Терраса с видом на море (джен)

— Мауро! Мауро, ты куда делся? Полотенце дай, пожалуйста, — Бель высунулась из ванной, с длинных волос безбожно лило. Я нехотя отлепился от кресла и перекинул ей купальную простыню — наверняка нарочно забыла, хитрюга. Лишь бы лишний раз сверкнуть передо мной голышом... ну так и есть.

С первого этажа еле слышно доносились звуки симфонической музыки — наша незаменимая и бессменная домохозяйка Нинетта была страстной поклонницей классики. Я напряг память и, узнав мелодию, ухмыльнулся. Дебюсси, "Послеполуденный отдых фавна". Нинетта, как всегда, попала в точку.

Бель промокнула волосы, но наматывать полотенце не стала, так и подошла ко мне вплотную, усаживаясь на колени. Прохладная кожа, умопомрачительно плавные линии и совершенно бесстыжий взгляд. И узкая ладонь в районе моего паха, конечно.

— Ты не соскучился?

Честно говоря, не очень — посреди жаркого дня активничать не больно-то хочется. Однако она явно намерена была меня расшевелить — она всегда добивалась успеха по этой части. Она вообще была настойчивой в мой адрес — не будь такой явной инициативы с её стороны, её бы вообще здесь не было.

И я сдался, как и всегда. В конце концов, она действительно была хороша — не так, как... впрочем, неважно. Просто хороша. Кроме того, она любила меня, и во всех её женских уловках не было ни капли стяжательства.

Хотя кое-кто и думал обратное. Но это было не так.

Я знал её восемь лет, три из которых она была моей студенткой в Сапиенце — одной из самых толковых и стоящих. На защите её выпускной работы я сделал всё, чтобы именно она, а не блатной министерский сынок, её однокурсник, получила лучший балл и приглашение на работу в Неаполь — и она-таки получила и то, и другое. Нет, тогда я ещё не спал с ней — мне и в голову не пришло бы пользовать её в таком качестве. Я пожелал ей успеха, уехал из Рима на несколько месяцев и позабыл про неё. А в ноябре, когда вернулся, столкнулся с неожиданной неприятностью — Джованни, мой незаменимый и верный ассистент, вынужден был срочно уволиться. У него парализовало мать, и он уехал к ней в провинцию — кроме него, ухаживать было некому. Это было ужасно — на занятиях в университете это не отразилось, а вот основная работа грозила перемолоть меня в кашу, я уже давно отвык так напрягаться. Пришлось давать объявления и срочно искать ему замену, погибая под лавиной дел по всем текущим проектам. Архитектурная реставрация, как известно, дело, в котором мелочей не бывает, особенно если работаешь в таком месте, как Рим, где любое неосторожное движенье легко сносит к чертям ценные следы нескольких столетий разом... короче говоря, от меня валил дым, и я не знал, сколько ещё протяну в таком ритме. Если учесть, что к тому моменту я был одним из трёх самых известных реставраторов Вечного Города — причём самым молодым и дорогостоящим — то моё отчаянье можно представить; я был расписан на десяток лет вперёд, и репутации нужно было соответствовать.

И вот тогда в поле моего зрения опять появилась Бель.

Уж и не знаю, кто ей сказал про вакансию ассистента — видимо, она поддерживала связь с теми бывшими однокурсниками, кто остался в Риме — но только спустя месяц после увольнения Джованни она возникла на пороге моего кабинета, полная решимости получить эту должность. Одного этого было достаточно, чтобы отмести все подозрения в корысти — по крайней мере, я сам ни за какие коврижки не согласился бы работать ассистентом у такого типа, как я. Не говоря уж о том, что о самостоятельной карьере можно было забыть — а ведь она была отличным реставратором, с прекрасной научной перспективой и местом работы. Вакантная же должность — и я никогда не скрывал это — начисто отрицала какие бы то ни было карьерные амбиции; да, платил я неплохо, но претенденту недвусмысленно давали понять, что он поступает в рабство.

Использовать в таком качестве Джованни мне было совершенно не стыдно — в нём не было и крупицы творчества, и он был счастлив, что им руководят — а вот задатки Бель были совершенно иного свойства. Собственно, я ей так и сказал: забивать микроскопом гвозди, конечно, можно, но только я предпочитаю для этой цели обычный молоток. Каждый должен заниматься своим делом — и потому она мне на эту роль не годится.

Она ушла, и я опять забыл про неё — правда, на этот раз только на сутки. Потому что уже на следующее утро она пришла снова — и молча положила мне на стол бумагу о своём увольнении с прежнего, такого чудесного и перспективного места работы.

— Если вы не возьмёте меня, то мне всё равно придётся искать что-то новое. Может, всё же попробуете? Я буду очень стараться.

Согласен — какая-то толика шантажа в этом демарше присутствовала, но меня это даже позабавило. Я хмыкнул и согласился дать ей шанс, и она выжала из этого шанса всё до последней капли.

Через два месяца я уже не понимал, как обходился без неё раньше, через четыре обнаружил, что необходимость моего постоянного пребывания в Риме существенно снизилась, и я могу позволить себе прохлаждаться на побережье дольше чем обычно, а ещё через полгода имел удовольствие оценить и другие её достоинства, в которых она точно так же не знала устали и с готовностью выполняла любые мои фантазии. При этом она не грешила назойливостью, не опустилась до панибратства, ни на сантиметр не сократила дистанцию в рабочих делах, и даже на "ты" перешла только полтора года спустя, да и то весьма неохотно.

И уж тем более не пыталась подбить под меня клинья по части женитьбы.

Однако спать со мной ей ужасно нравилось, и она не упускала ни единой возможности меня поиметь.

Вот и сейчас — казалось бы, она только что приехала из Рима, проведя четыре часа в пробках, побывав с утра в трёх местах по работе, собачась с бригадирами реставрационных бригад и скрупулёзно залезая носом во все узкие места на объектах — можно и передохнуть, но куда там, это же Бель, и она не видела меня целых пять дней. И потому спустя минуту после её эффектного выхода из ванной мои шорты уже болтаются где-то в районе лодыжек, и мы с нею заняты совершенно не тем, чем обычно занимаются начальник и его ассистент... впрочем, злые языки, напротив, утверждают, что для этого ассистенты в основном и нужны. Я был иного мнения на этот счёт, и то, что с Бель вышло иначе, искренне считал исключением из правил. Смешки у меня за спиной никто из хорошо меня знающих людей себе бы никогда не позволил, а на остальных мне было плевать.

— Мауро...

Господи, какая же она горячая... или это просто день такой выдался?.. надо бы сползти из кресла, на полу хоть немножко сквозит. Ковёр, правда, тонковат... а, ладно. Всё одно до кровати не доберёмся.

— Мауро, ещё!

Разумеется, ещё — раз уж сама напросилась. Быстро у меня никогда ничего не бывает.

Ещё час из жизни долой, но я не в претензии. Лёгкий сквозняк шевелит её влажные волосы, она щурит глаза и с наслаждением потягивается каким-то кошачьим движеньем, а я наконец-то начинаю слышать не только то, что происходит в комнате.

— Папа! Папа, ты где? Тут мама с Сильвио приехали!

Понятно, это Кьяра, — причём прямо под моей террасой. Хорошо, что мы на третьем этаже.

— Стеф, ты папу не видел?

— Не-а, — ага, вот и Стефано. Наверное, с моря пришли оба. — Чего ты орёшь? Небось Бель трахает, она же тоже сегодня приехала.

Рот намылю — вот прямо сразу, как спущусь. Тоже мне, мачо.

— А тебе и завидно, да? — я прямо вижу кьярину усмешку. — Тебе Аврора что, не даёт?

Обоим намылю. Вот паршивцы.

Бель начинает тихонько смеяться — мои детишки её всегда забавляют, и она никогда не обижается. Напротив, ухитряется с ними дружить, несмотря на их несносный подростковый возраст.

— Пошли, — я звонко хлопаю Бель по её сочной заднице и поднимаюсь на ноги. — А то они там все вместе начнут обсуждать, кто кого трахает. Розина будет в восторге.

Бель протягивает мне шорты, но я всё же надеваю брюки — тоже тонкие, но так как-то приличнее.

— Я пошёл. Ты тоже давай спускайся.

Бель кивает и снова уходит в ванную. Она, конечно, давно привыкла, но всё равно лёгкую неловкость перед встречей с моей женой испытывает до сих пор. Несмотря на то, что жена эта сто лет как бывшая, и вообще замужем за другим человеком.

Я тоже привык к этому, но всё равно не могу выйти к ним в разобранном виде, и не из соображений каких-то мифических приличий. Просто точно так же, как Бель любит меня, я до сих пор не вполне равнодушен к Розине — матери моих двух детей и жене умного, солидного и пожилого газетного магната Сильвио Гварди.

Ну что поделаешь — так сложилось. В общем-то, мне грех жаловаться.

На первом этаже слышались голоса — при появлении моей жены всегда становилось шумно. Более типичной римлянки невозможно было представить, хоть она и родилась на севере; жесты, голос и манеры были эффектны и отточены так, будто она играла на сцене. Впрочем, в какой-то мере так и было — бульдожья хватка одного из лучших столичных журналистов давала о себе знать. Она сделала себя сама, от и до, и это понимали абсолютно все, кто хоть раз с нею встречался — Сильвио же являлся таким же достойным трофеем в выигранной карьерной битве, как и многое другое — да, трофеем ценным и важным, но именно трофеем, а отнюдь не способом достижения того места, что она занимала. Она добилась всего сама и просто позволила себя наградить.

Когда-то и я был её наградой, хотя и считал, что всё с точностью до наоборот.

— Привет, Мауро, — Розина чмокнула меня в щёку и прищурилась, оглядывая с ног до головы. — Хорошо выглядишь.

— Привет. Взаимно. Добрый день, Сильвио. Добрались нормально?

— Вполне, — кивнул тот, пожимая мне руку. Бронзовый загар не сходил с его плотного холёного лица круглый год. — Потолкались немножко на выезде из города, а так повезло.

— Нинетта, — позвал я. — Принеси-ка нам выпить, мы будем на террасе.

— Нет, лучше в гостиной, — сморщилась Розина. — С той стороны сейчас солнце, печёт невозможно, даром что только начало июня.

— Ну хорошо.

Мы расселись. Глядя на них, я в очередной раз отметил, до чего общий облик этих двоих напоминал моих собственных родителей. Крепкий, массивный и невысокий Сильвио, с крупной красивой головой, поистине римским профилем и благородной проседью в чёрных густых волосах, и Розина — выше его на голову, сильная, жилистая и сухая, как щепка, с совершенно модельной фигурой, похожей на вешалку для дорогого платья. Светло-зелёные глаза, чёрные ресницы и брови — и коротко стриженая солома жёстких волос, в точности такого же цвета, что мои собственные. Для меня было загадкой, зачем она красит их так — на мой вкус, её природный тёмно-каштановый шёл ей гораздо больше.

Но это уж точно не моё дело.

В гостиную ввалилась молодёжь. С первого взгляда Бель рядом с моими детьми смотрелась их старшей сестрой, но только потому, что и Стефано, и Кьяра казались взрослее своих лет — разумеется, пока не начинали идиотничать. Сыну через день исполнялось шестнадцать — потому и собиралась компания, а кьярино пятнадцатилетие мы отметили месяц назад.

— Даниэла приедет, мам? — поинтересовался Стеф, накидывая кубики льда в стакан с содовой.

— Нет, — качнула головой Розина. — У неё какое-то важное мероприятие через неделю, совсем зашивается. Она тебе позвонит.

— А Мариса?

— Мариса с Джеком приедут завтра.

Даниэла — мать Розины — всю жизнь была сумасшедшей профсоюзной активисткой, жила в Милане, с невероятной энергией участвовала в бесконечных политических игрищах и вообще вела чрезвычайно бурную жизнь. Мне было не очень понятно, когда она успела родить двух дочерей, трижды побывать замужем и трижды развестись — на мой взгляд, эта сторона жизни явно не входила в её основные приоритеты. Мои вполне современные родители с их сорокалетним стажем супружества казались рядом с нею оплотом патриархальной итальянской семьи.

В кармане брюк завибрировал телефон — я глянул на экран.

— Симоне, — сообщил я компании, прежде чем ответить. — Да, слушаю.

Бель слегка скривилась, Стефано отчаянно замахал руками.

— Я его тоже звал, пап.

Я кивнул — понятно, мол. Само собой, ничего удивительного — последний год они много общались.

— Добрый день, Мауро, — послышалось в трубке. — Я хотел спросить — ничего, если я приеду сегодня? Хотел показать вам кое-что касательно архивов.

— Ради бога, Симоне, конечно. Дорогу найдёте?

— Да, Стефано дал точный адрес.

— Чего ему надо? — нелюбезно осведомилась Бель сразу же, как я положил трубку. Она откровенно не любила Симоне — впрочем, совершенно взаимно.

— В архивах отрыл что-то, просит посоветоваться.

— Подхалим.

— Оставь, Бель. Он толковый малый, такая увлечённость дорогого стоит.

— Ну ладно, — Розина потушила сигарету и поднялась на ноги. — Пойду в себя приду немножко... может, сходить окунуться? Ребята, как водичка?

— Отлично, — Кьяра одобрительно выставила большой палец. — Сходить с тобой?

— Давай через полчасика, хорошо?

— Договорились.

Все разбрелись кто куда, в гостиной остались только Стеф и я.

— Слушай, пап, я тут сегодня к ужину ещё кое-кого позвал...

— Кое кого? Аврору, что ли?

— Аврору само собой, она и так придёт... нет, соседа одного.

— Какого ещё соседа?

— Ну того, что смотрит за ремонтом в Летиции.

Примыкающая к нашему дому компактная вилла Летиция давно стояла закрытой, и там никогда никого не было, а в этом году её начали обновлять — наверное, продали кому-то. Работы велись аккуратно, лишнего шума и неудобств никому не доставляли, а любопытничать не хотелось.

— Ты пригласил на ужин маляра? — съехидничал я.

— Нет, — хихикнул сын. — Он вообще-то философ, книжку пишет. Это его вилла... ну то есть его бабушки вроде. Он согласился тут пожить и заодно присмотреть за ремонтом. Он прикольный, тебе понравится.

Надо сказать, что с моей террасы небольшая соседская территория была как на ладони, и особенно хорошо был виден крошечный флигелёк в саду, примостившийся на крутом выступе горы словно домик для птиц. К нему вели узкие ступеньки, и одноэтажное строение оказывалось чуть ниже нашего третьего этажа — прямо напротив террасы моей спальни, и я уже несколько раз видел там незнакомого молодого человека, валяющегося в шезлонге с ноутбуком на коленях. Парень как парень, я не приглядывался — самое примечательное в нём было то, что он не особо утруждался одеждой и почти всегда ходил голяком. Видимо, это и был тот самый "философ".

— Спасибо, что хоть предупредил. Ладно, посмотрим, что за фрукт. Он маму-то не напугает?

— Не, он воспитанный. Спасибо, пап!

— Не за что. И очень прошу тебя, Стефано — фильтруй свои залихватские речи, а то получишь по шее, причём с двух сторон сразу. Дом большой, но ушей тут навалом, а у мамы так и вовсе очень хороший слух.

— В смысле? А... ты о чём? — румянец на щеках сына явно указывал на то, что вопрос риторический.

— О том самом. Или мне стоит дать Авроре пару советов, как думаешь?

— Обойдётся, — буркнул он, становясь совсем уж пунцовым.

— Ну тогда может тебе чего полезное подсказать? — продолжал веселиться я. — По техническому воплощению желаний и их соотношению с возможностями?

— Пап!!!

— Ну нет так нет, как хочешь. Ладно, гуляй уже отсюда.

— Прости, пап...

— Проехали.

Стефано сдуло из гостиной в момент, я ещё немного поухмылялся и отправился к себе. Надо было глянуть бумаги, что привезла Бель, и сопоставить их с фото, присланных мне бригадирами.

Со стороны наверняка казалось, что я сущий бездельник, беспардонно наживающийся на своих несчастных сотрудниках и появляющийся на работе лишь для того, чтобы отвесить всем очередную порцию подзатыльников, но на самом деле это было не так. Этот дом, купленный мною семь лет назад, здорово украшал жизнь и мне, и моим родичам, но я ни за что не рискнул бы проводить тут столько времени, если бы не наладил возможность работать отсюда без ущерба для дела. Мне нравилось, что здесь сразу сложился свой ритм, и я работал без оглядки на календарь, сам определяя выходные и праздники — намечал планы, проверял сметы, пошагово разрабатывал весь план техработ, вникал в лабораторные отчёты о состоянии грунтов и кладок, резюмировал результаты сделанного, бодался со спонсорами и министерством, писал статьи, сочинял лекции... да много всего. Те полгода, что я жил здесь, в каком-то смысле были даже продуктивнее, чем пребывание в Риме — в стратегическом смысле уж точно. Там было больше суеты, тактических сиюминутных телодвижений и торговли лицом — такое тоже нужно, конечно, но все принципиальные задачи ставились и решались мною тут, на вилле Капо. Название было вполне оправдано — он действительно стоял на мысу, и виды отсюда открывались умопомрачительные. Полчаса на террасе с видом на море, в тишине и расслабленности, вполне тянули на полноценный выходной в городе. По крайней мере, мне так казалось.

Одним словом, приобретение этого дома я считал редкой удачей и просто сказочным подарком со всех точек зрения.

Он стоял последним в небольшой цепочке вилл, притулившихся у подножья обширной горной гряды, принадлежащей территории природного парка. Побережье было скалистым, изрезанным мелкими бухтами — фактически, у каждого дома имелся маленький собственный пляж. За нами уже шли непроходимые скалы, поросшие лесом; дорога к домам шла поверху, была узкой, но проезжей в любое время года. А начиналась эта цепочка на краю городка, стоящего уже на нормальном большом заливе с классическим песчаным берегом и множеством недорогих пансионов.

Дом был трёхэтажным, очень большим и довольно старым, но вполне ухоженным. Особенно мне нравились несколько террас, облеплявших дом буквально со всех сторон, и позволяющих видеть море почти с любой точки. Судя по бумагам, его построили в самом начале прошлого века, и множество мелких деталей говорили, что так оно и есть. Тогда это была совсем уж глушь, и можно только догадываться, в какую сумму встало прежним владельцам его возведение. При этом, что меня несказанно удивило, каждый первый из моих знакомых, узнав, что я купил дом, тут же радостно кивал и приговаривал — ну конечно, уж ты-то его перестроишь наилучшим образом, под себя, с твоей профессией сам бог велел. Я лишь пожимал плечами — и не подумаю. Почему-то никому не приходило в голову, что всевозможной стройкой я наелся по самые уши именно в связи со своей профессией — которую, несомненно, обожал, но даже от горячо любимых занятий нужно порой отдыхать. Я искал именно такой дом, в котором мне бы не захотелось изменить ни гвоздя, ни оконной щеколды, ни тем более планировки; я искал его так долго, что уже почти отчаялся — и всё-таки мне повезло. Разумеется, я добавил кое-что из мебели, провёл интернет и нанял садовника, но больше не поменял ничего.

Дети влюбились в это место сразу, и даже Розина, поначалу весьма скептически отнёсшаяся к моему приобретению, стала бывать тут каждый год, и не по разу — само собой, вместе с мужем. У них был свой дом на амальфитанском побережье, куда более роскошный и пафосный, но он был гораздо дальше от Рима, и туда они наведывались чуть не реже, чем в моё скромное захолустье. Кроме того, Сильвио вообще не страдал излишним снобизмом, легко нейтрализуя зигзаги характера нашей с ним общей жены. Вынужден честно признать — у него получалось с ней ладить не в пример лучше моего.

Я сдвинул бумаги в сторону, захлопнул крышку ноутбука и вышел на террасу. По двум объектам всё было сносно, по третьему же мне не всё нравилось, и я раздумывал, не прокатиться ли в Рим на денёк, посмотреть ситуацию вживую. Бригадир клялся, что всё хорошо, но Бель была не уверена, однако её компетентности на принятие решения не хватало. Можно было и плюнуть, бригадир был человеком опытным, но всё же рисковать не хотелось. Да, пожалуй, на той неделе съезжу.

Сделав круг по террасе, я остановился в самом торце, чтобы видеть море — благо, дом стоял так, что оно было видно почти ото всюду, просто по-разному. Ветра не было, и поверхность воды сияла отчаянной густой синевой, лишь на горизонте поднималось полупрозрачное марево нагретого воздуха. В саду было тихо — все или разбрелись по комнатам, или отправились купаться. Пойти, что ли, тоже?

Внезапно снизу послышалась какая-то возня — я пересёк террасу и заглянул в соседский сад. Сквозь цветущие кусты проглядывали два мужских силуэта, и эти люди явно спорили, причём на повышенных тонах.

— Но ты мне обещал! — возмущался один из собеседников. — Ты обещал эту работу нам, что за дела?!

— Ничего подобного. Я сказал, что спрошу у прораба, и если он согласится, тогда пожалуйста. Я не могу принимать таких решений, я же не строитель. И хватит орать на меня, ты этим ничего не добьёшься, — ответ звучал совершенно спокойно, но перспектив для дальнейшей дискуссии не оставлял. Этот человек явно умел говорить "нет".

— Прораб твой — пижон заезжий, та ещё скотина! Ну гляди — разбегутся твои работнички, так ты ко мне не суйся. И вообще — не жди, что тебе от меня ещё хоть что-то обломится. Трепло! — раздражённо выплюнул первый, и, круто развернувшись, почти бегом направился к воротам. — Даже не пытайся, понял?

На последней фразе он обернулся через плечо, и я узнал его. Это был Бруно с "большого пляжа", как здесь говорили, жуликоватого вида местный парень с напомаженной причёской и бесконечным набором самых попугайских рубашек, какие я видел в жизни, державший единственный приличный бар на берегу. Его знали все — и местные, и отдыхающие, он был бойким, панибратски пошловатым, но приветливым и оборотистым, кроме того — было совершенно очевидно, что одним баром его деятельность не ограничивается. Что он тут забыл, интересно? Я не мог припомнить случая, чтобы хоть раз видел его таким обозлённым.

Второй собеседник ничего не ответил и даже не стал провожать — вышел из-за кустов, равнодушно пожал плечами и двинулся в сторону ступеней к флигелю. Это был тот самый сосед, которого Стефано назвал "философом".

Надо же, какие страсти. Впрочем, чего только не бывает на стройке — уж мне-то это было отлично известно. А парень-то молодец, ведёт себя правильно.

Я сполз вниз. На террасе первого этажа нашёлся Сильвио — он спал в тени непомерно разросшегося жасмина, растянувшись на кушетке и прикрывшись газетой. Видимо, все остальные спустились к воде. Ну да, так и есть — вопли и визг были слышны уже на середине спуска; дорожка с каменными ступеньками сделала поворот, и подо мной открылась вся наша бухточка целиком.

На берегу под зонтиком возлежала Розина, остальные барахтались в море. Аврора и Бель оседлали сёрф, а Стефано его активно раскачивал, пытаясь скинуть девок в воду — они вопили и брызгались. За этим детским садом снисходительно наблюдала Кьяра — она, как и обычно, доплыла до отдельного камня на самом краю бухты, откуда было удобно нырять. Прыжок, короткий бултых — и она снова выбирается на то же место. Так может продолжаться полдня, ей никогда не надоедает.

— Ты бы ещё во фраке явился, — хмыкнула Розина, приоткрыв один глаз на звук моих шагов.

— Чем тебе не нравится мой вид? По-моему, я сама элегантность, — заявил я, расстёгивая штаны. — Раздеться всегда успею.

И, не дожидаясь ответной реплики, вошёл в воду и поплыл, стараясь не напороться на кучу-малу посредине бухты — похоже, Стеф своего добился, и девчонки бултыхались, цепляясь за доску и норовя в отместку утопить агрессора.

Метрах в трёхстах от берега, чуть левее пляжа, располагалась подводная каменная гряда — её становилось видно, только если подплыть вплотную. Мой обычный маршрут заключал в себе широкую петлю вокруг этой каменистой мели; иногда я выбирался на неё и расслабленно мок в одной из естественных ямок, похожих на круглую ванну-джакузи. На этот раз я решил не лениться — максимально нарастил темп, запретив себе остановки, и потому сделал свой обычный круг довольно быстро.

— Ну ты прямо Аполлон, — заметила Розина, глядя, как я выхожу из воды.

— Ага, наяда. Ну или кто там... русалк, — съехидничал я. — Хвост только отпал за ненадобностью.

— Да я серьёзно, — усмехнулась она. — Отлично выглядишь, правда. Занимаешься?

— С Ритой? Конечно, три раза в неделю, как раньше. А ты?

— Ой, я совсем обленилась. Один раз, и то переношу постоянно. Рита ругается, конечно, и она права. Надо будет хоть как-то в режим войти. Всё скрипит, невозможно.

— Не набивайся на комплименты, — скосил глаза я, укладываясь в соседний шезлонг. — Скрипит она, как же... но так-то Рита права, конечно. Хочешь, завтра вместе разомнёмся — у нас с нею в девять урок.

Рита была нашей общей подругой ещё со студенчества, и одновременно инструктором йоги. Несмотря на отличное образование, она в какой-то момент бросила всё и ушла в это дело с головой, даже окончила какую-то академию в Индии. Отчасти всё решили довольно печальные обстоятельства — её муж Альфонсо разбился на мотоцикле, не насмерть, но очень сильно, и врачи единодушно приговорили его к тяжёлой инвалидности. Максимум, на что можно было рассчитывать — кресло-каталка, да и то без гарантий. Однако они не смирились, оба были бойцами, и Альфонсо встал на ноги — сперва на костыли, а потом и вовсе без них, и во многом этому способствовали именно занятия йогой. Путь восстановления был длинным, но настолько успешным, что оба стали настоящими мастерами по этой части, и потому решили сделать йогу профессией. Альфонсо занялся терапией — вёл занятия с теми, у кого обнаруживались серьёзные проблемы со здоровьем или мучили последствия тяжёлых травм, и ему не было равных по части терпения и настойчивости — ещё бы, ведь он знал, как это работает, не понаслышке. Рита же вела обычную практику для людей плюс-минус здоровых, но настроенных держать себя в тонусе. Розина начала заниматься с нею первая — сперва просто затем, чтобы поддержать её какой-никакой денежкой и заодно войти в форму после рождения Кьяры, а я втянулся чуть позже, но уже не представлял, как можно без этого обходиться.

— Посмотрим, — неопределённо протянула она. — Если проснусь. Плохо стала спать, знаешь... ночью не спится, а с утра голову от подушки не отлепить. Но вставать-то обычно надо — так и бегаю весь день как чумная, от одной чашки кофе к другой. Старость, наверное...

Я не выдержал и расхохотался.

— Ну что ты ржёшь, — обиделась она. — Вот мужики... ни чёрта вы не понимаете. Вы чем старше, тем интереснее — ну, если не полные раздолбаи по жизни. А нам приходится конкурировать...

— С кем конкурировать? — я всё никак не мог перестать смеяться. — С малолетками безмозглыми? Слушай, оставь уже, а? Мне-то можешь всю эту лапшу не вешать. Кто чего стоит, каждый из нас отлично знает, все эти павлиньи игрища прибереги для своей великосветской тусовки. Если так уж хочется пококетничать — кокетничай с Сильвио, я-то при чём.

— Ага, с ним пококетничаешь, как же, — Розина безнадёжно махнула рукой и тоже наконец улыбнулась. — Он на такую фигню не ведётся, это ты у нас тонкая творческая натура.

— Но-но, синьора Гварди, попрошу без оскорблений! — потребовал я, и тут же получил в морду скомканное полотенце.

— Это тебе за синьору, — сообщила Розина, сползая с шезлонга. — Ладно, пойду разбавлю эту молодёжную компанию... Кьяра так прыгает заразительно, что я тоже теперь хочу.

Я прикрыл глаза и расслабился. Можно и подремать... до ужина ещё полно времени.

Терраса, предназначенная для трапез, была прикрыта парусиновым тентом и тоже имела вид на море — правда, для этого пришлось вырубить несколько лишних деревьев. Зато даже самое шумное застолье не могло никому помешать — жилья с той стороны не было никакого, только горы и лес. Нинетта озабоченно пересчитывала тарелки и тихонько ворчала, что в этом доме невозможно ничего знать заранее, как ни старайся.

— Успокойся, у нас же не званое мероприятие, а просто ужин, — попытался я, но всё было без толку.

— Какая разница, должен быть порядок, — строго отозвалась она. — И вообще — иди-ка глянь, устроит тебя такая паста?

— Нинетта, — улыбнулся я. — ну вот скажи, когда меня не устраивала твоя стряпня? Кто учил меня готовить?

— Ну мало ли, — её голос смягчился. — Всё равно посмотри, хуже не будет. И вино выбери.

Я абсолютно всерьёз считал Нинетту своим ангелом-хранителем, не уставая радоваться своему везению. Она появилась в нашем доме, когда мне было лет десять, и очень быстро стала полноправной частью семьи. Родители, давно перебравшиеся во Флоренцию, оставили мне её "в наследство" вместе с их римской квартирой; сперва она вырастила меня, потом нянчилась с моими детьми и, несмотря на то, что попала к нам совсем молодой, даже не попыталась создать собственную семью, навсегда прикипев к нашей. Иногда она ездила к себе на родину, куда-то под Бари, но всегда спешила вернуться, не задерживаясь там надолго. Она обладала метким и порою злым языком, зорким глазом и была по-настоящему умна, несмотря на почти полное отсутствие образования, — ну то есть она, конечно, умела читать и писать, но из всех интеллектуальных достижений человечества её интересовала только классическая музыка, и все попытки моего отца приобщить её к чему-то ещё встречались в штыки.

— Синьор Бальдассаре, — воинственно подбоченивалась она, — картинки, книжки и прочее умное — это ваше дело. А мне весело и так — с кастрюлями, сковородками и пылесосом.

Зато когда мама невзначай подсовывала ей билет в оперу или на концерт, Нинетта расцветала на глазах и ждала этого дня как праздника. А в соседнем театро Арджентино ухитрилась моментально подружиться со всеми билетёршами, и ходила туда запросто, — едва ли не чаще, чем к мессе. Подозреваю, что и месса как таковая интересовала её постольку, поскольку там звучал орган. Впрочем, как в любой нормальной итальянке с юга, набожность в ней всё же присутствовала — по-крестьянски избирательная, наивная и хитроватая, больше напоминавшая некий взаимовыгодный сговор, чем истовое служение. Если она и соглашалась кому-то служить — так это нашему семейству, вбухивая весь свой недюжинный темперамент и кипучую энергию в жизнь тех, кого считала своими. Если бы она была старше, то вполне бы сошла за классическую итальянскую бабушку, — родных бабушек я не застал, но Нинетта восполняла собой этот пробел с огромным запасом. Она могла ругаться, расстраиваться, ворчать — но её непререкаемая и бесконечная любовь ко всем нам всегда служила главным двигателем всех её поступков, и тот объём заботы, что нам доставался, нельзя было измерить никакими деньгами.

За такое можно было платить только любовью, что мы и старались делать — кто как умел, но совершенно искренне.

Короче говоря, я не стал спорить и послушно поплёлся на кухню проверять и без того отменно приготовленный ужин. Что она ещё попросила? Ах да, вино.

Пока я перебирал свои запасы, почти весь народ подтянулся на террасу, оккупировав зону с разномастными креслами и кушетками и развлекая себя подручной выпивкой. Водрузив на стол несколько бутылок выбранного вина, я присоединился к компании, обнаружив в ней пополнение — Симоне сдержал слово и приехал как раз к ужину.

— Здравствуйте, Мауро, — я пожал протянутую руку, очередной раз удивляясь, до чего же мягкая у него ладонь. — Спасибо за приглашение. Тут просто рай.

— Ну, строго говоря, это затея Стефано. Хотя я тоже рад, что вы к нам выбрались. Вас уже познакомили?

— Да, не беспокойтесь. Спасибо.

Аврора пришла со старшим братом Рикардо и изо всех сил изображала приличную девушку, чинно беседуя с Розиной. Бель по свойски болтала с Кьярой и старательно не смотрела в нашу сторону — надо будет сказать ей, что это уже чересчур. В конце концов, можно и не выносить свою неприязнь на всеобщее обозрение так очевидно. Подошёл Сильвио, я представил ему Симоне, мы заговорили о каких-то пустяках.

— Папа! На минутку — хочу познакомить тебя с нашим соседом. Вот, это Джанлука — он историк и философ из Пизы.

Стефано появился со стороны сада, за ним шёл давешний молодой человек с соседней виллы, и я наконец-то разглядел его как следует. Лет двадцать пять-двадцать семь, среднего роста, коренастый и складный, с копной курчавых волос, правильными чертами и внимательным взглядом выпуклых тёмных глаз.

— А это мой отец... — начал было Стеф, но молодой человек его перебил. В голосе явно слышалось удивление.

— ...синьор Мауро Коста. Ну надо же, как тесен мир!

Я поднял брови.

— Мы знакомы?

— Простите, — широко улыбнулся гость, — это я от неожиданности. Нет, мы незнакомы, конечно, но я вас знаю. В прошлом году вы читали у нас краткий курс лекций по реставрации в качестве приглашённого профессора, а потом вели семинар. Я был на всех четырёх встречах.

— У вас — это в Пизе? — уточнил я. — Да, было дело... но Стефано сказал, что вы философ. Каким боком вас занесло на мой курс?

— Я изо всех сил пытаюсь усидеть на двух стульях, — ещё шире улыбнулся он, крепко пожимая мне руку. — Или даже на трёх... занимаюсь всяческой историей — философии, религии и архитектуры.

— И как сидится? — поинтересовался я. Занятный малый — неудивительно, что сыну он приглянулся. Стефано тоже бредил историей во всех её видах, и особенно всякими древностями.

— Ну... напряжённо, — признался Джанлука. — Зато интересно. Не сказать, чтобы прибыльно, но это уже другой вопрос. Пока аспирантство не кончилось, можно и потрафить своим настоящим пристрастиям, а там уж как сложится. Я так рад, что Стефано меня позвал — я и не думал, что у меня такой знаменитый сосед.

— О да, — с иронией заметила Розина. — Мауро у нас и впрямь широко известный в узких кругах. И любимец студентов всех мастей — вон, даже в Пизе его и то знают, оказывается.

— Поклёп, — хмыкнул я. — Из студентов тут только Симоне, что ты выдумываешь. Остальные меня боятся.

— Ну так и Бель твоя студентка — какая разница, что бывшая, — возразила Розина, подходя к нам и протягивая Джанлуке стакан с чем-то красно-оранжевым — то ли кампари, то ли аперолем. — И она-то уж точно тебя не боится, скорее очень даже наоборот, да и Симоне на страдальца не похож. Так что не пугай нашего соседа зазря.

Вот зараза. Как у неё получается вставлять всем шпильки, даже не замечая? Бель чуть не поперхнулась своим джин-тоником, но стоически взяла себя в руки.

— Не обращайте внимания, — небрежно заметил Сильвио, вроде бы обращаясь к Джанлуке, но глядя при этом на Бель. — Моя жена порою бывает ужасно завистлива. Это мимолётно и быстро проходит, но факт есть факт. Ей просто не даёт покоя мысль, что во времена её студенчества Мауро ещё не преподавал, и ей такого внимания не обломилось, поэтому ребятам от неё и достаётся. Правда же, дорогая — дело ведь в этом?

Розина сверкнула глазами на мужа, Бель благодарно улыбнулась, дети сдавленно захихикали.

— Сильвио, ты прекрасен! — заявил я и чокнулся с ним своим стаканом.

— Я знаю, — ухмыльнулся он краешком рта.

— Справились, да? — Розина притворно надулась и смахнула с ресниц несуществующую соринку. — Вдвоём, на одну женщину, как не стыдно... вон, даже дети смеются над матерью.

— Знаете, синьора, — неожиданно влез Джанлука, участливо понизив голос, — знаете, как историк, могу вас уверить — мужчины во все времена были такими грубыми и неотёсанными... прекрасным дамам постоянно от них доставалось. Но это вовсе не значит, что они вас не любят.

Ай да сосед. Я не выдержал и заржал в голос — впрочем, как и все остальные.

— Вы — мой рыцарь, Джанлука, — торжественно объявила Розина, отсмеявшись. — Только такие люди, как вы, и примиряют меня с суровой действительностью.

Тот шутовски поклонился, изобразив рукой какое-то замысловатое коленце, и все опять покатились со смеху.

Короче говоря, за стол все переместились уже в совершенно расслабленном состоянии, как бывает, когда в компании нет чужих, и не нужно никаких усилий для поддержания комфортной обстановки. Где-то внизу шумело море, за кустами надрывались цикады, еда была вкусной, а вино прохладным и освежающим.

— Ох, как же я облопалась, — выдохнула Кьяра, откидываясь на спинку стула. — Нинетта, а десерт будет?

— Ты же облопалась.

— Ты не понимаешь, — авторитетно заявила мне Бель. — Десерт — это другое. Он складывается в отдельное место, и помещается всегда.

— Вот именно! — кивнула моя дочь. — Бель знает, что говорит. Так будет?

— Будет, конечно, — отозвалась Нинетта. — Давай-ка, принцесса, помоги мне с посудой. Заодно и растрясёшь немножко.

— Я помогу! — вскинулась Бель.

— Сиди, девочка, не прыгай — вон ещё Аврора есть... отдыхай.

Бель посмотрела на меня, я прикрыл глаза — сиди, мол, всё в порядке. Нинетта отчего-то всегда очень жалела Бель, и неоднократно пыталась намылить мне шею, что я зря морочу девочке голову. "Сообразил бы уже наконец, что она не Розина, которую не переедешь, что бы не случилось. Бель не виновата, что пожиже тебя будет, с ней надо бережней... а ты как всегда — гнёшь своё, и хоть бы хны. Остолоп."

Может, и так — но уж какой есть. Что-то незаметно, что Бель это не устраивает. Но иногда я всё же вспоминал ту выволочку, и старался обращаться с ней аккуратнее.

На том конце стола Симоне увлечённо беседовал о чём-то с новым соседом, и Стефано тоже было явно интересно, но сидящий рядом Рикардо — брат Авроры — начал откровенно скучать. Стеф поколебался и ткнул его в бок — пошли?

— Пап, мы пойдём ко мне, побренчим?

— Ради бога.

Я тоже вылез из-за стола и сделал жест Розине — сигаретку? Она кивнула, долила себе вина и присоединилась ко мне — мы отошли подальше, чтобы не дымить остальным в нос.

— А девчонки запали на этого новенького, — заметила она, принимая от меня зажжённую сигарету и с удовольствием затягиваясь. — И Кьяра, и Аврора. Ну, Аврора-то понятно — она перья распускает на всё, что движется и что в штанах, это несерьёзно, просто рефлекс, ей бы со Стефом не оконфузиться. А Кьяра действительно заинтересована.

— Новое лицо, — пожал плечами я.

— Не скажи, — задумчиво протянула Розина. — Новое-то новое, но он и впрямь интересный. Умница, воспитанный, но не пресный — вон какую сценку сыграл вначале, и это не было ни плоским, ни неуместным. Студентик твой тоже потёк, кстати.

— Симоне? В смысле — потёк? — удивился я. — Они там чего-то про первые века христианства обсуждают, кажется. Это ж его тема почти — конечно, он завёлся.

— Во-первых — про митраизм, если точнее, я ближе сидела, а во-вторых — наивный ты, синьор профессор, — фыркнула Розина.

— Так тем более! — отозвался я. — Митраизм — как раз то, чем он занят и от чего у него просто крыша едет — он даже сюда припёрся раньше дня рожденья из-за очередной архивной бумажки, с этим связанной... погоди, почему наивный?

— Потому что крыша у него едет не только от митраизма, — терпеливо объяснила моя бывшая жена. — Джанлука ведь симпатичный, а твой Симоне, при всей очевидной чувствительности, отнюдь не падок на девочек. Допёр?

— Да ну брось, — отмахнулся я. — Что за ерунда, Розина. Тебе бы только скандальчик какой найти, что за манера, ей-богу.

— При чём тут скандальчик? — удивилась она. — На что мне этот твой Симоне сдался? Подумаешь, диковина. Мне наплевать, что там да как — я что вижу, то и говорю, а ты знаешь, что глаз у меня намётан.

Я только пожал плечами. Личная жизнь студентов меня всегда интересовала чуть меньше, чем никак, и Симоне не исключение — тем более что он никогда не отличался ничем вызывающим.

— Не помешаю? — я так удивился замечаниям моей бывшей жены, что и не заметил, как к нам подошёл Джанлука. — Просто я тоже курю, а за столом неудобно. Ужин, кстати, чудесный — так всё вкусно... я и не припомню, когда в гостях меня так потрясающе кормили. Какая у вас семья замечательная — я думал, таких уже и не бывает.

— Присоединяйтесь, — кивнул я. — Это всё наша Нинетта — если бы не она, то мы бы являли собой кучку легкомысленных раздолбаев, всё делающих кое-как.

— Это точно, — поддакнула Розина. — Можете мне не верить, но когда вот он, — она потыкала пальцем мне в плечо, — меня выгнал, то в первое время мне больше всего не хватало именно Нинетты. Я не успевала ни пожрать, ни прибраться, ни вообще организовать себе хоть что-то, похожее на нормальный режим.

— Он вас выгнал?! — Джанлука сделал большие глаза, застыв над горящей зажигалкой и даже забыв прикурить. — Он?!

Как ни странно, Розина сказала правду, хотя сейчас я уже сам с трудом в это верил.

— Брехня, — ухмыльнулся я. — Не верьте ей. Слухи о моём злодействе сильно преувеличены. Что же до Нинетты — да, она наше солнышко, весь дом на ней держится. Стефано и Кьяру она вырастила — из нас так себе родители, прямо скажем.

— Ну почему, ты как раз был вполне нормальным, — великодушно возразила моя бывшая жена. — И есть, собственно. Ну да Джанлуке это вряд ли интересно... а скажите — вот Стефано говорил, что вы книжку пишете. О чём?

— Ну, книжка — это сильно сказано, — чуть смутился сосед. — Хотя может и книжка получится... как пойдёт. Это очень странный стык всего... если в двух словах — про обряды инициации в древнем мире. Имеется в виду Греция и Рим, конечно, шире я не смогу — просто не владею темой. Про их связь с философией и религией, про формирование иерархии посредством этих самых посвящений — иерархии социальной, политической, духовной, какой хотите. Смысл, цели и задачи этих обрядов, их объяснение... как-то так.

— Амбициозно, — заметил я. — Может быть очень интересно... я не специалист, в отвлечённых понятиях не силён. Я практик, как вы знаете, но даже то, что мне известно посредством работы с памятниками, предполагает огромный пласт информации... вы не боитесь, что он вас просто расплющит?

— Боюсь, — улыбнулся Джанлука. — Но кто не пытается, тот не выигрывает. Вам ведь тоже, наверное, было страшно, когда вы начинали?

— Конечно, ещё как. Ну что же — здоровые амбиции вещь хорошая, — согласился я. — Кстати — Симоне, возможно, будет вам полезен, он прилично разбирается в митраизме, просто горит этим. Там полно всякого, что связано с посвящениями разного рода.

— Да, вы правы, — кивнул Джанлука. — Он меня поразил своей увлечённостью... прямо болен своим делом человек. Согласился помочь мне, за что ему большое спасибо.

— Болен — это вы верно отметили, — усмехнулся я. — Так что советую всё же делить его восторги и утверждения, его порою крепко заносит. Он всего год как у меня в группе, но я уже наслушался.

— Он разве реставратор?

— Теперь уже да, но изначально он археолог. Попал ко мне случайно, решил сменить кафедру, перевёлся на реставрацию и угодил в мою группу.

На самом деле, история, предшествующая попаданию Симоне ко мне, была жутковатой, но я не хотел вот так сразу делиться ею с фактически незнакомым человеком. Захочет — сам расскажет. То, что его увлечение порой попахивало истерией, было ясно как день, и по вполне понятной причине. Он в прямом смысле слова чуть не лишился жизни год назад.

Начиналось всё вполне безобидно. Мой коллега по Сапиенце, профессор и довольно известный археолог, получил разрешение от папской комиссии по священной археологии на исследования в одном из комплексов римских катакомб. В катакомбах копали постоянно, то тут, то там, и неисследованного всё равно оставалось достаточно — денег на это, как водится, было гораздо меньше, чем объектов потенциальных раскопок. Профессор сам нашёл спонсоров, договорился со всеми инстанциями, что само по себе было непросто, и, как часто бывало в таких случаях, привлёк к работам своих студентов — всех, кто захотел участвовать. Вызвались трое, среди них был и Симоне. Речь шла о продолжении исследования одного из крупных комплексов на старой аппиевой дороге — там было несколько ярусов, и сеть коридоров представляла собой запутанный лабиринт. Часть была раскопана и законсервирована давно, туда даже пускали туристов, однако оставалось немало участков, где работы ещё и не начинались. Задача была интересной, для студентов-археологов особенно, а уж о таких фанатиках всяческих античных древностей, как Симоне, и говорить нечего. Я знал о полученном разрешении от самого профессора — мы случайно пересеклись тогда в университете, и он поделился.

А спустя некоторое время произошла трагедия. Каким-то непонятным образом в одном из коридоров произошло неожиданное обрушение, похоронив под собой трёх человек — одного студента и двоих из рабочей бригады. Те двое погибли, а студент выбрался изрядно пострадавшим, но всё же живым — это и был Симоне.

Потом было длинное разбирательство, суды, и руководителя отстранили от работ — хорошо хоть не посадили — а сами работы, конечно, свернули. Само собой, проблем у него возникло изрядно, и в университете в том числе, — такие вещи всегда тяжело бьют по репутации, не говоря уж о том, что стоят немалых нервов. Не думаю, что в случившемся была его вина, скорее всего это была просто трагическая случайность, — на всех публичных слушаниях он клялся, что не сдвинулся ни на сантиметр в опасную сторону, и все нормы и правила соблюдались неукоснительно. Все фото и записи свидетельствовали о том, что он говорит правду, коллеги его дружно защищали, поэтому для него всё кончилось не так уж плохо — и всё равно это был серьёзный удар, ведь двое рабочих погибло, и никакими страховыми выплатами их было не вернуть. В результате он уволился из Сапиенцы и уехал из Рима — потом я слышал, что его взяли в один из университетов где-то на юге.

Замену на его место быстро нашли, а Симоне выписался из больницы и перевёлся на кафедру реставрации, где и попал под моё начало. Сперва ему было трудно — пришлось навёрстывать то, чему его не учили, но он был упёртым, вдумчивым и невероятно работящим — временами довольно назойливым, надо признать, но тем не менее вызывающим к себе уважение. Спустя некоторое время выяснилось, что он без ума от памятников, связанных с митраизмом, и я даже показывал ему кое-какие места, закрытые для общего посещения. В свободное время он рыскал в архивах, пытаясь найти наводки на ещё не найденные митреумы, мечтая однажды заняться этим всерьёз. Я изо всех сил удерживал его от самодеятельности — ещё не хватало, чтобы он опять куда-нибудь вляпался — но совсем остужать его пыл не спешил. В конце концов, именно такие безумцы весьма часто делают серьёзные открытия.

Симоне стал бывать у нас дома, и там подружился со Стефано — мой сын тоже был страстным поклонником всяких древних камней, и охотно слушал рассказы на эту тему. Потом они начали вместе лазить по всевозможным руинам — разрешённым к доступу, конечно, — и у них даже появилось нечто вроде соревнования по поиску новых интересных мест в окрестностях Рима. Поначалу я старался контролировать эту неумеренную прыть, но убедившись, что ничего опасного не происходит, расслабился. Стефано вообще был довольно разумным — насколько так можно сказать о красавце-акселерате с шилом в известном месте — он был способным, хорошо учился и умел ладить с людьми; при всём этом какая-то отсечка на совсем уж опасные глупости у него в голове имелась. Хотя на фоне Кьяры — вот уж кто был флегмой в кубе — Стефано, конечно, выглядел куда более шебутным, чем она.

Но всю эту длинную подноготную я новому соседу объяснять, конечно, не собирался.

— Десерт! — послышалось из-за стола.

— Пошли, — Розина поспешно потушила сигарету и встала с кушетки. — А то Нинетта обидится, что все разбежались.

Мы двинулись за ней.

Хотелось спросить Джанлуку о том, как он тут появился, и что вообще за история с этой закрытой много лет виллой, но я решил не торопить события. Судя по всему, он тут надолго — ещё успеется.

Абрикосовая кростата благоухала почище жасмина — пожалуй, Бель была права, что такой десерт невозможно проигнорировать, даже если совершенно сыт. Сильвио тянулся уже за третьим куском, и даже мальчишки снова вернулись к столу — спальня Стефа выходила на эту сторону, а мы так шумно выражали свои восторги, что они, видать, почуяли, что могут остаться без сладкого.

— Это разврат, — почти простонала Розина, отщипывая ещё один крохотный кусочек с общей тарелки.

— Не кроши, возьми нормальный кусок! — возмутилась Нинетта, но по голосу было слышно, что она вовсе не сердится.

— Не могу. Хочу — но уже некуда.

— Кофе все будут? — поинтересовался я, выбираясь из-за стола. Кофе я всегда приносил сам — почему-то у нас было так заведено, отец тоже так делал.

— Мауро, давайте я помогу, — предложил Симоне, но я отмахнулся.

Трапеза почти кончилась — народ лениво тянул кофе, неугомонная Нинетта гремела ка кухне посудой. Симоне и Бель поменялись местами — он подсел ко мне, чтобы наконец-то поделиться своими изысканиями, а она заговорила с Джанлукой.

— Понимаете, Мауро, я нашёл ещё одно указание о том, что примерно на этом месте во втором веке были казармы. В целом это не новость, но локация плавает, и на мой взгляд, вариантов расположения два. И я уверен, что...

На том конце стола у кого-то зазвонил телефон, и Симоне умолк на полуслове.

— Да, — с некоторым удивлением проговорил в трубку Джанлука. — Да, Джанлука Габбьяни — это я. А что случилось?

Все разом замолчали, беззастенчиво уставившись на него. По выражению его лица было очевидно — что-то не так.

— Хорошо, я приеду, — с сомнением проговорил он. — Не думаю, что это чем-то поможет, я плохо их знаю, имел дело в основном с их старшим. Но если вы говорите, что это необходимо... говорите адрес, я запомню.

— Что такое, Джанлука? — кажется, Бель первая успела с вопросом.

— Ерунда какая-то, — сосед выглядел озадаченным. — Это из полицейского участка звонили и просили приехать срочно. В баре на пляже случилась драка, в которой участвовали люди, что ремонтируют виллу... или возле бара, я не очень понял. Двум моим рабочим сильно досталось, одному так и вовсе жёстко — голову пробили, руку сломали... в общем, они в больнице. Их старший — ну, который прораб — уехал сегодня на несколько дней в Рим, и потому они назвали моё имя и телефон, я всей бригаде его дал на всякий случай. Надо ехать.

На пляже возле бара? Уж не последствия ли это той самой беседы с Бруно, свидетелем которой я невольно стал?

— О господи. Съездить с вами? — предложил я.

Джанлука замялся.

— Да нет, неудобно... спасибо, Мауро, я сам. Простите, что невольно подпортил вечер.

— Поезжай с парнем, — безапелляционно заявила незаметно подошедшая Нинетта, чувствительно ткнув меня в спину. — Чего ты спрашиваешь, сам, что ли, не понимаешь? Поезжай-поезжай, он тут без году неделя, а тебя все знают. А ты не спорь!

Это уже в сторону Джанлуки.

— Поехали, — поднялся на ноги я. — Не отказывайтесь, Нинетта права. Мало ли что там ещё выплывет...

— Мауро, не валяй дурака! Что за аштавакрасана у тебя — ноги выпрями уже наконец!

— Рита, ты изверг, — пропыхтел я, теряя равновесие и заваливаясь набок.

— Разговоры! — рявкнула Рита. — Трепаться силы есть, значит? Делал бы нормально — не было бы... ну давай, ещё раз. Дыши... да, теперь ноги... лодыжки втяни! баланс, да... Вот, другое дело, можешь же. Что с тобой такое сегодня, не понимаю.

— Спать хочу, — пожаловался я, выходя из позы. — Полночи скакал, сил нет.

— Вопросы задавать не буду, — усмехнулась Рита. — Высыпаться надо, зайчик... скакал он, видите ли. Ладно, хватит — давай перевёрнутые, и на сегодня довольно.

Я оттарабанил остаток программы, попрощался с Ритой и отключился. Всё-таки возможность заниматься онлайн — великая вещь. Теперь можно пойти поплавать и съесть что-нибудь более существенное, наконец.

— Вы закончили? — Бель выглянула на террасу — похоже, она совсем недавно проснулась.

— Да, только что. Пошли макнёмся? Надо будет сегодня ещё на почту успеть, подарок для Стефано забрать. Составишь компанию?

— Конечно, — Бель явно обрадовалась. — А когда твои родители приедут?

— Завтра, у матери сегодня лекция. Сегодня ждём только Марису с Джеком.

Мариса была старшей сестрой Розины и не пропускала ни одного семейного торжества. Я был бы не против — сама Мариса была мне даже симпатична — если бы не бесплатное приложение в виде её придурковатого мужа. Он таскался за нею повсюду, чем безмерно раздражал всех нас, но мы терпели, чтобы не обижать родственницу. Впрочем, Мариса всегда была первой в очереди, чтобы его подколоть; она делала это достаточно элегантно, чтобы до него не дошло, но зачем надо было вообще выходить замуж за такого откровенного дурака, мне было совершенно непонятно.

— Слушай, я всё хотела спросить — а почему он Джек? — полюбопытствовала Бель, натягивая купальник. — Он же вроде итальянец, нет?

— Идиот потому что. Конечно, итальянец, — он Джакомо на самом деле. У него бзик на Америке, спит и видит себя ковбоем... смотрит только голливудские фильмы, ездит только на американских рыдванах, которые в половине наших старых улиц застревают, шмотки выписывает оттуда коробками и откликается исключительно на Джека. Не спрашивай, что думает на эту тему сама Мариса — для меня это загадка.

— Мариса думает, что он красавчик, — уверенно заявила Бель. — Такого можно и потерпеть.

— Мда? — иронически хмыкнул я. — Ну может быть... мне этого не понять.

— Ох, не понять, — притворно вздохнув, согласилась Бель. — Это ж тебе не реставрация, тут стараться надо. Мозгами шевелить, опять же... перестань, щекотно! Куда... куда ты меня поволок?!

Я перехватил её поперёк талии, пристроил покрепче подмышкой, вышел из спальни и невозмутимо отправился вниз по лестнице. Бель потешно болтала ногами, вопила и пыталась вырваться.

— Будешь трепыхаться — уроню, — предупредил я. — Сама сказала — с мозгами у меня так себе... могу только вот так — пошло сцапать и уволочь в логово.

— Так логово там! Наверху!

— Тогда в грот. Может, я Посейдон какой, откуда ты знаешь. Не ёрзай, говорю — лестница же!

На площадке второго этажа мы столкнулись с Розиной — она выползла из своей комнаты в цветастом халате, с одного взгляда оценила происходящее и припечатала:

— Бардак.

— А ты думала, — согласился я, перехватил свою добычу поудобнее и продолжил путь. Бель была, в общем-то, не тяжёлой, но я бы не сказал, что тащить её таким образом было просто, однако сдаваться было поздно.

— Отпусти девочку! — крикнула мне в спину Нинетта, когда мы проходили по первому этажу, — Вот ты баран-то, а... с виду вроде взрослый, а ведёшь себя...

— Это тебе кажется, — не оборачиваясь, отозвался я, пиная входную дверь ногой и вываливаясь наружу.

Бель молотила меня по животу и задыхалась от смеха. Я честно доволок её до берега, сгрузил в шезлонг и рухнул рядом.

— Всё. Перекур.

— Слабак ты, а не Посейдон, — скорчила рожу эта нахальная мартышка и побежала в воду. — Давай уже, тут хорошо!

Ах слабак? Ну ладно...

Свой обычный маршрут я этим утром так и не сплавал, но побултыхались мы от души. Бель с визгом забиралась мне на плечи, я выбрасывал её с рук, потом уже сам нырял с кьяриного камня — короче говоря, выдал полный комплект подростковой дури. Жаль, детей не было — они бы повеселились.

— Фух, — пропыхтела Бель, вытрясая воду из уха. — Мне кажется, я даже изнутри теперь вся солёная... ну ты дал жару.

— Пошли, иначе я от голода тебя слопаю. Жрать хочется, сил нет... ты ведь тоже не завтракала, наверное.

Мы наскоро ополоснулись в садовом душе и отправились в дом. На обеденной террасе Нинетта собирала второй завтрак — впрочем, для большинства он был первым. Видимо, сегодня все дружно решили отоспаться.

— Мауро, так что там с полицией? — спросил Сильвио, сооружая огромный бутерброд с сыром. — Прости, мы тебя вчера не дождались.

— Правильно сделали, поздно же было. Да непонятно, что там да как... драка стандартная — все подвыпили, кто-то что-то ляпнул, другому не понравилось, ну и понеслось. Пострадали серьёзно только рабочие Джанлуки. Мне кажется, их задирали специально, чтобы накостылять как следует, но это ещё иди докажи. У Бруно была причина напакостить таким образом — он рассчитывал подкинуть сюда своих людей, чтоб они тоже заработали, а ему отказали. Но он был там во время драки, и все клянутся, что он их активно разнимал — ему даже глаз подбили в процессе. Не знаю, что решит полиция — двух самых рьяных драчунов загребли, конечно, но полагаю, спустят на тормозах. Ребята-то местные, один вообще кузен одного из полицейских.

— Неприятно, — покачал головой Сильвио.

— Неприятно, — согласился я. — Джанлука расстроился — во-первых, жаль, что ребят так покалечили, а во-вторых — работать-то кто будет? Их там трое всего осталось. Надеюсь, прораб у него толковый, решит проблему. Из местных-то теперь точно никого не набрать.

— Как бы остальных не тронули, — озабоченно проговорил Симоне. — Они же в том городке живут, да? Как его... Сан Феличе.

— Нет, прямо на вилле, — встрял Стефано. — Я был у Джанлуки, видел. Тоже удивился — неудобно же... дом пустой, нежилой совсем.

— Странно, — нахмурилась Бель. — Мауро, разве так делают? Ну должны же люди отдыхать нормально.

— Откуда мне знать — может, экономят. Хотя это дичь, конечно. Я тоже думал, что они ездят каждый день — две машины стоят, я видел. Просто думал, что начинают рано, чтоб не по жаре.

— Ладно, — Стефано сцапал яблоко, чмокнул в щёку Розину и на ходу бросил: — пойду к Джанлуке зайду, а потом на море. Аврора должна прийти скоро. Кьяра, идёшь?

— Угу, — пробубнила она, допивая какао и по обыкновению кося одним глазом в телефон. — Я только сразу на море.

— Я с вами, — вставил Симоне. — Возьмёте?

— Конечно.

— Мы с Бель на почту, — сообщил я. — Нинетта, давай список — небось на рынок надо для завтрашнего мероприятия.

— На рынок я поеду сама, — отмахнулась Нинетта. — Гуляйте.

— Возьми меня, — попросила её Розина. — Прошвырнусь с тобой заодно, чего так-то сидеть. Сильвио, ты купаться?

— Определённо, — кивнул тот. — Вчера не успел, уснул тут в тенёчке... пойду к детям в компанию.

Соседний городок, где находилась почта, был небольшим и снулым — тётка, поставленная выдавать посылки, с неудовольствием отлепилась от телефона, лениво отплыла в заднюю комнату и исчезла минимум на четверть часа. Судя по всему, шевелиться быстрее она в принципе не умела, потому что бланк заполняла с такой же черепашьей скоростью, а в сторону компьютера даже не повернулась. Электронный век? Новые технологии? Боже, да кому оно надо... Бель закатила глаза, уселась в углу и тоже уткнулась в телефон.

В конце концов, посылку мы всё-таки выцарапали. Неподъёмный четырёхтомник "Рим под ногами" был вожделенной мечтой Стефано последние полгода — крепкий переплёт, большой формат и куча полезной информации с картами, картинками и фото. Цена была тоже солидной, но сборник того стоил, кроме того — вполне тянул на полноценный подарок. Наверное, всё это можно было найти и в сети, но сын любил бумажные книжки.

Дел больше не было, а возвращаться сразу не захотелось. Мы доехали до крошечного исторического центра, стоящего на вершине горы, обошли несколько знакомых магазинов у площади, Бель зачем-то купила соломенную шляпу, я поболтал с хозяином винной лавки и выбрал несколько бутылок на завтра. Не то чтобы у меня не было запасов, но вино точно не пропадёт.

— Выпьем чего-нибудь?

— Давай.

Мы сели в кафе на самом краю обрыва — под нами уходили вниз узкие улицы, за ними золотилась полоска пляжа, а дальше синело море. Кубики льда тихонько трещали, разламываясь пополам, нос щекотали пузырьки содовой. Ленивый, обычный, но бесконечно упоительный день — один из многих таких в здешних краях.

— Ты никогда не жалел, что развёлся с Розиной?

Я поморщился. Что-то похожее она упрямо спрашивала всякий раз, когда моя бывшая жена появлялась в поле зрения.

— Бель, что за дурацкий вопрос. Ты уже должна была выучить, что я мало о чём жалею. Если мне что-то не нравится, я стараюсь это изменить — ровно настолько, чтобы результат меня устраивал больше, чем стартовые условия. Идеальных решений нет — как и идеальных людей. Стало ли мне лучше, чем было тогда, когда мы разводились — да, стало. Удовлетворена?

— Ну... ладно, допустим. Ведь вряд ли ты скажешь что-то ещё.

— Мне просто больше и нечего сказать, конструкция "что было бы, если" не для меня. Я не силён в сослагательных наклонениях. Есть то, что есть, вот и всё.

— "...и сказал Он, что это хорошо," — улыбнулась Бель. — Так?

— Конечно. Лучше объясни, на что тебе эта шляпа.

— Всю жизнь мечтала на отдыхе лежать в шезлонге с коктейлем, и именно в такой шляпе. Шезлонг и коктейль имеются, а подходящей шляпы не хватало — вот, я наконец нашла правильную.

— Ну раз так — поехали использовать обновку по назначению?

Бель смачно хрюкнула соломинкой, допивая остатки, и мы поехали обратно. Я прикидывал дни — завтра мы празднуем, послезавтра воскресенье, в понедельник у всех обычно глаза на затылке... да, вот во вторник можно будет сгонять в Рим. Может, даже заночевать, если предполагаемая мною проблема на объекте всё-таки имеется... ладно, там будет видно.

— А это ещё что такое? — недоумённый возглас Бель вернул меня к действительности. Мы уже подъезжали к дому — впереди маячил въезд в Летицию, ещё сто метров, и будет тупик с парковкой у наших ворот. Но возле соседской ограды стояло две полицейских машины.

Действительно — что это? Неужто какое-то продолжение вчерашнего инцидента?

— Может, Джанлуке помощь нужна? — неуверенно проговорила Бель.

— Давай сперва домой зайдём — может, там кто что слышал.

Задняя дверь была закрыта — видимо, Нинетта с Розиной ещё не вернулись. Мы обошли дом, чтобы войти с террасы — у двери курил один из давешних полицейских, что я видел ночью в участке.

— А, это вы. Добрый день, синьор Коста. А вы... — он вопросительно глянул на Бель.

— Синьора Изабелла Нери, моя ассистентка и гостья. Что происходит, уважаемый? — я сделал попытку войти, но он меня не пустил.

— Минутку, не спешите. Там сейчас мой коллега...

— Где мои дети?

— Внутри, с ними всё в порядке. Позвольте узнать — где вы были последние три часа?

— Что за допрос? — я начинал терять терпенье.

— Ну что вы, — дежурно улыбнулся он, — никакого допроса. Я всё объясню, а пока просто скажите, куда ездили.

— В Сан Феличе, на почте посылку забирали. У моего сына завтра день рожденья. Потом прогулялись у центральной площади, посидели в кафе. Что происходит, вы уже скажете, наконец?

— У вашего соседа случилось несчастье. Один из его рабочих погиб — упал со скалы и разбился насмерть. Его нашла девушка, Аврора Риццоне... она подруга вашего сына, насколько я понял. Они все сейчас в доме, с ними беседует мой коллега, лейтенант Росси.

— Погиб?!

— О господи!

Дверь приоткрыли изнутри, и к нам просочилась Кьяра, — наверное, увидала нас сквозь стекло.

— Папа!

— Тихо, милая. Что там у вас? — я пригладил её встрёпанные волосы и обернулся к полицейскому. — Могу я уже войти в собственный дом?

— Входите, — вздохнул он, зачем-то доставая блокнот. — Уточните — в какое кафе вы заходили?

— Ла Терацца, — бросил я через плечо и шагнул в дом. Буквально через мгновенье мне навстречу с лестницы ссыпался Стефано. Вид у него был испуганный.

— Папа!

— Где Аврора? Что...

— Аврора сейчас у меня в комнате, ей дали успокоительное, и с ней женщина из полиции. Она прям совсем не в себе, пап... А Симоне и Сильвио там, — он мотнул головой в сторону гостиной. — Ты уже всё знаешь, да?

— Без подробностей. Поверить не могу... А где Джанлука?

— У себя, наверное... я его не видел после всего... я позже всех на пляж пришёл. Там уже всё случилось...

— Благодарю за помощь, — услыхал я, входя в гостиную. Полицейский — видимо, тот самый упомянутый Росси — явно собирался уходить, но тут увидел меня. — Добрый день, синьор...

— Мауро Коста, хозяин дома, — перебил я его. — Я уже всё рассказал вашему коллеге снаружи. Если вы закончили, то я предпочёл бы немного отдохнуть — и мои друзья, несомненно, тоже.

— Да, конечно. Я понимаю. Наша сотрудница пока останется с девушкой — ей вызвали врача. Синьор Гварди сказал, что вы позаботитесь о ней.

— Безусловно.

Они наконец-то убрались, и я плюхнулся в кресло напротив Сильвио. Бель увела Кьяру наверх, Симоне ходил туда-сюда — его заметно потряхивало. Сильвио же был совершенно спокоен — с его жизнью и опытом он многого насмотрелся, так что неудивительно.

— Готов меня послушать? — поинтересовался он.

— Ещё как. Полицию ты вызвал?

— Я. Когда девочку немножко в себя привели — сперва было не до чего, кроме неё.

— Где она нашла этого... ну, рабочего?

— На дорожке вдоль моря. С той стороны мыса, прямо под обрывом, на котором стоит Летиция. Кстати, ты знаешь... — Сильвио задумчиво почесал бровь, — до меня только сегодня дошло, что эта Летиция уж больно странно стоит.

— В смысле? Я вообще ни разу на ней не был. И сам дом толком не видно от нас — горка скальная закрывает. Просматривается только сад и кусок верхнего этажа с крышей.

— Я понимаю, что ты не интересовался... тем более — она закрыта всё время была. Но сам посуди, ты же архитектор. Много ты видел вилл, стоящих у самого берега, и не имеющих ни одного спуска на пляж? Дорожка по берегу есть, спуск к воде от следующей виллы — тоже. По идее, они должны были бы делить соседнюю бухту, но нет — с Летиции туда никак не попасть. Разве что вот таким способом, как этот несчастный парень, — вниз головой.

Симоне передёрнуло, он шумно вздохнул. Сильвио мельком глянул на него и сочувственно покачал головой. Я вопросительно поднял брови.

— Это он нашёл Аврору. Там, под скалой — услышал, как она кричала, — вполголоса объяснил мне Сильвио, и опять повернулся к парню. — Симоне, может, вам всё же пойти прилечь?

— Нет-нет, я... нормально, — нервно отозвался тот и рухнул в кресло, зажав ладони между коленями. — Мауро, вам же тоже надо знать, как всё было, да? Я расскажу.

— Пусть Сильвио расскажет, а вы просто поправите, если он что-то упустит, — предложил я. — Налить вам пока что-нибудь?

— Нет... да, наверное. Не знаю.

— Успокойтесь.

Я плеснул в стакан виски, кинул пару кусочков льда — он сделал жадный глоток и чуть не поперхнулся.

— Успокойтесь. Я понимаю — вам досталось.

Я сел обратно и сделал жест Сильвио — давай, я слушаю.

Вдоль побережья действительно шла тропинка, соединяющая всю цепочку наших маленьких бухт. Начиналась она от городка с противоположной от Сан Феличе стороны мыса — он был совсем уж маленьким, скорее деревня, а не город, — а кончалась в следующей бухте за нами. Там уже не было никакого жилья, и никакой дороги поверху тоже. Попасть туда можно было только пешком по этой тропинке. Обычно там вставали на яхтах — тот заливчик был глубоким и очень красивым. Кажется, и сейчас там кто-то был — по крайней мере, вчера я видел парус с нашей террасы.

Аврора жила в этой деревне — её сестра с мужем держали там недорогой пансион, уж больно хорош был пляж с той стороны — даже лучше, чем в Сан Феличе. Попасть оттуда к нам можно было либо поверху — на машине или мопеде, сделав гигантский крюк через национальный парк, — или вот так, пешком по тропинке, что было гораздо ближе. Пройти по ней можно было только засветло — риск переломать ноги в потёмках был слишком велик. Аврора всегда приходила этим путём, а вечером её отвозили на мопеде или Стефано, или её брат Рикардо. Видимо, сегодня она, как и обычно, шла к нам пешком вдоль моря — во всяком случае, судя по словам Сильвио, Симоне услышал крик и нашёл её именно там, в соседней бухте, под уступом скалы, где стояла Летиция. Ну а потом притащил девочку к нам в бухту и рассказал про упавшего человека.

— Погодите, — перебил его я. — Как от нас можно что-то услышать? Там же мыс, хоть и небольшой — звук уходит.

— Мы с Кьярой ныряли, — Симоне почти допил виски и немножко отмяк. Во всяком случае, руки уже не дрожали, и он смог говорить почти как обычно — речь звучала куда более внятно, чем четверть часа назад. — Ну, с её камня. Я видел, как синьор Сильвио пришёл на пляж вслед за нами. Кьяра прыгнула... мы по очереди прыгали, я не очень хорошо ныряю, она взялась меня научить... был всплеск, и сразу будто крик. Я испугался — думал, это Кьяра обо что-то ударилась, но она вынырнула совершенно целая и поплыла к берегу — как раз синьор Сильвио купаться пошёл, и она к нему поплыла навстречу. Я ещё подумал — странно, явно же кто-то кричал... а потом опять, и ещё громче... ну, я прыгнул, только в другую сторону, чтобы заплыть за мыс и посмотреть — вроде звук шёл оттуда. И увидел Аврору. Она странно себя вела, металась, потом вдруг на колени грохнулась... а там кругом камни острые, больно же. Я кое-как выбрался на дорожку — хоть было и неудобно, течение, — но уж очень она меня напугала. Подбежал к ней, а там... ну, парень этот. Ужас, переломанный весь и мёртвый.. шея набок. Наверное, случайно упал, перила не выдержали, что ли... или оступился... а может, из окна — они же ремонт делали...

Он зажмурился, и его снова заколотило ознобом.

— Довольно, — прервал я. — Довольно, Симоне, хватит. Сильвио прав — идите прилягте, надо отдохнуть. Врач приедет — к вам тоже заглянет. Стеф!

Сын ошивался с той стороны стеклянных дверей на террасу — зайти внутрь не решался, но явно всё слышал.

— Да, пап, я тут.

— Симоне проводи к нему в комнату. И посиди с ним, хорошо?

— Конечно.

Они ушли, и я опять повернулся к Сильвио.

— Ну и теперь надо сделать как-то так, чтобы не слишком напугать Нинетту и Розину, когда они вернутся.

— Угу, — кивнул он. — И Марису с её муженьком, кстати.

О господи, я совсем забыл. Ещё же эти сегодня припрутся... а завтра у Стефано день рожденья, и мои родители тоже приедут... и есть ещё Джанлука, между прочим. Жалко парня — ему-то вообще хуже всех, прямо мор какой-то с его бригадой случился. Ладно, попробуем разобраться со всем по порядку.

Сперва дождёмся врача, убедимся, что с Авророй всё нормально, потом надо будет отправить её домой... и сестре её позвонить — лучше всего, если она приедет сама. Я набрал номер, вкратце изложил суть, терпеливо переждал бурную реакцию и твёрдо заверил, что девочку не бросят и сразу же дадут знать, когда её можно будет забрать домой.

Так, с этим всё.

В гостиную спустились Кьяра и Бель.

— Ну как ты? — поинтересовался я у дочери. Она пожала плечами.

— Да нормально, па, мне-то что сделается. Поначалу напугались все, а сейчас-то что... я вот думаю — может, к Джанлуке сходить? Давай мы с Бель сходим, хоть узнаем, как он там.

Дочка была как всегда — первый испуг прошёл, и характер всплыл на поверхность. Вот уж кого ничем не проймёшь.

— А и давайте, — кивнул я. — Вдруг помочь чем надо, мало ли.

Они ушли, и ещё какое-то время в доме было тихо. А потом послышался шум с кухни.

— Мы вернулись! — прокричали оттуда, и спустя минуту Розина показалась на пороге гостиной. — И Марису с Джеком встретили по дороге, они паркуются, вечно их транспорт никуда не влезает... эй, что с вами? Вы чего кислые такие?

Решив избавить Сильвио от необходимости повторять всё ещё раз, я в двух словах описал ситуацию, не напирая на подробности. Реакция Розины была примечательной, но ожидаемой — сперва она охнула, зажав рот ладонью, но очень быстро журналист победил, и она набросилась на меня с миллионом вопросов.

— Розина, остынь! — осадил её Сильвио. — Нечего истерию раздувать, ты не на работе. И вообще — смею напомнить, что даже если бы и была, то ты не репортёр криминальной хроники. Или я что-то пропустил?

И снова она сверкнула глазами, но послушалась. Да, у меня так почти никогда не получалось.

— Эх, бедняга парень, — вздохнула тихо подошедшая Нинетта. — И кому так его ремонт помешал... ну ладно, встречайте гостей-то своих. Розина, комната для них готова — та, что напротив вашей. Покажешь?

Остаток дня прошёл суетно. К счастью, Марису и Джека взяла на себя Розина, и хотя бы с ними обсуждать произошедшее не пришлось. Приезжал врач, потом примчалась Карла — старшая сестра Авроры, потом девчонки привели к нам Джанлуку — Бель сказала, что сперва он категорически отказывался, но потом всё же сдался. Потом мы кое-как загнали всех ужинать, быстро слопали то, что поставила на стол Нинетта, и расползлись по углам — кто в гостиную, кто на террасу, а кто и вовсе в свою комнату.

— Пойду я, наверное. Спасибо вам, Мауро, — Джанлука вид имел довольно бледный и несколько растерянный. Он явно не понимал, как быть дальше — и с полицией, и с продолжением работ.

— Да погодите, куда вы так торопитесь. Хотите ещё кофе?

— Ну... пожалуй, не откажусь.

Я принёс ещё кофе, по дороге прихватил фернет с рюмками, и мы устроились на креслах в дальнем углу террасы.

— Что думаете делать с ремонтом? Что говорит ваш прораб?

— Он ещё не вернулся. Я звонил ему, рассказал о несчастье, и он как-то странно среагировал — как будто бы разозлился.

— Разозлился? — удивлённо переспросил я. — Вы-то тут при чём?

— Не на меня, — качнул головой сосед. — Непонятно; то ли на кого-то другого, то ли на ситуацию в целом... не знаю. Знаете, как бывает — когда всё идёт кувырком, и ты досадуешь просто от того, что не на ком сорваться.

— А кому вообще принадлежит идея с приведением виллы в порядок? Простите, если я лезу не в своё дело — не отвечайте, всё нормально. Просто я живу тут семь лет, и ни разу никого там не видел — никого, кроме приходящего садовника, который немножко приводил в порядок территорию. И даже когда покупал этот дом, прежний хозяин обмолвился, что соседей нет много лет — во всяком случае, он их даже в лицо не знает, не то что по имени.

— Да что вы, никакого секрета нет, — махнул рукой Джанлука. — С удовольствием расскажу, если вам интересно. Этот дом принадлежит моей бабушке, достался по наследству, но она ни разу здесь не была. Последним, кто сюда приезжал из семьи, был её отец, да и то всего раз или два — просто проверить, что дом цел. Вы же знаете, что здесь было во вторую мировую... на всём побережье высадка союзников, могло случиться что угодно. Он приезжал сразу после войны, проверил и всё — жить не жил, насколько мне известно. Он его не любил — говорят, что его мать сошла здесь с ума. Не знаю, так ли это, но умерла она действительно в психлечебнице. Думаю, он бы его продал, если б мог — но там заморочка с документами, и продать его невозможно.

— Как это?

— Ну понимаете... я не юрист, но как мне объяснили, суть в том, что по всем бумагам вилла построена в самом начале десятых годов прошлого века, принадлежит некоей синьоре Танелли и, соответственно, её потомкам. Эта самая синьора Танелли и есть та дама, что умерла в психушке. Но ещё до того, как туда попасть, она сменила фамилию, и бумаги о собственности подписаны её новой фамилией — Дзанетти. В одной бумаге — две разных фамилии, понимаете? А вот документов о смене фамилии, которые бы подтверждали, что это одно и то же лицо, нет. И других наследников, кто претендовал бы на дом, тоже нет — во всяком случае, о существовании каких-то других Танелли мы ничего не знаем. У той синьоры были сын и дочь, и они тоже Дзанетти, а никакие не Танелли. Во всех реестрах дом числится частной собственностью, никто на него не покушается, и прямое родство с той первой Дзанетти-Танелли нам подтвердить удалось. Но та первая бумага всё портит, потому что оформлена с нарушением.

— Глупость какая-то.

— Да, дичь полная, но что поделать. Может, и есть какое-то решение, но я его не знаю, и никто из родичей тоже. Короче говоря, бабушка решила, что раз его нельзя продать, то нужно хотя бы привести в порядок и сдавать на лето. Ну и попросила заняться этим меня — всё равно он впоследствии мне достанется. Деньги на ремонт у неё есть, она дама небедная... просто с причудами, но это уже неважно. Поскольку я вообще мало с ней виделся, то и не ждал никакого наследства... а тут вдруг вот, получи. Оказывается, есть этот дом, а я и не знал. Причём она сказала так — ты его ремонтируешь, денег я дам, а если удастся его сдать, то прибылью я с тобой поделюсь. Не то чтобы я в это поверил, но она всё-таки моя бабушка, хоть и знать меня толком не знает... да и в возрасте она уже, сама точно с ремонтом не справится. А если всё получится, и она сделает, как обещала, то вообще красота, лишних денег у меня нет. Я подумал и согласился.

— Вот это история, — хмыкнул я. — А говорите — никакого секрета. Да тут всё один сплошной секрет, куда не повернись.

— Ну тоже верно... только спросить уже не у кого. Мама умерла давно, а бабушка вряд ли станет со мной откровенничать — уж больно она отца моего не любит. Одно то, что она вообще обо мне вспомнила, для меня удивительно.

Он помолчал, повертел в руках пустую рюмку и поднял глаза.

— Как вы думаете, Мауро, получится что-то с ремонтом? Я просто не знаю, за что хвататься. Я надеялся на прораба, но последний разговор меня здорово расстроил. Вдруг он откажется?

— А откуда он вообще взялся, прораб этот?

— Так бабушка прислала. Он ей квартиру делал, и она настояла, что только он и никто другой. Я и не спорил, собственно — я вообще в этом не смыслю.

Дела. Да, влип парень. Видно, что ему эта афера с ремонтом не по душе, но и деньги возможные упустить боится.

— Вот что, Джанлука, — проговорил я. — Давайте так — завтра мы отметим день рожденья Стефано... ну, по крайней мере постараемся не испортить сыну праздник, насколько это возможно, а послезавтра сходим с вами вместе и глянем на виллу вашу. Может, я и смогу кой-чего подсказать.

Стефано сплясал какой-то папуасский танец вокруг сложенных в кучу подарков и полез их рассматривать. Это тоже было традицией — мы не ждали до вечера, а просто приносили подарки в гостиную, складывая их горкой на столик или прямо посреди комнаты, будто под ёлкой на Рождество. И только когда всё было уложено, в комнату запускали именинника.

— Ну вообще... — причитал сын, не зная, за что схватиться первым. — Ну вы даёте все... и с чего начинать?

Победил самый крупный предмет, в котором однозначно угадывались очертания гитары. Стеф повернулся к моим родителям.

— Ба, ну это ты, конечно, да?

— Нет, это вот он, — улыбнулась моя мать, указывая на отца. — Я только подала идею.

Отец ничего не сказал, только чуть кивнул и улыбнулся совершенно такой же улыбкой — за многие совместные годы их мимика стала на удивленье схожей, несмотря на различия в темпераментах и внешности. Наверное, только прожив вместе так долго, можно вырастить в себе такую созвучность. Впрочем, одёрнул я себя, это всё мои домыслы — мне самому это точно не проверить.

Сын развернул свёрток и издал восхищённый вопль.

— "Мартин"! Это "Мартин"! Дед, ну ты даёшь...

— Какой смысл покупать барахло, — пожал плечами отец, не переставая улыбаться. — Я не знаток, пришлось поизучать рынок немножко... самой адекватной мне показалась эта. Как было сказано в описании — "гитары "Мартин" известны своим богатым и винтажным звучанием и обеспечивают мощный тон с поразительными низкими частотами, но идеальным балансом". Понятно, что для меня это китайская грамота, но звучит солидно.

— Любая настоящая американская вещь — это солидно, — авторитетно заявил Джек, указывая на этикетку.

— Само собой, ты же у нас эксперт по этой части, — немедленно добавила Мариса. — Вы, Бальдассаре, в следующий раз не стесняйтесь — сразу Джеку звоните, если что выбрать надо. Время сэкономите точно... насчёт денег, правда, не уверена.

Все дружно ухмыльнулись — разумеется, кроме Джека. Розина, сидящая у него за спиной, закатила глаза и выразительно помахала ладонью у шеи — мол, как же ты достал...

— Конечно, — на полном серьёзе кивнул этот болван, — не стесняйтесь, я с удовольствием помогу. Совершенно согласен — барахло покупать бессмысленно.

— Благодарю, — как ни в чём ни бывало, отозвался отец. — Если что — то непременно.

Они приехали даже раньше, чем я ждал — отец привык очень рано вставать, а мать весьма лихо водила, потому им удалось добраться до нас уже к полудню, как раз ко второму завтраку. После расслабленного поглощения нинеттиных разносолов все наконец переместились поближе к подаркам — и Стефано, конечно, изнывал от нетерпения больше всех.

На моих книжках он тоже изрядно завис — просто не смог сразу выпустить из рук, не разглядев, и я с удовольствием отметил, что выбор оказался удачным. Потом дошла очередь и до всего остального: сын одобрительно цокнул языком на какую-то неизвестную мне штуку для сёрфа, подобранную понимающей в этом Бель; искренне, но довольно спокойно порадовался новому телефону — подарку Розины и Сильвио; не без иронии, но всё же прилично отреагировал на кричащие ковбойские сапоги — несомненно, выбранные Джеком, — и от души восхитился нескольким смешным футболкам от Авроры и Кьяры — девчонки заказали их заранее специально к случаю. Нинетта подарила билет на какой-то концерт — причём, судя по изумлению сына, этого исполнителя он знал и любил, и к классике это не имело никакого касательства, то есть по части внимания к близким она опять дала всем сто очков вперёд — мне, во всяком случае, это имя ничего не говорило. Оставался один свёрток — плоский, довольно большой и тяжёлый, и его привёз Симоне.

— Осторожней, не расколоти, — предупредил он, как только Стеф, пыхтя, подтянул его поближе.

Это оказался массивный короб с фрагментом мозаики, искусно выполненной в римской традиции века второго-третьего — монохромное изображение факела, короны и хлыста. Симоне и тут оказался верен своему увлечению — копия изображала один из наборов ритуальных предметов митраизма.

— Ух ты, — заворожённо выдохнул Стефано, проводя ладонью по поверхности. — Надо же... прямо как в митреумах, где мы были. Очень похоже.

— Я хотел ступень воина, — извиняющимся тоном объяснил Симоне, — но потом подумал, что это не так и важно... зато сам рисунок красивый.

— Пап, посмотри! — обернулся ко мне Стеф. — Настоящая мозаика!

— Очень качественная копия, — кивнул я. — Даже состарена грамотно... кто вам её делал, Симоне?

— Да есть у меня один знакомый художник-реставратор... он работал раньше в Риме, но сейчас перебрался в Неаполь, в Риме редко бывает. Я пару раз помог ему с архивами, и он захотел отдариться. Я было отказался, но потом подумал — почему нет? И попросил сделать для меня эту копию — давно, зимой ещё... ну как, Стеф, нравится?

— Очень! — воскликнул сын. — Спасибо! Ну у меня и подарки в этом году... на все случаи жизни прямо.

Он откровенно сиял — в том, что мы ему угодили, можно было не сомневаться.

День пролетал беззаботно — в основном все ошивались у воды, поглощая фрукты и всяческую жидкость. Обедать всерьёз никто не стал — предусмотрительно готовились к ужину, затеянному Нинеттой с угрожающим размахом.

— По-моему, мы лопнем, если съедим всё, что там готовится, — заметила мать, выходя из кухни. — Я уже отвыкла от нинеттиного разнообразия... как тебе удаётся не растолстеть, Мауро?

— Нечеловеческими усилиями, мам, — хмыкнул я. — Стараюсь шевелиться побольше. Не отказываться же от еды — тем более такой. Ты что же, отца не кормишь? Он вон как похудел с зимы.

— Его не покормишь, как же, — усмехнулась мать. — Нинетты у нас, правда, нет, но Джованна вполне справляется с нашими аппетитами... ну и я всё-таки готовить люблю, ты же знаешь. Отец просто за себя взялся, тоже шевелится... пешком много ходит, на велосипеде гоняет по выходным. Я сперва хихикала, думала, что его надолго не хватит, ан нет — упирается изо всех сил, даже когда погода так себе. Результат ты видишь, да и давление выровнялось, не скачет так, как бывало.

— Молодец какой.

— Да, — кивнула мать. — Он молодец. И не скажешь, что семьдесят в этом году. Ты, кстати, приедешь?

— Ну куда ж я денусь. Конечно.

— С Бель? — хитро прищурилась мать.

— Это важно? — поинтересовался я. Местами она неуловимо напоминала мне Розину — вроде ничего не спросила такого особенного, а намёки всплывали один жирней другого.

— Отстань от него, Паола, — отец вырулил из кухни, поспешно дожёвывая какой-то втихаря украденный кусок. — Большой мальчик же, что ты привязалась? И Бель очень приятная барышня, кстати.

— Приятная, — вздохнула мать. — Только у неё кишка тонка против вот этого типа... ладно, молчу. Всё равно же не послушаете.

Да что они, сговорились? Сперва Нинетта, потом мать... неужто я выгляжу таким неуёмным деспотом?

— Не послушаем, — согласился отец. — И вообще, это не нашего с тобой ума дело. Пошли к морю лучше, чего в доме сидеть. Я предлагал Нинетте помощь, но она так на меня посмотрела, будто у меня вторая голова отросла.

Мать хихикнула и позволила себя увести, а я в очередной раз отметил, до чего же они похожи с Розиной и Сильвио. Отточенная годами абсолютная гармония, царившая между моими родителями, включала в себя и перепалки тоже, но они никогда не были разрушительными, никогда не выходили за рамки игры. Розина, и без того всегда напоминавшая мою мать, вдоволь нагляделась на них, когда мы ещё были вместе, и, как стало понятно позже, искала подобного — и в результате нашла. Вот только я не очень вписывался в эту её формулу, и оттого теперь каждый имеет то, что имеет.

Ну и слава богу.

Во всяком случае, я давно изжил в себе то баранье упрямство и обиду, которые и заставили меня выгнать её из своей жизни — ну, или мне так казалось. Однако приходилось признать — если бы можно было вернуть всё вспять, я всё равно поступил бы так же. Я всегда отличался долготерпеньем — о, я был просто чемпионом по этой части, но уж если кому-то удавалось меня допечь, я взрывался с такой силой, что обратной дороги не было. Прощать — не в мелочах, а по-крупному — я не умел никогда. И учиться этому не собирался. Подозреваю, что именно из-за этого мне и доставалось и от матери, и от Нинетты.

— Мауро, а куда мы денем мебель с террасы?

Чего? Мебель? Какую мебель?

— Мауро, ты слышишь? — взмокшая Бель сдула со лба прилипшую прядь волос и деловито огляделась. — Можно по углам раздвинуть, конечно, но надо подумать, как лучше, чтоб сидеть тоже было удобно.

Ах да, я и забыл, вечером планировались танцы. Это был любимый пункт программы у моих детей — они были не прочь подрыгаться сами, но больше всего любили, когда это делали взрослые, и потому лишить их такого удовольствия в день рожденья Стефано было невозможно. Надо сказать, старались мы от души, и этот цирк все потом дружно вспоминали недели две с неизменным восторгом.

Ну мебель так мебель. С этим справиться куда проще, чем с неожиданными дурацкими рефлексиями.

Стефано и Кьяра были призваны в помощь, и мы довольно быстро растащили все кресла и кушетки так, чтобы они не мешали. До ужина оставалось время, и я поднялся к себе — принять душ, передохнуть и переодеться. Пожалуй, можно даже вздремнуть полчасика... или часик. Я завалился на кровать, закрыл глаза и очнулся от того, что мне настойчиво щекотали кончик носа.

— Вставай.

— Ммм...

— Не ммм, а вставай. Ну Мауро, скоро все соберутся уже, а ты тут дрыхнешь. Неудобно.

Я с усилием потёр лицо и открыл глаза. Бель сидела на корточках у кровати, разглядывая меня в упор, и была уже переодетой к ужину.

— Который час?

— Семь почти. Ты всё проспал.

— О господи... ладно, я сейчас мигом в душ, и пойдём вниз.

— Какую рубашку тебе достать?

— Не надо, я сам. Погоди, пять минут буквально.

Как я ни спешил, мы всё же явились последними, даже Джанлука уже пришёл — они сидели с моим отцом под нашим безумным жасмином и о чём-то увлечённо беседовали. Дети помогали Нинетте с сервировкой — я отметил, что Аврора и Рикардо тоже здесь. Хорошо, что Аврора всё же пришла, Стефано не был уверен, что её отпустят после вчерашнего инцидента, и даже просил меня позвонить Карле с просьбой. К счастью, её отпустили; она приехала вместе с братом, и, хоть и выглядела излишне тихой против обычного, Стеф был явно доволен её компанией.

— Ну наконец-то, — проворчала Нинетта, увидев меня. — У сына праздник, а ты неизвестно чем занят.

— Я уснул. Что, кто-то уже помер с голоду?

— Совести у тебя нет, — буркнула она, грохнув об стол блюдом с закусками. — Вино где? Всё я должна выбирать, да? Хорошо, синьор Бальдассаре помог в твоих закромах разобраться...

— Не ворчи, — я обнял её на минутку и чмокнул в висок. — Сама сказала — праздник сегодня.

— Подхалим ты, — чуть смягчилась она, ткнувшись лбом мне в плечо. — И чего все девки тебя так любят...

— А он обаятельный, — объяснила проходящая мимо Розина. — И болтает складно. Что ещё нам, девкам, надо, сама посуди... уши развесили и сидим, млеем.

— Ага, ты особенно горазда по части сомлеть от чьей-то болтовни, — не удержался я. — Расскажи кому другому, а не нам с Нинеттой. Ладно, давайте садиться уже. Стеф! Давай, зови всех, садимся.

Застолье вышло на славу, Нинетта недаром проторчала на кухне весь день. Было шумно; все говорили наперебой, шутки и пожелания сыпались со всех сторон, Стефано то краснел от смущения, то хохотал, то благодарил всех по очереди — короче говоря, получился один из тех семейных праздников, которые не запоминаются деталями, но навсегда остаются в памяти самым главным — ощущением стоящей перед тобой огромной, щедрой чаши счастья, не имеющей дна. Мне самому ужасно нравилось это чувство, и наверное именно поэтому я был так рад, что и дети искренне обожают подобные застолья, не стремясь улизнуть из дома в такие дни.

— Розина, а хорош у тебя сынок-то вырос, правда? — подмигнула сестре Мариса. — Приятно не только посмотреть, но и послушать.

— Хорош, — согласилась Розина. — Только это он у Мауро вырос, я тут краем. Но мне всё равно приятно.

— Мам, ну перестань! — вклинился именинник. — Краем, боком... чего ты всё время отмахиваешься. У меня классная мама, все это знают. Самая лучшая! Правда, пап?

— Конечно. Как думаешь, завёл бы я шашни с кем попало? — отозвался я, салютуя ему своим бокалом. — Будь здоров! Ты лучший, Стеф, и ты прав — мама у тебя тоже лучшая, хоть и вредная бывает иногда.

— Я вредная?! — возмутилась Розина, перекрикивая всеобщий смех. — Да я почти ангел... местами, правда.

— Какими местами? — поинтересовался Сильвио.

— Лучшими!

— Ааа! Ну да, раз лучшими... тогда я не буду уточнять, что у тебя лучшее. Мауро вон и так знает, а остальным не обязательно.

И опять взрыв хохота — вроде бы и шутка нехитрая, но не смеяться невозможно, до того комично всё это звучит. А может, дело в общем настрое — вон, даже Джанлука смеётся так легко и без стеснения, будто знаком со всеми давным-давно.

Ну а потом все окончательно пустились вразнос — начались танцы. Поначалу это выглядело до невозможности нелепо, что немудрено после такого количества съеденного, но те, кто был закалён долгой жизнью под одной крышей с Нинеттой, были опытными бойцами, и мало-помалу дело пошло. Изящества в наших потугах не наблюдалось, но зато было весело; я вытащил за собой Нинетту, Сильвио подцепил мою мать, Стефано скакал вокруг Марисы, пока она не сдалась, Джек вертел вокруг себя сразу двоих девок — Аврору и Бель. Кьяра поначалу отнекивалась, но всё же снизошла до Джанлуки, а Симоне отважился пригласить Розину. Гвалт стоял страшный — по-моему, даже музыки слышно не было; я лишний раз порадовался, что дом стоит на отшибе, и никаких соседей поблизости не имеется.

— Я должен тебе подарок! — пролетая мимо Стефано, проорал Джанлука. — Чуть позже, хорошо? Я уже заказал!

— Ерунда, забей! У меня их и так навалом! — отозвался сын, изо всех сил стараясь не оттоптать ноги своей партнёрше. — Хочешь, покажу?

— Конечно!

Пары менялись, кто-то отползал передохнуть и выпить, чтобы потом опять не удержаться и выскочить на импровизированный танцпол.

— Мауро, лёд кончился! — помахав пустым ведёрком, крикнул мой отец. — Принесёшь?

Я подцепил пустую посудину и отправился в кухню — Нинетта, обмахиваясь веером, восседала на кушетке и болтала с Розиной, и дёргать её было бы свинством. А по дороге наткнулся в гостиной на Стефа и Джанлуку — сын демонстрировал подарки, как и было обещано.

— Какая интересная мозаика, — Джанлука бережно гладил ладонью поверхность. — Это Симоне подарил, да? Классная штука... я не большой знаток, но работа выглядит очень качественной.

— Так и есть, — мимоходом бросил я. — Очень грамотно копия сделана.

— Вы тоже так считаете? — вскинул голову он. — Удивительно, да? Ничуть не хуже тех старых копий, что я раньше встречал.

— А ты раньше встречал копии мозаик? — полюбопытствовал сын. — Где? В музее?

— В музее само собой, но и у антикваров попадаются неплохие копии, — пояснил Джанлука. — Я люблю антикварные лавки... плюс у бабушки большая коллекция таких штук. Я обратил внимание, когда был у неё месяц назад — раньше-то не доводилось. Есть прямо ну в точности как эта, в одном стиле, только изображение другое. Но у неё старые копии, им лет сто, наверное. Наследство. А твоя выглядит ничуть не хуже.

Я невольно притормозил — мне стало интересно.

— Ваша бабушка, выходит, коллекционер?

— Нет, — замялся сосед. — Ну не то чтобы... я не знаю, если честно. Я вообще её плохо знаю, я вам говорил, кажется... но она странная. И характер тяжёлый, и вообще... у неё огромная квартира в Риме, и она просто набита подобными вещами, ногу не поставить, как в лавке. Сразу и не поймёшь, то ли антиквариат, то ли копии, то ли просто старьё. Кто всё это собирал, я тоже не знаю, но вид у него такой, будто оно там лежало всегда... и у неё пунктик на этом барахле, она с трудом кого-то впускает — всё твердит, что кругом ворьё, которое спит и видит, как бы её пристукнуть и обнести. Но мне кажется, что она потихоньку продаёт часть вещей — иначе откуда деньги, а они у неё есть. Не исключаю, что часть действительно антиквариат, но твёрдо не скажу. Так-то она врач... была врачом, вернее, сейчас уже не работает.

— Хорошие врачи — люди состоятельные, — заметил я. — Впрочем, простите, это не моё дело.

— Да что вы, всё в порядке. Мама когда-то говорила, что бабка была хорошим хирургом, но это всё, что я знаю. Я вообще про семью мамы плохо осведомлён... ну да бог с ним. Короче говоря, повезло тебе, Стефано — очень красивая вещь!

Я было шагнул в сторону кухни, но невзначай оглянулся. На террасе продолжались танцы, моргали разноцветные огоньки развешенной по кустам гирлянды, а возле раскрытого французского окна стоял Симоне, как будто прислушиваясь к нашему разговору в гостиной.

— Симоне! — позвал я. — Идите сюда, тут ваш подарок вовсю нахваливают.

— Да? — встрепенулся он, и неловко шагнул внутрь, слегка запнувшись о порожек. — Ну... я рад. Я старался.

И криво улыбнулся, явно смутившись.

— Можете передать своему знакомому, что мы впечатлены его мастерством. Если сочтёте это удобным, конечно.

Я наконец-то принёс льда, сплясал по разу с Розиной и Кьярой, выпил с отцом и собрался пригласить Бель, но её нигде не было. Странно — вроде бы только что я видел её со Стефом... и куда подевалась?

Я обогнул танцующих и вышел к обеденному тенту — как я ни просил, Нинетта уже успела потихоньку перетаскать всю посуду в кухню. В дальнем конце пустого стола сидели Бель и Симоне, и, судя по их воинственным позам, явно о чём-то препирались. Надо это прекращать, ещё не хватало, чтобы они всерьёз поссорились.

— Бель, пошли плясать! Чего вы туда забились?

— Выпендрёжник! — в сердцах бросила Бель в сторону Симоне, и обернулась ко мне. — Пошли, ага. Я думала, ты там с синьором Бальдассаре что-то важное обсуждаешь. Не хотела мешать.

Разошлись мы совсем поздно. Ноги гудели, голос сел, в голове слегка шумело — то ли отдавался звук моря, то ли бродило выпитое вино, но в любом случае, это не было неприятным. Праздник очевидно удался, усталости не было, и, поднявшись к себе, я отправил Бель в душ первой, а сам вышел на террасу — просто посидеть с сигареткой перед сном.

Чернила ночи нарушались только россыпью звёздного купола — я закинул голову, разглядывая этот роскошный узор. Ветер стих, и моря было почти не слышно, даже цикады устали и смолкли — ну или мы их настолько напугали своим гомоном, что они разбежались. Куда не повернись, везде была тьма, только квадрат света из комнаты ложился на пол террасы, будто небрежно брошенный под ноги коврик. Да ещё на соседнем участке горели окна маленького флигеля — видимо, Джанлука тоже ещё не спал.

Да, и впрямь интересный сосед оказался... Стефано не ошибся, решив, что парень впишется к нам в компанию. Он был вежлив, остроумен, держал себя свободно, но с достоинством, и явно имел характер, несмотря на не самые лёгкие жизненные обстоятельства. С ним было интересно и комфортно, и я понимал сына. Ну что ж, здорово — такое приятное знакомство в нашей глуши редкость. Надо будет сходить завтра на виллу и попробовать ему помочь — судя по всему, прораб действительно был изрядным пройдохой, раз до сих пор не приехал, несмотря на такой вопиющий форс-мажор. Хотя если дом стоял закрытым столько десятилетий, то работы там, должно быть, немеряно... и всё равно, даже если ты ошибся, взяв заказ не по силам, ну нельзя же так откровенно плевать на своих людей — тем более, один из них и вовсе погиб, да и двое других помяты изрядно. Некрасивая и странная ситуация.

— Я всё, — мокрое шлёп-шлёп за моей спиной возвестило появление Бель. Она обняла меня поперёк груди и ткнулась носом куда-то под лопатку. Рубашка, конечно, тут же промокла. — Ну что, ты доволен?

— Очень даже. Главное, что Стеф доволен — ради этого и затевались.

— Завтра все разъедутся?

— Мариса с Джеком и Розина с Сильвио — да, ближе к вечеру. Родители останутся до вторника. А, и Симоне тоже останется — я слышал, Стеф ему предложил, и тот согласился.

Бель пробурчала что-то невразумительное, но явно недовольное.

— Кстати — о чём вы там ругались, когда я тебя выдернул? Сколько можно, Бель, ну оставь ты его уже в покое. Парень как парень, чего ты так на него взъелась, да ещё и напоказ? Неприлично выглядит, честное слово.

— Ты не понимаешь, — с неожиданным жаром возразила она, расцепив объятие и обойдя меня, чтобы видеть лицо. — Ты просто не понимаешь! Ты привык к студентам, разным, и именно поэтому не видишь разницу.

— А ты видишь? — усмехнулся я, притягивая её к себе. — Ну будет тебе, не воюй.

— Да, я вижу! — она вывернулась и даже легонько ударила меня кулаком по груди. — Я, между прочим, и сама была у тебя в студентках, если ты не забыл ещё. Всем студентам, помимо собственно знаний, что-то от тебя надо — это нормально, ты руководитель, и от тебя зависит не только оценка, но и возможность дальнейшей карьеры. Уж я это на себе ощутила... то место в Неаполе, что ты мне устроил, я бы и во сне не увидала без твоей помощи.

— И ты оттуда сбежала.

— Неважно! Это другое, я не об этом. Да, всем что-то надо — но в этих попытках заслужить одобрение всё равно есть дистанция. Некие нормы поведения, этикет, если хочешь... кто-то напористей, кто-то стеснительней, да, но грань нормального поведения чувствуют почти все. А Симоне — нет. Он к тебе липнет, понимаешь? Назойливо, навязчиво, неуклонно — пытается влезть в твою жизнь, прикинуться родственником, подружиться со Стефом, и при этом постоянно оказывается, что ты занимаешься его бредовыми идеями, нянчишься с ним и не замечаешь, что он скоро и вовсе сядет тебе на шею. Он оказывает тебе мелкие услуги, пытается стать незаменимым, смотрит в рот, но на самом деле он вцепился как клещ — помяни моё слово, через год он захочет место твоего ассистента, и будет ныть до тех пор, пока ты не согласишься, лишь бы мальчик не плакал. А получив его, станет крутить у тебя за спиной чёрт знает что.

— Бель! — я не верил ушам. — Ты в своём уме? Неужели вся твоя неприязнь заключается в том, что ты боишься потерять работу?

— Да ничего я не боюсь! — она почти сорвалась в крик. — При чём тут работа? Если бы меня заботила карьера, я сидела бы в Неаполе до сих пор. Я тут, потому что мне интересно с тобой, и я хочу тебе помогать — просто потому, что это ты.

— Почему тогда ты не допускаешь мысли, что и Симоне просто нравится иметь со мной дело?

— Потому что он жадный, скрытный и себе на уме. Он жулик, Мауро! Нет, само собой, ты ему нравишься... потому что это удобно. Да и вообще — была бы возможность, он бы и в штаны к тебе влез с удовольствием — ну так, для надёжности... но это тебе не грозит, он не дурак и понимает, что с тобой не прокатит. Но...

— Бель, я не пойму — ты ревнуешь, что ли? — я настолько опешил, что не мог решить, злиться мне или смеяться. — Что за дичь ты мне тут навешала?

— О господи, — она закатила глаза и вздохнула. — Нет, не ревную — уж к этому слизню точно. Я просто пытаюсь тебе описать, что он такое есть. Ну смотри, даже его сегодняшний подарок Стефу, да? Он ведь не сказал, кто сделал эту мозаику.

— Сказал. Какой-то художник-реставратор из Неаполя, его друг.

— "Какой-то..." — передразнила она. — Ну да, какой-то. Но ведь Симоне обмолвился, что этот друг жил в Риме, и только потом перебрался в Неаполь. А тебя не смущает, что тебе, работающему в реставрации столько лет и постоянно имеющему дело и с мозаиками тоже, не пришло на ум ни одного имени? Ведь если б пришло, ты наверняка бы его назвал — мол, не этот ли? Ты знаешь хоть кого-то из хороших мозаичистов, кто недавно перебрался в Неаполь из Рима? Сам же сказал — работа грамотная.

— Да мало ли мозаичистов, я не могу всех знать. Не понимаю, к чему ты клонишь? — надо же, в таком разрезе посмотреть на ситуацию мне в голову не приходило. Но даже если так — и что?

— К тому, что Джанлука его невзначай раскрутил на излишнюю откровенность — уж больно ему понравился подарок. И Симоне назвал имя, а я случайно услышала.

— Ну?

— Я знаю этого человека. Ну, скорее всего, это именно он... имя для нас довольно редкое — Ангелис. Он грек, отсюда и имя... мать у него с Корфу. И если Симоне имеет с ним дело, то он точно крутит что-то нехорошее.

— Откуда ты его знаешь?

Бель отвела глаза и замолчала.

— Бель!

Тишина.

— Бель! Ну говори уже, раз начала.

Она ещё раз вздохнула и поморщилась.

— Я познакомилась с ним в Неаполе, почти сразу как туда приехала. Ну... вернее, он со мной познакомился. Как — неважно... да просто в кафе подсел, что напротив нашей конторы. Я завтракать туда ходила каждый день. Подкатывал ко мне недвусмысленно, но вёл себя прилично, да ещё и художник неплохой... я была у него в мастерской, работы видела, и мне было с ним даже интересно сначала. А потом стало ясно, что его очень интересует то, чем я занимаюсь — гораздо больше, чем я сама. Он страшно хотел, чтобы я его порекомендовала на всякие сезонные работы на раскопах... и желательно крупных, связанных с античностью, где нужно много народу на подхвате. Мол, он и то умеет, и это, и вообще ему интересно... я удивилась — для художника это слишком неквалифицированная работа, и предложила поговорить со своим руководителем. А он наотрез отказался, замял тему и вообще как-то исчез с горизонта. Мы иногда встречались, иногда выпивали в баре, но его интерес ко мне резко увял, и о работе мы с ним больше не говорили. Это было странно и даже где-то обидно, и я обмолвилась о нём в общей компании коллег — мол, вот же странные люди художники, сперва добиваются чего-то, а потом бац — и как отрезало. Все покивали, заговорили о другом, а один парень из нашей группы потом спросил — уж не об Ангелисе ли Торрато ты говорила давеча? Ну да, отвечаю. А что? И он мне посоветовал держаться от этого типа подальше — мол, репутация у него скверная. За руку вроде никто не ловил, но поговаривают, что он промышляет подделками, и весьма неплохого качества. Вроде как копии делает, но несколько раз то тут, то там всплывали фальшивки, очень похожие на эти самые копии. То на каком-нибудь закрытом аукционе, то в музее, когда частники приносили на атрибуцию... Аукционы не самые известные, да и частным собирателям огласки такого рода не нужно, поэтому шуму большого не было, но многие местные музейщики и реставраторы это имя знают, и относятся соответственно. И тогда я поняла, почему он так резко свернул все беседы о работе, когда я предложила поговорить с синьором Фьери, руководителем нашей группы.

— Ты с ним где-то подставилась?

— Нет, не успела — хотя вполне могла бы. Какие-то детали реставрационной работы мы обсуждали, но довольно отвлечённо. Ничего нового он от меня не услышал, я думаю. Ну а потом я уехала — я же пробыла там недолго, меньше года даже.

Мда. История так себе, конечно, но всё равно я не видел повода подозревать Симоне в чём-то нелицеприятном.

— Ну и чем тебя так напрягло это знакомство? Мало ли кто с кем знаком, ты вон тоже его знаешь, но это же не повод тебя в чём-то подозревать. Никто же не выдаёт эту мозаику за подлинник — где тут умысел?

— Симоне с ним не просто знаком, он имеет с ним какие-то дела, он сам говорил, что помогал Ангелису! Ты просто не хочешь меня слушать.

— Бель, я тебя очень внимательно выслушал, но всё равно считаю, что ты предвзята. Симоне чрезвычайно ревностен по части всяких ценных находок, я ни за что не поверю, что он пойдёт на мошенничество и уж тем более на подлог. Да, он истерик, да, его временами заносит, но это просто увлечённость, поверь мне. Я не могу заставить тебя изменить своё мнение о нём, но пожалуйста, прекрати с ним так откровенно собачиться. Мне это неприятно. Пошли спать лучше, ночь-полночь уже.

Бель безнадёжно махнула рукой и ничего не ответила, но вид у неё так и остался недовольным. Ну ничего, сейчас мы попробуем это исправить...

— Ну что вы думаете? — Джанлука разглядывал мою озадаченную физиономию с явной тревогой, и это было понятно — моя реакция однозначно не сулила ничего хорошего.

— Откровенно говоря, я и не знаю, что вам сказать. Это самый странный дом, который мне доводилось видеть.

Я не лукавил. Вилла Летиция была ребусом — больше всего она напоминала очень добротную театральную декорацию, но уж никак не жилой дом. Собственно, я вообще не понимал, с какой целью её построили.

Внешне всё выглядело вполне стандартно — сооружений подобного типа я видел немало. Два этажа, небольшой и компактный прямоугольный объём, развёрнутый одним из длинных фасадов к морю, а левым торцом практически подпирающий скальную горку, обрывающуюся вниз почти отвесно. На этом торце ни одного окна, что понятно, только боковая дверь и ступеньки, ведущие под опорную стенку террасы первого этажа — там была сделана тупиковая арочная галерея, дублирующая вид на море, однако сейчас всё так заросло вездесущим кустарником, способным укореняться на любой крутизне, что никакого вида оттуда не наблюдалось. Обычно из таких галерей делали вход в подсобный этаж, вырубленный в скале и частенько даже не имеющий связи с остальным домом, но тут это сделать, видимо, поленились — рустовка вокруг воображаемой двери была, но только как декоративный элемент. Поэтому само устройство этой галереи казалось довольно бессмысленным — в любом случае, вид был хуже, чем с террасы, а попасть сюда можно было только от задней двери, и этот слепой аппендикс выглядел странновато. Иногда такое строили как промежуточную площадку лестницы, ведущей вниз, к берегу, но здесь скалы обрывались так круто, что ни о каком спуске речи не шло, и галерея была просто ещё одним балконом, обрамлением скальной полки и опорой для верхней террасы. Я невольно вспомнил замечание Сильвио насчёт отсутствия спуска к воде — да, условий для нормальной лестницы тут и впрямь не было, по крайней мере, с этой стороны. Тот, кто спланировал дом на таком месте, был абсолютно равнодушен к пляжным удовольствиям. Но в целом беглый осмотр снаружи особого удивления не вызвал — ровно до того момента, как мы оказались внутри.

Парадный вход был смещён от центральной оси вправо, деля здание на две неравных части. Джанлука толкнул дверь, мы вошли, и я открыл рот от неожиданности.

Поначалу мне показалось, что дом забыли достроить, ограничившись только внешними стенами и наплевав на внутреннюю планировку за ненадобностью. Именно в этот момент и возникла мысленная параллель с качественной бутафорией, ведь снаружи дом выглядел вполне убедительно. Однако первое впечатление быстро рассеялось — недостроенной была лишь малая часть второго этажа, а всё остальное было вполне законченным. Только очень странным.

Вся бОльшая часть дома представляла из себя единый объём без перекрытий, — периметр на уровне окон второго этажа обнимала неширокая, совершенно нефункциональная галерея, куда вела лестница, начинавшаяся напротив входной двери. Первый же этаж имел выход на террасу и был начисто лишён мебели, если не считать двух рядов широких мраморных скамеек, похожих на лежанки в римских банях. Пожалуй, помещение действительно больше всего напоминало термы, только очень маленькие — довершал картину круглый бассейн у дальней от входа стены, дно которого украшала мозаика со стилизованным изображением солнца. Венчала его солидных размеров скульптура, явно копирующая неважно сохранившийся римский образец тавроктонии — о господи, опять этот пресловутый митраизм, чтоб его... а за ней находилась та самая дверь наружу, ведущая в тупиковую галерею внизу. Больше в помещении ничего не было.

— Ничего себе вид у гостиной, — присвистнул я. — Ваши предки, Джанлука, были большими оригиналами.

— Не то слово, — согласился сосед. — Я тоже глазам не поверил, когда впервые сюда вошёл.

— Я правильно понимаю — тут пока ничего не переделано? Как оно было построено, так и есть?

— Правильно.

— Чудеса. А скульптура как нарочно для Симоне тут поставлена, — хмыкнул я. — Вы ему про неё не рассказывали?

— Говорил. Он хотел зайти посмотреть, но как раз в тот день рабочий упал... не до этого было.

Я удивлённо повертел головой. Надо же — видать, Симоне и впрямь ужасно перенервничал — чтобы за два дня не найти минуту взглянуть на что-то, связанное с его обожаемой темой? Это когда ж такое было... Впрочем, ему, наверное, показалось неудобным беспокоить Джанлуку — всего-то двое суток прошло, а вчера ещё и день рожденья праздновали.

Ну ладно, бог с ним, неважно.

— А где же тут жили? Там? — я кивнул в сторону меньшей части дома, разделённой на нормальные этажи.

— Вероятно. Вот, взгляните.

Справа от входа было две одинаковых двери; Джанлука открыл одну. За ней обнаружилась спальня средних размеров с очень ветхой и аскетичной обстановкой — правда, оборудованная собственной ванной комнатой.

— Вторая комната точно такая же, только мебели там ещё меньше, а вместо ванной устроена кухня. Можете посмотреть.

Всё так и было — с той разницей, что помещение больше походило на убогую столовую, а кухней тот тесненький и замусоленный пятачок, где она находилась, и вовсе назвать было сложно. Сейчас здесь стояла новая электрическая плитка, стопка одноразовых тарелок и какая-то нехитрая еда — видимо, следы пребывания рабочих. Однако я с трудом себе представлял, кем надо быть, чтобы согласиться работать в таких условиях.

— А второй этаж?

— Идёмте.

Мы поднялись по лестнице. Вот здесь работы действительно были остановлены на полпути — пространство разметили на три помещения, но только разметили — перегородки так и не были до конца обшиты. Можно было предположить, что когда-то тут планировалось сделать ещё две спальни и ванную, но сейчас здесь было раскидано какое-то тряпьё, в углу сложено кое-что из инструментов, а вдоль стен устроены походные спальные места на грубом деревянном настиле. Мда, ну и обстановочка...

— А где же ваши рабочие?

— Те, что ещё остались? — грустно усмехнулся Джанлука. — Воскресенье же. В город уехали, ещё вчера. Сказали, что вернутся только с прорабом, и то, если он заставит. Неудивительно, после всех передряг.

— Понятно. Насколько я вижу, начали с фасадов и крыши, что естественно, а внутри ничего не касались. Здесь очень много работы, Джанлука... считайте, что и не начинали ещё как следует.

— Да я понимаю, — вздохнул сосед. — Но кстати, крыша, как мне сказали, была целая, так что в основном с фасадами работали.

— Крыша целая? — нахмурился я. — В доме, где сто лет не жили? Да господь с вами, так не бывает. Тем более, в ней фонарь — не говорите мне, что этим стёклам тоже век от роду. Знаете, какие ветра здесь зимой? С ног сбивает, если зазеваешься. Я понимаю, он был прикрыт колпаком, но ни один колпак не выдержит сто лет. Если вы говорите, что крышей сейчас почти не занимались, то это значит, что за ней время от времени следили. Ну-ка пошли, посмотрим.

— Куда? — опешил Джанлука.

— На крышу, куда... леса же вон стоят доверху, влезем да глянем. Заодно и фасад поближе посмотрю.

— Вы полезете на крышу?!

— А вы думали, я умею только языком с кафедры молоть? — ухмыльнулся я. — Я по лесам и подвалам всяким лазаю не намного реже, чем рабочие ваши.

Джанлука кивнул, но как-то неуверенно. Я обогнул дом, нашёл первый пролёт сходней и полез вверх. Судя по пыхтенью за спиной, он двигался следом.

Боковая стена, хорошо просматриваемая из сада, была сделана прилично — её тщательно ободрали от старых слоёв, выровняли, нормально подготовили и начали красить. Но вот фасад, обращённый к морю, — особенно на уровне второго этажа — уже делали кое-как, будто вообще другие люди работали. Такое впечатление, что прежнюю штукатурку кое-где поскребли для вида, но толком снимать и не подумали — замазали самые явные проплешины, шлифанули и стали красить прямо поверх... ну ясно, расчёт был на то, что с моря всё равно ничего будет не разглядеть как следует. Мастера, мать вашу... руки оторвать за такое.

— Вот это безобразие надо будет переделать, — я подобрал оставленный на лесах шпатель, ковырнул особенно выпирающий бугор, и кусок старой штукатурки отвалился почти до кладки. — Это просто никуда не годится... и сезона не простоит, этой же осенью осыпаться начнёт. Эй, Джанлука! Что с вами?

Сосед выглядел неважно — побелел как бумага и взмок так, будто пробежал пару километров.

— Я высоты боюсь, — честно признался он. — Ничего не могу поделать... сил нет вниз смотреть. Простите, Мауро, я сейчас...

— С ума сошли! Почему не сказали?

— Ну вы же полезли...

— Давайте-ка вниз, живо. И аккуратнее... помочь вам?

— Нет-нет, я справлюсь... а вы?

— А я уж как-нибудь сам, не волнуйтесь. Надо же крышу посмотреть — после вот этих художеств мне уже особенно интересно, что там. Давайте-давайте, я привычный.

Я добрался до верха, перелез через парапет и оглянулся — вид открывался подарочный, даже лучше, чем с моей террасы. Далеко на горизонте плыло марево настоящего жаркого дня — видимо, сегодня опять будет ни облачка. Мать, должно быть, рада такой погоде — она всегда любила жару.

Как ни странно, но крыша действительно оказалась совершенно целой — да, кое-где были видны следы того, что ею недавно занимались, но серьёзного вмешательства она не требовала. Несомненно, её чинили раньше, и наверняка не раз — во всяком случае, фонарь выглядел крепким, хоть и не новым, да и будучи внутри, я не увидел никаких протечек. Если бы меня спросили, сколько лет прошло с последнего ремонта, я бы дал лет восемь-десять — незадолго до того, как сам купил соседний дом. Но в том, что ни о какой сотне лет не шло и речи, я был абсолютно уверен — материал, который использовали для гидроизоляции, был вполне свежим.

Ладно, уже кое-что — по крайней мере, по этому пункту соседа можно обрадовать.

Я ещё раз огляделся по сторонам и пополз вниз. Судя по доносящимся из сада голосам, у Джанлуки образовалась компания.

— Ты что это, экскурсии сюда водить вздумал? Мало тебе одного сверзившегося, хочешь добавить? А отвечать потом перед синьорой Летицией снова мне, да? — в незнакомом голосе слышалась откровенная угроза. Я вывернул из-за кустов и вляпался в самый центр мизансцены. Кроме меня, в ней участвовали трое — Джанлука, неизвестный мне чернявый здоровяк средних лет и почему-то Симоне. Он-то здесь каким боком?

— Ты чего там шастаешь, а? Ты кто вообще такой? — завидев меня, начал было чернявый, но Джанлука его оборвал.

— Хочу напомнить, Филиппо, что это я здесь хозяин, а не вы, — мне уже был знаком этот его спокойный тон, и я вновь порадовался такому очевидному самообладанию. — Синьора Летиция, несомненно, тоже, но она далеко, и потому все текущие решения я волен принимать сам. Как и приглашать к себе тех, кого сочту нужным. Вы поставлены здесь старшим, но не надо мной, а над своей бригадой, которая, кстати, разбежалась, а вы даже не удосужились приехать, когда один из них умер, и все проблемы с полицией предоставили разгребать мне. Да ещё и накричали на меня безобразно, когда я вас уведомил об инциденте. Как-то у вас всё странно получается с контролем над ситуацией... выборочно очень. Не находите?

Здоровяк осклабился.

— Ах выборочно? Ну вот сам с синьорой Летицией и разбирайся, раз такой взрослый. Я не виноват, что у вас тут такое гнилое местечко, где людей калечат и даже доводят до смерти — я строитель, взялся за определённую работу и привёз своих людей, за которых ручаюсь...

— ...и они работают кое-как, — вставил я. — Во всяком случае, местами — наверное, когда вы не отслеживаете процесс своим высокопрофессиональным оком. Фасад со стороны моря пузырится, как яичница, а вы тут права качаете.

— Да кто ты такой?! — взревел детина, явно потеряв терпенье.

— Синьор Филиппо, — неожиданно пискнул Симоне, — не кричите, это синьор...

— Сосед, — перебил я, коротко глянув ему прямо в глаза — мол, не надо имён. — Я — просто сосед, который тоже кое-что понимает в строительстве. И вынужден задарма выполнять вашу работу, между прочим.

— А я тебя об этом не просил. И советы свои можешь засунуть... — договорить он не успел, зажатый в кулаке телефон выдал громогласную трель. Он глянул на экран и расплылся в улыбке. — Отлично. Вот сами сейчас всё и объясните... слушаю, синьора Летиция! Да, я на месте, с внуком вашим беседуем. Он тут времени зря не теряет, весь в вас, да... сразу видно, чей внук. Общественность в помощь привлёк, пока меня не было. Какую? Нет-нет, не его... соседа здешнего — ну, как он говорит. Что? Включить громкую связь? Да, конечно.

Он тыкнул в экран и выставил телефон перед собой, точно пистолет нацелил.

— Джанлука? Ты меня слышишь? — голос, искажённый динамиком, имел какой-то странный металлический тембр.

— Да, бабушка.

— Летиция. Я же просила.

— Извини.

— Что ты вытворяешь? Какой сосед? Почему ты мешаешь Филиппо работать? — женщина говорила короткими рублеными фразами, будто забивала гвозди. — Ты же заинтересован в успехе. Уж точно не меньше моего. Зачем тебе конфликт?

— А конфликта нет, просто Филиппо не может справиться со своими людьми, — вполне мирно отозвался Джанлука. — Я-то как раз очень заинтересован, чтобы всё получилось, но кое-что уже придётся переделывать — я своими глазами видел недочёты в их работе. И они очевидны даже мне.

— Ты прораб? — с некоторой иронией осведомилась трубка.

— Нет, но и не слепой. Если кусок свежей стены отваливается от простого тычка — это разве нормально?

— Синьора Летиция... — попытался вмешаться Филиппо. — Я...

— Помолчи, — скомандовали на том конце провода. Последовала короткая пауза, после чего трубка выдала: — Вот что. Джанлука, приезжай в Рим. Послезавтра. Обсудим наши планы ещё раз. Филиппо — ты тоже, но прямо сегодня. Собирай нормальную бригаду. Срок тебе — четыре дня максимум. С оплатой договоримся. Лечение тем двоим обеспечь достойное. И прекращайте базарить, особенно при чужих. Всё понятно?

— Да, — ответ прозвучал в унисон, и на том конце отключились. Мне показалось, что Филиппо с трудом сдержал вздох облегчения. Симоне же от этой беседы вообще стал чуть ли не прозрачным, хотя он и вовсе был не при чём.

— Какая чудесная у вас бабушка, — светским тоном заметил я. — Ей бы армией командовать.

— О да, она может, — хмыкнул Джанлука. — Простите, что невольно заставил вас присутствовать.

— Пустяки. Ну ладно, мы пойдём, наверное... да, Симоне? Вы заходите вечером, Джанлука, пропустим стаканчик. Всего хорошего, синьор Филиппо, — я кивнул, развернул одеревеневшего Симоне за плечо и отплыл в сторону ворот, не оглядываясь. А оказавшись снаружи, немедленно поинтересовался:

— Вы как туда попали?

— Да я к Джанлуке шёл, — начал оправдываться Симоне. — Он меня звал дом посмотреть... раньше ещё. Я не знал, что вы тоже там. Я вошёл, а там как раз этот приехал... ну, Филиппо который. Он меня спрашивает — где, мол, хозяин? Не знаю, говорю, сам ищу вот. Ну а тут и Джанлука подошёл — а вас мы на крыше видели...

— Понятно. Ладно, прораб тот ещё фрукт, как я и думал. Поговорю вечером с Джанлукой, если он всё-таки зайдёт. Да отмёрзните уже, Симоне, что с вами? Хамов, что ли, не встречали никогда?

— Встречал, конечно, — усмехнулся он. — Просто расслабился, тут у вас так хорошо... уж больно неожиданно было напороться здесь на подобного типа.

Мы вышли на нашу террасу — Нинетта неторопливо собирала обед. Полдня прошло как-то незаметно — большинству наших гостей надо было скоро уезжать, и отправить их голодными, разумеется, никто бы не позволил. По ступенькам от моря неспешно поднимался Джек — за пару последних лет он немного поплыл, но всё равно ещё выглядел настоящим ковбоем. Если, конечно, ковбои в таких ущербных плавках вообще существуют в природе.

— А хорошее у вас море, — благодушно заметил он. — Недаром в соседней бухте приличные люди швартуются... там ведь каждое лето кто-то стоит, да?

— Обычно да, приплывают-уплывают, но подолгу она не пустует, — отозвался я. — Выпьешь перед обедом?

Джек оглянулся, нет ли в поле зрения Марисы, и азартно кивнул. Расчёт был прост — если он успеет выпить достаточно, то за руль сядет она. И выбираться по нашей узкой дорожке на их монстрообразном кадиллаке придётся ей — а он зато сможет ею командовать. Этот трюк он пытался проделать каждый раз, и я охотно предоставлял ему такую возможность; Джек ни за что бы в этом не признался, но Мариса водила не в пример лучше, так что целее будут все — и машина, и пассажиры.

— А с чего ты взял, что там стоят приличные люди? — поинтересовался я.

— Так они мимо нас проходили, — объяснил он. — Мужик, значит, и девушка с ним. Гуляли по берегу до соседней деревушки, где Аврора с братом живут. А может, в магазин понадобилось... ближайший же там? Ну и поздоровались — по-итальянски, но с акцентом. А я сразу смекнул — американцы. Ну и врезал им в ответ на их родном — я ж умею, ты знаешь.

— О да, — кивнул я, стараясь не заржать. Воображаю, как это выглядело...

— Они были в восторге, — на всякий случай уточнил Джек, если я вдруг чего-то не понял.

— Не сомневаюсь.

Это было обычным делом — тем, кто вставал на яхтах в соседнем заливчике, действительно было проще всего пройти по берегу, если нужно было в магазин за какой-нибудь мелкой надобностью. Городок с той стороны горы был маленький, но несколько лавок там, конечно, имелось. Да и просто пройтись вдоль моря было приятно — дорожка была живописной. Однако про её существование надо было знать — наверное, те люди вставали здесь не впервые.

— Ну я так и знала! Джек, ты опять напился, да? Опять мне за руль садиться? — Мариса вышла на террасу и возмущённо упёрла руки в боки. Это было чистой проформой — она прекрасно знала все его примитивные уловки и просто отыгрывала привычную роль. — Мауро, ну ты-то куда смотрел? Нам же ехать скоро!

Я лишь развёл руками — что поделать, вот такие мы свиньи. Она ещё поворчала и отправилась переодеваться.

За обедом всех разморило — сегодня было как-то особенно жарко, и Сильвио выпил аж четыре чашки кофе, чтобы не уснуть за рулём. Розина могла бы его подменить, но он любил водить машину сам, и она не спорила. Она вообще почти никогда с ним не спорила — разве что в шутку, не то что со мной когда-то. Разговор тёк вяло, каждый уже думал о своём. Пора было прощаться.

— Мам, ну вы ещё приезжайте, а? — Кьяра обняла Розину, положив голову ей на плечо — надо же, как вымахала, почти одного роста уже с матерью стала.

— Непременно, — ответил за них обоих Сильвио. — Мауро, пустишь нас в конце месяца на недельку? У меня в ближайшее время беготня — в Милан надо, потом в Болонью... и у Розины несколько материалов важных должно выйти. Хочу после этого посидеть тихо, чтоб никто не доставал.

— Ты же в Амальфи хотел? — удивилась Розина.

— Потом, — махнул рукой он. — В августе поедем... ну или в сентябре. Тащиться туда... и там кругом полно знакомых, не то что здесь.

— О чём речь, Сильвио, в любое время. Я всегда рад, ты же знаешь, — заверил я.

Гости разъехались, и оставшиеся разбрелись кто куда. Я поднялся к себе, бухнулся на кровать и незаметно задремал — правда, снилась какая-то чушь, явно навеянная сегодняшним визитом в Летицию. Надо же, оказывается, бабушку Джанлуки тоже зовут Летиция... семейное имя, что ли? надо будет спросить при случае...

— Мауро... Мауро, ты спишь?

Вот почему надо задавать такие вопросы стопроцентно спящему человеку? Сплю.

— Мауро...

Да господи ты боже мой... сплю я!

Хотя нет — теперь уже нет.

— Чего? — Бель сидела на корточках возле кровати, совсем как вчера перед ужином, и была одета по-городскому. — Что такое? Ты куда-то собралась?

— Поеду я.

— Ты же завтра с утра хотела.

— Да, но лучше сейчас. Завтра дел много, боюсь не успеть, да и толкаться в пробках с утра не хочется. Ты во вторник приедешь?

— Обязательно. Я тебе позвоню, как поеду — встретимся на объекте сразу, хорошо?

— Ага. Не скучай.

— Тебя проводить?

— Лежи, Нинетта проводит, — усмехнулась она. — Ты так сладко спал, даже будить было жалко.

— Ну ладно. Иди сюда.

Короткий поцелуй, небольшая возня — "ой, ну ты чего... ну Мауро, я же не уеду, хватит..." — и пришлось её всё-таки отпустить. Дверь за нею закрылась, я снова ненадолго отключился, а потом просто валялся, перебирая рабочие записи — как-никак, завтра понедельник, надо быть в курсе, наверняка насыплется куча новых вводных. С улицы доносилось негромкое бренчание — видать, Стефано осваивал новую гитару. Он довольно прилично играл, и мне нравилось слушать его упражнения. Что же это за вещь? Что-то знакомое... то ли мерещится, то ли и впрямь тема из Дебюсси. Да, точно — из "Отдыха фавна". Это всегда было для меня удивительно — сын слушал совершенно другую музыку, но играл почти всегда что-то классическое. Не сугубо гитарное, а просто известные темы из симфонической музыки или даже оперы, перекладывая самостоятельно на свой вкус.

Красиво...

За ужином было непривычно пусто — за несколько дней общего сбора я успевал привыкнуть, что стол полон народу. Джанлука тоже не пришёл — видимо, ему было неудобно ходить к нам каждый вечер как в ресторан.

— Где ж сосед-то наш? — спросила Нинетта, будто прочитав мои мысли. — Позвали бы его, что ли... нехорошо, сидит там парень один.

— Да я звал, но ему неловко, наверное.

— Неловко, но я всё равно пришёл, — послышалось за моей спиной. — Там и правда как-то грустно... особенно теперь, когда я знаю, что вы под боком. Не прогоните?

— Джанлука! — Стефано вскочил с места, обрадовавшись так, будто они год не видались. Наверное, тоже внезапно ощутил ту же пустоту, что и я. — Нинетта, сиди, я сам ему тарелку принесу. Садись давай!

— А знаете, Джанлука, — заговорил мой отец, когда соседа устроили за столом, — я только сегодня вспомнил. Я ведь знаком с вашим отцом. Пьетро Габбьяни, химик — это же ваш отец? Профессор в Пизе, правильно?

— Да, — удивлённо кивнул Джанлука. — А откуда же, синьор Бальдассаре?

— Это давно было, лет десять назад. Я тогда только начинал работать во Флоренции, и встал вопрос по части атрибуции и датировки одной вещи... у меня тогда ещё было маловато связей там, а в Рим обращаться не хотелось. Я и попросил помощи у флорентийского коллеги, а он посоветовал обратиться к вашему отцу — его лаборатория занималась нужным мне анализом. Он мне тогда очень помог. Передавайте ему привет при случае — если он меня вспомнит, конечно.

— Обязательно! Я уверен, что вспомнит, — широко улыбнулся Джанлука. — Надо же, как тесен мир. Это удивительно — я ведь и синьора Мауро знал раньше, чем довелось познакомиться лично... просто какое-то волшебное место тут, столько замечательных людей пересекается. Я не знаю, каких богов благодарить за то, что мне посчастливилось здесь оказаться... все мне так помогают, просто как родному. Даже если с этой виллой ничего не получится, мне всё равно несказанно повезло, что я сюда приехал.

— Ну почему ж не получится, — пожал плечами я. — Она очень запущена, это верно, но ничего нерешаемого там нет. Дорого, да, — но если ваша бабушка твёрдо намерена вкладывать солидные средства, то всё получится. Прораб у вас, конечно, не самый удачный, но и на полного профана не похож. Если его шпынять иногда, то всё будет в порядке. Я возьмусь это делать время от времени, если дадите добро... мне не сложно, всё равно до ноября я по большей части здесь. Ну а там уже будет попроще, я думаю... тем более что зимой в нашей глуши вряд ли кто согласится работать, уж больно тут тоскливо.

— Вы... вы правда готовы это делать? — Джанлука аж запнулся от неожиданности. — Правда? Мауро, ну вот точно — я настоящий везунчик! Спасибо вам!

— Да погодите, — усмехнулся я. — У вас ещё бабушка имеется, и с ней, как я успел уяснить, не особо поспоришь. Она кого угодно построит — и прораба вашего, и меня заодно. Так что вы сперва с нею договоритесь.

— Договорюсь обязательно. В конце концов, — хитро улыбнулся он, — у неё же есть условие — непременное участие Филиппо. Ну а меня тогда будет своё — ваш патронат. Чем не сделка?

Все рассмеялись.

— Ай да парень, — одобрительно проговорила Нинетта. — Молодец, шустро соображаешь. Тогда послушай-ка теперь и моё условие — к столу не опаздывать. Днём делай что хочешь, а за ужином чтоб был как штык, стара я уже дважды всё греть. Расписание наше ты теперь знаешь, что едим — тоже. Всяко лучше, чем на тех консервах, что ты там в одиночку трескаешь. Понял?

Машину слегка потряхивало на кочках, и я мимоходом отметил, что как-то сильнее обычного — надо будет не забыть оставить заявку в муниципалитете Сан Феличе, чтобы подровняли. Дорога не была асфальтированной, поэтому за ней нужно было постоянно следить, но если кто-нибудь из владельцев вилл об этом не напоминал, местная власть сделать это благополучно забывала.

Мы с Джанлукой ехали в Рим — я предложил поехать со мной, зная, что и ему нужно быть там во вторник, и он радостно согласился. По-моему, он был единственным из соседей, кто не имел машины, а выбираться отсюда своим ходом было довольно муторным занятием.

— Вы любите симфоническую музыку? — поинтересовался Джанлука, кивком указав на включённый радиоприёмник. — У вас и в доме всё время классика играет.

— Я всеяден, — отозвался я. — По классике у нас главный спец — Нинетта, я по сравнению с нею сопливый школьник. Просто привык, и память хорошая... ну и классика на то и классика, что всегда уместна.

— Да, красиво, — согласился сосед. — Я не то чтобы знаток, но мне тоже нравится. А что это играет сейчас?

Я вслушался в бормотанье приёмника, прибавил звук и напряг память.

— Дебюсси, один из этюдов про море. "Игры волн."

— Здорово, — заметил он, немного послушав. — Вроде и море, а вроде и не только. Просто жизнь. Встречи, разговоры, события...

— Да, похоже. Мне тоже кажется, что море тут скорее повод. Но давайте-ка вернёмся от высокого на грешную землю. Вам предстоит разговор с бабушкой, и есть несколько моментов, которые я хотел бы прояснить заранее, раз уж взялся вам помогать.

— Да, конечно, — с готовностью кивнул Джанлука.

— Я уже говорил, что ремонт дорогой, и немаловажная деталь в любом строительстве — коммуникации. С электричеством всё более-менее, но в доме нет воды. Это может стать проблемой. Мне повезло — прежние хозяева моего дома озаботились, мне не пришлось с этим возиться, а вам придётся.

— Не придётся особо. В доме воды нет, это так, но на территории есть старый колодец. Я не успел вам показать. Он обсажен кустами, его так сразу и не увидеть.

— Колодец? — переспросил я. — Старый? В нашей скале? Это сколько же там глубины, интересно?

— Не знаю, но он ужасно глубокий. Его, конечно, пришлось здорово почистить, но сейчас с ним всё в порядке. Вода пресная, несмотря на то, что море рядом. И холодная в любую жару — ну понятно, с такой глубины...

— Ах вот как... не исключаю, что колодец изначально античный. Я встречал подобное на побережьях, ими до сих пор пользуются, если повезёт найти. Если так, то вы и впрямь счастливчик.

Надо же, как любопытно. Если я прав, и колодец действительно античный, то кому же он тут понадобился? Относительно известный античный город поблизости был — собственно, Сан Феличе на его месте и стоит, даже руины акрополя имеются, — но зачем нужно устраивать колодец в таком труднодоступном месте, на скале над морем, где вроде как никогда и не было никакого внятного поселения? Впрочем, древностей вокруг нас было немало — несколько прибрежных башен, маяк, ещё выше в горах остатки римской цистерны... может, и на нашем пятачке жили, кто знает.

— Как вы считаете, что ещё потребует крупных расходов? — спросил Джанлука.

— Помимо коммуникаций? Вам придётся делать нормальную кухню — в изначальной планировке её нет вообще, что очень странно. Перекрытия второго этажа на ладан дышат, их придётся менять.

— Да, я помню, как вы вышли на середину и подпрыгнули, — хихикнул сосед. — И всё кругом затряслось.

— Я знаю, это забавно выглядит, но при первом осмотре такого фокуса обычно хватает, чтобы кое-что понять. Ну и главный вопрос — вы должны решить, что делать с вашей экстравагантной гостиной. Она совершенно нефункциональна, не говоря уж о том странном впечатлении, что невольно вызывает своим видом.

— Мне кажется, что ещё есть проблема в том, что на пляж никак не спуститься, — осторожно заметил Джанлука. — Я вот представил — сняли люди дом на море, а к самому морю не попасть. Кому такой дом нужен?

— Вы правы, но на этот предмет надо будет осмотреть территорию ещё раз. Пока я не понимаю, возможно ли устроить там лестницу, и во что она встанет.

— Может, бассейн сделать в саду? — робко предположил Джанлука. — Не совсем то, конечно, да и большой просто негде, но всё лучше, чем совсем ничего.

— Бассейн — это прекрасно, это всегда плюс к цене при сдаче в аренду, но согласитесь, что всё же полумера при наличии моря, которое вроде под боком, но до которого никак не доберёшься. И опять же — это дорогое сооружение. Никакого колодца на это не хватит — его и на домашние нужды может не хватить. Вы обсудите всё это с бабушкой ещё раз — теперь у вас куда больше реальной информации и понимания масштаба работ, чем в начале. Кстати — я случайно услышал, что её зовут Летиция, как и название виллы. Семейное имя?

— Да. Всех женщин в семье так называли, уж не знаю, откуда пошло. Моя мама тоже была Летицией. И дочь первой владелицы тоже, насколько помню. Спасибо вам огромное, мне теперь действительно гораздо легче будет вести разговор. А скажите, Мауро... — он несколько замялся, пытаясь сформулировать поточнее. — Вот вы обмолвились, что крышу относительно недавно чинили. Как вам кажется — насколько недавно?

— Лет восемь-десять. Ну, может быть, на пару лет раньше — но точно не больше. А почему вы спрашиваете?

— Да понимаете... странно. Бабушка точно никакого отношения к этому не имеет, а других родственников у неё нет. Я её знаю мало, да, но мне кажется, что она говорит правду. Во всяком случае, про садовника же она сказала — это она ему платила, чтобы тут всё окончательно не заросло. А про мало-мальский ремонт — ни слова. Однако существовал ещё её отец, мой прадед... ну тот, что приезжал проверять дом после войны — помните, я вам рассказывал? Так вот он прожил очень длинную жизнь, и умер как раз девять лет назад. Я всё думаю — может, это он пытался хоть как-то сохранить дом, хоть и не любил тут бывать?

— Так вы спросите у бабушки.

— Бесполезно, — махнул рукой Джанлука. — Она не любит о нём говорить, так что даже если и знает, то не скажет. Я и про эту его поездку чуть не клещами у неё вытянул — нужно же было понять, откуда информация, что дом стоит на месте и никуда не делся.

— Суровая она у вас, — покрутил головой я. — Прямо волк-одиночка.

— И не говорите, — вздохнул он. — Прадед был совсем другой, я его хорошо помню. С ним-то мы регулярно виделись, он и к отцу моему хорошо относился, и ко мне. Всегда интересовался нашими делами, расспрашивал, помогал, если мог. Маму мою вообще обожал, даже заболел, когда она умерла, так переживал. Единственное, о чём его нельзя было спрашивать — это о семейной истории, сразу уводил разговор или просто замолкал на полуслове. И о бабушке тоже не любил говорить, а ведь единственная дочь...

Зазвонил телефон, я глянул на экран.

— Извините, Джанлука. Да, слушаю.

Звонил один из моих бригадиров — не с того объекта, ради которого я ехал, но тоже сложный и важный. Там ещё вчера возникли вопросы, которые надо было решать мне — пошла какая-то новая трещина невесть откуда, и он с перепугу остановил все работы. Мы немного поговорили на эту тему, потом я плюнул — чего гадать, скоро сам всё увижу — и наказал ему набраться терпенья и никуда не уходить.

— Мауро, ты ведь едешь уже, да? — голос звучал озабоченно.

— Еду, но не к тебе. Я сперва к Карло на Целий, там вылезло три разных слоя, он понять не может, чего консервировать, чего сносить, я ещё Луизу туда вызвал, будем решать.

— Мауро, но у нас же трещина! И всё стоит, ничего делать не можем.

— Подождёт полдня твоя трещина, я видел вчерашние фото. Ничего там фатального нет, поверхностная скорее всего. Приеду, сказал же. Всё, до встречи — у меня вторая линия... да, Луиза, привет. Еду, да. Нет, ты очень нужна — кто у нас по фрескам главный? Там на нескольких колоннах три слоя один из под другого, кто решать будет? Не, я могу, ты же знаешь, колоннам будет отлично, но только мы с Карло снесём к чертям что не надо, а ты потом рыдать будешь. Да ещё, не дай бог, музейщики подключатся, настучат сама знаешь куда. Так что давай-ка, ноги в руки и бегом — я буду минут через сорок максимум.

Я не успел отключиться, как телефон зазвонил снова — на этот раз звонила Бель.

— Да.

— Мауро, привет, мне тут Джузеппе телефон обрывает насчёт вчерашней трещины, так может сперва к нему надо? Ты же едешь?

— Что ж вы такие нервные-то... еду, но к Карло. Там важнее, там колонны укреплять надо срочно, рухнут — всем весело станет. Ну, то есть у него не рухнут, конечно, он сделал всё точно как я посчитал, но если следующий этап профукать, то колоннам хана. И плюс там фрески, сама знаешь, там Луиза нужна... короче, Бель, давай туда, там всё решим, а потом уже займёмся Джузеппе и его трещиной. Не паникуй.

За окном мелькали скучные пейзажи индустриальной пригородной зоны. Мы приближались к городу по новой Аппиевой дороге, миновали поворот к Чампино, впереди замаячила развязка с большим городским кольцом.

— Куда вас лучше подбросить? Я еду в центр. Высадить у метро, может? По дороге будет несколько станций — Колли Альбани первая.

— Вы прямо совсем в центр? На Целий, как я понял? — уточнил Джанлука. — Мне чем центрее, тем лучше. Бабушкина квартира рядом с Фламиниевыми воротами, но мне туда ещё рано. Погуляю пока.

— Ну тогда поехали вместе прямо до Целия — выйдете там... погодите — что значит "рано"? Вам что же, конкретное время назначили? Просто так прийти нельзя?

— Назначили, — усмехнулся он. — У неё всё расписано, просто так не явишься. Может и не пустить.

Однако, характер.

— Вы позвоните, как освободитесь. Если сложится, могу вас забрать обратно, просто пока не знаю, поеду сегодня или нет.

— Да, хорошо. Спасибо большое!

Я остановил машину, припарковавшись за жёлтеньким Уно, на котором ездила Бель, попрощался с Джанлукой и нырнул в свой обычный рабочий день в Риме.

Признаться, такие дни я любил не меньше, чем благостную тишину виллы Капо. Я работал с людьми, которым доверял, и, зная их возможности, старался не нагружать тем, что им было бы заведомо не по силам; я терпеть не мог лентяев и неучей, и такие долго у нас не задерживались; нам было интересно друг с другом, и нас связывала не только работа — со многими мы просто дружили; да, меня считали тем начальником, который душу вынет, если считает что-то необходимым, но никогда не потребует чего-то бессмысленного, просто чтобы показать свою власть — короче говоря, меня опасались, но относились по-человечески и с пониманием.

Правда, Бель утверждала, что меня любили, но я считал это преувеличением.

Этот объект был интересным — небольшой храм с романской постройкой в основе и с обширной криптой, предположительно, ещё более ранней. Конечно, перестраивали его много раз, но сейчас он пришёл в такую ветхость, что надо было снимать все поверхностные украшательства, чтобы укрепить саму конструкцию. Ну и конечно, попутно мы находили много чего интересного, скрытого от глаз раньше. В результате мы с час препирались с Луизой, нашим экспертом по настенным росписям, из-за нескольких небольших фрагментов чего-то разноцветного, что она опознала как раннероманские фрески — "а фиг знает, Мауро, какой век, анализ делать надо, вы всё новьё ободрали, а я мучайся" — и вместе с Карло уговаривали её плюнуть и пренебречь столь незначительными вкраплениями. Но она была непреклонна.

— Луиза, у тебя неделя максимум — вот как хочешь, так и крутись. Через неделю мне нужно чёткое заключение — если мы это сохраняем, то тогда запускай Флавио с командой, пусть снимают в пожарном порядке эти твои сокровища. Если нет, то Карло сносит их нафиг и продолжает заниматься своим делом. Нам сдавать работу меньше чем через год, а тут ещё до чёрта всего. Меня и так археологи на части рвут, кроты, чтоб их... там какая-то увлекательная норка в крипте нарисовалась, а я запретил рыть наотрез, пока здесь не закончим основное и не укрепим всё как следует. С них ведь станется — увлекутся, а у меня весь костяк поедет. За ними же следить надо постоянно, но Карло сейчас не может, он тут занят.

— Изверг! — возмутилась Луиза. — Да я пока договорюсь с лабораторией...

— Луиза, — перебил я, — неделя, я сказал. Сейчас ты заорёшь, что я варвар и дикарь, но мне вот на эти цветастые клочки плевать — я бы их сбил и не чихнул, мне конструкция дороже. Но я, заметь, так не сделал — я позвал тебя, остановив работу в самое замечательное, сухое время года. Так что будь добра, уложись в указанный срок и скажи спасибо.

Крыть было нечем, и Луиза нехотя согласилась. Мы ещё пообсуждали кое-какие детали с Карло и Бель, наметили, чем можно заняться в ближайшую неделю и распрощались.

Ну хорошо, с этим вроде разобрались. Теперь на очереди был Джузеппе и его трещина.

Чтобы не таскаться караваном по городу, Бель села ко мне в машину, и мы добрались на удивление быстро, несмотря на городской трафик. Как я и предполагал, Джузеппе перебдел, причины проблемы были пустячные и устранялись легко — впрочем, он всё равно правильно сделал, что поднял волну. В нашем деле гораздо хуже иметь дело с тихушниками, чем с паникёрами, хоть это порой и раздражает.

— Кофе? — предложила Бель, когда мы закончили и вышли на улицу.

— Да, можно... я бы съел что-нибудь, но обед закончился уже, закрыто всё. Ужин уже ближе, чем обед... Давай хоть кофе выпьем и на Авентин съездим, посмотрим, что там у Анны творится, пока они не разбежались все.

— Да там нормально всё, — махнула рукой Бель. — Я заезжала вчера. Там же простая работа — считай, ремонт, реставрации на один чих. Мне бы в офис лучше.

— Ну тогда давай я тебя подвезу, а сам всё-таки сгоняю. Раз уж приехал, надо всё посмотреть.

— Да вот ещё, тебе мотаться... езжай, я такси возьму, заберу машину и сама доеду. Ты поедешь обратно сегодня?

— Не знаю, не решил ещё. Ты хотела вечером зайти?

— Нет, домой пойду, умоталась. Вчера целый день по городу круги нарезала с бумажками всякими. Да и сегодня закончу поздно.

— Ну ладно, давай. Позвоню вечером.

Бель села в такси, а я набрал Анне, предупредил, что скоро буду, и поехал на Авентин. В принципе, Бель была права — там действительно был больше ремонт, чем реставрация. Нужно было привести в порядок частный дом девятнадцатого века, в основном снаружи и не внедряясь ни во что несущее — так, косметика. Правда, имелась лепнина, которую надо было восстанавливать, но по сравнению с двумя предыдущими объектами это уже были сущие пустяки. Барышня Анна, которую я поставил старшей, работала у меня недавно, но дело знала отменно и очень старалась. Ладно, всё равно поработать лицом нелишне.

Добросовестно отыграв надзорные функции и убедившись, что всё идет даже быстрее, чем планировалось, я опять забрался в машину и глянул на часы. Половина седьмого. На Рим незаметно садились летние сумерки, город медленно остывал от дневного солнца, на соседней церкви святого Алексия ударили в колокол. Передумав уезжать сразу, я запер машину и дошёл до смотровой площадки у церкви — как по мне, отсюда открывался один из лучших видов на Вечный город. Ленивые воды зеленоватого Тибра рисовали причудливую ленту, разрезающую его напополам; на белоснежном торте монумента Виктора-Эммануила зажглась подсветка; резкие гудки темпераментных римских водителей растворялись в душистом и плотном летнем воздухе. Вилла Капо казалась сейчас мимолётной картинкой, эфемерным воспоминанием — передо мной лежал город Рим, самый фантастический из реальных и самый материальный из миражей. Его можно было погладить ладонью, ощутить подошвой ботинка, закрыть глаза и попытаться представить — но что бы ты не нафантазировал, он всё равно оставался там, где всегда, бесконечно меняясь и оставаясь неповторимым. Вечная загадка и вечный учебник с ответами на любые вопросы. Боже мой, как же я люблю этот город.

Замечтавшись, я даже не сразу понял, что звонит телефон. Ага, должно быть, это Джанлука.

— Мауро? Добрый вечер. Вы ещё не уехали?

— Нет. И, видимо, не поеду. Лучше уж завтра, по свету, у нас там в потёмках пробираться так себе удовольствие.

— Это очень хорошо, — Джанлука явно обрадовался. — Видите ли, у меня к вам просьба... странная. Я понимаю, что уже давно исчерпал лимит вашей благожелательности, но всё же рискну.

— О господи, что за кренделя, — рассмеялся я. — Давайте без такой цветистой риторики. Что случилось?

— В общем-то, ничего. Но вот моя бабушка... она хотела бы с вами увидеться и познакомиться. Если вы согласитесь — завтра в обед. Что скажете?

— Неожиданно, — честно признался я. — С другой стороны — почему нет. Давайте.

— Фух, замечательно, — с облегчением выдохнул Джанлука. — Спасибо большое! Тогда я дам вам адрес и встречу у дома — хочу сказать пару слов, прежде чем мы там окажемся.

Резкий звук и гомон в трубке смазал последние слова — он явно звонил с улицы.

— А вы сейчас где? — поинтересовался я. — У бабушки?

— Нет, я... вышел. На Навоне сижу. Пройтись вечером захотелось.

Что-то в этом объяснении было не так.

— Послушайте, Джанлука, вам есть где ночевать?

— Не беспокойтесь, — зачастил он, и я понял, что угадал. — Правда, всё в порядке, я в Риме не первый раз.

Ну ясно.

— Вот что — идите-ка на Кампо деи Фьори, там недалеко. Я вас подберу через полчаса.

— Не надо, Мауро, правда! Всё хорошо.

— Конечно, хорошо — как в Риме может быть плохо. Идите, говорю, мне всё равно туда ехать. Я живу там за углом.

На набережной пришлось потолкаться в вечерней пробке, но в указанные полчаса я всё-таки уложился. Ставить машину в ближайший гараж не хотелось, и я поступил как обычно — зашёл в наш полицейский участок на соседней маленькой площади, приветствовал знакомого дежурного и попросил поставить машину на их служебной парковке, к вечеру там всегда были свободные места.

— Не вопрос, Мауро, конечно, — кивнул он. — Только завтра с утра переставь, ладно? А то мне нагорит.

— Само собой. Спасибо, Джорджо.

На Кампо деи Фьори бурлила разноголосая сутолока, рестораны готовились к вечерней кормёжке, и самые оголодавшие — в основном туристы — уже заняли половину столиков. Наша привычка к позднему ужину давалась иностранцам тяжеловато, поэтому первая волна посетителей почти всегда состояла из них; местные же подтягивались после восьми, а то и попозже. Впрочем, в таких районах, как этот, местных было относительно немного, и по ресторанам они разгуливали не каждый день.

Джанлука предсказуемо нашёлся у подножья памятника Джордано Бруно. Он сидел на ступеньке постамента и копался в планшете — то ли записывал что-то, то ли читал. Я подошёл поближе и окликнул.

— Мауро! — увидев меня, он поспешно спрятал планшет в рюкзак — внутри характерно звякнуло — и вскочил. — Честное слово, мне стыдно ужасно, что я на вас так резко упал со своими проблемами... может, мы просто выпьем по рюмке, и я пойду?

— Куда пойдёте? Что за ерунда, — поморщился я. — Выпить мы конечно выпьем, но только не в этом бедламе. И хватит уже извиняться, я никогда не предлагаю ничего, что бы доставляло мне серьёзные неудобства, исключая что-то совсем уж критическое. Пойдёмте, моя квартира в двух шагах, там полно места. Тем более что вы хотели мне что-то рассказать перед завтрашним визитом. Только имейте в виду — лифта в моём доме нет, а этаж последний, придётся топать ножками.

— Ну, это я точно осилю, — улыбнулся он, закидывая объёмистый рюкзак на плечо. — Ещё раз спасибо... а почему нет лифта? Старый дом, да?

— Да тут новых нет, сами видите, наш ещё относительно свежий. Двести лет для Рима не возраст. Так-то лифт впихнуть можно, место есть, но заводиться никому неохота, жильцов мало, все привыкли пешком шлёпать. Заходите.

Я открыл дверь — парадный подъезд и лестница были солидными и занимали немало пространства, — Джанлука огляделся и уважительно хмыкнул.

— Впечатляет. Вы римлянин, да? Квартира же семейная, как я понял.

— Римлянин. "Римец", как говорит моя бывшая жена — имея в виду то, что настоящие, исконные римляне все давно кончились. На три четверти, если быть точным — бабка, материна мать, была флорентийкой. Отец же здешний на много поколений назад — его пращуры служили профессорами и архивариусами в Сапиенце, когда он ещё располагался на первоначальном месте, неподалёку отсюда. Потому и квартира здесь, чтоб удобней ходить было... до этого дома тут стоял другой, и они жили в нём, а потом его сильно перестроили... теперь имеем то, что имеем. На мой взгляд, жаловаться грешно.

— Это точно.

Как и всегда после долгого отсутствия, в квартире было душновато и отчётливо пахло книжной пылью, делая её похожей на старую библиотеку. Впрочем, этот запах полностью не уходил даже тогда, когда мы здесь жили; я привык к нему так же, как к виду из окон. Никаких роскошеств тут никогда не было, несмотря на то, что бОльшая часть мебели была действительно старой; наших предков явно заботили удобство и практичность, а не дороговизна и изящество. Несмотря на изрядную обшарпанность, — ремонта тут не случалось давно — жить здесь было уютно и комфортно, и места было навалом: мы занимали почти весь этаж, а обширная часть крыши над нами служила отличной террасой. Полвека назад там пристроили домик-мансарду, состоящую из спальни, холла и ванной, — вроде как для гостей, и раньше мы жили тут с Розиной. Это было оптимальным решением — вроде и отдельно, но всё же не совсем в отрыве от семьи, а сейчас это стало моим собственным логовом, в которое можно было попасть только с нашей террасы.

— Как тут у вас... атмосферно, — Джанлука вертел головой, оглядываясь с явным интересом. — Настоящая профессорская квартира... похожа на нашу пизанскую, только больше, конечно.

— Вот тут, — я открыл дверь, — гостевая спальня, можете располагаться. Я пойду пошуршу на кухне... нинеттиных разносолов не обещаю, но что-нибудь найдётся. Мяса на стейки я успел зацепить по дороге, но они так себе, вечер же...

— Погодите, — Джанлука порылся в рюкзаке и выудил оттуда две бутылки вина. — Я пока гулял, нашёл лавку с тосканскими винами — хотел подарить вам, как вернёмся, но раз так вышло, то чего их возить туда-сюда...

Я глянул на этикетки — это было отменное Брунелло, грамотно выбранное и весьма недешёвое.

— Вот спасибо. Отличное вино, Джанлука, приму с удовольствием. Сейчас и попробуем.

Я собрал ужин, и мы расположились наверху, на террасе.

— Ну рассказывайте... вино превосходное, просто браво!.. рассказывайте, как вы сходили.

Джанлука тоже сделал глоток, удовлетворённо кивнул — ага, мол, правильно выбрал, — и заговорил.

— В целом я доволен беседой. По крайней мере, бабушка не передумала насчёт ремонта и сдачи, и даже согласилась на моё условие насчёт вас. Правда, Филиппо с его молодцами придётся терпеть, но ни на что другое я не рассчитывал. Мы обсудили работы — неясно только с гостиной, она почему-то не хочет пока это обсуждать, но всё остальное, что вы сказали, будем делать. Кроме бассейна разве что... это и впрямь дорого. Придётся придумывать что-то с лестницей, этот пункт чуть не самый важный, она очень настаивала на необходимости как-то решить этот вопрос. Но было несколько странных моментов, о которых я должен вас предупредить. Во-первых — бабушка каким-то образом загодя навела справки и уже знала, кто вы такой и как вас зовут. Я не успел рта раскрыть на эту тему, как она заявила, что не возражает против вашего участия. "Он безопасен, я проверила. Навредить нам он точно не сможет." Это её слова. Ума не приложу, что она имела в виду, но прозвучало это странно.

— Действительно странно, — нахмурился я. — "Безопасен", говорите? Непонятно, чем может быть опасен обычный сосед — если он не отъявленный бандит, конечно. И про меня разузнала, значит? Каким же образом? Публичной фигурой меня уж никак не назовёшь.

— Понятия не имею. Но у неё есть поверенный... или секретарь, я не знаю, как назвать. Некий доверенный человек, который ведёт её дела. Она никогда о нём не упоминала, но по всему выходило, что такой имеется. И оба последних раза, что я был у неё — сегодня и месяц назад — я приходил раньше назначенного времени и сидел в кафе напротив, чтобы явиться минута в минуту. И оба раза за четверть часа передо мной из дому выходил один и тот же человек — хорошо одетый, очень солидный господин лет пятидесяти, чем-то неуловимо напоминающий саму бабушку. Не внешне, нет — ощущением, манерами, что ли... вот вы увидите её завтра, и поймёте, о чём я. Конечно, он мог идти не от неё, но в доме мало квартир, и плюс один и тот же человек дважды, да ещё непосредственно передо мной... как будто бы они обсуждали, как вести со мной диалог — ну вот как мы сейчас с вами.

— Ну допустим. А что ещё?

— Ещё — мозаики. Да-да, помните, я говорил, что у бабушки в коллекции есть копии мозаик, и некоторые очень напоминают ту, что подарили Стефано? Так вот сегодня я видел не похожую, а точно такую же. Один в один, не отличить. Тот же рисунок, те же линии и цвет... абсолютно идентичную.

— Чудеса. А раньше её не было?

— Может, и была, но я не видал. Понимаете, у неё как в музее — сменная экспозиция. Разложить всё просто невозможно, предметов слишком много. Вещи перемещаются, перекладываются, убираются, опять достаются... короче, откуда взялась эта и была ли она раньше, не скажу, но сейчас она есть.

— Ещё страннее... вторая копия? Но ведь собрание старое, она сама ничего не покупает, так?

— Говорит, что нет. "Чем покупать современную дешёвку, надо достойно хранить то, что досталось от предков". Тоже её слова. Я предположил бы, что существует оригинал — может, где-то в музеях, с которого делали обе копии, но уж больно они похожи. Даже короб одинаковый. И вот что я ещё обнаружил, смотрите.

Джанлука отодвинул тарелку, включил принесённый с собой планшет и указал на экран. Там была кривоватая фотография какой-то старой карты, явно выполненной вручную, но со знанием дела. Я взял планшет в руки и вгляделся.

— Что это?

— Это карта, что висит у бабушки в коридоре. Там много чего висит — шпалера до потолка, каждый свободный клочок чем-то занят, но я прежде не обращал внимания. А тут вдруг заметил и улучил минутку, чтобы незаметно сфотографировать... кое-как, правда, но уж как вышло. Нормально мне точно не дали бы это сделать, у неё просто паранойя насчёт своих сокровищ. Присмотритесь — ничего не напоминает?

— Напоминает, конечно, я ж всё-таки архитектор, к картам и планам привык. Это наше побережье возле Сан Феличе, только виллы ещё не построены. А, нет, две самых первых есть уже... и отмечены все достопримечательности — и акрополь, и цистерна в горах, и башни у моря, и даже остатки терм с той стороны горы... очень подробная и профессиональная съёмка местности. Погодите-ка... а это что?

— Вот! — воскликнул Джанлука. — Вы заметили, да? Здесь обозначен колодец на нашем участке, а там, где сейчас построена вилла, стоит знак вопроса.

Я кивнул, продолжая рассматривать смазанную плохим фокусом фотографию. Знак вопроса был обведён красным карандашом, а ниже, на совершенно пустом участке карты, стояла надпись — "вилла Летиция".

Первую половину дня пришлось употребить на всякие рабочие надобности. Раз уж я доехал до Рима, стоило появиться в офисе, заглянуть в Сапиенцу и пересечься с редактором журнала, второй месяц пытающимся стрясти с меня популярную статью о реставрации памятников. Я разбудил Джанлуку, мы позавтракали в соседнем баре и распрощались на несколько часов — он отправился гулять, а я понёсся своим обычным маршрутом.

В офисе я застрял — Бель, резонно предположив, что раз я остался в городе, то с утра загляну обязательно, собрала на подпись и рассмотрение такую гору всяких бумажек, что я с тоской подумал о вчерашних препирательствах на объектах. Ей-богу, уж лучше по лесам скакать, чем в этом всём разбираться... однако улизнуть не удалось, и пришлось во всё это вчитываться.

К половине одиннадцатого стало понятно, что в Сапиенцу я уже не успеваю, и на этот пункт пришлось плюнуть — впрочем, ничего важного в нём не было, тамошние ведомости могут и подождать. Но с редактором увидеться было нужно, я и так мурыжил его давно, и мне было просто неудобно опять переносить встречу.

— Всё! — заявил я Бель, подписав очередную смету. — Дальше без меня, если что нужно ещё срочно подписывать — позвони, я заеду ближе к вечеру. Остальное привезёшь в выходные на виллу, потерпит. Если сейчас не уйду, с Миретти опять пролёт выйдет, а это уже свинство.

Встреча была назначена в патио одного из самых пафосных отелей возле Корсо — я поморщился, но деваться было некуда. Парковка там, конечно, была, но мой запылённый лендровер выглядел на ней как бельмо в глазу. Одна радость — до дома джанлукиной бабушки оттуда было рукой подать.

— Синьор Коста! Вы не представляете, как я счастлив! — Миретти поднялся мне навстречу с жеманной улыбкой, вяло подержался за руку, изобразив рукопожатие, и жестом предложил присесть. Я плюхнулся на невообразимо мягкий диван, и колени оказались чуть не выше головы. Чёрт бы побрал эту вашу мебель... пришлось извиниться и пересесть в кресло — оно больше годилось для делового разговора, хотя Миретти делал всё, чтобы это походило на светский междусобойчик с каким-то неуловимо липким оттенком. Он пощипывал брильянт в собственном ухе, всплёскивал руками, пел дифирамбы мужеству и стойкости доблестных реставраторов вроде меня и в красках описывал тот восторг, что будут испытывать читатели от тех загадочных откровений, коими я, несомненно, поделюсь в своём блистательном эссе. К концу его бесконечного монолога я уже чувствовал себя легионером ветеранского корпуса со шрамами поперёк всего тела. Уж не знаю, зачем был нужен весь этот цирк, — я явно не попадал в подходящую для таких манер аудиторию, — но возможно, он просто не умел разговаривать по-другому.

— Синьор Миретти, мне кажется, я вас понял, — осторожно ввернул я, воспользовавшись короткой паузой. — Давайте сделаем так — я выберу два-три наиболее интересных памятника, с которыми мне довелось работать, приложу к списку наиболее удачные фотоматериалы, и если вы в целом одобрите мой выбор, напишу сам текст. Интонацию и... ну скажем, аромат того, что вам бы хотелось в нём видеть, я постараюсь удержать. Но всё же вы должны понимать, что на одной романтике далеко не уедешь — я практик, и ради литературных красивостей никаких реальных деталей искажать не стану.

— О да! — просиял он, щёлкнув пальцами и интимно понизив голос. — Интонация и аромат — это ведь главное, правда? Интонация и нужные, правильные акценты... вы удивительно точно меня поняли, дорогой синьор Коста. Давайте сделаем именно так, как вы предложили — я уже предвкушаю наш совместный триумф. Мне недаром посоветовали обратиться именно к вам. Не хотите ли подумать о серии публикаций, не ограничиваясь только одной статьёй?

— Подумаю, — уклончиво отозвался я, выдавив из себя улыбку. — Давайте сперва убедимся, что первая статья получится, и вы не будете разочарованы нашим сотрудничеством. В принципе, популяризация нашей работы — дело важное, особенно для римских жителей. Они должны знать, в каком уникальном месте им довелось жить, и гордиться своим городом не просто так, а со знанием дела.

— Боже, вы говорите как пишете! — взвизгнул этот попугай, картинно прикрыв ладошкой приоткрытый рот. — Истинно говорят — талант не даётся в чём-то одном, если он настоящий. Вы вполне могли бы стать журналистом, и очень хорошим.

— Благодарю за столь щедрую оценку, но два журналиста в семье — это многовато, — ухмыльнулся я. — Моя жена не потерпела бы такой конкуренции.

— Жена? — мгновенно увял Миретти. — Ваша жена журналист?

— Бывшая, — утешил его я. — Мы давно в разводе. Но в любом случае, отбивать у неё хлеб всерьёз — как-то не по-джентльменски, я считаю.

— Понимаю — вы настоящий рыцарь, — проникновенно вздохнул он, сложив лодочкой ладони. — О, простите — я не предложил вам ничего выпить, так увлёкся... что вы предпочитаете?

— Спасибо, не беспокойтесь — в следующий раз. Вынужден извиниться — у меня ещё одна встреча тут поблизости, так что если мы в принципе обо всём договорились, то я вас оставлю. Обещаю прислать вам материалы до конца недели.

Ещё минут пять мы раскланивались, и я клятвенно заверил его, что в следующий раз никуда не буду спешить, после чего, полностью взмокший от этого словесного полонеза, вывалился наружу и даже не сразу вспомнил про машину. Бес с ней, пусть стоит на этой их вельможной парковке... пойду пешком, потом вернусь и заберу. А счёт, если будет уж слишком квадратным, пришлю Миретти в редакцию.

Я пересёк площадь дель Пополо, миновал арку Фламиниевых ворот и постепенно оказался совсем в другом Риме — тоже вполне узнаваемом, но будто стряхнувшем с себя чрезмерное обаяние прошлых веков. Здесь улицы становились прямыми, кварталы были чётко разлинованы сухой сеткой, и лишь своевольный Тибр нарушал эту строгую математику, огибая район очередной капризной излучиной.

Дом синьоры Летиции выглядел соответственно окружению — массивный и дорогой доходный дом конца позапрошлого века, надменно и наивно копирующий общий облик старого римского дворца, но при этом так же разительно и неприкрыто отличающийся от оригинала. Такие постройки обычно выбирали успешные адвокаты, солидные доктора, маститые инженеры нового буржуазного времени. Дом был настолько характерным, что можно было примерно представить и тех, кто в нём когда-то обосновался. Я подошёл к единственному входу за три минуты до назначенного времени; Джанлука ждал меня в тени арки подъезда.

— Добрый день, Мауро. Идёмте?

Квартира располагалась на главном этаже и занимала половину его площади. Звонить не пришлось — горничная открыла дверь минута в минуту, даже не удивившись, что мы подошли с боем часов — просто сделала приглашающий жест и пошла вглубь квартиры. Мы двинулись следом.

Джанлука не преувеличивал, говоря о том, что жилище его бабушки смахивает то ли на музейный запасник, то ли на лавку безумного антиквара. Идти быстро оказалось просто невозможно — колени то и дело норовили зацепиться за что-то выпирающее, да и сама траектория движения была сродни движению в лабиринте. Самым удивительным же было то, что даже несмотря на эти нагромождения, жильё выглядело нарочито роскошным и просто кричало о богатстве и респектабельности хозяев. Стены — там, где они оставались открытыми — и впрямь украшала плотная шпалерная развеска; разномастные полотна, карты и гравюры, несмотря на полное отсутствие систематики, не производили впечатления базара и смотрелись довольно строго. Двигаясь гуськом за горничной, мы вильнули ещё пару раз и наконец оказались в обширной квадратной комнате в два окна, похожей на кабинет. После полумрака, царившего в коридоре, свет ударил по глазам так резко, что я на секунду ослеп.

— Добрый день, синьор Коста. Здравствуй, Джанлука.

Странный металлический оттенок голоса, который я давеча списал на искажения телефонной связи, оказывается, был настоящим. Женщина, с трудом поднявшаяся навстречу из кресла, была довольно высокой, крупной и даже несколько мужиковатой — возможно, из-за увесистой трости, совсем не похожей на дамский аксессуар.

— Здравствуйте, синьора Летиция — прошу меня простить, я не знаю вашей фамилии.

— Варезе. Но это неважно. Я предпочитаю имя — оно важнее.

Здесь было просторней, чем в коридоре, но всё равно мебели было раза в два больше, чем нужно; вдоль двух стен стояли вполне музейного вида витрины со стеклянным верхом и архивными ящиками для хранения.

— Можете присесть, — снизошла хозяйка, грузно опускаясь обратно в своё кресло. — Я хромаю на одну ногу, это с рожденья. Поэтому если можно сидеть, я сижу. А разговаривать, задрав голову, неудобно.

Она так и продолжала забивать гвозди, — видимо, в принципе не признавая длинных фраз.

— Джанлука сказал, вы согласны помочь. Я благодарна.

— Да, синьора. Постараюсь помочь вашему внуку чем могу, мне несложно, ведь стройка — это моя профессия. Впрочем, вы это уже знаете. При всём уважении, синьор Филиппо не слишком аккуратно следит за своими подопечными.

— С Филиппо не конфликтуйте. Ему велено прислушиваться к вам, но не увлекайтесь. Он вспыльчив, а другого прораба я в дом не пущу. Кругом слишком много жулья. И ещё.

Она повернула голову — свет упал на на её гордое грубоватое лицо, блеснув на крупных каменьях серёг. Безупречно уложенные седые волосы, благородные морщины, правильные черты... наверное, в молодости была довольно эффектной.

— Джанлука, принеси со стола план.

Внук послушно поднялся, подошёл к письменному столу — такому же массивному, как и всё остальное — и положил перед ней на столик какой-то старый документ.

— Это копия. Оригинал не покажу, — зачем-то пояснила она. — Но рассказать расскажу — вы отнеслись к внуку по-человечески. Джанлука про это тоже не знает. Взгляните. Что вы видите?

Скрипнула боковая дверь, видимо, ведущая в соседнюю комнату, — то ли сквозняк, то ли полотно было чуть перекошено. Скрипнула и застыла, так и не открывшись. Я не мог избавиться от ощущения, что с той стороны стоит кто-то ещё, ещё один невидимый и молчаливый участник встречи, стараясь не упустить ни слова из нашего странного разговора.

— План застройки двух наших участков вижу. На полях развёртка обоих фасадов — эскизы, конечно, но в целом всё узнаётся. Вот ваша вилла, а вот моя.

— ТЕПЕРЬ ваша, — с нажимом проговорила синьора Летиция, пренебрежительно улыбнувшись. — Смотрите внимательней. Разве тут указан забор? Или хоть что-то, что делило бы участок надвое?

— Нет, здесь это спланировано как единое поместье с двумя строениями. Я бы сказал — жилой дом и флигель. Ну и домик садовника, где сейчас живёт ваш внук.

— Верно, — удовлетворённо кивнула она. — Так и было вначале. Вилла Летиция — это всё вместе. Так задумал и построил эту усадьбу мой прадед.

— Ничего себе... — не удержался Джанлука, вытягивая шею и силясь рассмотреть документ у меня в руках. — А почему ты об этом не рассказывала раньше?

— А зачем тебе было это знать? — поинтересовалась она.

— В таком случае, зачем вы всё-таки рассказали об этом сейчас? — спросил я. — Тем более при мне.

— Правильно спрашиваете. Я и рассказала вам, — кивнула она. — Без вас смысла бы не было.

— Не понимаю.

— Подумайте. Я хочу, чтобы работы были успешны, и дом приносил доход. Без выхода к морю это невозможно. А его нет потому, что раньше он и так был — тот спуск, что сейчас ваш. Вы не виноваты в том, что нам остался лишь этот жалкий объедок вместо целого. Но это несправедливо. Все несчастья, что случились с нашим родом, начались вот с этого возмутительного грабежа. Раздел был незаконен. Подробностей не ждите — это вас не касается. Повторяю — вы не при чём. Это сделали другие люди, не ваши предки, я проверяла. Но если вы взялись помочь, то я прошу вас найти способ обеспечить хоть эту малость. Судя по вашей квалификации, вы сможете. Иначе теряется смысл всей затеи.

— Бабушка! — не выдержал Джанлука. — Ну это уж слишком! Как можно ещё и условия ставить синьору Коста?

— Летиция, — машинально поправила она. — Помолчи.

Это было удивительно. Меня позвали затем, чтобы воззвать к моей совести — весьма причудливым способом, надо признать. Не говоря уж о том, что мнимая несправедливость столетней давности вообще не имела ко мне отношения. На Джанлуку было жалко смотреть — он никак не ожидал такого поворота, и оттого явно чувствовал себя кругом виноватым.

Расценив моё молчание вполне правильно, синьора Летиция выдержала паузу и добавила:

— Ваше участие будет оплачено.

— Я не возьму с вас денег.

— Вы богач? — иронично осведомилась она.

— Нет, я гордец, — вернул удар я.

Джанлука еле слышно хрюкнул, сдерживая смешок, синьора Летиция раздражённо скривилась, резко пристукнула по полу своей палкой, вся как-то набычилась... а потом медленно выпрямила и без того прямую спину и пристально уставилась мне в глаза. Напомаженные губы сложились в подобие слабой улыбки.

— Остроумно. Вы хороший игрок. Но впредь не подставляйте мне зеркало. Я и без вас знаю, как выгляжу. Так вы нам поможете?

— Я поищу такую возможность, так скажем. Я не фокусник, горы двигать не умею, но если найдётся хоть одна лазейка, то я ею воспользуюсь.

— Этого достаточно. Благодарю вас.

Я кивнул, как бы подтверждая сделку. Фактически, разговор был окончен — я это видел по её позе. С последними словами из неё будто вынули стальной штырь, не дававший покоя. Она осталась такой же монументально прямой, но уже не напоминала собственную статую.

— У вас впечатляющая коллекция, — я сделал широкий жест вокруг себя и бегло огляделся.

— Наследство. Лучшее из того, что дали мне предки, — она выразительно повертела своей палкой, явно намекая на своё увечье. — Хоть и хлопотное.

— Вам не жаль, что такую красоту никто не видит?

— Нет. Если бы в людях была порядочность и способность ценить прекрасное, коллекции бы не было. Мой прадед спасал то, что разбазаривали музеи. Или копировал то, что спасти не смог. Но зачем этим хвастать? В подлинном меценатстве нет тщеславия.

— Противоречивое утверждение.

— Люди вообще противоречивы. Даже глупцы.

Такую жирную точку в разговоре не понять было невозможно.

— Ну что же... — я изобразил нечто вроде полупоклона и поднялся с кресла. — Признателен за знакомство, синьора. Полагаю, мы всё обсудили, не стану мешать вашему общению с внуком. Джанлука, вы ведь останетесь?

— Мы вроде всё уже обсудили вчера, — отозвался он, и на всякий случай покосился на синьору Летицию. — Или ты ещё что-то хочешь добавить?

— Нет. Сейчас нет. Нужно будет — позвоню. Завтра к вечеру на виллу приедет Филиппо с бригадой. Поезжай.

Мы откланялись и двинулись к двери.

— Синьор Коста! — ударило мне в спину.

Я обернулся.

— Если будет что сказать — навещайте меня. У входной двери лежат мои карточки с телефоном. Можете взять.

— Хорошо. Всего доброго, синьора Летиция.

Мы вывалились в коридор. Провожать нас никто не рвался, горничной рядом не оказалось, и Джанлука начал отчаянно жестикулировать — смотрите, мол, сюда и сюда.

Давешняя карта нашлась на стене наискось от распахнутых дверей в кабинет — свет падал так, что её можно было кое-как разобрать. А почти точно под нею, на каком-то пузатом и длиннющем комоде, лежало несколько коробов с мозаиками. Крайняя по ходу движения была как раз та самая, идентичная подарку Симоне. Я склонился поближе, пощупал поверхность — да, действительно, очень похоже. Джанлука махнул рукой — отодвиньтесь-ка немножко — и поспешно щёлкнул камерой телефона.

— Сравним потом, — еле слышно шепнул он и двинулся к входной двери. Пара минут — и мы уже были на улице.

— Фух, — длинно выдохнул он. — Эти визиты — как будто экзамен каждый раз. Должен сказать, Мауро, что я просто восхищён вами — хотел бы я уметь так держаться. Не говоря о том, что моя признательность вам и вовсе потеряла все границы... да и бабушка тоже под впечатлением, и ещё каким. Я её такой разговорчивой никогда не видел.

Значит, это у них называется разговорчивая? Ну-ну.

— Насчёт впечатления не уверен, но ваша бабушка настолько любопытный персонаж, что даже сравнить не с кем. В любом случае, я рад, что согласился и пришёл.

— Вы сейчас в какую сторону? — спросил Джанлука. — Просто если вы остаётесь в Риме, то я побежал на поезд... иначе автобус от станции до Сан Феличе упущу.

— Я сейчас — вон туда, — указал я на витрину кафе напротив входа в дом. — Во-первых, обед вот-вот кончится, а во-вторых, хочу кое-что проверить. И хорошо бы, чтоб вы пошли со мной.

— Зачем? — недоумённо нахмурился он.

— Наш разговор кто-то слушал, — объяснил я. — Я бы сказал — "подслушивал", но в данном случае это не совсем верно, потому как бабушка ваша, скорее всего, это подслушивание санкционировала. Я хочу посмотреть, не выйдет ли в ближайшее время из дому кто-нибудь интересный.

— Например, тот господин, о котором я говорил? — оживился Джанлука.

— Ну да, но я же его не видал, и узнать не смогу.

— Давайте! Ой... поезд тогда точно мимо...

— Вам когда надо быть на вилле? Завтра вечером, так? Ну и не дёргайтесь. Сегодня переночуем, завтра с утра поедем. Пошли.

Еда в заведении оказалась, конечно, так себе, но кофе при наличии нормальной машины испортить трудно, поэтому мы заседали у окна и тянули по третьей чашке в надежде подтвердить мою догадку. Однако ничего не происходило.

— Может, вам показалось?

— Может, конечно. А может, и нет... посмотрите, не этот ли?

Из дома вышел человек — довольно крупный мужчина среднего роста в светлом, но чопорном деловом костюме. Словно нарочно, остановился прямо напротив нас, покопался в телефоне, — видимо, искал номер — и, начав разговор, неторопливо двинулся к набережной.

— Да, это он, — уверенно кивнул Джанлука. — Точно он. Ну надо же...

— Полагаю, он и есть секретарь. Правда, для секретаря он слишком дорого выглядит, так что его роль позначительней будет, я думаю. Честно говоря, не очень понимаю, зачем нам с вами это знать, но история с вашей виллой обрастает такими неожиданными подробностями, что впору идти копаться в архивах. Почему-то мне кажется, что там ещё не одна тайна зарыта... мы о них не подозреваем, потому и дом кажется нам с вами таким странным. У меня в голове так и застрял этот знак вопроса с карты — он ведь тоже что-то значит, наверное. Хоть Симоне посылай, ей-богу... я шучу, не напрягайтесь. Просто он у нас главный архивный червь.

— Да я не напрягаюсь, я уж и сам готов этим заняться, — отозвался Джанлука. — Что ни день, то новая вводная... может, и правда спросить Симоне, куда ткнуться? Семейный архив — если он есть — разумеется, у бабушки, и она ничего не покажет. Но ведь какие-то документы старые должны где-то храниться? Ну не знаю там... землеотвод на покупку, копия самой купчей, заверение нотариуса...что ещё бывает?

— Музей местный ещё бывает, — заметил я. — Этнографический, например. Наш район стоит на археологии, недаром вокруг национальный парк, так что в основном там вся экспозиция про всякие древности, но можно проверить — вдруг и про новые времена что есть. Я знаю там пару сотрудников, спросим. А, и ещё есть библиотека муниципалитета, там тоже можно поспрашивать. Получается, что вы даже имён толком не знаете... хотя бы того предка, что упоминала синьора Летиция как основателя коллекции и строителя виллы.

— Не знаю, — уныло согласился Джанлука. — Только имя его дочери — Летиция, — ну та, что сумасшедшая, и имена её детей — тоже Летиция и Джанлука, который прадед мой. Да, меня мама в его честь назвала.

Зазвонил телефон, пришлось отвлечься. Звонила Бель, интересовалась, где я, и узнав, что всё ещё тут, просила всё же заехать в офис — кое-какие бумаги всё-таки требовали моего внимания. Я обещал скоро быть.

— Ладно. Пойду за машиной, съезжу по делам, а вечером увидимся. Думаю, часам к семи я уже буду дома, так что приходите. Дорогу помните?

— Конечно, — улыбнулся Джанлука. — Эх, пойду погуляю... когда ещё выдастся возможность по Риму вот так пошататься.

Мы вместе дошли до Пополо, и он уточнил:

— К Испанской лестнице же туда, верно?

— Да, всё время прямо, как раз к подножью выйдете.

— Люблю это место, — заметил он. — Там такая атмосфера всегда... и живо, и романтично.

— Романтично? — хмыкнул я. — Ну... да, в каком-то смысле.

— Почему вы так сказали? — удивился он.

— Да так, пустяки. Если учесть, сколько там было драк и всяческого безобразия... студенты часто всякие свои пикеты и возмущения именно там устраивают. Видимо, традиция у нас такая — если бузить, так уж красиво. А вообще я там со своей женой познакомился. Из фонтана её достал.

— Откуда?! — засмеялся Джанлука.

— Из Баркаччи — ну тот фонтан, что внизу лестницы, в виде лодки. Ладно, хорошо вам погулять. До вечера.

Счёт за парковку был внушительным, но не очень страшным — я решил пока что не мелочиться и этой мздой Миретти не нагружать. Правда, протолкаться в офис оказалось делом непростым — город стоял если не намертво, то близко к тому; я развлекался рассматриванием прохожих, неторопливо курил и прокручивал в уме сегодняшний визит к джанлукиной бабушке.

Как же так вышло, что я вообще согласился в это ввязаться? Да, сосед мне нравился — но мало ли вокруг симпатичных людей. Я же не спешу вешать себе на шею их проблемы, пусть даже мне это и не доставляет особых хлопот. Наверное, тут образовался комплекс всего — приятный общительный парень, очень странного вида дом, загадочный туман вокруг его первых владельцев и вообще истории возникновения этой постройки... да ещё плюс солидная коллекция, явно неучтённая ни в одном каталоге, происхождение и содержание которой тоже весьма непрозрачно. Да — и откуда взялась та мозаика, что Симоне подарил Стефано? Почему она так похожа на ту, что в коллекции? И вишенкой на торте — сама синьора Летиция Варезе, в имя и личность которой утыкалось большинство вопросов. И которая совершенно не рвалась на эти вопросы отвечать. Но однако же — сама захотела моего участия, при всей маниакальной недоверчивости и закрытости.

Наверное, я всё ещё не наигрался в секреты. Мало мне тех ребусов, что подкидывает основная работа — вот, полюбуйтесь, подцепил там, где не ждали...

Поразмыслив, я понял, что есть ещё один момент, который не давал мне покоя. На мой взгляд, прораб Филиппо, которому она так доверяла, как раз являл собой классический пример того самого "жулья", которого она так опасалась. Я не представлял ситуации, при которой они могли бы свести знакомство, и которая бы вызвала у синьоры Летиции столь безграничное к нему доверие. Странное дело — чем больше я думал об этой женщине, тем больше мне казалось, что она как будто одета в шоры, и видит лишь то, что ей позволяют. Ну или то, что она сама сочла достойным внимания. Она была несомненно умна и проницательна, но как-то выборочно... ну не мог я представить себе её и Филиппо, планирующих какое-то совместное дело. Видимо, меж ними существовала какая-то прослойка в виде кого-то третьего, кто в равной степени и пользуется её расположением, и уверенно управляет пройдохой-прорабом. Скорее всего, именно этого третьего мы и видели возле дома — Джанлука был прав, когда сказал, что этот человек "подходит" его бабушке. Да, вот его я легко представлял себе рядом с нею... и в то же время он не выглядел оторванным от жизни — напротив, производил впечатление человека делового и оборотистого. Он вполне мог иметь контакты с такими, как Филиппо, и извлекать из этих контактов максимум пользы. Но вот то, что он явно стремился остаться за кадром, прячась за спиной своей покровительницы, мне не понравилось. Казалось бы — в доме появился новый человек, которого пригласили по делу... если ты помогаешь вести эти самые дела, то почему бы не поприсутствовать? Вряд ли синьора Летиция была бы против, уж коль она ему доверяет. Ан нет — стоял за дверью, но так и не вышел.

Или я всё выдумываю, и там никого не было? А этот господин — просто один из жильцов дома, потому и попадается на глаза регулярно?

Дурацкое состояние — одни вопросы. И ведь не бросишь уже — внутри так зудит от любопытства, что не отвертишься. Определённо, последнее время мне стало слишком скучно, вот я и купился.

В голове вновь всплыла та карта, что показывал Джанлука. Интересно, кто её рисовал? И что означает тот знак вопроса на месте дома? Может, просто один из вариантов расположения постройки? Но ведь на карте пока нет ничего, что указывало бы на намерения там что-то строить, не то что на том плане, что продемонстрировала сегодня синьора Летиция... только колодец указан. Однако название виллы уже стоит... скорее всего, карта предваряла тот план, вот и всё. Другой вопрос — зачем для выбора места строительства рисовать подробнейшую карту с указанием всех достопримечательностей? К чему картографу тратить на это силы и время? Непонятно... или она была сделана для других целей, и её просто использовали для того, чтобы ткнуть — вот, мол, тут и обоснуемся. Очень даже удачно — и колодец рядом есть.

Размышления прервал истошный гудок сзади — пробка уехала на несколько машин вперёд, а я так и торчал на месте. Бог с ним, оставим вопросы до вечера, всё равно неизбежно вернёмся к этой теме за ужином. Я прополз ещё полсотни метров вперёд, протиснулся под носом у громко возмущающегося моей наглостью таксиста и с облегчением свернул на пустую боковую улицу. Отсюда до офиса было недалеко — небось, Бель уже устала меня ждать.

— Как поживает ваша книжка?

Мы наконец-то ехали обратно; яркое утреннее солнце обещало очередной жаркий день, трасса была пустой, и я с удовольствием втопил со всей дури. Мою машину никак нельзя было назвать скоростной, я редко позволял себе так над ней издеваться, но иногда подобное всё же случалось.

— Гораздо медленней, чем хотелось бы, — вздохнул Джанлука. — Собственно, за последние дни вообще никак — ни строчки не добавил... как-то не до этого было. Заодно хочу послушать, что Симоне скажет — я дал ему почитать несколько кусков, касающихся митраизма, он попросил.

— Симоне сам неплохо пишет, — заметил я. — Довольно образно, но от сути не уходит... даже лучше, чем рассказывает. Эмоций меньше, толку больше.

— Мауро, а вы будете говорить с ним про мозаику ещё раз? Я почему спрашиваю — может, лучше я попробую? Мне кажется, вам он не скажет... он вас побаивается и уважает очень, со мной ему как-то проще. Нет?

— Пожалуй, — кивнул я. — Самое главное, что мне интересно — с какого образца она сделана, и где этот образец хранится. Автор тоже, но это мы уже с вами обсуждали, предположение есть, и если удастся его подтвердить, то будет совсем здорово. Только аккуратнее, он существо нервное.

— Да я уж понял, — усмехнулся Джанлука. — Местами вообще трепетная лань... но мне всё равно нравится, он умный.

Умный, да... не вляпался бы только опять во что-нибудь. Я в двух словах рассказал Джанлуке ту историю про знакомого Бель — без особых подробностей и крайних оценок, но достаточно, чтобы он был в теме.

— Давайте сейчас как приедем — сразу сходим на берег, — предложил я. — Посмотрим, что там можно придумать с лестницей — если вообще можно. Пока не насыпались эти рабочие новые... лишний раз с Филиппо пересекаться не стоит, а то взревнует, не ровён час.

— Давайте, — охотно кивнул Джанлука. — В общем-то, им всё равно пока есть чем заняться — фасадных работ много ещё. А я завтра в Сан Феличе прогуляюсь, попробую в музей сунуться. Чёрт, как жаль, что я свой мотоцикл в Пизе оставил... Отец не любит, когда я далеко на нём езжу, просил не брать, а сейчас бы как пригодился. Сто раз пожалел уже, что пошёл у него на поводу.

— Да, здесь без транспорта сложно. Лучше пусть Симоне вас отвезёт, он же с машиной. И Стефано возьмите, он обожает загадки. Я позвоню в музей, предупрежу. И в библиотеку тоже.

Мы условились, что делать особой тайны из исторических изысканий не стоит, тем более что Симоне и впрямь мог помочь, а у меня не было достаточно времени, чтобы погрузиться в это с головой. Дел и так хватало, и ещё висела обещанная Миретти статья.

На нашей парковке стоял только старенький фиат Нинетты — наверное, Симоне отправили в Сан Феличе за чем-нибудь, или ребятишки решили прошвырнуться по окрестностям. Я поставил машину, Джанлука забежал к себе бросить рюкзак, а я пошёл к дому. Из открытого окна кухни доносился громкий голос нашей домоправительницы, я прислушался... ага, кажется, Стефа воспитывают.

— Стыд поимей, парень! На меня наплевать, так хоть сестры постеснялся бы! Можно подумать, вас в чёрном теле держат — ведь всё же позволено! Нет, непременно надо выдрючиваться! Ну есть у тебя девка, и прекрасно — что, комнаты своей мало, я не пойму? Почему я то и дело натыкаюсь в саду на её мельтешащие пятки и твою голую задницу?!

Я прыснул, зажав рот ладонью. Нинетта никогда не была ханжой, но правила приличия блюла строго... видать, сынок и вправду совсем уж расслабился.

— Ты хоть раз видел, чтоб отец твой так себя вёл? Ну хоть раз, скажи мне? А ведь он тут хозяин, ему никто слова не скажет. Только он со спущенными штанами почему-то не бегает... что, думаешь, не за кем? Да ему кто хошь даст, хоть девка, хоть парень, но он вести себя умеет — в отличие от некоторых!

От последнего пассажа у меня невольно вытянулась физиономия — о как, оказывается. Какие все кругом продвинутые, надо же... И с чего она вообще решила, что я так широко популярен?

Стефано вяло отбрехивался, но больше для проформы, понимая, что Нинетта права.

Дождавшись паузы, я нарочито громко протопал по дорожке и крикнул:

— Живые есть? Я вернулся!

— Папа! — Кьяра появилась из-за угла дома с чашкой в руках — наверное, сидела на террасе. — Привет, ну наконец-то! Мы думали, ты вчера вернёшься.

— Я тоже думал, но дел насыпалось. Привет, милая. Как жизнь?

— Да хорошо, тихо только, разъехались все. Так втроём и кукуем... ну, если Аврору не считать.

— Как втроём? — удивился я. — А Симоне где?

— Так уехал он, — пожала плечами дочка. — Сразу за вами, в тот же день, через пару часов буквально. Ему позвонил кто-то, он и сорвался... сказал, по работе.

Симоне волонтёрил в нескольких римских музеях, и иногда за это даже платили. Судя по всему, он там котировался — во всяком случае, впечатление нищего студента он не производил, хотя я никогда не слышал от него о каких-либо родственниках.

— Но он вернётся?

— Не знаю, Стефа спроси. Вроде да... я не вслушивалась. А Джанлука с тобой?

— Вот он я! — послышался весёлый голос за моей спиной. — Привет, Кьяра.

— Привет, — Кьяра зыркнула на него, смешалась, неуверенно потопталась на месте и спросила: — Может, вы кофе хотите? Ну или ещё чего...

Надо же, дочка и впрямь застеснялась, что с нею бывало редко. Розина права, растут детки...

— Давайте, Джанлука, по чашке кофе и пошли, — решил я. — Привет, Стеф!

Сын появился из дома слегка взмыленный после нинеттиной головомойки, явно радуясь, что беседу прервали.

— Привет! О, Джанлука! Ну как вы? Нормально всё?

— Более чем, — кивнул я. — Доложим тебе потом... ты мне скажи, Симоне когда вернётся?

— Да вообще странно, — нахмурился сын. — Обещал ещё вчера утром, мы хотели на развалины терм съездить, распланировали всё... и тишина. Я ему звоню — он не подходит. А сегодня вообще телефон выключил. И сорвался так спешно... говорил, там дел на пару часов, а двое суток уже прошло.

— Ну, занят, наверное. Появится, раз обещал.

В результате на берег спустились все вместе — правда, Кьяру наши изыскания не увлекли, и она отправилась на свой камень. Стефано же, напротив, пришёл в восторг от грядущей задачи и от истории виллы особенно — теперь его было не остановить. Я усмехнулся — вот ведь прыть, хлебом не корми, дай чего-нибудь поразгадывать. В кого бы, интересно?

— Ну и что вы думаете? — спросил Джанлука после того, как мы несколько раз прошли туда-сюда всю соседнюю бухту.

Мы со Стефом влезли чуть выше, на несколько отдельных глыб над дорожкой, а он стоял внизу — помня про его страх, я запретил ему даже пытаться.

— Минутку, — пропыхтел я. — Надо с той стороны ещё глянуть...

Ещё с четверть часа мы с сыном изображали двух мух, ползающих по вертикальной стене, а потом ссыпались обратно на тропинку.

— Сейчас сходим к вам, посмотрим оттуда, но скорее всего ситуация такая. Смотрите, — я растопырил пальцы кончиками вверх, собрав их наподобие чаши. — Есть скала — более-менее цельная, на которой стоит дом. И есть некоторое количество скальных пальцев, как бы растущих снизу... они собраны тесно, но это именно пальцы, не монолит. Сколько их — непонятно, потому что часть промежутков заполнена осыпями — где-то есть дырки, выветренные куски, где-то наоборот, нанесло почвы, проросли кусты и скрепили всё это... в любом случае, ничего серьёзного строить на этом нельзя. Кое-где — вон, смотрите, отсюда немножко видно — есть пещерки, видите? Насколько они глубокие, мы не знаем. Вырубать тут ничего не получится, нужно наоборот достраивать, используя эти пальцы как опору, но маршрут надо тщательно выверять, чтоб всё это хозяйство потом не рухнуло. Я примерно могу наметить путь, а потом надо будет взять у строителей обвязку — если у них есть — и пройти его сверху, чтобы прикинуть, что годится для опор, а что нет. Проблема сама по себе решаема, но нужно приготовиться к тому, что это будет целое инженерное сооружение. Посмотрите ещё вон туда.

Я развернулся и указал на тот дом, что стоял на следующем мысу. Обычно туда приезжали в августе и оставались до середины осени, поэтому сейчас там было тихо.

— У ваших соседей такой проблемы нет — там опять монолит, который уходит вниз уступами, создавая естественную расселину, как у меня. Видите? Лестница вырублена, и только в двух местах, уже почти на пляже, достроена, потому что иначе градус уклона был бы слишком крутой. Но это не ваш случай, тут придётся поломать голову.

— Ужас, — вздохнул Джанлука. — Во что я вас втравил...

— В очередную головную боль, — усмехнулся я. — Да ладно, придумаем что-нибудь. Я посоветуюсь со своими инженерами, попрошу приехать глянуть... у меня есть один малый, он в этом шарит получше меня. Но придётся нанимать вторую бригаду — ваши помрут, если будут заниматься ещё и этим. Скажите об этом бабушке обязательно.

— Конечно, — кивнул он. — Ну что, наверх?

Мы вернулись на территорию Летиции, Джанлука наконец-то показал нам колодец, а потом я ещё раз прошёлся по краю сада. Он кончался нагромождением камней, зарослями и обрывом — было ясно, что дальше и начинается то самое месиво, что мы разглядывали снизу. Лезть туда, никак не страхуясь, не хотелось совершенно.

— Мда, отсюда никак, — констатировал я. — Пошли, что ли, к дому поближе, там посмотрим.

Возле того торца, что был сделан вполне прилично, была небольшая лужайка, обсаженная по краю живой изгородью. Кусты обозначали обрыв; я продрался сквозь них к самому краю и глянул вниз.

— Ну вот тут можно и прорубиться немножко... вернее, так — сделать ступеньки до уровня вон того слепого балкона, что под террасой, потом повернуть, прорубить небольшой кусок, ну а дальше уже строить так, как я раньше объяснял. Тогда на балкон можно будет и с этой стороны попадать — вроде как ещё одна красивая площадка с видом на море будет. Подстричь только ботву эту кустарниковую, и парапет нормальный сделать, чтоб не ухнуть вниз случайно, как тот бедняга.

— Вы думаете, он... оттуда? — спросил Джанлука.

— Да кто ж знает... скорее с лесов — вон, с того угла. Что ему на балконе делать? Видите — вон там, с краю, несколько веток поломано — наверное, он и зацепил. Хотя это предположение, я ж не видел, где именно его нашли. Полиция вас, кстати, больше не беспокоила?

— Они звонили ещё один раз, но, к счастью, потом Филиппо включился. Как и что там дальше — без понятия.

— Ну ладно, в сухом остатке у нас следующее, — я вытащил телефон и стал рыться в контактах. — Я сейчас позвоню Каролю, и если он свободен на выходных, то постараемся заманить его сюда для консультации... Кароль, привет! Мауро беспокоит. Как дела, есть минутка? Отлично... ты в выходные что делаешь? На море? А моё море вам с Джулией не подойдёт? Да, приглашаю... честно говоря, у меня ещё вопросец к тебе есть — по прямому назначению, так сказать. Ну замечательно, тогда жду. Завтра вечером, ага. Адрес скину. Давай, до встречи. Стой-стой, погоди! На всякий случай — возьми у ребят обвязку страховочную... нет, к морю у меня и пешком можно, не волнуйся. Да, давай. Обнимаю.

Я отключился и ещё раз подошёл к краю. Ну да, здесь можно так... потом поворот, площадка, следующий пролёт, потом ещё площадка... потом довольно длинный марш прямо... а дальше уже отсюда не видно, надо лезть и проверять. Ладно, Кароль приедет, разберёмся.

— Ну вот, есть шанс, что всё придумается. Кароль отличный инженер, должен помочь.

— Что это? — перебил Стефано, отошедший вглубь участка, ближе к краю осыпи. — Будто кричит кто-то... слышали?

Мы переглянулись с Джанлукой, он отрицательно помотал головой.

— Нет.

— Да точно кто-то кричал! — сын сделал попытку взобраться на ближайшую груду камней. — Коротко, но я слышал!

— А ну стоять! — рявкнул я. — Ты решил, что одного трупа мало? Голову подними — чайки над нами, они и кричат. Тут звук гуляет как хочет, ты же знаешь.

Стеф нехотя сполз обратно, недоверчиво посмотрел вверх — над нами действительно кружило несколько чаек — и пожал плечами.

— Ну может быть... вроде да, по звуку похоже. Но мне казалось, что это снизу... ладно, успокойтесь, не полезу я туда.

Вот спасибо, утешил. Вроде здоровый лоб вымахал, а иногда дитё дитём, ей-богу...

— Спасибо вам, — в тысячный раз проговорил Джанлука. — Я даже сообразить не успеваю, а вы уже делаете. Просто волшебство какое-то... рррраз, и всё решается. Понятно, откуда у вас заказчиков столько.

— Вы просто попали в тему, — махнул рукой я. — В любой области так, я думаю. Был бы я кем другим — ничего бы не получилось. Всё, я пошёл к себе, надо дела двигать... Стеф, ты как?

— Останусь с Джанлукой... ты не против? — сын вопросительно глянул на соседа.

— Да что ты, нет, конечно.

Я прокопался до вечера с подбором материалов для Миретти, несколько раз перебрал все фото, но в конце концов отправил всё, что обещал. Если им это сгодится, надо будет садиться за сам текст... посмотрим, как скоро он ответит.

В какой-то момент, выйдя на террасу перекурить, я видел, что на соседской территории снуют люди, и даже опознал среди них Филиппо — видимо, он сдержал слово и привёз новую бригаду. Я немного понаблюдал, как они таскают свои вещи, и вернулся к своим занятьям. Надо будет завтра туда заглянуть, обозначить присутствие и наладить хоть какое-то перемирие. Последний — и пока что единственный — раз, что мы виделись, оптимизма не внушал.

За ужином мальчишки строили планы на завтра — судя по горящим глазам сына, я понял, что Джанлука честно посвятил его во все подробности семейной истории, которые знал, и у Стефа начисто снесло крышу. Даже Кьяра, поначалу отнёсшаяся к такому энтузиазму с иронией, мало-помалу втянулась в беседу; Джанлука ей очевидно нравился, и уступать его Стефу полностью она явно не собиралась, а никак иначе примкнуть к компании не выходило.

— Значит, так, — вещал сын, размахивая вилкой. — Завтра с утра садимся на мой мопед и едем в музей... ты ведь позвонишь туда, пап? Я помню там маленький закуточек с картами побережья, но думаю, это не всё, что у них есть. Потом, если время останется, двинем в библиотеку — там могут быть какие-то архивы, даже частные... да?

— Могут быть, — кивнул я. — Частные архивы, которые не сильно нужны родственникам, иногда сдают в библиотеки; другое дело, что эта библиотека маленькая, и плюс — была страшная путаница после второй мировой, многое могло пропасть. Но попробовать стоит, конечно.

— Я не очень понимаю, что спрашивать, — с сомнением проговорил Джанлука. — Ну то есть про виллу да, понимаю, но те две фамилии моих родственников, что мы знаем — Дзанетти и Танелли — явно нездешние. Даже если о них что-то есть, то в чужих бумагах... и как понять, у кого искать? Нотариусы?

— Да, это вернее всего. Землю, по идее, продавал муниципалитет, значит и записи об этом должны остаться.

— Ну попробуем, — качнул головой Джанлука. — Ужасно хочется разобраться...

— Разберёмся! — уверенно кивнул Стефано. — Ну правда — сто лет ведь не срок. Если даже с античными памятниками получается, то неужели тут не выйдет? Да быть не может.

Энтузиаст.

— Смотри, Мауро, — лукаво подмигнула Нинетта. — Выселит тебя наш Джанлука — выходит, он здесь настоящий хозяин-то.

— Да что вы такое говорите, Нинетта! — возмущённо запротестовал сосед, перекрикивая наш дружный смех. — Какой я хозяин! да и вообще — где б я был, если бы не синьор Мауро и вы все.

— Успокойся, шучу я, — она поднялась и хлопнула его по плечу. — Давайте, молодёжь, тащите мне в кухню тарелки... я мороженое сделала сегодня, все будут?

Как можно было отказаться? Я помог донести посуду и поставил кофе. Все сновали меж кухней и террасой, послушно собирая остатки ужина, а Нинетта нагрузила поднос с креманками и отплыла в сторону стола.

— Нет, Кьяра, мы тебя не возьмём, ты не поместишься, — помотал головой Стеф. — Ну куда трое на мопед, ты чего? Не на машине же.

Судя по виду дочки, она и сама всё понимала, но уж больно ей хотелось поучаствовать.

— Пресвятая мадонна! — донеслось с террасы. — Мауро! Мауро, иди сюда!

Нинетту вообще трудно было напугать, но сейчас, судя по возгласу, она была явно напугана — сталкиваясь в дверях, мы наперегонки рванули из кухни.

Немудрено — не месте Нинетты кто угодно бы испугался. Посреди террасы распласталась какая-то чумазая фигура — человек не мог толком идти, а потому полз, приволакивая пораненную левую ногу в разорванной штанине. Я не сразу сообразил, кто это.

— Симоне?! Господи, Симоне, что случилось?

Он зацепился рукой за сиденье стула и попытался подняться — мы с Джанлукой подхватили его с двух сторон и усадили в кресло. На стуле он бы не удержался.

И без того худой, сейчас он выглядел просто измождённым; один глаз заплыл, губы спеклись, лицо было измазано и исцарапано, а ладони содраны в кровь.

— Можно... воды...

Все запрыгали вокруг: сперва помогли ему напиться и кое-как умыли, потом Нинетта притащила аптечку, а я осторожно ощупал кости — вроде ничего не сломано, просто ушибы, грязь и царапины. Прошло ещё полчаса, и он немного оклемался.

— Голова кружится, — прошептал он, сползая в полулежачее положение и прикрывая здоровый глаз. Второй и так почти не открывался — синяк был знатный. — Я, наверное, ударился... поэтому. Идти... трудно было... и медленно — падал... Думал, не доползу...

— Откуда шли? Машина где ваша?

— Там... у общего пляжика маленького... я с поворота вчера слетел... темно было...

ВЧЕРА?

Дорога, ведущая к нашим домам, спускалась с горы и потом разделялась на два рукава, идущих вдоль побережья. К нам вёл левый, и поворот действительно был довольно крутой. Если не знать или зазеваться, можно было уехать вниз, в небольшую ничейную бухту, закрытую от глаз. Спуск туда был крутым, каменистым и рискованным, — молодёжь из Сан Феличе любила уединяться здесь ради понятных романтических удовольствий, но там регулярно кто-нибудь застревал, и машину незадачливого ловеласа приходилось вытаскивать с помощью дорожной полиции. Симоне, возвращаясь в потёмках, вполне мог угодить в эту ловушку, ведь завсегдатаем он у нас не был, всего-то и ехал по этому маршруту второй раз.

Но вчера?!

Это что же, он полз оттуда целые сутки? До этого места от нашей калитки — ну метров пятьсот-шестьсот, не больше... Или он и вовсе отключился так крепко, что очнулся только недавно? В таком случае, понятно, почему он так выглядит — день был жаркий... и как его там удар не хватил, непонятно.

— Я утром очнулся, — не открывая глаз, проговорил он, будто отвечая моим мыслям. — Пошевелиться сил не было, голова просто раскалывалась... потом жарко очень стало, и я вспомнил, что у меня вода есть... в сумке. Попил, и снова уплыл куда-то... иногда машины сверху слышал, но меня не видно было, наверное... я не знаю. А потом стало темнеть, ну я и попытался вылезти...

— Понятно, — остановил его я. — Достаточно, не напрягайтесь. Живы остались, и слава богу. Давайте, ребята, тащите его в комнату. Надо умыть его нормально и уложить, а я завтра в Сан Феличе с утра съезжу, врача привезу, пусть посмотрит.

— Мауро, покормить бы его, — озабоченно заметила Нинетта. — И так худющий, а ещё и не ел больше суток.

— Нне надо... спасибо... я не хочу, — просипел Симоне. Его начало колотить — то ли с устатку, то ли он всё-таки перегрелся. — Попить бы ещё...

Я приложил ладонь к его лбу — он был жутко горячим. Скорее всего, перегрелся... чёрт, вот ведь не везёт парню — на ровном месте влипает...

Мы кое-как устроили его в комнате, он задремал, и Нинетта вызвалась с ним посидеть. Я вышел на террасу, нашарил сигареты, Джанлука протянул зажжённую зажигалку.

— Вот ведь несчастье, — горестно покачал головой он. — Надо же, как не повезло...

— Считайте, что повезло как раз, — возразил я. — Там неприятная осыпь, можно вообще кувырком улететь, если на скорости ехать. Тогда бы вообще костей не собрали... знаете что, пойду-ка я гляну, что там с машиной его.

— Сейчас?! — поперхнулся дымом сосед. — Ночью?!

— Фонарь возьму. Понимаете... сегодня я не приглядывался, когда мы ехали, но в начале сезона дорожники положили там пару камней покрупнее, чтобы народ не пытался туда съехать. Их в начале каждого сезона туда кладут, но потом находится кто-то особенно упёртый, и камни эти сдвигает — уж больно там местечко лакомое. И сверху, с дороги, кажется, что ничего страшного, не так уж и круто, выбраться несложно будет. Ну и к середине лета опять начинается... то один застрянет, то другой. Мне казалось, что нынче эти камни лежат ещё... но тогда бы Симоне никак не мог туда слететь. А если всё же слетел, то что ж там от машины осталось? И почему мы её с вами не видели?

— Я с вами! — заявил незаметно подошедший Стефано. — Вот ужас-то, пап... Симоне так жалко. Год назад завалило, теперь вот это...

— Завалило? — переспросил Джанлука.

— Неважно, — мне не хотелось вспоминать ту историю — в конце концов, пусть Симоне сам выбирает, с кем делиться. — Пошли, чего сидеть. Стеф, фонарь из прихожей возьми только.

Мы дошли до развилки, — мощный луч фонаря выхватывал куски из тьмы, разлитой кругом, будто проявляя старую фотоплёнку. Ночные бабочки шарахались прочь, чтобы потом опять возникнуть в потоке света. Ночь была душной — кажется, впервые за последнее время с моря натягивало облака. Не иначе, завтра соберётся дождь — хорошо, пора бы.

Один из камней лежал на месте, а вот другой действительно был сдвинут — несильно, но ровно настолько, чтобы протиснулась средних размеров машина. До чего упрямый народ — ну ведь знают же, чем кончается... нет, всё равно неймётся.

— Осторожно, — предупредил я. — Тут мелкие камни, ноги едут как по льду... давайте тихонечко, чтоб не покалечиться.

Машина нашлась в самом низу, почти на пляже — маленький фордик уткнулся носом в кусты, будто принюхиваясь. С первого взгляда, он не очень пострадал — да, двери были поцарапаны, крылья и капот кое-где помяты, передний бампер разбит, да и по лобовому прошла трещина, но могло быть и хуже. Видимо, скорость всё-таки была не очень большая. Во всяком случае, крыша была цела — значит, переворота не было. Симоне, видимо, испугался, не вписавшись в поворот, сдвинутый с дороги камень чиркнул его по борту, но не остановил, и потом машину стащило вниз в самую гущу колючих зарослей. Полагаю, бОльшая часть царапин на его лице появилась именно из-за этих колючек, пока он оттуда выбирался. Неудивительно, что мы его не заметили — часть надломанных веток прикрыла машину сверху, как занавеской.

Мы влезли обратно на дорогу, и я ещё раз оглядел сдвинутый камень. Это ж надо так угадать — точно в прореху... будь машина чуть больше, непременно бы зацепило сильнее, и тогда вообще неизвестно, чем бы обернулось. Уж и не знаю, можно ли назвать такое везением, но всё-таки Симоне довольно легко отделался. Машину, конечно, чинить, но зато сам относительно целый.

— Как её вынимать-то оттуда? — спросил Джанлука по дороге назад.

— Попробуем сами дёрнуть, моя машина позволяет, — отозвался я. — Трос есть, лебёдка тоже. Если не выйдет, попросим дорожников, им не привыкать.

Мы дошли до дому и распрощались — хотелось уже закончить наконец этот день. Нинетта встретила нас у дверей.

— Заснул. Идите и вы, что ли... если что, я услышу — моя комната рядом.

Ни я, ни Стеф спорить не стали.

Предчувствие не обмануло — я проснулся под шум дождя. Судя по небу, основное успело вылиться; тучи посветлели и уже не выглядели угрожающе, однако в саду было так мокро, словно его поливали из огромного шланга. Я не стал дожидаться, пока всё просохнет, позавтракал с Нинеттой в кухне и позвонил нашему местному доктору, милейшей Лючии Фенелли — раньше она работала в ближайшем госпитале, а в последние года два, как только ей стукнуло шестьдесят, ушла на пенсию и сидела с внуками, однако всегда была готова помочь. Симоне ещё спал, и мы решили пока что его не будить.

— Понятно, — вздохнула Лючия, выслушав всю историю. — У парня, скорее всего, сотрясение мозга, но лучше бы мне на него взглянуть. Только я сейчас без машины...

— Я приеду, если ты согласишься к нам скататься. Есть с кем ребят оставить?

— Придумаю что-нибудь. Приезжай.

Лючия была спасением — мои резвые детишки в своё время доставили ей немало хлопот. За годы нашего житья на вилле Капо с ними случалось всякое — Стефано дважды ломал руку, а Кьяра несколько раз умудрялась сильно простыть, и нас всегда выручала Лючия. Её опыт и невозмутимость вкупе с ровным солнечным нравом вселяли уверенность, что всё поправимо; конечно же, и на этот раз я сразу подумал о ней.

— Не волнуйся, парень, ты легко отделался, — заключила она, осмотрев Симоне. Пока мы ездили, он успел проснуться, и будить не пришлось. — Сотрясение если и есть, то небольшое, а лихорадит тебя от того, что перегрелся... я выпишу лекарства, но они скорее для спокойствия. Полежать тебе придётся, это да, а больше ничего и не нужно. Будет хотеться спать, это нормально, спи себе всласть. Я навещу вас дня через три-четыре, а в конце следующей недели надо будет всё-таки съездить в больницу — я предупрежу, чтоб вас приняли. Разумеется, если вдруг что экстренное — сразу звоните.

— Спасибо, Лючия. Что бы мы без тебя делали.

— Не болели бы, — лукаво усмехнулась она. — Наличие доктора под боком всегда расслабляет, знаешь ли.

Симоне выглядел неважно, но всё же гораздо лучше вчерашнего — Нинетте даже удалось его покормить. Мы вышли в гостиную, я предложил Лючии кофе.

— Пап, привет! Здравствуйте, синьора Фенелли! — Стефано скатился с лестницы — видимо, только проснулся. — Ну как Симоне?

— Жить будет, не переживай, — с серьёзной миной заверила Лючия. — Симоне вашему повезло.

— Пап, ну мы тогда с Джанлукой поедем в музей и библиотеку, как собирались, да? Ты позвонишь?

— Уже. Езжайте, только осторожно — дорога сырая, скользко. Не гоните.

— У Стефано нашёлся новый компаньон по походам в музеи? — улыбнулась Лючия. Она была в курсе увлечений сына.

— О, у них дело на сто миллионов, — хмыкнул я. — Собираются выяснять историю постройки двух вилл — нашей и соседской. Не знаю, что выйдет, но Стеф настроен решительно. Будут рыть архивы.

— Архивы? — переспросила Лючия. — Какого времени?

— Начало прошлого века. Ну, или чуть раньше. А что?

— Пусть попросят показать им письма и бумаги Джованни Перуччи. Это мой прадед, он был юристом, держал свою контору и заседал во всяких городских комиссиях. Чем только не занимался... и оформлением сделок, и мелкими тяжбами, и всякими наследными делами... я не уверена, что это поможет, но мало ли. Вообще он был довольно заметной фигурой — городок-то был крохотный, людей образованных мало, тем более в те времена. И плюс он любил всякие древности — общительный был, говорят... архив у него был огромный, я не вчитывалась особо, просто отдала то, что не касалось семьи, в библиотеку муниципалитета.

— Вот это да! — удивился я. — Стеф, иди сюда! Слыхал? Лючия, ну ты просто подарок!

Я отвёз нашего доктора домой, по пути завернул в полицию и попросил помочь с эвакуацией машины Симоне, — уж больно не хотелось самому возиться, — потом предупредил Нинетту о гостях и наконец-то смог заняться рабочими делами. Мальчишки уехали, Кьяра сидела у себя, в доме стало непривычно тихо. Мне это было на руку, и я успел переделать кучу дел — вчерне состряпать текст статьи, прикинуть дальнейший план работ по двум объектам, поговорить с Бель и Карло, и даже связаться с парой потенциальных заказчиков. Погода выровнялась — остатки туч отползли прочь, и лишь влажное марево в воздухе напоминало о том, что дождь всё-таки был. До приезда Кароля оставалось время, я выполз на террасу и растянулся в шезлонге.

Прошло минут двадцать, и с соседской территории донеслись голоса. Разговаривали двое — один голос принадлежал Филиппо, другой был мне незнаком.

— Что-то последнее время крутит твой братец, — недовольно заметил Филиппо. — Поначалу клялся, что всё отыщет, а потом юлить начал. Давеча и вовсе заявил, что не уверен, есть ли тут что-то вообще. И телефон выключен... где его носит?

— За телефон он от меня ещё огребёт, не волнуйся. А насчёт крутит — нет, он просто психованный, вечно его мотает, ты что, не знаешь... никуда он не денется. История с лестницей мне не нравится гораздо больше — раз старуха согласилась на помощь этого архитектора, то может и ещё на что-то согласиться. Внучок-то вон, сегодня ей говорил, что инженер приедет... слишком много чужих людей, Филиппо.

— С этим я ничего сделать не могу — Клаудио велел с ним не ссориться. Шевелиться надо, пока они тут деятельность не развели... а твоего щенка как ветром сдуло. Давно уже тут должен был быть.

— Отыщется, — уверенно заявил незнакомец. — А скульптура хорошая... анализ подождём, конечно, но я почти уверен. Так что не может быть, чтоб остальное не срослось.

— Ну дай бог, — недовольно заметил Филиппо. — Я, знаешь ли, не планировал тут всё лето торчать... и так фасад придётся делать как следует — сосед же проверит, его не выгонишь теперь.

Второй буркнул что-то невнятное, и разговор стих — видимо, они ушли, а я в полном недоумении остался переваривать услышанное.

Что у них там должно срастись, интересно? И при чём тут качество скульптуры? Анализ ещё какой-то упомянули... Явно же имелась в виду тавроктония из гостиной... и что вообще эти ребята там делают? Судя по словам Филиппо, ремонт виллы — скорее ширма, маскирующая их истинные намерения. И в чём же эти намерения заключаются? Плюс какой-то пропавший брат и человек по имени Клаудио... ну положим, Клаудио — скорее всего тот загадочный "секретарь", по контексту вполне подходит. И это означает, что у него тоже имеются свои цели, не имеющие ничего общего с той задачей, что обозначила синьора Летиция.

Мда, очень странно... эта возня беспокоила меня всё больше; похоже, то самое "жульё", о котором говорила джанлукина бабушка, обложило её со всех сторон, а она об этом и не подозревает. И ещё я чувствовал, что моя страсть к загадкам втягивает всех нас во что-то сомнительное, требующее более профессионального внимания, чем любопытство обычного человека. Каждый должен заниматься своим делом — я умею чинить и строить дома, но сыщик из меня никудышний. Может, сходить в полицию? А с другой стороны — что я им расскажу?

— Пааап! Пааап, ты где? — голос Стефано выдернул меня из размышлений. Я выбрался из шезлонга и свесился через перила — сын стоял внизу и возбуждённо махал руками. — Иди сюда! Мы такое нарыли!

Нарыли, значит... ну пойду послушаю.

Стефано бегал по гостиной, не в силах усидеть на месте; Джанлука выглядел спокойней, но тоже был явно взволнован.

— Ну? Чего кричим?

— Мы выяснили, откуда взялись Дзанетти и Танелли! И кто они такие... и всё это было в письмах прадедушки синьоры Фенелли! И он сам был такой интересный... музей помогал делать и вообще!

— Стоп, уймись. Так вообще ничего не понятно... Джанлука, давайте лучше вы. А ты, Стеф, водички выпей и успокойся.

— Ну папа!

— Джанлука, рассказывайте.

— Ну, Стефано в общем правильно говорит, — улыбнулся сосед. — В музее мы выяснили только точные даты покупки земли и начала строительства, а вот в бумагах синьора Перуччи действительно нашлось много интересного. То, что синьора Фенелли нас на них навела — просто редкая удача. Оказывается, Джованни Перуччи был знаком с моим предком Франческо Дзанетти, который и построил виллу. Вернее, не совсем так — имя мы тоже выяснили ещё в музее, а вот подробности уже потом, в архиве библиотеки. Мой пращур был большой любитель древностей — не то чтобы меценат, скорее бешеный собиратель и страстный поклонник всяческих диковин. Если судить по коллекции — вы же сами видели, что она из себя представляет — системы там не было, зато было огромное желание объять необъятное... а средства у него имелись, он был доктором, и наверное, довольно известным и востребованным. Ну и наследство тоже имелось, видимо... да, так вот. Этот самый Франческо Дзанетти ездил сюда отдыхать с женой и дочерью много лет подряд, очень интересовался местными достопримечательностями, сделал несколько пожертвований на нужды музея... ну и на этой почве познакомился с синьором Перуччи, как следует из их переписки. Место настолько ему нравилось, что он решил построить здесь виллу, и на этом этапе синьор Перуччи тоже немало помог. В основном с оформлением документов, но не только. У него был воспитанник, молодой парень-сирота, который был ему обязан всем — Перуччи его вырастил и выучил, и тот помогал ему и в конторе, и во всяких прочих делах, более того — Перуччи намерен был оставить контору ему в наследство, поскольку сыновей у него не было. Так потом и случилось. Так вот Перуччи познакомил его с Дзанетти. А знаете, на кого выучился тот парень? На картографа. И звали этого парня Энрико Танелли.

— Ничего себе, — присвистнул я. — Вот так сразу — и в яблочко... да, это не просто удача.

— Представляешь, пап?!

— Как интересно! — воскликнули от двери. Оказывается, Кьяра услышала голоса и тоже пришла полюбопытствовать.

— Это не всё, — вскинул ладонь Джанлука. — Дальше ещё интереснее.

— Ну не томите.

— Как я уже сказал, у Франческо Дзанетти имелись жена и дочь. Жена умерла довольно рано — в одном из писем Дзанетти благодарит своего адресата за соболезнования по случаю кончины супруги. И дочь, и жену звали, кстати, одинаково, и вы наверняка догадываетесь, как именно.

— Летиция?

— Да. Что же касается дочери, то напрямую об этом в письмах не сказано, но догадаться тоже несложно... судя по всему, она была очень впечатлительной, довольно болезненной и стеснительной старой девой — по тем временам, конечно. Да ещё и не очень красивой, наверное... но зато она целиком и полностью разделяла увлечения отца и просто взахлёб помогала ему с коллекцией. И когда Дзанетти решил построить тут дом, с восторгом взялась в этом участвовать, даже приезжала сюда одна посмотреть, что да как. Это было не совсем прилично, но она, вероятно, очень настаивала, потому отец и позволил. У Перуччи тоже была дочь, он понимал ситуацию и по мере сил опекал Летицию — в переписке есть благодарность и за это тоже — а его помощник Танелли и вовсе взялся выполнить ту часть, что была связана с землемерными работами и планированием усадьбы. Думаю, автор той карты, что мы видели у бабушки, именно он. Я так понял, что парень был ловкий и обходительный, и Дзанетти он нравился, а кроме того, он ведь был протеже Перуччи. Всё кончилось предсказуемо — девушка влюбилась, несмотря на то, что Танелли был чуть не на десять лет её младше. Он, разумеется, этим охотно воспользовался... впрочем, может, она ему тоже понравилась, кто знает. Во всяком случае, как следует из переписки, у Дзанетти и мысли не было, что в этом есть какой-то меркантильный расчёт — он искренне радовался, что такой перспективный и энергичный парень метит ему в зятья. Идей о том, что он не ровня дочке, не звучит вовсе — мой предок явно был лишён аристократической спеси подобного рода, он и сам был не из знати, просто успешный и богатый человек. А может, он к тому моменту уже отчаялся выдать дочь замуж... не знаю.

— Так они поженились в итоге?

— Ну да. Они поженились, и Летиция родила двоих детей... дочь тоже назвали Летицией, а сына — моего прадеда — Джанлукой, но это мы и так знаем. Строительство затянулось — ваш дом был достроен первым, а вот с нашим, который Дзанетти обозначает как флигель, вышла заминка, уж и не знаю, почему. Он как-то туманно пишет об этом — то ли Перуччи был в курсе, и подробности не требовались, то ли наоборот — он не хотел ими делиться. Во всяком случае, там есть фраза о том, что "ввиду некоторых обстоятельств спешить не стоит, лучше разобраться не торопясь, чтоб не наделать ошибок". Что это значит, я так и не понял. А потом письма прекратились, и что было дальше, мы не знаем. Я думаю, что Дзанетти умер, и переписываться стало просто не с кем. Хотя его последнее письмо никак не указывает на то, что с ним что-то не так — такое же энергичное и бодрое, как и обычно. Он, видимо, вообще был человеком с поистине кипучей энергией. И очень увлечённым — в письмах масса упоминаний о новых приобретениях, археологических находках и прочем. И знаете... мне показалось, что ему хотелось этим делиться с Перуччи. Он ему доверял. И так же, как и моя бабушка, опасался непорядочных людей, "жуликов и прохвостов" — это его слова. То есть говорить о коллекции ему было особенно не с кем — он боялся её афишировать. В одном из писем он вскользь упоминает о некоем Калотто, взявшемся за составление каталога собрания... ну то есть Дзанетти, видимо, его нанял, и тот сделал довольно много, а потом выяснилось, что он разбалтывает о коллекции всем подряд. То ли хвастается, то ли и вовсе имеет какие-то мошеннические цели... короче, Дзанетти выгнал его с треском, и в письме упоминает о нём жёстко и с негодованием, как о законченном мерзавце. Я сразу вспомнил бабушку — даже выражения похожи. А вот к Перуччи он обращается совсем иначе — они и впрямь дружили, наверное.

— Очень интересно. Жаль, что переписка прервалась... начало истории теперь известно, а вот про раздел как был туман, так и остался. Да и насчёт вашей виллы — почему она так странно спланирована... И кстати, по поводу коллекции — обидно, что каталог не сохранился, хоть было бы ясно, из чего она состоит. Как думаете, может он быть у вашей бабушки?

— Не знаю, но вряд ли. Мне почему-то кажется, что она не очень в ней ориентируется, — покачал головой Джанлука. — И весь её интерес к этому относительно недавний. Она много работала, была успешной и очень занятой — может, поэтому. А сейчас руки дошли, когда время появилось. Но вот насчёт раздела вы правы — как так вышло, совершенно неясно. Наверное, случился конфликт... не зря же дети Летиции и она сама носили фамилию Дзанетти. По идее, должны быть Танелли — все трое. И в бумаге на виллу стоит две фамилии — сначала значится синьора Танелли, а подпись уже другая... собственно, из-за этой путаницы дом и нельзя продать.

— Да, вы говорили. Но что-то в вашем доме есть особенное... не могу понять, что он мне напоминает. Точно не жильё, и даже не флигель — флигель, предположительно, тоже жилое строение. А ваш дом совсем другой. Объяснить внятно не смогу, но вот хоть убейте — мне кажется, что он как-то связан с содержимым коллекции.

— Пап, — нерешительно встрял Стеф, — слушай... я насчёт каталога. Может, маму попросить разузнать? Она ведь имеет дело с частными собраниями и всякими там музеями... ну вдруг?

— Мысль, — одобрительно заметил я и пояснил для Джанлуки: — Розина искусствовед по второму образованию, пишет про выставки, музеи, аукционы и всякие прочие находки и события в культурной жизни. У неё довольно широкий охват, и крупные частные коллекции она знает. Ваша нигде не светилась, но если каталог был, и его автор отличался болтливостью, то может что и всплывёт.

— О, это было бы здорово! Я понимаю, что вы имеете в виду, и мне тоже кажется, что тут всё взаимосвязано.

— Мауро! — в дверях показалась Нинетта. — Там гости твои приехали, иди встречай.

— Это Кароль с Джулией, — я кивнул и поднялся на ноги. — Пойдёмте, Джанлука, вместе встретим — сразу вас и познакомлю.

Мы вышли на террасу, но он вдруг остановился и негромко проговорил:

— Минутку, Мауро. Я не хотел говорить при Стефе — он тогда на что-то отвлёкся и этого не слышал, и я не уверен, что об этом стоит распространяться. Дело в том, что сотрудник библиотеки, что нам помогал, вскользь обмолвился — вот, мол, чудеса, который раз за последнее время письма эти показываю, что-то потянуло народ на старые документы ни с того, ни с сего. Я спросил — а когда ими интересовались? Да не то чтобы именно ими, но их тоже смотрели, говорит. Молодой человек один приходил, нездешний, искал сведения про своих родичей, но вроде ничего не нашёл. Сперва месяца два назад, а потом ещё пару раз. Я не стал переспрашивать и уточнять, но вы понимаете, что это значит? О вилле как будто собирали информацию. Странно это...

Да уж куда страннее... особенно если вспомнить давешний подслушанный разговор.

— Согласен, странно. Ну или мы просто зациклились... библиотекарь же не говорил, что интересовались именно виллой. Ладно, потом обсудим — но хорошо, что вы мне сказали. Пойдёмте ребят встретим, неудобно.

Джанлука кивнул, и мы отправились к воротам — Кароль уже шёл нам навстречу. Его жена Джулия, невысокая и пухленькая, махала нам рукой и потешно подпрыгивала, выглядывая из-за его плеча.

— Привет, Мауро! Как у тебя здесь чудесно! Какой сад, какой вид! А дом — ну просто волшебное место!

Кароль, длинный и худой как жердь, являл собой полную противоположность жене — говорил мало, но метко, и всегда был абсолютно невозмутим. Он был лет на пять моложе меня, родился в Лозанне, учился в Милане, а потом перебрался в Рим, где и осел. Мы работали вместе давно, я очень ценил его за настоящий профессионализм и отзывчивость, а кроме того, он обладал хорошим чувством юмора и умел вписываться в любой коллектив. Мы обменялись рукопожатием, я представил им Джанлуку и повёл внутрь. Нинетта показала им комнату, и Кароль обернулся ко мне.

— Пусть Джулия тут устраивается, а ты покажи мне сразу твой вопрос. Не хочу откладывать.

Ну разумеется, как и всегда. Тянуть резину он просто не умел.

Я в двух словах описал проблему, и Кароль — так же, как и я накануне, — решил начать с берега.

— Осыпи, — бормотал он себе под нос, разглядывая склон с дорожки. — Осыпи и отдельные скалы... да, выглядит так себе. А если отсюда, ну-ка... нет, тоже плохо. Вон там зацепимся, наверное, а потом надо расчищать и смотреть... чёрт, расчищать дофига придётся. В общем, так — спроектировать я возьмусь, наверное, но следить тебе придётся. Обвязку я взял, кстати, но сам сейчас не полезу — ситуация примерно ясна, а конкретика дело долгое, нахрапом это не делается. Я пришлю троих наших, чтобы спокойно полазили, всё мне отсняли-обмерили, но это будет не раньше среды-четверга, они сейчас заняты. Так пойдёт?

— Конечно, Кароль, спасибо.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Джанлука, указывая куда-то вверх.

Какой-то человек — иначе как полным придурком я бы его не назвал — карабкался от одной пещерки к другой почти на отвесном склоне, причём безо всякой страховки. Судя по движеньям, он был довольно молод и силён, однако на альпиниста никак не тянул, — мне невольно хотелось зажмуриться, чтобы не видеть, как он оттуда навернётся.

— Идиот! — негромко, но с чувством припечатал Кароль. — Это что, один из рабочих?

— Да, наверное... — неуверенно отозвался Джанлука. — Они новые, я их ещё не запомнил... но этого видел, кажется.

— Будь я на месте их прораба — шею бы свернул, не дожидаясь, пока он сверзится. Что он там забыл? — покачал головой Кароль. — Ну хорошо, здесь я вроде всё посмотрел. Пойдёмте наверх, да?

Новые подопечные Филиппо шевелились не в пример шустрее прежней бригады. Я насчитал аж семь человек, но возможно, их было и больше. Кроме того, Джанлука обмолвился, что не все живут в доме — кое-кто всё-таки остановился в Сан Феличе.

— Филиппо, что происходит? — поинтересовался он, как только прораб появился в поле зрения. — Вам мало того упавшего бедолаги? Мы только что видели снизу, как один из ваших ползал по скалам — вон прямо там, на самом обрыве! Потом опять станете говорить, что гиблое место виновато?

Прораба заметно перекосило, но он сдержался — только недовольно зыркнул в нашу сторону.

— Кто ползал? Не может быть. Я...

Договорить он не успел — как по заказу, из кустов, растущих по самому краю, выцарапался какой-то парень — судя по всему, именно его мы и видели из бухты.

— Твою ж мать, Анджело! — взревел Филиппо. — Какого чёрта ты... да я ж тебя... а ну иди работай!!!

Означенный Анджело что-то непочтительно буркнул — явно на автомате, — но потом увидал нас, виновато улыбнулся и поспешно ретировался. Я проводил его взглядом — несмотря на истёртые джинсы и мятую футболку, он всё равно выглядел щеголевато и не очень походил на рабочего. Кроме того, голос показался мне знакомым — уж не его ли я слышал со своей террасы? Прораб же явно нервничал — и возмущение было чрезмерным, и спровадил он его как-то уж слишком торопливо.

Или мне всё это просто мерещится?

— Синьор Филиппо, это мой коллега Кароль Нойман, он согласился проектировать лестницу. Нам надо кое-что посмотреть отсюда, с участка. Не возражаете?

— Конечно, нет, — натужно улыбнувшись, отозвался он. — Вы же люди опытные, не станете рисковать, как мой оболтус. Лестница дело важное, синьора Летиция отдельно это отметила. И вы были правы насчёт того фасада — схалтурили мои ребята, мне самому страсть как стыдно. Но ничего, поправим, хорошо, что вы вовремя увидели...

Мы обошли территорию несколько раз, спустились на тупиковый балкон под террасой, я поделился с Каролем своими соображениями, и мы даже немножко поспорили. Однако в конце концов сошлись на том, что использовать его в качестве промежуточной точки резон есть, и даже прикинули, как его можно облагородить. Джанлука ходил за нами хвостом, внимательно слушал, но в разговор не вмешивался.

— Итак, в сухом остатке мы имеем следующее, — резюмировал я наши дебаты. — Джанлука, схема такая — Кароль сочинит проект, и я дам вам свою бригаду. У меня скоро освободятся подходящие люди, это будет примерно к концу месяца. По идее, у них должен был быть вынужденный отпуск, поскольку мне они сейчас не нужны, но заработать они не откажутся, я уверен. Вы заплатите за проектирование и за работы, то есть самому Каролю, его помощникам, что приедут на той неделе, и собственно строителям. Моё участие в качестве представителя заказчика и главного надзирателя вам ничего стоить не будет — я это сказал вашей бабушке и подтверждаю ещё раз вам. Годится такой расклад?

— Ещё как! Мауро, как я могу не согласиться? Спасибо вам! И вам, синьор Нойман... я очень благодарен, правда.

— Ну и славно, — кивнул я. — Всё, Кароль, спасибо — с работой на сегодня покончено. Купаться?

— Да, — кивнул он. — И я бы немножко выпил, честно говоря. Неделя была — не продохнуть.

Мы вернулись к нам, и на террасе обнаружили развесёлую компанию. Оказывается, пока мы ходили, приехала Бель, — они устроились вместе с Джулией и Кьярой, потягивая холодные коктейли с возмутительно беззаботным видом. Стеф работал барменом, развлекая дам разговорами.

— Кароль! — воскликнула Джулия, смешно наморщив нос. — Ну сколько можно работать... пятница же! И солнце садится... надо же искупаться успеть!

— Это я виноват, — признался я. — Но обещаю — функция "тиран-начальник" выключена до понедельника. Можете купаться.

Бель улучила момент, на минутку прижалась ко мне и шепнула:

— Я соскучилась...

— Да? И даже купаться не пойдёшь? Смотри, какой закат нынче... неужто пропустишь?

— А ты пойдёшь?

— С тобой — куда угодно. Правда, пойдём купаться — ребята тут впервые, надо же составить компанию.

Бель тихонько вздохнула, но спорить не стала. Мы долго плескались в тёплой, ослепительно сверкающей оранжевым закатом воде, и только когда солнце окончательно село, вернулись в дом. Нинетта собирала ужин, Стеф с Авророй ей помогали, Бель пошла переодеваться, а я заглянул к Симоне.

— Ну как вы? Голова ещё кружится?

— Немножко, — голос был сиплым, он откашлялся и попытался сесть.

— Лежите спокойно! Лючия же сказала — сейчас это главное лекарство для вас. Доктора надо слушать.

— Мауро... мне так неудобно... свалился я вам на голову. Какой-то я невезучий — в прошлом году в больнице оказался, сейчас вот это...

— А ну бросьте! — перебил я. — Наоборот, Симоне, вы просто невероятно удачливы. Я видел машину вашу — вам просто феерически повезло. Могли так навернуться, что костей не собрали бы. А вы дёшево отделались — всего-то полежать недельку, так что не терзайтесь и не пытайтесь встать раньше времени. Джанлука, кстати, привет вам передавал, завтра зайдёт. Он тоже очень за вас волнуется.

— Вы все за меня волнуетесь, я чувствую, — он сглотнул и отвёл глаза. — И Стефано, и Нинетта, и вы... Мне прямо стыдно, что я такой неловкий. Правда, Мауро, я так вам признателен. А вы были сегодня у Джанлуки? Вроде я днём слышал его голос — показалось?

— Был, мы место для спуска к воде смотрели. Я своего инженера позвал, чтобы решить этот вопрос. А днём Джанлука сам заходил, они со Стефом в музей ездили. Поправляйтесь скорее, все вас ждут.

— В музей? Зачем? — он как будто забеспокоился.

— Да ребята заинтересовались нашими виллами — временем постройки, прежними хозяевами... вы же знаете Стефа, он любит всякие старые семейные истории. Вот поправитесь и поможете им, вы же у нас главный спец по архивам.

— Архивам? Они были в архиве? Что-то нашли?

— Да что вы так переполошились, — усмехнулся я. — Нашли переписку джанлукиного предка с одним местным юристом... собственно, сами можете спросить, когда Джанлука зайдёт. Ну или Стеф вам расскажет — он вам все уши прожужжит ещё, устанете слушать. Кстати, я вас так и не спросил — вы в доме-то у Джанлуки были? Там скульптура стоит как специально для вас — тавроктония.

Симоне заёрзал и снова отвёл глаза.

— Был. Скульптура хорошая... как думаете, копия?

— А что же ещё? — изумился я. — Или новодел, или копия. Откуда там оригиналу взяться? Я удивляюсь вам, Симоне — вы же в музеях как дома, и должны понимать, что в таком месте, как Летиция, подлинной античной скульптуре делать нечего.

— Ну мало ли... а вдруг настоящая? Представляете, какая сенсация — настоящая неизвестная тавроктония!

— Симоне, — скривился я, — не говорите ерунды. Я понимаю, вам очень хочется найти что-то подобное, но давайте будем реалистами. Вы лучше выздоравливайте быстрее. Я уверен, что ваша тавроктония ещё где-то лежит и вас ждёт — и непременно дождётся, с вашей-то настойчивостью. Но это точно не она.

— Как знать, — тихонько выдохнул он, пристально глядя мне в глаза. — Может, вы и правы... а может, прав я.

— Мауро! — донёсся из-за двери возглас Нинетты. — Мауро, ну куда ты опять пропал? Только тебя ждём!

— Идите, — снова заволновался Симоне. — Идите, у вас же гости... я нормально, посплю сейчас ещё. Синьора доктор права — спать постоянно хочется...

— Ну вот и спите себе. Это уж точно полезнее, чем накручивать себя из-за всякий фантазий.

Кажется, он хотел что-то сказать, но передумал — просто кивнул и прикрыл глаза.

Выходные пролетели беззаботно и незаметно. Наши гости отлично украсили собой компанию, — Кароль с нехарактерным для него воодушевлением общался с Джанлукой, а Джулия, к моему удивлению, пришлась по душе моим деткам — со Стефом она очень забавно кокетничала, и ему это страшно нравилось, а с Кьярой то и дело шепталась о каких-то дамских секретах. Бель, напротив, была молчаливой и, кажется, немного скучала, но с ней такое случалось — наверное, просто устала за неделю. Я надеялся, что следующие дни проведу в тишине, допишу статью и спокойно займусь текущими делами, но уже в понедельник мой блестящий план начал давать течь — позвонил возможный заказчик и попросил о встрече. Во вторник к этому добавилось настойчивое приглашение на какой-то круглый стол, посвящённый реставрации, причём состояться он должен был уже завтра — о чём думали организаторы, не извещая людей заранее, непонятно. В среду рано утром позвонила Бель, завела длинную песню про какие-то очередные бумаги, и я сдался, поняв, что поездки в город не избежать. Пришлось срочно напяливать приличную одёжку и тащиться в Рим.

С заказчиком всё обошлось — он оказался человеком конкретным и деловым, задачу обозначил чётко, а кроме того, не требовал от меня немедленно всё бросить и заняться его проблемами, удовлетворившись принципиальным согласием взяться за эту работу. Воодушевлённый таким началом, я успел заехать домой, принять душ, сменить рубашку и на сборище в капитолийских музеях явился без опоздания, мечтая быстренько развязаться с этим пунктом, заскочить в офис и вечером укатить обратно. Как бы не так.

Народу набилась тьма-тьмущая, дебаты шли весьма оживлённо, но главное — прямо напротив меня обнаружился знакомый субъект из маститых реставраторов, признанный солидный мэтр и мой постоянный оппонент на подобных мероприятиях. Против него лично я ничего не имел, да и не уважать его благородные седины было бы свинством, но мы не сходились с ним в некоторых технических вопросах, а главное — в общем подходе к делу, и его это сильно задевало. Он цеплялся ко мне каждый раз, как видел, и не отвечать на его нарочитые выпады было просто невозможно. Я старался быть вежливым — в отличие от него — но это не всегда выходило. Конечно же, модератор мероприятия, один из капитолийских музейщиков, об этом знал, и наверняка выдернул меня нарочно, понимая, чем это кончится. Видимо, расчёт был на то, что своей перепалкой мы очень удачно развлечём публику.

— Реставрация — дело тонкое, — вещал патриарх, снисходительно поглядывая в мою сторону. — Она, знаете ли, сродни хирургии... и потому все действия должны быть тщательно согласованы и десять раз проверены. Я убеждён, что настоящая реставрация может существовать только под крылом крупных музеев и ни в коем случае не должна скатываться до уровня частной лавочки. Только жёсткий профессиональный надзор защищает нас от ошибок, а он возможен только посредством самого тесного взаимодействия с музейным сообществом. Присутствующий здесь синьор Коста, несомненно, иного мнения — видимо, он считает, что профессорство в Сапиенце и его статус эксперта позволяют ему пренебречь мнениями музейных коллег.

Да чтоб тебя уже моль сгрызла, старый ты перец. Этот пассаж был чистой воды подхалимажем в адрес устроителей и одновременно очередным — и совершенно несправедливым — щелчком мне по носу. Я никогда ничего не имел против музейщиков — мой собственный отец, между прочим, всю жизнь работал в качестве музейного реставратора живописи, и старик это прекрасно знал. Но одно дело — сами музейные, среди них имелась масса классных спецов, истово любящих и знающих своё дело, и совсем другое — система, которой они были вынуждены соответствовать. Неповоротливая бюрократическая махина не позволяла принимать решения тогда, когда это было действительно необходимо, и работала со сбоями и скрипом — то денег нет, то начальство в дурном настроении, то "общественное мнение" внезапно срезонировало в министерстве, и последнее выкинуло очередное коленце, требуя от музея немедленно заняться чем-то совершенно иным, более "актуальным". А погибающие памятники тем временем ветшали, гнили и осыпались — какие-то на улицах, а какие-то и вовсе в запасниках тех же самых музеев. На мой взгляд, реставрационные центры с соответствующей сертификацией являлись куда более гибкой и удобной структурой, не столь подверженной излишней ангажированности. Не говоря уж о том, что крупные музеи всегда имели свои собственные интересы, свою внутреннюю генеральную линию развития, и это тоже нужно было учитывать — или участвовать в её формировании, становясь идеологом и забыв про реальную реставрационную работу. Это было не про меня — я любил то, чем занимался. Поэтому и предпочитал существовать рядом, но не внутри этого, постоянно и охотно пользуясь советами, привлекая консультантов и обращаясь к конкретным экспертам, в том числе и музейным — к тем, чьё участие требовалось прямо сейчас, и мнение которых не зависело от спущенных сверху дурацких директив. И уж конечно, я никогда не брал на себя решения, которые не входили в мою прямую компетенцию.

Но неугомонный старик упорно считал меня варваром, гробящим прекрасные памятники в погоне за быстрыми барышами.

— Ну почему же, синьор Легаро, — любезно оскалился я, — как раз наоборот, вы не угадали. Я полностью согласен с вами — особенно по поводу вашей изящной медицинской аналогии. Сравнив наше дело с хирургией, вы очень точно подметили суть — ведь к хирургическому вмешательству прибегают тогда, когда промедление смерти подобно, и когда всякая профилактика и, как нынче говорят, "зож", не только не помогут, а навредят, оттянув необходимое вмешательство. Наши с вами коллеги из музеев, присутствующие здесь, охотно это подтвердят, я уверен. Что же касается моего экспертного статуса, то я скромно полагаю, что его основной смысл в том, чтобы реально оценивать собственные возможности и не считать себя непогрешимым. Обратиться за квалифицированным советом и получить его без проволочек — это ли не ценность, правда? Я полагаю, это и есть то самое "тесное взаимодействие с музейным сообществом", о котором вы упомянули.

— Музейные работники — люди, служащие высокой идее! — напыщенно воскликнул Легаро. — Это взаимодействие подлинных единомышленников, которым не надо ничего объяснять — они и так в теме, потому что работают настоящей командой! А вы — и такие, как вы — коммерциализировали это взаимодействие, сведя его до банальной торговли. Как можно получить дельный совет, если человек приходит со стороны?

— Вы ставите под сомнение квалификацию музейных работников? — ужаснулся я. — Вы?! Ни за что не поверю, синьор Легаро. Видимо, я вас не так понял.

Со стороны публики послышались сдавленные смешки. Модератор с наслаждением наблюдал этот цирк и только что руки не потирал.

— Конечно, не поняли! — фыркнул Легаро. В пылу перепалки он явно не замечал, в каком положении оказался. — Люди соглашаются вам помогать, потому что вы им платите, а не потому, что считают вас серьёзным профессионалом. Не хочу сказать, что вы полностью некомпетентны, нет, — но ваша самоуверенность вредит делу, и вы упускаете много важного. Вы просто покупаете оценки экспертов — те, которые вам подходят. А вот если бы вы работали в музейной системе, такого бы не происходило — вас бы вовремя остановили и поправили.

Это было уже слишком. Я откинулся на спинку стула и выставил раскрытые ладони.

— Синьор Легаро, при всём уважении — вы понимаете, в чём только что косвенно обвинили наших уважаемых музейных коллег? Вы обвинили их в отсутствии этики и в мздоимстве. А как же идея, о которой только что шла речь? Или они служат идеалам выборочно, с понедельника по пятницу и только в рабочее время? Я точно знаю, что это не так. Или вы намекаете на то, что в музеях сотрудникам не платят, и они просто вынуждены терпеть компанию таких неучей, как я?

Я повернулся к сидящему рядом знакомому куратору археологического музея и озадаченно поинтересовался:

— Синьор Мези, у вас сотрудникам платят?

— Исправно, — выдавил он, изо всех сил стараясь не расхохотаться. — И высокая идея, кажется, не очень от этого страдает.

— Ну слава богу, — выдохнул я. — А то я уже начал волноваться — синьор Легаро всегда так прекрасно говорит, что веришь каждому слову.

Зал лёг от смеха. Легаро побагровел, попытался что-то сказать, но модератор, видимо, решил, что пора прекращать балаган — не ровён час, ещё удар хватит старца.

— Полагаю, синьор Коста выразил общее мнение — ваше красноречие, как и всегда, на высоте! Браво, мэтр! — и бурно захлопал. Овацию поддержали, и возмущённые возгласы Легаро потонули в аплодисментах. Он сердито зыркнул на меня и понемногу успокоился, взяв себя в руки, — как-никак, хлопали-то ему, нельзя же сидеть с кислой миной.

Дальше всё пошло прилично и сугубо по делу — несколько интересных вопросов, в обсуждении которых я с удовольствием поучаствовал, сгладили ситуацию, и даже Легаро вставлял вполне дельные замечания, не пытаясь больше ни с кем препираться. Однако мероприятие затягивалось, и я с тоской думал, что на виллу сегодня можно и не успеть — Бель ведь тоже не просто так настаивала, чтобы я приехал. Наверняка и там застряну.

Наконец выступающие кончились, и организаторы пригласили нас всех выпить по рюмке. Я протискивался в общей толкучке, подняв повыше бокал и перебрасываясь фразами со знакомыми, и тут кто-то поймал меня за локоть.

— Ну ты дал жару, синьор Коста.

Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть. Розина мазнула губами по моей щеке и помогла пробиться в угол посвободнее.

— А, перестань. Старая песня, всё как обычно. Он всегда со мной ругается, причём с одинаковым результатом — скучно живётся, наверное. Сегодня ещё коротко вышло. Ты чего здесь?

— Как чего? Довольно крупное же мероприятие, положено. Расскажи, как там у вас дела?

— А обязательно здесь? Пошли хоть кофе выпьем, что ли... тут дышать нечем. Ну, если ты с делами закончила.

— Закончила, — махнула рукой Розина. — Можно бы ещё потолкаться, конечно, но в принципе мне и так хватит на материал. Пошли.

Мы вышли на волшебную капитолийскую лестницу, и я на минутку остановился, оглядывая открывающийся вид. Чудилось, что позади меня почти осязаемо постукивает копытами конь Марка Аврелия, и грозный окрик императора заставляет невольно выпрямить спину; вниз уходили ступени, созданные гением одного неистового флорентийца, а дальше бурлил поток современного города, огибая островки вечности пусть и почтительно, но не особенно церемонясь.

— Рим — это свет, да? — негромко произнесла Розина, с пониманием глянув мне в лицо.

— Да. Но за электричество, как известно, платит Милан, — отозвался я, вернув ей вторую часть любимого высказывания её северных сограждан, и мы одновременно рассмеялись. Розина побежала вниз, несолидно пританцовывая на широких ступенях, мы перебрались через шумную площадь и устроились на террасе ближайшего кафе. Она взяла коктейль и закуску, я ограничился кофе.

— Не обедала, — пояснила она, жадно уплетая крошечные брускеттки. — Ношусь весь день как бобик... ну как дела-то? Рассказывай.

Я закурил, наблюдая, как она ест. Несмотря на прошедшие двадцать лет и безупречный внешний вид, в ней легко узнавалась та независимая и разбитная деваха, что я выудил когда-то из Баркаччи. Правда, вместо нормальных волос у неё тогда был короткий зелёный ёжик, в носу торчала серёжка, а щека была разодрана до крови — да и сама она брыкалась и вопила не хуже помоечной кошки. Надо отдать должное — в мизансцену буйного студенческого пикета всё вышеперечисленное вписывалось весьма органично, это я там оказался случайно и выглядел как бельмо на глазу, а она была чуть ли не главной заводилой. Во всяком случае, с полицией она точно ругалась виртуозней всех, за что её и макнули в фонтан — если бы я её оттуда не выволок, точно нарвалась бы на что-нибудь похуже. Тогда ей явно не давала покоя слава собственной матери, профсоюзной активистки, и потому Розина играла в политику вдохновенно, яростно и наотмашь, ничуть не заботясь о последствиях. Уж и не знаю, зачем я притащил её к себе — может быть, оттого, что никогда не видал вблизи подобной диковинки. Все мои прежние девушки выглядели куда более прилично. Розина же всё делала с одинаковой страстью — бурно жестикулировала, давилась словами, жадно пила и ела, самозабвенно кувыркалась со мной в постели... а наутро даже не помнила, как меня звать — нарочито равнодушный кивок и "пока, я пошла". Как меня угораздило на ней жениться?

— Мауро, ау! Ты заснул?

— Нет, залюбовался. Отлично выглядишь.

Она изумлённо уставилась на меня и чуть не поперхнулась.

— Сдурел? Я на швабру похожа. Третье мероприятие за день. Что это с тобой?

— Да ничего, нормально всё. Дети в порядке, Симоне вот только учудил.

Я вкратце поведал историю с аварией, — Розина вполне искренне поохала, — а потом рассказал про изыскания мальчишек насчёт виллы, чем её явно заинтересовал. Она даже жевать перестала.

— А, слушай, вот ещё что. Это идея Стефа, и я не уверен, что по адресу, но... вот насчёт того каталога, что я упоминал. Скажи, такие бумаги в принципе где-то в публичном пространстве всплывают?

— Конечно, — Розина прикончила последний бутерброд, с сожалением оглядывая пустую тарелку. — По разрозненным вещам мелких частников есть несколько небольших аукционов... ну, по частным коллекциям небольшим, я имею в виду.

— Я понял.

— С каталогами и архивами — то есть с бумагами, не с вещами — работают два. Круг тех, кто там играет, довольно ограничен, сообщество небольшое. Не могу сказать, что я хорошо их знаю, это всё-таки не тот масштаб... это закрытые небольшие аукционы, понимаешь? Там редко бывает что-то значительное.

— Жаль, — вздохнул я. — Если даже ты не в курсе, вряд ли с этим что-то выйдет. С другой стороны, мы вообще не знаем, уцелел ли тот каталог... сто лет прошло, как-никак. Пальцем в небо.

Розина помолчала, что-то обдумывая.

— Вообще, ты знаешь, я вспомнила — я же знакома с одним завсегдатаем этих торгов. Он любопытный... этакий серый кардинал от антикварки, но репутация у него безупречная. Известным дилером его назвать нельзя, он не светится нигде всерьёз, не играет на известных площадках, но вроде имеет связи за границей. Где именно, я не знаю. Его вообще передают из рук в руки... и это не основная его деятельность, конечно. Так-то он врач вроде... точно не скажу, но вроде так. Он любит всякие мелкие старые собрания, помогает наследникам, и его очень ценят — он знаток, а многие наследники понятия не имеют, что хранят. Я могу поговорить с ним — вдруг он вспомнит что-то насчёт твоего каталога.

— Это было бы здорово, спасибо тебе. Если удобно к нему обращаться с подобным.

— Вполне. У нас несколько общих знакомых, и Сильвио его знает. Хочешь, я прямо сейчас позвоню?

— Хочу.

— Эк вас всех зацепило, — усмехнулась Розина, копаясь в телефоне в поисках номера. — Ну Стеф-то ладно, шестнадцать лет, всё понятно. Но ты-то куда, а? У кого из вас больше шило в заднице, и не знаю... так, вот, это он — Клаудио Моро. Сейчас спросим...

Клаудио? Погоди-погоди... Клаудио?!

— Стой! — я выдернул телефон из её рук и поспешно нажал отмену. — Как он выглядит?

— Мауро, да ты больной, что ли?! — взорвалась Розина. — То звони, то не звони, то как выглядит... в шпионов на старости лет поиграть захотелось? Что за дурь?

— Среднего роста, плотный солидный шатен лет пятидесяти, носит подчёркнуто деловые костюмы, вроде неброские, но очень дорогие. Что называется — для тех, кто понимает, — начисто проигнорировав её вспышку, выдал я. — Похож?

— Вылитый, — буркнула Розина, отбирая телефон обратно. — Так что, не звоним?

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Потому что я чем хочешь клянусь, что этот каталог у него. Откуда — другой вопрос, может, на том же аукционе и выцепил случайно. И теперь активно обхаживает хозяйку коллекции, причём с не самыми благородными целями, как мне кажется... во всяком случае, благодаря этому каталогу твой Моро ориентируется в собрании куда лучше, чем она.

— С чего ты взял? — Розина всё ещё хмурилась, но я видел, что ей настолько любопытно, что она готова и потерпеть мои выходки. Пришлось рассказать о визите к синьоре Летиции и расписать историю джанлукиной семьи поподробнее.

— Ничего себе... — теперь у неё горели глаза, и она выглядела в точности так же, как двадцать лет назад — сумасшедшей девчонкой с зелёными волосами. — Ты думаешь, он крутит какую-то аферу с коллекцией?

— Очень похоже. Причём не только с коллекцией, но и с виллой. Что-то там есть, в этом доме... что-то, что он просто не в силах выпустить из рук.

— Я могу поднять историю торгов, это открытая информация, она публикуется. И посмотреть, не было ли чего-то похожего... вот только за какой период смотреть?

Я ненадолго задумался.

— Полагаю, примерно за год. Если бы раньше, то ремонт начали бы в прошлом сезоне... да, год, не больше.

— Ничего себе работёнка, — хмыкнула Розина. — Умеешь ты озадачить... ладно, сама предложила. Сделаю. Что искать-то? В смысле, под каким именем?

— Скорее всего или Калотто, — это составитель, — или Дзанетти, первый владелец. Посмотришь сегодня?

— Сел на шею, да?

— Ну тебе же тоже интересно!

— Интересно. Но у меня сегодня ещё концерт, я невесть когда домой доберусь. Давай так — я скину тебе ссылки, сам посмотришь.

— Давай, — кивнул я. — Что за концерт-то хоть?

— Дебюсси, чего-то там про море... Сильвио билеты прислали, не пойти неудобно. Я не большой знаток, ты же знаешь. Но вообще чуднАя история... а коллекция что, действительно стоящая? Ты же был в квартире.

— Был, но там сам чёрт ногу сломит. То, что она огромная — факт. И там может быть всё, что угодно.

— Надо же, интересно... Я вечером тоже залезу и поищу, как вернёмся. И ведь если каталог и впрямь у Моро, а хозяйка ни сном, ни духом, то это точно афера.

— Я тоже так думаю. Ладно, попробуем найти... ну что, ты ещё будешь что-нибудь?

— Нет, хватит, — Розина допила последний глоток и встала. — Ты сегодня обратно?

— Теперь уж и не знаю. Давай, созвонимся. Сильвио привет.

Она кивнула и ушла, а я остался сидеть, пытаясь немного переварить собственные догадки. Подозрения росли как снежный ком, и новые вводные только усугубляли ощущение чего-то неправильного. И ещё не давало покоя гадкое чувство, что насчёт Симоне Бель может оказаться права... иначе откуда он взял ту мозаику? Но как же он умудрился вляпаться в такую сомнительную компанию? Что его привлекло — деньги? Нет, чушь, не может такого быть. Я бы скорее поверил, что его используют втёмную, — как я ни старался, представить Симоне мошенником у меня не получалось.

Я чувствовал себя загнанным в угол. С одной стороны, у меня была масса поводов ощущать себя свидетелем какой-то пакости, творящейся прямо под носом; с другой же, ни единым нормальным доказательством я не располагал. Господи, да я даже не мог ничего внятно описать! Ну допустим, приду я в полицию — и что я скажу? Было бы хоть что-то конкретное... так нет же, даже зацепиться толком не за что. В голове царил сумбур, что случалось со мной крайне редко, и я страсть как не любил такое состояние. С этой мешаниной надо было что-то делать.

И я сделал то, что в таких исключительных случаях делал почти всегда — достал телефон и набрал номер.

— Привет, пап. Не отвлекаю?

— Нет, я домой иду. Привет, Мауро.

— Мне твой совет нужен. Всю историю рассказывать долго, но суть такая — есть некоторое количество разных событий... довольно большой уже список, честно говоря. Все они крутятся вокруг одной и той же группы людей, одних и тех же локаций и даже более-менее одной темы, и кажутся связанными меж собою, но как именно, я понять не могу. Ничего понять не могу — ни роли этих людей, ни степень участия, ни мотивы... да даже связь эта иногда кажется плодом моей фантазии. Спросить напрямик или нельзя, или бессмысленно — ответа не будет. Я знаю, ты скажешь, что надо подождать и присмотреться, что-то обязательно выплывет, но я не могу просто ждать. У меня стойкое ощущение, что моё бездействие может слишком дорого встать, понимаешь?

— То есть случится что-то нехорошее?

— Да. Хуже того — оно уже происходит, как мне кажется, и если это "что-то" не пресечь, то будет совсем швах. Я тыркаюсь во все стороны, цепляю по крохам какие-то новые сведения, но все они кажутся равнозначными, и я не могу сообразить, что важно и действительно стоит внимания, а что так, шелуха побочная. Просто ступор какой-то, ей-богу.

— И не разобраться уже нельзя, насколько я понимаю.

— Правильно понимаешь. Я уже внутри, но понятия не имею, внутри чего именно, и насколько глубоко.

В трубке повисло молчание — отец явно задумался.

— Ну хорошо, — произнёс он после небольшой паузы, — давай на время отставим в сторону все эти твои потуги недо-психолога. Не обижайся, просто пока что всё, что ты мне наговорил, звучит несерьёзно... ты человек взрослый и зоркий, людей видишь неплохо, но ты практик, и, как любой практик, неважно мыслишь умозрительными категориями. Скажи — есть хоть что-то во всей этой сумятице, что можно пощупать? Что-то реальное, ну я не знаю... предмет, который ты можешь взять в руки, или событие, которому ты был свидетелем и в смысле которого ты стопроцентно уверен? Это "что-то" должно быть тебе совершенно ясно, — настолько, что ничьи аргументы тебя бы не переубедили в том, что ты прав.

Теперь уже задумался я.

— Не знаю... оно всё как-то вскользь меня, я везде будто с краю, торчу посредине как остров в речке. Хотя... как ты сказал? Предмет?

— Предмет — лучше всего.

Предмет! Ну конечно!

Кажется, до меня наконец дошло. Как минимум один предмет у меня имелся, и никто не мог мне помешать выяснить про него абсолютно всё, не ставя в известность никого лишнего. Более того — мне даже напрягаться особенно не придётся, поскольку подобные изыскания были частью моей рутинной работы. Да, отец прав — эта информация вполне может стать точкой опоры.

— Я понял тебя, пап. Ты как всегда, прямо в яблочко. Спасибо!

— Не за что, — он явно усмехнулся. — Расскажи хоть потом, о чём речь.

— Обязательно. Слушай, ещё вопрос — синьор Джакобини ещё работает, не знаешь?

— Луиджи? Работает, куда он денется. Не каждый день, конечно, — возраст всё-таки — но он бы с ума сошёл дома сидеть. Ты разве не пользуешься их лабораторией?

— Пользуюсь, но мы обычно контачим не с ним, а сейчас мне хотелось бы зайти в частном порядке, минуя обычные каналы, так скажем. Не говоря уж о том, что мне больше нужны его эрудиция, чутьё и насмотренность, чем собственно анализ.

— Ну так звони ему. Я уверен, Луиджи тебе не откажет. Номер прислать тебе?

— Пришли, ага, я не уверен, что он у меня есть... и спасибо тебе ещё раз.

— Да ради бога. Удачи.

— Спасибо. Давай, обнимаю. Маму целуй.

Удивительно — как у него так выходит? Не было случая, чтобы я попросил совета, и он бы не смог мне помочь. И дело даже не в том, что отец был умным человеком, — это само собой, — просто он настолько хорошо знал, как я устроен, что всегда находил ту клавишу внутри меня, которую надо нажать, чтобы я наконец-то включил голову и допёр до очевидного. Интересно, я когда-нибудь научусь чему-то подобному?

Телефон коротко звякнул — отец прислал контакты синьора Джакобини, и я не стал откладывать, сразу набрав номер.

— Синьор Луиджи, добрый вечер! Мауро беспокоит, сын Бальдассаре Коста. Простите, что отвлекаю... удобно вам? Да, спасибо, всё хорошо, отец вам тоже привет передаёт. Вы знаете, у меня просьба к вам. Да, по работе, но это мой личный интерес, поэтому не хотелось бы особо афишировать... атрибуция одной вещи мне нужна. Нет, не фреска — мозаика, небольшой фрагмент. Там, собственно, даже не атрибуция как таковая... вещь современная, это копия, но довольно неплохая... я просто хотел бы, чтобы вы посмотрели насчёт материалов... да я сам не знаю, чего жду, если честно. Может, вам попадался оригинал, или вы знаете, где он находится... короче говоря, любая информация будет кстати. Да, конечно, привезу когда удобно, в любое время. Домой? Могу и домой, как скажете. Договорились, спасибо большое!

Синьора Луиджи Джакобини я знал с детства — помимо того, что отец часто пользовался его помощью по работе, они много лет дружили. Джакобини был старше отца и давно мог бы вести спокойную жизнь обеспеченного пенсионера, но сидеть дома ему было слишком скучно. Помимо того, что он был классным лабораторным экспертом, он ещё обладал феноменальной памятью и широчайшей эрудицией в области древнеримского искусства; ни к кому другому я не стал бы обращаться с такой странной и невнятно сформулированной просьбой — просто потому, что это было бы бессмысленно.

Чем чёрт не шутит, может и впрямь что подскажет. Пожалуй, поеду-ка я обратно — ссылки розинины можно и на вилле поизучать. Ах да, ещё же офис... значит, сперва туда, а потом на виллу. Если синьор Джакобини готов меня принять, то откладывать это дело не стоит, и за мозаикой всё равно придётся ехать.

Я расплатился и вышел из кафе во вполне бодром расположении духа. Кажется, в голове немного прояснилось.

Две ангельского вида девочки-близняшки довольно складно играли на фортепьяно в четыре руки. Я видел их через коридор сквозь приоткрытые двери гостиной; неторопливый и немного наивный мотив удивительно гармонировал с исполнительницами — идиллическая, хрустальная летняя пастораль.

— Кора, торопишься! — не поворачивая головы, повысил голос синьор Джакобини. — Это же просьба о вдохновении, обращение к божеству, а не тарантелла на свадьбе. Мягче!

— Ну дедушка! — мелодия споткнулась и умолкла. — Я же стараюсь...

— Старайся лучше. Давайте сначала.

Просьба о вдохновении, значит? Мда, мне бы тоже не помешало... особенно сейчас.

— Простите, синьор Луиджи, — вопрос нелепый, я знаю, но... вы уверены?

— Абсолютно уверен, Мауро. А почему ты так удивился? Тебе же особенно хорошо известно, что наша земля буквально напичкана античностью. Конечно, это вовсе не значит, что каждый найденный артефакт — шедевр. Ширпотреба во все времена хватало, просто у нас сложился настолько бронебойный пиетет перед древними, что назвать что-то из антиков посредственным считается чуть не кощунством. Я не хочу сказать, что твоя мозаика плоха — нет, она даже красива, да ты и сам это видишь, правда?.. но это стандарт, крепкий такой середнячок-профессионал, вот и всё. В меру провинциальная пластика, материалы простые, скомпонована довольно шаблонно... но тем не менее это подлинная античная мозаика конца второго-начала третьего века. Это я тебе говорю как эксперт. Если хочешь, даже письменное заключение могу дать.

— А короб?

— А что короб? Короб новый, конечно. Ты будто не знаешь, как снимают и переносят мозаику. Снято, кстати, неважно — выдрали с мясом, утраты вон по краям... Я так понимаю, что ты просто никак не ожидал такого поворота, и потому настолько поражён.

— Не ожидал — это мягко сказано. Честно говоря, никак не могу сообразить, что с этим теперь делать. Но в любом случае — спасибо вам. И да, письменное заключение не помешает.

Синьор Джакобини кивнул.

— Пришли кого-нибудь из своих ребят завтра, я передам.

— Моя помощница Изабелла Нери заедет. Когда вам удобно?

— Погоди-ка, — попросил он, прислушиваясь. — Так, так... хорошо, девочки, очень хорошо! Другое дело!

Я улыбнулся.

— Что они играют? Не уверен, что слышал эту мелодию раньше.

— Это Дебюсси, просто вещь не самая известная. Сюита называется "Шесть античных эпиграфов". Девочки играют первую пьесу — "Чтобы вызвать Пана, бога летнего ветра".

— Без античности никуда? — подколол я, не удержавшись.

— Ну так а ты мне что принёс? — усмехнулся синьор Луиджи. — Нет, нам от этого не убежать, да и стоит ли? Рим всегда будет Римом, как его не перекраивай.

Распрощавшись и ещё раз поблагодарив, я сгрузил своё неожиданное сокровище в машину, забрался внутрь и крепко задумался. За последние несколько дней новости сыпались на меня одна хлеще другой, и мыслями я постоянно возвращался к истории соседского дома. Как я вообще успевал работать, непонятно.

Розина сдержала обещание, прошерстив вдоль и поперёк все отчёты о торгах, и нашла тот каталог, что мы искали. Вернее, искомый лот объединял похожие по смыслу документы — самодеятельные списки трёх, на сегодняшний день якобы рассеянных, частных коллекций, составленные разными людьми в начале прошлого века. Один из них значился как "каталог собрания семьи Дзанетти", но подробностей его содержания в отчёте о торгах, конечно, не было. Зато было указано имя покупателя, и им оказался тот самый Клаудио Моро. Моё подозрение, что синьору Варезе виртуозно дурят, возросло многократно; вкупе с тем, что час назад поведал мне синьор Луиджи, это становилось ещё более вероятным. Неясной оставалась связь между той мозаикой, что лежала у меня в багажнике, и её близнецом в квартире возле Фламиниевых ворот. Но в том, что эта связь имелась, я не сомневался ни минуты. И только один человек мог мне помочь разобраться в этом клубке подозрений — не самая удобная фигура, конечно, но ничего другого придумать не получалось. Оставалось надеяться, что мне удастся её убедить.

Я порылся в бумажнике, нашёл нужную карточку и набрал номер.

— Добрый день, синьора Летиция. Мауро Коста беспокоит. Могу я с вами поговорить?

Пару секунд в трубке молчали — будто бы вспоминали, кто я такой.

— Да, слушаю. Здравствуйте. Возникли проблемы с лестницей?

— Нет, с этим порядок — по крайней мере, есть все основания считать, что всё получится. Мой инженер уже занят проектом. У меня к вам два вопроса несколько другого свойства. Вам знаком человек по имени Ангелис Торрато?

— Впервые слышу. Кто это?

— Художник, насколько знаю. Он делает хорошие копии с античных образцов — ну знаете, фрагменты мозаик, росписи... такое сейчас любят вставлять в интерьер.

— Не интересуюсь современной модой. К чему вопрос?

— Просто мне попалась на глаза небольшая мозаичная вещь, один в один ваша мозаика из собрания... в коридоре у вас лежит, я невольно обратил внимание, когда был у вас. Это ведь наверняка оригинал, так? Я понимаю, коллекция большая, всего не упомнишь, но в каталоге о ней должны быть сведения.

— В каком каталоге? — она явно насторожилась.

— В каталоге вашей коллекции, — терпеливо повторил я.

— Его не существует.

— Ну как же. То есть... я не знаю ваших обстоятельств, да и не моё это дело, но вполне допускаю, что до недавнего времени его у вас действительно не было. Однако прошлой осенью на одном из аукционов играл лот со списком семейной коллекции Дзанетти, и он был куплен одним из дилеров — я подумал, по вашей просьбе.

— Я ничего не покупаю. И вообще не понимаю, о чём вы, — и без того жёсткий голос и вовсе стал как стальной.

— Возможно, вам знакомо имя дилера... — всё-таки попытался я, но она перебила:

— Избавьте меня от ваших фантазий! Занимайтесь своим делом и не тратьте время на ерунду. Всего хорошего.

Связь прервалась — она отключилась, явно не желая меня слушать. Ну что ж, чего-то подобного я ожидал, но надо же было хоть попробовать... и всё-таки как-то уж слишком грубо это звучало — даже для неё. Мне показалось, что основой реакции была даже не злость, а испуг — и оттого она так резко вспылила. Если я прав, то чего же она боится?

Зазвонил телефон, и я глянул на экран. Бель. Ну вот, как чуяла, что я опять в городе.

— Мауро, привет. У Анны к тебе вопрос по фасаду, ей заказчик голову задурил, и она немножко просела — я там сегодня была, и мне кажется, что всё в порядке, но она после разговора с ним уже во всём сомневается. А сама тебе звонить боится, ходит и мучается, я прямо вижу. Может, сам ей наберёшь — ну, вроде как просто так, проверка слуха?

Господи, да что ж меня все боятся, неужто я страшный такой... сперва бабку джанлукину напугал, теперь вот Анна...

— Ладно, позвоню сейчас. Слушай, я скину тебе номер и имя — позвони человеку завтра с утра и заскочи за бумажкой одной. Это не к спеху, на выходных на виллу привезёшь. Но только обязательно, хорошо?

— Конечно. А ты где? — с некоторым подозрением поинтересовалась Бель.

Пришлось признаваться.

— Я в городе, одна короткая надобность образовалась. Хотел уже возвращаться, когда ты позвонила. Так что к Анне я, пожалуй, лучше заеду, пользы будет всяко больше.

— Ой, это точно! Здорово, что я тебя поймала.

И я поехал на Авентин. В голове продолжали крутиться вопросы, и мне стоило некоторых усилий настроиться на деловой лад. Знал ли Симоне истинную ценность своего подарка, и как вообще эта вещь к нему попала, что он настолько легко ею распорядился? Ну не украл же он её, в самом деле. И почему всё-таки синьора Летиция так занервничала? Ладно, одёрнул себя я, сперва надо нормально отработать. Поеду назад, тогда и подумаю.

Я поставил машину, нашёл Анну, выслушал её сбивчивые сомнения по поводу цвета фасада и пошёл смотреть образцы выкрасов. На этот раз Бель оказалась права — Анна просто слишком боялась накосячить на последнем этапе и оттого так болезненно всё воспринимала.

— Анна, кто из вас двоих реставратор? Вы же понимаете, что заказчик не может в полной мере оценить цвет по этому маленькому кусочку, да? Ну и в чём тогда проблема? И вы, и я видим, что вот это, — я ткнул в один из образцов, — будет один в один с первоначальной, исторической покраской, а вон то — слишком темно, да и оттенок похолоднее. Изначально ставилась задача восстановить то, что было, поэтому если он опять станет приставать к вам насчёт цвета, смело отправляйте его ко мне. И не тушуйтесь, хорошо?

— Да, — с облегчением выдохнула Анна. — Он просто очень настырный... вот я и дала слабину.

— Привыкайте, бывает гораздо хуже, — улыбнулся я, и со спокойной совестью отчалил.

До виллы удалось добраться довольно быстро, машин на трассе было немного. Я осторожно донёс короб с мозаикой в гостиную и заглянул к Нинетте.

— Привет. Симоне не спит, не знаешь?

— Нет, он в саду, на кушетке. Стеф поставил ему кушетку в тени, чтоб в комнате не сидеть. Ему заметно лучше, почти поправился парень.

Последние дни он уже действительно начал вставать — Лючия, навестившая нас, как и обещала, разрешила не держать его постоянно в кровати. Ну что же, пойду тогда в сад — не задать вопрос о подарке я просто не мог.

— Добрый день, Симоне. Как самочувствие?

— Уже хорошо, прямо совсем лучше, правда. Спасибо вам, — он полусидел, держа на коленях раскрытый ноутбук.

— Вы бы с этим не усердствовали пока что, — кивнул я в сторону ноута, — Лючия же сказала — без фанатизма, иначе опять голова кружиться начнёт.

— Да ерунда, я только открыл, минут двадцать всего. Спать постоянно уже не могу, а просто лежать скучно.

— Ну тогда расскажите-ка мне ещё раз про ту мозаику, что вы Стефано подарили.

— Что рассказать? — он явно насторожился. — Обычный сюжет из митреума, символы одной из ступеней посвящения. Вы же знаете...

— Про сюжет я, само собой, знаю, но вопрос не в сюжете. Вы сказали, что вам её сделали на заказ — вот я и интересуюсь, кто именно.

— Один друг, художник из Неаполя. Вы его не знаете.

— Это я уже слышал, но дело в том, что это неправда. Автор, может, и из Неаполя... но этого мы уже доподлинно не установим. Мозаика всамделишняя, античная. Век второй-третий навскидку. Откуда у вас настоящая античная вещь?

Он дёрнулся, будто от сильной боли, и на несколько мгновений зажмурил глаза.

— Настоящая? Как... настоящая?! Нет, нет, этого быть не может. Что вы такое говорите, Мауро... откуда бы у меня взяться подлинному антику... я их и видел-то только в музее! Нет, нет, невозможно...

Он продолжал бормотать, а я пристально смотрел ему в лицо. Знал или нет? Действительно ли это для него неожиданность, или он всё же обманывает? И если знал, то почему расстался с такой вещью, при его-то фанатичной любви к древностям подобного рода?

— В таком случае, ещё раз — откуда у вас эта вещь?

— От моего... брата, — почти прошептал он. — Ну, у меня есть брат... сводный, на десять лет старше. Он художник, любит античность, делает копии иногда — на заказ в основном, конечно. Я сказал вам правду — я часто помогаю ему, копаюсь в архивах, нахожу всякое, что ему может понадобиться для работы... в запасниках музеев фрагменты фотографирую всякие. Ему это действительно нужно, он хороший мастер, на детали обращает внимание. Я не могу ему отказать, он обо мне всегда заботился, я и учусь-то из-за него, сам бы не осилил. Ну и вот... он сказал, что сделал эту копию для меня. Я полюбовался на неё какое-то время, а потом решил подарить Стефано. Я не мог и предположить, что она настоящая!

— Ну допустим. Как зовут вашего брата?

— Анджело Торрато. Ну, это я его так зову — Анджело, так как-то привычнее. Вообще он Ангелис — у него мама гречанка была.

Значит, Бель всё-таки попала в точку. Судя по всему, этот Ангелис действительно замазан в мошенничестве, и с Симоне он тоже отлично знаком. Что, конечно, не объясняет, с чего бы делать сводному брату такой странный подарок, да ещё и не говорить ему об этом. Или Симоне всё-таки врёт? Не похоже... я не мог представить себе, чтобы он просто так отдал бы такую вещь, пусть даже хорошему другу.

Чудеса. Казалось бы, история разрасталась, события множились, а ясности от этого не прибавлялось — напротив, всё становилось ещё более запутанным.

— Так вы говорите, ваш брат живёт в Неаполе?

— Да... ну то есть последний год он мотается между Неаполем и Римом — появилась необходимость даже снова мастерскую в Риме снять. У него какая-то работа большая, постоянно ездить приходится.

Мда. И что же это за работа — уж не заменить ли часом то ценное, что имеется в собрании синьоры Летиции, подсунув ей качественные копии? Если исходить из того, что рассказала Бель, ни для чего иного этот Ангелис не нужен. И опять Симоне оказался в самом центре событий... вот ведь везение у парня. Просто талант влипнуть во что-нибудь. И всё-таки — вдруг он тоже темнит, и я слишком хорошо о нём думаю?

— Мауро... — неловко кашлянул Симоне — видимо, он покорно пережидал, пока я что-нибудь скажу, но так и не дождался. — А... что вы теперь будете с нею делать? Ну в смысле... может, не говорить пока Стефано? Я правда не знаю, откуда у брата эта мозаика... вдруг там какая-то история нехорошая? Я не верю, но мало ли... подлинник же! С ума сойти... второй век, вы сказали?

— Не я, эксперт. Хороший эксперт, у него ошибок не бывает. Да, пожалуй, вы правы. Давайте пока Стефу говорить не будем — у него крышу снесёт напрочь от такой новости. Но при случае поинтересуйтесь всё же у брата насчёт происхождения вещи — разумеется, если получится сделать это аккуратно.

— Конечно, — кивнул Симоне. — А знаете, я даже рад, что она теперь у вас. Здесь с нею точно ничего не случится.

— Спаситель сокровищ, тоже мне, — хмыкнул я. — Ладно, приходите в себя. Не буду вас больше донимать.

Нельзя сказать, что объяснения Симоне меня успокоили, но хотя бы стало ясно одно — Торрато и, предположительно, Моро, работают вместе, просто художника держат за кадром. Синьора Летиция твёрдо заявила, что Торрато не знает, — следовательно, всем рулит этот её "секретарь". Хотя... погоди-ка. Есть же ещё один вариант — а ну как афера ещё сложнее, и старуха в ней участвует? Потому и отшила меня так резко, когда я назвал его имя. При наличии хорошего мастера, которым, предположительно, является Торрато, вполне можно штамповать "подлинники" для не слишком знающих клиентов, охочих до всяких диковинок, и это будут весьма неплохие деньги. Если синьора Летиция ничего не продаёт из коллекции, то откуда же те немалые средства, что она так легко раздаёт на ремонтные нужды? Но если так, то почему подлинная вещь, с которой делали копии, оказалась не у неё, а у Торрато? Вор обманул вора?

Я поднялся к себе, натянул плавки и отправился к морю. Хотелось проветриться, и мой обычный заплыв подходил для этой цели как нельзя лучше; я заложил дугу пошире, чтобы увеличить маршрут, дважды обогнул каменистую мель и решил немножко поваляться в круглой ямке посередине. Солнце неспешно ползло к горизонту, но настоящий вечер ещё не наступил; тени становились глубже и чуть длиннее, а блики света на воде плескались расплавленным золотом. Я растянулся во весь рост, пристроил голову на выступающий из воды камень и бездумно вперился в пейзаж.

Летиции отсюда было не видно — её закрывал скальный гребень — зато мой дом был как на ладони. Стены слепили белизной штукатурки, буйная зелень сада частично закрывала первый этаж, но парусиновый тент на обеденной террасе просматривался. По моей террасе ходила Нинетта — наверное, пришла прибраться, пока меня нет. В соседней нежилой бухте стояла яхта — вроде та же, что и все последние недели. Я ухмыльнулся, припоминая встречу Джека с её обитателями... наверняка они тоже тогда посмеялись над ним, как и я. Боже, как же хорошо... кажется, я даже задремал на несколько минут, расслабившись после сегодняшней беготни.

Меж тем на берегу показался ещё один человек — он шёл по тропинке вдоль моря со стороны деревни. Издали разглядеть было трудно, но, судя по походке, это был молодой мужчина — он немного помедлил возле выступа скалы, будто хотел убедиться, что в нашей бухте пусто, и пошёл дальше — миновал наш пляж и скрылся за следующим мысом. Наверное, кто-то с яхты решил погулять по берегу — самое время размяться после зноя жаркого дня. Я полежал ещё минутку и поплыл обратно.

На оставленном в комнате телефоне отображались три пропущенных вызова — пока я отмокал в море, звонил Кароль. Я набрал номер.

— Привет, Мауро. Да, звонил. Хотел сказать, что проект лестницы вчерне собран — я послал его Джанлуке и тебе на почту сдублировал, можешь глянуть. И хорошо бы мне поговорить с твоим бригадиром, кто строить будет. Попроси его позвонить мне, ладно? Да, всё в порядке — Джулия вам всем привет передаёт, кстати. Спасибо за те выходные — было чудесно.

Ну вот, Кароль не подвёл, сделал как обещал. Я поблагодарил и отключился.

За ужином Симоне наконец-то сидел за общим столом — почти неделя непрерывного лежания пошла впрок, и он решил ненадолго присоединиться к компании. Нинетта, конечно, ворчала — мол, рано вскочил, вот неймётся, — но ему было явно лучше, и потому я возражать не стал. Джанлука принёс свой планшет, и они даже пообсуждали что-то касательно его книжки — Симоне комментировал те куски, что ему дали прочесть, и Стефано, конечно же, принял в дебатах самое активное участие. Кьяра немножко дулась — она опять оказалась за бортом беседы, и поболтать было не с кем — Аврора сегодня вечером не пришла.

— Мауро, мне ваш друг прислал черновой вариант проекта, — Джанлука с удовольствием уписывал нинеттиного кролика в сливках, явно рассчитывая попросить добавки. — Ещё раз хотел поблагодарить — он так быстро откликнулся.

— Да, я видал, он мне его тоже скинул. Там всё толково, он даже немного упростил наши первоначальные планы. Он предлагает немножко подрубить лужайку, чтобы сделать ещё один поворот и обогнуть монолит по краю, видели?

— Да-да. Я не сразу понял, что к чему, но он отдельно разъяснение прислал, на словах... ну, чтобы мне понятней было. Здорово выйдет, я думаю.

— Прости, Джанлука, — робко вклинился Симоне, — а мне проект покажешь? Интересно... я совершенно не представляю, как там можно лестницу сделать — там такой обрыв, и камни неустойчивые, дыры-пещеры кругом.

— Конечно, — кивнул сосед. — Честно говоря, я тоже сперва не верил, что это возможно. Если б не Мауро и синьор Нойман, то вообще непонятно было бы, как эту задачку решать. Да, собственно, можно на планшете открыть...

— Ешь спокойно! — по-свойски прикрикнула на него Нинетта. — Завтра покажешь — ты погляди, он и так еле сидит. Первый раз за неделю поднялся, а вы и накинулись. Давай-ка, парень, — это уже в сторону Симоне, — иди приляг. Нечего сразу с места в карьер, не поправился ещё. Поужинал, и хорошо, а кофе тебе так и так не положено.

Он, конечно, поупирался, но довольно вяло — было видно, что действительно устал, и потому согласился довольно быстро. Дети потащили тарелки в кухню, я сварил кофе, и мы с Джанлукой отползли в сторонку на диваны, чтоб не дымить остальным в нос.

— Не хотел говорить при всех, — негромко начал я, — но у меня есть новости о мозаике. Однако прежде чем я их озвучу, хочу вас спросить... вы уже неоднократно говорили, что свою бабушку и её обстоятельства знаете плохо, но всё-таки предположения это делать не мешает. Как по-вашему, откуда у неё деньги?

— Не знаю. Я вам уже говорил, помните? Вы же ещё тогда сказали, что если она хороший врач, то должна быть весьма состоятельной. Так-то оно так, но до недавнего времени у неё была изрядная статья расходов, я думаю... я вам не рассказывал же о своём деде, синьоре Варезе?

— Нет. А что с ним?

— Уже ничего, он умер несколько лет назад. Я вообще его не помню толком, видел раза два в далёком детстве. Как я понимаю, он всю жизнь был в тени бабушки, кроме того, — лет двадцать назад у него парализовало ноги, и он передвигался в коляске. Я знаю, потому что мама ещё жива была, когда это случилось. Он вообще был довольно болезненным всю жизнь, ну а коляска здоровья не добавляет, как вы понимаете... и уход нужен специальный. Это же тоже деньги.

— Ну тем более, — нахмурился я. — Не говоря о том, что я тогда вообще не понимаю, как они жили в этой квартире — там не то что коляска, там и на своих ногах-то не пройти толком.

— А ведь и правда, — озадаченно протянул сосед. — Я как-то не думал об этом... но в любом случае — я понятия не имею, откуда берутся те суммы, которыми она так лихо распоряжается. А почему вы вдруг спросили? У вас есть какие-то соображения на этот счёт?

— Подозрения есть, но они мне не нравятся. Кроме того, они настолько случайны, бездоказательны и неприятны, что не хочется даже думать в эту сторону. Но и не поделиться я не могу... понимаете, та мозаика, что Симоне подарил Стефано — подлинник.

— В смысле?! — поперхнулся дымом сосед. — Как подлинник? Вы хотите сказать...

— Да. Античная, век второй-третий. И это означает только одно...

— ...та мозаика, что лежит в квартире у бабушки — подделка, — моментально сообразил он.

— Именно. Подделка, копия — называйте как хотите, суть от этого не меняется.

Мне не хотелось озвучивать вслух то, до чего я додумался — авось сам сложит два и два. Понятно, что родственных чувств там было немного, но как-никак, она его бабушка.

Джанлука задумчиво курил, сдвинув брови, и по его смурному лицу я видел, что он начинает догадываться.

— Кажется, я понимаю, на что вы намекаете, — медленно проговорил он минуту спустя. — Спасибо за деликатность. Вариантов, в общем-то, немного — всего два. Или она не знает, что у неё копия, или же наоборот — полностью в курсе. Если не знает, то тогда это масштабная махинация у неё под носом, с которой она ничего не имеет, и вопрос про деньги так и остаётся подвешенным. А вот если знает, то тогда... это что же, она участвует в торговле подделками, пользуясь, что оригиналов никто не видел и не может сравнить? Но как же тогда эта мозаика оказалась у вас? Получается, что и в этом случае её обманули.

— Да, всё верно, — я кивнул, в который раз отмечая, до чего хорошо соображает этот молодой парень. — Вы абсолютно точно описали весь ход моих мыслей.

— А вы говорили с Симоне?

— Конечно. Он открещивается наотрез — говорит, что не подозревал даже. Я бы поверил, но в деле замешан его сводный брат... судя по всему, он к нему привязан, так что кто тут кого обманывает, толком и не понять.

— А брат кто? Художник?

— Да, причём тот самый, неапольский знакомец Бель. Погодите-ка, — я вскинул ладонь, пытаясь поймать ускользающую мысль, — как же я не допёр раньше... но ведь если Симоне клянётся, что не знал о подлиннике, то тем самым он не столько обеляет себя, сколько подставляет своего брата! Или я уже совсем ничего не понимаю... Он его вовсе не выгораживает, а наоборот! Смотрите — этим своим заявлением он будто нарочно привлекает внимание к Ангелису, почти открыто подталкивая нас к тому, чтобы к нему присмотреться. Как думаете?

Вот что не давало мне покоя... Я досадливо покрутил головой — да, сыщик из меня всё-таки паршивый. Ведь крутилась же какая-то сторонняя мыслишка о нестыковке, а я не придал значения.

— Согласен, — кивнул Джанлука. — Совсем нелогично выходит.

— Более того — он сказал странную фразу. "Я рад, что вещь у вас — по крайней мере, тут с нею точно ничего не случится." Как будто бы уверен, что в противном случае всё было бы иначе.

— Знаете, — осторожно проговорил Джанлука, — я бы покамест оставил Симоне в покое, и просто присмотрелся. Мне кажется, что он в каком-то беспомощном положении оказался... патовом как будто. Он ничего не может сделать, но очень хочет. И одновременно боится.

— Возможно. Кстати, я звонил сегодня вашей бабушке, и она тоже разговаривала весьма резко.

Я описал нашу короткую беседу, и Джанлука опять задумался.

— Может быть, вы и правы. Я не знаю, как она пугается — никогда не видел. Но злится она точно иначе... честно говоря, подобной реакции я у неё не припомню. Чем-то вы её крепко задели.

— Мне тоже так показалось. Но ясности это осознание не добавило, скорее наоборот.

Мы помолчали. Цикады завели свою ежевечернюю песню; от оглушительного стрёкота звенело в ушах. Из-за горы всплывала луна, белая и плоская, как кружок теста.

— Я завтра зайду к Симоне, покажу ему план лестницы, — снова заговорил Джанлука. — Попробую его потормошить осторожно. Может, разговор как-нибудь вырулит в нужную плоскость. Очень всё это странно... и теперь уже очевидно, что все наши вопросы — торчащие хвосты какой-то одной большой истории. Словно клубок с вылезающими из него нитками.

— Скорее уж клубок чего-то живого, — невесело хмыкнул я. — И хорошо, если не змей. Ладно, попробуем справиться.

Кто сказал, что античность — это скучно? Вот вам, пожалуйста — одни загадки, куда ни плюнь. А началось с такой малости — небольшого мозаичного кусочка и банального ремонта старого дома. Как там говорил синьор Луиджи — просьба о вдохновении? О да, вдохновение нам точно не помешает.

Утро выдалось серым и душным. Дождя не было, просто солнце пробивалось сквозь мутноватую белёсую хмарь, свет был рассеянным и всё вокруг будто тонуло во влажном тумане, не отбрасывая чётких теней. Воздух, сырой и тёплый, обволакивал тело испариной — сидя в своей комнате перед компьютером, я ощущал себя мокрым как мышь, несмотря на то, что почти не шевелился.

Работы, как и всегда, было много; сперва я решил набело отредактировать согласованные правки статьи для Миретти, а потом спокойно заняться основными делами, но не тут-то было — меня дёргали, звонили, присылали свежие фото, и на статью пришлось плюнуть, отложив свои псевдо-литературные потуги на вечер. На объекте с Целия Карло с ребятами вышли на фасад, отодрали первые ошмётья верхнего слоя штукатурки и впали в ступор, — я предполагал, что так будет, и потому отдельно просил не спешить с этим этапом.

— Мауро, там всё на таких соплях ветхозаветных держится, что я боюсь трогать, не говоря уж о внешнем виде. Радуются только археологи — прямо учебник, вот один век, вот другой, всё видно и понятно. Но заказчик такую красоту вряд ли съест.

— Само собой, внешний вид так не оставим, у нас вообще-то проект есть согласованный. Понятно, что с косметикой возможны подвижки, исходя из того, что потребует конструкция, но это тоже в договоре стоит, так что разберёмся. Давай так — пока что отдирай всё аккуратненько до конца, а я на днях приеду, предварительно свяжусь с заказчиком и предложу ему варианты. Только фото мне присылай — каждый шаг, понял? Мне эти варианты ещё прикинуть надо.

— Договорились, спасибо.

Карло был замечательным мастером — пожалуй, лучшим из команды, и потому самые сложные заказы я предпочитал делать именно с ним и его ребятами. Единственное, чего он категорически не умел — это общаться с заказчиками. Когда несведущие люди начинали с апломбом учить его, как надо работать, он моментально зверел и разругивался с ними в дым, не стесняясь в выражениях. Если рядом оказывалась Бель, то ситуация изрядно смягчалась, но лучше до этого было не доводить, и потому всю дипломатию я обычно брал на себя — впрочем, это в любом случае было правильным, поскольку было частью моей работы, а не его. Между собой же мы с ним договаривались прекрасно — он умел и любил работать и не боялся никаких неожиданных сложностей.

Где-то между многочисленными деловыми обсуждениями позвонил отец, мы немного поговорили, и он поинтересовался, решил ли я ту проблему, о которой советовался.

— И да, и нет, пап. Пока что больше нет, признаться. Но с той мёртвой точки я сдвинулся — теперь бы ещё придумать, как быть с новыми вводными.

— Интригуешь?

— Да какие интриги... дичь какая-то творится, как бы с полицией не пришлось дело иметь. Уже бы имел, если честно, просто пока не знаю, что им рассказывать — один туман и предположения. Из фактов — только та мозаика, что Стефу подарили.

— А что с мозаикой?

— Да ничего, если не считать, что она второго века.

— Чего? Какого века?!

— Конца второго, если Джакобини не врёт. Тебе привет от него, кстати.

— Ну дела... — протянул отец.

— Вот именно. Ты только смотри, Стефу не проговорись, если вдруг что. Он не в курсе пока.

— Хорошо, — голос стал слегка тревожным. — Мауро, откуда она? Криминал какой-то?

— Очень похоже на мошенничество с неизвестной частной коллекцией.

— Может, и впрямь полицию подключить?

— В какой-то момент придётся, я думаю, но сейчас рановато... ну, мне так кажется. Понюхаю пока сам.

— Ну понюхай, — с сомнением отозвался отец. — Не нанюхайся только слишком... а вообще, я бы на твоём месте с Сильвио поговорил. У него кого только нет в знакомых — наверняка подскажет, к кому обратиться.

— Мысль. Так и сделаю, спасибо.

Я отключился, немножко посидел, переваривая разговор, и вернулся к своим баранам. Передо мной на экране маячил немым укором недоделанный проект грядущего заказа, я занялся им и постепенно увлёкся. Не знаю, сколько прошло времени — ныряя в интересную работу с головой, я его обычно не замечал, — и наверное, не сразу расслышал стук в дверь.

— Да!

— Пап, ты работаешь? Можно к тебе? — выучив с детства, что за вламывание без стука можно получить по шее, Кьяра чуть-чуть приоткрыла дверь, но внутрь входить не торопилась.

— Заходи. Прервусь с удовольствием. Что, обед уже?

— Нет, но скоро... слушай, пап, — дочка плюхнулась в кресло и выпалила: — А Симоне у нас надолго?

Я удивился. Раньше он её не больно-то интересовал — она общалась с ним вполне нейтрально, как и со всеми, а тут вдруг такое внимание.

— Не знаю, живёт себе и живёт, Стефу отличный приятель, не всё ж ему с Авророй шашни крутить. Да и с Джанлукой они сошлись, в целом хорошая компания образовалась. А в чём дело?

— Сошлись они, как же, — фыркнула Кьяра. — Не они сошлись, а Симоне в Джанлуку вцепился, проходу не даёт.

— А кому нужен проход — тебе, что ли? — усмехнувшись, ляпнул я и тут же пожалел. Дочка вспыхнула и возмущённо зыркнула на меня.

— Я тут вообще не при чём! Просто я же вижу — Симоне его откровенно обхаживает, а Джанлуке это неприятно, но он вежливый, и потому терпит. И Бель он, кстати, тоже не нравится.

Ах вот откуда это взялось. Ну понятно.

— Кьяра, что за сплетни бабские, — поморщился я. — Джанлука взрослый парень, сам разберётся, что приятно, что нет. Симоне, между прочим, много дельного ему вчера подсказал про книжку — я не особо вникал, но то, что слышал, было очень толково. Если тебе скучно — так и скажи. Хочешь, вечером на большой пляж съездим, в баре посидим, потанцуем. И Джанлуку возьмём.

— А Симоне?

— Ну Симоне сейчас только плясать не хватало. Полагаю, этот пункт программы он пропустит.

— Хочу! — дочка изо всех сил делала независимый вид, но было совершенно ясно, что идея ей понравилась. — Вместо ужина, да? Я тогда пошла, Нинетте скажу, чтоб она с ужином не затевалась.

— Скажи-скажи, — я ухмыльнулся ей вслед и покрутил головой. Ох, детки... так, надо собраться и до обеда доделать начатое, а то потом буду пялиться на свои чертежи как идиот и вспоминать, чего хотел. А после обеда прогуляюсь, пожалуй — пора посмотреть, как там дела у Филиппо. Как-никак, я обещал за ними приглядывать.

— Мауро! Мауро, иди обедать! — зычный нинеттин голос было слышно даже через закрытую дверь. Я ещё раз оглядел сделанное — вроде всё выглядит сносно — и отправился вниз.

Бар на большом пляже вообще-то был дежурным увеселением, и мы бывали там частенько, но за обедом молодёжь обсуждала вечернюю вылазку как какое-то значимое событие, и я понял, что давно должен был предложить что-то подобное. Обычно я вовремя чувствовал, что дети начинают закисать, и что-то придумывал, а в этот раз, видимо, слишком увлёкся своими шпионскими играми. Не случись разговора с Кьярой, у меня бы и мысли не возникло — мне самому последнее время на скуку жаловаться не приходилось.

— Пап, Аврора с Рикардо тоже с нами, — объявил Стеф. — И даже Карла с мужем собираются... ничего?

— Да господи, я-то что, — отмахнулся я. — Это ж не званый ужин, бар для всех. Просто мы как-то давно никуда не выбирались.

— Надо же ещё Джанлуке сказать!

— Я пойду к нему после обеда, скажу.

— Я, наверное, не поеду, — покачал головой Симоне. — Полежу лучше.

— Да уж конечно! — тут же отозвалась Нинетта. — Ещё не хватало... Мы с тобой, парень, нынче не танцоры.

— Особенно я, — улыбнулся он. — Вы-то всем бы нос утёрли, если б поехали, я уверен. Это я вот дохлый...

Все рассмеялись. Дети продолжали обсуждать вечер, а я по-быстрому закончил с едой и отправился на соседскую территорию.

На этот раз всё выглядело по-взрослому: сад был кое-где перекопан — наконец-то сообразили заняться коммуникациями, — а на лесах, несмотря на невозможную духоту, активно маячило несколько человек. Я обошёл дом со всех сторон, потом честно влез на леса, придирчиво присмотрелся к тому, что и как делается, и с удовлетворением убедился, что эти люди, в отличие от прежних, работают на совесть. Ну что ж, теперь можно заглянуть внутрь, а заодно и поискать хозяина.

Внутри такой бурной активности не наблюдалось, но изменения тоже были видны сразу. Окна в гостиной были заменены, перекрытия второго этажа разобраны, и уже был начат монтаж новых; кроме того, посреди гостиной нашёлся Джанлука в компании Филиппо и того парня, что давеча так опасно ползал по скалам. Он и ещё двое неизвестных мне рабочих стояли поодаль, задумчиво изучая постамент со скульптурой и о чём-то негромко переговариваясь.

— Синьор Мауро! — Филиппо заметил меня первым и мгновенно расплылся в широкой улыбке. — Добрый день, добрый день! Ну как вам мои орлы? Мы вас видели на лесах — что скажете?

— Недурно, — улыбнулся в ответ я. — И хотел бы придраться, да не к чему. Я смотрю, и тут всё движется.

— А как же, — самодовольно отозвался он. — Со вторым этажом занимаемся, и с кухней почти решили... заминка вышла с проектом, но архитектор уже всё прислал, сейчас быстрее пойдёт. Решаем вот, что с полом тут делать.

— А что с полом? — удивился я. — Чем вам тут пол нехорош? Отличная старая терракота, если мне не изменяет память... вы её хорошо закрыли, пострадать не должна.

— Бабушка хочет скамейки эти мраморные убрать, — объяснил Джанлука. — Ну, на террасу их поставить. Дырки останутся — плитка же вокруг них положена.

— Так закажите подобную, — пожал плечами я. — Если нет мастерской подходящей, я дам. Ребята вам какую угодно керамику сымитируют... а что со скульптурой? Оставите как есть, на этом месте?

— Дда... — несколько замялся Филиппо. — Ну, она останется... только сперва её приведут в порядок. Реставрируют. А потом вернём на место. Там и бассейн делать надо — видите, резьба по борту начата, но не доделана. Давеча скульптор приезжал, смотрел — берётся всё сделать.

— С резьбой понятно, а скульптуру-то зачем трогать? — нахмурился я. — Скульптор ваш мудрит что-то — тут ничего такого нет, что нельзя было бы на месте сделать... да и что вы собрались реставрировать? Какая есть, такая есть, нормальная честная реплика на античную тавроктонию — ну не восстанавливать же фигуру Митры полностью. Какая она была, никто не знает, а новодел всегда виден. Корячиться с перевозкой, опять же... ваше дело, конечно, но я смысла не вижу. Расколотят ещё — вот тогда действительно задача будет.

— У меня не расколотят. Пусть только попробуют! — Филиппо для убедительности потряс кулаком. — Не беспокойтесь, справимся. Ну раз уж человек взялся, пусть делает — тем более, хозяйка дала добро. А вот скажите, синьор Мауро, что бы вы посоветовали вот здесь...

Он повёл нас в одну из спален первого этажа и указал себе под ноги. Здесь пол был деревянным, но очень плохо сделанным — просто какой-то грубый помост, скрипящий под ногами. Всю рухлядь отсюда вывезли, остались голые стены, но судя по матрасам и подушкам, сейчас тут жили двое или трое из рабочих — и я опять подивился, что люди согласились на это.

— Архитектор настаивает на деревянном полу, но может, всё же плитка? Снимем это и сделаем так же, как в гостиной.

— Смотря что тут будет. Так-то вы правы — на первом этаже логичней единый плиточный пол, но некоторые не любят плитку в спальнях. На мой взгляд, летом в нашем климате ничего нет лучше — полы всегда прохладные, но это дело вкуса.

— Здесь будет небольшая спальня, да, — вмешался Джанлука. — Но я вообще-то тоже за плитку.

— Да? Ну и чудесно! — обрадовался Филиппо. — Тогда мы тут всё раскурочим и выведем в один уровень с остальным полом... потом, когда закончим снаружи и решим вопрос с перекрытиями.

Мы поговорили ещё о каких-то мелочах, он добросовестно поведал о дальнейших планах, которые я великодушно одобрил, и на этом посчитал свою миссию выполненной — по крайней мере, на сегодня.

— Спасибо, синьор Филиппо. Джанлука, можно вас на два слова?

— Конечно. Пойдёмте ко мне — я кофе сварю.

Мы поднялись по ступенькам к его домику — маленький дворик-терраска, который я неоднократно наблюдал сверху, оказался весьма уютным.

— Мне есть что вам рассказать, — Джанлука усадил меня в единственное кресло, поставил на столик поднос с кофе, сливками и сухариками, а сам уселся напротив на табурет.

— Мне тоже, — кивнул я. — Во-первых, вечером мы все вместе едем на большой пляж, в бар к Бруно. Потанцуем, развеемся. Симоне, понятное дело, не поедет.

— К Бруно? — сосед с сомнением покачал головой. — Не думаю, что мне стоит ехать. Я с ним повздорил.

— Ну положим, не вы с ним, а он с вами — не удивляйтесь, я случайно слышал ту ссору со своей террасы. И вам тем более стоит поехать — Бруно вспыльчив, но не злопамятен, а уж в компании с нами точно задираться не станет. Вам будет полезно с ним помириться — он здесь личность известная. Не отказывайтесь. Я вам обещаю — скандала не будет.

— Ну хорошо, — решительно кивнул он. — Бар у него приятный, я там несколько раз ужинал... наверное, действительно стоит помириться.

— Стоит-стоит. Но это так, мелочи — давайте лучше про ваш ремонт, — я отхлебнул кофе — он был сварен отлично. — Вкусно... так вот. Филиппо, конечно, взялся за ум, и ребят своих держит в тонусе — они провернули очень большой объём за это время, и практически нигде не накосячили. Что не отменяет того, что они что-то темнят с этой вашей скульптурой. Видели, как недовольно поглядывал на меня тот парень-скалолаз, когда я заговорил о ней? И Филиппо занервничал сразу же, как я сказал, что её не нужно трогать, и потому перевёл разговор на совершеннейший пустяк, глупость.

— Вы про вопрос насчёт пола в спальне?

— Ну конечно. Это вообще не тема... ну сами посудите, не собирался же он оставлять на полу те дрова, никакой специальный совет тут не нужен. Да ещё и приплёл архитектора, который якобы настаивает... идиотизм, так не бывает — ну или это не архитектор, а полный профан. Помимо обычной логики, есть общий стиль, присущий загородным домам такого типа, это ж вам не какое-нибудь швейцарское шале в горах. Ему просто нужно было хоть как-то меня отвлечь, и его хватило только на такой дурацкий вираж. Им зачем-то очень надо увезти отсюда эту скульптуру, просто кровь из носу, как надо, и у меня есть только одно предположение, зачем. Но оно ещё более дурацкое, чем вопрос с досками на полу.

Джанлука непонимающе поднял брови, и вдруг охнул, не донеся чашку до рта.

— Мауро! Вы думаете... да нет, ну не может быть!

— Я же сказал — идея дурацкая. Но после мозаики я уже ничему не удивлюсь. Кроме того, в связи с этой идеей мне на ум опять пришла одна из недавних бесед с Симоне.

— Опять Симоне?

— Опять. Некоторое время назад у нас случайно зашёл разговор о вашей тавроктонии, и он как бы невзначай спросил — мол, как думаете, это копия? Я посмеялся тогда — что же ещё, конечно. А он вдруг — а если подлинник? Представляете — неизвестная тавроктония! Я говорю — да бросьте, у вас помутнение на фоне аварии вкупе с одержимостью кладоискателя — дословно не помню, но как-то так. А он очень серьёзно ответил — может, вы правы, а может, и нет. Меня тогда отвлекли, и разговор прервался, а потом я и забыл — уж больно абсурдно прозвучало. Но теперь, когда всплыла информация о мозаике, я уже чему угодно готов поверить.

Повисла пауза — сосед явно пытался переварить мои откровения.

— Мауро, смотрите, — медленно начал он спустя пару минут, — в этом разговоре опять есть тот же момент, что вы подметили раньше, когда говорили о его брате. Он будто специально фокусирует ваше внимание на чём-то, причём очень настойчиво фокусирует, но не говорит прямо. Такое впечатление, что просто не может. Но очень хочет, чтобы вы обратили на это внимание и догадались. И сегодня он почти то же самое пытался проделать со мной — я как раз хотел вам рассказать.

— С вами? Когда?

— Днём — я заходил, когда вы работали. Я же обещал показать ему проект лестницы, помните? Ну и зашёл — думаю, развлеку его немножко, скучно же лежать дни напролёт. Он рассмотрел его так внимательно, будто строить собрался. Десять раз уточнил все привязки к плану участка... привязки, да? это ведь так называется?

— Да, да, неважно... И что?

— И очень настырно допытывался, когда начнутся работы. Я говорю — не знаю, но вроде в конце месяца бригада будет. Это не у меня надо спрашивать. Он вздохнул — жаль, мол, так не терпится посмотреть, что получится, а всё лето ему тут не просидеть — неудобно, и так навязался практически. Особенно его интересовала первая часть, что от дома идёт — ну там, где синьор Нойман планирует скруглить лужайку, по краю обрыва. Я спросил — почему именно она? А он как-то замялся и отговорился общими фразами — мол, люблю, когда архитектура встроена в природу, даже направление такое упомянул... я забыл, как он его назвал, но неважно. А тут лестница должна как бы вырастать из скалы, красиво... вот бы отсюда начали строить. И несколько раз провёл пальцем по чертежу, прямо по краю полянки этой, где скала и пещеры потом начинаются.

— То есть он вам указывал конкретное место, так?

— Ну да. Указывал — и при этом говорил какие-то отвлечённые вещи. Вроде мы всё обсудили, но он не отпускал меня — про книжку говорил, подробности про обряды посвящения в митраизме — называл их ступенями лестницы к великому солнцу. Со стороны так бред почти, но в свете моей темы всё правильно.

— Ступенями лестницы? О господи, он опять за своё... попались вы, Джанлука. Я это год слушаю в разных редакциях, — хмыкнул я. — Хотя в связке с обсуждением постройки лестницы это и вовсе двусмысленность... на что он пытался вас навести, ума не приложу.

— Я тоже, но в том, что именно пытался, уверен.

— Ладно, — я допил последний глоток и встал. — Надо всё это как-то осмыслить, прежде чем делать выводы и что-то предпринимать. Пойду я дела делать, надо до вечера статью добить... вы заходите часов в восемь, и поедем.

— Ага, хорошо. Спасибо!

Со статьёй я разобрался довольно быстро — там оставалось немного, просто было нужно, чтоб никто не отвлекал. Ещё раз перечитав готовый текст, я отправил его Миретти и вышел на террасу. Сегодняшние беседы в Летиции не отпускали, и тревога по поводу всей ситуации продолжала расти. Я походил туда-сюда, и в голове всплыл разговор с отцом — кажется, его совет насчёт Сильвио действительно актуален. Может, подключать кого-то постороннего и рано, но по крайней мере закинуть удочку точно не повредит.

Я вернулся в комнату и набрал номер.

— Сильвио, привет. Не отвлекаю? Можешь поговорить? Да, подожду.

Судя по шуму, он был на какой-то встрече, но перезвонить не попросил — наверное, просто решил выйти в какое-то место потише.

— Да, Мауро, говори. Нормально, даже хорошо — я всё никак сбежать не мог, а тут повод в виде твоего звонка. Слушаю.

Я в двух словах описал ситуацию — без имён и подробностей, наподобие того, как описывал её отцу, разве что с бОльшим упором на возможное мошенничество. Он слушал очень внимательно, не перебивал и даже не переспрашивал, а когда я умолк, просто поинтересовался:

— Чем я могу тебе помочь?

— Пока что я просто хочу знать, есть ли у тебя человек из полиции, который выслушал бы мои бредовые умозаключения и не послал бы куда подальше. Ну и был бы в состоянии предпринять соответствующие действия, если таковые понадобятся, не особо оглядываясь на начальство.

Сильвио выдержал короткую паузу.

— Есть. Очень толковый человек есть, и он мне благодарен, что важно. Я в своё время по его просьбе сильно прижал в прессе истерию по поводу одного громкого дела — если бы я этого не сделал, у него сорвалась бы длинная цепочка... короче, мне пришлось надавить довольно много всяких кнопочек, чтобы у него получилось то, что он задумал. И в результате у него получилось. Он не из тех, кто будет рваться отслужить в ответ, но добро помнить умеет, и мне не откажет. Связать тебя с ним?

— Предупреди его обо мне — пока что этого хватит. И попроси разрешения обратиться к нему напрямую.

— Хорошо. Номер я тебе скину, зовут его Ренцо Сальгари, он комиссар из римского управления. Или тебе не из Рима кто-то нужен?

— Нет-нет, именно из Рима. Спасибо, Сильвио!

— Не за что. Мауро, я тебя прошу — аккуратнее. Ты рассказал очень мало, но то, как это звучит, мне не нравится.

— Мне тоже, поэтому я тебе и позвонил.

— Я предупрежу его сегодня же. Твой номер дать ему? На всякий случай.

— Давай, конечно. Спасибо ещё раз. Не волнуйся, разберёмся... Розине привет.

— Передам. И мы приедем на той неделе, да? Как договаривались.

— Ну конечно, мы вас ждём.

Я положил трубку — не прошло и минуты, как телефон звякнул сообщением. Сильвио прислал координаты комиссара Сальгари, и это отчего-то добавило мне спокойствия, хотя вроде как ничего не произошло. Солнце почти село, скоро можно ехать... ну что же, попробуем немножко отвлечься — пожалуй, прошвырнуться будет полезно не только детям, но и мне самому очень даже не помешает.

Бар, который держал Бруно, носил гордое название "Компас" и стоял в самом начале длиннющей пляжной дуги. От нас туда можно было дойти пешком по дороге, и если детям становилось совсем невтерпёж, то они так и делали — что такое каких-то пять километров, если очень хочется. Но сегодня мы просто погрузились в машину и уже через десять минут оказались за столиком — Стефано помахал рукой бармену, и тот сразу указал нам свободный. Как и у большинства подобных заведений, стен здесь не было — если ветер становился слишком уж сильным, можно было раздвинуть гармошку из стеклянных створок, но сейчас приятный сквознячок отлично освежал, и створки были сложены, открывая свободный вид на море. Следом за нами появилось семейство Авроры; я решил переждать суету взаимных приветствий и отправился к стойке.

— Добрый вечер, синьор Мауро, — приветливо кивнул бармен. — Что вам налить?

— Пока что просто водички с лимоном, пить хочется. А где хозяин?

— Здесь, просто отошёл куда-то. А, вон он, — бармен поставил передо мной высокий стакан и кивнул в дальний угол стойки. Бруно действительно был там, но в такой неожиданной компании, что я глазам не поверил, даже подвинулся чуть-чуть поближе, чтобы убедиться.

Нет, я не обознался — хозяин бара разговаривал с соседским прорабом Филиппо, и даже не пытался намылить ему шею. Правда, судя по выражению лица, особого удовольствия тоже не испытывал. Я поймал его взгляд и отсалютовал своим стаканом.

— Мауро! — кажется, он был искренне рад возможности сбежать от собеседника — сказал тому пару слов, хлопнул по плечу и двинулся ко мне. Филиппо обернулся, увидел меня и тоже скроил улыбку.

— Так мы договорились? — бросил он Бруно. Тот кивнул.

— Ладно. Добрый вечер, Мауро! Давненько ты к нам не заворачивал — что, вывез всю компашку повеселиться? А где же подружка твоя — ну та, черноглазая? Неужто прогнал?

И он шутливо поиграл бровями.

— Нет, — рассмеялся я. — Красотка моя при мне, можешь не рассчитывать. Просто в будни её тут почти не бывает — работа.

— Понимаю, — понизил голос Бруно. — А тебе и раздолье, да? Не скучаешь? Может, помочь?

Он, конечно, шутил — просто не умел по-другому. Я изобразил мучительные раздумья, почесал в затылке и выдал:

— И хотел бы, но нет. Боюсь, не потяну такой твоей щедрости — ни денег, ни здоровья не хватит.

Бруно откинул голову и заржал, хлопнув ладонью по стойке. Я тоже посмеивался, пережидая его всплеск.

— Ай, браво! — объявил он, немного успокоившись. — Скромный ты человек, Мауро, совсем себя не ценишь. И наговариваешь — ты в самом соку, это ж видно. Только моргни — очередь будет... ну да ладно.

— Я тебя не отвлёк? — мимоходом поинтересовался я. — Прости, ты вроде беседовал...

— А, нет, — махнул рукой он. — Всё уж решили, когда я тебя увидел. Настырный он, мужик тот... я поначалу вообще с ним не поладил, но он извинился как полагается. Ну что ж, мы не гордые, всякий ошибиться может. Ты, верно, его узнал — это прораб, что виллу с вами по соседству ремонтирует. Ты ведь там вроде тоже помогаешь, я слышал.

Слышал он, надо же. Одно слово — деревня, один чихнул, все в курсе.

— Да, я его знаю, — кивнул я. — Он с гонором, ты прав, много сложностей поначалу соседу моему создавал. С Джанлукой мы все подружились, вот он и попросил помочь. Не мог же я отказать.

— Конечно, — убеждённо кивнул Бруно. — Соседям надо помогать, это правильно и хорошо... ну а обиды — дело такое... ветром надуло, да ветер и унёс. Надо бы мне и с ним тоже перемолвиться... я на него как-то собак спустил сгоряча, а потом остыл и пожалел. Парень молодой, жалко.

— Выпьешь с нами? — предложил я. — Джанлука вон, тоже приехал. Ему тоже неудобно, что так вышло, он мне говорил.

— Да с удовольствием, — просиял Бруно. — Вот и славно... Франко, налей-ка нам граппы три рюмашки... ты же пьёшь граппу?

— Да кто ж её не пьёт... Джанлука! — позвал я. — Идите к нам на минутку.

Как я и думал, всё вышло легко и будто само собой. При всей своей явной жуликоватости Бруно не терпел ссор и громких скандалов, оттого его заведение и пользовалось такой популярностью. Та давешняя драка была исключением, обычно все подобные инциденты если и случались, то в барах попроще.

— Не держи зла, парень, — Бруно по-свойски пихнул Джанлуку локтем в бок и протянул рюмку. — Будем здоровы?

— Обязательно.

Потом нам принесли ужин, мы присоединились к компании за столиком, было шумно, весело и беззаботно — совсем так, как и должно быть июньским вечером на морском берегу. Ночной воздух пах морем, солью и летом, и я невольно вспомнил ту пьесу, что играли внучки синьора Луиджи. Наверное, именно о таком ветре и просили лукавого бога Пана, вознося к нему мольбы... в самом деле, разве можно придумать что-нибудь лучше? Еда была вкусной, вечер тёплым, и гомон людских голосов вплетался в музыку легко и естественно, будто становясь частью мелодии. Бруно то и дело подходил к нам, мы перебрасывались шутками, все хохотали над его скабрезными, но беззлобными словечками... короче говоря, мы получили именно то, чего и хотели — обычную незатейливую вечеринку в компании друзей. Бармен сделал музыку погромче, и народ потихоньку потянулся танцевать; я сделал два круга с Карлой и Кьярой, подрыгался вместе со всеми под что-то убойно-ритмичное и снова отполз к стойке попить водички. Джанлука и Рикардо отчаянно зажигали в центре круга, будто соревнуясь, и им уже хлопал весь бар.

— Нормальный пацан, — одобрительно проговорил незаметно подошедший Бруно. — Ершистый, конечно, но на то и мужик, а не тряпка. Ты знаешь, Мауро, я тут подумал... не может так быть, что прораб его крутит что-то?

— Что значит — крутит? — насторожился я.

— Да так... — неопределённо протянул он, явно раздумывая, стоит ли вдаваться в подробности. — Мутный он какой-то, Филиппо этот, не нравится мне. Вроде и извинился, и сам пришёл, но... короче, я вот не привык гадить там, где живу. А этот может.

Философ, однако.

— Он попросил что-то, что тебе не понравилось? — бахнул я напрямик.

— Да, — неохотно отозвался Бруно после небольшой паузы. — Ну не то чтобы... просто просьба странная, он ведь строитель, а то дело к стройке никаким боком. Он лодку искал и грузчиков. Потыркался сперва сам среди местных, его все или послали, или посоветовали обратиться ко мне. Ну он и пришёл мириться, наплёл ерунды какой-то... не, я всё понимаю, разные надобности бывают. Но он темнит, ей-богу темнит...

— Лодку? — изумился я. — Какую ещё лодку? Зачем?

— Погрузить ему что-то надо на яхту. Ну а у нас тут к берегу на нормальной яхте не подойти, сам знаешь. Нигде поблизости — ни с той стороны горы, ни с нашей. У меня специально для этого лодки и ребята есть — в бухтах же всё лето стоит полно народу, им всё время что-то нужно — вода, еда... ну и возим им, что скажут.

— Чушь какая-то.

— То-то и оно. Мы договорились, конечно, мне что — он платит, ради бога. Может, и зря я волну погнал... ладно, забудь. Ты тут точно не при делах — я так, поделиться.

Он отошёл, а я опять ощутил беспокойство — беззаботное настроение улетучилось в момент. Что за таинственный груз такой, и откуда взялась какая-то яхта?

Я вышел на пляж и достал сигареты — в принципе, можно было и не выходить, но уж слишком там было людно, — однако прикурить не успел. В кармане заверещал телефон; чертыхнувшись и уронив зажигалку, я ткнул в него не глядя и прижал плечом к уху.

— Слушаю.

— Синьор Коста?

Не может быть.

— Да, это я. Здравствуйте, синьора Летиция.

— У меня к вам вопрос.

— Слушаю, — повторил я как болван, не очень-то веря, что мне не мерещится.

— Назовите имя дилера, купившего каталог на торгах.

Вот так просто, как ни в чём ни бывало — ни уточнений, ни предисловий... будто бы и не было той раздражённой отповеди, и мы просто продолжаем начатый несколько дней назад разговор.

— Клаудио Моро.

Пауза.

— Вы можете приехать ко мне в воскресенье в десять утра?

— Могу. А в чём, собственно, дело? Что-то случилось, синьора?

— Приезжайте.

В трубке зазвучали гудки — она отключилась, а я застыл с раскрытым ртом — в самом прямом смысле. Мда, ну и типаж. Я действительно не встречал раньше никого, кто был бы на неё похож — сказав так Джанлуке, я нисколько не приврал.

Приехать-то я, конечно, приеду... оставалось только дожить до воскресенья и не помереть при этом от любопытства.

— Ммм... — Бель потёрлась носом о моё плечо и перекинула руку поперёк груди, не давая подняться. — Может, ну его? Не поедешь? Ну Мауро, воскресенье же...

Я осторожно вывернулся из-под её цепкой ладошки и сполз с кровати.

— Спи. Я быстро обернусь, на дорогах сейчас пусто.

Разумеется, не поехать было нельзя — я и так извёлся ожиданием воскресенья. Прокручивая в голове варианты предстоящей встречи, я не смог окончательно выбрать какую-то определённую схему поведения, и даже тему беседы представлял весьма смутно. Я точно знал, что хотел бы сказать сам, но не имел ни малейшего понятия, позволят ли мне это сделать — и ещё сложнее было угадать то, о чём собирается говорить со мной синьора Варезе.

Дорога действительно была пустой, и я выбрал самый короткий маршрут — через два часа я уже ставил машину на набережной Тибра неподалёку от Фламиниевых ворот. До назначенного мне времени оставалось минут десять.

Ну посмотрим, кто кого удивит сильнее.

Мизансцена у квартиры повторилась точь-в-точь — горничная открыла передо мною дверь ровно в десять утра. Хозяйка дожидалась меня в том же кабинете и даже в том же самом кресле — разве что платье было другое, но клюка была при ней, и неподвижная маска лица тоже ничуть не переменилась.

— Доброе утро, синьор Коста.

— Доброе, синьора Летиция.

— Как вы догадались?

— О чём?

Находясь рядом, я то и дело начинал говорить как она — отрывочными ошмётками нормальных фраз.

— О том, что имеете дело с ворами и мошенниками.

— При всём уважении — это вы имеете с ними дело. Я просто оказался достаточно близко, чтобы это разглядеть.

Она съела этот наезд, даже не поморщившись.

— Меня вы тоже причисляете к ним?

— У меня мелькнула такая мысль, не скрою. Особенно после того моего звонка, когда вы не стали меня слушать. Но потом вы позвонили сами, и сами же вернулись к неудобной и скользкой теме. Зачем бы вам вновь привлекать к ней внимание, если вы в чём-то замешаны?

— Сбить со следа? — предположила она, задумчиво склонив голову набок. Ей-богу, это был самый человеческий жест, что я у неё до сих пор видел.

— Слишком сложно, — возразил я. — Да и кто я такой, чтобы меня так усиленно путать. Любопытствующий реставратор, которому надоело сидеть на террасе и смотреть на море.

— Вы деятельны, а не просто любопытны. Впрочем, неважно. Вы верно поняли подоплёку моего звонка. Ваш застал меня врасплох, Моро в этот момент сидел в шаге от меня. Я потратила несколько дней, подумала и проверила кое-что. И потом позвонила сама. Так как вы догадались? Мозаика?

— Да, но не только. Она стала последней каплей. Поначалу мне не понравился Филиппо, — вернее, то, как он ведёт работу. Да и сам он, признаться, тоже, особенно после знакомства с вами — потому что он настолько же не подходил вам, как вы не подходите ко всему вот этому, — я махнул рукой, указывая вокруг. — Параллельно я увидел у вас мозаику, как две капли воды похожую на мою, и меня это весьма удивило — ведь было ясно, что коллекция не публичная. Но главным на тот момент было именно несоответствие, о котором я только что упомянул. И я задумался — где же мотор у всей этой затеи с ремонтом? Было очевидно, что это не вы — ваша была только идея — и уж конечно, не Филиппо. И тогда я предположил существование буфера, который и двигает всё дело — причём буфера толкового и способного генерировать собственные идеи. И который как-то помогает вам сосуществовать со всем тем, что вас окружает.

— И которому я доверяю.

— Разумеется. Однако тогда я ещё не понимал масштабов происходящего — до тех пор, пока не выяснил, что моя мозаика — подлинный антик. У меня есть официальное заключение экспертизы, которое автоматически делает вашу вещь фальшивкой.

— Но вы не кинулись открывать мне глаза, — с некоторой иронией заметила она.

— Нет, потому что в этом деле замешан один мой близкий знакомый — тот, что мне эту мозаику подарил. Я должен был понять его роль.

— Поняли?

— Пока нет — вернее, не до конца. Пока что я не могу ни оправдать, ни обвинить его — он знаком с мошенниками, но не факт, что участвует в их махинациях. Что не отменяет того, что вас, простите, дурят, причём довольно давно — с прошлой осени точно.

Она поджала губы и задумалась. Я молчал, понимая, что сделал всё, что мог. Только она могла теперь решить, верить мне или нет. И если решит поверить, то это будет очень крутой разворот внутри себя, на который надо осмелиться.

— Клаудио Моро я знаю больше десяти лет. Он лечил моего мужа и сильно облегчил его последние годы. Вас я вижу второй раз в жизни. Почему я должна верить вам, а не ему?

— Вопрос риторический, я полагаю. Вы ничего мне не должны.

Она чуть нахмурилась и пристукнула палкой.

— Я уже говорила вам про зеркало. Не трудитесь.

— И не думал. Я готов помочь, но уговаривать вас не стану.

На этот раз она замолчала минут на пять. Я терпеливо ждал.

— Хорошо. Спрашивайте.

Неужто получилось? Мне казалось, что передо мной покачиваются чаши чутких аптечных весов, и я боялся даже пальцем пошевелить, чтобы не нарушить столь призрачное равновесие.

— Когда Моро начал проявлять интерес к коллекции?

— Почти сразу, как узнал о её существовании.

— Когда это было?

— Муж умер два года назад. Сюда Моро впервые попал в позапрошлом году.

— Минутку, — нахмурился я, — но как же так? Разве он не навещал своего пациента?

— Мы жили не здесь. Наша квартира — напротив, через площадку. Прадед оставил нам весь этаж. Эта стояла закрытой после смерти отца. Он хранил всё это и понимал истинную ценность. Я настолько же далека от искусства, как вы — от медицины. Кроме того, здесь было слишком много семейной истории, которую я ненавижу. Я хотела избавиться от всего этого, просто сдав в музей. Моро удержал меня от поспешных решений. Постепенно я поняла, что он был прав.

Она умолкла, явно устав от такой длинной тирады, и я выдержал небольшую паузу.

— Моро помогал вам с продажей каких-то вещей из коллекции?

— Нет. Я ничего продавать не стала. Моро убедил, что коллекция ценна как коллекция, пусть даже и такая нелепая.

— Это действительно так, хотя в большинстве случаев от продажи разрозненных вещей можно выручить больше. Он предложил вам помощь, чтобы разобраться с содержимым?

— Потом да. Сперва он помог мне с продажей второй квартиры. Этот бедлам — последствия. Впрочем, я привыкла.

Так вот в чём дело... если здесь сложены вещи из двух квартир, одинаковых по площади, то неудивительно, что тут ногу некуда поставить. И теперь понятно, откуда взялись все её средства — апартаменты в таких домах стоят баснословных денег.

— Зачем вы её продали? Чтобы отремонтировать виллу?

— Зачем — не ваше дело. Нет, идея с ремонтом возникла позже. Её подсказал Моро.

— Когда?

— Прошлой осенью.

Вот оно! Видимо, в том каталоге нашлось много интересных сведений, и не только о коллекции в римской квартире...

— То есть о существовании дома он знал и раньше, но идея возникла лишь осенью?

— Да. Затея с ремонтом — тоже афера?

— Я в этом убеждён.

— В чём она состоит?

— Если говорить о вещах в квартире, то это очевидно. Получив в руки каталог, он понял, что представляет собой коллекция. Пользуясь тем, что вы не знаете её содержимого, он постепенно подменяет подлинники копиями — так, как случилось с мозаикой. Насколько я понимаю, у него свободный доступ в дом?

— Да. У него ключ. Мне бывает нужна помощь.

— Он возит что-то на экспертизу?

— Иногда. Судя по заключениям, большинство из проверенных вещей — копии.

— Теперь уж конечно, — не удержался я. — И проверяет он наверняка то, что представляет наибольший интерес. Заключения у вас есть? Я могу взглянуть?

— Позже. Что ему нужно на вилле?

— То же, что и здесь. Там есть вещь, которая принесёт очень солидные деньги, даже если продажа будет серой. А она несомненно будет серой — высунуться на нормальный рынок он с таким не посмеет. Разумеется, если это подлинник... но судя по их активности, это именно подлинник.

— Скульптура?

— Да, тавроктония. Когда я последний раз заходил, они собирались её демонтировать — я сказал, что это не нужно, никакой серьёзной реставрацией там и не пахнет — правда, тогда я считал её копией, пусть и качественной. Тем не менее, они очень занервничали, и Филиппо прикрылся вами — сказал, что вы разрешили отправить её в реставрацию. Это верно?

— Да.

— Остановите его. Остановите как угодно, иначе вы её лишитесь. Её вывезут, и...

О господи. Вот я баран... как же можно было не додуматься раньше? И ведь ходил-гадал два дня, что за история такая... ну точно, идиот как есть. Яхта, лодка, Бруно... да они даже до Рима её не довезут, сгрузят на чью-то яхту и всё, концов не найти! А потом слепят на коленке более-менее приличную копию и вернут на место... если уже не слепили.

— Синьор Коста!

Говорил Бруно или нет, когда нужна лодка? Вроде не говорил...

— Синьор Коста!

Вчера Джанлука упомянул, что скульптуру сняли, но пока не вывезли... наверное, в выходные никто из местных не согласился корячиться...

— Синьор Коста!!! Да что с вами?

И резкий стук палки — он и привёл меня в чувство.

— Простите, синьора. Кажется, я знаю, как именно они собираются это провернуть. Если вы сможете дозвониться Филиппо сегодня — звоните, и останавливайте к чертям эту перевозку. В противном случае нам с вашим внуком ничего другого не останется, как лечь поперёк двери и вызвать полицию.

Несколько секунд она с заметным интересом изучала мою взволнованную физиономию, после чего саркастически осведомилась:

— Вы действительно ляжете?

— А куда деваться. Не отдавать же её этим мародёрам.

Удивительно, в её взгляде действительно проснулся живой интерес — казалось бы, нормальная человеческая эмоция, но она так контрастировала с её обычным поведением, что я даже слегка растерялся.

— В чём дело, синьора?

— Вы меня удивили.

"Вы тоже", хотел сказать я, но удержался. Она поизучала меня ещё некоторое время, а потом потянулась за лежащим на столике телефоном.

— Филиппо? Ты на вилле? Приезжай. Да, сегодня. К шести вечера. Да, обязательно. Ничего, работы подождут. Ты хочешь поспорить? Ну и не спорь. До встречи.

Она сбросила звонок и набрала другой номер.

— Клаудио? Да, доброе утро. Нет, всё хорошо. Зайди вечером, будь добр. Филиппо приедет, хочу обсудить кое-что. В шесть. Да, ты успеешь. Хорошо, до вечера.

— Могу я узнать, что вы им скажете? — осторожно осведомился я.

— Нет. Вы поставили задачу, я буду её решать. Как именно — не ваше дело.

Определённо, это её любимая фраза.

— Я тоже позвоню, вы позволите?

Кивок. Я вытащил свой телефон.

— Джанлука, доброе утро! Да, я в Риме. Вот что — проследите за тавроктонией, только аккуратно. Да, просто проследите, чтобы в течение дня они никуда её не умыкнули. Филиппо, скорее всего, будет сегодня не в духе... ах вообще нет? За материалами? Понятно. Нет, всё в порядке, просто не расслабляйтесь там. Не за что. Давайте, до встречи.

— Филиппо на вилле нет, уехал за материалами, так что, скорее всего, сегодня они ничего не предпримут, — объявил я, закончив разговор.

— Я поняла. Внук в курсе ваших изысканий?

— Конечно. Собственно, он единственный, кто знает все детали.

— Почему вы не пошли в полицию?

— А что я им расскажу? И главное — сделать так, чтобы не светить вашу коллекцию и вас, у меня не получится. А вы мне своего согласия на такое не давали.

— Возможно, вы его получите. Скоро.

— Ну вот когда получу, тогда и...

— Совсем скоро, — перебила она, быстро глянув в глаза и тут же отвернувшись. — Теперь уходите. У меня мало времени.

Времени для чего? Сейчас и одиннадцати ещё нет. Впрочем, кто знает, чем она собиралась сегодня заняться...

— Вам вечером не понадобится моя помощь? — на всякий случай спросил я.

Она еле заметно усмехнулась.

— В чём именно? Молоть языком? Нет, благодарю. Когда будет нужно, вам сообщат. Спасибо, что согласились приехать. Всего хорошего.

Меня выставили в той же безапелляционной манере, в какой и требовали моего приезда, но спорить с нею было бессмысленно. Я попрощался и вышел; настроение было тревожным и напряжённым. Было совершенно ясно, что она задумала какой-то решительный шаг, не оставив никакой возможности в это вмешаться.

Я не спеша добрёл до машины, но садиться не стал — вышел на набережную и облокотился о парапет. Река изрядно обмелела — последний месяц дождями не баловал, и сквозь зелень воды просвечивало песчаное мелководье. У берега копошилось семейство уток — подросшие птенцы забавно копировали мамашу, по очереди ныряя, а потом отряхиваясь и вертя шеями. Лёгкий ветерок летнего бога Пана шуршал в ветках прибрежных кустов, будто это он сам гладил их своей шершавой ладонью.

Благолепие и тишина, ленивое воскресное утро.

И что же мне теперь делать? Просто вернуться и ждать новостей? Беспомощность и недоумение, от которых я вроде избавился после первого разговора с отцом, вновь подняли головы. Ну нет, так не пойдёт. Это мы уже проходили.

Я полез в карман и достал телефон, попутно прикидывая, с чего начать. Набранный номер долго не отвечал, и я уж решил отключиться, когда на том конце взяли трубку.

— Сальгари.

Голос был басовитым и сиплым, будто бы его обладателя только что разбудили.

— Доброе утро, синьор Сальгари. Простите, что беспокою в воскресенье. Меня зовут Мауро Коста, я реставратор. Синьор Гварди должен был предупредить обо мне.

— Да, помню. Чем обязан?

— Мне нужен ваш совет. Ну или чтобы вы просто согласились меня выслушать. Я попал в ситуацию, которой не вполне могу управлять, потому как она всё отчётливей приобретает криминальный оттенок, а я в этом профан, и могу наломать дров.

На том конце хмыкнули и шумно откашлялись — кажется, я и в самом деле его разбудил.

— История, как я понимаю, не коротенькая.

— Я могу в общих чертах описать её хоть сейчас, по телефону.

— Не надо. Где вы находитесь?

— Возле Фламиниевых ворот.

— Поезжайте в одиннадцатый район, виа Теодора семнадцать, улица вдоль реки. Только посмотрите по карте, так не найдёте.

— Уже еду. Спасибо.

Самонадеянно решив, что карта мне, коренному римлянину, уж точно ни к чему, я перебрался на тот берег и просто поехал в нужном направлении, срезая все причудливые изгибы Тибра. Доберусь до указанного района, а там будет видно.

Однако в навигатор всё же пришлось заглянуть — неподалёку от реки улицы с нужным названием не было и в помине. И когда она всё же нашлась, я понял, о каком месте говорил комиссар.

Подобных кварталов в Риме осталось немного, но они всё-таки были — чуть подальше от старого центра, но гораздо ближе к нему по духу. Когда-то почти все берега были такими — за совсем небольшим исключением, только подтверждающим правило. Река здесь текла свободно, ни о какой набережной не было и речи, и в этой зелёной прибрежной зоне шириной не больше полутора сотен метров стояли старые частные домики. Почти у каждого был свой выход на берег, кто-то даже держал лодку, а сама виа Теодора была обычным просёлком, не видавшим асфальта — разве что кое-где попадались куски, отсыпанные гравием. Чужих здесь не водилось — пока я соображал, куда попал, меня с любопытством разглядывало несколько человек из-за ближайших заборов. Кроме того, по ней не было сквозного проезда — один из участков выпирал так, что оставалась лишь узкая тропка для пешеходов, и нужный мне дом, конечно же, находился с той стороны. Пришлось сделать крюк: вернуться наверх, на нормальную городскую улицу, проехать весь квартал и снова спуститься на этот просёлок, но уже с противоположного края. На доме, недавно выкрашенном сочной красной терракотой, обнаружилась табличка с номером семнадцать, — я кое-как приткнул машину возле видавшего виды трёхдверного Паджеро и позвонил в дверь.

— Сюда, синьор Коста, — хозяин вывернул из-за угла дома с кружкой в руках и указал на калитку. — Заходите.

Комиссар Сальгари производил впечатление высокого и узловатого крепкого дерева — примерно моего роста и возраста, с пегими — будто пыльными — бешено курчавыми волосами и яркими голубыми глазками на загорелом лице. Во всём его виде неуловимо читалось что-то крестьянское — такое же незамысловатое и основательное.

— Я деревенский, — тут же подтвердив моё предположение, усмехнулся он, глядя, как я озираюсь по сторонам. — Поэтому при первой же возможности организовал себе жильё, максимально приближенное к детским привычкам. Кофе хотите?

— Не откажусь.

Он исчез в доме, принёс мне кофе и махнул рукой в сторону реки:

— Пойдёмте на берег. Выходные бывают редко, а от сидения в четырёх стенах я просто зверею.

Мы миновали небольшой, но довольно ухоженный сад, и вышли к реке. В тени больших раскидистых деревьев стояла простая садовая мебель, и ветки свисали к воде, будто нарочно укрывая нас от любопытствующих.

— Райские кущи тут у вас.

— Вроде того.

Сальгари сделал жест — садитесь, мол, — сам плюхнулся в соседнее кресло, сунул в рот сорванную соломинку и безмятежно уставился на воду.

— Я вас слушаю.

Я вдохнул поглубже и заговорил. В отличие от всех прежних бесед на эту тему — и с отцом, и с Сильвио — я не прятался за отвлечёнными фразами и говорил как есть, максимально точно перечисляя факты и события, попутно снабжая каждое своими соображениями. Он кивал, иногда уточнял детали, но почти не перебивал, позволяя вывалить без помех всё, что я сочту нужным. Наконец я добрался до сегодняшней встречи, описал сам разговор, поделился своими сомнениями насчёт предстоящего вечернего визита и после этого умолк.

— Перекурите, — посоветовал Сальгари, дожёвывая свою травинку. — Значит, так...

Он отвлёкся от созерцания пейзажа, переменил позу, отбросил остатки соломинки и повернулся ко мне.

— Прежде всего, скажу сразу — дела подобного рода не моя епархия. Я занимаюсь убийствами, нападениями и прочим членовредительством, опасным для жизни. Но в данном случае это не имеет значения — вы пришли за свежим взглядом, и потому извольте. Во-первых, само по себе изготовление копий никакое не преступление, оно становится мошенничеством только тогда, когда эту копию умышленно пытаются выдать за оригинал при продаже. А у вас нет никакой информации о подобных сделках, и за руку этого Моро поймать не на чем. Во-вторых, замена экспонатов коллекции с подлинников на копии тоже недоказуема, поскольку официальной экспертизы коллекции не проводилось, и этот старый каталог тоже не доказательство — мало ли кто чего насочинял сто лет назад. Даже если там и правда, то за сто лет всё могло быть десять раз заменено до Моро. Фальшивые, как вы считаете, экспертизы, что он делал — это вроде бы кое-что, но на самом деле, тоже ерунда — он легко открестится, заявив, что эксперт мухлевал за его спиной, а он был не в курсе. Эксперт, кстати, тоже открестится — мало ли кто что утверждает о якобы имевшихся подлинниках. В-третьих — спереть ту вашу статую они теперь вряд ли сопрут, раз вы погнали такую волну, и сама хозяйка намерена остановить перевозку. Не говоря уж о том — и это самое существенное — что до тех пор, пока сама хозяйка коллекции не захочет затеваться с разбирательством и не заявит в полицию, никакого дела никто не откроет. Вы тут никто, и звать вас никак. Это я сказал очевидное, и вы, полагаю, вполне в состоянии и сами прийти к тем же выводам.

— Да, но есть ещё моя мозаика, — возразил я. — Которая совершенно точно подлинная.

— Минутку, — вскинул ладонь Сальгари. — Одну минутку. Ваша мозаика, вроде бы, действительно выпадает из картины, но на самом деле выпадает даже не она — выпадает тот человек, который вам её принёс. Вы рассказали о нём меньше всего, хотя должны были бы сделать на него упор — потому что он то единственное, что может стать доказательством сговора. Причём вам для этого никто не нужен, никакая полиция — вы знаете его лучше всех. Да он практически ходячее доказательство, неужели вы не видите? Его надо брать и трясти как яблоню, пока из него не посыплется информация, а вы его бережёте как не знаю что... можете мне объяснить, почему?

Я вздохнул. Он, чёрт возьми, был прав, но не объяснять же ему, что мне просто жалко парня.

— Сейчас вы мне скажете, что вам его жаль, — ухмыльнулся Сальгари. — Ну извините — или вам его жаль, и пусть всё идёт своим чередом, или уже давайте доиграем в сыщика-реставратора по полной программе.

— Я понимаю, о чём вы, но его невозможно просто трясти, — качнул головой я. — Он истерик. Любой чрезмерный нажим сорвёт его с катушек окончательно — и проку не будет, и с ним самим потом возиться придётся. Тем более что он только в себя пришёл после аварии, я же говорил.

— А кто сказал, что надо трясти "просто"? — пожал плечами Сальгари. — Вы же изобретательны, вон чего навертели... вы лучше других понимаете, как он устроен, вам и карты в руки. Спровоцируйте его. Придумайте ход, который заставит его всё вам рассказать. Есть же что-то, чего он ни за что не допустит — костьми ляжет, но помешает... сами сказали — он истовый и истеричный. Судя по типу характера, что-то такое должно быть.

Я задумался. Интересная мысль... чего же Симоне ни за что не позволит? Чем его напугать?

— Мне кажется, я знаю, что можно попробовать. Если он в курсе махинаций, но сам в них не участвует — а я уверен, что не участвует — то он ни за что не позволит увезти тавроктонию с виллы. Он помешан на древностях, просто языческий ужас испытывает, что с ними может что-то случиться.

— Вполне, — кивнул Сальгари. — Может сработать, попробуйте. И если он расколется, вот тогда звоните мне, везите его в Рим, я дёрну ребят из соответствующего отдела, и все подробности под запись. Тогда из всего этого и впрямь может что-то выдуриться... но муторное дело будет, ох муторное...

— Послушайте, — перебил его я. — Меня только сейчас стукнуло — после того, что вы сказали по поводу Симоне. Кажется, я понимаю, что собирается делать синьора Летиция. То же самое — провоцировать. Она умная женщина, хоть и со странностями... она тоже должна сообразить, что сейчас уличить всю эту шайку не на чем. Она будет провоцировать Моро и его подельника на какие-то резкие, рискованные и откровенно незаконные действия, чтобы их можно было поймать, и доказательства были бы железные. Недаром она мне сказала — я дам вам разрешение связаться с полицией, и очень скоро.

— Опасно, — нахмурился он. — Да они пристукнут её просто, и всё — два здоровых мужика и старуха. Если она умная, как вы говорите, должна же понимать.

— Вы её не видели, — возразил я. — Это генерал в юбке... и этот генерал внезапно понял, что крупно ошибся в своих адъютантах. Она ни за что не отдаст ход полиции, первый шаг непременно сделает сама, а уж потом подключит помощь. Она даже меня выставила... хотя будь я полицейским, то, возможно и не выставила бы.

— Будь вы полицейским, она бы вас вообще не впустила, — хмыкнул Сальгари. — У вас не было бы шанса даже знакомство свести, как я понял. Чужие у неё не ходят.

— Тоже верно... и что делать? Чёрт, я правда волнуюсь.

— Ничего вы больше не сделаете. Запретить человеку принимать у себя гостей никто не может. Ну не дежурить же у неё под окнами... Где, кстати, она живёт?

— У Фламиниевых ворот, я от неё сразу к вам приехал.

— Моя зона... — задумчиво протянул Сальгари. — Сбросьте-ка мне её адрес на всякий случай. И дайте знать, что там у вас выйдет с парнем вашим. Вообще — держите в курсе, раз уж я в это ввязался. Как мне кажется, рвануть может где не ждём, и в любой момент.

— Хорошо. Спасибо вам.

— Не на чем. Пойдёмте, провожу вас.

Он довёл меня до калитки, крепко пожал руку, и мы распрощались. Я вырулил на верхнюю улицу, повернул в сторону выезда на Кастель Романо, и довольно быстро выбрался за пределы Рима — воскресный трафик был не в пример будничному.

Отец был прав — я был практиком. Невозможность выстроить чёткий план конкретных действий раздражал меня больше всего; когда же появлялась хоть какая-то внятная схема, я чувствовал несказанное облегчение. Вот и сейчас — казалось бы, почти ничего не переменилось, но разговор с Сальгари позволил выпутаться из унылой тины всевозможных "если" и "может быть", чему я не мог не радоваться. Единственное, что продолжало тревожить, так это синьора Летиция и её вечерняя встреча, но с этим, как справедливо заметил комиссар, я ничего поделать не мог.

Ну что же, займёмся тем, что доступно, — то есть Симоне.

По возвращении я неожиданно обнаружил, что обитателей в доме прибавилось. Помимо Бель, приехали Розина и Сильвио, и я мысленно ругнулся на себя — ну конечно, мы же договаривались, а я упустил, что уже воскресенье, и оттого не предупредил Нинетту о комнате. В общем-то, они были не то чтобы гости, и потому никаких накладок не случилось, но Нинетта, разумеется, не преминула высказать всё, что думала по поводу моей безответственности. Остаток дня полетел кувырком, все бегали купаться, галдели, Джанлука водил импровизированную экскурсию в свой дом — короче говоря, время до ужина пролетело совершенно незаметно. Я выжидал — надо было угадать момент, чтобы правильно подать информацию о вывозе тавроктонии, и Симоне это точно услышал, а потом, попозже, забиться в какой-нибудь тихий угол и рассказать Джанлуке все перипетии сегодняшнего дня.

С первой задачей мне невольно помогла Розина, — с наслаждением поглощая сочный стейк, она между делом спросила:

— Джанлука, а что будет с той вашей скульптурой? Она интересная. Вы решили её оставить здесь?

— Да, бабушке ещё только скульптуры в её квартире не хватало, — усмехнулся он. — Вы бы видели, сколько там всего... синьор Мауро видел, знает.

— А зачем тогда её сняли?

— Скульптуру сняли? — поспешно вклинился Симоне. — Сняли с постамента?

— Под реставрацию, — успокоил его я. — Синьора Варезе распорядилась отвезти её в Рим, в мастерскую, чтоб в порядок привели. Я сперва возражал, но потом пригляделся — в принципе, резон есть. Насколько я знаю, завтра должны упаковать и отправить. Так, Джанлука?

— Да, кажется, так, — не очень уверенно отозвался сосед. — Вроде Филиппо про понедельник говорил. Он, правда, уехал, но завтра должен вернуться. Без него всяко никто не станет затеваться — он за неё отвечать будет, если что случится.

Общий разговор свернул на какую-то другую тему, а я исподтишка наблюдал за Симоне. Памятуя его нездоровье, к нему никто не цеплялся, — вид у него был весьма бледный и взволнованный, а уж после моей реплики он совсем спал с лица, еле-еле досидев до конца застолья.

— Парень, ты что-то совсем плохой, — зорко глянув на него, заметила Нинетта. — Иди-ка спать, дружок... то, что купался сегодня, может, и на пользу, но сейчас ты явно устал.

— Да... пожалуй, пойду, — согласился он, безуспешно пытаясь поймать мой взгляд. — Спасибо всем за компанию... доброй ночи!

— Доброй ночи, Симоне!

— Выздоравливай давай!

— Давай, спокойной ночи!

Он потоптался ещё возле стола, понял, что выцепить меня никак не удастся, и ушёл. Я выдохнул — пусть помучается и созреет, затевать разговор сейчас слишком рано.

— Джанлука, — позвал я, когда народ, прикончив десерт и кофе, потихоньку начал расползаться по комнатам, — не уходите. Мне есть что рассказать о сегодняшнем дне.

— Я так и понял, — кивнул он. — Никак дождаться не мог, извёлся прямо.

— Пойдёмте поглубже в сад — не хочу, чтобы кто-то случайно услышал.

Мы обосновались на каменной скамье на самом краю обрыва — внизу шумело море, в воздухе висела последняя слабая нота почти отцветшего жасмина. Июнь постепенно менял краски и запахи, уступая дорогу верхушке лета.

— Ну что сказала вам бабушка?

И я ещё раз подробно пересказал всю беседу, присовокупив к этому отчёт о беседе с Сальгари.

— Теперь я понял, почему вы так подробно всё объясняли про вывоз тавроктонии, — кивнул Джанлука. — Вы хотите вынудить Симоне к действию?

— Да хоть к чему-нибудь, — в сердцах кинул я. — К действию, к разговору, к признанию — хоть к чему-то конкретному. Комиссар прав — стоит только в кадре появиться Симоне, как наползает туман и возникают недомолвки.

— А вы их не любите, — из-за темноты было не разобрать, но судя по голосу, он улыбнулся. — Вы знаете, Мауро — только не обижайтесь! — вы вдруг напомнили мне бабушку. Я не знаю, в чём... но в чём-то вы определённо похожи. Может, поэтому она вас и приняла.

— Бес его знает, — пожал плечами я. — Но то, что она мне поверила, было для меня удивительно.

Телефонный звонок показался таким пронзительным, что впору было испугаться — я глянул на экран и поспешно нажал кнопку, предчувствуя нехорошее.

— Синьор Коста? — голос Сальгари звучал мрачно.

— Слушаю, комиссар.

— Считайте, накликали мы с вами... теперь у меня есть работа.

— В каком смысле? — голос непроизвольно сел, и я поспешно прокашлялся. — Простите... так что случилось?

— Труп случился — в аккурат по указанному вами адресу.

— Что?!

— Не пугайтесь, синьора Варезе цела, — поспешно добавил он. — Тут несколько неожиданный замес вышел... вы не могли бы приехать? Но только тихо, чтобы новость никому у вас там не просочилась — особенно тому вашему парню. Да, и внука прихватите с собой — он в любом случае нужен.

— Хорошо, едем.

Я отключился.

— Я слышал, — потрясённо пробормотал Джанлука. — Ужас какой... кто же?

— Не знаю. Поехали.

Мы добрались до Рима около полуночи. Я гнал как мог, стараясь всё же не рисковать чрезмерно — в конце концов, всё уже случилось, и от нашего прибытия ничего существенного уже не зависело. Об отъезде, само собой, пришлось предупредить Бель — она просто не могла не заметить моего отсутствия — и Сильвио. Он был хоть немного в курсе, достаточно было сказать, что это связано с тем делом, по поводу которого я просил помощи. С Джанлукой было проще — его ночной отлучки никто бы не обнаружил.

Сальгари встретил нас на улице возле дома. Мы обменялись рукопожатием, я представил Джанлуку.

— Так что всё-таки случилось?

— Драка, — скучным голосом отозвался комиссар. — Перегрызлись, как пауки в банке... один оказался чуть крепче, второму не повезло. Хотя и у первого так себе везение — башка проломлена, в больнице сейчас. Ну а потом сядет, конечно.

— Так кто умер?

— Моро. А бабушка ваша кремень, — Сальгари обернулся к Джанлуке и слегка усмехнулся. — Выдала нам эпикризы обоих как под запись — у медиков аж челюсть отвалилась. У самой руки в крови, на платье пятна, а причёска волос к волосу, и даже помада не смазана.

— Она бывший хирург.

— Это я уже знаю.

— Как она? Отдыхает?

— Какое там... укол ей вкатили, конечно — давление прыгнуло, что немудрено... но она уже кофе глушит и вас требует, синьор Коста. Там пока мои ребята работают — труп Моро увезли, Фаллачи — ну который живой — в больнице... в принципе, работы как таковой немного, всё вроде ясно. Давайте так — вы, синьор Габбьяни, идите пока к бабушке, она про вас тоже спрашивала. Мы тут покурим с синьором Коста и вас догоним. Лора! — он махнул рукой девушке в форме, стоящей возле подъезда. — Проводи синьора наверх, это родственник хозяйки.

— Мне показалось, вы не курите, — заметил я, протягивая ему зажжённую зажигалку.

— В выходные стараюсь не курить, — объяснил он. — А на работе невозможно... привычка, иначе голова не варит.

— Вы хотите мне что-то сказать?

— Да, без лишних ушей. И до того, как вы отправитесь к этой старой ведьме.

— За что ж вы так старушку? — не удержался я.

— Я не со зла, — отмахнулся он. — Просто уж больно колоритная дама. Дело в том, что всё ясно, как я и сказал... слишком ясно и прозрачно. Идеальная ссора, идеальное стечение обстоятельств, полный набор складных случайностей... всё как по писаному. Дырка в шее у Моро просто как в учебнике анатомии. И старушка эта ваша вдобавок — как брошка на платье. Так редко бывает... хотя, если верить экспертам — а мне положено им верить — всё произошло именно так.

— Что же вы от меня хотите?

— Поговорите с ней. Вам она может сказать то, что не сказала мне. И не скажет. Поймите — у меня нет сомнений, что это была именно драка между двумя мужиками, и я легко могу достроить её слова про то, с чего всё началось... вы верно заметили — она явно решила поссорить их нарочно, с таким характером это сделать несложно. Она утверждает, что драку начал Фаллачи, и по тому, что я вижу, так и есть. Да Моро и не полез бы — вы же его видели, не тот типаж, чтобы так решать проблемы.

— Фаллачи — это прораб? Я не знаю его фамилии.

— Да, Филиппо Фаллачи.

— Понятно... и тем не менее, вас что-то смущает.

— Ещё как. Увечья все — ну просто в яблочко, ровно такие, чтоб один точно сдох, а второй отключился как следует, но дожил до нашего приезда и с большой долей вероятности смог выкарабкаться. Очень... как вам сказать... выверенные увечья. И это в спонтанной драке? Причём надо учитывать, что один из них и вовсе руки распускать не привык.

— Как же это всё выглядело? Ну, сама драка.

— Если вкратце, то всё случилось так — по словам синьоры Варезе, после её упрёков в адрес Фаллачи о нерасторопности, вылезли нестыковки по выплатам, которые указывали на утайку Моро солидной части средств, выделенных на ремонт — денежными делами занимался Моро, она только давала распоряжения. Разгорячённый неприятным разговором и обиженный со всех сторон Фаллачи, естественно, озверел и кинулся с кулаками на Моро — ну не с бабкой же ему воевать. Тот отшвырнул его, Фаллачи врезался спиной в какую-то стеклянную мебелину, разбил её собой, и до кучи ему прилетело по маковке бронзовой статуэткой, что стояла сверху. Но этот удар был скользящим, крови много, а урон незначительный. Однако злости, как вы понимаете, добавилось изрядно, он цапнул первый попавшийся осколок стекла и попёр на Моро уже всерьёз. Завязалась потасовка с опрокидыванием мебели — вы же там были, нагромождение вещей видели — Фаллачи порезал противнику лицо, поцарапал шею... в какой-то момент возня перешла в партер, Моро потянулся за упавшей статуэткой, успел приложить ею Фаллачи по башке, но в тот же момент получил осколок точно в артерию. Вуаля — один труп, второй живой, но покалеченный.

— Красота какая.

— И не говорите, прямо пьеса как есть. Это меня и смущает.

— Если вы намекаете на то, что пьеса срежиссирована синьорой Летицией, то в таком случае она и полслова об этом никому не скажет, — покачал головой я.

— Чудес я не жду, просто посмотрите на неё повнимательней. Вы знаете её лучше.

— Ну хорошо. А почему у неё руки в крови были?

— Это как раз понятно — пыталась помочь, кровотечение останавливала, она же врач как-никак. Но не успела.

Мы поднялись в квартиру. В кабинет, где всё и произошло, меня не пустили — я краем глаза заметил разгром, но Сальгари прикрыл дверь и кивком указал на следующую.

Эта комната была побольше и, видимо, выполняла роль гостиной — впрочем, была так же густо заставлена. Хозяйка полулежала на диване, удобно пристроив больную ногу, и невозмутимо пила кофе. Джанлука сидел в кресле рядом.

— Доброй ночи, синьора Летиция.

— Доброй, синьор Коста, — иронично отозвалась она. — Принимайте работу. Довольны?

Джанлуку перекосило, но он сдержался и промолчал.

— Можно подумать, что вы их своими руками так приласкали, — усмехнулся я.

— Зачем? Я их стравила, этого достаточно. Каждый сам себя наказал. По справедливости.

Именно в этот момент у меня мелькнула мысль, что Сальгари прав — другое дело, насколько далеко простирались границы её режиссуры. Но в том, что режиссура присутствовала, я уже не сомневался.

— А справедливость вы определяете?

— Хотите меня обвинить в этом?

— Боже сохрани, — я примирительно выставил ладони. — Я просто хочу понять, почему вы считаете, что вышло именно по справедливости.

— Предательство не прощается, — спокойно объяснила она. — А хапуги и мошенники слишком примитивны. Это противно, и всё. Не убивать же за это.

— Вы опять говорите так, будто это ваших рук дело.

— Вас тот полицейский послал? — поинтересовалась она. — Он ваш?

— Он свой собственный. Но я с ним знаком, это верно.

— Удачно вышло. Он выглядит разумным.

— Вы убили Моро? — рискнул я.

— Нет, — она посмотрела мне в глаза и улыбнулась — впервые улыбнулась за всё время нашего знакомства. — Так ему и скажите. И хватит. Я позвала вас для другого.

— Зачем же?

— Первое. Вы можете организовать официальную экспертизу коллекции?

— Могу. Во всяком случае, я знаю, к кому обратиться. Я сообщу вам сразу же, как договорюсь с подходящими людьми.

— Не мне. Ему, — она кивнула в сторону внука.

— Бабушка! — Джанлука подал голос впервые за всю нашу перепалку — до этого момента он сидел неподвижно, будто его оглушили чем-то тяжёлым.

— Летиция, — опять поправила она. — Не спорь. Ты наследник. Я попыталась, вышло плохо. Твоя очередь. Теперь второе.

Она отставила чашку, которую всё ещё держала в руках.

— Я рассказала комиссару о мошенничестве. Думаю, большую часть он и так знал. Я хочу разбирательства. Эти двое не вся шайка. Это тоже передайте, заявление я напишу. И третье. Ремонт виллы должен быть закончен. Люди Филиппо теперь меня не устраивают. Вы можете помочь?

— Придумаем что-нибудь. Где-то через месяц у меня освободится хороший прораб, а пока что могу дать несколько человек, чтобы доделать начатое. Присмотреть присмотрю, конечно. Ну и с лестницей на той неделе начнём, там своя бригада будет.

— Хорошо. Спасибо.

В дверях появился Сальгари.

— Синьора Варезе, мы закончили, мои люди уже собираются. Вас и вашу горничную ещё вызовут в управление — вы сможете приехать?

— Да.

— Хорошо, отдыхайте. До свиданья.

Он вышел, а синьора Летиция вдруг нашарила свою палку, всю перепачканную бурыми пятнами, и протянула её внуку.

— Выкини эту гадость. Вспоминать не хочу.

— А как же ты без неё? — удивился Джанлука.

— Другая есть. Выкинь. Прямо сейчас.

Джанлука послушно взял палку и вышел за дверь — в коридоре ещё слышались голоса полицейских.

— Синьор Коста! На минутку можно вас? — вдруг позвал Сальгари.

Я вышел в коридор, протолкался к нему — он стоял на пороге кабинета и вертел ту трость, что велела выбросить синьора Летиция.

— Пьетро, притормози, — скомандовал он одному из полицейских. — Дай-ка мне вон ту хреновину... смотрите, синьор Коста, как любопытно. А вы ступайте к бабушке, синьор Габбьяни — не стоит её одну оставлять.

Джанлука попытался было возразить, но я поспешно махнул рукой — идите, мол, всё потом, и он нехотя вернулся обратно.

Я протиснулся поближе. У Сальгари в руках была упакованная в пластик статуэтка — видимо, та самая, — и трость, латунный набалдашник которой был точно такого же размера, как голова безделушки.

— Занятно, да? — хмыкнул комиссар, и поднял на меня взгляд. — Остроумная женщина. И главное — честная, что особо приятно. Выдирать у инвалида из рук трость никто бы не стал, когда и так всё ясно, верно? А она взяла и сама отдала её, не дожидаясь, пока мы отсюда уберёмся.

— Вы думаете...

— Зайдите-ка сюда, — он сделал несколько шагов внутрь кабинета. — Я не знаю, что она вам сказала, но абсолютно уверен, что без её участия тут не обошлось.

— Ну не могла же она убить двоих здоровых мужчин.

— Она и не убивала, я думаю. Я же вам уже сказал — я верю экспертам и фактам, а не чьим-то словам. Но вы вполне можете пофантазировать — вы же не комиссар полиции.

Я задумался. Раз комиссар так уверен, что драку и прочие подробности никто не отменял, то так оно и есть... вот только исход синьору Варезе мог не вполне устроить. Вполне возможно, что она их немножко добила, как ни цинично это звучит. Одного — до смерти, второго — чтоб отключился как следует. Прелесть в том, что это недоказуемо. Однако всё и впрямь как по писаному — это ж как точно должны были сойтись по времени их взаимные удары? Хорошо, допустим, Моро огрел прораба первым — тот не сразу отключился, всадил осколок и потом сомлел. Может, так и было. А может, и нет.

— И что вы намерены делать?

— Ничего. Свидетелей, кроме самой синьоры Варезе, нет. Если Фаллачи вдруг что-то вспомнит и будет настаивать — тогда придётся покопаться в истории поглубже, но глядя на это, — он взвесил в руках трость и статуэтку, — я сомневаюсь, что он вспомнит что-то ещё, кроме собственно драки.

— Вы правы, — хмыкнул я. — Синьора Летиция и впрямь остроумная женщина. Помните, я говорил — она ни за что не отдаст первый шаг полиции, она сделает его сама. Мне кажется, она его сделала.

— Возможно, — кивнул он. — Но домыслы подобного рода вне моей компетенции.

— Во всяком случае, объяснение я от неё получил.

— Объяснение? — подался вперёд Сальгари. — Какое?

— Справедливость. Судите сами — чем кончилось бы для этих двоих разбирательство дела о мошенничестве? Потерей репутации, тюрьмой... ну я не знаю, что-то такое же, да? Ну вот с прорабом так и будет. А Моро был ей должен не за мошенничество. Всё вот это, — я сделал жест вокруг себя, — не так уж много для неё значит. Она никогда это не ценила и не понимала, чем владеет. Но она ему верила, а он её пошло продал. Вот вам и ответ.

— Пожалуй, — задумчиво кивнул Сальгари. — Интересно, а если бы они вообще не подрались?

— Филиппо вспыльчивый жадный хам, и она это знает. Раскрутить такого на скандал — комиссар, я вас умоляю...

Мы помолчали.

— Ну ладно, — подытожил Сальгари. — Идите к ним, пофантазировали, и будет. Можете передать, что тросточку я взял на память. Впрочем, можете не говорить — сам скажу при встрече.

— До свиданья, — усмехнулся я, пожимая ему руку. — Ещё увидимся. И спасибо вам.

Я вернулся в гостиную. Синьора Летиция смерила меня внимательным взглядом и поинтересовалась:

— Они ушли?

— Да. Комиссар просил вам кланяться ещё раз. Он позвонит насчёт дальнейших шагов.

— И всё?

— А что ещё должно быть? — пожал плечами я. — Он комиссар полиции, а не пастор. Свою работу сделал и ушёл, не сидеть же ему тут для того, чтобы нас успокаивать. Синьора, могу я ещё чем-то помочь?

— Нет, — помедлив, отозвалась она. — Передайте комиссару мою благодарность. И вам я тоже признательна. Поздно, езжайте. Джанлука, ты останешься?

— Конечно, — с готовностью отозвался тот. Кажется, он изрядно удивился. — Если ты хочешь.

— Переночуй. Завтра поедешь. Доброй ночи, синьор Коста.

На виллу я не поехал, оставив это до утра — четвёртый раз за сутки проделывать этот путь мне показалось перебором. На осмысление произошедшего сил уже не было, поэтому я просто доскрёбся до квартиры, приткнул кое-как машину и рухнул спать.

Разбудил меня очередной телефонный звонок. За окном вовсю лупило солнце. Я продрал глаза — на часах была половина двенадцатого. Ничего себе поспал, называется...

— Да, слушаю.

— Мауро, ты там вообще живой? — голос Бель не предвещал ничего хорошего — она была явно взволнована до крайности.

— Живой, проспал вот только всё на свете... что случилось?

— Всё! — выпалила она. — Всё и сразу! Сперва Джанлука пропал. Потом...

— Джанлука со мной, — перебил я. — Ну, вернее, вчера вечером был, мы вместе в Рим приехали. Сейчас или у бабушки, или уже едет на виллу — мне не звонил, по крайней мере. Что ещё?

— А, — озадаченно отозвалась она. — Ну ладно. Но тут и без него хватает... короче, все живы, но ехал бы ты уже обратно, а? Тут полный кошмар и неразбериха, и на половину полицейских вопросов всё равно никто, кроме тебя, не ответит.

— Чего? — я сел в кровати и, кажется, проснулся окончательно. — Что значит — "все живы"? Какие полицейские вопросы? Бель, ты что несёшь?!

Она заговорила сбивчиво и торопливо, но всё же стараясь умерить эмоции, чтобы донести суть. Более-менее уяснив случившееся и убедившись, что острая фаза прошла, я обещал приехать как можно скорее, после чего позвонил Джанлуке, велел ему быстро собираться и ждать, пока я за ним заеду. А потом набрал номер комиссара Сальгари.

— Здравствуйте, комиссар. Извините, но это опять Коста.

— Слушаю. Случилось что-то ещё?

— Да. Моя провокация с Симоне рванула. Результат — моему сыну поломали несколько рёбер, Симоне опять приложили по голове, случилась шумная драка, в ходе которой всё это и произошло, зато скульптуру никуда не вывезли, и она даже цела. И сейчас там местная полиция с кучей вопросов. Я только что узнал, поскольку ночевал в Риме, но немедленно еду туда.

— Понятно, — протянул Сальгари. — Ладно, что поделаешь... адрес давайте.

— Чей? — не понял я.

— Виллы вашей, чей же ещё, — проворчал он. — Насколько я понимаю, это ж вторая серия к сегодняшнему ночному кино... с мошенничеством всё одно разбираться. Не присылать же вам нового человека, я хоть в курсе. Потом решу, кому отдать.

На этот раз я действительно нёсся как ошпаренный, наплевав на те штрафы, что неизбежно должны были за такое насыпаться. Как назло, город был набит битком, и всё ехало из рук вон медленно. Умом я понимал, что лишних полчаса ничего не поменяют, но всё равно не мог сдержать нетерпение и тревогу. Какого чёрта эти двое полезли в Летицию... тоже мне, спасители музейных ценностей. Правда, справедливости ради стоит признать, что Симоне начал с того, что пришёл поутру ко мне, и только после того, как Бель сказала, что я уехал, решил проявить самостоятельность.

— Так как они там оказались? — Джанлука, с опаской следя на моими прыжками по городским улицам, не сразу решился на вопросы. Теперь мы уже катили по полупустой трассе, и его, должно быть, слегка отпустило.

— Бель утверждает, что, не найдя меня, Симоне решил привлечь к делу Стефа, но как там на самом деле, неизвестно. Она этого не видела и не слышала, она собиралась выспаться — я дал ей три дня в качестве короткого отпуска, и в Рим ей только к четвергу надо... так что она дрыхла себе спокойно. Зато спустя примерно час после того, как приходил Симоне, до неё донёсся шум из вашего сада, и она вышла на террасу. А там следующая сцена — тот парень-скалолаз и Симоне орут друг на друга как бешеные, причём в скалолазе Бель узнала своего неапольского приятеля, а Стеф скачет рядом и тоже орёт. Потом скалолазу это надоело, он вмазал Стефу, чтоб тот умолк, Симоне вступился, и началась свалка. Усугубилось всё это тем, что на подмогу прибежали ещё двое рабочих, которые как раз выволокли в сад большой ящик — скульптуру, видимо — и стало, как вы понимаете, три на два, причём с явным перевесом понятно в чью пользу. Бель рванула вниз, наткнулась на Нинетту, ляпнула ей, что, мол, наших бьют и понеслась дальше, вояка... на что рассчитывала, я не понимаю.

— Жуть какая... а потом?

— Потом непонятно, потому как Бель этого не видела — она ж драться побежала. Видимо, кто-то из разумных — Нинетта, скорее всего, — вызвал полицию, но раньше их приезда, буквально через пять минут после того, как Бель оказалась у вас в саду, неожиданно нарисовался Бруно, и активно вписался в этот мордобой. Я полагаю, он искал Филиппо, поскольку они договорились на сегодня с перевозкой, а тот вдруг пропал, но это мои домыслы. Ну а потом приехала полиция и кое-как их растащила.

— Дааа... — потрясённо протянул Джанлука. — А я-то думал, что все основные сюрпризы позади. Я имею в виду, опасные для здоровья.

— Я тоже на это надеялся, но видите — как сказал Сальгари, вторая серия. Он тоже едет, кстати, я ему позвонил. А, и ещё они все вас потеряли, но я успокоил Бель, что вы со мной. Ну хоть все живы, и то слава богу. Мальчишкам досталось, правда... в каком-то смысле, хорошо, что меня не было — увидел бы ту драку, убил бы этого высотника чёртова, честное слово.

— Вы? — недоверчиво переспросил Джанлука. — Вы смогли бы?

— Если меня допечь, то да. Просто это очень трудно сделать. В данном случае сгоряча вполне мог бы.

— Как бабушка?

Я мельком глянул ему в лицо — он же смотрел на меня не отрываясь.

— Нет.

Что ещё я мог ему ответить?

— Мауро, ну я же не совсем идиот. Я же слышал ваш разговор с нею — она фактически призналась вам. И я понимаю, что там всё не так просто. Более того — я даже понимаю, почему она сделала так, как сделала, и судить никого не собираюсь.

— Я тоже, — кивнул я. — Давайте лучше заниматься делами насущными, а философию оставим на потом. Ну знаете — свежая рубашка, закат, вино, вид на море... вот тогда самое время. А сейчас у нас в наличии побитые родичи, предположительно античная статуя и остатки мошенников, клепающих фальшаки где-то в подвале... так что мне лично не до высоких этических материй.

— Тоже верно, — согласился Джанлука. — Но вы же понимаете, что я не мог ничего не сказать о прошлой ночи. Я вам благодарен не меньше, чем бабушка, правда... ну хорошо, давайте и впрямь оставим пока эту тему. Так что, выходит, ваша наживка с Симоне сработала? Как думаете, теперь он расскажет?

— Почти уверен. Я думаю, он будет счастлив рассказать всё как есть. Он слишком долго держал это в себе и боялся каждого чиха. Это же утомительно, тем более при его характере.

— Но что-то же его сдерживало. Почему вы думаете, что сейчас отпустит?

— Я думаю, его держали два фактора — привязанность к брату и страх, и что сильнее, я не знаю. С братом он, как видите, отважился поссориться аж до драки... чёрт, и как я не сложил два и два... Филиппо же как-то при нас назвал его по имени — Анджело. Помните? Мы тогда ходили вместе с Каролем, обсуждали постройку лестницы. А Симоне, когда рассказывал о брате, тоже назвал его именно так, оговорившись, что так просто привычнее.

— Выходит, он всё последнее время жил в Летиции? — охнул Джанлука. — Брат Симоне, художник? О господи, я только сейчас сообразил. Как думаете, этот самый брат знал, что Симоне находится у него под боком, через забор?

— Не знаю, — стиснул зубы я. — Чем хотите клянусь — я уже так устал от всех этих бессчётных "не знаю", что готов и сам Симоне накостылять, лишь бы он наконец всё объяснил.

Остальной путь мы проделали в молчании — я сосредоточился на дороге и усилием воли заставил себя не думать ни о чём больше, попытался просто выкинуть из головы весь этот комок событий, людей и обстоятельств. Иногда такая насильственная пауза приносила свежесть восприятия, отметая поверхностную шелуху и не мешая разглядеть очевидное.

То ли я всё-таки ехал недостаточно быстро, то ли Сальгари умел летать, но когда мы подъехали к дому, его потрёпанный Паджеро уже красовался на парковке. Вокруг было подозрительно тихо, даже полицейских машин было не видать. Куда же все подевались? Мы поспешили внутрь — из гостиной доносились голоса, а навстречу по лестнице бежала Бель — наверное, увидела нас с верхней террасы. Волосы дыбом, через весь лоб широченная ссадина.

— Мауро! Слава богу, вы приехали. Слушай, — она понизила голос, — откуда взялся этот римский комиссар? Мне показалось, Сильвио его знает. Это ураган какой-то, а не человек... в момент всё решил, с полицейскими договорился, Ангелиса и тех двоих укатал к ним в участок, Стефу и Симоне врача вызвал. Даже Бруно прифигел от такой активности, по-моему... Бруно, кстати, нам тоже здорово помог.

— Стеф где?

— В больнице, Розина с Сильвио повезли, снимок надо сделать.

— А Кьяра?

— С ними.

— О, наконец-то, — Сальгари выглянул из гостиной. — Что-то вы долго, синьор Коста. Мы уже соскучились вас ждать — молодой человек твердит, что без вас ничего рассказывать не будет.

— Я как вы не умею, — ворчливо отозвался я. — Ваш Паджеро, видимо, с вертикальным взлётом, и штрафов вы не боитесь.

— Я просто сразу поехал, — отмахнулся он. — А вы ещё за синьором Габбьяни заезжали. В городе сегодня плотненько.

В гостиной на диване обнаружился Симоне; его устроили максимально удобно, обложив подушками, но вид у него был — краше в гроб кладут. Его несчастной голове опять досталось: внушительный синяк на этот раз грозил сплыть на оба глаза одновременно, челюсть с левой стороны опухла, да и царапин тоже хватало.

— Я уже даже не удивляюсь, — вздохнул я, подходя поближе. — Симоне, скажите, что нужно сделать, чтоб вы перестали ввязываться во всякие передряги с риском для здоровья?

— Стефано сильно досталось? — спросил он вместо ответа. — Я вообще не понял, как он там оказался... простите меня, Мауро, я совсем не хотел, чтоб так вышло. Джанлука, я вообще-то тебя искать пошёл, а тебя не было.

— Бель, — обернулся я, — будь добра, сделай так, чтобы нам никто не мешал. Я сейчас закрою дверь, и никто сюда не войдёт до тех пор, пока не позволю. Ясно?

— Мауро...

— Я тебя прошу.

— Ну хорошо, как скажешь, — она пристально посмотрела на меня, вышла и плотно прикрыла за собой дверь.

— Присаживайтесь, — предложил я остальным, устраиваясь в кресле так, чтобы Симоне мог меня видеть. — Давайте, Симоне, поехали. Всё с самого начала и без недомолвок — они слишком дорого стали нам всем обходиться. Комиссар, прошу вас — вам виднее, что важно, что нет.

— Благодарю, синьор Коста, — отозвался Сальгари, — я хотел бы кое-что уточнить сразу. Синьор... как ваша фамилия?

— Нуцци, — подсказал я. — Симоне Нуцци.

— Так вот, синьор Нуцци. Всё, что вы сейчас скажете, будет считаться официальным заявлением. Вы уже знаете, что я комиссар римской полиции, и у меня есть все соответствующие полномочия, не так ли?

— Да, — слабо кивнул Симоне. — Но я бы и так всё рассказал.

— Я обязан предупредить. И чтобы вам было легче начать, сразу спрошу — вы знакомы с Клаудио Моро и Филиппо Фаллачи?

— Да, но не очень хорошо — синьора Моро я видел всего несколько раз в мастерской моего брата Анджело, и синьора Филиппо тоже там в основном... но чаще. И потом ещё здесь несколько раз. Он вообще-то строитель, но в курсе дел синьора Моро... по крайней мере, некоторых.

— У вас с ними были какие-то общие дела? Они вас просили о чём-то?

— Нннет... не совсем так. Можно я просто расскажу, а вы потом спросите?

— Ну давайте.

Он прикрыл глаза, судорожно вздохнул и начал.

— В общем... началось всё лет шесть назад, когда меня нашёл Анджело... Ангелис. Ангелис Торрато, мой сводный старший брат. У нас общий отец, но мои родители не были женаты, и я отца почти не видел, а мама... ну, она хорошая, но ни образования, ни нормальной работы у неё никогда не было. Отец присылал денег, но не очень регулярно, а потом перестал — как я потом узнал, он умер. Тогда меня брат и нашёл. Мы стали общаться, он спрашивал, что мне интересно, я тоже любил рисовать, как и он, но у меня получалось куда хуже, Анджело действительно талантлив, и работы у него замечательные, а я так... и вообще, мне больше нравились книжки и всякое такое. И музеи. Я всегда обожал музеи — со всякими статуями, кусками колонн старых, на форумах так просто ночевать был готов... Анджело сказал, что поможет мне с учёбой, и не соврал. Я бывал у него в мастерской, а потом и вовсе туда переехал — там было здорово, весело и интересно, народу всякого много, поговорить было о чём со всеми. Я стал волонтёрить в музеях, сидеть в архивах, и Анджело постепенно стал этим пользоваться — или конкретно что-то просил найти, или просто задавал тему, а я выбирал, что ему сфотографировать. К тому моменту я уже знал его пристрастия, и знал, что он часто делает копии и реплики на всякие античные темы. Ему хорошо за них платили. И если моя помощь была кстати, то мне платили тоже — ну, он платил, конечно... и постепенно всё больше. Я даже машину купил, и маме денег подкидывал. Это было замечательно.

Он чуть закашлялся, прочищая горло, — Джанлука принёс со столика стакан с водой.

— Я не сразу заметил, что компания в мастерской постепенно сменилась — старых знакомых становилось меньше, а потом они и вовсе исчезли — почти все, осталось человека три-четыре, которые занимались примерно тем же, что и Анджело. Один скульптор, один резчик, ещё двое живописцы... ну и брат, который тоже занимался живописью и мозаикой. Зато появились другие гости, но они всё больше приходили не выпить и поболтать, а по делу. Кого-то из них ребята звали "кошельками" — это если заказ был совсем уж примитивным, а с нормальными заказчиками общались уже по-другому. Мастерскую снимали вскладчину, а наверху была квартира, где мы жили — я, Анджело и Станис — тот, что скульптор. Остальные жили поблизости. Как я понял, брат вписался в команду последним — большую часть жизни он провёл в Неаполе, и связи там остались до сих пор, и мастерская, и вообще он там часто бывает, а от римской мастерской на год даже отказывался, сидел в Неаполе. Но я всё равно не уехал, жил в той же комнате, ко мне привыкли, и моими услугами пользовались все — я стал вроде как штатным экспертом, и если что-то надо было разузнать в музейных запасниках или найти в архивах, шли ко мне.

— Ваша роль примерно понятна, — воспользовавшись паузой, вставил Сальгари. — А что насчёт Моро?

— Да-да, сейчас, — заторопился Симоне. — Простите... я просто хотел объяснить, откуда всё это выросло. Резкие перемены всегда видны и режут глаз, а когда существуешь внутри потока, то смена русла совсем незаметна... я и не задумывался, куда и зачем ребята делают свои вещи. Они, к слову, прогрессировали — их работы выглядели порою не хуже музейных образцов, с которыми я постоянно сталкивался. Более того, когда в мастерской начали появляться подлинники, с которых делались точные копии, я даже не спросил, чьи они и откуда. Вернее, как-то спросил — и получил спокойный ответ, что это заказ какого-то провинциального музея. Один из парней, кстати, окончил реставрационные мастерские, имел сертификат эксперта и работал там же, но в нашей мастерской всё равно появлялся исправно и что-то делал. Мне кажется, что Моро к нам привёл именно он, хотя я точно не помню. Вообще в мастерскую абы кого не пускали — она давно уже перестала быть тем местом, где собирались компании. Да, так вот, Моро... сперва он купил несколько готовых вещей, потом принёс пару небольших заказов, а потом пришёл с каким-то иностранцем. Они говорили по-английски, я не всё понял, но с ними общался не я, а брат и тот парень-реставратор, Габриэле. Я просто сидел в углу и не высовывался особо... однако то, что уловил, мне не понравилось. Они рассуждали не столько о художественных достоинствах работ, сколько о максимальной приближенности к антикам чисто внешне — как состарить, какие материалы использовать, как придумать "историю" вещи... понимаете, да?.. и о том, что Габриэле имеет право давать экспертные заключения. В этом было что-то не то... но тогда я списал все подозрения на свой плохой английский, и не стал никого мучить вопросами. А потом мне предложили ту работу с археологами... ну, вы помните, полтора года назад. Я примчался домой как на крыльях и рассказал об этом Анджело.

— Какую работу? — нахмурился Сальгари.

— Позвольте мне, — вмешался я. — Эту историю я знаю, пусть Симоне отдышится. Собственно, после того случая он и перевёлся в мою группу.

Я описал основные события — Джанлука тихонько ахнул, когда речь дошла до несчастного случая, а комиссар сочувственно покачал головой.

— Нда, синьор Нуцци... теперь я понимаю, почему ваш профессор так за вас волнуется. Вы прямо в каждом бочонке затычка...

— Я неудачливый, — робко улыбнулся Симоне. — И нескладный. Всегда таким был. Если можно было вляпаться — я непременно вляпывался. Ребята даже шутили, что если есть на улице хоть одна лужа — то она моя. Зато я знал про их работу в три раза больше их самих — стилистику, влияния, заимствования, моду каждого отдельно взятого времени... они посмеивались, но ценили мои знания. Так вот, насчёт той работы... я рассказал брату, что именно будут копать, и он вдруг попросил меня пристроить их на этот раскоп рабочими... землекопами, как там говорят. Я страшно удивился. Но он настоял — уж и не помню точно, но как-то убедил, что им полезно посмотреть на античность изнутри, в комплексе, не только на уже найденные и отмытые музейные кусочки. Я согласился, привёл четверых из них — Габриэле не пошёл, конечно, — и их взяли.

— Погодите-ка, — перебил я. — Это что же, ваш брат видел, как вас завалило?

Симоне отвернулся, закрыл глаза и какое-то время молчал.

— Он это устроил, — негромко произнёс он наконец. — Он и его компания. Разумеется, он не думал, что я попадусь в эту ловушку... но вышло так, как вышло — я же говорю, я неудачливый.

Я опешил. Впрочем, не я один — комиссар выглядел не менее озадаченным, а уж о Джанлуке нечего и говорить — он буквально схватился за голову. Возникла невольная пауза, и тут из-за двери гостиной послышался шум перепалки. Не узнать голос Розины было невозможно.

— К чёрту! — бушевала она. — Бель, пусти, не стану я тут сидеть! Что значит — запретил входить? Я его жена, нашего сына чуть не покалечили, что за тайны идиотские... Мауро! Мауро!!! А ну открой!

— Извините, — поморщился я, направляясь к двери. — Один момент, а то моя бывшая супруга тут всё разнесёт... Розина, уймись уже! Привет, Стеф. Ну как ты?

Сын выглядел потрёпанным, но гордым до невозможности — не иначе, новобранец после первой битвы.

— Да нормально всё, пап, не волнуйся. Ну рёбра, подумаешь... мне даже не больно почти. Мама просто испугалась. Как там Симоне?

Я перевёл взгляд на стоящего за ними Сильвио — он успокаивающе кивнул и сложил пальцы колечком — всё окей, мол, не переживай. Кьяра тоже кивнула и улыбнулась — порядок, всё хорошо. Розина тем временем попыталась просочиться в гостиную, но я её не пустил.

— Остынь уже, я сказал. Иди водички выпей... ну или ещё чего, что Нинетта нальёт. И не скандаль, будь любезна — если что, орать я тоже умею, ты знаешь. С сыном посиди лучше, мамаша. Комиссар! — я обернулся через плечо. — Вы не будете против присутствия синьора Гварди? Он немножко в курсе событий.

— Да ради бога. Синьор Нуцци?.. Ну и отлично.

— Сильвио, заходи, — я посторонился, давая ему дорогу, и добавил для всех остальных: — Нас нет, понятно? Марш отсюда, и так голова кругом... все объяснения потом.

— Мауро!

— Розина, цыц, — бросил на ходу Сильвио. — Нарвёшься.

— Да ну вас! Чёрт знает что! — по инерции ругнулась она, но уже было ясно, что она послушается.

Как у него так выходит, хотел бы я знать...

Я закрыл дверь и вернулся обратно в своё кресло. В тот момент я ещё не представлял, насколько длинным будет рассказ Симоне.

— Простите, — ещё раз извинился я. — Надеюсь, нас больше не прервут. Стефано относительно легко отделался... продолжайте, Симоне. Честно говоря, я никак не ожидал такого поворота с тем случаем. При чём тут ваш брат и его приятели?

Он кивнул, ещё раз откашлялся и снова заговорил.

— Дело в том, что те катакомбы не были раскопаны до конца — собственно, поэтому ими и занялись. Продвигались мы медленно, стены и потолок коридоров сперва укреплялись, и только потом мы шли дальше. В какой-то момент один из коридоров вывел к кубикуле — совсем небольшой, но с остатками фресок. Теоретически пролезть туда было можно, но слишком опасно, в коридоре был завал, и был виден лишь кусочек, позволяющий догадаться, что это именно кубикула. Сперва завал надо было разобрать и укрепить, как и всё остальное. Возможность добраться до этих фресок лишила ребят сна — они на что угодно были пойти, лишь бы попасть туда первыми. Им это не светило, конечно, они были заняты на совсем простых работах, но желание от этого меньше не становилось. Я убеждал их как мог, что это опасно, но так и не преуспел — они просто перестали это при мне обсуждать. А потом случилась пасхальная неделя, и всех отпустили на выходные. Я уехал из Рима — вывез маму в Ассизи на праздники, она давно мечтала туда съездить, и в тот понедельник пришёл на раскоп раньше обычного, потому что ночевал у мамы, а ей нужно было очень рано на работу. Сторож меня знал и впустил, я полазил по уже пройденным коридорам, а потом добрался до того места, и сразу понял, что камни сдвинуты и держатся на честном слове. Меня окликнули — как раз все стали собираться, и ко мне подошли двое из бригады. Спрашивают — ну чего ты, опять как всегда, раньше всех? Я говорю — давайте отсюда, тут что-то не так, не дай бог, рухнет. Один из них не поверил — с чего ты взял, никого же не было неделю, всё на месте... и ещё похлопал ладонью — вот, мол, смотри. Ну оно возьми да и обвались... им так по головам прилетело, что даже каски не спасли, а я в щель угодил — верхняя плита домиком сложилась надо мной как раз.

— Господи боже... — выдохнул Джанлука.

— Вы не несчастливый, синьор Нуцци, — покачал головой Сальгари. — Напротив — вы чертовски везучи.

— Вот и синьор Мауро так постоянно говорит, — слабо улыбнулся Симоне. — В общем, потом я валялся в больнице, а когда вернулся домой, обнаружил в мастерской оригиналы и несколько копий двух фресок, которых раньше не видел. Ребята, конечно, были мне рады, но ещё больше радовались тому, что у них, что называется, "попёрло" — этот заказ оплатил Моро, и оплатил очень щедро. Я всё пытался выяснить, откуда оригиналы, а ребята отмалчивались... но в конце концов Анджело признался, что они из той самой кубикулы. Они влезли туда сами, на той выходной неделе, и сняли два фрагмента, до которых смогли достать. Можете себе представить, что со мной было?

Он помотал головой и отчаянно зажмурился.

— Ну ладно я, — голос сорвался в хрип, но он взял себя в руки, — я вылез, но ведь два человека погибли! И работы из-за этого остановили, и у профессора моего проблем было выше крыши — его отстранили от работ. Я в глаза ему посмотреть боялся, стыдно было... оттого и перевёлся в другую группу, хотя расставаться с археологией мне было жаль. А сказать — так ведь брата посадить могут... и как быть? Я промолчал, испугался... и плюс ведь ещё воровство! Даже хуже — мародёрство чистой воды. Они ведь не отдали это в музей — ещё бы, тогда пришлось бы во всём признаваться — они загнали всё это Моро, и подлинники, и копии свои проклятые! Мало того, подлинники, как я потом выяснил, вывез тот иностранец... вывез, понимаете?! Всё, с концами... и не найти теперь. Уж лучше бы они остались там, где были... когда-нибудь дорылись бы и нашли. Я всё это высказал Анджело, и мы тогда разругались в дым. Я съехал из мастерской, снял комнату и всё лето не подходил к телефону, когда он звонил. Денег стало меньше, конечно, но я справлялся — в музеях меня уже знали и даже стали платить немножко. Я и не думал, что туда вернусь, в мастерскую эту. Занялся потихоньку тем, чем давно хотел — митраизмом, в библиотеках сидел, в архивах, облазил что мог в Риме на эту тему... такое лето было чудесное, несмотря ни на что — никто меня ничем не грузил, сам себе хозяин... Джанлука, дай водички ещё, пожалуйста... пить хочется ужасно.

Джанлука поспешно выполнил просьбу, а Сильвио вполголоса уточнил:

— Моро — это тот дилер, о котором ты спрашивал Розину? По поводу торгов и каталога.

— Да.

Сальгари подождал, пока Симоне напьётся, и спросил:

— Вы как, можете ещё говорить? Или прервёмся?

— Нет, не надо, — качнул головой тот. — Я лучше разом отмучаюсь, и всё. Потом могу не решиться... Хотя чего уж — вам и так всё понятно теперь, наверное. Мауро, мне так перед вами стыдно, вы бы знали... я вами столько раз прикрывался за этот год, столько хлопот принёс... и Стеф вот теперь из-за меня пострадал.

— Симоне, ну будет уже волосы рвать, — поморщился я. — Вы его, что ли, побили? Сами знаете, ему только дай куда-нибудь влезть.

— Ну да... но вообще он у вас классный. У меня такого друга и не было никогда. И семьи такой, как ваша, я не видел раньше... потому и прилип к вам. Бель ведь права — я правда прилип, только не из каких-то там шкурных соображений. Я просто понял, что когда-нибудь, когда станет совсем паршиво, я только вам рассказать всё это смогу... вот и рассказываю, хотя всё равно страшно и стыдно. Ну ладно... о чём я говорил?

— О лете, — напомнил Сальгари. — Прошлом, как я понял.

— Ну да. Лето было отличным, но в начале осени мама заболела. Сильно... не буду вдаваться, но суть в том, что нужно было операцию делать, и запускать никак нельзя было, а денег у меня не было. Я ничего не мог придумать, и тут вдруг опять позвонил Анджело... ну, Ангелис. Я сдался — взял трубку, выслушал его, мы кое-как помирились, и я вернулся в мастерскую. И обнаружил, что за это время там кое-что изменилось. Львиная доля заказов шла от Моро, и все они касались подделок — теперь я ясно видел, чем они заняты. И понимал, почему Ангелис был так настойчив — я был им нужен, им банально рук на всё не хватало. Смотреть на это было невыносимо, но деваться некуда — я им помогал. И довольно скоро Моро принёс заказ, связанный с неизвестной частной коллекцией — это и было началом истории с собранием синьоры Варезе.

Он завозился, попытался приподняться повыше, и Джанлука помог ему поправить подушки.

— Схема была такая — Моро или Филиппо привозили какую-то вещь, и если она была подлинной — а часто так и было — Габриэле делал две экспертизы. Одну настоящую, подтверждающую подлинность, и одну фальшивую, в которой говорилось, что это копия. Фальшивую отдавали хозяйке вместе с копией, которую делали в мастерской, а подлинная прикладывалась к оригиналу для продажи. Все продажи уходили за границу — как уж они их вывозили, я не знаю. Я смотреть на это не мог спокойно, извёлся весь... а уж когда Филиппо привёз подлинную мозаику из митреума, меня и вовсе переклинило. Ну не мог я позволить её отдать! И я решил, что украду её. Знаю, звучит ужасно глупо — вор у вора... я ведь тоже вор, раз участвовал в этом. Но к тому моменту маме уже сделали операцию, всё прошло успешно, она быстро поправлялась, и я подумал — всё, хватит. Раз уж я тут сижу, то может хоть что-то смогу спасти. Тоже идиотизм, да... ну правда, а что ещё? Идти в полицию? Страшно же, да и сам я уже влип по шею... Короче, я попросил Анджело — мозаиками он занимался — сделать ещё одну копию для меня лично. Он знал, что я увлекаюсь митраизмом, и обещал сделать — в качестве подарка на Рождество.

— Погодите, я не понимаю, — вклинился я. — Копия, возможно, и хороша — я не приглядывался — но ваш брат не мог её спутать с исходником. Он же автор, свою работу всяко отличит.

— Конечно, — улыбнулся Симоне. — Но дело в том, что Моро бывал у нас редко, а за заказами приезжал Филиппо, и ребята с ним не любили общаться. Вы же сами знаете, что он такое... они и просили меня — отдай ему сам. Это для бабки — прости, Джанлука, — а это на вывоз. Я однажды рискнул и подменил одну небольшую головку каменную... и никто не заметил. Станис очень классный скульптор, надо ему отдать должное. Ну, вот я и решился сделать то же самое с мозаикой.

— Лихо, — крякнул Сильвио. — А говорите — вам страшно было. Что-то незаметно.

— Симоне... — потрясённо выдохнул Джанлука, — да они ж тебя пришибли бы, если б узнали...

— Ну не пришибли же, — дёрнул плечом он. — Обошлось. Я же говорю — я просто не мог на это смотреть больше. Конечно, мне не всё удалось подменить, что хотелось, но кое-что удалось.

— И где это кое-что? — тут же влез Сальгари.

— Что-то у мамы — ну, если копий было много, и вещи были не очень значительными, я просил одну для себя. Кое-что вернулось в коллекцию синьоры Варезе. Ну а мозаика здесь, как вы знаете. Но дальше было ещё хлеще — когда нам привезли вторую мозаику, сразу стало понятно, что она из того же митреума, что и первая. Тот же стиль набора, те же материалы, не говоря уж о размере... всё указывало на то, что они из одного места. Я сразу сказал об этом Анджело, он согласился, и при следующей встрече с Моро ему на это указал. Я в этот момент был в мастерской и разговор слышал — Моро поначалу не очень хотел это обсуждать, но потом всё же решился — заявил, что у него есть предположение, откуда эти мозаики, более того — четыре из семи, скорее всего, находятся там до сих пор. Я чуть в обморок не упал — он явно говорил о неизвестном митреуме!

— То есть три мозаики находятся в римской квартире синьоры Летиции, а четыре — ещё где-то? — уточнил я.

— Да. Три мозаики из коллекции у нас побывали, но спасти удалось только одну — вашу. Два других оригинала, к моему ужасу, уже утрачены... ну проданы, то есть. Мысль о том, что они могут добраться до остальных, привела меня... ну даже и не знаю, как сказать. В ступор. В ярость. Да я просто прибить готов был этого Моро!

— Не вы один, — хмыкнул Сальгари. — Вы опоздали, к слову сказать.

— В смысле? — удивился Симоне.

— Прибили его уже, — меланхолично отозвался комиссар. — Аккурат прошлой ночью.

— Ах вот куда вас понесло вчера, — пробормотал Сильвио. — Понятно.

Симоне вытаращился на нас.

— Шутите? Ой, простите... Кто же?

— Да уж какие тут шутки, — усмехнулся Сальгари. — Иначе что бы я тут делал, как вы думаете? Драку вашу дурацкую примчался разнимать? Мне есть чем заняться и без этого. Просто всё, что у вас тут происходит, уже идёт одним комплектом с делом об убийстве. Филиппо ваш прибил своего шефа... правда, и сам чуть копыта не откинул, в больнице сейчас. Ну да ладно, давайте дальше — я вас порадовал, надо думать?

— Честно говоря, очень, — Симоне криво улыбнулся, охнул, схватился за челюсть и промычал: — Ну то есть так, наверное, нехорошо говорить, но я правда рад. Он просто мерзкий тип... мало того, что жулик, так ещё и пожилую женщину обманул. Она ему доверяла, судя по всему, а он... отвратительно это.

— Вот я тоже так решил, — Сальгари откинулся в кресле и нарочито небрежно мазнул взглядом по притихшему Джанлуке. — Туда ему и дорога. Давайте дальше.

— Короче говоря, мне стало ясно — Моро ужасно хочет добраться до оставшихся мозаик, но не вполне уверен, что правильно догадался. Я стал приставать к Анджело... Ангелису — скажи ему, пусть даст хоть что-то, хоть какую-то информацию, и я найду ему этот митреум. Ангелис поначалу отмахнулся, но ему и самому хотелось того же... понятно, это ж какие деньги. В результате его переговоров с Моро мне показали страницу, похожую на фрагмент из какой-то старой описи или каталога — в ней говорилось про эти мозаики, и все они именовались как "мозаики из Летиции". И объяснили, что Летиция — это название виллы, которую собираются ремонтировать, и заниматься этим будет Филиппо, то есть совсем скоро туда будет доступ. Адрес мне тоже дали, но я начал с привычного — приехал сюда за пару месяцев перед началом работ и наведался в архив местной библиотеки, чтобы понять, что это вообще за вилла такая.

— Библиотека! — воскликнул Джанлука. — Так это был ты — тот человек, что читал письма Перуччи!

— Да, я. Никто не знал об этом... брат тоже сперва не знал. Поэтому я и занервничал, когда узнал, что вы тоже их нашли. Ведь если бы вы тогда расспросили библиотекаря и он бы описал меня, то вы бы догадались... я боялся. Вышло бы, что я тут уже два месяца ошиваюсь...

— Так вы были на вилле?

— Нет, потому что приехал Джанлука. Филиппо сперва заупрямился и меня не пустил — по его мнению, я слишком мало походил на рабочего. Да и вообще он, мне кажется, не больно-то верил, что с меня может быть прок. А может, хотел сам всё найти — он не знал, что именно, но догадался, наверное, что какой-то секрет у дома имеется. Ну и сказал мне — сам думай, под каким соусом сюда явиться. Соус был очевиден — вы, синьор Мауро, и день рожденья Стефано. Ведь к тому моменту я уже знал, кто у Джанлуки в соседях. По той же причине они поцапались с Анджело... Ангелисом. Та драка в баре, помните?.. это его рук дело. Брат тогда приехал со мной, просто я пошёл к вам, а он на виллу, и его не пустили. Филиппо явно решил, что он тут будет всем заправлять, и велел рабочим никого не пускать лишнего. Они так и сделали. Ангелис страшно разозлился, ехать назад было поздно, он заночевал в Сан Феличе, пришёл в бар к Бруно, увидел их... ну и напакостил. Потом это всплыло, и по шее получили оба, поэтому пришлось им всё-таки помириться.

— То есть вы искали способ приехать к нам как можно скорее, использовав бумагу из архива как повод? — спросил я.

— Да, я не мог утерпеть. Тем более что Филиппо между делом упомянул какую-то статую в доме — мол, битая вся, полфигуры и бык. Да я дождаться не мог, дни считал.

— И тем не менее несколько дней ходили вокруг да около, — хмыкнул я.

Симоне вдруг дёрнулся и весь как-то сжался.

— Ну... не совсем. Ох... ладно, надо сказать и это. Нет, Мауро — я пошёл смотреть тавроктонию в первый же вечер. Ночь, вернее.

— Как это?

— Вы помните, как Джанлуке позвонили насчёт драки? Вы тогда поехали разбираться, все ещё немного посидели и разошлись спать, а я тайком полез смотреть скульптуру. На вилле же никого не было, я это знал точно. Ну и рассмотрел... только пересидел там лишнего — те, кто в баре не пострадал, вернулись, и я не успел оттуда убраться. Спрятался кое-как позади бассейна, где задняя дверь, и решил — они заснут, и я выйду. Долго сидел... и вроде уже тихо стало, я только собрался — и у меня, как назло, сообщение пришло на телефон — а зал же пустой, эхо... так громко было, ужас. Один из рабочих проснулся и выскочил. Повезло, что только один... может, и остальные проснулись, не знаю. Он увидел, что кто-то есть внизу, и за мной. Они ж не просто так там жили — им же наказали смотреть, чтоб никого чужого не было.

Он замолчал и снова отвернулся, а до меня начало доходить, что мы сейчас услышим — и судя по виду Сильвио и Джанлуки, до них тоже. Господи, вот ведь... ну точно, если можно вляпаться, то он непременно это сделает. Я покачал головой и вздохнул. Сальгари непонимающе посмотрел на меня.

— Что?

— Насколько я понимаю, — проигнорировав вопрос, начал я, обращаясь к Симоне, — вы выскочили в заднюю дверь, а он погнался за вами.

— Ну да...

— И догнал на нижней галерее.

— Почти догнал. Я попытался взобраться по склону, обратно на лужайку, с другой стороны. У меня получилось.

— А у него — нет. Так?

— Ну да. Он оступился.

— Минутку! — рявкнул Сальгари. — О чём речь?!

— О трупе, — вздохнул я. — Втором. Вернее, первом, если по времени.

— Твою мать, — тоскливо протянул он. — Этого не хватало... Будут ещё сюрпризы?

— Таких — нет, надеюсь.

Неудивительно, что Симоне тогда так трясло. Ведь он же его потом и нашёл, вместе с Авророй...

— Юноша, давайте уже дальше, — устало произнёс Сальгари. — Мне кажется, эта ваша исповедь уже никогда не кончится.

— Вы не представляете, как мне было потом страшно, — голос Симоне опять дрогнул. — Да, собственно, потом мне всё время было страшно... не переставая. А когда Филиппо узнал, что я уже был поблизости, он ещё и обвинить меня пытался, что это я того рабочего... ну, скинул. Анджело вступился, поговорил с Моро, и Филиппо кое-как успокоили, но он всё равно мне не верил, я видел. Он набрал новых людей, и на этот раз Анджело со Станисом приехали с ними. Про тавроктонию они уже знали, и нужно было убедиться, что она подлинная.

— Ваш брат упоминал анализ — не спрашивайте, откуда я знаю. Они высверлили фрагмент? — влез я.

— Да. И убедились в том, что скульптура действительно античная, но окончательно я это только сегодня узнал. Ну, пока мы ругались. Хотя я и так был уверен.

— Вы не поддерживали с ним связь? — удивился Сальгари.

— Нет, я... я спрятался. Я знал, что Анджело там, за забором, а он про меня понятия не имел. Жутко злился, что я пропал.

— Но почему вдруг? Сперва понятно — авария, но потом-то?

Симоне опять отвернулся и замолчал, явно собираясь с духом.

— Это была не авария.

Сальгари закатил глаза и пробубнил что-то нечленораздельное, но явно ругательное.

— А что же? — терпеливо спросил я. — Вы же ездили тогда в Рим... или не ездили?

— Ездил, но ненадолго. Брат потребовал приехать и рассказать, что я нашёл, а мне надо было понять, сколько есть времени на собственные поиски. И убедить его оттянуть появление новой бригады, если ему это удастся.

— Поиски чего?

— Митреума.

— Чего?!

— Понимаете, — он привстал, и его глаза заблестели — так, как и всегда, когда он начинал обсуждать свою любимую тему. — Я был уверен, что тавроктония и мозаики — части одного целого, и сам митреум где-то поблизости. Ну или мне очень в это хотелось верить, не знаю... но так или иначе — с чего бы писать в каталоге, что мозаики из Летиции? Я решил, что костьми лягу, но найду его, если он тут — и найду раньше всех, чтобы они не смогли его разграбить. Я вернулся из Рима — красота, все разъехались, на вилле пусто, тут тоже только Нинетта и ребята. Но мне надо было куда-то деть машину, и я придумал загнать её на тот пляжик у поворота дороги. Сдвинул чуток камень, поехал... а там ужасно круто оказалось, и осыпь ещё вдобавок... короче, влетел в кусты с размаху, ушибся сам, машину попортил... но меня это не остановило. Перед рассветом кое-как вылез — поцарапался, правда, там кусты такие колючие оказались — и отправился в Летицию. Облазил весь дом, потом сад, а потом попытался проверить те пещерки в обрыве... мало ли, вдруг там вход — так же бывало, когда вход был труднодоступен, а потом его просто замуровывали, чтобы святилище не разграбили иноверцы. Но добраться получилось только до одной, дальше я не рискнул, а в ней ничего похожего не было. Я вылез обратно, стал карабкаться по камням на краю, где самое нагромождение... и нашёл.

Я не верил ушам. Впрочем, все остальные, кажется, тоже.

— Что ты нашёл? — изумлённо переспросил Джанлука.

— Митреум. То есть я совершенно уверен, что он здесь имеется. Было так — я провалился в какую-то глубокую щель, и не сразу сообразил, что это. Поначалу было очень больно — у меня нога неудачно застряла, я всё вытащить её не мог никак... мне кажется, я даже в обмороке какое-то время пробыл. А когда оклемался немножко, стал пытаться выбраться, но с ногой провозился очень долго... уставал, отдыхал, снова пытался... даже кричал, хотя понимал, что никто не услышит.

— Погоди, Симоне, — перебил Джанлука. — Мауро, помните — мы тогда со Стефом ходили по саду, и он полез на камни, а вы его согнали оттуда. Ему ещё крик почудился, но мы решили, что это чайки. А ты не слышал нас?

— Нет, я вообще тогда уже плохо соображал. Мне главное вылезти было, остальное не воспринималось. Ну и когда ногу всё-таки удалось освободить, я полез вверх потихоньку, и только тут заметил, что щель больше похожа на колодец прорубленный... ну то есть часть естественная, а часть явно рукотворная, хоть и старая. Я полз, полз, и уже ближе к выходу обнаружил перед собой рисунок — прямо на стенке краской наляпан был. Солнце — характерная такая пиктограмма, и цифры — 192. Видимо, год, но последнюю я не разобрал — темнеть стало, а телефон у меня давно разрядился. И тогда я понял, что это — световая шахта, какие непременно устраивались в митреумах, чтобы на алтарь падали лучи солнца. Судя по состоянию, её уже находили сто лет назад, расчистили и пометили этой надписью, просто за это время её ещё завалило немножко, но уже не так сильно. Понимаете?! Световая шахта! Исходя из её положения, я точно могу сказать, как располагается само святилище... оно под скалой, недалеко от края обрыва, а вход, скорее всего, под самой виллой. Я думаю, что та бессмысленная рустовка на галерее и есть обозначение входа — его нашли тогда, сто лет назад, а потом почему-то заложили... может, обстоятельства изменились, и хозяева не хотели, чтоб кто-то чужой нашёл. Во всяком случае, если судить по шахте, вход должен быть как раз где-то там.

— Такое может быть? — недоверчиво хмурясь, спросил меня комиссар.

— Знаете, я вам так скажу, — помедлив, отозвался я, — поскольку в этом участвует Симоне, может быть всё, что угодно. Не так давно я сгоряча пообещал ему митреум с тавроктонией, который его дожидается... похоже, так и будет, причём весьма скоро. Тавроктония-то уже имеется. Поздравлять, конечно, рано, но шанс, что скоро придётся, точно есть.

— Так ты именно поэтому намекал мне про место, когда обсуждалось строительство лестницы? — подал голос Джанлука.

— Ну да. Я сидел здесь и молился, чтобы вы — ну ваши рабочие — нашли митреум первыми. Понимаете? Чтобы не Филиппо и Ангелис нашли, а вы. Тогда это не удалось бы замолчать. Я всего и всех боялся... так запутался, что не понимал, кому что говорить. Потому и сидел здесь, не высовываясь — чтоб на брата со Станисом не напороться. Они же рассчитывали на меня, а я пропал... а появился бы — заставили бы им помогать.

— А чего тогда сегодня пошли?

— Тавроктония же! Они бы её вывезли — синьор Мауро же сказал об этом вчера вечером. Я не мог этого допустить, и решил — хрен им, только через мой труп.

Повисла тишина — переварить такое и впрямь было трудновато. Первым очнулся Сальгари.

— Так, — он с усилием потёр лицо ладонями и выбрался из кресла. — Теперь более-менее понятно, что к чему. Со всеми вашими археологическими озарениями разбирайтесь сами, я пас. А вот та часть, что касается изготовления фальшивок, мне пригодится. С вас, синьор Нуцци, адрес мастерской и имена всех, кто в ней работал. Перевозку в Рим вашего брата и тех двоих — одни из них скульптор по имени Станис, правильно? — я сегодня организую. С тем местным — как его? Бруно? Ну вот к нему у меня тоже есть вопросы... мне сказали, он бар держит — адрес бара тоже давайте. И адрес вашей матушки мне понадобится, но это пока не к спеху. Вы приходите в себя побыстрее, и приезжайте в Рим — дело буду вести не я, там много кого подключать придётся, но мы с вами ещё увидимся, и не раз. Пока вроде всё... сейчас, минутку посоображаю ещё... синьор Коста, где у вас курят? На улице?

— Да, идёмте, — я распахнул стеклянную дверь, и мы вышли на террасу. Сильвио, почти всё время молчавший, начал что-то уточнять, мальчишки наперебой отвечали, но я уже не вслушивался.

— Ну и история, — качнул головой Сальгари, щурясь на медленно сползающее к горизонту солнце. — Парень ваш просто уникум какой-то — вроде псих психом, а как заходит речь про всякие статуи, так гляньте — "через мой труп", ничего не боится... непонятно, как умом не тронулся, наблюдая братца и подельников его. Он действительно может быть прав насчёт святилища?

— Проверим, — пожал плечами я. — Но вполне может быть — история постройки виллы настолько мутная, там столько семейных тайн, что я уже не удивлюсь, если митреум под нею и впрямь обнаружится.

— Но если его сто лет назад нашли, то зачем опять замуровали?

— Там был какой-то скандальный раздел имущества — могли просто утаить, чтоб не делиться. Я не знаю подробностей.

Еле слышно зажужжал звонок — комиссар глянул на экран, чертыхнулся и нажал кнопку.

— Сальгари. Да, Флора... чего там у вас?

— Ренцо, я понимаю — ты у нас, конечно, бог и всё такое, но может, всё-таки поработаешь? Целый день на месте нет, а у нас тут ещё два трупа насыпалось, — женский голос из динамика был настолько звучным, что я слышал каждое слово. Комиссар скривился и закатил глаза, одновременно сделав жест в мою сторону — простите, мол.

— А я чем занят, как считаешь? — саркастически поинтересовался он. — Можно подумать, я тут сижу на морском побережье и закатом любуюсь. Что, в отделе все вымерли, без меня никак? Кстати, раз уж позвонила, давай-ка, организуй мне перевозку троих орлов из Сан Феличе. Они тут в местном участке загорают, но они мне в Риме нужны.

— Ооо! — простонала трубка. — Совести нет у тебя... действительно, мне ж совершенно нечем заняться больше.

— Давай-давай, — отозвался он. — Перезвоню чуть позже, всё скажу... и запрос на перевод готовь, имена сейчас скину.

— Ренцо!!!

— Спасибо, дорогая, — мурлыкнул он, отключился и с досадой пробормотал: — Вот заноза...

Я не выдержал и рассмеялся.

— Простите, я невольно слышал... почему она назвала вас богом?

— У меня в отделе кличка — Пан, — усмехнувшись, объяснил он. — Из-за шевелюры моей и любви к природе, так скажем. За глаза, конечно... кто ж начальству такое ляпнуть посмеет. Кроме этой мартышки разве что... но она толковая, потому и терплю. Ну что, синьор Коста — поеду я. Ещё увидимся.

— Спасибо вам, комиссар. Честно вам скажу, я рад знакомству, невзирая на все обстоятельства.

— Обстоятельства да, — хмыкнул он. — Но без них у вас вряд ли был бы шанс... ладно, пошли, имена-адреса запишу и поеду.

— Мауро! — позвал из гостиной Сильвио. — Идите сюда, тут Джанлука истории рассказывает — закачаешься. Похоже, Симоне прав насчёт митреума.

Мы вернулись внутрь.

— Я не успел вам рассказать — совершенно некогда было, — объяснил Джанлука. — Просто сегодня ночью на бабушку внезапно нашло, и она мне рассказала кое-что из истории семьи... ну, в её манере, конечно, поэтому без особых подробностей. Половина — мои догадки, так-то она сказала куда меньше... думаю, вы понимаете. Дело в том, что тот парень — ну, Танелли, — женился всё-таки на деньгах. Его и сама девушка, видимо, мало интересовала, и все семейные заморочки с коллекцией тоже. Поначалу всё было прилично, родились дети, они выглядели вполне счастливой парой, но когда Дзанетти-старший умер, Танелли перестал стесняться. Наша вилла всё ещё была не достроена, но ею продолжали заниматься — пока был жив старик, Танелли особо не совался, но после его смерти решительно воспротивился — а жена настаивала и продолжала тратить на это немалые средства.

— Франческо Дзанетти вообще не спешил с постройкой, — вставил Симоне. — Это было в его письмах Перуччи, я помню. Может, у него были косвенные свидетельства, что на этом участке есть какая-то археология.

— Возможно, — кивнул я. — Во всяком случае, тот вопросительный знак на карте вполне можно трактовать именно так — если его поставил сам Дзанетти, конечно. А может, и участок был выбран с дальним прицелом — и дом построить, и найти что-то неординарное. Он же любил всякие древние руины, как я понимаю.

— Всё возможно, но этого мы не уже не узнаем, — заметил Джанлука. — Так вот... жена продолжала тратить деньги, и Танелли это не нравилось. Видимо, они поругались. Усугубило ссору то, что, как оказалось, старик Дзанетти был крайне осторожен — то ли не очень доверял зятю, то ли в принципе был человеком подозрительным. По завещанию Танелли не полагалось ровным счётом ничего, кроме небольшой суммы. Две квартиры в Риме Дзанетти отписал внукам, все основные капиталы — тоже, причём указал их под двойной фамилией, чтобы не было разночтений. Значительную часть денег он оставил дочери, причём с оговоркой, что она продолжит дело с коллекцией, и опекунство над детьми до их совершеннолетия тоже отдавалось ей. Вилла же изначально была свадебным подарком для Летиции — то есть Энрико Танелли она тоже не принадлежала. Откуда в бумагах путаница с именем, никто не знает — возможно, когда её оформляли, Летиция ещё не вышла замуж, и оттого подписалась своей девичьей фамилией, но это домыслы, точно этого никто уже не скажет. Факт в том, что парень промазал — у него была богатая жена, а сам он как был оборванцем на её фоне, так и остался. И тогда Танелли провернул аферу: задействовав все свои связи в городке и наверняка приплатив, где нужно, он переделал купчую на землю, разделив усадьбу на две неравные части. Меньшая часть так и осталась с названием "Летиция", а большую он обозвал "виллой Капо", присвоил себе, после чего выселил оттуда жену с детьми, почти сразу продал и уехал восвояси, оборвав все контакты раз и навсегда. Просто сбежал, понимаете? Летиция смирилась, но продолжала упорно достраивать оставшийся дом, потратив очень много, практически всё, что оставил отец лично ей, то есть гораздо больше, чем планировалось вначале. И совершенно непонятно, на что ушли эти деньги — вы же видели виллу внутри. Этот дом стал для неё манией — дети учились в хороших пансионах, росли, стали взрослыми, а стройка всё продолжалась. Летиция даже жить сюда переехала, и под конец существовала в очень стеснённых условиях, однако напрочь отказывалась уезжать. Кончилось всё печально — психушкой, хотя дети до последнего пытались лечить её дома. Но стоило им отвернуться, как она сбегала из Рима и опять обнаруживалась на вилле.

— Синьор Коста, — насмешливо протянул Сальгари, — так вы тут, стало быть, квартирант на птичьих правах? Законный хозяин — синьор Габбьяни?

— Ну что вы такое говорите, комиссар! — вспыхнул Джанлука.

— Давайте дальше свою сказочку, — примирительно вскинув ладонь, попросил Сальгари. — Мне бы уже ехать, но я прямо заслушался... хочется уж до конца.

— Собственно, это всё, — развёл руками сосед. — Одна деталь — видимо, у Летиции было много странностей, раз она угодила в лечебницу, но главной, если не считать виллу, было поклонение Митре. Она даже называла свой дом "истинным домом Великого Солнца". Согласитесь, что и гостиная больше похожа на какую-то ритуальную залу, чем на нормальную комнату.

— Не говоря о том, что вряд ли в недостроенный дом специально притащили античную скульптуру, — добавил Симоне. — А вот если её нашли тут, то тогда понятно — просто вставили в интерьер.

— Назначение дома — это отдельный вопрос, — заметил я. — Мне кажется, что первоначально его вообще строили как что-то вроде музея, во всяком случае, как место, где можно было бы хранить и демонстрировать коллекцию, но уж никак не для того, чтобы жить. И уже по ходу дела проект изменили в угоду вновь открывшимся обстоятельствам, причём изменил его дилетант с весьма скудными материальными возможностями.

— Очень похоже, — согласился Джанлука. — И ваше предположение отлично вписывается в то, что рассказала бабушка о судьбе Франческо Дзанетти и его дочери.

— Ну и история, — невольно скопировав Сальгари, покачал головой Сильвио. — Прямо роман. Розина конфетку сделает, если вы, Джанлука, согласитесь это раскручивать. Для коллекции, кстати, может быть польза.

— Ну всё, — перебил его комиссар. — Надо мне ехать. Синьор Нуцци, давайте имена и адрес мастерской... Вот я уйду, и фантазируйте дальше сколько угодно.

Я вышел в прихожую.

— Эй, народ! Идите уже, мы закончили. Только Симоне не мучайте слишком — он и так осип уже.

Сальгари вышел следом.

— Я позвоню, синьор Коста. Вы мне ещё тоже понадобитесь.

— Конечно, в любое время. Пойдёмте, я вас провожу.

Мы дошли до парковки и распрощались, — его прыткий Паджеро резко взял с места и исчез за поворотом дороги. Я обернулся — передо мной синела глубокая тень задней стены моего дома, а чуть правее, почти скрытая зеленью, виднелась вилла Летиция. Огненно-красный солнечный диск садился прямо за нею — контур дрожал лёгким маревом, будто бы плавясь о плоскую крышу. Казалось, здание поглощает его целиком, впуская в себя как в колыбель, чтобы завтра выпустить снова, напитавшись за ночь его жаром, силой и мощью — так, как и полагается истинному святилищу Митры.

Истинному дому Великого Солнца.

— Значит, это ваш дом.

Синьора Летиция стояла у ворот, грузно опираясь на палку, и внимательно разглядывала открывающийся вид. Спустя пару недель после начала работы новой бригады с Анной во главе она всё же изъявила сдержанное желание посетить виллу. Я привёз её сам в один из воскресных дней, и она осмотрела всё самым тщательным образом и почти без комментариев. Только на пороге открытого митреума — да, он всё-таки нашёлся, причём именно там, где и предполагал Симоне, — она повернулась ко мне и спросила:

— Всё началось отсюда?

— В каком-то смысле да. По крайней мере, я не исключаю, что ваш предок Франческо Дзанетти неслучайно выбрал это место для усадьбы.

— Странные люди. Старые камни для них главная ценность. Мне не понять. Впрочем, неважно. Теперь это дело Джанлуки. Мне этот дом всё равно неприятен.

— Дом тут не при чём, — возразил я. — Камни они и есть камни — какие-то красивые, какие-то так себе. Но по-настоящему дом делают его обитатели, без них это просто большая коробка.

— Именно. Здесь мою бабку предал муж. Потом она сошла тут с ума. Как он может мне нравиться?

— Нельзя же помнить это сто лет подряд. Всё меняется — конечно, если ты этого хочешь и прилагаешь усилия.

— Разве? — удивилась она. — Хотите сказать, что срок давности вышел? Я так не думаю. Предательство не стоит таких усилий.

— Пойдёмте, я покажу вам, как мы живём, — предложил я, чтобы хоть как-то сменить неприятную ей тему. — Нас давно ждут к обеду, а здесь мы уже всё обошли.

Она кивнула и крепко оперлась на мою руку, преодолевая ступеньки лестницы. Мы миновали сад, — она остановилась и ещё раз окинула его взглядом, — потом вышли на дорогу и не спеша добрели до моих ворот. Июльский зной синел узкой полоской моря, пах цветущими бугенвиллеями и разгонял по небу мелкие прозрачные облака. Я распахнул калитку и жестом предложил ей войти, но она остановилась на пороге.

— Прошу вас, — произнёс я, но она не двинулась с места.

— Благодарю. Но для меня это по-прежнему дом мерзавца Танелли. Я не пойду. Простите. Вы не при чём, и ваша семья тоже. Но я не пойду.

— Мауро! — в окне кухни показалась Розина. — Мауро, идите скорей! Нинетта стол накрыла, все собрались.

— Кто это?

— Розина, моя бывшая жена. Может, всё-таки согласитесь? Вас все ждут, даже Джанлука уже там. Пообедаем вместе, и я вас сразу же отвезу в Рим.

Но она так и стояла, разглядывая дом, будто в музее.

— Мауро, они меня сейчас съедят! Ну идите, все голодные! Нинетта ругается! — Розина снова выглянула в окно и помахала рукой. — Добрый день, синьора Варезе!

— Ам! — в окне, будто в кинокадре, показался Стеф — в его руке был огромный нож для разделки мяса. — Точно съем!

— Караул! — завопила Розина, в ужасе отшатнувшись, — они захохотали и скрылись в глубине кухни.

— Это ваш сын?

— Да, Стефано.

— Ну хорошо, — она обернулась и посмотрела на меня. — Я пойду. Люди ждали, это невежливо. Но вы же понимаете, что я всё равно не забуду.

— Вы о чём? О доме?

Она усмехнулась, и лёгким тычком палки указала в пустой проём окна.

— Нет. Я о прощении. Вот вы её не простили. Любите, но не простили. Почему? Такие усилия не для вас?

Не хочу, не умею, с чего вы взяли... я мог бы сказать что угодно, но я улыбнулся и произнёс фразу, которую никто бы не оценил так, как она:

— Это не ваше дело.

Она кивнула и улыбнулась в ответ — по-настоящему, как в ту ночь у неё в квартире, — и решительно зашагала по дорожке к дому.