Шах королю (джен)

Когда Англии задают вопрос, кого он считает самым интересным человеком из тех, с кем знакомился в течение своей долгой жизни, многие предполагают, что он обязательно ответит — «Елизавета I». Ведь все знают о тесных отношениях между ним и королевой, которая была его лучшей подругой и платонической любовью. Но, к удивлению людей и остальных наций, включая Францию, он всегда называет другое имя. Имя, которое в свое время не очень любили.

Все началось, когда его капризный король Генрих VIII Тюдор, который постоянно веселился с любовницами и забывал о супруге, а вместе с ней и о хрупком перемирии с Испанией, увлекся юной придворной дамой, загадочной Анной Болейн, которой удалось вскружить ему голову.

— Нет, нет и нет! — кричал Англия, шагая туда-сюда по огромному залу. А Генрих лишь закатил глаза, показывая, как сильно ему надоел этот разговор.

— Но я же тебе сказал, что уже не люблю Екатерину! Она даже не может больше рожать и превратилась в старуху, которая лишь занимает трон, — возразил король и встал со стула. Англия, тогда выглядевший как пятнадцатилетний юноша, вызывающе посмотрел на него.

— Она все равно твоя супруга перед богом и людьми, — не сдавался он, скрестив руки на груди.

— Тогда я разведусь с ней и женюсь снова!

— Неужели ты думаешь, что Ватикан просто так с этим согласится? Разрушать брак только потому, что ты думаешь не головой, а тем, что находится у тебя между ног, — совершенно немыслимо, — сказал Англия, представляя, какое будет лицо у Южной Италии, если такое прошение прибудет в Ватикан.

— Ничего, я найду способ, даже если буду вынужден разорвать отношения с Ватиканом.

— Еще чего! — заорал нация, следуя за королем, который собирался покинуть зал.

— Я — король, могу делать, что хочу, — ответил тот уверенным и слегка высокомерным тоном.

— А ты не забывай, что я — твоя страна!

— Страна, которая находится в моей власти. Это ты не забывай, где твое настоящее место.

И, сказав это, Генрих вышел и оставил ругающегося Англию одного.

— Простите, милорд, я не знала, что вы здесь, — раздался вдруг голос виновницы всего этого спора. Англия с яростью уставился на нее, но она почему-то улыбнулась.

— Если вам нужен его величество, вам лучше стоит поискать в его покоях, — огрызнулся он. Улыбка Анны стала еще шире.

— Не надо таких намеков, милорд. Если я когда-нибудь посещу покои его величества, то только будучи королевой, а не простой куртизанкой, — ответила она, принимая то выражение лица, которым ей удалось очаровать Генриха.

— Мисс Болейн, думаю, вы прекрасно знаете, что мне никогда не нравилось ваше присутствие в этом замке, поэтому можете быть уверены, что я сделаю все возможное, чтобы ваше проживание здесь не стало постоянным. И мне все равно, что за ведьмовство вы использовали, чтобы околдовать короля, — предупредил Англия, подошел ближе и встал напротив Анны.

— Это «ведьмовство» — всего лишь искусство соблазнения. Но, возможно, вы еще слишком молоды, чтобы понять, — бровь Анны изогнулась.

Англия нахмурился.

— Я намного старше, чем выгляжу, миледи, — ответил он, раздраженный ее высокомерной улыбкой.

— Это мне известно, милорд, но солидный возраст не всегда означает, что у вас есть опыт во всех областях.

— У меня достаточно опыта, и я уверяю вас, что я не ребенок, даже если так выгляжу.

— Тогда я могу предположить, что вы уже знакомы... с обаянием дам, с удовольствиями, прячущимися под юбками и корсетами, с букетом роз между... думаю, вы знаете, о чем я говорю, — поинтересовалась Анна, проводя рукой по своему жемчужному колье и кулону в форме буквы "В", при этом глядя Англии прямо в глаза. Тот растерянно наблюдал за ее тонкими пальцами, поглаживающими ключицу и ниже.

— Как вижу, у вас в этом еще не очень много опыта. Поэтому ясно, почему вы не понимаете поведение короля, — шепнула она ему почти на ухо, тихо хихикнула при виде покрасневшего лица нации и ушла.

Англия ругался себе под нос, проклиная Анну за столь неприличные замечания. У него создалось впечатление, будто он разговаривал с женской версией Франции — хотя ладно, эта девушка, несмотря на все, казалась все-таки более достойной, чем француз.

И так проходили дни: Анна продолжала провоцировать короля, а также самого Англию, постоянно бросая кокетливые взгляды, соблазнительно улыбаясь и будто случайно прикасаясь к руке Генриха. А еще она любила вести споры с Англией, которые, благодаря их острым языкам, продолжались бы вечно, если их бы не прерывали. От всего этого Англия вскоре начал ощущать легкую растерянность.

Анна была необычной женщиной: она все время искала Генриха, и когда находила его, дарила ему очаровательную улыбку или просто строила ему глазки, заставляя короля бегать за ней, как цыпленок за матерью. Но стоило ему самому подойти к ней, как она тут же отворачивалась и притворялась холодной, в результате чего он увлекался ею еще сильнее, чем прежде.

А Екатерина тем временем уже начинала выходить из себя.

— Я его теряю, Англия! И все из-за какой-то куртизанки, которая не довольствуется драгоценностями и нарядами! Она хочет отобрать у меня трон! — кричала законная королева, дергая перчатки и пытаясь сдержать слезы.

— Ничего, она его не получит. Генрих относится к женщинам как ребенок к новым игрушкам. Она ему скоро надоест, — ответил он абсолютно бестактно.

— Но с этой игрушкой он играет уже слишком долго, и если все будет продолжаться в этом духе, то он окончательно отвернется и покинет меня.

Англия знал, что Екатерина права. Анна Болейн уже успела превратиться в настоящую угрозу, поэтому настало время решить эту проблему и избавиться от нее.

— Анна! — позвал он однажды, когда встретил ее в огромном саду замка.

— Милорд! Как вижу, вы меня искали. Позвольте спросить — почему?

Анну не очень удивило серьезное выражения лица страны, поскольку она давно привыкла видеть вечную морщину между его бровями.

— Мне нужно срочно с тобой поговорить. Немедленно прекрати играть с королем, ты зашла уже слишком далеко! Если хочешь богатств, я тебе их дам, место при королевском дворе у тебя уже есть, а еще ты получишь звание гораздо выше, только оставь Генриха в покое! Когда ты уже поймешь, что он не обычный мужчина, а, черт побери, король?! — набросился на нее Англия. Но на ее необыкновенно красивом лице лишь появилась усмешка.

— Именно поэтому я и не собираюсь оставлять его в покое. Его величеству нужен наследник, которого я могу ему подарить. Но только если он перестанет цепляться за свою престарелую супругу, — ответила она решительным тоном.

— Ты не сможешь их разлучить!

— Не стоит недооценивать меня, милорд. Король упадет к моим ногам, вот увидите, потому что он, несмотря на то что носит корону, все же мужчина. С теми же инстинктами и желаниями, что и все остальные.

Анна подходила все ближе, и не успел Англия оглянуться, как она оказалась всего в паре дюймов от него.

— Как и вы, Англия. Да, вы нация, но также и мужчина.

Чувствуя ее дыхание у своего рта, он занервничал.

— Какая наглость — говорить о короле, будто он простой мужчина! — возмутился он, впервые в жизни отступая перед женщиной.

— И какая наглость с вашей стороны — так нервничать в присутствии скромной придворной, — ответила Анна, которая, естественно, заметила реакцию страны. — Или, возможно, вы сами поддались моему обаянию? — поинтересовалась она с усмешкой.

— Значит, соблазнить короля тебе мало, тебе еще обязательно нужно соблазнить собственную страну. Теперь я вижу, что ты родилась совершенно без совести, — процедил Англия сквозь зубы. Но его слова не обидели ее, а совсем наоборот.

— О, милорд, если у меня была бы совесть, я бы никогда не достигла всего этого. А скоро и корону получу, — ответила она, упорно глядя ему в глаза. Как ни странно, он не знал, что ему лучше сделать: то ли улыбнуться, то ли отругать ее.

Он совсем растерялся. Анна во всех отношениях так отличалась от Екатерины и всех прочих женщин, будто не боялась ни оспаривать свой статус женщины, ни восставать и высказывать мужчинам все прямо в лицо, кем бы они ни были. А еще она соблазняла их без всякого стыда или скромности, надевая маску святой. В ее действиях было столько цинизма, что она от этого становилась даже привлекательной, будто так и побуждала к попыткам приручить ее. Такой женщиной она была. Теперь Англия немного лучше понимал поведение Генриха и его одержимость ею.

Но он все равно не собирался прощать короля, когда тот разорвал все отношения с католической церковью, а вместе с ней и с Южной Италией, и, конечно, с Испанией. Только чтобы молодая и прекрасная Болейн могла носить корону.

— Ну что, доволен? — спросил он у Генриха за несколько часов перед коронацией. — Ты разделил мой народ на католиков и протестантов, весь парламент говорит, что ты наденешь корону проститутке, церковь тебя отлучила, а этот идиот Испания наверняка скоро начнет требовать возмещение. Не говоря уже о том, что этот придурок Франция, который сейчас находится на грани революции, возможно, додумается воспользоваться тем, что в моей стране беспорядки, и нападет на меня. Это на самом деле того стоило?

Лицо короля было серьезно. Он сам и так уже знал это все.

— Это все будет того стоить, когда Анна родит сына, — ответил он хриплым голосом.

— Сына, которого могла бы тебе родить одна из твоих любовниц!

— И которого потом считали бы незаконнорожденным и никогда бы не признали наследником престола.

Англия замолчал. Как он ненавидел эту нелепую монархическую систему и всю эту ерунду о первенцах мужского пола! Ему было больно смотреть, как отвергали женщин, которые не могли больше рожать, как в будущем наверняка случится и с Анной.

День коронации был наполнен не весельем, а злобными криками и оскорблениями, направленными на новую королеву, «проститутку Болейн», которая околдовала короля. Но, несмотря ни на что, Анна сохраняла покой, как человек, действительно достойный носить корону. По крайней мере, до наступления ночи.

Англия отправился в ее покои. Он хотел отчитать ее за то, что из-за нее стало со страной, прежде чем она проведет первую брачную ночь с королем. Прибыв в огромную комнату, где Анну должны были подготавливать служанки, Англия уже открыл рот, но потерял дар речи, как только увидел ее у окна, одетую лишь в белую ночную сорочку, совсем не похожую на ее обычные дорогие платья. Ее каштановые волосы доходили до талии, на милом лице была заметна легкая печаль, когда она разглядывала пейзаж, на мгновение потеряв бдительность.

Англия кашлянул, и Анна в испуге немедленно обернулась к нему. Увидев его, она снова приняла свое типичное надменное выражение, но на этот раз не такое высокомерное.

— В конце концов тебе все-таки удалось достичь трона, Анна. Признаюсь: я не думал, что у тебя это на самом деле получится, — сказал он, удивлясь самому себе, поскольку он вообще-то собирался ругать ее.

— Я приму эти слова как капитуляцию, — ответила она с мимолетной улыбкой, а затем глубоко вздохнула, убрала прядь своих длинных волос за ухо и провела по ними пальцами.

— Ну и что будет дальше? Король и весь мой дом находятся у твоих ног. Надеюсь, ты не собираешься заставить еще и меня упасть перед тобой на колени, поскольку этого не будет никогда, — вежливо начал Англия.

— Звучит заманчиво... но нет. Теперь я посвящу себя рождению сына королю. Какая скучная жизнь! — воскликнула она и засмеялась, сбивая его с толку.

Она еще немного посмеялась, а потом отошла от окна, даже не подумав прикрыться.

— Жизнь женщины невероятно скучная, знаете, милорд? Нас с детства учат хорошо выглядеть и не открывать рот, чтобы нравиться мужчинам, и если нам повезет, мы можем выйти замуж за человека успешного и богатого, у кого, возможно, есть еще и дворянский титул. Мы рождаемся и вырастаем, чтобы жить как куклы, стоящие в витрине. Всегда красивые и улыбчивые, украшенные драгоценными камнями и платьями из парчи, из самого изысканного шелка. Много думать нам нельзя, чтобы на нас не смотрели с неодобрением, много разговаривать — тоже, а то будем нянчить своих племянников, не говоря уже о том, что мы вынуждены заботиться о родителях в старости... это очень скучная и утомительная жизнь. Но я, Англия, несмотря на то, что от судьбы сбежать не смогу, ненавижу скуку, поэтому решила, что раз я уже обречена на такую жизнь, то хотя бы стану самой лучшей из скучных женщин на свете! Сделаю так, чтобы люди помнили мое имя, чтобы перешептывались и показывали на меня пальцем! Чтобы увидели женщину, которая думает, имеет собственное мнение и управляет мужчинами, как марионетками! Они думают, что они лучше, чем мы! Еще чего! Как могут так говорить о себе существа, которые подчиняются инстинктам? Нет, я сброшу с себя оковы моего пола! Посмотрите на меня, Англия, я заставила самого могущественного мужчину всей Европы выполнять мои капризы! — крикнула Анна. Щеки ее аж порозовели от восторга.

Она подошла к Англии и протянула руку, будто ожидала что-то получить от него.

— В этой руке я держала сердце его величества, — сказала она. Протягивая вторую руку, продолжила: — А этой тянула за ниточки, чтобы управлять им.

Она снова засмеялась.

— Шах и мат... королева всегда самая мощная и может двигаться куда хочет, в отличие от короля... но не каждая королева может избежать судьбы. Игра закончилась, и теперь у меня нет другого выбора, как исполнить мой женский долг.

Энтузиазм пропал из ее голоса, пока она глядела в зеленые глаза Англии. Тот молча выслушал ее речь.

Забывая все приличия и даже их враждебные отношения, Анна взяла страну за руки, будто ребенок. Англия испугался.

— Как я вам завидую, Англия, как ужасно завидую! Я слышала, что есть страны женского пола. Господи, я бы сделала что угодно, чтобы стать одной из них! Им не нужно вести такую скучную жизнь... они свободны, — сказала она, сжимая его руки. Он вырвался из ее хватки.

— Свободных стран не бывает, миледи. Вы понятия не имеете, что вы желаете, а если бы имели, то не говорили бы такую ерунду. Я, наоборот, знаю некоторые страны, которые завидуют вам, которые тоже отдали бы все, чтобы стать обычным человеком, как вы, поэтому прекратите. — Сказав это, Англия отошел от нее. — Король уже ждет вас.

И, сказав это, он покинул комнату и оставил грустную Анну позади.

Очень скоро в замке появились потрясающие новости: Анна беременна. Она с королем были вне себя от радости, особенно когда появились слухи о молитвах о рождении мальчика.

— Поздравляю, — произнес Англия, когда встретил Анну в коридоре в сопровождении ее дам.

— Что за кислый вид, милорд? Как будто вы не рады, — пошутила она.

— Я рад, просто волнуюсь, что может родиться не мальчик, — признался он, шагая рядом с ней. В последнее время они почти совсем перестали ссориться и вели все более цивилизованные разговоры.

— Не надо волноваться, ведь я знаю, что, несмотря на все, бог на моей стороне и обязательно выполнит мое желание. Вот увидите, — успокаивала его Анна. Хотя на самом деле Англии было все равно, какой пол будет у ребенка... он просто боялся, что будет с Анной, если та родит девочку. Что ее, возможно, постигнет та же участь, что и Екатерину.

Он сам не понимал, почему вообще волновался за такого человека, как Анна Болейн, женщину, которая захватила трон с помощью очарования и кокетства. Ладно, может, это и было как раз поэтому: несмотря на все, что она натворила, он ею восхищался. Почему бы и нет? Она ему нравилась, а еще у них были схожи характером, включая честолюбие.

Наконец настал долгожданный день. По всему замку носились предположения, молитвы, бормотание. Генрих нервно ждал у двери комнаты, где находилась его супруга, а Англия, который сопровождал его, всеми силами пытался выглядеть спокойным, но время от времени от волнения начинал грызть ногти.

В конце концов раздался плач ребенка, и все, кто стояли, затаив дыхание, одновременно выдохнули.

Генрих, естественно, зашел в комнату первым, и нетерпеливой стране пришлось шагать за ним, время от времени пытаясь взглянуть через плечо короля, чтобы увидеть, как тому передавали завернутого ребенка с румяными щечками и рыжими волосами.

— У нас девочка, — сказала усталая Анна слегка дрожащим голосом.

На лице у Генриха тут же появилось разочарование, которое он не очень-то пытался скрыть. Он лишь кивнул, отдал ребенка чуть не плачущей матери, заставил себя поцеловать ее в лоб и ушел в сопровождении своих советников и прочих присутствующих. Англия помахал рукой, чтобы выпроводить тех, кто еще остался, и без разрешения сел на кровать Анны.

— Ну и как ты собираешься ее назвать? — поинтересовался он, глядя на рыжие волосы девочки, которая с закрытыми глазами тянула пухлые ручки в поисках матери.

Анна наконец улыбнулась и вытерла слезы.

— Ее имя Елизавета.

— Мне нравится, — заметил Англия, тоже с улыбкой, и приблизил руку к малышке, которая схватилась за его указательный палец. Он вздрогнул, но не от неприязни, а, наоборот, от умиления.

— Я уверена, что она унаследовала мой темперамент, поэтому постарайтесь не очень часто ругать ее в будущем, милорд, — сказала Анна, целуя ребенка.

— Пообещать ничего не могу. Она ведь твоя дочь, и я уже знаю, что она будет постоянно вызывать у меня головную боль. Буду с ней ссориться, сколько смогу, — ответил он, и они оба засмеялись.

Но затем на ее лице снова появилась печаль, пока она прижимала губы к макушке Елизаветы и вдыхала ее сладкий запах.

— Я вам до сих пор так завидую, Англия. Моя дочь только родилась — и уже приговорена к жизни, от которой мне так хотелось сбежать... как бы мне хотелось быть как вы!

— Не говори так, Анна, я знаю не одну нацию, которая с удовольствием бы лежала сейчас в этой кровати с ребенком на руках, — ответил он, но на этот раз без укора, а с грустью, думая о странах женского пола, как Венгрия или Бельгия. Те иногда глядели с сожалением на своих руководителей, своих дворян, тайно желая возможности тоже быть матерями и чувствовать, как зарождается в их телах новая жизнь.

Но такова была судьба наций. Возможно, те — женского пола — на самом деле были немного свободнее, чем обычные женщины, но, в конце концов, вынуждены были заботиться исключительно о своем народе и сражаться за него. Быть вечными воительницами.

— Ну, тогда буду баловать эту малышку, пока у нее не появится братик, — решила Анна, заставляя себя улыбнуться.

Но братик так и не появлялся. Несмотря на то, что Анна снова беременела, ей ни разу не удавалось выносить плод до конца. Минимум два раза у нее случался выкидыш посреди ночи: она ощущала внезапную сильную боль, и на постели появлялись красные пятна. Когда это происходило, Англия, несмотря на все возражения и правила, спешил к ней в покои.

Он прекрасно помнил, как Анна в окровавленной ночной рубашке и с такими же руками подползала к нему на кровати и крепко обнимала его, безутешно рыдая. Ведь кто-то страдал от потери будущего наследника, но сама Анна — от смерти своего ребенка.

— Не бойся, не бойся... все будет хорошо, — успокаивал он ее каждый раз, гладя ее длинные волосы, а она тем временем забывала о всех своих масках и рыдала в его объятиях. Да, утешал ее именно Англия, а не ее супруг, который отстранялся от ее боли, будто это не был и его ребенок.

— Почему, Англия? Почему бог наказывает моих детей за мои грехи? — спрашивала она, когда, уставшая от рыданий, лежала в кровати и брала Англию за руку, и он, игнорируя все и всех, ложился рядом с ней, пытаясь облегчить ее боль.

— И не только это. Генрих относится ко мне все безразличнее... он меня больше не любит, и, несмотря на то, что я пытаюсь быть с ним, отвергает меня. Нет, не надо говорить мне, я уже знаю, что он себе нашел новую любовницу. Что будет со мной, Англия? Что будет со мной, если я не смогу подарить ему сына, если он бросит меня ради этой девушки, которая похожа на меня в ее возрасте? А с моей Елизаветой? Англия... если бы моим супругом был ты, все было бы намного лучше, — продолжила она, цепляясь за него еще сильнее.

Англия почувствовал, как его сердце начало биться быстрее, и был рад, что глаза Анны были закрыты и она не могла видеть яркий румянец у него на щеках.

Да, он прекрасно знал, что это был совсем не подходящий момент для такого, но просто не мог иначе.

Хотя в данной ситуации выкидыши не были самым ужасным и даже не новые капризы короля... а обвинение в прелюбодеянии, инцесте и предательстве, постигшее юную королеву.

— Что это такое?! Кто тебе рассказал такую чушь об Анне? — орал Англия, бегая за королем, когда тот собирался к своим советникам, после того как Анна была взята под стражу.

— Это не чушь, эта женщина на самом деле ведьма! Она меня предала и запятнала мою честь! Поэтому она заслужила отсечение головы, и именно это она и получит! — ответил злой король.

— Подожди! Ты не можешь просто так назначать смертную казнь, не зная, виновна она на самом деле или нет, — старался Англия вразумить его.

Генрих внезапно остановился.

— А ты ее почему вдруг защищаешь? Если я правильно помню, ты ведь с самого начала был против нашего брака. Серьезно: не понимаю тебя, сейчас же как раз самый подходящий момент, чтобы избавиться от этой женщины, от этой грешницы и колдуньи.

— Смотри, как ты оскорбляешь и даже хочешь убить ее только из-за одного любовника, а у тебя самого половина замка куртизанок! Ты ее сам довел до этого, поэтому даже не начинай со своей двойной моралью! — огрызнулся Англия, который никогда не стеснялся так разговаривать со своими повелителями.

— Она женщина, но еще и королева! И у нее не только один любовник, а отношения с собственным братом, и она еще сговорилась против меня! — возразил Генрих с красным от ярости лицом, на что Англия еще сильнее повысил голос.

— Это все чушь, не было у нее никаких отношений с ее братом, а у тебя паранойя! Отпусти Анну сию секунду, прежде чем начнешь отрубать головы, как палач!

— Анну судили и приговорили к смертной казни, и даже ты не сможешь больше ничего для нее сделать, — сказал король твердым голосом и оставил свою страну позади, и тот, фыркая, поспешил к башне, где находилась в заключении Анна.

Он увидел ее, горько плачущую и усердно молящуюся в надежде на божественное спасение.

— Анна, — позвал он ее с наружной стороны решетки. Она подошла к нему, все еще рыдая.

— О, Англия, мне так страшно! Не хочу умирать, пожалуйста, я ни в чем не виновата, бог знает, что я ничего не сделала, чтобы заслужить это!

Она дрожала как осиновый лист и чуть не задыхалась. На ее лице были ужасное страдание и бесконечное отчаяние.

— Я поговорю с Генрихом. Сейчас он слишком зол, чтобы выслушать меня, но я не сдамся. А ты должна будешь мне помочь и умолять его о прощении, — сказал Англия и снова почувствовал руки Анны. Но на этот раз она на минуту перестала плакать и покачала головой.

— Нет, не буду.

Англия не мог поверить своим ушам.

— Что ты такое говоришь? Это единственный способ спасти твою голову!

— Не буду я этого делать! Я уже обрекла собственную семью на ад и потеряла достоинство и честь... поэтому не собираюсь еще и молить о своей жизни. Если уж я вынуждена умереть на людной площади, тогда хотя бы с остатками гордости, что у меня еще остались, — сказала она торжественно. Но в глазах ее все еще был заметен страх.

— Зачем тебе гордость, если ты умрешь?! — закричал Англия, тряся решетку и пытаясь вразумить Анну.

— А зачем мне жизнь без гордости?! — спросила она и, несмотря на дрожь и истерику, выпрямилась и подняла голову. — Вспомните, что я вам однажды сказала, милорд. Если бог уже решил, что я буду рождена женщиной и что должна именно так умереть, я с этим смирюсь, но не собираюсь вести скучную жизнь или бессмысленно терять ее. И тем более умолять мужчину, который однажды находился в моей власти, о пощаде... нет, милорд! Нет! Моя смерть будет такой, как и моя жизнь, я умру достойной женщиной, и, несмотря на то, что мне снесут голову на площади, все будут помнить мое имя и скажут: «Да, это Анна Болейн, королева Англии, которая изменила эту страну навсегда!». Поэтому, даже если я вынуждена умереть прямо сегодня и мое сердце сжимается от страха, я готова на это. И у меня есть к тебе просьба, дорогой мой Англия, — сказала она и взяла его за руки. Он с печалью посмотрел на нее. — Ты единственный, кто сможет выполнить мою просьбу! Умоляю тебя, не допусти, чтобы моя Елизавета страдала от проклятия женской судьбы! Сделай ее сильной, сделай ее достойной трона и не позволяй ей даже опустить взгляд перед мужчиной! Пусть будет свободной, пусть имеет свободу любить, не запирай ее в витрине, не допускай, чтобы она вела скучную жизнь! Это все, о чем я тебя прошу, Англия!

Она снова начала громко плакать. Англия сжал ее дрожащие руки.

— Я сделаю ее достойной называть себя твоей дочерью, — сказал он. Его зеленые глаза сияли, как никогда, пока он глядел на Анну, самую красивую женщину, которую он знал... и которой будет восхищаться всегда.

И после шести жен Генриха, смерти самого короля, краткого правления Марии I, дочери Екатерины, и огромного числа событий в доме Англии наконец вступила на престол Елизавета. Она стала не только такой, как желала ее мать... но даже превзошла все ожидания.

Елизавета I в очередной раз находилась в окружении своих советников перед послами Испании и Франции. Все с нетерпением ждали ее ответа, кого она решит взять в мужья — короля Испании или короля Франции. Елизавета была совершенно невозмутимой, не показывая ни чуточки слабости, а, наоборот, внушала такое уважение, что ей завидовали даже многие мужчины.

— Мое решение окончательное, господа, — начала она и встала с трона. Все остальные тут же опустились на колени. — Я ни с одним мужчиной не собираюсь делить свое ложе и тем более трон... ведь я уже замужем.

Услышав это, все невольно подняли взгляды, немедленно опуская их, когда она властно подняла руку.

— Я замужем за Англией, моя связь с моей страной благословлена богом, и ни один мужчина не сможет разрушить ее. Уходите, сообщите об этом своим королям, передайте им, что у так называемой королевы-девственницы есть нечто лучшее, чем мужчина, находящийся рядом: ее страна и ее народ.

Сказав это, она направилась к выходу. Все поклонились королеве и пропустили ее.

— Отличная речь, Елизавета. Или мне лучше стоит называть тебя «дорогая»? — спросил Англия с усмешкой, заражая тем же и королеву, которая протянула руку в его сторону.

Англия стал перед ней на колени и поцеловал кольцо на ее пальце.

— Ты не обязан делать это, супруг мой, оставь это простолюдинам, — сказала Елизавета, сжимая его руку.

Да, Елизавета была единственной женщиной, перед которой он становился на колени, но ее мать, Анна Болейн, — единственной, перед кем он отступил.