоком, точно должна была скиснуть… Но Друэлла даже не почесалась: привыкла за годы жизни с Сигнусом быть пятой спицей в отлаженном колесе. Да и кроме того скоро надменная кукла не будет так уверена в себе.

— Я беспокоилась, как повлияет на тебя распределение Сириуса на Гриффиндор.

Безупречная маска не дрогнула под пробным ударом и бывшая Розье мысленно скривилась. Наверняка Вальбурга перебила в доме всю посуду, изводила эльфов и мужа, когда узнала, что ее первенец выкинул такой позорный фокус. Сама же Друэлла смеялась, когда сова принесла послание от Андромеды… Ее девочки — настоящие Блэк, все на Слизерине, а лелеемый идеальный Блэк в оплоте грязнокровок. Вальбурга должна была беситься, кусать локти, а не выглядеть такой безучастной, словно уже смирилась с выбором наследника.

Стоит признать, маска держится на ее лице почти безупречно… Вот только Друэлла прекрасно знает, что она чувствует — ярость, гнев, разочарование и страх. Блэки безусловно жестоки, даже к себе, и на этом можно сыграть. Ведь для той, кто гордилась тем, что именно она дала роду будущего главу, поступок Сириуса — страшное разочарование.

Вальбурга не сможет долго врать ни себе, ни остальным. Ее сын сделал неправильный выбор. Он не тот, кому стоит доверять судьбу семьи в будущем.

— Не стоило, со мной все в порядке, полнейшем.

Ласковая улыбка получается совсем не оскалом бешенства, на которое так рассчитывала Друэлла. Нужно было не мчаться сломя голову, чтобы позлорадствовать, а заранее продумать, что и как скажет. Теперь бы не сидела с таким недоумением на постной физиономии.

Поддаться в таком деле эмоциям, значит обречь себя на проигрыш. Будет Друэлле уроком.

Вальбурга совершенно не собиралась злиться и этим доставлять радость нахалке. Воображает, что знает все лучше всех, что они с Орионом отрекутся от сына только из-за не того факультета — да никогда! Все-таки любезная родственница, несмотря на прожитые годы, оставалась пустышкой. До того не осознающей своей глупости, верившей, что может управлять ей, Вальбургой. Какая самонадеянность.

Ей даже стало интересно, как поведет разговор Друэлла дальше и насколько она быстро сдуется. Им всем очень повезло, что дочери, в отличие от матери, отличались блэковским здравомыслием. И никогда, ни за что бы не поставили себя в такое жалкое положение.

Друэлла — хороший пример того, что с выбором невесты сыну стоит быть очень осмотрительной. Иначе попадется вот такая вот особа, и ты еще с ней наплачешься — в основном, от смеха.

— Андромеда пишет мне, что Сириус легко приспособился к новому окружению. Что твой сын вполне счастлив среди недостойных.

— Не тебе судить об этом.

Она все-таки сорвалась на пару секунд и не жалела об этом. Подтекст в елейных словах разозлил бы кого угодно, а не только урожденную Блэк. Эта курица пустоголовая смеет судить ее первенца, волоска которого никогда не была достойна. Только Вальбурга может осуждать Сириуса, остальные же руки и грязные языки прочь. Иначе она их с огромным удовольствием повырывает.

— Вижу, ты как и прежде не хочешь слышать добрых советов.

На этот раз Вальбурга лишь фыркнула, недвусмысленно выражая свое отношение к «советчице»… Даже выжив из ума, она бы никогда не послушала кого-то вроде бывшей Розье. Потому что ничего путного от таких людей никогда не услышишь. Ничтожные людишки, ничтожные мыслишки.

— Знаешь, Вальбурга, всегда печально наблюдать, как гордыня слепит глаза…

Еще и платок вытащила, чтобы утереть несуществующие слезы, комедиантка несчастная. Правда, Вальбурга отчего-то насторожилась, уж больно самодовольной выглядела дорогая родственница. Если скажет что-то, то это будет пакость неимоверная. Иначе не выглядела бы такой сияющей после фальшивой попытки изобразить участие.

Даже лицедейство в исполнении Друэллы было скучным зрелищем. У Малфоя, записного лицемера что ли взяла пару уроков? Раз ценит себя настолько низко.

— Давай без драматических пауз, пространных отступлений, Друэлла, говори, что хотела, и больше не смею тебя задерживать.

— Орион тебе изменяет, моя дорогая.

От ничем не прикрытого торжества во взгляде до плохо сыгранного сочувствия минули секунды.

— И у тебя есть доказательства? — просто бархатным, нежнейшим голосом выделила Вальбурга, даже не став опускаться до того, чтобы просветить родственницу, что Сигнус ей точно изменял. Что-то внутри отозвалось волной дикой боли и тут же замерло в тисках стальной воли. Не время для слез. Она ведь сильная? Всегда такой была и останется. Что бы там ни было. Конечно, Друэлла ждала совсем другой реакции на свое заявление, так пусть разочаруется.

Леди Блэк не устроит безобразную сцену, да еще на глазах той, которая этого только и ждет. Им не быть подругами никогда, но дура даже не осознает, что приобрела в лице Вальбурги недруга. Забывать свою боль она не собиралась, а уж тем более прощать. Такой трусливый путь лишь для слабых.

То, что над твоей головой собирается гроза, не ощутить это умудриться нужно…

Орион не был дураком — он был Блэком — поэтому такие вещи чувствовал сильно заранее. Знать бы точно, еще откуда прилетит, чтобы точно не пострадать. Но с прорицательским даром в их семье не ладилось. И без того многие считали Блэков опасными безумцами.

Нет, почитаемые предки отжигали в свое время, да и родственников, ныне здравствующих, трудно назвать спокойными… Но он же всегда сначала думал, а потом делал. Поэтому такую душевную неуверенность ненавидел всем сердцем. Тем более, что плохие предчувствия у него стопроцентно сбывались.

Стоило войти под родной кров, начались странности. Эльфийка Малли, безобидное и пугливое создание, принимая мантию, посмотрела на него так, что Ориону впору было бы загореться. Дальше хуже: двери в его кабинете как нарочно пытались прищемить ему пальцы, а то и сломать их одним ударом-хлопком. Так, как будто он не в своем доме и резко перестал быть главой рода. Кричер сначала не отзывался, а потом поднос с кофе едва не упал ему на ноги вместо того, чтобы привычно возникнуть на столешнице по правую руку.

Лорд Блэк заподозрил, что опять провинился в чем-то перед супругой… Но ведь вчера они прекрасно поговорили, и его леди дарила ему не гневные, а нежные взгляды. С чудными искорками в дивной сапфировой глубине. Так отчего Вальбурга снова злится? И почему всегда, начиная от домовиков, заканчивая домом и детьми, все на ее стороне?

Обладай он менее устойчивым темпераментом, уже бы помчался выяснять, какого Мордреда случилось? И совершил бы тем самым стратегическую ошибку. От Вальбурги совершенно ничего не добьешься, когда она не хочет говорить. И самым разумным было дать ей немного остыть.

Орион пил свой кофе, разбирал бумаги и даже поговорил по каминной сети с Сигнусом, где, кроме чисто практических вопросов, получил подсказку, от чего его все решительно ненавидят сегодня. К его дорогой женушке приходила Друэлла, и это означало, что дамы снова изволили поссориться. И что эта сплетница успела наговорить на него такое Вальбурге?

Ну разумеется, исключая обычный набор домыслов, нелепиц, сплетней и гадостей.

На это Вальбурга уже не обращала внимания, великодушно пропуская наветы родственницы мимо ушей. А некоторые особо забавные даже, прибывая в хорошем расположении духа, пересказывала ему. Видимо, сегодня не тот случай, и просто-напросто не его день.

Особых грехов Орион за собой не помнил. Да и когда? Мотаясь между домом, министерством, где Дамблдор мутил воду, и встречами с достойными магами, ему было не до дурачеств. Тем более, скоро начинался сезон, и его будут терзать еще и балы, приемы, званые ужины. Вся та чушь, которая отнимала кучу времени, и на которую он будет обязан сопровождать жену.

И к новому сезону Вальбурге обязательно нужно было сделать подарок. Зная ее привередливость по части драгоценностей, дорогая супруга замучит и его, и ювелиров.

О том, где он проводит пару часиков в неделю, Орион предпочитал не вспоминать в этих стенах во избежание. Супруге пусть не хватало порой самоконтроля для ментальных наук, но проницательностью ведьму из рода Блэк магия не обделила. И попробуй что-то потом ей объясни, когда Вальбурга впадет в ярость. В том, что она будет злиться, узнай правду, сомнений никаких не было.

Сосредоточенно переругивающегося то с Кричером, то с портретом леди Андромеды младшего сына он заметил сразу. Не каждый день видишь аккуратиста Регулуса, ползающего по полу коридора. Такого экстравагантного поведения, пожалуй, стоило ожидать от старшего, да и то ради какой-нибудь пакости. А тут Регулус, который не стал бы заниматься бессмысленным делом.

Орион отчетливо кашлянул, привлекая к себе внимание и подавляя недостойное мага его положения желание помочь сыну. Конечно, если идеальное чадо не готовило неприятный сюрприз лично ему.

Кроме того, миледи Андромеда, прапрабабка самого Ориона, великодушно помогала Регулусу с рунами. Пусть между делом пеняя на бестолковость нынешнего поколения. Но пеняла не всерьез, несмотря на грозные интонации, в голосе давно почившей родственницы проскальзывала ласка.

— Регулус?

Сын встал, очистил перепачканные магией пальцы и лишь потом изволил поднять глаза, полные обвинения, на отца. Орион мысленно застонал… Что бы ни произошло, даже младшему известно более, чем ему. И сын его безапелляционно винит. Пусть пока неизвестно, в чем.

— Отец, вы вернулись.

Безупречные интонации и ярко ощутимый упрек. Как добавка, горькая ирония и полное нежелание видеть его. Орион нахмурился. Он всегда верно умел читать людей, а с семьей тут особыми талантами обладать не нужно было — почти каждый как открытая книга. Но не Регулус, который слишком себе на уме, чтобы выставлять свои чувства.

— Регулус, что случилось?

Миледи Андромеда произнесла на латыни что-то вроде «унылый болван и позор на ее седины», поправила кокетливым жестом черные, как сама проматерь тьма, волосы и удалилась за раму. Сын некоторое время смотрел на него очень по-блэковски — просто упрямо… Но Орион не зря же держал всю эту бешеную банду в узде, поэтому переломил взгляд ребенка.

— Матушка, она сильно расстроена. И у меня есть все основания, что ваше предосудительное поведение тому виной, отец.

Между строк читалось, что сын сильно разочарован в нем. И полностью принял сторону матери.

— Я выясню, в чем дело. И уверяю тебя, сын, я не делал ничего, что способно настолько огорчить прекрасную леди Блэк.

Орион улыбнулся и ласково растрепал темные аккуратно уложенные волосы. Незаконченный рунный круг он переступил просто во избежание. Регулус еще такой ребенок и часто колдует, не осознавая этого.

Стучался он в двери покоев супруги, готовясь к чему угодно, кроме равнодушного:

— Войдите.

Вальбурга что-то писала на маленьком столике у окна. И выглядела вполне цветущей. Комната была вполне целой, в камине уютно потрескивало пламя и присутствовал легкий аромат кофе. Словом, ничего не говорило ни о вспышке блэковского гнева, ни о расстройстве, ни об истерике, наконец. Настолько все нормально, что Орион сразу же насторожился, потому что Вальбурга после визитов злосчастной сплетницы должна была бурчать, поминать предков Розье до седьмого колена, поражая всех вокруг познаниями в генеалогии… И, наконец, мимоходом ему пожаловаться, с какими дурами приходится иметь дело.

Но ничего из этого не было.

— Вал?

— Не отвлекай меня, дорогой, я закончу, и тогда поговорим.

Голос был настолько медовым, а взгляд синих глаз ожег не хуже плети. Орион сделал справедливый вывод, что дело дрянь, и его песенка спета, но закрыл дверь и присел в кресло у камина. Бежать он не собирался, скорее потерял остатки терпения и собирался спросить, что такого ей сказала Друэлла все еще какого-то черта почти Розье. И чем он заслужил такое недоверие… Да, они ссорились, но верить записной сплетнице и не верить ему? Это как-то уже слишком мелодраматично.

Вальбурга была кем угодно, но не дурой, которой легко навешать лапши на уши. А уж о чудном умении собственной супруги пропускать мимо ушей информацию, которая ее не устраивает, Орион был не только наслышан. Вальбурга и его игнорировала словно пустое место.

Он всегда старался быть с ней максимально терпелив. Но любая чаша рано или поздно переполняется. И он не такой подкаблучник, как изволит думать большинство. Капризы супруги не должны рушить родительский авторитет Ориона. Иначе в один прекрасный день сыновья его возненавидят.

Вальбурга поставила точку и свернула пергамент в трубочку.

— Ты мне изменяешь?

Если бы не сидел, точно бы рухнул на пол… Мысленно он проклял Друэллу на десяти языках, включая арамейский. Наведаться, что ли, прямо сейчас к Сигнусу и попросить его заткнуть свою женщину, раз она такая идиотка пустоголовая. Но все это как-то отстраненно, потому что взгляд жены требовал правдивого ответа.

* * *

— Молодому господину не стоит подслушивать словно какому-то грязнокровке. Это недостойное занятие для члена древнейшего и благороднейшего рода.

Кричер пока просто нудел, как бы выразился старший брат, да и дядя Альфард, да и отец, дядя Сигнус, и все три кузины… Может быть, за исключением Нарциссы: та подобрала бы определение поэлегантней. Но отослать эльфа Регулус не мог. Кричер читал мораль, но отправь его на кухню, он может доложить о его «недостойном поведении» матушке.

И тогда…

Ему достанется наказание, так как старшего брата, который брал все вины и мелкие провинности Регулуса на себя, не будет рядом. Он в который раз ощутил острую как игла тоску по Сириусу. Дом был таким огромным и пустым без него. Скорей бы в Хогвартс…

Регулус не хотел поступать так недостойно и непочтительно по отношению к родителям, но матушка была настолько расстроена, а тетка Друэлла просто выпорхнула от нее сегодня с утра. Регулус поморщился: он терпеть не мог, когда его трепали за щечки и целовали как трехлетку. Он после ласки тети десять минут с себя смывал следы помады и приторный запах духов. И как у такой особы получились такие замечательные Белла, Меда и Нарси? Нарси особенно.

Сириус написал встревоженное письмо из школы. И Регулус должен был узнать, что на самом деле происходит дома. Потому что, зная нелюбовь родного брата к написанию писем, можно было предположить, что все плохо. Брат скорее бы всего спросил прямо и получил бы нагоняй от мамы и от отца. Дурной гриффиндорец, что тут скажешь?

Он же действовал тайно и хитро, как и полагалось будущему студенту факультета великого Салазара Слизерина. Правда, отослать от себя главного соглядатая матушки никак не получалось. После отъезда Сириуса погрустневший Кричер опекал его за двоих. Так, будто не ворчал совсем недавно, что с ног сбивается, пытаясь уследить за невоспитанным наследником рода Блэк.

В том, чтобы быть хорошим мальчиком, есть ряд преимуществ. Например, Кричер не доложит взрослым о его поступке, да и портреты делают вид, что не видят, как он шпионит за родителями.

«Быть и слыть — это две разные вещи, мой маленький Регулус»…

Серебристый смех кузины и ее золотые распущенные волосы. Нарцисса читает ему сборник легенд. Это было на прошлое Рождество, которое они так замечательно провели вместе. Не считая постоянных ссор Беллатрикс и Сириуса, одной драки и трех выговоров от маман. И все равно, как хорошо было… Жаль, что они уже в Хогвартсе, а он все еще дома. Быстрей бы прошел этот год.

У супруга сделалось такое сложное лицо, стоило ей вот так без всякой подготовки бросить ему обвинения в измене. Вальбурга слишком горда, чтобы снисходить до слежки за изменником, и слишком высоко ценит себя, чтобы броситься выцарапывать глаза неизвестной шлюхе… Тешить этим наверняка громким скандалом публику?

Нет, увольте ее от таких тошнотворных банальностей.

Она — леди Блэк и нашла себя не на помойке.

И все же внутри что-то надорвалось, стоило увидеть гнев, стыд и обреченность на физиономии благоверного. Даже сил потянуться за палочкой не было. Пусть в таком состоянии изменщика от нее никакие брачные клятвы Блэков не защитили.

Была бы меньшей дурой, думала бы об «очень несчастном случае и покойном вдовстве», но Вальбурга как раз себя относила к категории дур, потому что бестолковое ненужное сердце ныло почти невыносимо. Да, они не ладили, она часто срывалась и вообще была не образцовой женой, и при этом никогда даже не думала, что Орион может изменить.

Они дали друг другу слово много лет назад. Еще до алтаря и брачных клятв. Не падать так низко, не пачкать то хорошее, что между ними было, подобной грязью. И свое обещание она сдержала.

Блэки все до одного были слишком пламенными, чтобы обрекать себя на вечную верность. Родите наследников, озаботьтесь отсутствием бастардов и публичных склок и спите с кем хотите. В сущности, благополучие рода не требовало абсолютной верности, только сплоченности. Есть весь остальной бездарный мир, а есть Блэки, чья кровь чиста отныне и навеки.

Вальбурга ведь правда не думала, что ей придется пройти через это горькое и унизительное осознание. Осознание того, что ей изменяли, а она этого даже не видела. Предполагала что угодно, но не это! Дебоши с непутевым Альфардом, пьянки уже с Сигнусом и темные делишки с теми из знакомых и партнеров, которые никогда не преступят порог их дома и не удостоятся чести быть представлены ей.

Орион всегда высоко ставил ее гордость.

И что теперь?

Развод невозможен по целому ряду объективных причин, убить его она не способна, а жить под одной крышей — тоже. Как и делать вид, что между ними все по-прежнему. Вальбурга очень старалась отвлечь себя размышлениями, чтобы не сорваться на обвинения, слезы и глупейшую истерику. Может для нее, как обманутой женщины, подобная вульгарщина допустима, но никак не для леди Блэк.

Она горда, и Орион это всегда знал.

— Ты разбил мне сердце, знаешь?

Вопрос вышло задать обыденным, самую чуточку отрешенным тоном. Вальбурга сцепила дрожащие пальцы в замок. До чего же холодно… Надрать Кричеру уши, да сделать выговор остальным бестолковым негодникам — камин совсем не греет. Она скоро оледенеет вконец. А можно за секунды замерзнуть до смерти без магии? Она жалко улыбнулась. Право, что за чушь приходит в голову иногда.

— Это не то, о чем ты думаешь, Вал…

Его голос каким-то чудом пробился сквозь голубоватый лед, который окружал ее, не пропуская воздух, лед, в который она основательно успела вмерзнуть. Разум зашелся презрительным хохотом в ответ на такое жалкое оправдание, но сердце, бесполезное сердце — сплошной кусок кровоточащего мяса, отозвалось. Орион ведь лжет ей, да еще так нестарательно… А если правда?

Так от чего он прячет глаза, словно провинился? Если бы сказал, что Друэлла все выдумала, как было бы хорошо. А не сидел рядом и так далеко с таким виноватым видом. Он ведь тоже гордый и не стал бы мямлить как мальчишка, будь страшное для нее обвинение выдумкой глупой сплетницы.

Блэки не оправдываются, не просят прощения, не молят о милости.

Они не умеют жалеть и не приемлют сожаления о себе. Вот какие они безжалостные до конца, даже к себе. Орион Блэк никогда бы не снизошел до нелепых оправданий, будь в словах злорадной стервы только клевета.

— Так объясни, — с необъяснимым мазохизмом даже для самой себя просит Вальбурга. «Разубеди меня, пожалуйста, иначе я не знаю, как быть». Конечно, она этого не произносит. Не за что… Она и так уже дала ему второй и третий шанс разом, когда должна была закрыть эту тему навсегда и вырвать бессмысленное чувство из груди вместе с сердцем.

В конце концов шкатулка, где можно запереть ненужный более орган, всегда найдется.

Но вместо этого она, первая гордячка, ждет помилования от человека, которого впору звать ее палачом. Потому что, как бы они ни ссорились, Орион ее любил, и теперь эта любовь умирает, рассеченная надвое. Жалкий разорванный придаток, не способный отныне соединить двоих в единое целое.

— Я действительно должен тебя кое с кем познакомить… Вернее, мы должны.

Начало выглядит, конечно, подозрительным, и это обнадеживает. Орион опасается говорить и откровенно хочет помолчать, но не врет ей больше, что бы там ни было. С любовницей он, пребывая в здравом уме, жене точно знакомиться не предлагал бы. Прекрасно зная, чем бы это закончилось для него и ее. Вальбурга же просто ведьма, а не милосердная фея Нимэу, и терпением обладает соответственным.

— С кем это? Не юли, ради Мерлина, Орион!

— В общем, эта женщина — не моя любовница, а женщина твоего…

— Моего дорогого братца Альфарда? Так какого Мордреда это скрывать? Так, как будто мне было хоть когда-нибудь дело до его интрижек и ничтожных пассий.

Она готова рассмеяться и тут же на месте простить супруга. Ведь он невиновен… Просто впутался в очередной раз в переплет, пойдя на поводу у позора рода. Но интуиция подсказывает, что не все так просто. Иначе не было бы такой тайны из банальной связи не очень разборчивого кобеля. Есть что-то еще, и это что-то ее очень огорчит, раз Орион врал и изворачивался столько времени. И еще, с каких пор он уделяет время увлечениям Альфарда до такой степени?

— Орион Блэк, отвечай немедленно и не смей прикрывать этого негодного. Иначе я не знаю, что с вами сделаю!

Она впервые повышает голос и смахивает кипу пергаментов с приглашениями на пол. Нет, это уже ни на что не похоже, как долго эти болваны будут испытывать ее терпение? Своими сговорами, тайнами и дурными выходками. Сириус, еще тот растяпа, иногда Вальбурге разумней кажется, чем эти взрослые состоявшиеся маги.

— На этот раз все не так или так…

Всегда красноречивый супруг то и дело сбивается, словно заработал косноязычие Лонгботтомов. «Дело плохо» — делает вполне логичный вывод Вальбурга. Что мог натворить такого Альфард? И как об этом еще не известно всему свету? Он ведь любимец желтой прессы и постоянный гость скандальной колонки в светской хронике Пророка. Тайны он категорически хранить не умеет и умудрился при этом впутать в свой беспорядок, который гордо зовет свободой, жизнь ее Ориона.

— В общем, Альфард и та девушка, у них есть ребенок.

Вальбурга тянется к палочке и бессильно опускает руку… Значит, она себя столько терзала из-за бастарда. Конечно, это пятно на род, но чего еще ждать от беспутного повесы? Ну не заботы же о благе семьи. Так к чему эти тайны? Они что, всерьез думали, что она по завету предков попытается избавиться от бастарда и его мамаши? Вальбурга почти оскорблена.

— И зачем ты их навещаешь?

Это, пожалуй, интересует ее больше всего.

Невысказанное опасение о причине ее такой спокойно реакции зависает между ними. И Вальбурга спокойно заметает его под ковер легким покачиванием головы. Она не безумная садистка, чтобы ненавидеть ту, в которой течет пара капель их крови. Тем более, ребенку никогда не стать Блэк. Она это знает, Орион это знает, и даже болван Альфард это прекрасно осознает.

— Маргарет, возлюбленная Альфарда, перенесла беременность очень тяжело.

Вальбурга фыркает… О чем он только думал? Неужели забыл, как трудно рождаются истинно чистокровные дети. Какой риск несет в себе беременность от Блэка. Без поддержки родовой магии — так это вовсе безумие.

— Я помогаю, насколько могу.

— Она хоть не грязнокровка? Впрочем, какая разница? Ты тратишь время и магию, чтобы оттащить от края ту, что все равно обречена. И твоя тайна известна одной из самых болтливых ведьм Англии. Пусть она не знает всей правды.

Супруг то ли злится на нее за то, что Вальбурга озвучила очевидное, то ли до сих пор чувствует себя виноватым, не разобрать. Слишком уж она опустошена. Злиться и то сил нет… Пусть она имеет на это полное право. Орион, который всегда поступает рационально, увяз в безнадежном деле, потакая такому же глупцу. Просто замечательно!

И почему, скажите на милость, они все обижаются, когда она отчитывает их словно малых детей? Ведь поступает соответственно их поведению, только и всего.

* * *

— Это обязательно?

Спорить, в принципе, не особо хочется… Ведь это хороший шанс. Но Антонин не любит полагаться на случай и совсем не хочет ввязываться в по-настоящему провальное дело. Но отчего-то всегда такой умный Марволо упорствует. Так, как будто они оба не знают, каким в конечном итоге будет результат.

— Она не станет даже слушать нас, Орион, только выразит сочувствие и понимание, вот и все, — в холодном голосе Темного Лорда проскальзывают ироничные и насмешливые нотки. Гордые Блэки не спешат присоединяться к правому делу. Так, как будто им может нравиться, что магический мир все больше деградирует. Каждый темнее самого темного, и все делают вид, что ничего не замечают.

— Время слов уходит, мой друг Тони. Скоро мы будем сражаться за новый мир.

— Марволо, может нейтралитет от них — это все, что мы можем добиться?

Тони все-таки озвучивает свои сомнения. Ему ли не знать, насколько упряма Вальбурга Блэк? И к чему могут привести эти закулисные интриги. Антонину все это, мягко говоря, не по нутру.

— Держи этого паршивца, а я догоню второго! — изволила рявкнуть Беллатрикс Блэк в своем неподражаемом стиле и умчалась вслед их кузену. Нарцисса пожала плечами — вот еще… Будет она участвовать в этом низкопробном спектакле. Тем более, Джеймс Поттер просто покорно стоял рядом и ничуть не вырывался, когда она положила ладонь ему на макушку. Сириуса пришлось бы взять за ухо, с намеком сжимая, а этот молодой человек чуть лучше воспитан. Но умен ли? Если бедокурит на пару с Сири, то это сомнительно.

Они с Беллой, как бы та яростно это ни отрицала, одного поля ягоды. Много шума, еще больше экспрессии, и нет лишней секунды, чтобы остановиться и сделать самую, казалось бы, очевидную вещь — подумать. Нет, они будут увлеченно оскорблять друг друга, перессорятся вконец и с месяц в каждом разговоре будут поминать злым словом оппонента.

Такие дети, и совершенно невозможно перевоспитать. Словно в попытке задеть врага или врагиню весь смысл жизни. Но при этом друг за друга оторвут кому угодно голову, стоит очень неосмотрительно вмешаться третьему лишнему.

Нарцисса на их «милые» семейные склоки внимания уже давно не обращала, потому что взывать к разуму, мирить и пытаться что-то объяснить Сириусу и Белле более чем бесполезно. Оба крайне эгоцентричны, до последней степени упрямы и слепы. А родственная связь лишь обостряет соперничество. И кроме того, бедняжка Беллатрикс очень близко к сердцу приняла демарш Сириуса с выбором факультета… Да так, что недели две к ней подходить было опасно, настолько искрило вокруг.

Кузен, конечно, был вечной головной болью. Но это не отменяло ни его силы, ни его одаренности. Сириус — будущий глава рода, за ним право первородства. Да, его пока трудно назвать даже приблизительно разумным, но он очень юн. Нарцисса верила, что со временем этот неугомонный охламон поумнеет.

Его судьба была предрешена с рождения. Пусть в нем нет ни капли смирения пред ней. Но Сириус в конце концов Блэк, так что это обстоятельство ожидаемо.

— И зачем? — спросила она прохладно, поглаживая упрямые черные вихры. Все-таки сын у миледи Дореи получился просто заглядение, каким удачным. Даже она, вместо того, чтобы отругать хулигана, уже почти не злится. Он и совсем маленьким был прелестью… Жаль, что матушка не ладила с леди Дореей, и виделись они не так часто. Если подумать, то матушка мало с кем вообще ладила в этой жизни.

Джеймс Поттер недолго сопел, а потом сдался и нехотя произнес:

— Нужно было… Кто же знал, что мы попадемся вам.

— А Белла так быстро бегает и сперва хватается за палочку, а потом спрашивает?

Мальчишка дернулся и отвернулся с самым независимым видом. Нарцисса рассмеялась… Хотя Джеймс уже успел на нее обидеться за мягкую насмешку. Но что эти две бедовые головы ожидали, гуляя в подземельях? Ну конечно, не того, что двух «великих» магов так легко схватят представительницы противоположного факультета. Да еще девчонки, и того хуже — родственницы.

Нарцисса была готова поставить свои самые любимые алмазные серьги на то, что сейчас Джеймс Поттер дуется не на нее, а скорее злится на то, как глупо они попались, и заодно сгорает от стыда. Зная Беллатрикс, она не упустит рассказать эту занятную историю каждому, кто будет готов ее слушать. А тех, кто откажется, она просто заставит.

Бедный Сириус… Зная о его болезненном самомнении, и вновь проиграть Беллатрикс. Нарцисса просто уверена, что сестрица скоро приволочет брыкающегося кузена сюда. Как ни крути, в школе слишком скучно для тех, кто является обладателем фамильного блэковского темперамента. И Белла не упустит такой возможности спустить пар и так славно насолить Сириусу. Еще и тетушке Вальбурге напишет обо всем самым подробным образом. И все это будет в стиле сестры и до зевоты предсказуемо. Беллатрикс, к сожалению, разнообразием реакций не отличалась. И это ее, Нарциссу, считают самой скучной из трех сестер Блэк.

— Может пойдем их искать? Сириус и Беллатрикс ведь плохо ладят.

— Капля здравомыслия в Поттере? Вот чего никак не ожидала.

Нарцисса улыбается. Ей удивительно легко и спокойно. Ничего из того, что опасается Джеймс, не случится. А стенам древнего замка будет полезно вспомнить, что такое Блэки, когда они категорически не ладят друг с другом. Да и профессорам пора учиться растаскивать этих двоих до того, как безобразие приобретет черты локального конца света.

— Здравомыслие — нет, а вот умение видеть очевидное — да.

У него, оказывается, очень блэковская улыбка — тонкая, многогранная и опасная… А не только веселый и безбашенный оскал Поттеров, который мальчишка так легко демонстрирует всем и каждому в этих стенах. Нарцисса не глупа, поэтому безмолвно принимает это за проявление доверия к ней. И с неким удивлением осознает, что за пару минут Джеймс Поттер сделал о ней свои выводы, и она ему понравилась.

Это странно, видя свое отражение в зеркале, думать, что ты можешь не нравиться. Да, она воздушно красива, свежа, как тончайший узор серебристого инея. Так это и не главное. Даже более того, самая младшая Блэк презирает тех, кому нравится только за внешность. По той простой причине, что они идиоты, не способные видеть дальше собственного носа.

— Мегера со взрывом на голове!

— Гриффиндорская отрыжка, позор рода Блэк!

Голоса ругавшихся Сириуса и Беллатрикс они слышат одновременно.

Белла, чья прическа напоминает свалявшийся в паутине ком, а не прекрасные черные кудри, тащит Сириуса, чья мантия и лицо в совершенном беспорядке. Видимо, переговоры сорвались, даже не начавшись. Но оскорбляют они друг друга почти дежурно, без яростного огонька. Значит, ругались всю дорогу, припоминая друг другу все с момента рождения.

— Белль, хватит, пожалуйста.

Нарцисса демонстративно прижимает нежные лилейно-белые ладони к ушам. Жалобный взгляд действует на Сириуса, он перестает упираться и показывать спине Беллатрикс ужасные гримасы. Каждый из родственников помнит, что у малышки Цисс тонкая душевная организация и расстраивать ее категорически нельзя. Пусть попытки родственников вести себя образцово-прилично уж очень комичны.

— Цисс, если хочешь кого-то отчитать, то отчитай этого паршивого вырожденца.

Беллатрикс демонстративно вытирает руки платком и отходит в сторону, продуманно перекрывая один из выходов из коридора — тот, что ведет в сторону Гриффиндорской башни.

— От дурной швабры слышу. Джеймс, ты как? Мисс идеальность уже прочла тебе нотацию, или вы ждали меня?

Сириус язвит, огрызается, но вид у него не такой бравый и непрошибаемый, как бы ему хотелось. Ведь «сама нежность», как ласково зовут кузину Цисс старшие, умеет говорить так, что делаешься сам себе противен. И вообще он не предполагал, что жертвами «шалости» могут стать кузины… Нет, дутую идиотку Беллатрикс он бы в нестабильную пентограмму засунул без особых колебаний и душевных терзаний — все равно этой стервозе ничего не будет. Но Нарцисса — дело другое.

— Ждали тебя.

Нарцисса накладывает очищающие на мантию и лицо эталонного Блэка. Тонкими пальцами выбирает паутину из кудрей, мимоходом залечивает царапину на шее. И вот диво: кузен сносит заботу молча, а не вырывается как дикарь. Главное — не что ты делаешь, а как ты это делаешь… В этом вся немудреная хитрость. И даже с неуправляемыми взрывоопасными родными можно сладить, найти подход.

Сириусу, например, не хватает просто ласки; Беллатрикс можно урезонить убитым видом: она всегда чувствует свою вину — не уберегла самую «хрупкую и неприспособленную к жизни сестру»… Характеры боевых магов просты — как три палки, как и их представление о жизни. Меда настолько умна, что ни на один из приемов Нарциссы не ведется. Но с Андромедой можно говорить просто разумно, раз у нее во главе угла один лишь ум.

— Так, что вы здесь забыли, молодые люди?

Примечания:

С наступающим новым 2021 годом!

Орион осторожно перебирал длинные черные локоны… Вальбурга дремала, уложив голову ему на колени, и роскошный шелк волос почти касался ковра на полу. Она выглядела усталой, но умиретворенной. И не скажешь, что каких-то пару часов назад над его головой промчался настоящий ураган.

Гнев его женушки мог вполне закончиться линчеванием виновного. Что характерно, прямо на месте… Что поделать, такой уж темперамент ведьмы, рожденной в семье Блэк. Но лучше бы она пыталась его проклясть, переколотила об его голову все семейные сервизы, включая серебряный, чем выглядела настолько сломленной, подавленной и безучастной. Словно не его яростная блистающая Вал, а насквозь чужая женщина, неживая — словно кукла…

Он ведь действительно испугался в тот миг. Когда осознал, какую страшную боль ей причинил своими тайнами, дурачеством и потаканием такому же дуралею. Нет, Орион решительно вел себя как законченный идиот, а не взрослый человек. Зная норов супруги, можно было не сомневаться, не сумей он оправдаться, она бы никогда и ни за что не простила.

Горда даже в ущерб себе. Это понимание наполняло его целым океаном болезненной нежности.

Забыть, что эта красавица, окруженная холодным ореолом, словно царственным венцом, бывает другой, было с его стороны непростительной тупостью. Да, с ней всегда было тяжело, и спорить в том числе… Но ведь Орион полюбил ее уже такой, так что изменилось? Вся ее непреклонная забота о благе рода, как Вальбурга это понимает, шла лишь из любви к ним.

Она до дрожи любила их первенца, вечного строптивца Сириуса, с трепетной нежностью оберегала второго, Регулуса. Упрямо пеклась о благополучии племянниц — Беллатрикс, Нарциссы и Андромеды, пусть и ворчала, что на их «маман» надежды никакой. Обзывала Альфарда болваном, позором рода, упрямым кретином, но все равно присматривала. И не ждала за это ни признания, ни благодарности…

Нет, все это не делало его Вальбургу второй феей Озера, уж в нетерпимости, вспыльчивости и нежелании слушать остальных с ней мало кто мог поспорить.

— Помнишь, как я впервые тебя поцеловал?

— В оранжерее, где под каждым кустом, цветком и деревом были родственники?

Вальбурга улыбнулась, и эта легкая нежная улыбка сделала ее совсем юной. Словно на пару волшебных мгновений превратила в ту тоненькую девушку в серебряном шелке и украшенными цветами из алмазов и сапфиров волосами, которая зашла в укромный уголок, чтобы обрести передышку от докучливых поклонников между танцами.

И на нее налетел этот дикарь, где-то потерявший бабочку. Она не успела даже пискнуть, как ее сцапали в объятия, сжали и практически насильно сорвали поцелуй. Вальбурга, конечно, отвечала дикарю с не меньшим жаром и быстро оправилась от шока. Но пощечину залепила такую, когда отпустил, что дурная голова дернулась, а на щеке остался четкий отпечаток маленькой ладошки.

Она долго дулась на невоспитанного хама, посмевшего украсть ее первый настоящий поцелуй. Пусть весь тот вечер среди блестящего светского общества, сияя словно звезда, дразнила своего нареченного. Специально даря улыбки, слова, танцы всем, кроме него…

Тогда та воздушная наивная девочка почти задыхалась от несправедливости судьбы и, естественно, бунтовала. Ее, ту, которую желали столь многие, за улыбку которой происходили дуэли, в конечном итоге получит невоспитанный и скучный Орион Блэк. Только потому, что так решили их родители. Тот, который никогда не говорил ей комплиментов и считал ее пустоголовой пустышкой, о чем сообщал во всеуслышание.

— Болит? — она положила руку на ту щеку, которая пострадала от нее же много лет назад.

— Я получил знатную головомойку от матушки, едва не был выпорот плетью, но это все равно того стоило, моя прекрасная Вальбурга.

Орион поцеловал нежную ладошку и прижал ее еще плотнее к себе. Подумать только, как он зол был в тот вечер… На эту блистающую словно бриллиант фальшивку. Глупая кокетка раздавала авансы и благосклонные взоры каждому ослу в зале. А ослов была целая толпа, которая шла за ней, куда бы ни изволила пойти юная леди. А за возможность подержать веер и принести гордячке вазочку мороженого вовсе возникали потасовки. А он — законный жених, будущий муж, и для нее — пустое место.

Противная ломака, которая превратилась из нескладной девчонки в прекрасного лебедя как-то вдруг, демонстрировала это и ему, и всем остальным. Орион, конечно, не стерпел… Ему и дела не было до всех остальных девиц, которые безуспешно строили глазки наследнику рода Блэк.

Тогда он никаким терпением не отличался и довольно быстро послал к мантикоре все приличия и правила этикета. Решил проучить задравшую нос дурочку, и сам окончательно пропал.

Вальбурга навсегда стала… Орион до сих пор, даже спустя столько времени, не мог найти нужных, точных слов. Он был хорошим оратором — по крайне мере упрямые ослы из Визенгамота чаще всего соглашались с лордом Блэк, но он не был поэтом, чтобы описать то, что почувствовал во всей полноте.

Ты можешь быть ужасно темным магом, и от любви тебя никакая тьма не убережет.

В тот миг, когда он понял, что может потерять свою прекрасную леди, все наносное, глупое исчезло в одну секунду. Ничего не было важно, кроме этого чувства в груди, которое по убеждению Ориона вращало мир, зажигало солнце каждое утро, держало небо. И да, он тоже немного романтик. Только это большой секрет, чтобы не разбить образ сурового главы рода в прах.

— Еще бы стоило, нахал!

Она притворно хмурится и отворачивается якобы в гневе. Лишь для того, чтобы скрыть смешинки в глазах и улыбку на дрожащих губах. Орион всегда так на нее безобразно действовал, словно она резко превращалась в желе, да, в безобразное желе с удивительно «розовыми» мыслями в голове.

Если быть немного честной, он ей всегда нравился… Хотя был ужасно противным. Вечно думал, что лучше всех и, казалось бы, не замечал ее успехов. Чем не повод для вендетты? Особенно, если ты так горда, как она. Неудивительно, что Вальбурга вечно досадовала на глупца, который только и делал, что задевал ее.

— Ты лучшее, что со мной случалось.

Он приподнимается, ее обнимая, и целует подрагивающие от улыбки уста.

Теплая, родная, единственная, и вся его… Сейчас такие неуклюжие пальцы путаются с демонскими мелкими пуговицами на ее платье. Вальбурга в конце концов не выдерживает и отстраняется, чтобы за секунду расстегнуть все то, что ему так мешало добраться до белой, словно дивный фарфор, кожи. Лукавый взгляд синих глаз из-под ресниц показывает, что миледи оценила его нетерпение.

Платье сползает с плеч, и взгляд мужа опускается ниже ее глаз. Он всегда трепетно нежен с ней… Так, как будто она сделана из хрусталя. Но часто природный темперамент берет верх над осторожностью и извечной деликатностью. Вальбурга всегда его бессовестно провоцирует, ибо Орион так трогательно извиняется после, будто вовсе не замечает ее сытой истомы.

Теплые, чуть шероховатые пальцы касаются нежнейшей кожи, очерчивают в неспешной ласке ключицы. Орион склоняет голову и целует высокую грудь через черное кружево…

Она дрожит, истома, желания, жар — все это его касания. Легкие, как крылья мотылька. И судя по всему, эта скотина ее специально мучает своей неторопливостью. Хотя точно знает, чего она хочет на самом деле. Она целует щеку, прижимает зубами мочку уха — угроза весомая.

— Леди в таком нетерпении? — Орион хмыкает очень самодовольно. Но нетерпеливые руки так правильно забираются под юбку. Так, что некое самодовольство она вполне может ему простить. Это не только похоть, не только жар двух жаждущих друг друга тел… Нет. Это сплетение двух душ. Магия к магии, вдох к вдоху — едины. Огонь в них переливается, как с чаши в чашу, согревая, опаляя, заставляя забываться.

— Люблю… — в исступлении шепчет она, всегда такая надменная. И ловит его пальцы губами… Сейчас нет гордости, нет обид, нет противоречий, есть только они вдвоем. И это правильно.

Когда она узнала причину, почему ее муж тратил свое время на постороннюю женщину, то разозлилась. Нет, Альфард ее постоянно то злил, то разочаровывал — в этом как раз ничего не было. Но Орион, которого она относила к категории разумных мужчин… Как оказалось, совершенно зря.

Вполне разумное желание сократить поголовье идиотов в семье она удержала лишь титаническим усилием воли. И пониманием, что за двух зааваженых Блэков ей общественность, конечно, спасибо скажет, но Визенгамот отправит в Азкабан. А у нее дети.

Сентиментальную чушь Вальбурга отмела недрогнувшей рукой. Ибо слушать о мужской солидарности, важности дружбы и, подумать только, семейных уз — было выше ее сил. Банальный шантаж и нежелание Ориона того, чтобы она обо всем узнала, звучало как-то правдоподобней. И было ближе к истине. Ведь ее супруг прекрасно знал, что она не одобрит его авантюр.

Было, правда, любопытно взглянуть на ребенка. Конечно, девочка бастард — на этом месте леди Блэк поморщилась — и им останется навсегда. Но все же имела в своих жилах долю крови их семьи. Если ребенок бездарное ничто, забыть о нем ничего не мешает. Пусть Альфард воспитывает, вернее, портит. А если из девочки может выйти толк, то за ней стоило присмотреть.

Семейные дела Вальбурга больше не была настроена пускать на самотек. И так была настолько слепа, что почти упустила сына, а муж вовсе за ее спиной вел дела с маглами и Темным Лордом. Главное, не видел в этом никакого противоречия. На нарушение закона ей было плевать — Блэки сами себе закон. Но опасности таких игр Вальбурга видела четко.

Да, ей не нравилась маглолюбская политика министерства, наглеющие грязнокровки и попрание традиций… Но сводить их священную борьбу к банальщине вроде террора? Это жест отчаянья, а не величия. Будущее своих сыновей она видела иным, чем в роли массовых убийц всякого отребья. Идиотов и без Блэков достаточно полно.

Так что дорогой Том может пудрить мозги кому угодно, но только не ее родным. Иначе Вальбурга вспомнит общее школьное прошлое и поговорит с ним без всяких титулов — по-простому.

Войны заканчиваются и начинаются, а род — это то, что было и будет всегда.

Сперва пришлось навестить Сигнуса. На сидящую за вышиванием Друэллу она обратила столько же внимания, как обратила бы на таракана. Отплатить дуре сторицей за всю пережитую боль можно было и позже. Есть дела поважней мелочных обид. Например, Беллатрикс, которая забыла, что прежде всего она Блэк и должна вести себя соответственно.

Не хочет замуж, ладно… Это еще как-то можно перетерпеть. Так, как будто сама Вальбурга хотела быть женой хама Ориона. Но ее мечтания и преклонение перед неким проходимцем — это слишком, потому что испортит девочке не только репутацию, но и жизнь.

Рудольфус Лестрейндж — отличная партия, только непонятное и стойкое отвращение племянницы нивелирует все преимущества от данного союза. Свадьбы не будет, только Беллатрикс придется сделать сущую мелочь — поклясться, что никаких Темных лордов и темным меток.

Вальбурга подумывала, чтобы отправить ее на континент учиться и путешествовать.

Раньше она бы проигнорировала протест Беллатрикс, считая, что Сигнусу виднее… Но не теперь. Если племянница ищет спасение от нежеланных уз в чужом человеке, а не в семье, то дело плохо. Какая они, к Мордреду, такая семья? Какой монолит, если так легко вбить клин?

— Орион, Вал, что случилось?

Судя по наряду и запаху сена, навоза и лошадей, Сигнус опять пропадал в своей конюшне, когда перепуганный домовик сообщил ему о внезапном визите главы рода. Хорош красавец: отчаянные письма дочери игнорируем — заняты лишь своими расчудесными пегасами. И все, лишь бы сбежать от супруги. В этом месте Сигнуса Вальбурга не осуждала и даже вполне понимала. Друэлла еще то «сокровище»…

Но чтобы Белль в отчаянной попытке добиться хоть какой-то реакции писала Альфарду, это уже слишком. Позор на их головы, вечная головная боль убеждает девочку не дурить, когда все они слишком заняты своими делами, чтобы услышать просьбу родной крови.

— Помолвки Беллатрикс не будет, — Вальбурга резко обрубает, слишком не в настроении, чтобы пускаться в объяснения.

— Орион, может ты объяснишь мне причину такого резкого решения. Раз уж Вальбурга готова спустить с меня шкуру без объяснений.

Из всех мужчин их семьи, за исключением, быть может, ее сына, Сигнус унаследовал блэковскую красоту. Он давно взрослый мужчина с лицом, на котором застыла цветущая юность. Он умеет казаться не опасным, но на самом деле за безупречными манерами аристократа скрывается человек последовательный в своей безжалостности. В конце концов, он Блэк.

Когда они стали настолько чужими, что вместо откровенного разговора начались эти игры? И была ли в этой отчужденности доля ее вины?

— Беллатрикс никогда не простит, если мы принудим ее сейчас.

Голос Вальбурги тихий, она соскальзывает на пол и берет лицо Сигнуса в свои ладони. Безграничная грозовая синева против такой же синевы и бесконечности. Связь, которая сейчас так ощутима — нить от сердца к сердцу. Они одно, несмотря на все противоречия, ссоры, обиды. Это единственно важное, настоящее.

— Ты ведь не хочешь потерять дочь? Она такая же упрямая, как я. Я бы не простила, и Беллатрикс не простит нам.

— Вал, встань пожалуйста… Да что это с ней, Орион? Влетает ко мне грозовой тучей, а сейчас почти плачет.

Сигнус осторожно усаживает ее в свое кресло, гладит руки, лицо и оторопело смотрит на Ориона.

— Ты что с ней сделал?

Он практически шипит. Потому что Вальбурга в нормальном состоянии устроила бы ему такую взбучку, что ему целый год потом бы икалось, стоило вспомнить этот день. А не выглядела такой разбитой. Если леди Блэк изволит расстраиваться, то это только по поводу мужа и сыновей. Остальные неприятности, их Вал переносила с превосходной стойкостью.

— Она узнала от твоей жены о тайной семье Альфарда. Только Друэлла почему-то посчитала, что я прячу любовницу. Скажи, какая нелепица?

Орион со значением смотрит на Сигнуса… Потому что это он не уследил за своей слишком любопытной благоверной. И вот результат — с Вальбургой они помирились и его даже не заавадили. Хотя на этот раз у Вал все причины оторвать ему голову были. Но ссора не прошла бесследно, раз она настолько не в себе.

— Я напишу и отменю все приготовления к помолвке. И навещу Беллатрикс в Хогвартсе, где обрадую ее и попрошу поклясться.

Сигнусу был мил союз старшей дочери и Лестрейнджа… Так что спорить им пришлось бы долго. Но была возможность решить дело малой кровью при малых потерях. Вальбурга так и поступила, тем более была не на шутку расстроена и встревожена. Поэтому ее слезы притворством от начала до конца не были.

Она не лгала и не манипулировала, просто не стала привычно скрывать свое разбитое состояние. Боль и тревогу… Подействовало мгновенно. Без часового спора, аргументов и контрагументов. Чтобы добиться своего, не обязательно быть стальной и решать все через силу.

— Успокоилась? Ну, слава Мерлину Заступнику, а то бы еще немного, и нас с Орионом в Мунго забрали. Подумать только! Увидеть плачущую Вальбургу Блэк… Вал, твои слезы наверняка обладают схожими свойствами со слезами феникса. Так что ты промочила мне рубашку целым состоянием.

Речь была высшей степени наглости, но теплая улыбка искупала даже ехидство слов Сигнуса. Так что Вальбурга лишь стукнула его по голове, чтобы за секунду вплести в черные хаотичные и блестящие кудри пальцы. Массаж головы делал из Сигнуса совершенную размазню — редкий момент, когда он был согласен на все.

— Муженек, ты сошел с ума?!

Друэлла даже не стала скрывать того, что подслушивала под дверью. Выглядела она совершенно невменяемой от злости. Ведь союз Беллатрикс и наследника рода Лестрейндж был частично ее идеей. Она так хотела, чтобы дочь подарила миру сыновей, и тогда, быть может, один из них… Ведь драгоценный первенец Вальбурги ни на что не годен, это ясно уже сейчас. А Регулус? Какой из него глава, если он от материнской юбки оторваться не может?

Она консультировалась, и такие случаи уже бывали, когда ребенок из боковой ветви наследовал все, если прямые потомки становились недостойны. Слабая надежда, но такая греющая. Беллатрикс в своем упрямстве просто не могла осознать блестящей перспективы. И оценить материнских усилий.

А теперь ее робкие надежды так просто разбиваются, потому что эта ледяная статуя публично уронила пару насквозь фальшивых, как она сама, слезинок. Конечно же, Сигнус как всегда послушал Вальбургу, наплевав на мнение собственной жены.

Друэлла пролила столько слез, но кого они волновали? Она ведь как чумная в этом безумном семействе. До сих пор чужая, даже спустя годы и трех дочерей. И шанс исправить эту несправедливость, отплатить сторицей за каждое унижение только что так просто разрушен.

Сириус всегда был шебутным…

Ну это мягко сказано, даже, скорее, очень дипломатично. Он не желал никого слушать, если что-то вбил в себе в голову. Истинный Блэк… И некоторое время этим качеством как мать Вальбурга очень гордилась. Пока несносный ребенок не начал перечить в том числе и ей. Вовсе не со зла, скорее от непомерного упрямства.

Она очень опасалась, что, несмотря на все ее теплые и частые письма, сыну забьют голову чушью на этом факультете грязнокровок. Быть мягкой довольно сложно, когда хочется разнести древний замок по камешку от беспокойства за своего выстраданного первенца. Но давлением от него точно ничего не добиться.

Давить на кого-то столь упрямого, даже в своих заблуждениях, как Сириус — это значит вызвать отчаянное сопротивление. Вальбурга не для того сменила линию поведения, чтобы сын видел в ней врага. Все же она готова идти на разумные уступки. Но среди этих «уступок» не было выслушивания жалоб болвана о таких же ничтожных болванах.

С Хогвартсом, как у всякого волшебника и ведьмы, у нее было связано много воспоминаний — приятных и не очень. Древний замок — это ее юность в конце концов. И оказаться здесь леди Блэк рада несмотря на то, что повод просто смехотворен. Стойкое убеждение, что это ее далеко не последний визит в альма-матер так же присутствует. Для этого нужно знать Сириуса: он ни одно дело, особенно если это касается пакостей, не бросает на полпути.

Был бы этот ребенок таким же последовательным в учебе или выполнении родительских наставлений, цены бы ему не было! Но вместо этого он разносит Хогвартс и доводит профессоров до крика, снятия баллов и сдержанного бешенства.

Все-таки все они помнят, с кем говорят… То-то уважаемый профессор Слизнорт так бледен и суетлив. Не хочет с ней ссориться, но и слабость показать не может. Слизеринцы такого не простят, тем более декану. Вот и вертится как уж на сковородке, под которой только добавляют огня.

Вальбурга переглядывается с сидящей в соседнем кресле Дореей Поттер. Кто бы сомневался, что их сыновья изволят бедокурить на пару. И ни один из паршивцев не догадался изобразить даже тень вины, когда матерей вызвали к директору. Сириус и Джеймс, похоже, собой гордились. Уму непостижимо, месяца не отучились, а разговор уже идет об угрозе исключения.

Естественно, Вальбурга захотела лично увидеть сына и много чего высказать Дамблдору. И этой бездарной сушеной вобле — декану Гриффиндора. Кошка драная, похоже, совсем разучилась следить за детьми и утратила былую прыть. Хотя, чего еще ждать от этой особы? Вальбурга еще в бытность свою ученицей считала старосту Гриффиндора кошмарной дурой.

Все бы ничего, но два негодяя шутили в основном над слизеринцами. И, как оказалось, у ее первенца слишком уж блэковское чувство юмора. Хотя никто не умер, так по какому поводу подняли такой шум? Да и младший Поттер от своего безголового друга не отставал нисколько. Уж точно друзья не разлей вода.

В основном доставалось некоему Снейпу, даже в лазарет загремел.

— Насколько я понимаю, конфликт начался из-за дружбы мистера Снейпа и мисс Эванс?

Дорея Поттер сама нежность и простодушие… Даже Вальбурга ей почти верила. Что уж говорить о морже Слизнорте и Маккошке. Дамблдор был привычно непроницаемо добродушным. За мерцанием тошнотворно добрых голубых глазок поди разбери истинные мысли этого интригана. Хотя, когда он думал о чем-то хорошем? Превратил старейшее учебное заведение в теплицу для гразнокровок. И столкновение с реальным миром потом здорово рушит их представления о магии, которое им внушают в этих стенах. Уму непостижимо!

Не то, что Сириус и Джеймс отправили на больничную койку какого-то полукровку, а то, что весь сыр-бор начался из-за маглорожденной девчонки. Эта девица Вальбурге уже заранее неприятна. Она невестку грязнокровку не примет ни за что! Тем более не сделает ее после себя леди Блэк, ее славные предки не поймут на том свете.

— Обычные детские разборки. Для чего вы вызвали нас, Дамблдор?

Смысла играть, как Дорея «нежный цветочек», она не видела. Все равно все хорошо знали, какова она на самом деле. Читать мораль из-за непонятно кого, рожденного кем попало, будущему главе рода? Положительно господа профессора принимают ее за какую-то умалишенную, если думают, что она себя этим утрудит. Повод, по которому их вызвали, не стоил и секунды ее драгоценного времени.

Несколько примиряла возможность увидеть Сириуса.

Нет, воззвания к совести от декана МакГонагалл были пламенными и служили хорошим развлечением. Вальбурга почти «прониклась», и Дорея, судя по ее смеющимся глазам, тоже…

— Мы поговорим с сыновьями. Но если вы не можете справиться с двумя мальчишками, это не лучшая атестация ваших профессиональных качеств.

Намек был толстым и оттого вполне очевидным и очень обидным. Леди Блэк даже не сделала труда скрыть, что сказала это намеренно, лишь бы задеть. И, судя по покрасневшим щекам Минервы и ее яростному взгляду, она целиком и полностью приняла сию шпильку на свой счет. Бедняжка выглядела так, что ее вот-вот удар хватит… Вальбурга с азартом ждала: может им всем несказанно повезет, и кошка отправится в Мунго, если не на тот свет? Но, естественно, ничего не случилось.

В целом визит вышел раздражающе бесполезным. Скандала не случилось.

Вальбурга решила не отходить от линии кротости в своем поведении, поэтому не высказала всего, что думает о школе, недодеканше и полудохлом полукровке, из-за которого ее сына хотят исключить — три раза «ха»… Не считая едких намеков, ее поведение было почти примерным.

Пусть они расстались, взаимно недовольные друг другом. Сириус мог развлекаться, как ему только угодно, лишь бы в надлежащем окружении, и не получал одних только троллей за экзамены. Но он мальчик умный, несмотря на все свое шалопайство, безусловно талантливый, а еще очень сильный — ее сын.

— Джеймс Карлус Поттер, извольте пойти за мной.

Несмотря на строгий голос, лицо Дореи светилось от нежности. Ругать сына она не собиралась точно, скорее обнять и прижать к себе. Ужасно соскучилась, как и сама Вальбурга, по своей синеглазой головной боли.

Она поправила воротник на рубашке, щелчком пальцев очистила дорогую ткань мантии и, переборов брезгливость, красиво завязала, до этого болтавшийся, как веревка, галстук. И сама же легким жестом тонкой руки взлохматила красивые кудри сына. Сириус все же смотрел на нее с некоторой опаской. Что быстро прошло, стоило ощутить нежное матушкино прикосновение. Он поймал изящную ладонь и прижался щекой к ней — все-таки он очень скучал.

— Матушка, как отец и Регулус?

— Тшш… Не здесь.

Вальбурга указала сыну на прислушивающиеся к их разговору портреты и увела ребенка в тупик, где нарисованных шпионов не было, где обняла, прижав крепко-крепко, целуя запрокинутое лицо… Раньше она бы не допустила подобной вольности, считая, что время нежностей с наследником прошло. Теперь же ей было плевать на собственные выдуманные предрассудки. Как ее любовь может навредить Сириусу?

— Мама.

Он вцепился в нее, с силой сжимая почти до боли.

— Регулус скучает один дома и тоскует по тебе, сын. С твои отцом все хорошо.

— Отец обидел вас?

— Ну что ты? Как кто-то может обидеть Вальбургу Блэк?

Она взяла лицо сына в ладони и поцеловала упрямый лоб. Заговорщическую улыбку они разделили на двоих; в эту секунду особенно ясно было, на кого так похож Сириус. Сколько он взял от своей гордой непреклонной матери.

— Теперь вы сможете говорить, когда захотите, да и я смогу видеть тебя.

Вальбурга вытащила из сумочки зеркало в витой серебряной оправе с инициалами Сириуса. И вложила ему в руки. Сквозное зеркало было ее подарком обоим детям, которые, конечно же, ужасно скучали друг по другу, привыкнув быть вместе. Теперь будут болтать, спорить и шалить почти как прежде, и Регулус наконец повеселеет.

— Сириус, так что вы не поделили с этим Снейпом?

— Нюнчик — он отвратительный склизкий гад.

Леди Блэк качнула головой: этого Снейпа остается только пожалеть, если бы ей был досуг запоминать такие мелочи. Если ее сын говорит таким тоном, то переупрямить его невозможно. Да и будет она тратить драгоценное время, ругая ребенка? Конечно, нет. Ведь в следующий раз они увидятся только на каникулах.

Уму непостижимо: Джеймс Поттер и хорошенькая (нужно признать очевидное) грязнокровка.

Но это как раз было головной болью Дореи. Которая, впрочем, надеялась, что сыну быстро наскучит его новая прихоть. Что ж, ей лучше знать, ведь она мать.

Вальбурга, впрочем, не скрывала своего облегчения от того, что ее сын, оказалось, только поддерживал друга. Ну и бедокурил от вечной любви к веселью, а не из-за рыжих волос и зеленых глаз. Сириус просто наслаждался свободой, которой получил так много. Учеба в Хогвартсе, в сравнении с домашними занятиями, была легким делом. И времени проказничать у него было предостаточно.

Увидев счастливого от встречи с ней, оживленного и вполне целого ребенка, она успокоилась.

До этого постоянная тревога за первенца преследовала Вальбургу неотступно. Она этого никак не показывала, но сердце ныло. Особенно осознавая, что Сириус чаще всего сперва делает, а потом уже думает над последствиями, да и то не всегда. Быть матерью — это нелегкое дело.

В любом случае, подойдя к дверям в комнату Регулуса, она услышала знакомую перебранку в неположенный час. Ругаться не стала, потому что голос младшего сына наконец-то звенел, а не звучал так уныло, как было до. Пусть поговорят, поделятся впечатлениями, и, быть может, Сириус кроме бахвальства своими сомнительными «подвигами» расскажет брату что-то полезное.

Ведь и Регулуса ей скоро придется отпустить. И этот огромный дом окончательно опустеет…

С ней что-то не то — для леди Блэк Вальбурга слишком часто непозволительно меланхолична.

С другой стороны, с Орионом у них все наладилось, и он наверное протоптал дыру в ковре, ожидая ее. На этом месте Вальбурга очень мелодично рассмеялась. Старший разносит Хогвартс, мотает нервы профессорам и дружит с достойным молодым человеком, младший бесконечно радует ее послушанием и успехами в учебе. И после общения с братом наконец повеселеет и оживится. Скоро в доме вновь станет шумно.

Беллатрикс была не слишком-то довольна предложенной «ценой» за отмену ненавистного брака. Но после недолгого размышления согласилась. Сигнус был уверен, что расцветшая после радостной новости дочь больше не будет стремиться в услужение непонятно кому. Пусть он Темный лорд и Наследник Слизерина… Они Блэки и этим все сказано!

Пушечное мясо для своих авантюр Том всегда легко найдет. Недостатка в идиотах никогда не было. А финансирование обеспечит лорд Малфой, раз их союз столь прочен, как говорят.

И пусть старый «друг» даже не думает о том, чтобы втянуть ее семью. В конечном итоге есть много способов борьбы, и смена нынешнего министра на более лояльного в том числе. Благоденствие чистокровных не предполагает безумного плана по завоеванию мира для одного конкретного Темного Лорда.

На этот счет леди Блэк была однозначно пессимистична — достаточно вспомнить Гриндевальда.

Блэки не будут умирать на ненужных им войнах за чужую власть. Что бы там ни обещал Том взамен.

Вальбурга, вообще-то, была довольна создавшимся положением. Ей многое удалось, и это искупало все потрясения и разочарования последних дней. Правда, вину Друэллы в своей страшной боли она не забыла и не собиралась забывать впредь. Те часы были настоящим адом, когда сердце рвалось на части, а каждая секунда лишь усугубляла душевные муки. Простить подобные терзания? Да ни за что. Тем более, ее родственница со слишком длинным языком никогда не ценила по достоинству те блага, которыми награждена незаслуженно. Сигнуса и трех замечательных дочерей, которыми любая другая гордилась без меры, для бывшей Розье оказалось недостаточно. Что же, очень жаль.

Хотя, кому Вальбурга сейчас лжет? Не жаль. Все мы определяем свою судьбу своими решениями и поступками. Ненавистная Друэлла сама выбрала путь разочарований, страданий и слез. Ведь в самом деле они могли если не подружиться, то хотя бы ладить, как положено ближайшим родственницам.

Вместо этого она неосмотрительно выбрала свои мелочные обиды. Вальбурга больше не намерена закрывать на это глаза и раз за разом протягивать ей руку дружбы. С неблагодарными дурами лучше разбираться жестоко, чтобы они не принесли больших бед семье. Над этим стоило хорошенько поразмыслить на досуге.

Племянницы уже взрослые, и такая мать им лишь один вред. Да и Сигнус не выглядит счастливым в браке. Так зачем роду Блэк такая докучливая обуза?

Впрочем, и с Дореей стоило переговорить еще раз — так ли она спокойна, видя неподобающее увлечение сына? Они так хорошо поладили, что не хотелось бы видеть ее огорчение. Да еще по такому ничтожному поводу. Хорошо бы избавиться от досадной неприятности, пока она не превратилась в настоящую проблему. Ведь Поттеры, все как один, еще те упрямые в своей непрошибаемости отродья.

Будущее в любом случае непрочная субстанция, и о нем лучше заботиться заранее.

Она вошла в комнату, ярко освещенную свечами и ревущим в камине пламенем. Орион ждал ее в постели — поднял голову от подушки, к которой его тянуло с неодолимой силой. В таком сонном состоянии, с торчащими волосами, он до комичности напоминал их старшего и младшего сына — причем одновременно. Вальбурга махнула ему рукой: «оставайся в постели».

Зеркало отразило сияющие особым, таким огненным блеском, ее глаза. Ни следа недавних слез бессонных ночей. Все ушло, словно кошмарный сон, к которому, — Вальбурга искреннее надеялась, — уже нет возврата. Она многое поняла, и кое-что для себя решила твердо. Например, не прятать собственную боль и страх за преувеличенной дозой стервозности. Даже с самыми родными и близкими.

— Ты особенно красива, когда улыбаешься так.

— Так — это как?

Она поймала взгляд мужа в зеркале и подмигнула ему.

Как всякая женщина, леди Блэк любила комплименты. Особенно такие искрение, судя по выражению умеренной глупости на лице лорда Блэк. Он только любуется, а никак не думает. И ей не хочется думать о посторонних вещах. Долгие раздумья, как показала практика, не всегда к добру. Тонкие руки вынимают одну шпильку за одной, и густая масса черных кудрей падает вниз, блестя как атлас.

— Как Сириус? Что-то ты слишком спокойна для той, которая узнала, что сына почти исключили.

— Ты же знаешь, что это лишь пустая угроза… А наш сын прекрасно себя чувствует. Еще столько свободы, которую может использовать на всякие глупости папин сын.

От тонкой шпильки Вальбурга не удерживает себя. Все-таки ее первенец унаследовал от своего папаши способность находить неприятности на пустом месте. Орион только с виду весь такой благоразумный и продуманный. Отличная маска, на которую даже многие покупаются, но только не те, кто знает лорда Блэк близко. Ее супруг умеет встревать в совершенно абсурдные ситуации. И история с Альфардом и его девицей сей факт в очередной раз подтвердила.

— Насколько все плохо с прихотью моего бестолкового брата?

Ей действительно интересно… Не хватало, чтобы этот самовлюбленный индюк на почве горя начал чудить еще больше, чем до. Хотя Альфард, стоило отдать ему должное, всегда был сущим наказанием, и образумить его было совершенно невозможно. Эгоизм и свободолюбие сделали из него сплошную головную боль. Он был Блэком, но делами рода не интересовался совершенно, предпочитая вместо этого жить как вздумается. Думались ему почему-то исключительно несусветные глупости — одна другой гаже.

— Ее магическое ядро сильно пострадало, да и роды дались несчастной очень тяжело. Вальбурга, только не говори, что ты хочешь ее видеть?

— Да, хочу. И можешь даже не пытаться возражать, это бесполезно. Так что не трать силы, любимый. Я ей ничего не сделаю и даже не буду пугать. Мне просто любопытно, вот и все.

Да и рожа Альфарда того стоила… Вот кого он будет не рад видеть на пороге своего райского тайного домика, так это ее. Взбесится, конечно, и это приятно. Вальбурга почти предвкушала их милое семейное объяснение. Да и проклясть болвана стоило за все ее слезы.

Домик был миленьким… Зная дурной вкус Альфарда, она ждала чего-то другого.

И район вполне приличный — нет маглов поблизости. Защиту позор древнейшего и благороднейшего рода с нуля выстроил такую, что многие зубы обломают. И это все недвусмысленно говорило о том, что вечному раздолбаю не все равно. Зная братца, было почти радостно.

Вальбурга почти гордилась им секунд десять. Пока не вспомнила, что все старания ради грязнокровной любовницы и ребенка бастарда. То, что несчастная медленно умирает, рождая ребенка стопроцентному Блэку, нужно было учесть. Альфард настолько поглупел, что забыл, как тяжело зачать, выносить и родить одаренного малыша? Тем более тем, чья кровь чиста.

Тут в дело явно вступила главная черта его, прости Мерлин, характера — глупость.

Да, они ссорились почти всегда. Но неужели бы она отказала ему в помощи? Или Орион отказал бы? Приди Альфард с самого начала к ним и расскажи все честно.

Конечно, Вальбурга допускала, что непутевый дуралей отхватил бы от нее так, чтобы впредь неповадно было. Но помощь получил бы. И не только из родственных чувств, но и вполне от эгоистичных мотивов. Двойная смерть младенца и матери ложится тяжким пятном на того, кто это допустил. У рода Блэк достаточно проклятий, чтобы прибавлять к ним новые.

Только полностью отмороженное в своей ублюдочной сути существо тронет ребенка.

Девочка была симпатичной… Да кому она сейчас врет? Черные кудряшки, голубые глаза и улыбка, в которой не хватало нескольких зубов. Ходила дочь Альфарда точно так же, как Сириус, с комичной важностью, когда не носилась ураганом. Малышка была очаровательна и сразу было видно, чья кровь течет в этих жилах.

— Как ее зовут?

Вальбурга сбросила мантию на руки мужа и применила очищающее заклятие к рукам, чтобы коснуться мягких блестящих кудряшек. Переодеть в нормальное платьице, а не в это розовое безумие, и вообще будет хорошо. Девочка доверчиво пошла к ней на руки и смотрела очень внимательно, словно уже что-то понимала.

— Вега.

— Оживляющая? Самая яркая звезда в созвездии Лиры, пятая по яркости звезда ночного неба. Хорошее имя для столь любопытной малышки, братец…

Леди Блэк бросила на смутившегося Альфарда последний острый взгляд и присела на диванчик, усадив ребенка на колени. Она отцепила маленькие ручки от сапфировой брошки, скрепляющей ворот ее платья и коснулась маленького личика. Определенно, девочка Блэк, и сейчас в ней ощутима сила.

— Кричер, доставь сундук с детскими вещами Цисс… От Беллатрикс остались одни лохмотья, а для одежды Меды ты слишком тоща. Альфард, распорядись подать завтрак, я сама покормлю Вегу. А потом посмотрим на ее мать. Орион, не стой столбом, повесь уже мантию!

Вальбурга сжалилась над застывшими соляными столбами от недоумения мужчинами. Ну что такого? Ей понравилась племянница. Или они ожидали, что она будет кричать на ребенка или плохо с ней обращаться? Неужели она видится им таким бессердечным чудищем? Хотя, на некоторые вопросы для собственного же спокойствия лучше не знать ответов. Да и наблюдать за шоком на двух одинаково породистых рожах было по меньшей мере забавно. В любом случае, для Блэков у них слабая нервная система, раз до сих пор пребывают под впечатлением от столь обыденной картины.

Она забрала девочку в ее комнату, где придирчиво оценила все: от мебели, игрушек, и заканчивая цветом обоев. Кроватку тут же приказала заменить на ту, в которой спал Регулус. Этот магловский мусор не сравнится с благородным красным деревом с высеченными рунами защиты.

Потом переодела ребенка в сиреневое платье, которое отлично село. Причесала и отобрала у Кричера туфельки Нарциссы, которые старый скряга ни за что не хотел отдавать. Домовик, конечно, чуял в Веге кровь рода, но она ведь не была принята официально, поэтому… Иногда эльф казался уж слишком преданным старым идеалам. До такой степени, что попытался поучать Вальбургу, за что получил серебряной щеткой по ушастой голове, что рассмешило маленькую Вегу. В другое время ушастому ревнителю традиций досталось бы сильней. Но сейчас не до того, и не при ребенке же.

Она всегда хотела дочь… Жаль, что так и не суждено. Да, и кроме того, Вальбурга полагала, что имеет право сейчас проявить маленькую слабость, потому что сомнительно, что посещение матери ребенка ей придется так же по душе, как сама девочка. К тем, в ком течет их кровь, леди Блэк всегда была снисходительна, чего не скажешь о всех остальных.

Мать Веги выглядела ужасно, и это было ожидаемо. И нашлась же дура рожать от Блэка без поддержки магии рода? Но все-таки следы былой красоты хорошо были видны на изможденном лице.

Вальбурга, скажем так, больше смотрела на «позор рода», чем наблюдала за молодой женщиной. И то, что она видела, ей не нравилось категорически. Если бы это была мимолетная интрижка, пусть с ребенком, проблем было бы намного меньше. Но Альфард, кажется, действительно влюбился. А как любят огненные Блэки, ей самой прекрасно известно на своем же опыте. И значит, от грязнокровки так просто не отделаешься. Своего ребенка при всей своей необязательности Альфард ни за что не бросил бы. Любя, он и не захочет просто наблюдать за печальным исходом матери Веги. Поэтому Вальбурга присела на постель и взяла тонкую до прозрачности руку в свою. Ей претило в некоторой степени то, что она собирается сделать… Но какой выход был? Там, где обычной ведьме нужен ритуал, рожденной в устоявшейся магической семье достаточно лишь желания.

Магия легко перетекала из полного бурлящей темной и пламенной силой сосуда в почти пустой. Вслед за дыханием, биением сердца… Они были похожи, потому что обе были женщинами. И ее силу бедняжка легко воспринимала, в отличие от чуждой энергии Ориона и самого Альфарда.

— Ей требуется лечение. Долгое, серьезное, но жить будет.

Попытавшемуся поблагодарить Альфарду она просто отвесила подзатыльник дрожащей рукой. Он ведь прекрасно знал, как тяжело родить того, в ком будет течь их темная кровь. Так зачем позволил? Чтобы стать самому несчастным до конца дней и сделать маленькую Вегу сиротой спустя пару лет после рождения? Это в лучшем случае.

— Брак, Альфард, только тогда сила рода ей поможет. И естественно, он не будет равным…

Своей досады Вальбурга даже не стала скрывать. Как и озвучивать то, что брачного ритуала она может и не пережить. Блэком не стать никогда той, которая никчемна сама по себе. Ориону это известно лучшее нее, Альфарду тоже, а ей зачем знать? Зачем пугать сейчас — все равно, если эта Маргарита хочет выжить, иного пути уже нет.

Гнев, досада и непонятная боль… Она сама нарушает их неписаные законы. При этом парадоксально уверенна, что поступает правильно. Род прежде всего… Они должны быть едины. Это значит, что оставить непутевого Блэка наедине с той кашей, которую он заварил, нет никакой возможности. Пусть в своих поступках Альфард как всегда руководствовался отнюдь не головой.

Прежняя она со всей категоричностью отказала бы брату в помощи. Если бы не отправила его девицу на тот свет самолично во избежание новых глупостей. И руководствовалась при этом только благом рода. Но той Вальбурги, пожалуй, больше нет.

Какой смысл в существовании семьи, если эта вечная кровная связь делает их только несчастными?

В конечном итоге, с появлением младшей ветви род только укрепится.

— Я прикажу подготовить бывшую детскую Регулуса, и вам лучше быть у нас как можно скорее.

Теплая рука мужа на плече служила неким утешением. Если она поступает неправильно, то не одинока в своем заблуждении. В конце концов, идеальной леди Блэк может стать другая, а Вальбурга просто будет той, кто бережет тех, кого любит. Бережет, как может… Даже если это значит наступить на горло своим принципам и гордости.

Когда сын во второй раз выиграл у нее, она начала что-то такое подозревать…

Жульничать в шахматной партии легко могло прийти Альфарду, Сириусу и даже Нарси… Но на доску кроме основных чар, которые оживляли фигурки, были наложены еще одни. Не такие полезные и безобидные. И наложены с тем искусством, которое младшему сыну пока недоступно. Значит, у юного шулера был взрослый подельник, который прямо сейчас делает вид, что занят чтением. И можно было поверить в столь искусную пантомиму, если бы Орион не улыбался каждый раз, когда у нее забирали очередную фигуру. Она, кажется, снова проморгала подлый заговор против собственной персоны.

Вальбурга почему-то и не думала сердиться. Слишком хорошо и спокойно им было втроем. Даже вечная тьма особняка не нависала грозовым облаком, а упала мягчайшим покрывалом на плечи. Наверху в бывшей детской младшего сына, которую вымыли и проветрили домовики, спокойно сопела малышка Вега, прижав к себе потрепанного льва. Альфард что-то тихо читал своей засыпающей любви.

Портреты чутко дремали в своих рамах, эльфы начищали серебро и готовили ужин. Магия мирно текла, не собираясь в яростные вихри.

Их дом был пронзен тем самым тихим покоем, который так редко снисходил на беспокойных Блэков. Ведь зачем покой тем, в чьих жилах в равной доле огонь и тьма? Вечные мятежники, смутьяны, безумцы, герои, преступники. Ослепленные своим бесконечным поиском и обреченные гореть до последнего вздоха. Любящие и ненавидящие с одинаковым неистовым безрассудством и беспощадные даже к себе — до конца, ведь ты Блэк.

Сын казался ей особенно хрупким сейчас, в ярком свете свечей.

Чудилось, что, стоит закрыть глаза, Вальбурга увидит своего Регулуса другим — повзрослевшим, возмужавшим и… мертвым. Она гнала от себя мрачные мысли, которые так и лезли в голову. Только зачем? Ведь у них всех хорошо. Так почему пропасть под ногами кажется все такой же бездонной?

Но, видя смешинки в синих глазах Ориона, азартно сопевшего Регулуса, Вальбурга успокаивалась. Она просто устала, вот и лезет в голову всякая невозможная дичь. Ее сыновья проживут длинную, полную приключений жизнь, а они с Орионом еще успеют понянчить внуков. Вальбурга сделает для этого все, что возможно, и все то, что невозможно.

— Вам мат, мама.

Вальбурга качнула головой и одним щелчком пальцев сорвала вредоносные чары с шахматной доски. Погладила сына по голове и щелкнула по носу. А затем обернулась к супругу, который еще более усиленно делал вид, что ничего не произошло, и он тут вообще ни при чем — сам записной проходимец, да еще учит ребенка плохому.

Легкое жалящее заклинание она выпустила отточенным жестом, и, судя по тому, как лорд Блэк подскочил, оно попало точно, куда нужно. Знать будет, как жульничать.

— Это всего лишь безобидная шутка, дорогая, не переходи к палочкоприкладству.

— Чья идея?

Ей трудно было не засмеяться, но Вальбурга держалась… Хотя полагала, что подрагивающие в улыбке губы выдают ее с головой. Да уж, трудно быть ледяной королевой, олицетворением праведного негодования, когда эти двое быстро-быстро переглядываются, решая, как будут ей врать. Ладно Регулус, дитя еще, ладно Сириус, если бы он тут был, такому бы дурачеству Вальбурга не удивилась, но глава древнейшего и благороднейшего рода?

Орион не переставал ее удивлять. Казалось, впадать в детство уважаемому лорду поздно давным-давно, но он все равно не упускает случая. Хотя, не Дорея ли недавно ей говорила, что мужчины независимо от возраста, рода занятий вечные мальчишки? Кажется, сейчас она полностью согласна с леди Поттер.

— Моя матушка.

Регулус выглядел таким трогательным, что даже на притворную сердитость у нее просто не осталось сил. Вальбурга легонько дернула его за ухо и максимально сухим тоном произнесла:

— За отвратительное жульничество, вы, Регулус Орион Блэк, награждаетесь вазочкой мороженого. И да, сын мой, его можно съесть до ужина. Беги к Кричеру и скажи, что я разрешила.

Сын поцеловал ее руку и на мгновение прижался, а потом вылетел прочь, едва не снеся дверь. Аппетит этому сластене одна несчастная вазочка не испортит. Тем более, Регулус часа полтора провел в небе, гоняя на своей метле так, что дух перехватывало не только у нее, но и стоявших на страже молодого господина эльфов.

— А мне что будет? Я надеюсь на самое строгое наказание.

Орион положил руки ей на плечи, жаркий шепот опалил ее существо, как и его дыхание на шее. Светло-голубое открытое платье показалось не очень хорошим решением на вечер… Потому что нахальные мужские губы коснулись белоснежного, соперничавшего своей белизной с лучшими кружевами, округлого плеча, оставив на коже горящую метку.

— А милорд точно не пожалеет о своей опрометчивости?

Голос удалось сохранить бесстрастно прохладным. Но кого это Вальбурга обманывала? Двери с грохотом захлопнулись «сами собой», отрезая их от всего остального мира. Обмануть? Точно не Ориона, который расстегнул сначала одну, а потом вторую пуговицу из длинного ряда, чтобы приспустить платье с плеч.

Сейчас смотрящая на него повлажневшими, блестящими тысячами звезд глазами леди Блэк была какой угодно, но не холодной, далекой и неприступной. Она была просто прекрасной, жаждущей и ласковой. Она была его… Наваждением, любовью, страстью, одержимостью?

Касаться нежной кожи было все равно что дышать. С изматывающей неспешностью разбирать черные локоны, иногда склоняясь и прихватывая зубами мочку уха с алмазной каплей-сережкой. Вызывая в ней страстную дрожь… Целый ворох жемчужных шпилек полетел на ковер, когда лорд Блэк окончательно потерял терпение. И послал галантность к демонам на рога.

Юбка, нижняя юбка, столь любимые ей кружева, которые он просто порвал в нетерпении. Поцелуй, еще один… Касание ее тонких пальцев к его лицу, и взгляд — люблю, люблю.

Вальбурга выгнулась, когда он коснулся ее там, где все давно было влажно. Касание было легким, почти небрежным. Еще более распаляющим тот темный иссушающий жар, в котором она и так горела. Она цеплялась пальцами за широкие плечи, оставляла на светлой коже следы своих ногтей и целовала их же. Леди Блэк вскрикнула, когда первый палец проник в нее.

Сбросить крошечную туфельку с ножки, стащить вышитый чулок и поцеловать высокий подъем стопы. Голод, что терзал его, кружил голову, казалось, был неутолим. И спасение лишь в ней. Их одежда давно усеивала почти все поверхности в комнате. Вальбурга опустилась спиной на широкий диван и протянула ему руку.

Первый толчок был самым сладостным в той муке. Кажется, она вцепилась зубами в свою ладонь, чтобы не закричать как какая-то девка… Ведь до заглушающих чар ни один из них не додумался. Но все эти мысли были где-то там. Они были не важны. Она скрестила ноги за его спиной, подстегивая.

— Прошу…

Орион поцеловал припухшие губы, которые произнесли тихую мольбу. Он и не собирался останавливаться… Не сейчас, когда это выше его сил. Когда все вокруг горело, а сосредоточением жара были они сами. Магия заполнила комнату под самый потолок, колыхаясь, словно прибой, с каждым их вздохом. Он провел дорожку поцелуев по ее запястью, сжал пальцы и отвел ее руки за голову.

— Моя…

— Твоя…

Эхом… Размеренный неторопливый ритм, призванный окончательно свести ее с ума. Орион подхватил ее под ногу и сменил угол проникновения — Вальбурга вскрикнула и выгнулась, соблазнительная грудь колыхнулась. Тесная, влажная до одури и отзывчивая. Яростно отвечающая на каждое его движение.

Жар все нарастал, пока в последнем толчке пламя не накрыло их с головой и не погребло за собой. Орион на дрожащих руках приподнялся и осторожно скатился с жены прямиком на пол, пребольно ударившись спиной. Называется, забыл, что они не в спальне на широкой постели.

Приглушенный и оттого еще более чувственный смех супруги стал ему наградой.

Дорея отдавала предпочтение светлым легким оттенкам и предпочитала зеленый чай.

Нужно отдать ей должное — роль тепличного растения ей удавалось играть с превосходной естественностью. Только Вальбурга каждый день видела, какие демоны могут жить за доброжелательной маской. Так и леди Поттер упрятывала свои тени на самое дно… Но это не значит, что она была их лишена напрочь.

На поверхности, так что руку протяни, или в самой глубине естества, они всегда с тобой. И убежать не получится, потому что бежать от самой себя просто глупо и бесполезно.

Вальбурга ждала этого обыденного приглашения на чай и ждала серьезного разговора. Поэтому терпеливо перенесла прогулку по оранжерее и бессмысленную светскую болтовню. Если хозяйке дома необходимы все эти любезности хотя в качестве прелюдии пред откровенным разговором… Что же, Вальбурга потерпит. Тем более, это было забавно.

Дорея Поттер была слишком оживленной, чтобы это веселое оживление можно было принять за настоящее чувство. Белое домашнее платье делало ее бледной и какой-то совершенно встревоженной вместо того, чтобы придать свежести лицу.

Можно было представить, что леди Поттер плохо спала, если вообще спала последние несколько ночей. И Вальбурга понимала, почему Дорея пребывает в таком необычном для себя волнении. Сама бы тоже не смогла спать спокойно, если бы ее сын… Хотя, тут реакция была бы более бурной, чем у кроткой леди Поттер.

Опускаясь в удобное кресло и беря в руки расписанную пионами фарфоровую чашечку, леди Блэк уже предчувствовала, что они сейчас перейдут к сути, то есть настоящей причине ее визита. Дорея наверняка все обдумала не один десяток раз и приняла решение. И ей точно нужна помощь…

Вальбурга не любила неоплаченных долгов. А родственница ей помогла — открыла глаза, можно сказать, в самый критический момент. И за это заслужила не только дружеского участия, но и всемерной поддержки. Как родная кровь. Среди ее пороков неблагодарности не значилось. Да и было жаль, просто жаль, Дорею. Ведь Вальбурга мать и прекрасно понимает, что та сейчас ощущает.

Поттеры — неперевоспитуемые упрямцы. Канонически неизбежные в своей дурости… И говорить с этими твердолобыми ослами по большей части бесполезно. Особенно, когда они что-то себе вбили в голову. Набьешь на языке мозоль, но своего не добьешься. Дорея это понимала не хуже нее, а то и лучше… Поэтому воспитывать сына не стремилась. Как и не пыталась что-то объяснить супругу. Карлус Поттер при всех своих достоинствах такой же твердолобый тип, какими были все его предки.

— Эта девчонка нравится Джейми…

— Ты ее видела?

Серебряная ложка громко звякнула о фарфор, и пухлые губы леди Поттер дрогнули. Она поставила чашку на стол и сцепила пальцы в замок. Гладкий лоб прорезала вертикальная морщинка.

— Видела. Ничего особенного, меньше, чем пустое место, почти ничего, — нежный голос, не утративший своего безупречного звучания, был полон неприязни.

Вальбурга посмотрела на родственницу внимательно и мысленно весьма невоспитанно присвистнула — как же тебя, милочка, разобрало… Пусть Дорея призывала быть терпимей. А теперь, когда замаячила перспектива, пусть и весьма туманная, получить в невестки пустое место — забыла все свои благостные речи. И тут ее можно понять — грязнокровка, и все этим сказано.

— Хоть какие-то достоинства имеются?

— Вальбурга, смазливое личико, наглость, и она игнорирует моего сына. А Джеймс не привык к такому. Чем выше девчонка задирает нос, тем ему интересней.

— И чего ты хотела, мальчишка ведь? Не перебесится сам?

Судя по острому и измученному одновременно взгляду, леди Поттер сомневалась, что ее драгоценное дитя образумится самостоятельно. Плохо, но решаемо. В конечном итоге, нет грязнокровки — нет проблемы. Жестоко, но прагматично. Раньше Вальбурга поступила бы именно так, без лишних затей и хождений вокруг да около. Теперь же нет.

— А если эта девчонка станет такой же как и все? Будет заглядывать твоему оболтусу в рот. Как скоро она наскучит Джеймсу?

Вальбурга произнесла это самым вкрадчивым своим тоном и взяла с блюда самое большое пирожное — прямо так, по-плебейски, пальцами, к черту этикет. Идея, которую она изобрела, была хорошим, прямо-таки идеальным выходом. И не нужно пачкать руки, никакого смертоубийства, все просто и элегантно. Да и у ее сына, и у Джеймса пропадет всякая причина для вражды с тем полукровкой. Как она поняла из путаных объяснений Сириуса, эта Эванс, хваткая девица, и была первоисточником неприязни.

Пусть бегает за младшим Поттером, забудет свои гордые гримасы, и через неделю он забудет, как ее зовут. Если еще раньше она ему не осточертеет.

— Ты меня просто спасаешь! Очень-очень быстро наскучит… Но как мы это устроим? Любовное зелье?

— Ба! Дорогая! Вульгарно, легко обнаружить и ненадежно. Кроме того, зелье нужно будет ей подливать каждый день, а после каникул она будет в Хогвартсе. Не хватало, чтобы Дамблдор заметил нашу легкую шалость. Один обряд из нашей библиотеки надежен, действует постепенно, зато с гарантией, и, главное, трудно обнаружить.

— Адрес я узнаю у Джеймса, он собирается ей писать.

Не считая презрительной гримаски, лицо леди Поттер окончательно посветлело.

— Я все сделаю лично, так что можешь не волноваться, Дорея.

Дома маглов ничем и никак не защищены от волшебников. Легкие чары, и обитатели дома не проснутся до утра, хоть слона к ним в гостиную приведи. Ей нужно не более пяти минут на все про все. И после каникул в школу вернется совершенно другая гразнокровка. Джеймс Поттер еще бегать от нее будет и молить Мерлина, чтобы противная девчонка наконец от него отвязалась.

Конечно, тогда в Хогвартсе Вальбурга могла попытаться прочесть сыну мораль. Но какой от этого был бы толк? Причина для вражды бы не исчезла. Вместо этого она выяснила все подробности, начиная со ссоры в поезде. Этот Снейп слишком много о себе мнил и сам напрашивался на взбучку. Ее сыну хамить никто безнаказанно не смел.

Да и отвратительно попасть на Слизерин и быть при этом настолько тупым, чтобы ссориться с двумя наследниками чистокровных родов из-за грязнокровки, не имея ни покровителя, ни денег, ни имени. Вот уж по этому невоспитанному Гриффиндор просто плакал, судя по поступкам мистера Снейпа.

— Ты сняла у меня с сердца огромный камень, Вальбурга, спасибо, и я твоя должница.

Они обсудили развлечения детей на каникулах, поговорили о планах на лето и о начавшемся светском сезоне. В начале января Поттеры традиционно давали большой бал. Вальбурга любила шумные и веселые праздники, если не ей предстояла головная боль организовать все и проследить за каждой мелочью. Да и кроме того, у нее три непомолвленные племянницы? Хотя, две с половиной — Беллатрикс выбирает, куда уедет сразу после окончания Хогвартса.

— Андромеда недурно играет, а у Нарциссы волшебный голос.

— Они выступят дуэтом в середине вечера. Передашь мне ноты, я организую все в наилучшем виде.

Дорея в порыве чувств и благодарности сжала ладонь Вальбурги. Отвратительная в своей холодности стерва оказалась чуткой и понимающей подругой. И леди Поттер хотела бы только одного — чтобы их дружеский союз только креп день ото дня. Дамы давно перебрались на диван, где листали последние журналы мод и обсуждали оформление бального зала. Дорея и сцену для сестер Блэк декорирует так, чтобы они сияли как звезды.

Она своего сына знала достаточно хорошо, чтобы понять, что Лили Эванс тут же перестанет ему быть хоть сколько нибудь интересна, как только перестанет огрызаться, игнорировать его и разыгрывать равнодушие. То есть станет такой же, как и все остальные.

От девочки следовало избавиться, но Вальбурга нашла лучший выход, который не предполагал радикальных мер. И Дорея отплатит ей за помощь со всей щедростью при первой же возможности.

— Ты с ума сошла, Меда? — Беллатрикс сжала пальцы, с трудом удерживая себя на месте… Ей больше всего хотелось сорваться, отпустить себя и вытрясти из сестры всю дурь. Потому что поведение такой умной, казалось всегда, Андромеды за пределом разумения. Неужели она не понимает? Или понимает и поступает так осознанно?

От последнего в своей чудовищности предположения Беллатрикс задохнулась. Ну почему? Вернее, за что? От Меды никто и никогда не ожидал глупостей. Ведь она с пеленок была еще той занудой и, казалось, дальше своих книг мира не видела. Она не влипала в неприятности каждую секунду, как сама Беллатрикс, не хитрила, как Нарцисса, нет, Андромеда смотрела на мир с оглушающей трезвостью.

Ноль целых, ноль десятых эмоций — только стройные ряды формул и правил. Меда априори поступала разумно. Сдержанная, в высшей степени спокойная. Такая, что могла парочкой слов урезонить любого. Та, к которой даже их отец всегда прислушивался, та, чьи рассуждения дядя Орион находил безупречными…

И этакий отвратительный фокус!

Беллатрикс могла ожидать чего-то такого от Нарси, у той вечный ветер в голове. От себя самой, если сильно приспичило, хватило бы и наглости, и безрассудства. Чего таить? Но Андромеда ни за что не могла.

Она и какой-то грязнокровка, уму непостижимо!

И Беллатрикс их застала за обжиманиями — отвратительно… Грязнокровного нахала спасла только заслонившая собой Меда, иначе бы он лишился сначала рук, потом ног, а потом и головы. В глазах сестры была предрешенность, о которую Белла разбилась, несмотря на всю свою ярость, затмившую в тот момент все. Глаза Андромеды говорили, что она не отступит.

— Ты предпочла сестре этого никто, этого кого попало!

Все-таки она сорвалась на крик и выпустила в стену проклятие. Только не плакать… Что делать? Отец должен узнать об этом позоре как можно скорее. Пока слухи не разнеслись. Если она промолчит, только хуже будет. Шашни Блэк и смазливого грязнокровки не утаишь долго. Но Андромеда, сестра ей не простит, если она напишет родным. Правда, кто как ни семья образумит эту дуру набитую?

— Я никого не предпочла, просто не дала тебе стать убийцей моего любимого.

Голос Меды был спокойным, привычно прохладным, таким, как будто ничего не случилось. Беллатрикс взвыла в голос от того, что читала во взгляде сестры. Она не была ни умной, ни мудрой, ни чуткой, скорее всегда прямой, как стопроцентная Блэк. Нарцисса на ее месте нашла бы нужные слова, фразы, это младшая умела превосходно…

Но Беллатрикс просто не могла. Это выше ее сил.

— Меда, очнись наконец! — вцепилась она в хрупкие плечи и затрясла до боли, до отрезвления. — Это невозможно, это позорно… Ты Блэк, и он тебе не пара и никогда ей не будет.

Беллатрикс искала в глазах сестры искру понимания, но находила то же безбрежное море спокойствия. Ледяная синь взгляда Андромеды казалась ей сейчас мертвой пустыней, через которую не пробиться. Где ее разум? Неужели совсем не понимает, что приговор рода будет жесток в своей закономерности. Их древо не запачкает грязная кровь.

— Ты хочешь, чтобы из-за тупой привязанности к этому отребью тебя изгнали?

— Он не отребье, Беллатрикс, и я люблю его. Это не блажь, сестра.

Словно заклятая из старой сказки, которую им на ночь читала няня — зови не дозовешься… И пропасть под ногами глубже миг от мига. Ну зачем? Беллатрикс понимала всем своим существом, состоящим из неукротимого пламени, что сестра сейчас губит себя. Обрекает из-за того чувства, которое называет любовью.

— Этот не стоит и одного твоего волоса.

Андромеда улыбнулась и коснулась щеки приникшей к ней Беллатрикс. Предсказуемо и больно… Такая сильная, такая яростная, она никогда не поймет, не примет, потому что просто не сможет. Она стерла слезинку со щеки сестры. Белла так отчаянно пытается до нее докричаться, доказать, не ведая, что Андромеда все для себя решила давно. Она знает аргументы Беллы наперечет. Она все обдумала, и не один раз.

И каждый раз вывод был один: любовь стоит той жертвы, что она неизбежно принесет.

Она станет женой Теда, и это окончательное решение. Ни отец, ни мать, ни дяди, ни даже тетушка Вальбурга ничего не смогут сделать. В конце концов, она тоже Блэк и умеет быть упрямой. Без любви ее жизнь была пуста, а теперь словно глаза открылись… Так ли важны старые предрассудки, если он для нее весь мир?

Тьма Блэков убьет Теда, и значит ей в этой тьме больше нет места. Все мы уходим из-под крыльев родителей, чтобы идти своей дорогой — это неизбежно, так почему так больно?

— Я люблю его, Белла, и для меня выбор уже сделан. Ты напишешь отцу, или мне сделать это самой? Учти: угрозы, давление, шантаж — бесполезны. Лучше бы тебе написать об этом папе, и давай пока сохраним все в тайне от Цисс. Не хочу ее расстраивать.

— Но расстроишь, мордред тебя дери вместе с твоей блядской любовью!

Беллатрикс вырвалась из объятий, отсекая от себя этот поток тепла. Как мало у них было времени… Ее, дуру этакую, отсекут от рода, и Андромеда будет все равно что мертва для всех них. Нет! Нужно найти выход. Тетя Вальбурга ведь спасла ее от нежеланного брака, может поможет и Меде? За свободу Белла заплатила сущей безделицей: клятвой, что будет держаться от Темного Лорда и его соратников подальше. Так, как будто ей самой сильно охота служить непонятно кому.

Просто вливание в ряды тайной организации казалось ей неплохим методом, чтобы испортить кровь жениху. Пусть не думает, что сможет превратить Беллу Блэк в благовоспитанную квочку!

Но к черту Рудольфуса… У нее есть настоящая головная боль.

Писать она никому не будет. Завтра суббота, поход в Хогсмид, Беллатрикс планировала быть в замке, не желая гулять по одним и тем же улицам, надоевшим за годы учебы. Но она пойдет в деревню, откуда аппарирует в Лондон — бросится тетушке в ноги. Если кто и придумает что-то дельное, так это тетка Вальбурга. А на дурную от любви Меду тем временем натравить Цисс — пусть цветочек ноет, взывает к разуму, нудит, ударяется в слезы и падает в обморок… В общем, займет Андромеду попытками себя успокоить так, чтобы у той времени дышать едва хватило, не то что подумать. Нарцисса еще тот белокурый трындец, если задастся определенной целью. И действует на нервы так, что спасения нет.

— Дай мне два дня? Не пиши родным. Меда?

— На что ты надеешься, Белль? Исход нам хорошо известен.

Это мы еще посмотрим, или она не Блэк… Беллатрикс сняла заглушки и сигнальные чары, убрала палочку и подхватила сестру под руку — в гостиную. Ни к какому грязнокровке она Андромеду сегодня не отпустит, не хватало, чтобы их застукал кто еще. В гостиную, где умница Меда будет объяснять природу ее чудного порыва всех бросить малышке Цисс. Пока Нарцисса будет из нее душу вынимать, у самой Беллатрикс будет время еще раз подумать, потому что ее план был далеко не безупречен, и в нем было много слабых мест.

Например, как уговорить тетушку Вальбургу не поступать радикально сразу же? На грязнокровку ей, конечно же, плевать, но сомнительно, что Андромеда позволит свернуть ему шею. Вот если бы несчастный случай… Белла на секунду загорелась, представляя эту прелесть, а потом сразу же потухла. Таким Андромеду не обмануть, и она не простит им.

Чертов выскочка Тонкс, посмевший прикоснуться к Андромеде Блэк, должен жить и здравствовать, пока Меда не прозреет и не увидит, какое ничтожество собиралась предпочесть семье.

И почему от сестер одни проблемы?

Одна настолько ветрена, что никого не любит дольше трех минут, другая кроме книжек никого не видела, казалось бы… И вот тебе на! Успела влюбиться в абсолютно неподходящую грузнокровную особь мужского пола. И как тут сохранить здравый смысл?

* * *

— Леди Беллатрикс, какая неожиданная и, право, приятная встреча!

Заступившего ей дорогу самоубийцу, то есть мага, Белла даже не сразу вспомнила. Старше, очень симпатичный и раздражающе большой — она ему едва до плеча достает, и это на каблуках. Одевалась Беллатрикс сегодня под присмотром младшей сестры, полагая, что тетушка оценит безупречный ее вид, прежде чем оторвать голову. Эта улыбчивая косая сажень в плечах никак не хотела ее пропустить мирно.

Быть любезной Белла не была настроена категорически. Слишком нервничала, слишком туго стянут корсет — чертова Цисс!

— Мистер Долохов, как видите, я спешу, будьте добры посторониться, — сквозь зубы произнесла Белла и стукнула рукой, облаченной в перчатку лимонно-желтого цвета, по мужскому плечу. На попугайских перчатках настояла Нарцисса, говоря, что это самый модный оттенок сезона, а ведь Беллатрикс изначально не собиралась их надевать. Но забыть обязательный для леди атрибут можно было бы только переступив через Нарциссу, которая, несмотря на всю серьезностью ситуации, перепутала Беллатрикс с одной из своих кукол.

Тони с интересом проследил за крошечной ручкой и снова посмотрел в глаза, которые прожигали в нем дыры. Уходить он, естественно, не собирался, потому что продолжение их беседы обещало быть интересным… Да, Марволо было бы интересно узнать, почему юная Блэк так резко оборвала контакт с их вербовщиками среди учеников.

Переговоры с Орионом зашли в тупик, и козырь в лице его племянницы им всем очень бы не помешал. Да и кроме того, когда это девица смела разговаривать с ним так, как эта самоуверенная девчонка?

Примечания:

Оставляйте пожалуйста отзывы!

Когда Кричер доложил, что пришла молодая госпожа Беллатрикс, она забеспокоилась.

Конечно, Белла была еще той сорвиголовой, но бунтовать у нее причин больше не было. И сейчас она должна была находиться в школе — трепать нервы профессорам напоследок. Но не на пороге родового гнезда, словно опять что-то случилось.

Вальбурга как-то не была настроена на новую головную боль с утра. А если племянница пришла к ней, а не к отцу, то будущая головная боль очевидна. Хотя, конечно лучше пусть приходит, чем творит непонятно что за спиной. Да и Беллатрикс совсем не производила впечатления сильно восприимчивой особы. Значит, все серьезно. По помятой мантии и нервным движениям стало сразу понятно, насколько.

Беллатрикс всегда была порывиста — примерно так, как ураганный ветер. Ни грамма степенности. Друэлла до сих пор убивалась по поводу отвратительных манер дочери. Пусть любая нормальная мать радовалась бы столь пышно расцветшему родовому таланту вместо глупого жеманства, которое не дает никакого подспорья в жизни.

— Тетушка, здравствуйте.

Этот виноватый взгляд Вальбурга хорошо знала — по Сириусу, Беллатрикс и даже Нарциссе с Регулусом. Пусть двое последних изображали сожаление и раскаяние в два раза достоверней. Белла же всегда несносно упрямилась, прежде чем сдаться и признать свою неправоту. И увещевать, наказывать и читать мораль было практически бесполезно.

— Кричер, подай чай, а ты, племянница, садись рядом и рассказывай.

Например, «с кем ты сцепилась по дороге сюда?» — этого Вальбурга не произнесла, предполагая, что очередная стычка Беллы не так важна, и, кроме того, не утерпит ведь и расскажет сама. Или тот, кого племянница «обидела», примчится с жалобой. Беллатрикс с обычной горячностью не задумывалась, кого проклинать.

— Вы не будете злиться?! Обещайте.

Отчаянный всплеск, как и то, что Беллатрикс, гордая, неистовая Белль, сползла на ковер у ее ног, стал для Вальбурги — не то что сюрпризом, скорее шоком. Да что там у них снова случилось? Еще и такое, чтобы настолько выбить девочку из равновесия. Но ничего узнать не получится, пока она не успокоится и не придет в себя.

Вальбурга обняла тонкие плечики и усадила Беллу на диван.

— Обещаю выслушать тебя. Ну же, Беллатрикс, успокойся.

Леди Блэк погладила нежное встревоженное личико, сжала сильную ладонь. Если это Сириус отчебучил что-то, так повлиявшее на кузину, то она выпорет это несчастье. Пусть эти двое только и делают, что ссорятся — постоянно. Причина не так уж важна, главное процесс.

— Меда, она… — у Беллатрикс перехватило дыхание, она обозвала себя трусливой рохлей, но сказать не решалась. Синие блэковские глаза смотрели на нее с вниманием и нежностью. Но ей ли не знать, насколько эта безмятежность обманчива? А тетушка пойдет на все, чтобы защитить род. Она любит каждую из них, и оставалось надеяться, что этой любви будет достаточно. В противном случае Беллатрикс сама обеспечит несчастье сестры.

Ну почему все так сложно?

— Белла, хватит, я теряю терпение. Скажи мне, пожалуйста, все, как есть.

— Андромеда собирается выйти замуж за Теда Тонкса, он учится на Рейвенкло. И он грязно… маглорожденный.

Только из любви к сестре она смягчила формулировку. Хотя все это одно и то же… Только идиоты верят, что предрассудки чистокровных возникли из ничего. Те, кто приходит в их мир из-за Барьера, больше похожи на пещерных людей в своем невежестве. И лишь немногие способны усвоить правила, принять законы и жить здесь. Остальные ни на что не годны и возвращаются к маглам. Потому что сами по сути маглы с палочками — кривое подобие настоящих магов, насмешка и оскорбление для каждого, в ком живет настоящая сила.

— Все настолько серьезно?

Вальбурга едва удерживала то призрачное спокойствие… Срываться при Беллатрикс явно не слишком разумный выход. Судя по больным глазам племянницы, положение отчаянное. И как Андромеда могла? От кого угодно можно было ожидать такую дурость, но только не от Меды, в чьей разумности раньше никому в голову не приходило сомневаться.

Это же катастрофа! Если не хуже.

— Она уйдет с ним, если мы попытаемся запретить.

А теперь в голосе яростной Беллатрикс уже слезы и мольба: «придумай что-то, тетушка».

Тетушке впору было хвататься за голову, сердце и стакан с крепким огневиски попеременно, но ведь леди Блэк так себя не ведет. Приходилось держать лицо, когда внутри все переворачивалось от гнева и ярости. Только они ли ей помощники? Любую другую можно было сломить, переупрямить, но не Андромеду. Эта племянница всегда держалась за принятые ранее решения, считая их лучшим выходом для себя… А еще Меда никогда бы не поступила так опрометчиво. Так где же ее разум? Если любит его, то их угрозы разобьются об это чувство, как волны о скалы. Как может любить урожденная Блэк, Вальбурга слишком хорошо знала.

Сигнус ни за что не отдаст дочь непонятно кому. Верить в то, что его способны пронять сказочки о великой любви, нужно быть безумной по меньшей мере. Да и что Андромеда, такая юная, неопытная, может знать о ней? Может грязнокровный прощелыга задурил ей голову в надежде пригреться на теплом местечке. Обеспечить браком с Медой себе комфортное и безбедное будущее. Только просчитался.

— Я должна прежде всего поговорить с Андромедой и увидеть ее этого… Белла, отцу, дяде или еще кому-нибудь ни слова. Иначе за последствия я не поручусь. Это все, что ты хотела мне сообщить?

Беллатрикс кивнула.

— Я сама напишу Меде и решу, что делать.

Беллатрикс стало чуть легче: если тетушка обещала разобраться, значит она найдет выход. Придумает, как спасти Андромеду с ее дурацкой любовью-влюбленностью. И они с Нарциссой не потеряют сестру только потому, что та имела дурость выбрать парня, а не семью. Беллатрикс отдавала себе отчет, что такого предательства Меде бы не простила никогда. Если бы та ушла со своим Тонксом втайне, не открыв правду.

— Молодец, что пришла ко мне сразу.

Самая непредсказуемая и приняла самое верное решение.

Это Андромеде еще неизвестно, что семья приняла Маргариту и Вегу. Возлюбленная Альфарда совсем скоро станет его женой, конечно, если переживет брачный ритуал. Но Вега будет расти и воспитываться как Блэк.

Почему-то Вальбурге казалось, что они все подошли к еще одному переломному моменту. Безусловно, она прежняя не думала бы долго, что решить. Но принять возлюбленную Альфарда под свой кров и потом запрещать Андромеде — это ли не высшая форма лицемерия? Да и кроме того, рано о чем-то судить определенно. Зная логичный склад ума племянницы, приведя правильные аргументы, заключение брака можно оттянуть. А потом и чувства с помощью Мерлина Заступника угаснут. Не давить на Андромеду, чего она наверняка ждет, а просто выиграть время.

Пусть ее непонятно кто докажет, что достоин ее руки. Станет кем-то без помощи, связей и могущества Блэков. Такой мотив Андромеда должна понять и принять. В конечном итоге не может быть, чтобы у нее не было сомнений. Просто необходимо правильно на них сыиграть, расставить нужные акценты, и Меда согласится подождать. Ведь ей наверняка больно отрекаться ото всего, чем она была с рождения, ради чувства. Она любит сестер, отца, да и ее с Орионом тоже.

— Что ты знаешь о Тонксе?

— Не так много, тетушка. Староста Рейвенкло, вроде умник, иначе Меде было бы с ним скучно. Я могу узнать больше? Ведь вы будете говорить с Медой на каникулах? Чтобы не вызывать подозрений.

— Умница, Белль, схватываешь налету.

Нужно только проследить, чтобы эта прорезавшаяся в Беллатрикс разумность не стала единичным случаем. Пусть учится думать, а не только бедокурить.

* * *

Эпилог

— Вега, стой! Да стой ты!

Вальбурга вздохнула: судя по крикам, четырнадцатилетний наследник рода Блэк никак не мог сладить с пятилетней кузиной. Вмешиваться она, конечно же, не собиралась… Сириус так убегается, что на вечере будет вести себя как паинька без всякого на то внушения.

— Замри, малявка, хуже будет… Ай, больно!

Леди Блэк отложила книгу и все-таки выглянула в сад: Джеймс Поттер отирал лицо от грушевой мякоти, и, судя по хохоту, маленькая хулиганка пряталась уже где-то среди листвы. Сириус валялся на выложенной камнем дорожке и с философским смирением созерцал небо. Вега недавно научилась ставить воздушные подножки. И в новом умении была четко видна вина Регулуса.

— Сдает молодое поколение.

Орион обнял ее со спины и естественно устроил ладони на округлившемся животе. Магия сделала Вальбурге бесценный дар, когда она уже начала задумываться о внуках. Пятый месяц уже.

— Ты, мой дорогой супруг, не хочешь попытать счастья? — ехидно спросила она и несколько неуклюже вывернулась из объятий. На Ориона она изволила дуться минимум до вечера. Потому что его попустительством неизвестно, приедет ли Беллатрикс, или нет. Хотя, зная племянницу, вряд ли она променяет драконов на семейный ужин, где речь в который раз пойдет о ее возможном замужестве. Последнего несчастного претендента на свою руку девица Блэк едва не скормила одному из своих питомцев.

— У меня еще нет маразма… Да и если эти два оболтуса не могут справиться, куда уж мне угнаться за Вегой? Нарцисса будет позже, у нее то ли сын порезался, то ли мужу на голову метла упала. Малфои, одним словом. Ничего не болит?

— Все хорошо, Орион, не стоит так драматизировать. Я в положении, а не больна. Когда уже явится Альфард? Он единственный, кого Вега слушается иногда.

— Ну кроме тебя, любимая. А раз ты ей не мешаешь изводить парней, значит тебя все устраивает.

— Цисса пришла!

Дикий вопль спугнул половину птиц с сада и вызвал сдвоенный стон. По Сириусу весьма целеустремленная в своем мятом платье Вега Блэк еще и пробежалась, спеша к леди Малфой, которую любила больше всех остальных. И которая больше всех нянчилась с Вегой, часто заменяя тетушку, которой теперь нужно было больше отдыхать.

— Не девчонка, а наказание Мордреда.

Джеймс протягивал ему руку и смотрел на повисшую на шее у элегантной Нарциссы малявку без капли приязни. Очаровательной Вега Блэк казалась ровно до тех пор, пока сидела на месте, и сидела молча, что бывало очень редко. Противное мелкое несчастье словно задалось целью испортить им с Сириусом всю жизнь и выпить всю кровь.

— Она исполняет приказ Беллатрикс не давать нам спуску, пока она там летает на драконах. Мелкая заноза… Цисс, отругай ее, а?

— Сириус Орион Блэк, извольте привести себя в порядок и встать, когда говорите со мной. Не нужно было дразнить Вегу козявкой, и ничего бы не случилось. Правда, моя прелесть? Пойдем в дом, посмотришь на Драко, он по тебе соскучился.

— Тетя Меда с Нимфой будут?

— Конечно, солнышко, но чуть позже.

— Есть возможность сбежать?

— А то ты не знаешь, что с нами сделают твой отец, а потом и мой, если мы испортим матерям праздник. Пойдем, Джеймс, правда, нужно переодеться. И я хочу увидеть Нимфу, да и Андромеду тоже.

Когда матушка сначала устроила так, чтобы помолвку Андромеды и Теда Тонкса приняли родные, Сириус сперва не поверил. Но потом леди Блэк так же невозмутимо присутствовала на свадьбе племянницы через четыре года после помолвки, заменяя леди Друэллу, с которой вышла очень нелицеприятная история. Да, Меда с супругом жили в магловском районе, но в скрытом магией доме. Им выделили младшую ветвь, и все дружно сделали вид, что маглорожденный среди Блэков — это нормально. Матушка так заткнула глотки и языки ревнителям чистой крови, что пересуды об этом событии не утихли до сих пор… После того, как дядя облекся в вечный траур по своей жене, такое мало кого удивило.

— Галеон на то, что Регулус уже в гостиной. Бегает вокруг матушки…

— Ты что, совсем не волнуешься, Бродяга?

— Волнуюсь, конечно. Но не вижу смысла кудахтать над матушкой круглосуточно. Это ее лишь злит. Кричер, старый зануда, кто у матушки? И не смотри на меня так, и на Джейми не смотри, это твоя Вега постаралась. Сейчас переоденемся. Что это у тебя? Виноград? А-а, матушка просила… Исчезни, я сам отнесу.