Лестница в небо (джен)

Астория бежит по лестнице вверх. Прищёлкивают каблучки, взлетает юбка с белым кружевным подолом, а рука победно взмахивает конвертом. Письмо из Хогвартса дошло и до неё тоже!

В одиннадцать уже не очень хочется драться с сестрой из-за внимания родителей или из-за любимых книг и мест на диване, а начинает вдруг не хватать совместных игр, проделок и общих секретов. Впрочем, Дафна теперь совсем взрослая. Ещё перед тем, как уехать в Хогвартс той осенью, старшая сестра заявила, что больше не намерена продолжать играть в куклы. Это сообщение родило в Астории глухой, бессильный протест, но она ничего не могла поделать. Дафна права: время бежит вперёд, и глупо пытаться остановить его руками.

Астория причесала мисс Эн и Элинор, аккуратно завязала банты на чудных белокурых головках и смиренно убрала их в коробку, которую поставили храниться на чердак.

А уже этой осенью она наконец сама поедет в Хогвартс и опять всё-всё время будет вместе с Дафной!

* * *

— Кхм... — слышится скрипучий голос прямо возле уха. — В тебе очень много доброты и милосердия. Такой, как ты, будет просто отлично на Пуффендуе.

— Что? О нет, нет… — Астория мысленно запинается, стремясь подобрать подходящее обращение к Шляпе. — Госпожа, только не это! Я хочу на Слизерин!

— На Слизерин? Мерлин, девочка, ты не знаешь, о чём просишь! На Слизерине тебе не место, — решительно отрезает Шляпа.

— Но как же, госпожа, — уверенно возражает Астория, — там ведь Дафни! Я хочу быть вместе с ней.

— Дафна Гринграсс? Помню-помню, очень амбициозная молодая леди. Но ты… тебе там не место.

"Пожалуйста!" — в отчаянии мысленно вскрикивает Астория.

— Ну хорошо, будь по-твоему. Но я предупреждала. Слизерин!

Астория бежит, подпрыгивая от радости, в объятия сестры. А после ужина все первокурсники гуськом идут за старостой вниз. Одна сырая ступенька за другой, прямиком в темноту факультетских помещений.

* * *

— Отдай! Отдай!

Астория бежит по ступенькам главной лестницы вверх, стремясь догнать Эрни Флинта. У него её работа по трансфигурации, вышедшая на целых два дюйма больше, чем нужно. Как всегда.

— Зубрила! — не останавливаясь, со смехом кидает он через плечо.

Астория мчится за однокурсником от самой факультетской гостиной, и у неё уже колет в боку.

— Акцио, свиток! — Навстречу по лестнице спускается Драко Малфой и отбирает у несносного Эрни сочинение. Пергамент летит Драко прямо в руку, повинуясь пассу волшебной палочки.

— Прекратите беготню, у нас и так меньше всех баллов! — недовольно растягивая гласные, произносит Малфой, и Астория вся густо краснеет, когда он протягивает ей её сочинение.

— Спасибо, — не поднимая головы, бормочет она, касаясь нечаянно кончиков его тонких холодных пальцев.

Малфой это, кажется, замечает, потому что брови его чуть вздёргиваются в лёгком удивлении. Но он не отпускает по обыкновению какую-нибудь колкую шуточку, а молча продолжает свой путь вниз. Астория какое-то время смотрит в его худую узкую спину, покрытую чёрной тканью, и ей, непонятно почему, очень хочется бежать за ним. Но она, конечно же, не делает этого, однако продолжает смотреть, пока он совсем не пропадает из виду.

* * *

Астория спускается из спальни, когда видит Драко и Панси, сидящих на диване перед камином. Огонь выхватывает из полумрака их бледные лица, а голова Паркинсон покоится у Драко на плече. Все знают, что Панси и Драко, скорее всего, поженятся сразу, как закончат Хогвартс. От этого Астории почему-то невыносимо грустно. И больно.

Пальцы бессильно разжимаются, и книги, которые она несёт сдавать в библиотеку, падают вниз. Скатываются по ступеням. Так, что обложки чудом остаются на местах.

Драко и Панси одновременно оборачиваются на Асторию, и зеленоватые глаза Паркинсон зло вспыхивают отблесками огня.

— Можно поаккуратнее?.. — визгливым голосом недовольно говорит она. — Напугала.

— Прости, пожалуйста. — Астория быстро собирает разбросанные учебники и вылетает из гостиной. И в груди что-то сдавливается железной рукой.

* * *

Они взбираются на пригорок за лесом. Вверх по осыпающемуся под ногами снегу. Над головой — яркое до рези в глазах голубое небо, а в руке Астории — тёплая ладонь Дафни. Выходной в Хогсмиде — это всегда только их личный день.

— Тори, если ты не прекратишь пялиться на Драко, мне придётся написать маме. В конце концов, об этом говорит уже весь факультет!

— Как весь факультет?.. — Астория оскальзывается и плюхается в снег. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, она еле-еле выбирается из сугроба под звонкий смех Дафны. — Что, так заметно?..

— Не то слово! Это даже неприлично!

— Ну-у-у… — Щёки Астории всё ещё пылают. Дафна иногда бывает такая бесцеремонная, что просто бесит.

— Скажи, что постараешься хотя бы! — восклицает сестра, отряхивая Астории спину.

— Хорошо, — покорно соглашается та. — Я попытаюсь не смотреть на Драко Малфоя слишком пристально!

Но перестать любить его она, конечно, пообещать не может. Даже ради приличия и собственного благополучия.

* * *

Грядёт что-то ужасное. Она чувствует это по тому, как вдруг из разговоров слизеринцев — тихих и услышанных Асторией по большей части случайно — исчезают обращения "Сам-знаешь-кто" или "Тот-кого-нельзя-называть". И появляется "Тёмный Лорд".

Астория уже ненавидит эти грядущие перемены по тому, насколько ощутимо несчастным стал теперь Драко. Это заметно даже ей, хоть они едва ли перекинулись парой слов за последний год. Она ни с кем не может обсудить поднимающуюся в душе тревогу, лишь на рождественских каникулах озвучивает свои переживания матери.

— Неужели выбор предопределён раз и навсегда? И делается за нас только распределением на определённый факультет?

— Ерунда! — Мама хлопает себя по коленям, как делала с самого детства, и Астория благодарно укладывается туда головой. Мама перебирает тёмные волосы Астории и легонько поглаживает. — Выбор должен быть продиктован только внутренней потребностью. Сердцем или разумом. Факультет ничего не значит. Как и чистокровность сама по себе. Глупо сражаться между собой, проливая магическую кровь. Они сами себе противоречат.

Астории становится легче от слов матери, хоть это и не сразу укладывается в её голове. Ей кажется, что весь мир слепо бежит и бежит по ступеням вниз, во мрак.

* * *

Они говорят, что Круциатус очень полезное в обиходе заклинание. И любой маг — доучившийся или нет — обязан им владеть.

"Интересно, и чего же в нём такого полезного?" — с тупой злостью думает Астория. Разве им можно подсветить любовный роман под одеялом, чтобы родители не увидели и не загнали спать, отобрав книгу, или, может быть, им можно нарезать хлеб на воскресном пикнике? Нет? Тогда Астория просто отказывается это понимать.

Она старается стать как можно меньше и незаметнее, сжавшись на своей последней парте, куда неизменно теперь садится. И несколько уроков ей везёт — о ней действительно не вспоминают. Но любому везению рано или поздно приходит конец.

— Гринграсс, Астория!

Соседка по парте буквально выпихивает Асторию вперёд — той вовсе не хочется, чтобы на неё пало внимание недопрофессора, несмотря на то, что там себе гриффиндорцы надумали (будто все слизеринцы только и мечтают, что пустить окружающим кровь).

Астория оказывается перед тоненькой девочкой, едва достающей ей до подбородка. На девочке жёлто-коричневый перекошенный галстук, и кажется, Астория на прошлой неделе помогала ей достать книгу с верхней полки в библиотеке.

Астория смотрит на девочку, отмечает дрожащие губы и испуганно расширенные зрачки. Она глядит в эти чёрные пятна, как в бездну. Вниз, на самое дно гигантского кратера.

Давление резко падает, палочка выпадает из ослабевших пальцев, а затылок встречает пол.

* * *

Астории всего шестнадцать. У неё нет права на трансгрессию, да и если она доберётся до Лондона камином, в Министерство без разрешения ей всё равно не попасть.

Мама не одобряет её стремления присутствовать на суде. Дафна говорит, что всё это — отыгранные карты и глупо пытаться усидеть за игральным столом (и откуда только таких аналогий набралась?). Даже папа недовольно кидает:

— Найди себе кого-нибудь получше для обожания, — прежде чем исчезнуть в клубах зеленоватого дыма по пути на работу.

А Астория обещает себе, что всё равно попадёт в зал суда. Она пишет письмо бабушке, и та обещает что-нибудь придумать.

После оправдательного приговора Драко выходит из зала суда. Астория рассматривает его почерневшее и ужасно исхудалое лицо. Её сердце рвётся вверх, поймав на какую-то долю секунды ощущение невесомости, будто на резко раскачавшихся качелях.

Но зато в толпе Драко наконец замечает её, Асторию. Замечает, и глаза его вспыхивают солнечными бликами в холодной воде.

* * *

Семейный врач говорит Астории, что она едва ли выносит ребёнка. А если выносит, то у неё будут сложные роды.

А если и роды пройдут нормально, то впереди её может ждать резкое ухудшение и так слабого здоровья.

Астория и без этого не вылезает из больницы святого Мунго. Она уже настолько устала от запаха лекарств и мельтешения жёлтых халатов, что и смерти больше не боится. Иногда ей малодушно кажется, что сдаться легче, чем бороться и терпеть боль.

А если и семьи у них с Драко не выйдет, то и вовсе не для чего терпеть.

* * *

Идёт уже сорок вторая неделя беременности и ровно вторая неделя, как Астория "перехаживает" с ребёнком. У неё уже не осталось никаких сил — ни моральных, ни физических. В поместье третью неделю живёт Дафна, чтобы не дать ей совсем пасть духом.

Астория уже не может ни сидеть, ни лежать, ни тем более спать. Её мучает нескончаемая изжога, ноги не лезут ни в одни туфли, и даже дышать становится почти невыносимо. Лестницы у них теперь под запретом — Драко переносит их спальню прямо на первый этаж.

А на прошлой неделе Астория нашла гинекологический справочник и начиталась всяких ужасов. Драко позже обнаружил её рыдающей там же, в библиотеке, и потратил целый вечер, чтобы унять её слёзы и убедить в том, что большинство людей, даже самых ничтожных, таки преодолевает все трудности родовых путей. Иначе откуда бы вокруг столько всяких кретинов? Астория рассмеялась и наконец немного успокоилась. Правда, после смеха она пыталась отдышаться ещё минут пять.

* * *

Скорпиусу два годика, и Астория, честно говоря, уже совсем не помнит ни бессонных изматывающих ночей, ни тяжёлых многочасовых родов, ни жарких ссор с Драко по поводу потребностей младенца.

Зато она помнит первые неуверенные шаги Скорпиуса, обожает его искреннюю улыбку и просто тает от серьёзного взгляда больших серо-голубых глаз.

Драко то щекочет Скорпиуса, то под громкий смех подбрасывает его вверх, валяясь с ним на широкой кровати в их спальне. А Астория чувствует внезапно накатившую слабость и, не успев сделать и пары шагов к креслу, падает.

* * *

— …заполонили всё эти поганые грязнокро…

— Может, хватит уже? — Восклицание получается, конечно, более эмоциональным и менее вежливым, чем положено. Но Астория просто устала. — Не надо Скорпиусу всё это слушать.

— Как это? — Миссис Малфой смотрит на неё широко распахнутыми глазами, потихоньку начинающими терять свою яркость. — Малфой должен уметь разделять правильное и неправильное с детства.

— Правильное? И куда привело вас это правильное?.. — Астория искренне возмущена тем, что даже после всего, что им пришлось пережить, Малфои не перестали предаваться своим пагубным заблуждениям.

— Ну знаете! В моё время никто бы не позволил себе так разговаривать со старшими! — Нарцисса поджимает губы и, кинув салфетку с колен на стол, гордо удаляется.

Мистер Малфой и Драко смотрят на Асторию в растерянности. Скорпиус выглядит сжавшимся и несчастным. И Астории приходится вставать и идти мириться со свекровью. Вместо того, чтобы ступенька за ступенькой пробовать выбраться наверх, они все так и прозябают во мраке.

* * *

Скорпиус едет в школу. Он широко улыбается и изо всех сил машет им из вагона поезда. Астория старается сдержать слёзы. Жаль, что у них только один мальчик. Будь их двое, трое или даже четверо — Астория бы наверняка справилась, — им было бы сейчас не так чудовищно грустно.

Но Скорпиус единственный. И больше не будет. Астория просто не способна на это. Драко крепко обнимает её за плечи, выражая молчаливую поддержку.

А уже через неделю Скорпиус пишет письмо о том, что подружился с сыном Поттеров, который тоже поступил на Слизерин (вот так новость!).

На этот раз Астория не может сдержать слёз: значит, всё было не зря. Всё меняется — медленно, но меняется. И ей, Астории (ладно, им с Драко), всё-таки удаётся воспитывать нормального доброго ребёнка. Ребёнка, бегущего по лестнице вверх.

* * *

Тело вдавлено в кровать, словно каменное. Астории кажется, что она уже не помнит, как выглядит небо, и трава, и тисовый парк. Слёзы бегут по щекам и щекочут кожу. От боли, от безысходности, от жалости к себе, от желания жить и от того, что сил на поддержание этой жизни уже больше совсем не осталось. А ещё из-за того, как давно она не видела улыбку Скорпиуса. И насколько давно забыл, как улыбаться, Драко.

А потом… потом вдруг становится легко. Узлы в груди распускаются — один за одним, один за одним, — тело перестаёт быть каменным и становится лёгким, как пушинка. Астории кажется, что она наконец может встать и танцевать. Воспарить.

Она поднимается всё выше и выше. Быстрее и быстрее. Пока за спиной не остаются и душная, надоевшая до чёртиков спальня, и тисовый парк, и пруд, заросший кувшинками, и осунувшиеся лица домашних.

Вверх. Всё выше и выше. Прямо по лестнице в небо.