Пирог с голубикой (джен)

Арамис был в растерянности: вся его жизнь, еще накануне представлявшаяся так ясно и четко, вдруг в одночасье превратилась в темную неизвестность, в которой приходится пробираться наощупь в полном мраке. Совсем как на болоте, что находилось неподалеку от родного дома. В нем утонуло столько людей, что никто из местных по доброй воле даже рядом не проходил уже много лет. Лишь деревенские мальчишки да любопытный до всего необычного маленький Рене, невзирая на строгий приказ властной матери, часто прогуливались совсем рядом. Но подходить еще ближе боялись. Даже яркие и сочные ягоды голубики, так заманчиво сияющие цветом ночного неба среди мрачных болотных кустов, не могли заставить мальчишек преодолеть свой страх. Особенно когда на их глазах в болото угодил какой-то приезжий торговец. Накануне он похвалялся на деревенской площади, что пироги с голубикой, которые печет его жена, самые лучшие в округе, а все страхи, связанные с болотом, — всего лишь нелепые выдумки слабых духом людей. Поэтому никто и не стал переубеждать то ли глупца, то ли смельчака, когда тот с большой корзиной направился к болоту. И тут же увяз, стоило только не там ступить на обманчиво твердом берегу. Если бы не мальчишки, которые все же побежали посмотреть, что произойдет, то еще один человек остался бы в болотной трясине навсегда. Пока Рене, весь перепачкавшийся в прибрежной тине, держал торговца за руку, повторяя и повторяя, чтобы тот не смел двигаться и пытаться выбраться самостоятельно, двое мальчишек опрометью бросились в деревню с криками о помощи.

Тогда неразумного человека сумели спасти. Больше в деревне его не видели. Только у Рене осталась на память та самая большая корзина, в которой все же было несколько вкусных ягод, что мальчишки после поделили между собой. Торговец отдал корзину еще там, на берегу, когда отдышался и сумел поблагодарить своих спасителей. Никто над ним не смеялся. Наоборот, в этот раз болото осталось без жертвы, а это было хоть маленькой, но победой людей над болотной бездной. И даже местный священник провел службу, поблагодарив Бога за спасение заблудшей души.

Именно сейчас Арамис чувствовал себя тем торговцем. Он барахтался в болотной жиже, но рядом не было никого, кто мог бы держать за руку и пусть даже срывающимся детским голосом убеждать, что стоит лишь немного подождать, и все наладится. В голове до сих пор звучали строгие слова отца Симона о том, что он не выдержал экзамен, что поддался дьявольскому искушению и сам обрек себя на боль и отчаяние. Арамис же просто вспоминал мертвеца, который нанес ему непростительное оскорбление, когда еще был жив. И пусть все священные тексты говорили о том, что следует стерпеть и подставить другую щеку, у Арамиса не возникло ни малейшего желания им следовать. Пусть святые отцы из семинарии и пытались научить прощению и доброте, но где-то внутри все протестовало против настолько упрощенного понимания того, что его окружало. И совсем как в детстве — хотелось оказаться на берегу, усыпанном спелыми ягодами, чтобы еще раз испытать свою смелость и удачу. Что же случится потом, было не столь уж и важно.

Вот только в детстве все было намного ярче и интереснее. Теперь же, когда родительский дом точно не примет своего младшего сына, который нарушил все традиции разом, Арамис оказался в странной ситуации, из которой совершенно не видел выхода. Двери семинарии для него закрылись навсегда, домой вернуться он не мог и не желал, от денег, вырученных за несколько стихотворений, написанных для романтичных особ, почти не осталось. И, вполне вероятно, уже завтра могут отказать и от комнаты, которую он снимал после того как покинул семинарию. Но при всех настоящих неурядицах Арамис всё равно ни минуты не жалел, что не стерпел тогда оскорбления и бросил вызов на дуэль. Если что и оставалось сейчас у бывшего семинариста, то это его гордость, которую никто и никогда не смел задевать.

— Вам что-то еще нужно, господин? — трактирщик притворно раболепно склонился к Арамису, а тот чуть не рассмеялся от несоответствия хитрых глаз приторной улыбке.

— Вина! — неожиданно раздался рядом незнакомый мужской голос. — И неси мяса повкуснее. Я так голоден после караула, что готов тебя съесть!

Рослый молодой мужчина в мушкетерском плаще ткнул упитанного трактирщика прямо в живот, а тот, неожиданно пискнув что-то в ответ, низко поклонился и тут же исчез. А мушкетер с шумом уселся на скамью напротив Арамиса.

— Прошу прощения, что нарушил ваше уединение, но уж больно одиноким вы выглядите. Напоминаете меня, когда я впервые оказался в Париже. Потерянный взгляд и всего лишь пара мелких монет в тощем кошельке.

— Все в порядке, — Арамису почему-то совершенно не хотелось ничего говорить, хотя мушкетер так бесцеремонно вторгся в его «владения», пусть и ограниченные столом в самом обычном парижском трактире. — У меня действительно осталось совсем немного денег, мне скоро будет негде жить и не на что есть. И домой я вернуться не могу, потому что там мне нет места.

— И это все? — весело осведомился мушкетер, жадно глядя на жаркое, которое трактирщик поставил на стол. После рядом с блюдом в ряд выстроились несколько бутылок бургундского вина, глиняная плошка с паштетом и еще одна с сыром, посыпанным свежей зеленью.

— Угощайтесь, господин Портос! — торжественно провозгласил трактирщик и тут же ушел вместе с поваренком, который осторожно поставил рядом с бутылками блюдо с пирогом с яркими ягодами цвета ночного неба.

— Голубика? — неверяще вдруг проговорил Арамис, распахнутыми от удивления глазами глядя на пышный пирог, от которого исходил потрясающе вкусный запах.

— Говорят, что эти ягоды заколдованы и даются далеко не всем, — Портос насадил на нож кусок жаркого и протянул его Арамису. — Что нужно быть действительно сильным и храбрым, чтобы собрать их. Да и чтобы отведать, тоже. Но для начала нужно действительно хорошенько подкрепиться.

Арамис заметил, что его невольный собеседник смотрит на него с каким-то детским весельем, и все же взял нож с мясом. В конце концов, ему точно предлагали его от души. Молодой мушкетер был совсем не похож на хитреца или человека, задумавшего недоброе. Да и вообще, рядом с ним Арамис не чувствовал никакой опасности. Только любопытство.

— Знаете, на самом деле я впервые веду подобный разговор за те несколько месяцев, что живу в Париже. Обычно от меня сбегают, стоит мне только усесться за чей-то стол.

— Вы не производите впечатления человека, от одного появления которого нужно бежать сломя голову, — Арамис сглотнул, глядя на мясо. Но тут же, отбросив все, чему его учили святые отцы в деле воздержания, жадно откусил кусок, совершенно позабыв, что на дворе пост. Он потом обязательно помолится о прощении. Но лишь тогда, когда не будет настолько голоден.

— Я — нет, — Портос откупорил бутылку и разлил вино. — А вот моего лучшего друга стоит опасаться, да еще как. Я вас обязательно познакомлю. А теперь, — Портос внимательно посмотрел на Арамиса, — рассказывайте, что с вами приключилось.

— Но… — Арамис застыл с ножом в одной руке и с вином в другой, поразившись, насколько проницательными и серьезными стали глаза Портоса.

— Вы мне нравитесь, — Портос улыбнулся. — Я хочу вам помочь. Так же, как мне в свое время помог человек, который сейчас стал моим лучшим другом. Мы не были знакомы. Мы очень непохожи. Но ради него я сделаю все что угодно. Я не знаю, на что вы способны ради дружбы, но, может быть, стоит оставить все свои печали позади и сделать шаг в новую жизнь? Пусть это и покажется вам сейчас кощунством, но нельзя жить прошлым, когда впереди целая жизнь, которую можно провести рядом с лучшими друзьями.

Портос отсалютовал ножом с сыром и улыбнулся. А Арамису впервые стало спокойно, ведь нашелся человек, который так легко помог не просто выбраться из мрачного болота, но и понять, что даже для него ничего еще не потеряно.

— Если не хотите рассказывать, что с вами произошло, то не нужно, — Портос залпом выпил вино и закусил его сыром.

— Нет, — Арамис улыбнулся и тоже отхлебнул вина. — Я расскажу. Обо всем. И даже о том, насколько я вам благодарен, что сегодня вечером вы так вовремя нарушили мое одиночество. И рассказали мне о том, насколько я был глуп, считая, что больше ничего хорошего меня не ждет.