Опустевшая комната (джен)

— Здесь она где-то, точно вам говорю! — слышится из-за двери, и Миртл зажимает себе рот рукой, боясь даже вдохнуть. Она вжалась в стену так, что, кажется, слилась с нею, и все-таки думает, что сейчас, вот сейчас, вот-вот — дверь распахнется, заливая светом темный класс, и под общий гогот Миртл выволокут наружу. Хорошо, если не за волосы. — Э-эй, Уоррен! Ты что, не хочешь назад свой дневник?

— Слушайте, да ну ее совсем! — раздраженный звонкий голос принадлежит Оливии. Миртл сразу кажется, что ее сердце стучит на весь замок. — Джонси, брось где-нибудь тут. Надо будет, сама заберет. Еще к Слагхорну из-за нее опаздывать не хватало!

Миртл тоже не хочет опаздывать к Слагхорну, но сейчас она скорее умрет, чем выйдет в коридор.

— Олли, она там такое про тебя написала, такое! Хочешь посмотреть?!

«Вот бы исчезнуть, вот бы исчезнуть, вот бы исчезнуть…».

— И не подумаю, мне до нее дела нет…

— А ей до тебя — очень даже!

— Джонси, Диана, вы слышали, что он в прошлый раз сказал?! Еще раз опоздаем — будем драить котлы! Он так и сказал, честное слово! Бросай эту дрянь и пойдем!

Бац! Это кто-то из девчонок пнул дверь на прощание, не догадываясь, что Миртл, сжавшаяся в комок по ту сторону, дернулась, как от удара. Смешки и топот затихают вдали, и медленно, медленно Миртл решается отнять руку ото рта. Ее щеки мокры от беззвучных слез.

Уже рано темнеет, и подвальные окошки под потолком черные, как ночью, только свет фонаря снаружи бросает косой луч через всю комнату. Миртл долго и тупо смотрит на этот отблеск, и ее дыхание потихоньку успокаивается. Когда она сидит вот так, неподвижно и неслышно, ей кажется, будто она тоже неодушевленный предмет вроде парт или вот этой метлы в углу, и в этом чувстве есть что-то освобождающее. Как будто живая Миртл должна страдать, а мертвая наконец становится свободной.

Она сидит так, пока не начинают болеть коленки.

Потом поднимается, и ее затуманенный взгляд цепляется за что-то странное в углу. Сначала Миртл кажется, что это оконная рама, прислоненная к стене, потом она видит блестящую гладь стекла — зеркало. Она нерешительно подходит ближе. Меньше всего на свете ей хочется видеть сейчас свое зареванное лицо, но диковинную резьбу, поблескивающую темным золотом, почему-то нужно рассмотреть. Все равно к Слагхорну она уже опоздала, а выходить из неуютного, но безопасного класса страшно. Вот посмотрю на раму, а потом назад, в спальню, и зароюсь с головой в одеяла, и не буду шевелиться до утра, а может быть, и утром тоже не буду.

Миртл даже не сразу понимает, что здесь не так. Она стоит перед зеркалом, близоруко щурясь, и читает какой-то набор букв: «Erised stra ehru oyt ube…», и сперва делает мучительную и бесплодную попытку узнать в этом латынь, но латынью, с которой у Миртл беда, тут и не пахнет. Пахнет чем-то другим, очень знакомым. Миртл чудится, что разгадка-то на поверхности, только бы сообразить, зачем эта надпись на зеркале… Почему, ну почему она со своими мозгами вообще оказалась на Рейвенкло?! Может быть, попади она на Хаффлпаф, все было бы по-другому?.. Потом девочка переводит взгляд вниз и не видит в зеркале себя.

Ряд чернеющих парт — вот он. Классная доска на противоположной стене — вот. Лучик фонаря — на месте. Даже краешек котла выглядывает из-за рамы, а самой Миртл нигде нет. Комната пуста.

Она быстро вскидывает руки к лицу — нет, на месте, вот они, вполне себе настоящие! Взгляд в зеркало — никого. Миртл уже понимает, что зеркало какое-то волшебное, и, наверное, сильно пугаться не стоит, но что-то в этом есть настолько неестественное и неправильное, что ее бьет дрожь, а все-таки перестать смотреть она не может. Осторожно, словно навстречу живому недоброму существу, она делает шаг, еще шаг, еще один, и протягивает дрожащую от страха и любопытства руку вперед, касается глади, и никакая рука не тянется ей навстречу.

Миртл выходит из класса, громко хлопнув дверью. Теперь уже не имеет значения, кто ее слышит — Джонси и Оливия далеко, и у нее есть еще полчаса, чтобы вернуться в спальню. Поднимает с пола дневник. Стоит неподвижно. Потом медленно идет к лестнице, ведущей прочь из подземелий.

Жить ей остается два года.