Добрый доктор (джен)

Мы живём в интересные времена.

Ариэль Хэнсон не знала, кто впервые произнёс эту фразу. Она знала, что та была в обиходе ещё до Долгого Сна, но первоисточник ей был неизвестен. И всё же фраза оставалась известной, и сейчас звучала до печального верно. Последние шесть лет человечество жило в весьма "интересные времена". За это время пала Конфедерация, сменившись не менее деспотичным режимом, в сектор Копрулу вторглись две инопланетные расы, прибыл и был побеждён флот Объединённого Земного Директората, и произошли три межпланетные войны, унёсшие жизни миллиардов. И как бы ни были интересны эти времена, Ариэль знала немало людей, предпочитавших куда более скучные. И даже будучи учёным, сама скорее относилась к ним.

— Ариэль, — сказал мужчина.

Он обвёл взглядом административный офис, останавливаясь на учёных, администраторах и лидерах ополчения, а затем продолжил:

— Мы можем поговорить? Наедине?

— Зачем? Чтобы никто не видел, как вы ударите меня в спину?

Мужчина собирался было возразить, но она его опередила:

— Ладно. Мы можем поговорить. Только отошлите заодно своих громил.

Она подразумевала двух морпехов, стоявших за его спиной. Золотые визоры, красная броня, гаусс-винтовки, настолько большие, что человек без боевого скафандра не смог бы даже их поднять. Джоанна, лидер ополчения колонии, барабанила пальцами по кобуре пистолета на поясе. Ариэль бросила на неё взгляд.

"Не надо", — читалось в этом взгляде.

Джоанна тоже посмотрела на неё. Таким же взглядом, как когда Ариэль дала челноку Доминиона терранов разрешение на посадку. Ариэль тогда указала, что, учитывая зависший на орбите Гавани крейсер, Доминион при желании мог легко превратить колонию в пепел, и её жители могли бы разве что осыпать их ругательствами. Так что, несмотря на возражения её начальницы безопасности, дала одному челноку разрешение на посадку. Они являлись независимой колонией, и их независимость следовало уважать.

Но сейчас, смотря на уходящих колонистов и морпехов, она со всей ясностью понимала, что независимость Гавани существовала лишь в тех пределах, в каких это позволяли Доминион и протоссы. По крайней мере, к ним прибыл терран, а не протосс, желающий завершить начатое их вершителем. Но тот факт, что она знала этого человека... что этот человек помог защитить колонию два года назад...

— Да, — сказал Джим Рейнор. — Интересные времена...

Она не знала, что ей думать об этом. Или что ей думать о нём. Так что просто развернулась и направилась обратно за свой стол, с табличкой "А. ХЭНСОН, АДМИНИСТРАТОР". Сев, она пошарила под столом, проверяя, что пистолет на месте.

— Вижу, вы тут неплохо устроились, — продолжил Рейнор, осматриваясь по сторонам так, словно никогда не бывал в стандартном строении. — Мне нравится... цвет.

— Не знала, что серый вам нравится, — пробормотала Ариэль. Откинувшись на спинку стула, она сняла очки и принялась их протирать. — Или красный.

Рейнор ничего не сказал. Возможно, её слова всё же пронзили его броню. Если да — хорошо. Нацепив очки обратно, она окинула его взглядом. За два прошедших года он не сильно изменился, и его броня была чёрной, не красной. Раньше она не видела, чтобы он её носил, но слышала упоминания о ней за то время, что провела на "Гиперионе". Броня родом ещё из времён Войны гильдий, многократно залатанная, усовершенствованная и украшенная разнообразными символами и значками.

— Послушайте, Ариэль...

Но всё же он был с Доминионом, в чёрном или нет. Прибыл на Гавань с доминионскими морпехами.

— Можем мы...

— Зачем вы здесь, Джим? — спросила она.

— Я думал, лейтенант Мунро уже это объяснил. Доминион...

— Нет, — сказала Ариэль. — Почему вы здесь? Вы провели годы, сражаясь против Доминиона. Спасли меня и моих людей с Агрии, когда Доминион бросил нас на произвол судьбы. Два года назад вы сказали, что собираетесь закончить начатое. А теперь? — она указала на него обеими руками. — Какого чёрта?

Кажется, ему стало неуютно от её слов.

— Времена изменились, — пробормотал он.

— О да, я вижу.

— Новый император, новый режим.

— И вы теперь носите его цвета, — Рейнор собирался было возразить, но Ариэль продолжила: — Я знаю историю, Джим Рейнор. Шесть лет назад Арктур Менгск произнёс пафосную речь о том, что всё изменится. Что Конфедерации больше нет, и из её пепла поднялось нечто куда лучшее. Думаете, только потому, что теперь Доминион возглавляет его сын, что-то станет иначе?

— Многое уже изменилось, — негромко сказал Рейнор. — Поэтому я и здесь.

— И привели доминионский крейсер на орбиту Гавани?

— Да. Думаете, будь Арктур по-прежнему у руля, он вообще позволил бы мне прилететь?

Ариэль уставилась на него, медленно осознавая его слова. По её спине пробежал холодок. Как ни крути... перед ней всё же стоял Джим Рейнор. Человек, спасший её и её людей целых три раза, и человек, при взгляде на которого она по-прежнему не могла не чувствовать... что-то. Может, не любовь, но влюблённость. И всё же этот человек теперь служил Доминиону...

Она не знала, что чувствовать по этому поводу. Ей даже не хотелось про это думать. Повернувшись на стуле, она посмотрела на флаг Гавани, висевший на одной из стен.

— Помнится, я на прощание подарила вам такой, — пробормотала она.

— Он до сих пор висит на "Гиперионе".

— Кстати, а где "Гиперион"? — спросила она, повернувшись обратно к нему. — Что-то я не видела Мэтта на переговорном экране.

— Мэтт и "Гиперион" в другом месте. Сражаются с тем же врагом, что направляется к Гавани, — ответил Рейнор.

— Да, ваш лейтенант про это упоминал. Но если этот враг атакует Доминион, не вижу, почему нас это должно волновать.

— А должно бы, учитывая, что этот враг атакует всех и вся. Вот почему я здесь. Вот почему я привёл крейсер. И вот почему я хочу начать укреплять колонию.

Ариэль встала:

— Нет. Ни в коем случае.

— Ариэль...

— Нет, Джим. Я не пущу сюда силы Доминиона. Не после того, через что прошли мои люди. Вы серьёзно думаете, что после Агрии, после Майнхоффа, они просто позволят...

— Если это означает, что вы выживете? Да.

Ариэль фыркнула:

— Тогда вы их не знаете, Джим. И не знаете меня, — она скрестила руки на груди. — Чёрт, возможно, я и вас никогда не знала.

Рейнор чуть нахмурился:

— Возможно. Если уж вы считаете, что после смерти Арктура я перестал бороться за благополучие людей.

Она чувствовала, что он говорил искренне. Возможно, это и было частью проблемы? На "Гиперионе" они немало разговаривали. Про то, как Джим Рейнор прошёл путь от конфедератского морпеха до бандита, конфедератского шерифа, повстанца в рядах "Сынов Корхала", лидера повстанцев, союзника протоссов, союзника Доминиона, и снова лидера повстанцев. Её отец сказал бы, что он — идеалист. Её мать, будучи склонной к цинизму, сказала бы, что ему просто требовалось за что-нибудь бороться, поскольку только это ему и давалось.

Почему она вообще думала о своих родителях сейчас?

Чёрт.

Она прекрасно знала почему. Рейнор повернул взгляд к окну, и она вновь увидела его таким же, как при первой встрече. Загадочным. Отважным. Красивым. Настоящим космическим ковбоем, заставляющим её сердце биться чаще.

— Видел кладбище, пока сюда шёл, — негромко сказал он. — Вам всё ещё туго приходится.

Ариэль вздохнула:

— Надгробий больше, чем тел под ними. Мы сожгли тела тех, кто заразился вирусом зергов. А в прошлом году была вспышка багровой лихорадки... тогда тоже немало погибло.

— Багровой лихорадки?

— Нативный патоген Гавани. Пронёсся по колонии, как лесной пожар, — она снова принялась протирать очки. Видя свои руки, она вспомнила, как те были покрыты пластиком и кровью, когда она погружала их во внутренности заражённых. — Лекарство мы в итоге нашли, но... чтобы не рисковать, тоже сожгли тела, — она подняла взгляд на Рейнора. — Но не волнуйтесь, вы не пробыли на планете достаточно долго, чтобы рисковать заразиться.

— И то хорошо.

— И вам не придётся об этом волноваться, — она встала и указала на дверь. — Выход вон там.

— Ариэль...

— Нет, Джим. В какую бы войну Доминион не ввязался, я не хочу быть частью этого. Мои люди этого не желают. Два года мы жили в мире. и я не намереваюсь ставить это под угрозу.

— Ариэль, у вас нет выбора.

Она пронзила его взглядом:

— Это угроза?

Рейнор не ответил. Он лишь взял маленький планшет, пристёгнутый к его броне магнитным зажимом, и протянул ей:

— Взгляните на это.

Она вздохнула:

— Джим...

— Взгляните!

Она едва не отшатнулась. Не только от его тона, но и взгляда. Прежде она уже видела этот взгляд. На "Гиперионе", в кают-компании. Так же он смотрел на телевизор во время репортажей о зергах, Доминионе или Менгске. Этот взгляд означал, что он готовился выйти на тропу войны. Так что она сочла за лучшее взять планшет и посмотреть на экран.

Она увидела изображение корабля, явно протосского. Но два года назад она видела корабли протоссов, и сразу заметила очевидные различия. Он был чёрным, а не золотым, едва видимым во мраке космоса. Если бы не красное свечение и красные же кристаллы, он бы, вероятно, вообще не был виден.

— Что это? — спросила она, взглянув на Рейнора.

— Протосский корабль. Авианосец. Настолько подвергшийся действию энергий Пустоты, что это его изменило, — его взгляд стал мрачным. — И знали бы вы, кто там среди команды.

— И... при чём здесь я? — тихо спросила она.

— При том, что этот авианосец всего в одиннадцати световых годах. И, судя по докладам разведки, как только он установит связь с ещё несколькими крупными кораблями, то направится в эту систему.

Сердце Ариэль ухнуло вниз.

— Сами догадываетесь, какая планета их интересует.

— Они... они возвращаются? — еле слышно прошептала она.

— Протоссы? Да. Но не те, что прежде. Эти протоссы убивают всех на своём пути. Зергов, терранов, других протоссов.

Ариэль медленно опустила планшет на свой стол:

— Это безумие.

— Ариэль, в последнее время я много чего повидал. "Безумие" — это и близко недостаточное описание происходящего.

Ариэль посмотрела на него. Прямо в глаза, выискивая хоть один признак того, что он пытался обвести её вокруг пальца. Но не увидела. О Джеймсе Рейноре можно было много чего сказать, но лжецом он не был.

— Сколько... — она перевела дыхание, — сколько ещё у нас времени?

— Дни, часы, недели... не знаю. Мы вообще узнали про это только благодаря данным, которые нам прислал Артанис.

— Кто?

— Артанис. Протосский иерарх. Что-то вроде императора, только геноцидом не занимается.

Ариэль не была в этом уверена. Она помнила, что протоссы творили с разными планетами в Великой войне. Что это было, как не геноцид? И это ещё не говоря о событиях двухлетней гавани, когда протосский флот прибыл к Гавани с намерениями убить всех её людей, только потому, что некоторые из них были заражены.

— Это война, — сказал Рейнор. — Возможно, последняя война. Может, и нет, я не знаю. Я знаю лишь, что Артанис делает всё что может, Сара делает всё, что она может, и я, чёрт возьми, тоже делаю всё что могу. Так что или вы позволите мне укрепить Гавань, Ариэль... или вскоре она потеряет право носить такое название.

У неё ушла вся сила воли, чтобы не спросить, кто такая Сара. Она, Джим... всё это было кончено. На самом деле оно и не начиналось. То, что произошло потом, её не касалось. Она предлагала ему поселиться здесь, он отказался. И только теперь судьба, если она существовала, свела их снова вместе.

— Ариэль, — прошептал Рейнор, — мне нужен ответ. Чёрт, он был нужен мне ещё час назад.

Ариэль не верила в судьбу. Но верила, что должна поступать правильно. И пусть она даже не знала, что теперь было правильным...

— Да...

— Ариэль?

— Да, — повторила она, подняв взгляд. — Гавань... Гавань ваша. Укрепляйте её как хотите. Делайте... что должно, — она упала обратно на стул и включила интерком: — Джоанна, возвращайтесь. Вам предстоит заняться координацией.

— Доктор Хэнсон?

— Немедленно, Джоанна.

Отключив связь, она вновь посмотрела на Рейнора. Улыбнулась, но он не улыбнулся в ответ.

— Координация, значит, — пробормотал он.

Ариэль наблюдала за ним. За тем, как он включил связь, известил крейсер об успехе переговоров и спросил, будут ли подкрепления. Судя по дальнейшему разговору — вряд ли. Похоже, как и два года назад, Джим Рейнор будет один в этой битве. И в отличие от тех событий, когда протоссы отступили после уничтожения их материнского корабля, этой битве явно предстояло идти до самого конца.

Но он был здесь. И это что-то да значило.

И для неё, как бы ни больно это было признавать, — довольно многое.