Об архитектуре, магии и девушках (джен)

Патриций Витинари сидел в саду и старательно предавался послеполуденному отдыху. В данный момент отдых включал в себя свежий сборник «Дьявольски сложных судоку для начинающих» (ссылка под названием повествовала, что судоку были признаны сложными не менее чем 90% дьяволов и даже определённым процентом архидемонов) и головоломку «агатейский крест»⁽¹⁾, удобно примостившуюся на садовом столике в виде 485 деревянных брусков с пропилами. Некоторые бруски были одинаковыми. Всего 369 видов, что, по подсчётам известного агатейского математика Ши Зи, обещало ровно 119 979 вариантов сборки.

Витинари иногда отвлекался от сборника судоку и окидывал взглядом стол. Чтобы собрать все «кресты» вручную, понадобилось бы не менее десяти лет, но Витинари презирал подобный подход. Мысленного эксперимента достаточно.

Другое дело судоку. Карандаш закончил выписывать последний ряд цифр и замер, Витинари перевернул страницу, как вдруг…

— Какая забавная ограда!

Сад, в котором отдыхал Витинари, был спроектирован по приказу одного из предыдущих патрициев. Архитектором выступил Чёртов Тупица Джонсон, и уже это мешало зелёной изгороди из подстриженных кипарисов быть «забавной». Она окружала сад снизу, сверху, немного сбоку и со стороны Пупа, но странным образом совершенно не отделяла от дворцовых построек (для чего была предназначена). А ещё ограда немного висела в воздухе. При взгляде на неё слезились глаза. В ней иногда запутывались слоны и неосторожные привидения. Одним словом, у ограды не было имени, но, появись оно, слово «забавный» упомянуто бы не было.

Поэтому Витинари оторвался от кроссворда и скосил глаза на говорившего, предчувствуя тот особый вид стихийного бедствия, который называется «оригинальным мышлением». Вспомнив пронзительный детский тембр, опустил взгляд ниже — и обнаружил светловолосого мальчугана на вид приблизительно пяти-семи лет от роду.

— Здравствуй… — Витинари хотел добавить «мальчик», но помедлил.

Позади раскинулся сад, полный занимательных ловушек, а также прудов, фонтанов и беседок, также спроектированных Джонсоном. То ли то, что посетитель прошёл их без шума и древних клатчских заклинаний вроде «Агхр!» и «Матьвашузаногу!», то ли то, что в воздухе перед Витинари повисли две пчелы и голубь — наталкивало на мысль, что ребёнком это создание не являлось. По крайней мере, обычным ребёнком.

— Здравствуй, маленькое существо, — дипломатично обобщил патриций. — Ты заблудился?

Мальчик-который-не-был-мальчиком шмыгнул носом, уселся прямо на газон и буркнул:

— Я сбежал. От мамы и папы. И от бабушки тоже. Она не разрешала играться с часами. Поэтому я сбежал навсегда. Или даже до ужина.

Витинари понимающе кивнул:

— Ну, если даже до ужина…

Светловолосое создание не могло быть из послушников монахов Времени — они странные, но кое-что понимают в дисциплине. Значит, дитя богов. Не лучший вариант. Боги, конечно, могут не хватиться своего отпрыска ещё пару веков, а то и тысячелетий. Но могут нагрянуть и прямо сейчас, на всякий случай сея ужас и разрушение: просто чтобы поздороваться. Боги такое любят. Надо отправить «мальчика» назад, но чтобы отправить, неплохо бы узнать, кто он такой…

Агатейский крест номер пять тысяч двести одиннадцать сложился перед мысленным взором патриция.

«Бабушка не разрешает играть с часами».

Застывшая в воздухе пчела.

Время.

Он внук Времени. Что же, по крайней мере, не Ио или Оффера.

— Можно, я тут у вас погуляю? Мне нравится пруд с утками. И фонтан. А ещё лестница. Она такая смешная! Почти как у прадедушки дома.

Что ж, по крайней мере, юное существо было вежливым. Хотя разрешения спрашивало скорее потому, что его так научили, чем от души, но ведь спрашивало. За этим чувствовалось воспитание. Витинари со вздохом закрыл судоку, мысленно собрал головоломку номер семь тысяч триста, потянулся за тростью и встал.

— Пойдём, — проговорил он. — Значит, тебе нравится лестница?

Неспешным шагом, не забывая периодически считать камни и переступать тени, Витинари углубился в сад. Белокурый мальчик (патрицию наскучило мысленно ставить кавычки) вприпрыжку последовал за ним, не переставая болтать.

— Ага. А чтобы сделать такую штуку, надо хорошо знать математику? Мне мама всё время так говорит, но математика скучная.

— Математика не скучная, — возразил патриций. — Но, чтобы сделать эту лестницу… она, пожалуй, не понадобилась.

Чёртов Тупица Джонсон однажды создал шестерёнку, где число «пи» равнялось ровно трём. Шестерёнка умела получать письма из будущего и очень интересно расчленять трупы, однако Джонсон был счастлив. Ведь три — это гораздо красивее, чем три целых, четырнадцать сотых… и так далее.

Джонсон не то чтобы не знал математику: она ему мешала. И он её игнорировал.

Так вот, проектируя лестницу, Джонсон решил, что будет здорово, если, поднимаясь по ней, можно будет одновременно спускаться. Или наоборот. «Огромная экономия» сказал Джонсон ⁽²⁾.

И, как всегда, когда он что-то вбивал себе в голову, у него получилось.

— У тебя явная тяга к архитектуре, — пробормотал Витинари, подходя к лестнице.

— Мне мама так же говорит, — словоохотливо сообщил мальчик. — А чтобы сделать такую штуку, надо знать математику?

Патриций помедлил. Сказать правду? Или согласиться с неведомой «мамой», которая обязательно узнает, с кем общалось её «дитятко» и чему научилось? «Что ж, математика дисциплинирует ум. Ни одному богу она ещё не вредила», — решил патриций. И, формально, абсолютно не погрешил против истины, так как ни одно из известных ему божеств Диска ещё не сталкивалось ни с точными науками, ни с дисциплиной.

— Да, — наконец ответил Витинари. — Чтобы сделать эту лестницу, ограду, пруд и во-он ту скульптуру, обязательно надо знать математику. И геометрию.

Мальчик сморщил нос:

— А разве просто наколдовать нельзя?

Патриций пожал плечами:

— Можно. Но тогда, стоит тебе отвернуться, как всё исчезнет. А математика никогда не подведёт.

Белокурое создание задумалось. Настолько сильно, что маргаритка, расцветшая у его ног, собралась обратно в бутон и стремительно спряталась обратно в почву. «Если так и дальше пойдёт, мы успеем вернуться обратно в век Летучей Мыши», — мысленно проворчал патриций.

— Хочу такую изгородь. И лестницу. Только лучше! — постановил мальчик, снова садясь на траву. — И даже математику выучу! — с вызовом добавил он. Но вдруг загрустил: — Только мама с папой всё равно не разрешат играть с их садом…

Над дворцом сгустилась маленькая тучка. Витинари смерил её неодобрительным взглядом. Вот поэтому-то он и не любил общаться с богами. «А если он расплачется, то Анк выйдет из берегов?⁽³⁾»

— Если хочешь договорится, важно не только то, что надо тебе, но и то, что надо им, — сам патриций садиться на траву в этом саду не рискнул, а становиться на корточки не собирался. Поэтому ограничился выражением лица, которое, по его мнению, означало умеренное участие. — Тогда ты легко добьёшься своего.

Мальчик фыркнул:

— Вот ещё… Я и так знаю, что им надо: чтобы я был «нормальным ребёнком», «хорошо учился» и «не шалил». Скукотища! — он подбоченился и сложил руки на груди.

— Ну, это обычные вещи. Но у всех есть ещё и мечты…

— Нет у них никаких мечтов… мечт… мачт… — буркнул совсем-не-нормальный ребёнок, — короче: нету. Только у меня. А у них «планы» и «квартальный отчёт».

«Не самый плохой вариант», — подумал и снова не сказал патриций. Всё-таки как сложно с богами. И с детьми.

— Тогда… — прикинул он, — остаётся построить свой мир, где никто тебе указывать не будет.

Или завоевать чужой. Но этого Витинари не добавил и добавлять не собирался.

Мальчик буквально просиял и одним прыжком вскочил с травы:

— Точно! Как у прадедушки! Вот ему точно никто не говорит, что делать!!! Его даже боги боятся, вот!

Прозвучало это приблизительно как «а у меня есть старший брат, он вас всех побьёт», поэтому Витинари не стал особенно размышлять, кто же у белокурого недоразумения в прадедушках. Да и не успел. За их спинами прозвучал негромкий женский голос с безупречной дикцией:

— Джарет! Вот ты где!

Учитывая, что время продолжало стоять, и вокруг до сих пор было абсолютно тихо, голос, каким бы негромким он ни был, прозвучал совершенно оглушительно и внезапно. Но ни мальчик, ни патриций, разумеется, не вздрогнули.

Из-за кипарисов буквально выплыла фигура в чём-то чёрном, кружевном, но парадоксально респектабельном. Она выглядела как обладатель награды «учитель года» по версии вампирского пансионата для благородных девиц. Одним словом, как обычно.

— Герцогиня Сьюзен Сто Гелитская? — приподнял брови Витинари. — Надеюсь, вы здесь не замещаете своего уважаемого родственника⁽⁴⁾?

Сьюзен, казалось, смешалась:

— Нет. Всего лишь разыскиваю этого сорванца, — она призывно протянула руку, и Джарет, нехотя, поковылял ей навстречу, намеренно путаясь ботинками в траве. — Он вас не сильно утомил?

— Право же, нет, — отдал дань вежливости патриций. — Весьма… оригинальный молодой человек, живо интересуется архитектурой. И математикой.

— Мда? — с нескрываемым скепсисом переспросила Сьюзен, но Витинари был не из тех людей, на которых можно смотреть и сомневаться в том, что он сказал. Каким бы фантастическим это ни было, и как бы мало вы ему ни доверяли. Вот и сейчас скептический взгляд внучки Смерти он выдержал, не мигая. — Рада слышать. До свидания, патриций.

— Хорошего вечера, герцогиня.

Две фигуры — взрослая и маленькая — растворились в воздухе. И время пошло нормально.

1) В нашем мире она называется «китайский крест»

Вернуться к тексту

2) Имеется в виду лестница с гравюры Эшера «Спускаясь и поднимаясь». Мотивы невозможных объектов Эшера составляют большую часть визуального ряда «Лабиринта»

Вернуться к тексту

3) Анк — река в самом центре Анк-Морпорка. Из-за повышенной... концентрированности не столько течёт, сколько переваливается. Иногда самовоспламеняется. А уж когда она выходит из берегов...

Вернуться к тексту

4) Сьюзен, весьма здравомыслящая и любящая математику особа, приходится внучкой Смерти. И время от времени замещает дедушку, что объясняет её «готический» дресс-код. Кстати, Смерть — тот самый прадед Джарета, которого боятся даже боги :)

Вернуться к тексту

— И, если ты не принесёшь его через десять минут, я выдерну тебе ноги и завяжу узлом на затылке!

Для усиления своих слов, Джарет метнул в гоблина кубок. Тот увернулся, но заспешил по делам быстрее. Где были глаза Джарета, когда он решил, что с этими созданиями будет «повеселее»?

В том мире, откуда был он сам, они казались забавными. И им явно многого не хватало. То есть, Джарету было, что им предложить.

Мир без гномов, людей, троллей и прочих желающих лишний раз пнуть гоблина? Вдоволь глины для поделок? Прекрасная акустика, где так здорово звучат песни?

Абсолютно! И много другого. В обмен на такую мелочь, как подстригать кусты в саду, выпроваживать незваных посетителей и… ну да, выполнять приказы Джарета. А что они думали? В конце концов, это его мир и здесь его правила.

Из чего гоблины быстро вывели, что он, Джарет, тиран, сатрап и негодяй. Не говоря уже о том, что работали из рук вон плохо, пока он лично не устраивал им нагоняй. Как истинный тиран и сатрап. «Раз им так плохо, вот и шли бы обратно на свои бурые равнины, где жрать нечего…»

Теперь Джарет иногда думал, что когда он только построил Лабиринт (по всем законам математики! — кстати, это оказалось не так и трудно), ему было куда интереснее. По крайней мере, тогда он не вёл себя как мама⁽¹⁾…

Джарет прикрыл глаза и вспомнил, как Сьюзен вела уроки. Ему всегда казалось, что нет занятия скучнее, чем угрозами (очень цветистыми, но никогда не выполнявшимися) и чудесами удерживать внимание целого класса мелких пищащих созданий. И вот теперь он сам до этого докатился! Между детьми и гоблинами, кстати, не было абсолютно никакой разницы. Недаром первые, пробыв в Лабиринте всего сутки, обязательно превращались во вторых.

День Джарета всегда был полон суеты. И всё-таки ему было скучно. Ему чего-то… Да! Ему чего-то не хватало.

«Полетать, что ли? Развеяться?»⁽²⁾

И он вылетел из лунной полночи над Лабиринтом — в солнечный день одного из миров, откуда Джарет иногда забирал детей. Почему? Потому что надеялся, что, получив желаемое — избавление от «ненавистных малявок», которого так просили все эти люди — они покажут ему, какая же цель стоит того, чтобы жить. Что бывает в жизни важного, чему мешает и от чего отвлекает возня с отпрысками?

Но, к сожалению, избавившись от нежеланного ребёнка, просители занимались необыкновенно скучными делами: пили алкоголь, соблазняли других представителей своего вида, «строили карьеру» (довольно нелепую, если честно), стремились к власти (то есть к проблемам) и разъезжали по разным странам, чтобы в каждой из них делать одно и то же — лежать в шезлонге и пить цветастые коктейли. Отвратительная нехватка воображения!

Перья белоснежной совы обдувал тёплый ветерок. Джарет заложил широкий круг и спикировал на лужайку в городском парке. Повертел головой туда-сюда. Какая банальная архитектура! Единственное, что иногда взбадривало Джарета в последнее время, — «ландшафтный дизайн», как называли это люди. Сколько проектов он утащил к себе, задумчиво переделал, внедрил — и милостиво вернул авторам — со своими пометками и улучшениями! Он был достаточно великодушен, чтобы не думать об «авторских правах»… Некоторые авторы, увидев внесённые Джаретом правки, даже падали в обморок. Разумеется, от счастья.

Но пейзаж, открывавшийся перед белой совой сейчас, был неприлично зауряден. Зелёный косогор рядом с прудом. Пара скамеек. Камень. Деревья вдалеке. Мостик, пожалуй, ничего… Но в остальном — смотреть не на что! Джарет и сам не мог понять, что привело его в это место.

— Верни мне ребёнка!

Требовательный женский голос распорол предвечерний воздух. Белая сова от неожиданности чуть не свалилась с каменного столба, на который присела. Что, простите? Вернуть? Никогда ещё Джарета не просили кого-то «вернуть»! Сами отказались! Что сказано, то сказано. Это он и собирался сообщить неведомой дерзкой девице и уже приготовился обратиться в свою обычную ипостась, как вдруг услышал, что она продолжает — уже тише, отбежав к дальней стороне луга:

— Через неимоверные опасности и бесконечные трудности, я прошла до замка за Городом Гоблинов, чтобы вернуть ребёнка, которого ты похитил…⁽³⁾

«Что? Да ты там даже не бывала! Никто не может проникнуть в Лабиринт, если я этого не позволю! А я никому не позволял».

— Ибо моя воля так же сильна, как твоя, а моё царство так же велико…

Разговаривали явно не с ним. Джарету показалось, что он сходит с ума. Он даже подлетел поближе, почти ожидая увидеть какого-нибудь самозванца, решившего, что может носить имя «Короля Гоблинов».

«Превращу его в какую-нибудь гадость, — решил он и, совершенно неожиданно для себя, мысленно прибавил: — Заодно и девчонку порадую».

Но нет: она стояла одна. И копалась в какой-то красной книжке, бормоча под нос «никак не могу запомнить эту строчку!» Что? Всего лишь какая-то пьеса?!

Джарет сердито нахохлился. В ответ его раздражению на солнце набежали тучи.

— У тебя нет власти надо мной! — наконец, выкрикнула девица.

«Да неужто?»

Мечтать не вредно! Может быть, в каких-то глупых красных книжках короли гоблинов и ведут себя подобным образом, соглашаясь на сделки с вздорными девчонками, но в настоящей жизни всё иначе.

«А было бы забавно, если бы она и вправду оказалась с характером, — подумал Джарет, глядя в зелёные глаза неведомой барышни, скользя взглядом по упрямо сжатым губам, решительно вздёрнутому подбородку и вспоминая звенящий яростью и обещанием возмездия голос. — Значит, ты хочешь приключений? Впрочем нет: ты просто любишь сказки… Глупые сладенькие сказки про принцесс в красивых платьях и рыцарей с мечами. Я мог бы легко подарить тебе целую пригоршню таких, но этим даже скучно заниматься. Впрочем… — внутреннее чувство подсказало ему, почему у девицы так плохо получалось запомнить слова: брат… сводный… нелюбимый… маленький… Небось она тайно мечтает, чтобы его забрали гоблины, только не подозревает, что её мечта легко осуществима. — Что ж… Посмотрим!»

Из туч пролился дождь, девчонка припустила по мокрой траве, спеша спрятаться под деревьями, а белая сова — совершенно сухая — расправив крылья, взмыла в поднебесье.

1) Слова в начале этой главы — действительно прямая отсылка к реплике Сьюзен в отношении расшалившихся детей. Ничего такого она, разумеется, с ними не делала. Но почему-то чем абсурднее были угрозы, тем меньше дети боялись... и лучше слушались.

Вернуться к тексту

2) Джарет, Король Гоблинов, умеет превращаться в белую сову-сипуху.

Вернуться к тексту

3) Здесь и далее — цитаты из канона, а именно — из пьесы, которую разучивает Сара в начале фильма.

Вернуться к тексту

Патриций Витинари расставлял по доске стелс-шахматы. Что же предпочесть? Поединок с собой самим — или одну из задач из подборки «Самых сложных и необычных комбинаций стелс-шахмат» (специализированный журнал убийц высшей категории, номер за первый летний месяц этого года).

Вспомнив, что хотел отдохнуть, патриций сделал выбор в пользу второго. Лист берёзы, выросший на одном из кипарисов в дворцовом саду, спланировал вниз на доску. Вернее… начал планировать. Но прямо перед лицом Витинари застыл в воздухе.

Патриций медленно обернулся.

— Джарет, я полагаю?

Фигура в длинном плаще с шитьём вышла из-за ограды, сея вокруг отчётливый привкус электричества и раздражения. Витинари это проигнорировал. Разве что уселся поудобнее в садовое кресло.

— И, я полагаю, вам понадобился совет?

— Мне? С какой стати? — возмутился парадоксально одетый внук Времени и предпринял попытку метнуть грозный взгляд. Витинари со спокойной душой проигнорировал и это: те, кто хотят вашего совета, могут кидаться взглядами, но не станут кидать молнии. Даже если они боги. — Я просто зашёл обсудить… — его взгляд скользнул по доске, — одну странную комбинацию. Итак, белые начали первыми, решив пожертвовать пешкой…

* * *

… — А потом, в критический момент партии, когда эта пешка могла снять с доски одновременно ферзя и офицера, дойдя до последней линии и став ферзём… — Джарет повёл рукой над доской: жестом одновременно обвиняющим, разочарованным и недоумевающим, — она отказалась от атаки и под прикрытием коня, ладьи и шайки пешек поставила меня в патовую ситуацию, одновременно сняв угрозу с белой пешки, с которой началась партия⁽¹⁾.

Он всплеснул руками и откинулся на спинку кресла, мрачно воззрившись на представленную «комбинацию». Витинари, склонил голову набок, окинул взглядом доску и, старательно делая вид, что они и впрямь говорили о шахматах, заметил:

— Однако, если бы она согласилась, вы бы провели вот такую комбинацию, — он переставил несколько фигур на доске, — и объявили ей шах, а потом и мат.

— Так в этом и был смысл! — не стал отпираться Джарет. — По крайней мере, вначале… — Он досадливо вздохнул и зарылся пальцами в свои и без того всклокоченные волосы. — Кто отказывается от такого соблазнительного предложения? Только вздорные девчонки!

— И интуитивные стратеги, — приподнял брови Витинари. — Пат. Неплохо для начинающего игрока, совсем неплохо.

На лице Джарета застыла смесь искренней печали — и упрямства. Если бы Витинари задолго до этого не догадался, с кем имеет дело, то непременно узнал бы своего посетителя сейчас. В возмущении Джарета было что-то очень детское.

Он склонился к траве, сорвал ромашку и принялся крутить её в пальцах, не глядя на патриция. Наконец, он проронил:

— И что я сделал не так? Я… дал ей то, о чём она просила. Я мог осуществить любую её мечту, а она… Она обвинила меня в том, что я чинил ей трудности! Как будто она хотела чего-то другого… Я пытался играть с ней в поддавки — но она же сама этого не захотела. Разрушила все мои иллюзии, нарушила моё колдовство, пошла до конца и ни разу не свернула. Забрала то, что было её — и ни разу не оглянулась.

Пока Джарет говорил, его голос становился всё громче и глубже, как будто он, вопреки своим словам, любовался тем, как вела себя «белая пешка» Сара. Витинари невольно вспомнил его мать, Сьюзен, а вернее то, как она разобралась в своё время с наёмным убийцей, от которого отказалась даже Гильдия, потому что у Гильдии правила были, а у него — нет⁽²⁾.

— И теперь она больше не читает сказки. Я для неё враг и ночной кошмар, а не пропуск в мир грёз… — завершил на неутешительной ноте Джарет.

— Если она победила, то вы ей больше не враг, — заметил Витинари.

Джарет на какую-то секунду подобрался в кресле и о чём-то задумался. Но потом только махнул рукой.

— Ай, всё равно… Мне больше нечего ей предложить.

Витинари приподнял брови:

— Ой ли?

И смёл с доски все фигуры.

Джарет посмотрел на доску. Потом на патриция. И, наконец, признался:

— Не понимаю.

— Вы сказали, она любит свободу. И приключения. Как и вы. А как долго вы готовы скучать?

* * *

Спустя неделю, когда Витинари складывал очередной агатейский крест, в сад камней рядом со столиком что-то упало. Хрустальный шарик.

Поблёскивая на солнце, он быстро-быстро принялся выводить на песке размашистые строчки:

«Спасибо за прекрасную партию».

Патриций улыбнулся.

Головоломка номер сто девятнадцать тысяч девятьсот семьдесят девять сложилась.

1) Вольный пересказ событий канона. Сара действительно отказалась от возможности стать «королевой», спасла брата с помощью друзей и вернулась домой вместе с ним.

Вернуться к тексту

2) События книги (и фильма) «Санта-Хрякус». Сьюзен действительно очень решительная женщина.

Вернуться к тексту