Проклятие невежества (гет)

Аглая ждала его, нервничая и кусая губы. Но вот, передвигаясь своей пришаркивающей хромой походкой, появился Гефест. За пять минут до полудня и — один, как они и договаривались. Он хотел было заговорить с ней, но Аглая только поднесла палец к губам, расстелила большой-пребольшой платок на земле и знаками показала ему лечь.

— Ложиться? Но зачем?

— Не спрашивайте, ах, не спрашивайте! — она даже всплеснула руками. — Вы же знаете оптику и много других наук и ремёсел, так догадайтесь сами! Я вам сейчас помогу.

Он и хотел бы отказаться от помощи, но без Аглаи лечь прямо на землю ему было сложно — после одного неудачного эксперимента Гефест хромал, а колени его сгибались совсем плохо. Но вот они расположились на раскалённых солнцем камнях площади. Колесница Гелиоса пылала прямо над их головами. Тени исчезли, в страхе разбежавшись от её жара. И Аглая начала свою историю:

— Атлантида — особая земля. Здесь любая сказка становится реальностью, а реальность — всего лишь сказка. Здесь можно за день встретить всех богов и героев, а за ночь — всех чудовищ. А можно перепутать день с ночью — и всё-таки оказаться правым. Знаете ли вы, кто верховный бог Атлантиды?

— Не думал об этом… Но разве не Зевс, как везде?

— Раньше так и было, — вздохнула Аглая. Но потом… кто-то говорит, что между богами вышел спор, кто-то — что Зевс просто устал… но случилось так, что однажды он бросил слово, а слово бога — нерушимая клятва, что готов уступить корону тому, кто докажет, что может быть царём. А доказать он должен тем, что сумеет управиться с Атлантидой.

Ничего подобного Гефест никогда прежде не слышал, но он вообще не интересовался политикой: её ведь не надо было ковать или полировать, она не преломляла лучи и не давала летать над морем, её нельзя было разобрать и собрать заново… А главное — политика была ужасно ветрена и изменчива. Если ты плавишь медь, она всегда размягчается при одной и той же температуре, а каждая примесь меняет её ковкость, блеск или прочность. Меняет одинаково, что сегодня, что тысячу лет назад. Но политика никогда не давала одного и того же результата. Порой она вообще его не давала или вдруг преподносила сюрприз, когда никто ничего с ней не делал. Потому политикой всегда интересовался Арес. И вот сейчас Гефест пытался уследить за мыслью Аглаи, но никак не мог понять, к чему она ведёт.

— Так кто стал верховным богом?

— Никто.

— Что, совсем? — пришёл в ужас Гефест. — Но почему? И… как же вы живёте?

— Вот так и живём, — улыбнулась она. — Поэтому-то мифы и сказки совсем у нас распоясались, тени подслушивают разговоры, а слова порхают стайками, а то и устраивают настоящие брачные игры. Вчера, скажем, я видела такую странную пару: «адронный коллайдер». Наше слово — такое большое, сильное, хорошо откормленное — лежало на берегу ручья, а второе — я его не узнала, оно какой-то чужой породы, видимо, путешественники занесли — так и липло к нему ⁽¹⁾. Представляете, какие у них будут дети? Наверное, и предметов для этих слов ещё не придумано…

— Так почему никто так и не стал вашим богом? — напомнил ей Гефест.

Голова у него и так уже шла кругом от жары и всех этих чудес.

— Ах, это главное! Потому что Зевс решил, что миром нельзя править без… — Аглая на мгновение запнулась, пытаясь подобрать слова и никого не вызвать, — без романтической привязанности. К миру, к жизни, ко всему. Вот он и послал свою дочь Афродиту сюда, в Атлантиду. И приказал скрываться, чтобы только тот, кто действительно знает, что такое… чем-то дорожить и интересоваться — мог её найти. Таково первое испытание и первая причина. А вторая… — и из-за этого я за вас тревожусь — здесь все ужасно любят власть. И не хотят, чтобы она досталась кому-то другому. Строят из себя «маленьких людей», чтобы никто даже не подумал, что они хотят стать царями, а на самом деле только и мечтают, как бы всех подчинить. Вот, скажем, мой отец…

— Он владеет целой таверной, разве это мало? — Гефест по-прежнему не понимал, к чему она клонит, но почти не перебивал: у неё был такой чудесный голосок, и она сказала, что у него всё получится…

Аглая рассмеялась:

— Таверна — мелочь, знали бы вы, сколько от неё убытков! Отец вечно ругается с постояльцами, а постояльцы вечно не платят. А он делает вид, что очень удручён, но ничего не предпринимает. Знаете почему?

Гефест только молча помотал головой.

— Потому что на самом деле он работает на таможне! Он же Океан, мимо него ни один корабль не прошмыгнёт! Он часто говорил, что остров по праву его, что он здесь и так царь и бог. Чуть с Посейдоном не поругался — тот вместе с отцом работает, только уже не в таможне, а в пограничной охране. Да только Афродиту им обоим не сыскать никогда: из моря она вышла, но больше в него никогда не зайдёт… Так вот: вы! — прервала Аглая сама себя. — Вы, вы, вы — самое важное! Вы не боитесь говорить, что хотите построить новый мир. Это опасно. Молчите. Иначе все решат, будто вы стремитесь стать царём. Ох, как вам будет плохо, милый Гефест…

От облегчения он даже рассмеялся:

— Только и всего? Да что они могут мне сделать? Я человек пришлый, к власти не стремлюсь… А впрочем… Почему нет? Я ведь и вправду хочу научить этот мир прогрессу, мои изобретения могут принести огромную пользу. Вдруг у меня получится? Вдруг, я отыщу Афродиту? Я ведь умею любить!

И стоило ему произнести слово «любить», как его речь превратилась в розово-золотые искры и улетела куда-то прочь.

Аглая, увидев это, только вздохнула. Вот так всегда. Сначала она не удержалась, а теперь и он сам. Скоро её госпожа будет здесь. И тогда сердце Гефеста будет разбито. Только Аглая знала, как ненадёжна привязанность Афродиты и как холодна её немилость.

«А ещё я хотела бы его для себя, — подумала Аглая. — Его голос слишком тих, а ведь он говорит о том, что есть этот мир, и каким он может стать. Я бы сделала так, чтобы к его словам прислушивались. Чтобы Мастерство ценили и преклонялись перед ним».

Но полдень уже минул, у предметов появились тени, и в их присутствии Аглая не решалась говорить открыто. Как мало отведено для жизни без притворства и разговоров на чистоту! Всего-то два дня в год по десятку минут за раз ⁽²⁾. Но кое-что она бы сказала в любом случае, даже если бы её слушали все тени мира:

— Будьте осторожны, милый Гефест. Будьте верны себе — и у вас всё получится. Но не доверяйте Аресу. Он хорош в словах, а в наших краях слова часто могущественнее дел.

Она помогала Гефесту подняться и не заметила, как несколько теней — от куста креозота, от магнолии и от старой скамейки — вдруг изменили форму, побледнели и исчезли, словно куда-то ушли.

1) «Адрон» — греческое слово, означает «мощный, сильный, тучный». «Коллайдер» — восходит к латинскому «липнуть», «соединяться»

Вернуться к тексту

2) Точка абсолютного полудня — когда исчезают тени — двигается между тропиком рака и тропиком козерога. Места, где такое явление возможно, как правило, остаются без тени дважды в год.

Вернуться к тексту