Аромат драконьей травы (гет)

Ну наконец-то этот бесконечный день закончился! Все нужные ингредиенты давно заготовлены и надежно спрятаны — теперь остается только дождаться темноты и пробраться в давно присмотренное укромное местечко, чтобы сварить там зелье, о котором она так давно мечтала.

Рыжеволосая четверокурсница решительно двинулась по коридору с таким выражением на лице, словно собиралась смести со своего пути любого, кто посмеет ей помешать. Благо, смести в случае необходимости нашлось бы чем — чего стоила хотя бы роскошная не возрасту грудь. Да и другие объемы не подкачали. Правда, самой ей от этого было только горе — однокурсники не упускали случая ехидно пройтись насчет ее габаритов. Даже Артур Уизли, уж на что приятный и благовоспитанный парень (хотя и совершенно некрасивый) — и тот как-то брякнул, что с такими объемами ей очень подошла бы роль многодетной матери. Это было очень обидно… Она, Молли Пруэтт — и многодетная мать?! Да идите вы все к Мерлину! Она непременно станет журналисткой, ведь она мечтает об этом с первого курса! И выйдет замуж за знаменитого игрока в квиддич. А в том, что Стюарт Крэгги станет знаменитым игроком, она нисколько не сомневалась.

Из ближайшего кабинета вывалилась и пробежала мимо шумная компания слизеринцев, хохоча на разные голоса. Но слух Молли в этот момент был настроен только на один голос из этой какофонии — на переливающийся счастливыми нотами баритон Стюарта Крэгги. Понятно, отчего Стюарт так счастлив — ведь сегодня он стал капитаном квиддичной команды своего факультета. Он потрясающе талантлив в спорте! А еще он очень красивый — сероглазый и темноволосый. У него такие роскошно-черные кудри, что даже отливают синим, словно вороново крыло. Молли всегда нравились брюнеты, а Крэгги был самым красивым из всех брюнетов, каких ей довелось видеть за всю свою жизнь.

Да, черные волосы — это просто шикарно! Не то что ее, Молли, тусклая рыжая грива. Да еще и эти объемы «многодетной матери»… Ну ничего, зато у нее есть мозги! И хотя она не из первых учениц в зельеварении, но любовное зелье, даже такое сложное, как особый вид Амортенции, освоит во что бы то ни стало. Ради такого случая стоит постараться. И если все получится, то потом… Потом уже не будут важны ни ее объемы, ни эти дурацкие рыжие волосы. Ведь тогда Крэгги наконец-то будет относиться к ней так, как она относится к нему. То есть, любить ее так, как ее никто больше не полюбит.

Хотя, если уж говорить начистоту, ее и без того никто не полюбит… Только Крэгги, и то лишь благодаря Амортенции. Без зелья он ее вообще не замечает. И вовсе не потому, что она гриффиндорка, а он слизеринец. Этот Стюарт, если на то пошло — жуткий бабник и постоянно подкатывает ко многим, в том числе и к девочкам с ее факультета. Но только не к ней. На нее он всегда смотрит так, словно она прозрачная, словно ее нет вообще…

На какую-то секунду у Молли мелькнула мысль, не отказаться ли ей от этой затеи с зельем. В самом деле, разве не обидно устраивать личную жизнь таким способом? Разве она не достойна того, чтобы ее полюбили обычным путем, без всяких зелий? Но тут она отчетливо вообразила себе стройного и мускулистого черноволосого красавца Крэгги. Представила рядом с ним себя — толстушку с волосами тусклого рыжего оттенка. И честно призналась самой себе, что без зелья у нее нет никаких шансов.

Тут Молли заметила, что все еще стоит возле того кабинета, откуда выскочили слизеринцы, хотя их голоса давно уже затихли в лабиринте коридоров — все студенты отправились на ужин. Да ей и самой не мешало бы последовать их примеру — в желудке вовсю урчало. Сюда она забрела только ради того, чтобы лишний раз попасться на глаза Крэгги. И как всегда — безрезультатно: он опять посмотрел не на нее, а сквозь нее, словно она бесплотный призрак. И до обидного быстро исчез за углом коридора, оставив после себя аромат модного парфюма — свежего, пахнущего морем и солью.

Вздохнув, Молли нащупала в кармане мантии большой фигурный ключ, который вчера стащила из кабинета завхоза Прингла — и, решительно развернувшись, отправилась ужинать. Сегодня она сама решит свою судьбу. Возьмет, так сказать, свое счастье в собственные руки.

* * *

Скрежет поворачиваемого ключа был слышен, казалось, на всех этажах огромного замка. Вот зачем, спрашивается, завхоз использует обычные магловские ключи вместо заклинаний? Да еще и такие древние, насквозь проржавевшие! Так бы и убила старого дурака за его идиотские причуды!

Но тут Молли вспомнила, что Аполлион Прингл — сквиб, и ей стало немного стыдно. По давней традиции, заведенной еще Основателями, место завхоза Хогвартса всегда отводили какому-нибудь немолодому сквибу, не сумевшему благополучно осесть в мире маглов. Это была своего рода благотворительность. Впрочем, особого конкурса на эту вакансию никогда не возникало. Не потому, что не находилось достаточно сквибов подходящего пола и возраста, а по той простой причине, что в семьях, владеющих магией, старались не афишировать подобные ошибки природы. Таких родственников стыдились и всеми правдами и неправдами старались пристраивать их в мире маглов — подальше от пристального внимания магического сообщества. А то мало ли как могли посмотреть другие семьи волшебников на такую веточку генеалогического древа! Вдруг сочли бы, что и само древо-то того… засыхает на корню.

Да что далеко ходить! У Молли был кузен, Артур Пруэтт, на пару лет старше. В последний раз она видела его, когда ей было пять лет, а ему семь. В том году их семья приехала погостить к ее родителям. Артур был, на ее придирчивый взгляд, некрасивый — очень пухлый, как и сама Молли, которая с рождения была настоящей пышечкой. Ну и, разумеется, рыжий, как все Пруэтты. Взрослые, даже его собственные родители, косились на Артура неодобрительно и были к нему не слишком ласковы. Маленькая Молли думала, что это оттого, что он так нехорош собой. Действительно, что за несчастье — быть толстым, да вдобавок еще и не брюнетом! Такого сына и вправду стоит стыдиться. А имя-то какое мерзкое — Артур! Долго еще потом ей казалось, что все, носящие это имя, — ужасно некрасивые. Взять хотя бы Артура Уизли. Ну что за скучная внешность — поглядеть не на что! Хотя в остальном он очень даже ничего. С ним интересно поговорить.

Впрочем, уже тогда, в пятилетнем возрасте, Молли из обрывков разговоров взрослых все же поняла, что проблема с ее кузеном — в чем-то другом. То есть, с маленьким Артуром и вправду было что-то не так, но внешность его была тут совершенно не при чем… А что именно не так — крошке Молли, разумеется, никто не объяснил, а она и не спрашивала, занятая собой. Артур Пруэтт с родителями вскоре уехал, и Молли почти забыла о нем, тем более что эти родственники больше никогда ее семейство не навещали.

Правду она узнала только два года назад, когда мать на ее вопрос о кузене раздраженно бросила: «Он поступил в финансовый колледж!» Молли поняла, что на этом разговор на данную тему окончен. Да ей и самой не хотелось продолжать такую неудобную беседу. Финансовый колледж! Магловское заведение! Значит, Артур — он… он… Словом, он — трагедия для своей семьи. Ну почему всё так вышло, а? Был бы нормальным волшебником — смог бы, раз уж ему так нравятся все эти дебеты-кредиты (Мерлин, как такое вообще может нравиться?), поступить на службу в банк Гринготтс. Стал бы уважаемым человеком. А так…

Вспомнив о кузене-сквибе, Молли, которая в глубине души, несмотря ни на что, жалела его, вдруг пожалела и старика завхоза. И решила, что как только она приворожит к себе Стюарта Крэгги и обретет наконец долгожданное счастье в личной жизни, то непременно поделится частичкой этого огромного, во всю Вселенную, счастья с брюзгой Принглом. Например, скажет ему от всего сердца что-нибудь теплое и хорошее. Какие-нибудь общие слова, конечно. Очень обтекаемые. Не может же она прямо сказать, как благодарна ему за то, что он, всегда халатно относясь к хранению ключей, дал ей тем самым возможность устроить сегодня мини-лабораторию в одной из кладовок в полупустом крыле замка!

Здесь ее никто не найдет. И никто ей не помешает. Она спокойно сварит свое чудо-зелье, которое станет ее пропуском во взрослый мир — в мир счастья и любви.

* * *

Молли расчистила середину пола кладовки от всякого хлама, установила на освободившемся пятачке котел, наполнила его водой и, не разжигая пока огня, стала раскладывать рядом, на чистом листе пергамента, ингредиенты. Их надо было добавлять в определенном порядке: одни — в еще холодную воду, другие — в слегка нагревшуюся, а третьи — в только что закипевшую. Два последних, самых главных, предстояло бросить в варево через пятнадцать минут после начала кипения. Эти предметы — два небольших блестящих коричневых камешка и ароматно пахнущий мешочек с сушеной травой — Молли отложила на отдельный лист пергамента. И на всякий случай отодвинула от котла подальше — чтобы, упаси Мерлин, не нарушить рецепт и не запороть все дело. Она по жизни страдала рассеянностью, что приносило ей немало проблем. А рисковать в таком важном вопросе совсем не хотелось. Ведь на кону было ее счастье в любви!

Тщательно и аккуратно разложив ингредиенты, она вытащила из сумки песочные часы, доставшиеся ей от дедушки. Мать давно уже предлагала купить новые, но Молли очень любила эти старые часы в простенькой латунной оправе. Последним она извлекла из сумочки старый лист пергамента с рецептом, написанным выцветшими чернилами. Нет, он был не из школьной библиотеки. При устройстве личной жизни Молли хотелось положиться лишь на силу собственного рода, своей семьи. Благо, она уже давно нашла в дневнике покойной бабушки этот вложенный листик с рецептом особой разновидности Амортенции.

Из распахнутого окна в кладовку струился зыбкий свет луны, который, в общем-то, вполне сносно освещал помещение и все, что в нем было. Но Молли все же прошептала «Люмос!» и склонилась над старым пергаментом, подсвечивая себе палочкой. Особой нужды в подсветке не было — текст она знала наизусть. Но все-таки боялась пропустить что-нибудь, ошибиться хоть в едином слове.

Зелье называлось «Амортенция драконата». Молли поначалу, когда еще только нашла этот документ, решительно не понимала, при чем тут драконы. А расспрашивать домашних или преподавателя по зельям не рискнула. Но в начале нынешнего года на одном из занятий они изучали траву, которая показалась ей сплошным недоразумением. Обычная кухонная травка, что в ней волшебного? А какое пышное название, только поглядите — артемизия дракункулус! Что в переводе означает «драконовая полынь». Ну да, на вкус она и вправду «термоядерная», как говорит Артур Уизли, который обожает магловские словечки. Словно огонь перекатывается во рту. Но это такой приятный огонь! Кто бы мог подумать, что эта жгучая травка способна разжечь не только язык, но и сердце…

На том достопамятном уроке Молли Пруэтт неожиданно для самой себя поняла, почему у бабушкиного рецепта такое название. Ведь одним из двух главных ингредиентов Амортенции драконата являлась та самая травка. Привычная, кухонная. Что ж, оно и к лучшему. В науке зелий Молли никогда особо не блистала, и чем проще рецепт, тем легче ей будет справиться с ним. Неважно, что приготовление этого зелья смахивает на кухонные хлопоты! Все равно ее за этим делом никто не увидит. Свое честолюбие Молли берегла для тех занятий, в которых считала себя талантливой. А что зельеварение совершенно не ее стезя, она поняла еще в первые годы обучения. Зато готовить она любила, хоть мать и не считала, что наследница такой состоятельной семьи, как Пруэтты, должна утруждать себя личным ведением домашнего хозяйства.

Да что там кухонная готовка! Если бы для того, чтобы завоевать Стюарта Крэгги, потребовалось вручную, без всякой магии, перемыть полы во всем Хогвартсе, Молли пошла бы и на это — пусть даже поглазеть на ее усилия сбежалась бы вся школа. Но увы, таких простых путей к сердцу черноволосого красавца ей никто не заготовил…

* * *

Восемнадцать ингредиентов разного рода опустила она в котел с водой — от катышка сосновой смолы, которая, если верить рецепту, должна была «склеить воедино две родственные души», до дюжины капель красного вина, символизирующего страстное влечение. Наконец на воде стали бугриться мутные пузыри. Молли задумчиво уставилась на них и не сразу вспомнила, что совсем скоро настанет очередь последних двух ингредиентов. А когда вспомнила, то спохватилась, к своему ужасу, что не засекла время начала кипения.

Резким движением она потянулась за песочными часами, лежащими на пергаменте поодаль. Схватила их, но тут же выпустила из почему-то дрогнувшей руки — и услышала звон, который, как ей казалось, вдребезги разнес ей сердце… Она разбила дедушкины часы! Какая же она растяпа…

Но долго убиваться по этому поводу было некогда. Сколько там прошло с момента начала кипения? Кажется, минуты три-четыре. Ладно, пусть будет пять для ровного счета. Теперь надо было отсчитывать секунды дальше — и желательно вслух, чтобы не сбиться. Одна, две, три… Сердце гулко стучало в такт словам. Главное — не сбиться… Не сбиться… Пятьдесят девять… Шестьдесят! Начинаем сначала. Следующая минута пошла… Уже девятая. Или десятая?

Когда, по мнению Молли, наконец-то прошло пятнадцать минут, в кипящую воду полетели два камешка — коричневые агаты, приносящие счастье в любви. Затем туда же было высыпано ароматное травянистое содержимое шелкового мешочка.

Вынув из сумочки деревянную ложку, Молли трижды помешала варево против часовой стрелки, как и было сказано в рецепте. А затем с чувством глубочайшего удовлетворения устроилась поудобнее на полу, а точнее — на старом коврике, валявшемся тут, видимо, с незапамятных времен. Уф-ф… Она сделала все, что могла. Больше от нее ничего не требуется. Теперь остается лишь дождаться того счастливого момента, когда зелье примет перламутровый оттенок и начнет испускать спиралевидные клубы пара, как и подобает любой Амортенции. После этого надо будет охладить его и перелить во флакон. В отличие от классического варианта, эта Амортенция не требовала многочасовой варки. Готовить ее было не дольше, чем, скажем, обычный суп.

Флакон лежал тут же, рядом — в сумке. Но доставать его заранее Молли не стала, чтобы и его не постигла участь песочных часов. Впрочем, о часах она ничуть не жалела. Разбитые часы — примета ушедшей жизни. Но разве это не так в ее случае? Она, Молли Пруэтт, действительно прощается сегодня со своим прошлым. Ее ждет успех и счастье в личной жизни! Отныне и навсегда. Ну ладно, допустим, не отныне, а с завтрашнего дня, когда она исхитрится подлить это зелье Стюарту в тыквенный сок. Зря, что ли, она целых полтора месяца, подобно другим поклонницам главной квиддичной звезды школы, время от времени подносила своему кумиру то стакан сока, то булочку, то еще что-нибудь съестное! Завтра эта изощренная тактика принесет наконец долгожданные плоды…

Луна за окном неумолимо двигалась по небосводу. Долго еще тут сидеть, интересно? Перламутрового оттенка на поверхности зелья все нет и нет… Как и спиралевидных завихрений пара. А может, не дожидаться, пока зелье остынет полностью, и перелить его уже сейчас? Флакон — из толстого стекла, он и не такое выдержит…

Молли взяла ложку и привычным автоматическим движением, словно готовя суп на собственной кухне, зачерпнула немного зелья и попробовала его на вкус. Она ожидала, что Амортенция драконата окажется пряно-острой, как та травка, что дала название этому рецепту. Но варево больше напоминало на вкус обычный грибной суп. Аромат оно имело травянистый, но вовсе не той травки, которая была указана в рецепте. Больше всего этот запах напоминал широко распространенный старомодный парфюм, которым пользовался кое-кто из мальчиков — например, Артур Уизли. Молли вздохнула: лучше бы это был парфюм-свежачок Стюарта Крэгги!

Все еще не осознавая случившегося, она положила ложку на пергамент, расстеленный на полу. Достала из сумочки воронку и флакон. Аккуратно перелила зелье из котла во флакон. И только потом поняла, что натворила.

Впрочем, испугаться по-настоящему она так и не успела. В глазах у нее вдруг потемнело. Она подумала — от страха. Но прояснения так и не наступило: мир вокруг все сильнее погружался во тьму, а потом и вовсе выпустил ее из своих объятий. Молли потеряла сознание.

Очнулась она на полу все в той же кладовке. Не поднимаясь с пола — тело ощущалось большим и тяжелым, почти неподъемным — открыла глаза, сфокусировала зрение… Вот диво — она так отчетливо видела все вокруг, словно в кладовке вовсю горели свечи! Неужели она пролежала тут до утра? Ее же хватятся! Но в окне на темном фоне неба виднелась все та же луна, и Молли немного успокоилась — ровно до того момента, когда заметила, что на полу, прямо перед ее носом, лежит половина расколотого флакона. Нижняя. А верхняя валяется поодаль. И обе пусты. А под ними расплылось ароматное темное пятно — все, что осталось от ее драгоценной Амортенции.

Молли в ужасе протянула к осколкам руку, казавшуюся почему-то очень тяжелой, как и все тело в целом. Рука двигалась медленно и решительно отказывалась подниматься, словно ей было гораздо удобнее скользить по полу. Молли аж зажмурилась от натуги, а когда открыла глаза, перед ее лицом вместо собственной руки, вцепившейся в осколок флакона, красовалась большая чешуйчатая лапа с длинными когтями, неловко обхватившими крохотную стекляшку.

И мир снова померк перед ее глазами.

* * *

— Только недолго! Вы меня поняли, мистер Уизли? — строгий голос школьной медсестры вырвал Молли из пучины сна, тяжелого и дурного.

В этом сне она превращалась в дракона. И варила какое-то странное зелье, чтобы кого-то приворожить. Как глупо… Даже Стюарт не стоит таких усилий… Стоп, какой еще Стюарт? Крэгги, что ли? Но какое ей дело до него? Приворожишь его, как же… А хоть и приворожишь, так ненадолго. Он же бабник. Да и Амортенция — не панацея. С этим печальным фактом не поспоришь… Но ведь ей так хотелось, чтобы Стюарт ее полюбил! А сейчас почти и не хочется. Интересно, откуда она вдруг набралась таких умных мыслей? Словно не сама с собой, а со своей матерью разговаривает. Словно разом повзрослела на много лет.

Молли открыла глаза и первым делам поднесла руку к лицу. Рука как рука. Ногти местами обломаны — явно пора делать маникюр. Ну ничего, главное, чтобы были не когти, как на той жуткой лапе. Тем уже никакой маникюр не поможет… Лапа? Какая еще лапа? Ах та, драконья, чешуйчатая такая… Приснится же. Откуда только берутся такие фантазии. Будто она сидела в какой-то кладовке на половичке, и луна светила в окно, и почему-то пахло парфюмом Артура Уизли…

Половичок! Луна! Старомодный парфюм! Это все на самом деле было. Точно было! А парфюмом пахнет и сейчас… Молли встрепенулась и огляделась по сторонам. Слева была белая стена, впритык к которой стояла ее кровать. А справа, на соседней кровати, сидел Артур Уизли и, судорожно сцепив руки, молча таращился на нее. Кисть его правой руки была перебинтована.

— Привет… — неуверенно произнесла Молли. Она не понимала, что Артур Уизли делает в Больничном крыле. Ведь она его видела буквально вчера абсолютно здоровым! Что же случилось? И почему он так пристально и тревожно смотрит на нее? Молли колебалась, стоит ли расспрашивать его о драконе и обо всем прочем. Он ведь может и не знать ничего. Но, с другой стороны, если он ничего не знает, что он тут, рядом с ней, делает? Нет, он точно что-то знает… Как бы половчее выспросить?

— Ты как? Получше уже? Что-нибудь помнишь? — тихо спросил Артур, и голос его сорвался на хрип. Он смущенно закашлялся.

Он точно что-то знает! Молли очень хотелось расспросить его в подробностях, но вместо этого она вдруг, удивляясь сама себе, первой стала рассказывать ему всё: о Стюарте Крэгги, о бабушкином рецепте, о зелье в кладовке… И о страшной чешуйчатой лапе. На этом месте она испугалась, что он не поверит, и стала уверять, что так все и было.

— Да, я в курсе, — отозвался Уизли. — А знаешь, у тебя и в драконьем облике были такие чудесные карие глаза! Как два больших коричневых агата…

Молли онемела от изумления.

— А вот с маникюром было не очень, — продолжил Артур со смехом и тряхнул перебинтованной рукой. — Царапнула от души… Что смотришь, Молли? Гадаешь, откуда я узнал? Я просто пошел за тобой ночью. Северное крыло почти необитаемое, мало ли что могло случиться… Я удивился, что ты направилась туда, но подойти и расспросить не решился. Пошел следом. И увидел, что ты собралась варить зелье в кладовке. А потом…

— Но как ты справился с драконом? Я ведь стала…

— Да. Ты стала драконом. Небольшим таким — не выше, чем ты сейчас. Но мне было несложно.

— Что — несложно?

— Дотащить тебя до Больничного крыла. Ты не слишком сопротивлялась. Гораздо меньше, чем подобает приличному дракону. Точнее, драконице — они ведь в целом агрессивней самцов.

— Откуда ты столько знаешь о драконах?

— Летом ездил к дяде — он работает загонщиком в заповеднике.

— Собираешься туда после Хога — имею в виду, работать? — с любопытством спросила Молли.

— Не-а, — мотнул головой Артур. — Хотя дядя настаивает — говорит, у меня талант. И сил много.

— Так и что же? В чем проблема?

— Я очень люблю магловедение. И хочу и дальше… Словом, маглы мне интересней драконов.

— Странный ты… — улыбнулась Молли, но тут же спохватилась: — А, и еще… Знаешь, Артур… В общем, спасибо тебе огромное.

— Мистер Уизли, я ведь сказала — недолго! — громыхнула медсестра.

— Я пойду… — заторопился Артур. — А ты смотри, не вставай раньше времени! Тебе отлежаться надо, а то выглядишь неважно.

Молли вдруг стало очень грустно от этих его слов. Гораздо грустнее, чем когда Стюарт Крэгги смотрел на нее как на пустое место. Разве Артур не понимает, какой ужас она перенесла?

— Напоить бы тебя Амортенцией, поглядела бы я тогда на тебя…

— А мне от тебя Амортенция и не нужна… — Артур Уизли глянул ей прямо в глаза, а потом резко повернулся и вышел из палаты.

До Молли не сразу дошел смысл его последних слов. А когда дошел, она рывком натянула одеяло на голову и счастливо рассмеялась там, пряча свою нечаянную радость от всего света.

* * *

По воздуху плыла игрушечная лейка. Красная, в белый горошек. Вот она нависла над темно-зеленой травкой с узкими листьями, растущей в маленьком деревянном ящике на подоконнике, и пролила на нее живительную влагу. Похоже, это происходило уже который раз за последние несколько минут, потому что вода перелилась через край ящика и закапала на подоконник.

— Джинни, ну что ты делаешь! — влетевшая в кухню миссис Уизли, не тратя время на дальнейшую беготню, взмахнула палочкой прямо с порога. На окне моментально воцарился порядок: вода впиталась в землю, подоконник очистился от потеков, лейка послушно приткнулась на своем обычном месте за белой занавеской — и даже травка в ящике, кажется, зазеленела еще ярче.

— Ну ма-ама… — капризно протянула рыжеволосая девочка лет шести-семи. — Я просто хотела тебе помочь… И вообще, мне так скучно! Рон не хочет со мной играть, Фред и Джордж тоже, папа на работе, а ты все время занята…

Миссис Уизли стало стыдно. Кажется, она уделяет недостаточно времени своей дочери… Ладно, дела подождут! Она легким движением палочки пригасила пламя под пирогом в духовке, другим, более плавным движением отправила тарелки под кран — мыться там самостоятельно, а потом обняла дочь, села с ней в кресло у камина и прошептала:

— Хочешь, я расскажу тебе сказку? Про рыжеволосую принцессу…

— Про меня? — заинтересованно спросила Джинни.

— Нет, про одну взрослую принцессу. Впрочем, не такую уж и взрослую… Принцесса эта была толстенькая и считала себя некрасивой. И вот однажды она влюбилась в красивого принца, но он не обращал на нее внимания…

— А разве принцессы бывают толстыми? — разочарованно протянула девочка.

— Да, и некрасивыми — тоже, — авторитетно заявила мать. — Но знаешь, иногда принцессам лишь кажется, что они некрасивые… Так вот, в конце концов она решила приворожить принца с помощью одного очень необычного зелья, сваренного из драконьей травы…

Больше дочка не перебивала ее рассказ до самого конца — то есть, до слов «Он привел ее в Больничное кры… ой, то есть к доброй ведьме, и та ее расколдовала». Потом, после короткого молчания, Джинни спросила с любопытством:

— И принцесса вышла замуж за своего принца?

— Нет.

— Как — нет? — личико Джинни разочарованно вытянулось.

— А вот так. Она вышла замуж за рыцаря, который спас ее от дракона — то есть, от самой себя.

— Рыцарь тоже был красивый? Как тот принц?

— Н-у-у… Обычный такой. Как наш папа. Но для принцессы он стал самым красивым. Ведь он помог расколдовать ее, когда она стала драконом!

— Кстати, а почему — драконом? Она же не хотела стать драконом, она хотела принца…

— Потому что когда принцессе хочется завоевать принца, она может наделать разных глупостей. И даже превратиться в дракона.

— Значит, она была глупая и поэтому сварила зелье неправильно?

— Да, она была глупая… — вздохнула Молли Уизли. — И сварила зелье не совсем правильно. И даже попробовала его, чего совершенно не следовало делать. Но проблема была не в этом.

— А в чем?

— Само зелье было неправильным. Ненастоящим.

— Так разве бывает?

— Бывает. Принцесса думала, что нашла у себя дома настоящий рецепт. Но на самом деле он был выдуманный.

— Как это?

— Твоя прабабушка… эм-м… то есть, ее бабушка любила писать романы. Просто так, для себя. Писала, но не печатала их. В то время считалось, что книги должны писать только мужчины. И тот рецепт, который нашла принцесса, придумала ее бабушка для одного из своих романов. А когда эта бабушка — она тогда была еще не бабушкой, а молодой девушкой, — вышла замуж, то сожгла все свои романы.

— Почему? — округлила глаза Джинни.

— Потому что ее муж считал, что замужняя женщина должна заниматься домом и детьми, а не писать всякую ерунду. От всего, что она написала, она оставила себе на память только этот листочек с выдуманным рецептом. И когда принцесса много лет спустя нашла этот листочек, то подумала, что сможет приворожить принца бабушкиным зельем из драконьей травы… Но в результате сама превратилась в дракона.

— Почему же бабушка ей не сказала, что рецепт неправильный?

— Бабушки к тому времени уже не было на свете. О том, что этот рецепт — не настоящий, знала только мама принцессы. Но она была такая строгая! Принцесса ни за что не сказала бы ей, что хочет приворожить принца. Вот так и вышло, что принцесса узнала обо всем только после того, как ее расколдовали.

— Это мама ей сказала, что рецепт ненастоящий?

— Да. И мама ее очень ругала.

— Но откуда мама узнала, что она стала драконом?

— Ей сказала медсест… эм-м, добрая ведьма, которая расколдовала принцессу.

— Злая она, эта ведьма… Не нужно было говорить! Чтобы принцессу не ругали.

— Нет, Джинни. Нужно было! Мамы всегда должны знать, что происходит с их детьми.

— Даже строгие мамы?

— Строгие — тем более! — миссис Уизли притворно насупила брови, чем рассмешила дочку. Отсмеявшись, Джинни неожиданно спросила:

— А принцесса больше не превращалась в дракона?

Молли Уизли усмехнулась.

— Ну как тебе сказать… Она и теперь иногда превращается в дракона. Когда дети сердят ее.

— О, так у нее уже есть дети?

— Да. Между прочим, один из них очень любит драконов и прекрасно с ними управляется…

— Прямо как наш Чарли! Мама, но почему неправильное зелье превратило принцессу именно в дракона? Потому что оно было сварено из драконьей травы?

Мать тихонько рассмеялась.

— Не знаю, Джинни… Вряд ли. Там ведь было полно компонентов — мало ли как они сочетались между собой… А драконья трава — это обычная съедобная травка. Вон, посмотри, она у нас на подоконнике растет.

Джинни бросила недоуменный взгляд на подоконник.

— Но это же просто тархун!

— Да. А по-латыни — «артемизия дракункулус», то есть драконовая полынь. Но несмотря на свое название, эта травка вряд ли может превратить кого-то в дракона.

Джинни подошла к окну, сорвала узкий листик тархуна и некоторое задумчиво разминала его между пальцами. А потом спросила:

— Мама, а сейчас женщины могут писать романы не для себя, а для всех?

— Могут. И не только романы! Например, мою любимую книгу — «Сражение за чистоту, или Боевые заклятья домохозяйки» — написала тоже женщина. Знаменитая Жанна Д’Оместос.

— А в квиддич в наше время женщины могут играть?

— Конечно. В командах Хогвартса всегда было полно девчонок.

— Нет, а на настоящих соревнованиях?

— Там их тоже хватает… — внезапно нахмурилась миссис Уизли. — Но вообще-то, Джинни, я считаю, что квиддич — это не женское дело. Слишком уж это опасное занятие. Грубое, тяжелое, рассчитанное прежде всего на мужчин. Разве не так?

— Наверное… — протянула Джинни, отводя глаза. Ей вспомнились метлы Фреда и Джорджа, которые она потихоньку таскала из сарая, чтобы полетать, когда мама не видит.

Молли Уизли, которая не хуже самой Джинни знала о том, что дочь регулярно заимствует метлы братьев, внимательно посмотрела на нее и тяжело вздохнула. Она чувствовала, что через несколько лет ей, как матери, предстоит крупное сражение в бурном житейском море.