У каждого Темного Лорда... (джен)

Жизнь с Дурслями научила меня очень многому. Сказать по правде, она научила меня гораздо большему, чем мне казалось. Когда-то я полагал, что не узнал от них ничего ценного. Идиот был, конечно, но в одиннадцать лет оно простительно. Оно простительно даже в шестнадцать, наверно. Так вот, жизнь с Дурслями научила меня расчитывать иронию так, чтобы собеседник сразу не понял, что ему только что фактически нахамили. Это умение я не раз опробовал на Дадли, а потом как-то подзабыл. Но в последний месяц пришлось вспомнить.

Еще у них же я научился тому, что лучше не показывать свое особое расположение к чему или кому-либо, потому что тем самым ты даешь повод для шантажа и угроз, да еще и ставишь под удар то ценное, что у тебя есть. Чем больше ты волнуешься и просишь, тем больше они радуются, что нашли твое больное место. Именно поэтому я уже месяц хожу с самой постной миной, которую только способна изобразить моя вообще-то довольно выразительная физиономия. Раньше мне как-то не было дела, что у меня все на лице написано, а теперь вот меня это до крайности волнует. Иногда мне кажется, что все происходящее теперь имеет цель достать лично меня. В какой-то мере наверняка это так и есть...

А еще я научился у Дурслей тому, что некоторые люди (теперь мне кажется, что их довольно много) понимают только силу. Их нельзя попросить, с ними нельзя договариваться, им нельзя объяснить, что они неправы, и уж тем более нельзя рассчитывать на то, что им станет стыдно. Им можно только наколдовать поросячий хвостик, а потом не терять бдительности, потому что если они почувствуют в тебе слабину, процедуру запугивания придется начать заново. Если такая возможность — в смысле, начать заново — вообще представится. А то может такого и не случиться. Это я у тех же Дурслей узнал.

Если подумать, то у них же я мог научиться тому, что спасай их или не спасай — они своего отношения к тебе не изменят. Всегда же можно сказать, что это ты не Дадли от дементоров спасал, а довел бедного мальчика до обморока своим гнусным колдовством, да? Ну есть, конечно, слабая надежда, что хотя бы вот конкретно спасенный из лап опасности просветлится и признает года через два, что ты «не занимаешь место», спасибо, Дадли, за формулировочку. Но общая тенденция таки будет ближе к тому, чтобы обвинить спасателя во всех грехах. Вот так и случилось теперь: Волдеморта мы победили, за это теперь и получим по полной программе от британского магического сообщества.. Всей нашей дружной молодой гриффиндорской и не только компанией. Мы очень удивились, когда поняли, к чему идет дело. Хотя я теперь думаю, что мог бы и предвидеть такой вариант развития событий.

Но я очень рассчитывал на Кингсли Шеклбота. Теоретически, он был идеальной кандидатурой на роль следующего Министра Магии после волдемортова питомца. А когда он совершенно бездарно погиб практически в финале Битвы за Хогвартс, оказалось, что работники министерства не слишком расположены советоваться с победителем Волдеморта по поводу того, кого назначать министром. Нет, был бы жив Кингсли — все было бы просто. Он взял бы власть в свои руки... не помню по какому праву, но помню, что Гермиона долго объясняла мне, что именно с его стороны это было бы законно до первых выборов. А вышло так, что министерские работники долго и со вкусом эту власть делили. Хогвартс тем временем стоял в руинах, проект мемориала в память о погибших в битве оставался проектом, празднования откладывались до награждения героев, а награждения откладывались до после судов. А вот на судах и началось самое удивительное. Гермиона говорила «чем дальше, тем страньше», и я был с ней полностью согласен, хотя и не помнил точно, откуда эта цитата.

Сначала был суд над Малфоями, на которых никто не стал слушать мои показания. То есть, их выслушали, но сочли несущественными и вычеркнули из протокола. Я тогда несколько... удивился.

Потом специально собранная комиссия постановила, что хоть Ремус Люпин и герой магической Войны, но поскольку он оборотень, то должен быть похоронен отдельно от своей жены, которая все-таки человек. Тогда я удивился еще крепче. И обиделся за Люпина.

То, что началось позже, скорее походило на сборник моих кошмаров, чем на то, что я привык считать реальностью. Ну ладно, когда это происходит при Волдеморте, это еще можно понять, учитывая наши с ним взаимные претензии, но после победы?..

Нам с Роном и Гермионой предъявили шикарный букет обвинений: кража чужой палочки, применение империо и круцио, присвоение чужого домовика (это они про Добби, если что!), ограбление банка Гринготтс... ну и всякое по мелочи, вроде прогула года учебы в Хогвартсе, что, оказывается, тоже является наказуемым делом. Первое время я порывался потрясти кого-нибудь из этих людей посильнее или заорать что-нибудь вроде «эй, это я, Гарри Поттер! Мы с друзьями избавили вас от Волдеморта, вы вообще в курсе?» Но они, вроде бы, были в курсе. Поэтому милостиво обещали не применять к нам высших мер наказания. Не то чтобы я очень этому обрадовался. До суда нас взяли под домашний арест... ну, в моем случае, «домашний» — это в Хогвартсе: не на Тисовой же аллее было меня запирать, а дом на площади Гриммо до сих пор далеко не каждый может найти... В общем, меня заперли в одной из неповрежденных и пустующих гриффиндорских спален. Поэтому о том событии, которое окончательно вывело меня из себя, я узнал из газет.

Газеты, к счастью, совы доставляли исправно каждое утро, а то я уже дня через три полез бы на стенку со скуки. Трудно, знаете ли, перестроиться, если целый год живешь скрываясь и прыгая с места на место. А тут тебя раз — и поймали. А тебя все еще тянет куда-то бежать, по инерции, наверное. Так вот, вчера утром сова принесла мне свежий номер «Пророка», из которого я узнал о слушании по делу Джинни Уизли. Я поначалу испугался, что ее решили судить за кражу меча Гриффиндора (Невилла и Луну, кажется, уже арестовали по этому поводу), но все оказалось еще веселее. Ей припомнили Тайную Комнату и в судебном порядке постановили поместить в госпиталь Святого Мунго для лечения от одержимости. Рановато они спохватились, по-моему. Всего-то пять лет прошло. Могли бы и еще подождать, да?

Это я сейчас весь такой ироничный, Снейп бы обзавидовался, был бы жив... А утром я чуть не разгромил комнату. Просто так, без палочки, руками. Чисто медитации ради. Потом решил, что не стоит. Но примерно в это время я понял, что методы Волдеморта перестали казаться мне чрезмерно жестокими. Первые пару часов я успокаивался тем, что составлял список заклинаний, которым подверг бы всех судей вместе и поочередно, а также временно исполняющего обязанности министра Альберта, мать его, Ранкорна. Выслужился при Волдеморте, зараза. Оно и видно. Непонятно только, почему это видно одному бывшему Избранному. А остальным эти суды до лампочки, что ли? Про них же пишут в открытую в газетах... ну, не совсем правдиво пишут, но приговоры-то оглашают подлинные. И что, никого ничего не смущает?..

Мысленно дойдя до семнадцатого минутного круцио в адрес типа, которого я, по иронии судьбы, когда-то изображал во время вылазки в министерство за медальоном Слизерина (нападение на министерских работников в списке наших с Роном и Гермионой обвинений тоже есть, разумеется), я немного успокоился и решил подумать о том, как все плохо. Не то чтобы я не понимал этого до сих пор, но только сейчас до меня окончательно дошло, что спасать меня снова некому. Будто бы я снова в начале седьмого курса. Только теперь подстраховки в виде Снейпа у меня тоже нет, а чтобы скрываться от преследователей, надо сначала сбежать, что ли. Вообще: надо что-то делать. Потому что на этот раз мне не поможет ни Дамблдор, ни Снейп, ни даже Добби. У меня есть только я, друзья под арестом, Джинни в больнице и мозги. Ну, то есть, я надеюсь, что мозги у меня тоже есть. Вот сейчас и проверим.

В те несколько спокойных дней после победы, когда в министерстве грызлись за власть и еще не трогали нас, Гермиона как-то выдвинула теорию, что я соображаю тем лучше, чем менее масштабная задача передо мной стоит. Она говорила тогда, что возможно, я бы победил Волдеморта куда раньше, если бы передо мной стояли четко сформулированные задачи, а не расплывчатое «победить» и «выжить». Понятия не имею, почему она так считала, но я решил это проверить и раздробить свой план на мелкие задачи. Совсем мелкие задачи.

Я взял листок бумаги и аккуратно вывел на нем:

1. Свергнуть нынешнюю власть к чертям и найти новую получше

2. Освободить и защитить всех друзей и Джинни

Потом подумал и решил, что это как раз и есть слишком глобальные задачи. И вообще, это не задачи, а цели. Начинать надо с другого.

1. Освободиться.

2. Найти и освободить Рона, Гермиону и Джинни

3. Много думать

Вот, это уже лучше, но опять не совсем то. Начнем с начала.

1. Освободиться.

2. Добыть палочку (желательно Бузинную, все равно я ее хозяин)

3. Найти все имеющиеся резервы (друзья, их родители, бабушка Невилла, Кричер (?), оставшиеся орденцы)

4. Быстро освободить Джинни и закруциатить ее судей!!!

Вот примерно в таком духе я провел весь день, прерываясь на обед, изучение чар на окнах и не слишком радужные мечты. Но это того стоило. К концу дня у меня был весьма детальный план. Первым пунктом в нем по-прежнему значилось «освободиться». Именно с этого я собирался начать. Минут через пятнадцать.

Почему именно через пятнадцать минут? Потому что через пятнадцать минут будет восемь часов утра, а ровно в восемь утра мне каждый день приносят завтрак. Поначалу я пытался договориться с теми, кто его приносит (и чего я заморачиваюсь формулировками?.. С охраной я хотел договориться!), чтобы его приносили хотя бы в девять, что ли. А лучше в полдесятого. Дали бы поспать человеку, а? У меня и так год недосыпа накопился, не говоря уж об общем утомлении. Я свой долг перед обществом выполнил, злодея убил, дайте отдохнуть, а? Не дают. Несут завтрак. И ладно бы просто приносили, так еще и требуют, чтобы я тут же съел, при них. Им, видите ли, поднос унести надо.

Ну вот и ладненько, пусть сегодня полюбуется на мой завтрак — чья там очередь? — некто Зак. Их тут всего четверо, дежурят они по очереди, по одному. Я, соответственно, их всех уже выучил. Зак заходит в комнату ровно в восемь, ставит на стол поднос с омлетом, стаканом сока, кофе и еще какой-то ерундой. Я вдумчиво ем, пью кофе, но стоит только пригубить сок, как мне становится очень, очень плохо.

Я хриплю, совсем как Рон на шестом курсе, после угощения у Слагхорна, начинаю задыхаться, падаю на пол и больно ударяюсь головой. Зак, идиот такой, явно пребывает в ступоре. Так и хочется дать добрый совет. Ну что стоишь, дубина, безоар ищи или хотя бы колдомедика. У тебя сейчас заключенный концы отдаст, а тебе отвечать. Но сказать это все я не могу, только дышу через силу и похрипываю. Пользуясь очередной судорогой, задеваю моего тормоза-сторожа ногой. К счастью, это выводит его из ступора. Опробовав на мне Энервейт и еще пару каких-то ерундовых заклинаний, он наконец-то пугается (с этого надо было начинать!) и выбегает из комнаты в поисках... не знаю, что он будет искать. Мне он не сообщил.

Его шаги стихают в конце коридора, и я решаю, что можно наконец перестать хрипеть. Похоже, мне фантастически везет. Вчера, когда я обдумывал этот, с позволения сказать, план побега, я изначально закладывался на то, что ничего у меня не выйдет. В смысле, сторож мой за помощью-то побежит, но дверь за собой запереть не забудет. А он то ли забыл, то ли решил не тратить время. И правильно, а то умру еще, пока он по Хогвартсу бегать будет. Больничное крыло далеко, ближайший камин для связи тоже не сказать чтобы близко... А мы тут, в башне, вдвоем, поскольку жизнь нормальных, неарестованных людей происходит существенно ниже. Это они мне сами рассказывали, сторожа мои, все четверо по очереди, когда у меня еще не пропала охота с ними общаться. Спрашивается, какая мне польза от открытой двери, если мне надо пересечь здоровенный замок и выйти из него незамеченным? Сейчас объясню.

Вы будете смеяться, но эти чудесные люди оставили мне личные вещи. Только палочку конфисковали. Ну, и порыскали немножко на предмет порталов и средств связи. Но на то поисковые заклинания есть. Ручками багаж перетрясать никто не стал. Я даже не поверил сначала, когда понял, что это весь причитающийся мне обыск: оставить мне мантию-невидимку — это ж надо было додуматься! Вернее, это ж надо было настолько не подумать! Хотя есть у меня подозрение, что дело не в тупости охраняющих меня людей, а в том, что они мне сочувствуют. Они тоже не понимают, на кой меня сторожить и тем более судить, если я избавил их от Волдеморта. Потому и не усердствовали особо в обыске. Если это действительно так, тем лучше для всех: может быть, они особо и не будут переживать, что я сбежал. Так, знаете ли, не хочется разбивать их сердца!

В общем, я накидываю заранее выложенную рядом мантию, подхватываю связку листочков с вариантами плана действий — это ерунда, конечно, но лучше даже такой информации не давать, карту Мародеров (которая подтверждает мне, что в башне пусто, если не считать спешащего вниз Зака, да и вообще путь к выходу почти свободен), кошелек, в котором даже кое-что есть, и еще кое-какую мелочь. С ума сойти. Он и правда поверил. А я до последнего думал, что он сейчас встретит меня где-нибудь за углом с палочкой наперевес. Интересно, насколько отягчает мой диагноз — пардон, приговор — попытка побега?

Впрочем, я пытаться не собираюсь, я уже сбегаю. Вернее, иду неспешно: куда мне торопиться? Мало ли кто сейчас побежит мне навстречу, в гриффиндорскую спальню, спасать арестованного Поттера? Главное удачно разминуться со спасителями в коридоре. С Заком и каким-то незнакомым колдомедиком я сталкиваюсь на лестнице, что еще хуже, чем в коридоре. Но я умудряюсь проскочить, слыша только обрывок разговора:

— Захрипел и упал на пол...

— Если не симулирует, то может быть уже мертв... почему вы не левитировали его в больничное крыло?

Почему-почему. Потому что идиот. Я, кстати, тоже идиот: мне такой расклад в голову почему-то тоже не пришел. И что бы я, интересно, делал в больничном крыле, если бы Зак оказался умнее? Вот смеху было бы... но тоже обошлось. Интересно, мне никто сегодня Феликс Фелицис в кофе не подливал? Я выхожу из замка, минуты две тихо стою у входа, радуюсь жизни и привыкаю к солнечному свету. А потом направляюсь к озеру. Я собираюсь повторить подвиг Волдеморта и вломиться в гробницу Дамблдора. Ведь палочка мне все-таки нужна, а где они хранят мою — боггарт их разберет. Ну, а этическую сторону вопроса мы обсудим с директором тогда, когда я доберусь до его портрета. Либо он меня осудит, либо мы с ним повеселимся. И я очень надеюсь на второй вариант. А то неловко как-то получится, из героев сразу в злодеи. У меня были другие соображения по поводу моей карьеры... впрочем, это было до того, как началась вся эта возня с судами.

Гробница белым пятном сияет в привычном пейзаже. Трещина в ней не видна, но я знаю, что целостность гробницы — иллюзия, наложенная Флитвиком до лучших времен. Пожалуй, сегодня я как никогда рад тому, что министерство слишком занято всякими разбирательствами и поиском врагов, чтобы думать о таких незначительных вещах, как восстановление Хогвартса и тем более какая-то там гробница. Я нащупываю трещину и захожу внутрь. Директор выглядит точно так же, как и в мой последний визит сюда, что неудивительно: еще и трех месяцев не прошло с тех пор, а ведь он до этого год так пролежал... да, не прошло и года, а мне уже нужна Бузинная палочка, профессор Дамблдор. Но я вовсе не врал, когда говорил, что моя мне нравится больше. Вот раздобуду ее — и снова верну вам вашу, честное слово.

Палочку я обнаруживаю на том месте, где ее и оставил, у Дамблдора на груди. Я беру ее в руку, и она отзывается снопом фиолетовых искр. Ну прямо как в детстве. Красота! Скучала по мне? Вот я за тобой и вернулся...

Я очень примерно помню, где заканчивается антиаппарационный барьер, но я вообще сегодня настроен погулять, так что не спеша возвращаюсь ко входу в замок и дороге на Хогсмит. На полпути до Хогсмита сосредотачиваюсь и аппарирую на крыльцо дома на площади Гриммо. По идее, у меня сегодня много дел и мне не до осмотра принадлежащей мне недвижимости (кстати, как-то недосуг было поинтересоваться, не конфисковали ли у меня домик? Ну, буду надеяться, что еще не успели). Но во-первых, я хочу убедиться, что не разучился аппарировать — не исключено, что мне придется не один раз пользоваться этим умением сегодня. И кстати, не исключено, что аппарировать придется именно на это крыльцо. А во-вторых... не знаю, что во-вторых. Просто мне захотелось проведать этот дом. Я открываю дверь и захожу внутрь, и сам удивляюсь, насколько я рад возвращению сюда. Сотворив Люмос, чтобы лучше видеть в полумраке прихожей, я думаю, что снова пользоваться магией — это так же круто, как вернуться домой. Я дома. Ну, или где-то вроде того.

Ну ладно, я дома. Хорошо. Допустим. Хотя надо еще выяснить, считается ли это здание моим домом, а если нет, то чье оно нынче. Дальше-то что? Дальше, услужливо подсказывает мне следующий пункт плана, мне надо освобождать Рона и Гермиону и еще кучу народа из Армии Дамблдора, не говоря уже о Джинни. Но чтобы кого-то от чего-то освобождать, надо знать хотя бы, где их держат и в каких условиях. Теоретически, после моего побега охрану у них могут усилить, поэтому действовать надо быстро, пока никто не очухался. Думай, Гарри.

Где могли посадить Рона? В Норе? Быть того не может. Там столько народу, что еще и охрана бы точно не влезла, ха-ха. У Билла и Флёр? Уже теплее, хотя тоже сомнительно. Вообще, идея сажать под так называемый домашний арест — глупость несусветная, по крайней мере, в случае с Роном. Дом вечно полон родни, и все туда-сюда шастают, не усторожишь. С Гермионой проще: она почти наверняка у себя дома. У нее-то больше никого нет, в Австралию за родителями она съездить так и не успела... но тут есть другая проблема. Даже если Гермиона у себя дома, адреса-то я не знаю. До сих пор как-то хватало сказать Хедвиг "доставь письмо Гермионе". Нет, о Хедвиг я думать тоже не буду. Буду думать об адресе, которого нет. А чтобы его добыть, мне нужен либо кто-то из Хогвартса, либо кто-то из министерства...

Кстати, про министерство. А хорошая, между прочим, мысль. Про Рона можно узнать там же, если сильно постараться. Уж наверняка хоть кто-нибудь из министерских работников знает, где его закрыли. И к кому же мне идти с таким занятным вопросом? К Ранкорну? Хм. Нет, к нему я попозже схожу. Со своей палочкой и списком претензий. И если Джинни кто-нибудь хоть пальцем тронет, ему же хуже. Артур? Пожалуй, тоже нет. Не в обиду Артуру, обычно он как-то слегка не при делах, к сожалению. А вот Перси... Перси — это хорошая мысль. Во-первых, он вечно чей-то секретарь. Во-вторых, до упора, в смысле, до битвы исправно служил в министерстве. И на битве хоть и засветился, но ничего особенного не натворил. Судя по содержанию газет, судить его не судили... есть шанс, что он удержался на своей должности. Значит, мне нужен Перси. Вопрос в том, нужен ли ему я?

Во время битвы у меня, да и не только у меня сложилось впечатление, что он таки поумнел, а следовательно, есть шанс, что он станет мне помогать, хоть это наверняка противоречит десятку правил. Но что если его внезапное прозрение распространялось только на волдемортовых прихвостней, а нынче он снова верен министру, что бы тот министр ни творил? Ну, вот и проверим. Выбор у меня все равно невелик: сидеть и гадать или заняться делом. Жалко только, что ни одного флакончика веритасерума у меня нет. Ну, так, для поддержания нужного градуса теплой дружеской беседы. Эх, профессор Снейп, где же вы с Вашими знаниями и умениями, когда вы так нужны?! Хотя могу представить, сколько обвинений повесили бы на Снейпа, будь он жив. Нет, профессор, оставайтесь где есть. Я уж как-нибудь без Вас обойдусь.

Вопрос следующий: как добраться до Перси? Желательно сделать это в ближайшие часы, пока охрану не усилили. Может, конечно, я зря боюсь, и никто нас особенно тщательно охранять не собирается, но лучше все-таки пере-, чем недо. Я снова начинаю думать. В последние пару дней как-то я злоупотребляю этим навыком. Надеюсь, это не вредно. Так вот, чем больше я думаю, тем отчетливее понимаю, что единственный мой шанс сделать все быстро отдает то ли идиотизмом, то ли склонностью к суициду... но при этом, если задуматься, почти беспроигрышен. И я поплотнее закутываюсь в мантию, выхожу на крыльцо и аппарирую. К Норе.

У входа в Нору скучают двое молодых авроров, и я радуюсь, во-первых, тому, что мантия-невидимка на мне, а во-вторых, тому, что я не аппарировал прямо на крыльцо. Ребята и так на звук встрепенулись, а уж если бы я совсем рядом оказался... но мне нынче продолжает везти. И я тихо, не спеша иду за дом. Насколько я помню, кухонные окна выходят именно туда, и их-то мне и надо. Я залезаю на приступку, будто специально сооруженную, чтобы подглядывать в окно, и вижу миссис Уизли. И зверею еще больше, чем вчера с утра по прочтении газет, если такое вообще возможно.

Как бы вам объяснить? Понимаете, Молли Уизли не должна выглядеть вот так. Даже в спокойном состоянии она практически сила природы, ураган в миниатюре, безудержный, энергичный и... короче, эта женщина, которая сидит, уставившись в одну точку, позабыв про овощи, которые она, кажется, пыталась нарезать, в то время как у нее из кастрюли вот-вот что-то убежит, — это не Молли Уизли. И никто, уж поверьте мне, не имеет права доводить эту чудесную женщину до такого состояния. Молли Уизли может злиться, впадать в отчаяние и ярость, рвать и метать, ругаться и плакать, но она не может вот так вот сидеть, как будто жизнь уже закончилась. Такой она не была даже после смерти Фреда, а в тот момент, можете мне поверить, на нее смотреть было больно. Так вот, сегодня на своей кухне она выглядит куда хуже. Ничего, сейчас мы быстренько соорудим ей цель и повод оживиться.

— Миссис Уизли, — шепчу я, удостоверившись, что на кухне точно больше никого нет. С первого раза она меня просто не слышит, но я повторяю, и она начинает испуганно оглядываться по сторонам. — Я здесь, — чуть громче говорю я и откидываю капюшон.

Отдаю должно ее выдержке. Я вижу, как ей хочется ахнуть довольно громко, всплеснуть руками и задать сто двадцать вопросов, но она только тихо говорит:

— Залезай скорее внутрь, дорогой. Будешь рагу? — и кидается к своей позабытой было кастрюле. Вы не представляете, как меня это радует.

— Спасибо, миссис Уизли, — говорю я, — я бы с удовольствием, но совсем недавно завтракал. Так что в другой раз. А сейчас я к вам по делу.

Она убавляет огонь под кастрюлей, взглядом указывает мне на стул, сама садится напротив и наконец-то задает первый из своей сотни вопросов:

— Ты ведь должен быть под арестом, не так ли?

От ее фирменного взгляда «что ты еще такое натворил» мне хочется немедленно сознаться ей во всех своих планах и заодно раскаяться на всякий случай, но время поджимает, поэтому я просто говорю:

— Да, должен. Но мне там не понравилось. А еще мне очень не понравилось то, что я вчера прочитал про Джинни.

На лице миссис Уизли отражается такая мешанина эмоций, что проанализировать ее я бы затруднился. Но мне сейчас и не до того.

— Скажите, — спрашиваю я, — как дела у Перси? Он все еще работает в министерстве? Вы поддерживаете с ним отношения?

— Да, — осторожно говорит она и смотрит на меня как-то очень пристально, будто в первый раз видит. — Да, мы поддерживаем отношения, и да, он все еще работает в министерстве, ответственным секретарем при исполняющем обязанности министра.

— А как вы думаете, в состоянии ли он будет... скажем так, помочь информацией тем, кто не поддерживает его нынешнего начальника?

— А пусть только попробует не помочь, — грозно хмурится она.

— Замечательно, — улыбаюсь я. — Тогда у меня самый последний вопрос, миссис Уизли...

— Молли, дорогой.

— Хорошо Молли. Не будет ли подозрительно или необычно, если вы свяжетесь с вашим сыном Перси через камин и ненадолго зайдете к нему или вызовете его сюда?

— Вообще-то, я обычно не захожу к нему на работу, — задумчиво говорит Молли. — А вот связаться через камин — это сколько угодно. Может быть, этого будет достаточно?

— Действительно, может быть, — соглашаюсь я. — Тогда пойдемте к камину. Кстати, еще один вопрос. Вы не знаете, где держат Рона?

— Не знаю, — разводит руками Молли. — Я хотела было спросить Перси, у него наверняка есть возможность узнать, но потом решила не расстраиваться зря. Все равно нам даже увидеться не дадут.

Молли берет с полки банку с дымолетным порошком и бросает щепотку в камин:

— Министерство, кабинет Персиваля Уизли.

Я как раз успеваю на всякий случай закутаться в мантию, когда в камине появляется голова Перси.

— Доброе утро, мам. Что-то случилось?

— Можно сказать, что случилось, дорогой. Скажи, ты сейчас один в кабинете? Нам бы посекретничать немножко.

— Извините, я вызову вас чуть позже, — говорит кому-то Перси и снова поворачивается к нам, — Да, теперь я один. Дверь закрыта, заклинание от подслушки стоит. Я правильно тебя понял?

— Да, дорогой, совершенно правильно. У меня тут неожиданный гость, — улыбается Молли, и я откидываю капюшон мантии.

— Привет, Перси, — говорю я, и Перси расплывается в совершенно нехарактерной для него улыбке:

— Ну наконец-то стало понятно, чего ради я ежедневно сижу в этом дурдоме!

Спустя пятнадцать минут я прощаюсь с очень довольным Перси, так и не поняв, чему ж он настолько обрадовался, обещаю Молли заходить при первой же возможности, аппарирую тихонько обратно на Гриммо и принимаюсь изучать листочек с адресами тех, кто в данный момент находится под арестом. Рон, Гермиона, Невилл, Луна, Криви-младший, Чжоу (ее-то за что?!), Джордж (они что, решили избавиться вообще от всех Уизли?!), сестры Патил (любые близнецы нынче вне закона? Или что?), Ханна Эббот и Сьюзен Боунс (ну Сьюзен, видимо, за родственницу решили задержать, что тоже странно, поскольку уж она-то для них не опасна, поскольку мертва, а Ханну? За компанию?), Драко-на-минуточку-Малфой (единственный из всех уже осужденный и в Азкабане, этаж и номер камеры прилагается) и на закуску номер палаты Джинни в Мунго. Остальные либо не в стране, либо пока не попались на глаза нашему правосудию, ну и слава Мерлину. Ай да Перси, ай да молодец. А теперь внимание, вопрос. Куда мне их столько? Как мне всех их спасать и, что еще веселее, куда их потом девать? И все ли они хотят, чтобы их спасали, между прочим? И на кой мне сдался Деннис Криви и тем более Хорек? И почему, черт возьми, там столько девчонок? Мне что, гарем из них сделать, что ли? Ага, и Рону подарить, а то Джинни и гарем в совмещении могут дать неожиданные результаты. С другой стороны (кстати о Роне), хорошо, что в списке нет Лаванды Браун. От этой мысли я начинаю хихикать и понимаю, что истерика не за горами.

Мерлин, как мне, оказывается, страшно-то! Бред, бред, брееееед!!! Хватать Джинни, Гермиону и Рона и вон из магического мира и из Англии вообще! Пусть обыщутся! Пусть хоть сдохнут все, главное, чтобы нас с собой не прихватили! А я уже один раз спас мир, я жить хочу, просто жить! Спокойно! Вот именно, Гарри, спокойно. Успокойся уже.

Часы где-то в доме бьют десять, и я думаю, что за два часа я неплохо поработал, и если продолжать в том же духе, можно много чего успеть даже за один день. Я еще раз просматриваю список и понимаю, что никуда я, разумеется, не сбегу. Как я могу сбежать от миссис Уизли, например? Ну, допустим, ее тоже взять с собой. А Невилла? А Луну? Что, половину магической Англии с собой везти? Нет, ничего не получится из этой затеи. Собственно, я с самого начала это знал. Но помечтать-то можно? Нет? Ну и ладно. Я тихо продвигаюсь по прихожей и поднимаюсь на второй этаж. Итак, что мы имеем? Дом, которого нет ни на одной карте, защищенный Фиделиусом, который, правда, распространился на Яксли и на тех, кого он сюда приводил, но Яксли благополучно мертв, да и большая часть тех, кого он мог бы сюда привести, тоже. Почему-то мне мнится, что скорее он сюда Лорда своего на экскурсии водил, чем министерских работников. А Волдеморта я теперь не очень боюсь... так вот, у нас есть дом. Немного заброшенный, но в целом пригодный для жизни. Шесть спален. При желании, стало быть, можно разместить тут двенадцать человек, если селить по двое. И в списке у нас как раз двенадцать человек. Только вот я — тринадцатый. Нет, даже четырнадцатый, это я сестер Патил за одного человека посчитал. Но ведь кто-то может спать в гостиной, верно? И потом, совсем не обязательно спасать Малфоя. Он тут только место будет занимать и способствовать напряженности атмосферы. Значит, теоретически можно считать, что с вопросом размещения мы разобрались.

А еще к дому прилагается домовой эльф. Вот сейчас, кстати, и проверим уже испытанным способом, принадлежит ли дом мне или нет.

— Кричер! — тихонько зову я, и он тут же с тихим хлопком появляется передо мной. Ура.

— Ты все еще подчиняешься мне?

— Да, хозяин, — отвечает эльф. Еще раз ура.

— Ты можешь аппарировать в определенное место, если я дам тебе адрес?

— Да, хозяин, конечно.

— Даже если там стоит барьер? — нет, ну я в целом знаю, что эльфам это не помеха, но мало ли...

— Да, сэр, я могу, — говорит Кричер, и уши поджимает обиженно. Ну конечно, как я посмел в нем усомниться.

— В таком случае вот тебе два адреса: Кленовая Аллея, 16 и Единорожий Тупик, дом пять. По первому адресу найдешь Гермиону, по второму Рона — ты должен их помнить, мы вместе жили тут осенью. Передашь им привет от Гарри Поттера и предложишь перенести к нему повидаться. Дашь время собрать самое необходимое и аппарируешь их прямо сюда. Все понятно?

— Да, хозяин, — кивнул Кричер и исчез. А я уселся в кресло и стал гадать, кого он притащит первым. Если Гермиону, значит, все у меня получится и будет просто замечательно. А если Рона... то у нас тоже все получится, да еще и повеселимся изрядно.

Через пять минут Кричер снова появился передо мной. За одну руку его держал Рон, за другую Гермиона. Бросив свою любимую безразмерную сумку на пол, она сердито взглянула на меня и спросила:

— Гарри, во что ты ввязался? Неужели опять во что-то опасное?

— Да как тебе сказать, Гермиона... не опаснее, чем в тюрьме сидеть, я думаю. Просто хочу вытащить всех тех, кто должен вообще-то Ордена Мерлина получать, а сам сидит под домашним арестом или и вовсе в Мунго. Газеты вчерашние читали?

— А что там? — вклинился Рон. — Привет, кстати.

— И тебе привет, дружище. А там Джинни в Мунго уложили. Лечить собираются от одержимости Волдемортом. А то вдруг она у нее с первого курса не выветрилась.

Знаете, дальнейшие десять минут я, пожалуй, не буду цитировать по соображениям цензуры. Рон в гневе страшен. А младшую сестру свою он любит. Почти так же, как я. Так что мы с ним пришли к полному согласию относительно того, что, сколько раз и каким образом надо проделывать с судьей, присяжными, теми, кто придумал этот идиотизм, и Альбертом Ранкорном персонально.

Гермиона с трогательным долготерпением ждет, пока мы закончим сквернословить.

— Ну ладно, — говорит она. — Я могу тебя понять, хотя мог бы и спросить, прежде, чем впутывать нас в это...

— Ну, ты же могла отказаться и не идти с Кричером...

— Вот еще!

— Ты и сейчас можешь сказать, что это идиотизм, и отказаться участвовать. Можешь мне поверить, возвращать тебя под стражу я не стану.

— Ага, как же! Могу вообразить, что вы с Роном без меня наворотите! Нет уж, я лучше за вами присмотрю. Но я сейчас не об этом. Насколько я поняла, окончательно тебя допекли именно новости о Джинни. Да?

— Ну... да, именно так, — говорю я, судорожно пытаясь сообразить, к чему она это спрашивает.

— Почему же тогда первыми ты освободил не Джинни, а нас с Роном?

Гермиона, дорогая, как же я по тебе скучал, а! Какие ты всегда задаешь правильные вопросы!

— А потому, Гермиона, что если вас мне достаточно просто тихо выкрасть из-под стражи, то Джинни я хочу выкрасть громко. Так, чтобы мистер Ранкорн понял, во что он ввязался и чего конкретно ему делать явно не стоило. А без вас с Роном, как ты уже заметила, я вполне могу наворотить что-нибудь не то. Зато с вами — самое то! Так что садитесь и давайте думать. Время одиннадцать часов, и мне очень хочется, чтобы к ночи Джинни была здесь, а министерство стояло бы на ушах.

Рон и Гермиона переглядываются и ухмыляются. Если бы Ранкорн видел их ухмылки, он бы, пожалуй, понял, что пора начинать бояться.

— Ты ведь понимаешь, что дело вообще-то не в Ранкорне? — спрашивает Гермиона.

— Конечно, я понимаю. При Фадже было паршиво, при Скримджере было паршиво, при Волдеморте было паршиво, и сейчас вдруг опять как-то нехорошо — можно уже сделать какие-то выводы, даже если ты не Гермиона Грейнджер!

— Это хорошо, — кивает она. — А то было бы обидно, если бы ты решил ограничиться тем, что спихнул бы Ранкорна с его места. На мой вкус, это совершенно недостаточно!

На этом месте Рон начинает ржать.

— Вы бы видели себя со стороны, — фыркая выдает он в ответ на наши удивленные взгляды. — Сидят тут двое недоучек — извини, Гермиона! — которые даже Хогвартс не закончили, и рассуждают о том, что свалить министра им, видите ли, совершенно недостаточно! Ой, я не могу! Полииитики!

Я живо представляю это все со стороны и начинаю ржать тоже. Гермиона сначала собирается было обидеться, но потом все-таки присоединяется к нам. Все это, конечно, очень мило и весело, но часы звякают — половина двенадцатого, а мы так ничего толком и не начали обдумывать!

— Так, — откашливаюсь я. Подавляю очередной приступ хохота и продолжаю. — Мы, конечно, смешные, спору нет, но если конкретно мы что-нибудь не сделаем, скоро будет уже совсем не смешно. Поэтому планы на министерство и возможные реформы мы еще обязательно обсудим. Нет, ну а что делать-то, если получается так, что недоучкам-семикурсникам — извини, Гермиона! — и то понятно, что они что-то не то творят? По-моему, даже если мы назначим министром Гермиону, толку будет куда больше, чем сейчас. Рон, кончай хихикать! Позже, говорю, обсудим это все! А сейчас у нас есть более актуальный вопрос: как превратить похищение Джинни в акцию устрашения, но при этом не нанести ущерба больнице? Там все-таки люди лежат, лечатся... не можем же мы туда вламываться и устраивать погром, не говоря уж о том, что втроем мы много не нагромим...

Мы сидим и сосредоточенно думаем. Вернее, Гермиона думает, а мы с Роном изображаем крайнюю сосредоточенность. Ну прям как будто домашку по зельям делаем.

— Мне кажется, — медленно говорит Гермиона, — тебе стоило бы оставить в палате Джинни какой-нибудь знак. Вроде волдемортовой метки. Это, с одной стороны, никому не навредит, а с другой — многих напугает. Учитывая, какая богатая в Англии история у магических меток...

— Это ты мне предлагаешь под знаком Волдеморта выступать? — возмущаюсь я.

— Нет, конечно, нет! Тебе надо придумать свой собственный знак. Узнаваемый. Такой, чтобы сразу было понятно, что это ты.

— Аааа. Это, конечно, уже лучше. Только... Гермиона, ты не забыла, что мы собираемся все провернуть сегодня? А из заклинаний, создающих метки, я знаю только Морсмордре. И искать или придумывать другие у нас просто нет времени!

— Так не обязательно же ее в воздух запускать, как Волдеморт, — подает голос Рон. — Можно быстро найти какое-нибудь красящее заклинание, добавить заклинание несмываемости — и будет тебе метка прямо на стене палаты.

Я вспоминаю свои весьма сомнительные таланты в области изобразительного искусства и с сомнением говорю:

— Тогда знак должен быть совсем простым, рисовать-то я толком не умею!

— Молния! — восклицает Рон. — Ее и рисовать просто, — и он лихо выписывает рукой зигзаг в воздухе. Мы с Гермионой синхронно вспоминаем Зорро и покатываемся со смеху. — Ну чего вы ржете?

— Да так, одного героя магловского вспомнили... он тоже... рисовал. На стенах. Уф, тяжела ты, доля темного лорда! У меня скоро мышцы сведет от смеха!

— Кстати о Темных Лордах, — моментально становится серьезной Гермиона. — Ты вломился в гробницу к Дамблдору?

Мерлин, черт и прочие ругательства. Как-то я оказался не готов к этому разговору. Я вспоминаю, с какой убежденностью еще меньше года назад Гермиона говорила, что я-то никогда бы так не поступил... а я вот поступил. Деградирую, однако. С пугающей скоростью.

— Мне нужна была палочка, — огрызаюсь я чуть жестче, чем стоило бы. — Далеко бы я без нее все равно не ушел, а моя Мерлин знает где! Я по-прежнему считаю, что моя палочка лучше. Но эта-то тоже фактически моя! И вообще, вы бы на моем месте небось тоже... вам, кстати, тоже еще придется найти палочки, и вряд ли это будет так уж законно!

— Вообще-то, я всего лишь хотела спросить, заделали ли они трещину в гробнице. Но уже сама поняла, что если бы заделали, ты бы туда не попал. Я бы и рада тебя осудить за аморальное деяние, но в свете происходящего как-то не получается. Так что перестань оправдываться и давайте все-таки обсудим знак. Молния, между прочим, неплохой символ.

— Да почему молния-то? Потому что шрам?! Достал он меня уже!

— Ну, если ты хочешь, чтобы до людей все-таки дошло, что в больнице бузил именно ты, то и изображать надо то, что они ассоциируют с тобой. Так что или молния, или, извини, очки!

— Нда. При таком раскладе, пожалуй, все-таки лучше молния.

— Зеленая! — подает голос Рон. — Как авада!

— Ты еще скажи — под цвет глаз! — фыркаю я. — Чтобы меня потом обвинили в слабости к Слизерину и провозгласили новым темным лордом? Ну уж нет, перебьются. Я им такого повода не дам.

— Значит, молнию будем красить в гриффиндорские цвета, — кивает Гермиона. — В красный, видимо?

— Тогда все точно решат, что это не молния, а кровища. И будет Гарри у нас кровавым лордом, — мрачно возражает Рон.

— Вашу мать, — с чувством говорю я. — Пусть будет золотая. Золотая молния ни у кого нездоровых ассоциаций не вызывает? Тогда давайте заклинание искать, чтоб эту молнию в любую стенку впечатать на века.

Следующую пару часов мы потратили на поиски нужного заклинания и на практикум по рисованию молний. Не то чтобы это было необходимо, зато весело. Да, я понимаю, нормальные люди потратили бы это время на разработку плана проникновения в Мунго. Но мы совершенно справедливо не причисляли себя к нормальным или хотя бы приличным людям. И учитывая отсутствие палочек у Рона и Гермионы и наличие мантии-невидимки, палочки и домового эльфа у меня, план у нас был всего один. Зато простой. Может быть, немножко даже слишком простой, но на составление другого все равно не было времени. Гермиона пыталась что-то сказать по поводу моей безответственности, но после напряженной дискуссии (в результате которой мы изобразили еще три молнии на стене гостиной и изобрели пять оттенков золотого — мы варвары, я знаю, мне уже говорили) выяснилось, что более надежного плана, не требующего подготовки, у нее тоже нет.

Поэтому ровно в два часа я послал Кричера проверить, есть ли кто-нибудь в палате у Джинни, получил подтверждение, что никого там нет, оставил Рона и Гермиону волноваться (я им говорил, что не стоит этим заниматься, но они настаивали, что это необходимо), закутался в мантию на всякий случай и за руку с Кричером аппарировал к Джинни в палату. Палата у нее очень удачно была одиночная, что в общем было ожидаемо: она же у нас социально опасная одержимая, конечно, ее надо было изолировать... нет, это все-таки хорошо, что палата одиночная. А то ведь от полноты чувств мог бы кому-нибудь и навредить, если б было кому. Джинни спала, и не проснулась ни от шума нашей с Кричером аппарации, ни от моих попыток ее разбудить. Я, впрочем, не слишком-то и старался. Ее сон, конечно, смазывал запланированную мной торжественную встречу принцессы со спасителем, зато здорово экономил время. Ну а трогательную встречу можно устроить и в безопасности, так даже лучше. Поэтому я на скорую руку изобразил на стене ту самую молнию (назло Гермионе более желтого цвета, чем договаривались), закрепил ее (не то чтобы очень круто, но финитой не возьмешь, придется стену красить... раза три-четыре), поставил около двери колбочку из запасов «Ужастиков Уизли» (спасибо Рону за полезную вещь), взял Джинни на руки и не без помощи Кричера перенесся в особняк Блэков.

Сначала мы думали, что мне стоит в палате у Джинни применить Сонорус и сказать что-нибудь пафосное и громкое, но потом решили, что слишком велик шанс заболтаться, сказать что-нибудь лишнее или просто потерять время, необходимое на побег. Поэтому в итоге сошлись на том, что чем позже Джинни хватятся, тем лучше. Вот как принесет кого-нибудь в ее палату, как опрокинет он дверью колбочку с жидким туманом, так и начнется веселье. Сначала они будут полчаса его уничтожать — и пусть скажут спасибо, что он не токсичный и пристойно пахнет! Потом будут искать Джинни, потом изучать стенку с молнией, а что Джинни там нет уже несколько часов — это им знать ни к чему. Меньше знаешь — крепче спишь, верно? А на следующий день либо мы будем веселиться, читая об этом инциденте в «Пророке», либо мы будем веселиться, слушая рассказ Перси о том, кто и что сделал, чтобы в «Пророк» это не попало. Либо мы будем возмущаться, что к Джинни никто не заходил целый день.

Кстати, надо будет подумать, как бы устроить встречу с Перси так, чтобы это было безопасно для всех. Но это потом. А сейчас я стою посреди гостиной с Джинни на руках, а Рон и Гермиона сидят на диване максимально далеко друг от друга и отчаянно пытаются сделать вид, что они тут только тем и занимались, что переживали. Спрашивается: кто им мешал занять для переживаний какую-нибудь из спален?..

— Ребят, пересаживайтесь в кресла, дайте я ее пока что сюда положу, — говорю я и располагаю Джинни на освободившемся диване.

— А что с ней? — запоздало пугается Гермиона. — Обморок? Проклятьем зацепило?

— Я ее обнаружил в палате уже в таком вот виде. По-моему, она просто спит. Только очень уж крепко. Сонным зельем ее накачали, что ли...

— Вполне вероятно, — говорит Гермиона. — И весьма разумно, кстати.

— Это еще почему? — возмущаюсь я.

— Гарри, ты хочешь сказать, что ломанулся спасать Джинни, даже не вникнув толком, как именно ее собираются лечить и почему этого делать нельзя?

— Знаешь, вот времени что-то не было сесть и разобраться. Мне было достаточно того факта, что это все было назначено судом. Ежу же понятно, что ничего хорошего ее в таком случае не ждет. Ладно, ладно. Понял, раскаялся, осознал. Рассказывай.

— В общем, лечение от одержимости близко к тому, что маглы зовут экзорцизмом — слыхал про такое?

— Краем уха.

— Больше и не стоит. Метод не то чтобы гуманный, но в случае лечения от одержимости единственный стандартный. Другие способы тоже есть, но их надо каждый раз подбирать под человека, рискуя ошибиться и что-нибудь испортить. А стандартное лечение с помощью ритуала вышибает из человека лишний дух и помогает либо изолировать его, либо вовсе изгнать. Это очень выматывает объект воздействия, но в целом, при правильно проведенном ритуале, помогает. Правда, узнать результат можно только через несколько суток, когда пациент приходит в себя. До этого он находится в состоянии, похожем на транс...

— Гермиона, ты немного отклоняешься от темы, — вмешивается Рон. — Меня больше интересует, что будет при таком лечении, если второго духа в теле нет?

— Ну... — внезапно смущается она, — тогда, вероятно, вышибают единственный имеющийся...

Нет, ну это... это уже просто...

— Да я их зааважу к чертям!..

— Гарри, ты маг или магл? Или «к чертям», или уж «зааважу», ты все-таки определись.

— Тебе лишь бы меня одернуть не по делу! А что если они это лечение уже провели, и она поэтому не просыпается?!

— Гарри, повторяю для впечатлительных: она — не в трансе, она просто спит!

— Это я тебе сказал, потому что думал, что спит, а ты-то откуда знаешь?!

— Посмотрела уже! Что я, по-твоему, транс от сна не отличу?

— Так. Ладно. Хорошо. А зачем они ее усыпили тогда?

— Да затем, чтобы не лечить, что тут непонятного-то! Никакому нормальному колдомедику не захочется проводить такой эксперимент, учитывая возможные последствия. А отчитаться перед кем-нибудь из министерства наверняка придется, учитывая их пристальное внимание к нашим делам. А так им есть что предъявить: пациент в себя не приходит, все так, как и должно быть при лечении. А что потом в себя пришла — так это же хорошо, так и надо, лечение прошло успешно, понаблюдаем и отпустим...

— Тебя послушать так я вообще зря туда лез, там сплошные добрые дяди доктора и вообще курорт какой-то!

— Да нет, конечно, не зря...

— И вообще, эта твоя версия — полная чушь! Значит, умная Гермиона умеет отличить транс от сна, а глупые министерские работники нет?!

— Я всего лишь предположила, что...

— Вы сдурели, что ли, так орать? — шепчет Джинни хриплым со сна голосом. Мы с Гермионой тут же затыкаемся, и я чувствую, как напряжение, не отпускавшее меня с тех пор, как я оказался в Мунго, безвозвратно уходит, истончается, исчезает. Джинни здесь, она в порядке, а значит, все будет хорошо. Часы бьют три.

— Дураки вы, никакого размаха, — вздыхает Джинни, старательно отпивая из кружки приготовленный Кричером бульон. Мы все устроились обедать в гостиной, кто где, поскольку Джинни после пробуждения была еще не в состоянии куда-то идти, а мы хотели составить ей компанию, ну и рассказать о нашем сегодняшнем дне, разумеется. Ну, вот и рассказали. И почему мы теперь дураки?

— Зря вы эту молнию придумали. Надо было фиолетового клобкопуха изобразить, было бы гораздо лучше.

— При чем тут клобкопух? — интересуется Рон, первым приходя в себя после этого дивного заявления.

— Они милые, — пожимает плечами Джинни, и вид у нее при этом такой, будто это все объясняет.

— Ну, милые так милые. Но какое отношение они имеют к Гарри?

— А они и не должны иметь к нему никакого отношения. Этот символ на стене вообще совсем не обязательно должен был быть связан с ним. Все равно все, кто хоть немного в курсе происходящего, поймут, кто это был. А остальные и молнию-то могут не понять. Зато представляете, как все головы бы поломали, почему клобкопух и почему фиолетовый?

Мы молчим, впечатленные концепцией. Я начинаю даже думать, что Джинни в целом права, и решаюсь:

— Ну что, я тогда сгоняю перерисую, что ли?

— Даже думать не смей! — шипит Джинни.

— Сиди на месте! — вторит ей Гермиона. — Что, слишком легко все получилось, а хотелось влипнуть по-крупному? Нечего рисковать из-за такой ерунды!

— Молния тоже неплохо, на самом деле, — виновато говорит Джинни. — Так что не переживай. И нечего, правда, из-за меня что-то менять.

— Ну, как хотите, — говорю я. — Я хотел как лучше. Ладно, если делиться впечатлениями мы закончили, у меня есть очень актуальный вопрос.

Я выдерживаю паузу, обвожу их взглядом и по возможности небрежно интересуюсь:

— И что мы будем делать дальше?

— Ты хочешь сказать, у тебя ОПЯТЬ нет плана? — возмущается Рон. — Знаешь, я уже один раз за хоркруксами прогулялся, не имея понятия о том, что делать дальше. Больше как-то не хочется.

— План у меня как раз есть, — возражаю я. — Но каждый его пункт предполагает решение некой задачи. Вот, например, сейчас я знаю, что если мы хотим устроить нечто масштабное для, извините за выражение, государственного переворота, то нам нужно освободить тех, кто оказался в таком же положении, как и мы. У меня тут их целый список, и почти все из Армии Дамблдора, — я демонстративно машу листочком и продолжаю. — Но если мы хотим кого-то освободить — и даже если не хотим, между прочим! — в первую очередь нам сейчас нужны деньги. Потому что во-первых, всех надо чем-то кормить, а запасы наши на исходе, я проверял. Во-вторых, всем, и вам в том числе, понадобятся волшебные палочки, и даже если мы их купим у Оливандера, что не факт, это тоже деньги. А уж если их придется покупать неофициально, то это я даже боюсь представить сколько денег. А у меня с собой небольшой кошелек, считай, на карманные расходы. Отсюда вопрос. Что нам делать и где взять денег? Или может быть, у кого-нибудь завалялась пара тысяч галеонов по карманам? И да: банк грабить мы уже пробовали, и это еще хуже, чем искать хоркруксы без плана.

Джинни явно заинтересовывается словом «хоркрукс», но вопросов не задает, а вместе с остальными погружается в раздумья. А потом они внезапно начинают говорить все одновременно. Из потока их речи я вычленяю только «Джорджа», «Малфой» и «к гоблинам».

— Ничего не понял. Давайте еще раз и по очереди. Рон, что ты говорил?

— Надо Джорджа освобождать побыстрее. Во-первых, у него наверняка где-нибудь в укромном месте есть заначка из доходов магазина, а во-вторых, он наверняка придумает, как денег добыть или заработать.

— Да, вполне вероятно. Джорджа мы будем вытаскивать в любом случае, это не обсуждается вообще. А там уж увидим, сможет ли он нам чем-нибудь помочь и захочет ли вообще. Джинни?

— Я говорю, Малфоя надо вытаскивать. Счета его, насколько я помню, под арестом, но это в Британии, а мало ли где у него еще деньги лежат...

— Ты о котором из Малфоев?

— О младшем, конечно. Он наверняка сговорчивее будет.

— Поверить не могу, Джинни Уизли ратует за свободу хорьков. А с чего, кстати, ты решила, что он будет нам помогать?

— А ты что, его спрашивать будешь? — фыркает Джинни. — Не захочет помогать — пусть сидит дальше, в чем проблема-то. Ну и вообще... ты знаешь... он какой-то странный был весь этот год. Тихий какой-то. Может, исправляться начал?

— А может, приболел? — кривится Рон. — Я тоже что-то не верю, что он будет нам помогать.

— Так ему же это тоже выгодно, — улыбается Джинни. — Ведь если мы придем к власти, то как минимум выпустим Нарциссу, если я правильно понимаю твой настрой...

Надо что-то ответить, но я сижу в кресле, смотрю в пол, и в голове у меня настойчиво звенит эхо: «мы придем к власти, мы придем к власти, к власти»... второй раз за день я чувствую подступающую истерику. Что я вообще затеял? На кой черт мне сдалась эта власть? Как вообще так вышло, что положительный мальчик Гарри Поттер замыслил то ли государственный переворот, то ли... да нет, переворот, без вариантов. Как это вообще вышло? Палочку присвоил, собственную метку завел, сижу тут планы строю... И чем я тогда лучше Волдеморта? Нет, ну я в целом в курсе — чем. Но меня это почему-то не успокаивает. И главное, и Рон, и Джинни, и даже Гермиона почему-то воспринимают это как должное. Что надо прийти к власти, и лидер при этом почему-то я... мне бы их уверенность!

Джинни встает с дивана, неуверенными шагами подходит ко мне и садится на корточки перед моим креслом. С координацией у нее пока беда. Явно не гений зелье варил... Снейпа на них нет, на бездарей больничных. Надеюсь, это скоро пройдет. И хорошо бы еще, чтобы это был единственный побочный эффект.

— Гарри, я понимаю, что это наверняка страшно, — шепчет она, не поднимая головы. — Нам тоже страшно, мне так точно, да и Рону и Гермионе наверняка не по себе. Но мы же все понимаем, что выбора у нас нет. Потому что бороться или бежать — это, в принципе, не выбор, да? — Она отстраняется, смотрит мне в глаза и улыбается. — Мы же гриффиндорцы, в конце концов. Когда это мы отступали перед трудностями? Мы даже Волдеморта победили, а министр — это вообще ерунда, да, ребята?

Ребята улыбаются, Джинни пытается встать, но нога у нее уже затекла, и я едва успеваю ее подхватить и усадить себе на колени: хватит, нагулялась пока. На душе загадочным образом стало менее погано, и я вспоминаю, что так и не спросил Гермиону, что придумала она. Она ловит мой взгляд и говорит:

— Я считаю, нужно идти к гоблинам.

Здравствуй, глюк. Я не могу поверить, что Гермиона сказала именно это.

— Ты ничего не путаешь? Ты действительно считаешь, что мне стоит идти к ним после того, как мы пообещали гоблину меч Гриффиндора, который благополучно вернулся к людям, ограбили их банк, разрушили здание и увели у них дракона? Гермиона, ты смерти моей хочешь?

— Я, — отвечает эта нахалка, — хочу денег. А деньги у тебя есть, и лежат они в Гринготтсе, не так ли? Рано или поздно тебе все равно придется с ними встретиться и уладить эту ситуацию. И кстати, мы с тобой не знаем, как сами гоблины оценивают все произошедшее. Может быть, тебе есть что предложить им в качестве компенсации, а ты и не знаешь?

— А то, что счета мои наверняка заморожены, это ничего? — елейным голосом осведомляюсь я.

— Ничего! — хором заверяют меня эти трое придурков.

— А если они просто сдадут меня с рук на руки аврорам?

— Отобьемся, — уверенно заявляет Рон. Почему они все так уверены в благополучном исходе?

— Нет уж. Я ни от кого отбиваться не собираюсь. Если и связываться с гоблинами, то для начала через Билла. Они с Флер ведь по-прежнему живут в «Ракушке»?

— Наконец-то додумался, — снисходительно улыбается Гермиона. Иногда мне очень хочется ее придушить.

Я смотрю на часы. Скоро пять. Билл вернется с работы примерно через час.

В шесть часов я аппарирую к коттеджу «Ракушка», который, в отличие от Норы, почему-то никто не охраняет. Надеюсь, это не знак того, что обитатели коттеджа излишне охотно сотрудничают с министерством. Фу, какая только чушь в голову не придет. Это же Билл и Флёр! Я даже в Перси почти не сомневался... ну, веритасеруму хотелось бы иметь про запас, да, но в целом-то я о нем ничего дурного не подумал!.. Нет, паранойю надо лечить, а то я таким манером скоро додумаюсь до того, что в любом доме не-под-надзором живут злые и коварные агенты министерства...

Все, хватить рефлексировать, надо лучше в окна посмотреть, есть ли кто дома. В точности повторяя свой путь утром у Норы, огибаю коттедж и нахожу окна кухни. Как и в Норе, на кухне я вижу хозяйку дома. Только настроение у хозяйки совсем другое. Флёр режет салат и что-то напевает, а из духовки доносится такой запах, что я жалею, что зашел по делу, а не на ужин. Хотя, может быть, одно другому не помешает?

— 'Арри, до'огой, тебе отк'ыть двегь или ты так залезешь?

Я что, забыл мантию надеть?! Да нет, вот она, на мне. Тогда как?..

— Ты очень г'омко нюхаешь и... как это... глотаешь. Я слышу. Давай, залезай, я положу тебе мяса.

Разумеется, я не буду отказываться от мяса. Я лезу в окно, уже на кухне снимаю мантию и сажусь за стол.

— Привет, Флёр. Неужели настолько слышно?

— Вымой руки, — флегматично советует она и тут же хитро улыбается. — Может, не очень сильно слышно. Но сегодня днем Молли говориль со мной по камин...

Ну, все понятно. Радио семейства Уизли. Значит, меня просто здесь ждали. Вот какой я предсказуемый. Настолько предсказуемый, что и руки вымою, и мясо съем, хоть и люблю более прожаренное. И от салата тоже не откажусь.

— Ты ведь пришел к Билль? Он должен ского быть...

— Да, я к Биллу, но тебя я тоже очень рад видеть. При случае передай, пожалуйста, Молли и Артуру, что у Джинни и Рона все хорошо.

— Très bien, я пе'едам, — улыбается Флёр, а я внезапно замечаю, что платье у нее не приталенное, а довольно просторное. Казалось бы, какое мне дело до женских платьев, но это платье почему-то наводит меня на мысль, что Флёр, наверное... да нет, быть того не может, ведь тогда и месяц назад она наверняка уже тоже, а если так, то она бы ни за что не пошла в Хогвартс сражаться, и Билл бы ее не пустил... правда? Потому что если бы она пошла, а он бы пустил, то они оба психи ненормальные...

Я так сосредоточенно вглядываюсь в платье Флёр, пытаясь увидеть под ним живот или его отсутствие, что пропускаю момент, когда Билл выходит из камина в гостиной, прослушиваю не вникая их разговор с Флёр и прихожу в себя только когда он садится напротив меня.

— Рад видеть тебя невредимым, — говорит он вместо приветствия. Не исключено, правда, что он уже здоровался, пока я размышлял о его личной жизни.

— Я тоже рад, здравствуй. Билл, что обо мне сейчас думают гоблины? — спрашиваю я, не в силах придумать предисловие к разговору. Я гений дипломатии, да-да.

— Ты уверен, что тебя не слишком ранит их мнение? — насмешливо интересуется Билл.

— У меня нет выбора, — развожу руками в тон разговору, — мне нужно знать, как бы горька ни была правда.

— Ну, получай свою правду. Ты у них нынче главный герой анекдотов.

Я много чего ожидал. Чего угодно ожидал, собственно. Но не этого.

— Это еще почему?!

— Ну а как им еще относиться к человеку, который пришел в главный и единственный банк магического мира, ухитрился туда проникнуть и украл при этом одну-единственную чашу и престарелого дракона? Анекдот и есть. Ну, по крайней мере, гоблинам так кажется. Хотя у меня иногда возникает ощущение, что я не до конца понимаю соль этой шутки.

— Значит, они не очень сильно на меня обижены?

— Насколько я понимаю, не очень. Но это не значит, что тебе будет легко с ними договориться. Они ведь тебе нужны, да? Иначе тебя бы здесь наверняка не было.

— Очень нужны, это точно. Как ты думаешь, каковы мои шансы с ними договориться?

— Смотря что тебе от них нужно... и сколько ты готов им за это отдать.

— Я бы отдал... только у меня собственно денег нет. Кроме тех, что в сейфе в банке. Потому они мне и нужны.

— Задумал дорогостоящую аферу? Ну, мне кажется, в таком случае у тебя есть шанс. От себя советую: если твое мероприятие связано с политикой, попробуй пообещать им какие-нибудь льготы или что-то в этом духе. Не то чтобы их сейчас сильно притесняли, но они, по-моему, подобные предложения коллекционируют. Их это обрадует.

— Ты сможешь устроить мне встречу с ними?

— Думаю, да. Попробую договориться прямо завтра с утра, так что не планируй ничего на утро. Куда прислать патронуса?

— На Гриммо. И тогда я аппарирую... куда?

— Ко входу в банк. Я тебя встречу.

* * *

Я открываю глаза и понимаю, что снова нахожусь в Хогвартсе, в той же комнате, которая служила мне тюрьмой весь последний месяц. На меня испуганно смотрит Зак, какой-то мужчина машет надо мной палочкой.

— Хорошо, что вы очнулись, мистер Поттер. Вы потеряли сознание во время завтрака, упали и сильно ударились головой. Легкое сотрясение мозга, ничего страшного. Рекомендую вам сегодня отлежаться — впрочем, идти вам все равно особенно некуда, — он криво улыбается, то ли пытаясь показать, что так пошутил, то ли извиняясь за то, что в этой комнате действительно особенно не погуляешь.

Я не то что в ступоре, я в шоке. Как я здесь оказался? Я что же, так никуда и не сбежал? Не рассчитал падение и вырубился? И вот это все, и Рон с Гермионой, и Джинни... я так ничего и не смог? Ничего не сделал? Как же так?!

Мужчина — очевидно, колдомедик — выходит за дверь, а Зак помогает мне улечься в кровать, причитая что-то сочувственно. Он вообще-то неплохой парень, не будь он моим сторожем, он бы мне нравился, но сейчас я не могу его слушать. У меня не получилось. Я все еще заперт. Мы все заперты, и все это потому, что я, черт возьми, не смог правильно упасть. Это нелепо. Это нечестно. Я не хочу тут взаперти! Я хочу туда, на солнце, к Джинни, к нашим планам и метке этой идиотской...

Мне так обидно, что я готов зареветь, как в детстве. Я резко сажусь (плевать я хотел на ваши указания, нет у меня никакого сотрясения) и просыпаюсь.

Сердце колотится так, что его, небось, слышно во всем доме. А я вспоминаю, как вечером аппарировал из «Ракушки» сюда, в место, которое за день уже привык называть домом, как рассказал о встрече с Биллом Рону, Гермионе и Джинни, как помог им устроиться в спальнях и лег спать сам. Вот и поспал. Привидится же такое!

Я спускаюсь на кухню завтракать и слышу, как часы бьют восемь. Привык, оказывается, подниматься к этому их тюремному завтраку. Я успеваю сделать себе чаю, когда на кухне появляется патронус, растрепанный хулиганского вида волк, и сообщает голосом Билла Уизли: «Встреча назначена, жду тебя через десять минут на крыльце банка». Я только и успеваю черкнуть записку дрыхнущим ребятам, привести волосы в относительный порядок и привычно уже закутаться в мантию-невидимку — и аппарирую, размышляя, всегда ли у Билла был такой патронус или же это следствие встречи с Фенриром?

А был ли Гринготтс? В смысле... мы правда его грабили? И улетали отсюда на драконе? А так и не скажешь, стоит себе как новенький, Хогвартсу бы так. Все такая же нерушимая белая громада...

Впрочем, любоваться мне некогда, вон Билл стоит на крыльце, нетерпеливо оглядывается, нервничает, наверно. Подхожу к нему, негромко говорю «я здесь» и вцепляюсь в его мантию на всякий случай. Он проходит через весь главный зал, к неприметной двери за гоблинскими стойками, придерживает дверь для меня, и мы заходим внутрь. За дверью оказывается небольшой душный кабинет, заваленный бумагами стол и единственный гоблин с тяжелым взглядом и очень длинными пальцами.

— Длиннолап, к вам Гарри Поттер, он договаривался о встрече, — говорит Билл, и я поспешно стягиваю мантию: как-то неприлично ходить невидимым, когда тебя уже представили.

— Спасибо, мистер Уизли, я помню о встрече. Вы можете возвращаться к работе. Нам с мистером Поттером предстоит долгий и конфиденциальный разговор.

Что-то мне не по себе. Сейчас он меня тут убьет и закопает. Или съест. За поруганную честь родного банка. И ничего ему за это не будет. Вон как ухмыляется. И чего я как дурак один пошел, а...

— Итак, мистер Поттер, поскольку я Вас знаю, а Вы меня нет, имею удовольствие представиться: Длиннолап, вашими стараниями с недавних пор главный управляющий лондонским отделением банка «Гринготтс».

Я опять чего-то не понял?

— Извините... Вы сказали, моими стараниями?

— Именно. Видите ли, проверочная процедура, сопряженная с изъятием известной вам чаши из семейного сейфа Лестранжей, выявила несовершенство защитной системы банка. А я давно представлял мнение тех, кто считал, что для охраны нужно нечто... поизощреннее дракона.

Он мне не нравится. Он мне совсем не нравится. Но еще больше мне не нравится то, что я опять ничего не понимаю.

— Мистер Длиннолап, я рад, что поспособствовал вашему продвижению по службе, но мне кажется, что я не до конца понял ваши объяснения. Вы сказали, «проверка, сопряженная с изъятием чаши», и я уверен, вы выбрали такую формулировку неспроста. Мне неприятно это говорить, но мы-то полагали случившееся банальным ограблением, за которое я, кстати, пришел извиниться...

— Что Вы, мистер Поттер. Если бы вы действительно собрались ограбить банк, вы бы не вышли отсюда живым, будь у вас хоть дракон, хоть великан, хоть стая дементоров. Вы же наверняка читали: «Если пришел за чужим ты сюда, отсюда тебе не уйти никогда». Поверьте мне, это не просто рекламный стишок. Это древнее заклинание, поддерживаемое самим зданием. Каждый, кто хоть раз его прочитал, не сможет покинуть Гринготтс с чужим имуществом. Он может пробраться в сейф, преодолеть местную защиту и прорваться к выходу, но порог он не переступит.

Вот это новости.

— А зачем же тогда... все это? Защита в сейфах, и дракон, и такой переполох, когда мы уходили с чашей...

— Нам кажется неразумным полагаться на единственное заклятье. И еще более неразумным нам представляется раскрывать кому попало этот секрет. Пусть лучше люди думают, что залог неприступности Гринготтса — это сейфы, драконы или запутанные подземелья, а чтобы люди так думали, грабитель не должен дойти до выхода из банка, верно, мистер Поттер?

Не раскрывают они секрет кому попало. А я, значит, должен быть польщен доверием. Только я почему-то пока не польщен.

— Да, вероятно, Вы правы. Но как же в таком случае мы смогли покинуть банк? Ведь та чаша не принадлежала ни одному из нас.

Теперь я знаю, как выглядит искренняя гоблинская улыбка. Жуть какая.

— Верно, мистер Поттер. Но хотя чаша не принадлежала никому из вас, она также больше не была под охраной банка Гринготтс. Просто некая вещь, случайно попавшая в ячейку банка...

— Но почему?..

— Когда вы сообщили Крюкохвату, что собираетесь ограбить сейф Лестранжей, он связался с нами... да-да, не только у носящих палочки есть способы быстрой связи! Учитывая вашу репутацию человека, противостоящего Темному Лорду, мы решили проверить этот сейф и обнаружили, что чаша, переданная нам на хранение, — сильнейший темномагический артефакт. Не то чтобы мы не принимали на хранение подобные вещи, однако в любом стандартном договоре сказано, что при помещении такого предмета на хранение владелец обязан оповестить нас о его природе. Миссис Лестранж этого не сделала, соответственно, у нас не было никаких причин дольше исполнять взятые на себя обязательства...

— Лихо. Но не слишком ли категорично? Что если бы Лестранж сама явилась к вам за чашей? Вряд ли она приняла бы ваши объяснения.

— А тут уже мы рассчитывали на вас, мистер Поттер. И вы нас не подвели, в кратчайшие сроки нейтрализовав не только ее, но и самого Темного Лорда...

— Но если вы знали про чашу и не были против того, чтобы я ее забрал, к чему все это было? Почему Крюкохват не сказал нам, что банк грабить не обязательно?

— Я же говорил Вам, мистер Поттер: нам надо было устроить проверку охраны сейфов. И мы ее устроили при Вашем активном участии. Должен признаться, мы получили немало удовольствия от вашей изобретательности и... нестандартности.

Н-да. Кажется, теперь я знаю, в чем недоступная Биллу соль гоблинских шуток про Гарри Поттера и ограбление банка. Обидеться на них, что ли? Нет, пожалуй, это лишнее.

— Рад, что доставил Вам удовольствие, — медленно говорю я, чтобы не сказать ничего лишнего. И замолкаю пока. Может, еще чего интересного узнаю.

— Кстати, мистер Поттер, а зачем вам все-таки был нужен дракон? Ну, кроме того, что вы хотели на нем прорваться к выходу. Он же был совсем старый...

— Жалко нам его было. Извините, но с животными вы обращаетесь не слишком хорошо.

— А вы, значит, по-прежнему жалеете любую волшебную тварь, — тянет Длиннолап, и я очень жалею, что не разбираюсь в гоблинской мимике.

— И не волшебную, и не тварь тоже, — говорю я, потому что не знаю, если честно, что еще тут можно ответить.

— А почему же, в таком случае, Вы не выполнили обещание, данное Крюкохвату?

А вот на это я знаю, что отвечать, спасибо Гермионе!

— Ну, во-первых, он сам не выполнил обещание, оставив нас в одиночку выбираться из банка. А во-вторых, у меня просто не было времени сдержать обещание, ведь меч он забрал сам, еще до того, как мы закончили... как это теперь называется... проверку защиты банка.

Гоблин мне, разумеется, не верит, судя по гримасе, но тут уж ничего не поделать.

— Мне кажется, мистер Поттер, я знаю, как мы могли бы уладить наше... недоразумение.

— Я очень рад, если есть способ его уладить. И как же это сделать?

— За нарушение обещания, данного гоблину, вы вернете нам все вещи гоблинской работы, лежащие в вашем сейфе. — Ой. — Не беспокойтесь, ваши родители почти не оставили вам подобных предметов. А вот в имуществе Блэков их предостаточно. А мы со своей стороны подтвердим, что у нас нет к вам никаких претензий по поводу того, что вы почему-то называете ограблением.

А я-то думал блэковское наследство Тэдди отдать... с другой стороны, никто же не помешает мне отдать ему сумму наследства деньгами, да? Надо только узнать, сколько будут стоить те вещи. Раздумывать тут, в общем-то, нечего. Все равно мне бы совершенно точно пришлось отдать что-то в качестве компенсации, если я хоть когда-нибудь еще захочу иметь дело с Гринготтсом. А куда я от него денусь, если он в магическом мире один такой?

— И аврорам вы это тоже подтвердите? А то, знаете ли, аврорат почему-то уверен, что я совершил страшное преступление.

— Какая досада, — ухмыляется Длиннолап. — Они просто неправильно поняли ситуацию. Думаю, мы вполне сможем объяснить им, что к чему. Если, конечно, договоримся с Вами, мистер Поттер.

— Считайте, что мы договорились, Длиннолап. Но перед тем, как принять окончательное решение, я хочу увидеть список этих предметов и узнать их приблизительную стоимость. И размер суммы, которая останется у меня в сейфе после изъятия этих вещей.

— Конечно, это легко сделать, списки мы подготовили еще час назад, в ожидании Вашего визита.

Час назад, как же. Наверняка вы их приготовили в тот же день, как Крюкохват с вами связался. Вот что такое удачная комбинация! Учитесь, профессор Дамблдор, профессор Снейп, мистер Риддл. Я просматриваю документы. Меня грабят на пятьдесят тысяч галлеонов из наследства Сириуса и пять тысяч из наследства родителей. При этом остается у меня еще сто семьдесят тысяч от Блэков и чуть ли не пятьсот из состояния Поттеров. Ну, потери, конечно, неощутимыми не назовешь, но и разорить они меня не разорят. Первое время можно будет даже не особенно жалеть денег, а потом... мне точно будет нужен или Джордж, или Малфой. Лучше оба. И почему ж я торговаться-то не умею!..

Еще минут двадцать мы возимся с бумагами о безвозмездной передаче гоблинам тиар, браслетов, кинжалов и еще чего-то — я старался не вникать, чтобы случайно не расстроиться по поводу потери, а Длиннолап тем временем демонстративно готовит письмо в аврорат об отсутствии у них претензий ко мне, Рону и Гермионе. И пусть они попробуют не снять с нас хотя бы это обвинение.

— Что же, главную проблему мы уладили. У вас были еще какие-то вопросы, мистер Поттер?

— Да. Проблема в том, что я хотел бы получить деньги из своего сейфа... — опять во мне проснулся гений дипломатии. Вот учила же Гермиона, сначала про притеснение гоблинов, про наши революционные планы и финансовые проблемы, а я... эх.

— И что же вам мешает их оттуда взять?

— Ну... — э... а что мне мешает-то? Ах да! — Насколько я знаю, после предъявления мне некоторых обвинений мои счета были заморожены...

— Это не совсем так. Правильнее было бы выразиться «аврорат сообщил, что ваши счета заморожены».

— А в чем разница?

— В том, что на самом деле с вашими счетами все в порядке, и вы вполне можете снять с них деньги. Видите ли, мистер Поттер, у аврората нет права влиять на счета в нашем банке. Они могут только высказать пожелание, а исполнять ли его — мы решаем сами. В вашем случае мы не считаем нужным препятствовать вам в получении денег. Но по давней договоренности с авроратом мы не опровергаем их сообщения о замороженных счетах. Они считают, что это облегчает им задачу, лишая подозреваемых финансовых средств, поскольку не каждый преступник пойдет в Гринготтс проверять состояние счета, если ему сообщили, что денег он с него не получит. Но вот Вы, например, пришли. А значит, Вам нужен только ваш ключ...

Ключ!!! Я судорожно вспоминаю, у кого и когда я в последний раз видел свой, между прочим, собственный ключ от своего собственного сейфа — и не могу. Представляю, что сейчас написано на моем лице. Длиннолап откровенно любуется моим замешательством, а потом продолжает:

— Нужен только ваш ключ, мистер Поттер, и по счастливому стечению обстоятельств профессор Дамблдор незадолго до смерти оставил его у меня — до востребования. Надеюсь, что отныне вы сами будете его хранить.

Нет, ну это надо же так пугать, а! Мы с Длиннолапом — я уже привычно невидим — выходим из его кабинета, садимся в тележки и едем вниз. Казалось бы, прошло всего каких-то полтора часа, а я потерял больше пятидесяти тысяч галлеонов и столько нервов, что я даже не знаю, в какую сумму их оценить. Зато и приобрел немало. Да?

Я выхожу из банка с изрядно потяжелевшим кошельком и — удивительная щедрость — многоразовым портключом в кабинет Длиннолапа, который убежден, что должен вести мои дела лично. Аппарирую на крыльцо особняка Блэков и вдруг думаю: если посмотреть на эту встречу глазами кого-нибудь... ну вроде министерского работника, то это что у нас получается? Пришел, значит, Гарри Поттер к гоблинам, отдал им львиную долю состояния Блэков — и гоблины тут же сняли с него обвинения в ограблении банка. Похоже, я подкупил гоблинов! Интересно, еще кому-нибудь удавался такой номер? Я фыркаю от смеха и захожу в дом.

В доме царит такая особенная сосредоточенная тишина, какая бывает в библиотеке перед экзаменами. Источники тишины — все трое — обнаруживаются в гостиной.

— Дамы и... Рон! С удовольствием сообщаю вам, что я купил гоблинов! — важно объявляю я и с удовольствием наблюдаю за изумленными лицами. — Ну, или если честно, они меня обобрали. Я совершенно, напрочь не умею торговаться. Я даже не буду сообщать вам, сколько мы потеряли, очень уж грустные цифры... зато, представьте себе, у них больше нет к нам никаких претензий по поводу ограбления. И доступ к деньгам мы получили!

Я победно обвожу всех взглядом и жду вопросов. Но радуются мои товарищи как-то вяло и подробностями не интересуются.

— А тебе тут сова «Пророк» принесла, мы вот... читаем, — невпопад отвечает Гермиона.

Удивительные птицы эти совы: люди дом найти не могут, а этим Фиделиус до Люмоса. Выписывали газету — получите. И что там, интересно, такого в той газете?

— Что, живописуют наш побег?

— В целом да. Примерно на два абзаца. А еще полстраницы — интервью Ранкорна по этому поводу.

— Это из-за него вы такие кислые сидите?

— Ну, в общем...

Вот стоило их на пару часов оставить — и вместо товарищей по заговору я получаю трех задумчивых меланхоликов наподобие меня в худшие моменты вчерашнего дня. А вчера-то такие все смелые были, к власти они придут... ладно, что там этот Ранкорн сказал?

«Мы непременно обнаружим... выясним обстоятельства... предотвратим... соблюдать установленный порядок...» так, это все явно не то. А вот оно, наверное:

«Вы можете спросить меня: зачем вообще было брать под арест Гарри Поттера, героя магического мира? Зачем назначать даты судов над его друзьями? Они победили Того-Кого-Нельзя-Называть, так не лучше ли списать все то, что они натворили за год, и не вспоминать больше никогда? Это хороший вопрос, и у меня есть на него ответ. Я не собираюсь умалять заслуги Гарри Поттера: он действительно спас магический мир от большой беды, и все же... нет. Нет, нельзя списать то, что они натворили за год. Нельзя, если мы не хотим уподобляться тому, кто держал нас в страхе весь прошедший год...» — особенно тебя он в страхе держал, зараза. Я прям помню, как тебе боязно было на работу ходить, копаться в чужих родословных.

«Весь год он перекраивал законы под себя, вернее, он не соблюдал их вовсе, руководствуясь только личными понятиями о том, что хорошо и что плохо. Он не наказывал своих приспешников за Непростительные заклинания, за мародерство и убийства — а мы теперь не желаем судить Гарри Поттера за то же самое, потому что он сделал то, что в итоге принесло нам пользу и избавило от гнета Того-Кого-Нельзя-Называть. Можно сказать, что наш герой действовал по законам военного времени, но этот политический кризис не был войной...» — Что, правда, что ли, не был? Когда за тобой рыщут по лесам, чтобы взять в плен или убить — это нынче называется политический кризис? Надо учесть на будущее.

«Я утверждаю: закон должен быть един для всех, и для Гарри Поттера и его друзей он будет таким же, как для всех остальных. За применение Непростительных заклинаний надо судить, за ограбление банка надо судить, за хищение чужого имущества и прочие проступки, пусть даже продиктованные необходимостью, также надо судить и доказывать необходимость совершения данных деяний перед судом. Будь Гарри Поттер благоразумным человеком, он дождался бы суда, доказал свою невиновность, выслушал бы оправдательный вердикт и отправился бы праздновать победу вместе с прочими уважаемыми членами магического сообщества. Однако он предпочел сбежать,и это наводит на определенные подозрения. Либо он вовсе не так благоразумен, как нам хотелось бы, либо чувствует за собой какую-то вину. Увы, до суда, который не может состояться без обвиняемого, мы так и не узнаем, какой из своих поступков он боялся не оправдать в глазах общества. Или, может быть, ему просто не дают покоя лавры Темного Лорда?..»

— Ну, и что конкретно вас тут так смутило?

— Лично меня не смутило, — фыркает Джинни, — но я грущу за компанию и жду, пока ты придешь и объяснишь им, почему они идиоты.

— Меня тоже не смутило, — торопливо вторит Рон, — просто...

Понятно. Просто источник вселенской печали — Гермиона, а Рон с ней спорить так и не научился. Я, впрочем, тоже, но сейчас придется попробовать.

— А вдруг он прав, Гарри? — спрашивает меня Гермиона, и глаза у нее... нехорошие такие глаза. Как будто "тролля" по нумерологии получила. — Ведь закон действительно должен быть един для всех, а мы в этом году...

Эх, Гермиона. Такая умная, но такая совестливая. Не раз нарушавшая правила, потому что так было надо и правильно, и неизменно мучившаяся по этому поводу. Совесть ты наша. Я добавляю в список претензий к Ранкорну «Оттоптал Гермионе больную мозоль», сдвигаю сурово брови и пытаюсь воззвать к ее разуму:

— Минус двадцать баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер, за неумение трезво и объективно мыслить под гнетом неуместного чувства вины. В качестве отработки напишете мне три сочинения произвольной длины. Тема первая: «Что выиграла Джинни Уизли от того, что дождалась суда, и почему ей не удалось доказать свою невиновность». Тема вторая: «Законы прошлого года гласные и негласные. Кто соблюдал гласные, кто следовал негласным и какие из них действительно стоило соблюдать» — с обоснованиями. Тема третья: «Действия Золотого Трио и их друзей и действия Упивающихся смертью, сравнительный анализ: причины, последствия, наличие или отсутствие выбора, последствия бездействия, намерения». Одну из трех работ на выбор жду от вас послезавтра, остальные в течение недели.

Гермиона замирает на секунду, как всегда, когда мысленно набрасывает план сочинения, прикидывает что-то и выдыхает:

— Спасибо, Гарри. Кажется, мне полегчало.

— Вот так бы сразу. Гермиона, ты ж умная, тебе положено сначала думать, а потом страдать, а ты чего устроила?

— Не напоминай больше, самой стыдно.

— Нет уж, я напомню. Потому что сочинения я от тебя действительно жду. Может, в несколько иной форме, но жду. Потому что если уж ты вдруг на это повелась, значит, поведутся многие, непременно. А мне вот что-то вдруг захотелось любви публики, знаешь ли. Поэтому Ранкорну надо будет что-нибудь ответить. С обоснованием, по пунктам, но в читабельном виде. И поскольку у нас нет Риты Скитер, придется поработать всем нам. А в основном тебе, поскольку у тебя отработка.

— Знаешь, друг, — вздыхает Рон. — Я все понимаю, но раз ты у нас теперь богатый, купи нам лучше Скитер. Моя личная жизнь не выдержит трех сочинений.

— Ребята... я, вообще-то, пошутил насчет Скитер.

— И очень зря, что пошутил, — тут же поддерживает брата Джинни. Нет чтобы меня поддержать! — Гермиона, конечно, голова, но статьи наверняка будут иметь больший резонанс, если их напишет профессиональный и известный журналист.

— Но... мы, вообще-то, тоже довольно известны.

— Ага, как беглые преступники, грабители... кто там еще? — ухмыляется Рон.

Они сговорились. Они точно сговорились меня уморить.

— Как вы себе вообще это действо представляете? Встречаться с ней в общественном месте? Пустить в дом, прикрытый Фиделиусом, чтобы завтра она привела к нам полредакции в гости? Приходить к ней, чтобы в следующий раз обнаружить у нее в гостиной авроров? Да и не станет она с нами сотрудничать...

— Станет-станет, — оживляется Гермиона. — Один раз мы уже заставили ее...

— И именно поэтому второй раз будет гораздо труднее. И потом, чтобы дать показания о том, что она незарегистрированный анимаг, кому-то из нас придется явиться в министерство. Мы самоубийцы, что ли?

— Ну... да, шантажировать ее нам будет затруднительно, хотя такие вещи можно и анонимно сообщить, — Гермиона в задумчивости прикусывает губу, а это значит, что настоящий мозговой штурм вот-вот начнется. Больше никогда не буду при них шутить! — А на этот раз мы ради разнообразия можем ее уговорить.

— Извини, не верю, — вздыхаю я. — Что мы можем ей предложить? Деньги? Да она меньше года назад — практически только что — получила за биографию Дамблдора боюсь даже представить сколько.

— Нет, не деньги, конечно. Более того, если правильно повести разговор, то она может и вовсе поработать для нас бесплатно.

— Эта акула? Гермиона, ты в своем уме? «Скитер» и «бесплатно» — это антонимы!

— В общем-то, да, но думаю, даже для Скитер существуют вещи более ценные, чем деньги. Деньги она и без нас зарабатывает, как ты верно заметил.

— И что же, по-твоему, ценно для Скитер?

— Информационный повод, разумеется. Так, Гарри. Хватит морочить мне голову. Я все придумала. Иди и думай, как нам найти Скитер и в какой темный угол затащить на переговоры. Говорить буду я, тебе полагается кивать и улыбаться. Задание понятно?

— Задание понятно, но...

— Тогда подумай, какую спальню выделить для Скитер, и вели Кричеру ее приготовить.

— Как — спальню?! У нас тут лишних кроватей-то нет, как всех ребят вытащим, так места и не остается...

Я оборачиваюсь в поисках поддержки и обнаруживаю, что оба представителя отважного клана Уизли предусмотрительно слиняли из гостиной. Значит, у Джинни уже не так плохо с координацией, а то я-то ее с утра в движении не видел. Но раз сумела к выходу прокрасться, все в порядке.

— Не беда, если надо, я лично буду спать в лаборатории в подвале. Все, иди давай, займись делом и не отвлекай меня, мне надо еще раз все просчитать.

Ну а что я могу сделать? Если Гермиона взялась командовать парадом, ее и Петрификус не остановит. И я иду, и нахожу среди пыльных и мелких комнат самую пыльную и мелкую. Вот это и будет ритина спальня, хотя я по-прежнему не понимаю, как она может согласиться на пребывание у нас.

— Ну что, придумал, где нам с ней поговорить? — требовательно интересуется Гермиона, когда я спускаюсь.

— Придумал, конечно. Прямо здесь и поговорим, в гостиной.

— Но Гарри... Ты же сам говорил, что Фиделиус... если мы приведем ее сюда, то она тоже станет хранителем тайны, и тогда...

— Да-да, стадо журналистов, группа авроров и толпа фанатов у нас в гостях. Расслабься, Гермиона. Я тоже все придумал. Если она согласится с нами сотрудничать, то во-первых никуда в эти дни не выйдет, а во-вторых принесет клятву никому не сообщать этот адрес. Ты, кстати, процедуру нерушимого обета знаешь?

— Вспомню. Но она же может и не согласиться?

— Недавно ты говорила, что не может, — ухмыляюсь я. Люблю я ловить Гермиону на таких вещах, да вот беда: редко доводится. — Но на этот случай все еще проще: шарахну ее Обливиэйтом и все.

— Но это же...

— Негуманно? Зато представь, насколько охотнее она согласится сотрудничать, если альтернатива — Обливиэйт от того самого Поттера, который с четвертого курса хочет вдарить по ней чем-нибудь тяжелым, а? Лично я бы на ее месте испугался.

— Ладно. Считай, что ты меня убедил. Остался один вопрос: где нам ее найти?

— А вот это совсем легко: адрес редакции «Ежедневного Пророка» написан мелким шрифтом в конце газеты. Не факт, конечно, что она там сидит, но уж раз в пару дней-то должна появляться. Вот пусть кто-нибудь из нас и подежурит. Но это позже, а пока, мне кажется, вам всем троим пора обзавестись палочками.

— Пора, — тут же отзывается Джинни. А подслушивать, по идее, нехорошо. — Только как? Прогуляемся к Олливандеру, что ли?

— Джин, радость моя, ты не поверишь, но вероятно да. Во-первых, Олливандеру и раньше-то был безразличен официальный статус покупателей, его кроме совместимости палочек и магий ничего не интересует. А во-вторых, он нам как-никак немножко должен за свое спасение. Так что...

Посылаем Кричера к Олливандеру с просьбой временно закрыть магазин и приветом от Гарри Поттера. Это мистическим образом срабатывает, и схватившись за Кричера, чтобы не промахнуться, мы аппарируем прямо внутрь запертого магазина волшебных палочек.

Процедура выбора оказывается недолгой, поскольку Олливандер помнит предыдущие палочки, а значит, представляет, что нужно покупателям. Материалы остаются прежними, лишь немного изменяется длина, да у Джинни палочка становится менее хлесткой. Удобно при дальнем бое, говорит Олливандер, и я, вспомнив битву в Хогвартсе, должен признать, что в дальнем бое Джин и правда хороша, хотя очень хотелось бы надеяться, что именно таким образом ей больше палочку использовать не придется.

Ребята аппарируют домой, а я расплачиваюсь за наши покупки и выхожу в Косой Переулок. Раз уж решил, что кто-то должен дежурить у редакции «Пророка», так почему бы не начать прямо сейчас. Вдруг мне повезет?

И мне везет самым возмутительным образом. Я только-только настраиваюсь на долгое многодневное ожидание, как из дверей редакции резво выскакивает моя любимая журналистка. И вот тогда-то у меня и начинается томительное ожидание. Минут десять я жду, когда она закончит кокетничать с кем-то в дверях, еще пять минут терпеливо слушаю, как она раскланивается с коллегами, которые, как нарочно, именно сейчас один за другим подходят к дверям. А потом быстро скачу за ней за угол — это ж надо так носиться! — одариваю легеньким петрификусом и аппарирую... и так понятно куда.

Вообще-то, Рита совсем не пушинка. И значительно тяжелее Джинни. Думаю, это в ней лишняя информация и тяжелый характер столько весят. Мы вваливаемся в прихожую, и впервые за эти полтора дня я наконец-то роняю ту самую злополучную подставку для зонтиков, на которую обычно налетала Тонкс. На грохот из кухни выскакивает Джинни — джинсы, явно одолженные у Гермионы, в мучных пятнах, волосы наспех сколоты в пучок, — и возмущается:

— Ты что так быстро? У меня еще ничего не готово.

— Джинни, ты решила на кухне повозиться, что ли? Да брось, у нас же Кричер есть.

— Ты — ничего — не понимаешь, — гордо заявляет она и сбегает обратно на кухню, не удостоив Скитер даже любопытным взглядом. Вот это концентрация! А я-то, в самом деле, ничего не понимаю, особенно в кухнях и девушках, кто же спорит.

Тут и Вальбурга Блэк просыпается, как раз когда я исхитряюсь перехватить палочку и Риту разморозить. По идее, в эту самую секунду я должен произнести речь, которая доходчиво объяснит мисс Скитер, почему ей не следует никуда бежать. Но пытаться перекричать миссис Блэк — дохлый номер. Пленница наша, правда, бежать и не собирается, судя по виду. Стоит себе стенку подпирает, будто так и надо, и с интересом слушает про предателей крови, варваров, выродков и гнусных грязнокровок. Не то чтобы я рассчитывал на ее испуг и драматичные сцены... да нет, рассчитывал. Если и существует на свете человек, которого мне хотелось бы напугать, то это Скитер и есть. Амбридж и Ранкорн не в счет, их я не пугать хочу, а в Азкабан, и надолго. Лучше бы, конечно, заавадить, но ученику Дамблдора и экс-Надежде магического мира такими вещами заниматься как-то неловко.

А вот Скитер я бы все-таки напугал, будь у меня такая возможность, и потому эффектом — вернее, его отсутствием — я разочарован. На шум вниз сбегает Гермиона, утихомиривает портрет, пока я на всякий случай держу невозмутимую Риту на прицеле, потом безукоризненно вежливо расшаркивается с Ритой и приглашает нас в гостиную для разговора.

— Мисс Грейнджер, дорогая! — радостно начинает Рита, едва усевшись в кресло. — Я, право, всегда полагала, что рано или поздно Ваша маниакальная ненависть ко мне выйдет из-под контроля, и Вы решите мне отомстить, но такого размаха я не ожидала! Вырастить из наивного героя, — взмах головой в мою сторону, — нового темного лорда только для того, чтобы удовлетворить свою...

— Мисс Скитер, чем меньше вы говорите, тем больше у вас шансов остаться в живых сегодня, — говорю я, не теряя надежды хоть немного ее попугать. Но очевидно, сегодня все-таки не мой день. Сначала гоблины, теперь вот... это.

— О, Гарри, ты так импульсивно реагируешь... мне кажется, это неспроста. Ты заступаешься за даму сердца, не так ли? Я ведь давно, еще с Тремудрого турнира, предполагала, что между вами что-то есть. Это так мило!..

— Гермиона, можно, я ее все-таки шарахну еще разок Петрификусом? Тебе же удобнее будет ей предложение излагать.

— Понравилось, что ли? — усмехается Гермиона. — Подожди немного, я не теряю надежды, что мы договоримся. Мисс Скитер, — очень вежливо улыбается она, — вы уверены, что трезво оцениваете ситуацию? Как нам всем известно из прессы, перед вами сейчас сидят двое преступников, еще несколько месяцев назад не погнушавшиеся применения Непростительных проклятий. Вряд ли они рискнули показаться в Косом Переулке ради светской беседы о плодах вашей фантазии. Вероятно, им что-то от Вас нужно. Но если Вы не соблаговолите их выслушать, они в самом деле могут среагировать... неадекватно. Терять им все равно уже нечего.

— Когда вы говорите о себе в третьем лице, это звучит смешно, но доходчиво, — кивает Скитер. — Я вас слушаю, деточки.

— Я очень этому рада, Рита, — серьезно говорит Гермиона (мне б ее выдержку). — Итак, мы предлагаем Вам побыть нашей пленницей.

Когда у меня появится свой думосбор, я обязательно сброшу туда этот эпизод и буду пересматривать раз в неделю для поднятия настроения, потому что выражение искреннего изумления и недоумения на лице Скитер радует меня неимоверно.

— И вы серьезно полагаете, что я на это соглашусь?

— Да, мы действительно так полагаем. Неужели вам не хочется стать главным летописцем новой магической революции?

— Бедные детки. Неужели это необратимые повреждения психики, последствия страшного военного года? Кстати, ходили слухи, что вы попали в плен к Упивающимся Смертью. Это правда? Вас пытали Круциатусом? Может быть, еще не поздно сдаться властям и сыграть на собственной невменяемости? Получите вместо Азкабана срок в Мунго, это не так уж плохо...

— Все, Гермиона, — похоронным тоном говорю я. — Рита считает, что у нас ничего не выйдет. Так что давай мы с тобой быстренько дадим отбой осведомителям из министерства, вернем мисс Уизли обратно в Мунго, деньги гоблинам, палочки... а палочки просто закопаем и пойдем сдаваться.

— Непременно, — в тон мне отвечает Гермиона. — Вот Джин печенье допечет, чаю выпьем — и сразу в министерство, каяться. Это ж не какой-нибудь там вшивый Волдеморт, там такие титаны сидят, куда нам против них.

— Кстати о Волдеморте, — оживляется Рита. — Как насчет подробного интервью о вашем прошлогоднем скитании по лесам, а? Страниц так на пять, для воскресного приложения?

— Да легко, — улыбаюсь я. — Вот оставайтесь у нас, и мы вам и такое интервью дадим, и еще поинтереснее. А потом еще и книгу напишете о своей жизни в этом доме...

— Было бы о чем тут писать!..

— А то Вы не придумаете! И знаете, в чем прелесть, Рита? В том, что от наших успехов ваши дела не зависят. В случае нашей победы назовете книгу «Как я помогала делать революцию», а в случае поражения — «Страшные дни в плену маньяка». Раскупаться будут оба варианта, вы же сами понимаете.

Лицо Риты приобретает мечтательно-задумчивое выражение, мы с Гермионой напряженно следим за процессом ее внутренней борьбы, и тут — очень вовремя — в гостиную входит Джинни с тарелкой чуть теплого печенья. Следом появляется Кричер с чайником и пятью чашками.

— Месяц без практики, а руки все помнят, — хвастается Джинни, и тут же вопит куда-то наверх, — Рооон! Хватит мечтать, иди чай пить!

Рита Скитер, по-прежнему пребывая в задумчивости, цапает печенье с тарелки, автоматически пережевывает и вдруг обращает свое внимание на Джинни:

— Милочка, не Вы ли автор этого шедевра?

— Разумеется, я. Джинни Уизли. Запоминайте, пригодится.

— Джиииинни, значит. Подруга Гарри Поттера, не так ли?

— Любимая девушка и без пяти минут невеста Гарри Поттера, — мягко поправляю я, с удовольствием наблюдая за лицом Джинни.

— О! Какая неожиданность. Скажите... Джинни, Вам не обидно делить мистера Поттера с мисс Грейнджер?

Джинни смотрит на нее сумрачно, но после небольшой паузы вполне любезно отвечает:

— А вы оставайтесь, мисс Скитер, и сами все увидите.

— Ну, если ваши кулинарные таланты печеньем не исчерпываются, то почему бы и не остаться, — внезапно соглашается Рита.

Дальше все происходит как-то очень уж быстро. Не успел я очухаться, а вот уже мы с Ритой стоим на коленях, и она дает мне нерушимый обет не покидать дом без моего разрешения, никому не выдавать его адрес и не отправлять в газету и вообще кому-либо никакой информации без нашей с Гермионой проверки. Если она сумеет найти в этих формулировках лазейку... значит, так нам и надо, идиотам. Хотя новый домик надо будет на всякий случай подыскать. Мало ли что.

Мы в свою очередь обещаем ей после выхода из подполья не препятствовать в публиковании любых материалов с любыми ее фантазиями. Хотя опровергать написанное мы, слава Мерлину, все же можем. Но никаких громких заявлений хотя бы месяц после публикации книги. Да ну и ладно, мне, собственно, не привыкать.

Когда Гермиона провожает Риту в ее спальню, я с чувством выполненного долга беру действительно очень вкусное печенье и говорю Джинни:

— Знаешь, у меня есть серьезное подозрение, что если бы не ты и твое печенье, не видать бы нам ритиной клятвы. Спасибо, Джин.

— Да при чем тут печенье, — фыркает она. — Я просто обозлилась и втихаря шарахнула ее Конфундусом, делов-то!

— Ну ничего себе!.. Что, правда? Прям вот Конфундусом? Джин, ну ты сильна! Мы даже не заметили ничего. Это у тебя такое крутое невербальное вышло, что ли?

— Представь себе, — гордо улыбается она. — Сама не ожидала, но Скитер, похоже, вдохновляет меня на подвиги.

Я протягиваю Джинни руку и тяну ее на себя, в кресло. Но порадоваться тому обстоятельству, что это пропахшее выпечкой чудо наконец-то оказалось рядом, не успеваю: в гостиную входит Рон, и Джинни осторожно сползает с меня на пол, а оттуда на диван. Мне кажется, это лишнее, в смысле, так поспешно от меня сбегать. Год назад присутствие Рона ее совершенно не смутило бы, насколько я помню. Но если ей это кажется правильным...

— Знаешь, дружище, — задумчиво и как-то слегка угрожающе говорит Рон, — мне кажется, нам следует расставить приоритеты.

— Что мы имеешь в виду? — интересуюсь я, попутно пытаясь прийти в себя от фразы «расставить приоритеты» из уст Рона.

— Я имею в виду, что деньги у нас сейчас есть, волшебные палочки и возможность их купить тоже, а мы почему-то вместо того, чтобы заниматься спасением членов Армии Дамблдора, тащим к себе Скитер и возимся с ней и с ее клятвой.

— Да это случайно вышло! — оправдываюсь я. — Что мне, упускать ее было, что ли?

— И тем не менее. У нас есть целая Скитер, но ни Джорджа, ни Невилла... тебе не кажется, что это неправильно? Ты зачем вообще все это затеял? Чтобы всех освободить и обеспечить нам спокойную жизнь без судов и подозрений, правильно?

— Ну, положим, не всех, а наших, в основном. И Малфоев, может быть. И еще...

— Ты же понял, что я имел в виду. Ну вот и давай, действуй! Или нам скажи, что делать, мы же теперь в строю, — он достает из кармана палочку и демонстративно помахивает ей, подтверждая свои слова.

— Нам сейчас даже разместить всех негде, вообще-то. Спален и так не хватало, а уж с прибытием Риты...

— Что, вот вытащим двоих-троих человек, и место в доме сразу кончится? — насмешливо уточняет Рон, и я понимаю, что придется выбираться из кресла и снова заниматься делом. Сколько там времени-то? Полпятого. А я, между прочим, сегодня даже не пообедал. Печенье вкусное, но не считается. Раз так, пойду к Молли и буду обедать у нее. Только вот дам ребятам, в самом деле, задание... нет, ну а что? Пусть сами посылают Кричера, контролируют прибытие гостей, могут даже сами смотаться с кем-нибудь пообщаться. А я есть хочу. Не обязательно же мне все делать самому? Только для начала надо обеспечить нам возможность связаться друг с другом, не такую заметную, как Патронус, но более дельную, чем зачарованный галлеон. И что бы такое придумать-то?

— Значит так, Рон, зови сюда Гермиону. Риту по возможности не зови. Думать будем.

— Вот, совсем другое дело, — одобрительно кивает Рон, и через секунду я уже слышу, как он бежит вверх по лестнице.

Следующие пять минут я излагаю друзьям их задание (вытащить всех, до кого дотянутся и кто поместится в доме, способы действия не ограничены, но желательно никого не убивать) и свои ближайшие планы (пойти в Нору и попытаться связаться с Перси — так, интереса ради, узнать, что там у нас в министерстве творится, и заодно зайти к мистеру Лавгуду, надо же будет где-то печатать ритины откровения, а мы с ним, к тому же, так и не объяснились после того эпизода в прошлом году).

— А теперь внимание, главный вопрос. Нам нужно средство связи на экстренный — и даже не очень экстренный случай. Если у вас что-то пойдет не так, или у меня будет важная информация... ну или вот с тем же Перси связываться, например. Не могу же я каждый раз в Нору шастать. То есть, я-то могу, но напрямую было бы надежнее. Патронусы слишком приметны, зеркала зачаровывать мы не умеем — да, Гермиона? — какая жалость, а я-то надеялся. Камин здешний открывать не стоит, так что даже это отпадает. Ваши варианты?

— Мобильные телефоны, — моментально реагирует Гермиона.

— Ничего себе, я вообще про их существование забыл! — радуюсь я. Мысль про телефоны по-магловски неожиданная, чистокровному волшебнику такой вид связи в голову вряд ли придет, а значит, отслеживать звонки они вряд ли скоро догадаются. — Но... техника же плохо работает рядом с магией. Если телефон не будет работать ни в доме, ни в министерстве, на кой он нам вообще нужен?

— Во-первых, будет работать или нет, надо еще проверить. Магии тут, конечно, много, но это все-таки не Хогвартс. А во-вторых, всегда можно ненадолго выйти из здания... ну, не всегда, но если ничего особенно срочного не происходит... а если происходит, тогда в любом случае уже не до звонков.

— Знаете, мне этот вариант нравится. Если других идей пока нет... то я пошел в магловский Лондон за телефонами. Гермиона, тебе особое задание: составить инструкцию по пользованию телефоном, такую, чтобы чистокровный волшебник понял. Этим двоим можно и на примере объяснить, а вот Перси надо будет оставить какую-нибудь памятку.

— Да легко, — улыбается Гермиона, призывает откуда-то пергамент и чернила и садится за работу. Джинни и Рон нависают над ней, видимо, пытаясь понять, на что мы с Гермионой их обрекаем.

Я критически себя оглядываю — вид, вроде, вполне магловский. Достаю из кошелька ту часть денег, что еще в банке догадался поменять с галлеонов на фунты, и мысленно хвалю себя за предусмотрительность. Хотя, вообще-то, это банальная логика: надо же разыскиваемым преступникам где-то покупать продукты. У маглов это однозначно будет удобнее. Со временем нас, вероятно, и там объявят в розыск, но не сегодня, надеюсь.

— Скоро буду, — говорю я, выхожу на крыльцо и... ну да, опять аппарирую, а что, есть варианты? Черт его знает, почему «куда-нибудь в магловский Лондон» для меня оказалось именно Тотенхем-Корт-Роуд. Вряд ли я бы сознательно пошел на такое испытание для своих нервов. На мгновение мне показалось, что мы только что сбежали из Норы, со свадьбы Билла и Флёр... какой-то я все-таки чересчур нервный. Вот поскачу туда-сюда еще пару дней — и устрою себе выходной, обязательно.

Магазин бытовой техники нашелся довольно быстро. Я прошел к витрине с мобильными телефонами и замер в нерешительности. Да, это, конечно, не галлеон. Штука довольно громоздкая. Хотя новые модели вроде бы более-менее ничего, даже в карман могут влезть, наверное. Знать бы еще, чем эти черные брусочки с антеннами друг от друга отличаются...

Спустя минут сорок, измучив консультантов дурацкими вопросами, я приобрел пять (пока что пять) очень новых, очень современных телефонов, отличительной чертой которых были сменные панели, позволяющие делать унылые черные брусочки чуть менее унылыми. И панелей этих я тоже накупил, и в цветочек, и в огонечек, и даже в змейку. Так и представляю себе Драко Малфоя с мобильником, та еще картина, наверно. Надо будет попытаться сделать это дивное видение реальностью. А что, у меня еще и не такие аферы получались! Сдержанного синего цвета панельку я приберег для Перси, а остальные решил отдать ребятам и посмотреть, что из этого выйдет. Мне-то все равно, я и с этим черным ходить могу.

В телефоны эти мне запихнули какие-то карточки, сказали, без них работать не будет. Хорошо, что я вообще догадался об этом спросить, а то явился бы с пятью неработающими телефонами, то-то Гермиона повеселилась бы! Я ненадолго захожу в магазин — купить чего-нибудь вкусного и магловского. Скольжу взглядом по газетам и вдруг замечаю на первой странице свой портрет. Хороший такой, качественный и весьма узнаваемый. Я беру газету, сворачиваю портретом внутрь и пробиваю на кассе вместе с коробкой шоколада и всякой нужной в хозяйстве ерундой. Выхожу из магазина и аппарирую домой. Кажется, нас второй раз за день ждет интересное чтение.

Я захожу в дом, шурша пакетом с телефонами, слышу приглушенные голоса из гостиной, но направляюсь в первую очередь на кухню. И не ошибаюсь, Джинни оказывается именно там, с донельзя деловым видом инспектирует запасы продуктов.

— Эй, привет, — тихо говорю я.

— Быстро иди сюда, пока они не услышали, — шипит она и показывает на стол, мол, бросай туда свою ношу. Я освобождаю руки, и она налетает на меня, как вихрь. Просто гриффиндорская гостиная, дубль два. Я уж и забыл, с какой скоростью она может перемещаться.

— А к чему такая спешка? — все так же тихо осведомляюсь я.

— Я с Роном поспорила, — фыркает она куда-то мне в шею. — Что он три дня не сможет нас застать за поцелуями.

— Ах вот оно что! Тогда и правда надо поторопиться.

— Джинни! — раздается вопль Рона буквально через минуту. — Чаю сделаешь?

— Да, сейчас! — вопит она в ответ и отскакивает от меня, как взбесившийся бладжер. — Иди, имитируй свое прибытие, — это она уже мне. Ну прямо шпионские страсти.

— На что хоть поспорили-то?

— Выиграю — узнаешь, — гордо отвечает она и делает вид, что очень увлечена наполнением чайника. Выпендрежница. Но ей и это идет.

А я иду в гостиную. Вручаю конфеты Гермионе, телефоны выгружаю на стол (Рон тут же берет один из них и начинает так невозмутимо с ним возиться, как будто каждый год покупал себе по телефону, а я думаю, что надо мне будет тоже посмотреть гермионину памятку) и напоследок демонстрирую газету со своим портретом.

— Представляете, как мы их достали? Я вон уже в магловской газете. Вы не очень обижаетесь, что вас там пока нет?

— Как-нибудь переживем, — отвечает Рон, не отвлекаясь от телефона. — Ты сам-то переживешь?

— Да я вообще горд, — усмехаюсь я. — Я теперь ну просто в точности как Сириус!

Рон отрывается от телефона и смотрит на меня изумленно. У Гермионы глаза такие же. Я не сразу понимаю, чему они удивляются. А потом доходит. О Сириусе я никогда не шутил, поэтому они не понимают, что я имею в виду. Я даже старался лишний раз не вспоминать его вслух, слишком уж это было больно. Но то ли что-то во мне изменилось, то ли просто прошло достаточно времени, чтобы чувство потери притупилось, но при воспоминании о нем я чувствую не боль, а веселый злой азарт, тот самый, который я чувствовал в нем, но почти не видел во всей красе. И чувства вины за его гибель не то чтобы совсем нет, но оно уже меньше мешает. Мне даже хочется в какой-то момент стать таким, каким я его вижу, неостановимым, неукротимым, рисковым, чтобы по краю ходить и наслаждаться этим... но по краю я, пожалуй, ходить не буду. От меня все-таки сейчас люди зависят. Много. Целых трое. И еще Рита, но она жук.

— Так. На случай, если кто-то не понял: это была просто шутка. Да, раньше я об этом не шутил, и да, мне по-прежнему его не хватает. Но я пожалуй уже достиг того состояния, когда биться в истерике от воспоминания не буду, хотя мне и самому это удивительно пока. Я просто вспомнил, как он тоже побывал в магловском розыске — и между прочим, так и не попался, а поскольку я попадаться тоже не собираюсь, мы с ним в некотором роде коллеги.

— Вообще-то, можно было остановиться на словах «это была шутка», — хмыкает Рон после небольшой паузы. Ну да, согласен, переборщил. Просто самому хотелось разобраться, что это такое было.

— Гарри, — говорит Гермиона, — я так рада, что ты...

— А уж я-то как рада! — восклицает невесть когда подкравшаяся Скитер. — «Гарри Поттер отрекается от памяти Сириуса Блэка» Прекрасный заголовок, по-моему. Я пошлю это в пятничный «Пророк», пожалуй... эм... то есть... я могу послать это в «Пророк»?

— Разумеется, Рита, — сладко улыбается Гермиона. — Года через два. В качестве отрывка из вашей книги. А от нашего сотрудничества нам нужно совсем другое.

Рита разочарованно вздыхает и без единого возражения идет наверх. Наверное, искать лазейку в обете. Или просто с обыском по комнатам пройтись.

— Кто в курсе, у нас все комнаты нормально запираются? А то что-то мне не хочется, чтобы Рита по нашим спальням шастала. Мало ли что найдет и не вернет.

— А кто в доме хозяин-то? — невинно осведомляется Гермиона.

— У хозяина нет времени, он вечно куда-то бегает. То за деньгами, то за журналистками, то за телефонами и газетами... то вот сейчас еще должен за нашими товарищами по несчастью бежать, наверное. А я, между прочим, за сегодня съел только печенье авторства Джинни и чашку чая выпил с утра.

— Ну так сиди обедай, кто тебя гонит-то? — говорит Джинни, как раз заходящая в комнату с чайником и чашками. — И между прочим, чего ты тогда за телефонами сорвался голодный?

К тому времени, как я собираюсь ответить, Джинни уже вылетает из комнаты, потом прилетает обратно с подносом, заполненным какими-то мисочками — остатки их обеда, как я понимаю.

Спустя полчаса и тысячу благодарностей я чувствую себя настолько человеком, что вспоминаю, что собирался еще зайти в Нору и передать телефон для Перси. И что мы еще сегодня кого-то вытаскивать хотели. А время скоро шесть вечера. Мне разорваться, что ли?..

— Мне надо отдать Перси телефон. Гермиона, надеюсь, памятка у тебя не в единственном экземпляре?

— Разумеется, не в единственном. Держи. Это более подробная, для Перси. Рону-то я половину на словах объяснила.

— Рон, не смотри на меня волком. Я помню, что нам еще много кого надо спасать. Думаю, что можно использовать все ту же отработанную технологию с Кричером... Кричер! Ты ненадолго поступаешь в распоряжение мистера Уизли и мисс Грейнджер. Слушайся их. На всякий случай уточняю, что это приказ.

— Кричер понял. Кричер будет слушаться гря... кхм... того, кого приказал хозяин.

— Посылаете Кричера по адресам — вот вам листочек, не потеряйте — и он приводит вам того, кого надо. Только напомните ему, чтобы дал людям время подумать и собраться. И вообще внятно изложил ситуацию: куда, к кому и зачем придется идти. Вдруг кому-то кажется, что сидеть под арестом проще? Зачем они нам тут? Все, инструктируйте, а я пойду. Если что — телефон я вроде бы включил, звоните.

В Нору я прибываю (через окно кухни, разумеется) аккурат к семейному ужину, очень узким для семьи Уизли составом: Артур, Молли, Перси. Ну да, как же я сам не сообразил: Рон и Джинни у меня, Билл в Ракушке, Чарли в Румынии, Джордж под арестом — Перси только и остается ходить сюда на ужины. Иначе Артур и Молли останутся совсем одни, а я-то еще вчера думал, что у них тут людно. Совсем не учел последних событий. Жуть какая.

Перси-то говорит мне (и родителям заодно), что все дело в том, что сам он не любит тратить время на готовку и предпочтет посидеть над бумагами... но в общем-то даже я ему не верю.

Ну и правильно, он и должен здесь быть, после прошлых-то лет.

— Ты не представляешь, что вчера творилось в министерстве, — шепотом пересказывает он мне, когда мы поднимаемся в его бывшую комнату. — Ранкорн рвал и метал, особенно когда ему сообщили про происшествие в Мунго. Тут же созвал пресс-конференцию, ты читал его интервью? Ну вот. Ваш розыск у маглов организовал — вернее, пока что только твой, но на днях Рон, Гермиона и Джинни в газетах тоже появятся. Зачем-то охрану министерства усилил. Хотел еще тюремную охрану увеличить, но людей просто не хватает.

— Так это замечательно, что не хватает, — улыбаюсь я. — А на усиление охраны тех, кто под домашним арестом, у него людей хватило?

— Да, теперь их охраняют по три человека вместо одного. Ну и антиаппарационные чары везде обновили. Но насколько я понимаю, в прошлые разы вас ни охрана, ни чары не смутили. Спрашивать не буду, на всякий случай. Чем меньше я буду знать про ваши планы, тем мне будет спокойней.

— Рад, что ты верно оцениваешь ситуацию. Если Ранкорн вдруг предпримет что-нибудь еще для моей поимки или просто против здравого смысла — свяжись со мной. Звони или пиши сообщение.

Я отдаю Перси телефон и памятку, напоминаю, что неплохо бы накинуть на телефон чары отвода глаз, и с сожалением прощаюсь. Можно было бы, теоретически, остаться на ужин, но во-первых, я сыт, а во-вторых, надо бы, действительно, к Лавгуду заскочить, раз уж я оказался неподалеку. Должен же кто-то печатать ритины откровения, и что-то я сомневаюсь, что «Пророк» будет этим заниматься.

А потом надо срочно домой, проконтролировать, кого там ребята без меня в дом понатащат.

Но когда я подошел к дому Лавгудов, я сразу понял, что там никого нет и, вероятно, не было с того самого дня, как мы втроем аппарировали оттуда. Окна одного из этажей башни выбиты — вероятно, из-за взрыва рога взрывопотама; луна, висевшая над башней в наш прошлый визит, исчезла; дверь открыта... нет, на самом деле, это все могло быть вполне нормально для Лавгудов. Выбитого окна Ксенофилиус мог просто не заметить, луну убрать для замены на что-нибудь более концептуальное, а дверь... ну может быть, он вышел просто. Но я почему-то просто почувствовал, что дом пуст. А пыль, грязь и следы дождя, попадавшего в дом через открытую дверь, убедили меня в этом надежнее обыска. Сунуться в дом я не рискнул, решил, что стоит сначала расспросить Луну о том, что случилось с Ксенофилиусом после нашего побега. Мерлин, а я ведь ни разу не подумал о том, что ему может достаться за бесполезный вызов... надеюсь, он хотя бы остался жив. По крайней мере, «Пророк» о нем ничего не писал, а ведь в первые дни после победы вышел большой список жертв Упивающихся.

Все, теперь на Гриммо. Надеюсь, Луна уже там.

По возвращении домой я застаю в гостиной странную сцену. Невилл и Ханна самозабвенно орут друг на друга, поочередно пиная ни в чем не виноватый журнальный столик. Понять суть их претензий из этого ора я не могу, но кажется, это что-то личное. По углам сидят явно растерянные Рон, Гермиона и Джинни. Джорджу и Деннису Криви этот шум уже не мешает, поскольку они делят на двоих бутылку огневиски. И лишь Луна Лавгуд сидит на диване практически в эпицентре разворачивающегося действа и наблюдает за Невиллом и Ханной с таким интересом, будто они как минимум морщерогие кизляки.

А потом одновременно происходят три события. Первое: я вспоминаю, что Деннису вообще-то хорошо если пятнадцать, и огневиски ему рановато. Второе: Невилл и Ханна доламывают-таки ножку столика, и он с грохотом рушится на пол. И третье: в гостиной появляется Кричер за руку с Чжоу Чанг.

— Здравствуй, Гарри, — невозмутимо говорит Луна в наступившей внезапно тишине.

— Здравствуйте, все, — говорю я и пытаюсь представить, что я Снейп. Иных возможностей справиться с этой оравой сейчас я не вижу: в Выручай-Комнате было как-то полегче. — Я думал, мы начнем с другого, но похоже, для начала нам придется обсудить правила общежития. Итак, первое. Никому из вас не стоит ломать вещи в этом доме. По крайней мере, пока у вас нет палочки, чтобы изобразить Репаро. Второе. Мы не угощаем огневиски тех, кому нет шестнадцати лет. Джордж, это я тебе, да-да. — Джордж салютует мне бутылкой, и я сбиваюсь с мысли. — И третье... хм... потом придумаю. В общем, Рон и Гермиона помогут вам устроиться в комнатах, а я бы хотел пока поговорить с Луной. Кстати, не вижу Сьюзан Боунс и сестер Патил.

— Сестры Патил решили пока посидеть под арестом, — с явным неодобрением говорит Гермиона. — А со Сьюзен мы просто еще не успели.

Все, кроме Луны, поспешно покидают гостиную. Невилл оборачивается у выхода и строит очень виноватую рожу, но я почему-то ему не верю. И мы с Луной остаемся вдвоем.

— Луна, что тут было-то? Что Ханна с Невиллом не поделили? — спрашиваю я, когда дверь гостиной наконец закрывается.

— Не знаю, я ничего толком не слышала. Я пыталась понять, замешаны ли в этом мозгошмыги, но не успела. Кажется, они выясняли, кому надо оставаться здесь, а кому нет. Странно: я не думала, что им так тяжело находиться в одном доме.

— А я вообще не понимаю, почему им это может быть тяжело... ладно, это я потом выясню. Я с тобой хотел поговорить о твоем отце. Ты знаешь, где он сейчас?

— Конечно, — отвечает Луна, достает палочку и чинит пострадавший журнальный столик небрежным «Репаро».

А я застываю, пытаясь понять, чем меня смущает это действие. Ну да! Совсем забегался, не соображаю уже.

— Луна, откуда у тебя палочка?!

— А почему ты удивляешься? У тебя же тоже есть палочка.

— Да, но мне для этого пришлось... неважно. Так откуда она у тебя?

— А, мне ее отдал Рольф. Еще недели две назад.

— Кто-кто тебе ее отдал?

— Ну, тот смешной аврор, который меня охранял. Представляешь, он ни разу до нашего знакомства не слышал о морщерогих кизляках!

— Как это — отдал?! — изумляюсь я. Согласитесь, есть чему.

— Ну, я его попросила, сказала, что мне без нее тоскливо, и он отдал.

По-моему, такое может случиться только с Лавгуд. Только Лавгуд может как ни в чем не бывало попросить охранника отдать ей палочку, и только Лавгуд может достаться такой охранник, который ее действительно отдаст. Надо будет, что ли, найти этого Рольфа, интереса ради. Хоть посмотреть на человека, который так быстро нашел общий язык с Луной.

— А ты не думаешь, что ему может достаться за то, что он отдал тебе палочку? Особенно теперь, после твоего побега.

— О, ничего страшного, — улыбается Луна. Для нее-то может быть и ничего, а вот для него... — он сказал, что все равно долго в аврорате не проработает, так что даже если его уволят, это будет только ему на пользу.

— А если его не уволят, а посадят?

— Это уже будет нехорошо, — так же спокойно отвечает Луна.

Что-то мы отвлеклись. Не об этом же говорили.

— Луна, так где сейчас твой отец?

— Конечно, в бегах.

— Хм. А конкретней?

— Ну, последнее письмо он прислал из Бразилии, это было через два дня после победы. А потом я писем уже не получала, наверное, потому, что была под арестом. С тех пор он мог оказаться где угодно.

— А когда и почему он бежал?

— Ну, я так понимаю, еще зимой он покинул наш дом и спрятался от Пожирателей Смерти, а после того, как мы сбежали из Малфой-Мэнор и я послала ему патронуса, он понял, что в ближайшее время мне ничего не угрожает, и уехал, чтобы на него больше не могли давить и чтобы на меня не могли повлиять, поймав его. Знаешь, Гарри, его очень расстроил тот случай с вашим визитом.

Представляю. Нас он тоже расстроил — не то слово.

— Ничего. При случае передай ему, что мы на него не в обиде. Будешь писать ему — спроси, не собирается ли он в ближайшее время вернуться.

— Хорошо. У тебя есть сова, чтобы послать ему?

— Пока что нет, но в ближайшее время я обязательно что-нибудь придумаю.

— А зачем он тебе нужен?

— Ну, честно говоря, не столько он, сколько «Придира». Нам нужно опубликовать несколько статей, а «Пророк» вряд ли их примет, знаешь ли... и твой отец нам уже столько раз помогал с прессой...

— А зачем тебе тогда мой отец? Я и сама могу...

— Луна... я так не думаю. Даже если бы ты и могла...

— Конечно могу, проще простого.

— Даже если бы ты могла, ты в розыске. Ты не можешь встречаться с другими журналистами, чтобы заполнить газету материалами, или заниматься ее распространением, или... в общем, ты ничего легально сделать не можешь.

— В самом деле? Очень жаль, — искренне огорчается Луна. — Но я могу написать отцу. Ты уж пожалуйста раздобудь мне сову.

— Конечно.

Луна берет свою сумку, выходит из гостиной и идет наверх, видимо, тоже заселяться. А в комнату тут же просачивается Невилл, садится напротив меня и требовательно говорит:

— Гарри, Ханна не может здесь находиться. Делай что хочешь, но чтобы духу ее здесь не было.

Сказать, что я удивляюсь, — это ничего не сказать. Я пребываю в состоянии близком к шоковому. И от этого решительного тона, и от уверенного вида... да от всего. Хоть я и видел Невилла в Хогвартсе в день битвы, я не успел оценить масштаб изменений. А больше всего, конечно, меня изумляет суть его претензий.

— Ты обязан что-нибудь сделать, — продолжает напирать он.

— Невилл, давай начнем с того, что ты объяснишь мне, чем тебе так не нравится Ханна и почему она не должна здесь находиться. Если я соглашусь с твоими доводами, я, разумеется, сделаю все, чтобы ее здесь не было.

— Мерлиновы кальсоны, ну Гарри, это же очевидно. Мы тут вот-вот начнем войну, а Ханна — девушка, она не должна в этом участвовать, хватит с нее этого учебного года!

— Хм. Во-первых, мы не начинаем войну. Мы собираемся совершить переворот, и по возможности бескровно. А это значит, что если только будет такая возможность, мы обойдемся без масштабных сражений и без сражений вообще. Диверсии, информационная война, переговоры и пара заклятий в самых экстренных случаях, причем желательно не смертельных. Это все.

— Все равно, я...

— Подожди, я не закончил. Во-вторых, у нас тут полон дом девушек. Джинни, Гермиона, Чжоу, Луна. Скоро, возможно, будет еще и Сьюзен. Никем из них, поверь мне, я не собираюсь бессмысленно рисковать и не понимаю, с чего это вообще пришло тебе в голову. Если ты говоришь, что Ханна сражаться не может...

— Это Ханна-то не может?! — тут же вскидывается Невилл. — Да она... да ты бы видел!.. А, ты так ничего и не понял.

— Не понял, — покладисто соглашаюсь я. — А ты объясни так, чтоб понял. Только столик больше не трогай, пожалуйста.

Невилл слегка краснеет, но улыбается и продолжает:

— Понимаешь, она неплохо сражается. Она непременно полезет в бой, если случится такая возможность. А я не хочу, чтобы она рисковала.

— Понимаю. Но не понимаю, по какому праву ты решаешь, будет она рисковать или нет.

— А ты бы не хотел уберечь Джинни от опасности?! Ты бы не хотел отослать ее подальше?! — снова заводится Невилл.

Вот оно даже как?! Ну ничего себе, сколько я всего за год пропустил!

— Хотел бы, конечно. И до сих пор хочу. Но не отошлю. Потому что самое безопасное место сейчас здесь. И следить, чтобы она не влезла ни в какую опасную ерунду, лучше лично, когда она у меня перед глазами. И еще... я с трудом могу представить себе скандал, который она бы закатила мне в подобной ситуации. У меня воображения не хватает. Не то чтобы я боюсь скандалов, но вот обидеть Джинни я боюсь.

— Ты это серьезно сказал, про безопасность?

— Абсолютно. Дом под Фиделиусом, ненаносимостью и еще прорвой заклятий, второго такого в окрестностях не найдешь. Хотя... вообще-то, и этот в окрестностях не найдешь, — я пытаюсь разрядить обстановку не очень оригинальной шуткой, и кажется, у меня получается. — Если ты так переживаешь за Ханну, я могу придумать что-нибудь такое, что в курсе всех планов она будет, а участвовать ей не придется. Пока что я даже Рона и Гермиону никуда не посылал, только к Олливандеру за палочками вытащил. И намерен продолжать в том же духе столько, сколько получится. Так что, думаю, я смогу это устроить. Или могу устроить так, что она будет под твоим присмотром.

— Ну, в таком случае...

— В таком случае, тебе стоит помириться с Ханной, я думаю.

— Без тебя разберусь, — отгрызается Невилл и тут же выдыхает: — Извини. Устал за этот год смертельно, до сих пор никак не отвыкну, что не нужно драться с большинством окружающих.

— Расскажешь мне как-нибудь?

— Расскажу, наверное. Надо когда-нибудь начинать превращать это в байки. Ладно, пойду я.

Невилл встает и криво ухмыляется:

— Прикинь, получилось, что я живу с Деннисом. Гермиона наотрез отказалась селить его с Джорджем, а вы с Роном уже вместе... остался только я.

— Это ненадолго, — утешаю его я. — Как раз его я думаю все-таки отослать. Ему проще будет затеряться в магловском мире. Уедет куда-нибудь с родителями на пару месяцев... в доме места нет совсем, хоть пристройку сооружай.

— Это правильно, — кивает Невилл и выходит за дверь. В коридоре слышится какой-то шум, потом приглушенная ругань, и через полминуты в комнату заходит Ханна. Кажется, я даже знаю, что она сейчас скажет.

— Гарри, — говорит Ханна, усевшись в кресло, — я не знаю, что тебе наговорил этот псих, но что бы он ни сказал — не верь ему!

— Что, совсем ни в чем не верить? Даже тому, что ты он очень за тебя переживает?

Ханна набирает воздуха в грудь для эмоционального ответа, да так и замирает, устремив взгляд в пространство. Думает. Кажется, я сказал что-то не то. И Невилла заложил. Нехорошо-то как получилось.

— Я думал, ты знаешь... извини.

— Теперь знаю, — задумчиво отзывается Ханна. — Значит, ты меня не отошлешь? Мне все равно идти некуда, ведь у отца прятаться глупо, меня там в первую очередь будут искать, а у вас я могу хотя бы быть полезной.

— Совершенно согласен, — киваю я. — И никуда я тебя не собираюсь отсылать, не волнуйся. Если это кому и грозит из собравшихся здесь, то разве что Деннису.

— И Невиллу, — решительно добавляет Ханна и, увидев мой недоуменный взгляд, объясняет: — Гарри, он весь прошлый год воевал со всем миром, он сейчас не в себе, у него этот, как его...

— Пост-травматический синдром, — подсказывает Гермиона, устало валясь на диван. — Гарри, у нас проблема. Комнаты не хватает. Одна спальня занята Ритой, вторая тобой и Роном, в третьей Криви и Невилл; четвертая — моя и Джинни, пятая — Чжоу и Луны. Остается одна спальня, Джордж и Ханна, но их никак нельзя селить вместе, так что кто-то один не умещается.

— Мне бы твои проблемы, — вырывается у меня. Гермиона смотрит обиженно, но пока не возмущается, и слава Мерлину. — Кто-то один, вообще-то, мог бы переночевать в гостиной или в лаборатории, но можно пойти и другим путем. Позови ко мне Криви минут через пятнадцать, я хочу отправить его с родителями в бега, и у нас организуется свободное место рядом с Невиллом. Туда поселим Джорджа, а в оставшуюся спальню Ханну, и с ней Сьюзен, если она согласится присоединиться к нам.

Гермиона медлит секунду, бедняга, это как же надо устать, если я такой простой расклад просчитываю раньше нее, и идет наверх.

— Невилла тоже надо отослать, он не выдержит здесь, ему не нужна еще одна война.

Ну снова-здорово. Только что же речь толкал по этому поводу. И опять надо?!

— Ханна, ну ты сама подумай, что будет, если я его отошлю? Куда он пойдет, к бабушке? Чтоб его там и арестовали заново? Или чтобы она его накрутила, и он ринулся совершать подвиги в одиночку? Пока он здесь, я могу держать его в курсе, но подальше от боевых действий, да я и не собираюсь толком воевать, мне просто надо разобраться с нынешним министром и привести к власти достойную кандидатуру, а это еще не война, а всего лишь переворот... короче. Здесь я могу за Невиллом присмотреть и дать ему оттаять в безопасности, а можешь поверить, здесь безопасно. Так зачем мне его выгонять? Пусть остается тут, целее будет.

— Ты думаешь? — с сомнением тянет Ханна.

— Уверен. А чтобы быть уверенным наверняка, можно дать ему какое-нибудь задание. Например, проследить, чтобы ты ни во что не ввязалась и была цела и невредима. Ну, что ты так обиженно смотришь? Исключительно для его пользы! И мы будем точно знать, где он и что с ним.

— Он же не согласится!

Еще как согласится, и спасибо скажет, думаю я. Ну, после того, как пару раз наорет. А вслух говорю:

— А я его очень сильно попрошу. Уговорю как-нибудь. Не бери в голову.

Ханна покидает гостиную, кажется, вполне довольной, а ее место в кресле тут же занимает Деннис Криви. Какой-то у меня просто приемный день, сплошные собеседования. Деннис изрядно порастерял восторженности с того времени, как мы виделись в последний раз, а я никак не могу подобрать слова, чтобы выразить ему соболезнования.

— Деннис, мне очень жаль, что Колин... — начинаю я, но Деннис шикает и машет на меня руками. От него еще довольно сильно несет огневиски. Интересно, в этом доме кто-нибудь знает протрезвляющее заклинание? Обычно у нас все знает Гермиона, но это, кажется, не ее профиль...

— Достали со своим Колином, ей-богу, — кривится Деннис и шмыгает носом. — Поговорить больше не о чем, что ли? Гарри, ты же герой, ты же должен все понимать. Ты ведь меня сюда позвал не соболе... соболезнования выражать?

— И правда, не за этим. Деннис, тут такое дело... тебе с родителями лучше уехать. Не обижайся, в этом доме находятся преимущественно те, у кого нет магловских родственников, и они не могут скрыться с ними. А ты можешь. К тому же...

— К тому же, мне пятнадцать, — кивает Деннис. — Ну конечно, Гарри, что я, не понимаю, что ли. Только вот какое дело: денег у нас в семье столько, что мы в соседний город лишний раз не поедем, а надо-то куда-нибудь подальше, верно?

— Это как раз не проблема, — говорю я и тянусь к кошельку. Теперь уже мне приходится шикать и махать руками в ответ на возражения Денниса. Минут через десять мы с ним наконец договариваемся, и Кричер переносит его по названному адресу домой и сдает с рук на руки родителям. Искренне надеюсь, что уже с завтрашнего дня и ближайшие хотя бы месяца два духу их не будет в Англии. И еще надеюсь, что Деннис не слишком обиделся из-за того, что я его вот так вот выставил.

Наверху начинается шорох и великое переселение: Джордж шествует к Невиллу, Ханна занимает комнату, а Гермиона командует Кричеру, чтобы тот отправился за Сьюзен Боунс. Домовик явно ошалел от количества перемещений (как я его понимаю!), но Сьюзен все-таки привел. Все подтягиваются в гостиную с ней здороваться, они с Ханной устраивают трогательную сцену встречи лучших подруг с визгом, писком и слезами, и вот аккурат в середину этой идиллии и попадает юркий Патронус-горностай, который голосом Артура Уизли сообщает :

— Гарри, есть разговор. Пришли Патронуса в Нору, назначь место и время встречи.

"А почему, интересно, не обсудить все по телефону?" — думаю я, и тут же понимаю, что Перси наверняка не стал показывать отцу телефон. И правильно. Разберет на винтики и заклянет. Надеюсь, разговор терпит до завтра, потому что сегодня я уже ничего не соображаю и продемонстрировал это не один раз за вечер. И вообще, время уже девять, приличные люди дома сидят. Я решаю встретиться с ним завтра с утра, до того, как он пойдет на работу, прямо в Норе.

— Экспекто Патронум! — я вспоминаю ощущение свободы, охватившее меня во время побега из-под стражи в Хогвартсе, радость и чувство облегчения, с которым я смотрел на просыпающуюся в этой самой гостиной Джинни, и серебристый дымок, вырывающийся из моей палочки, постепенно обретает форму... ой.

Кажется, ЭТО называется «королевская кобра».

Девочки в гостиной одновременно говорят «Мерлин», «мама» и «какая интересная зверюшка». Смотрят на меня и на Патронус с недоумением. Поверьте, девочки, я тоже в недоумении. Первой в себя приходит Гермиона и отвечает на всеобщий (и мой тоже!) невысказанный вопрос:

— Полагаю, все дело в том, что в жизни Гарри наступил момент взросления, переломный период, так сказать, в течение которого он подсознательно проассоциировал себя с Темным Лордом, поскольку тот, пусть и из куда худших побуждений, также выступал против министерства и пытался привести к власти того, кого ему было выгодно.

Спасибо, Гермиона. Сам бы я ни в жизнь это не выговорил. Я, собственно, и понял-то с трудом.

— С другой стороны, хорошо, что не паук, — с видимым усилием говорит Рон.

— С той же стороны, хорошо, что не Нагайна, — ухмыляется Невилл.

Я наконец сбрасываю охватившее меня оцепенение, задаю Патронусу направление и наговариваю текст, который, разумеется, начинается со слов: «Мистер Уизли, не пугайтесь, это действительно мой Патронус, не знаю уж, что с ним такое...»

— Гарри, — робко говорит Гермиона, — Мне кажется, мистер Уизли не понимает серпентарго. Может, ты все-таки отправишь... человеческое сообщение?

Ко всем прочим радостям я еще и шиплю?! Какая прелесть. Я отворачиваюсь от своего нового Патронуса и осторожно наговариваю все то же, глядя на Гермиону, а она кивает, мол, все правильно. Наконец Патронус отбывает по назначению, а я оборачиваюсь к Джорджу:

— Дружище, у тебя огневиски осталось? А то, по-моему, новый Патронус — это был уже перебор. Я бы хлебнул с целью лечения нервов.

— Извини, Гарри, мы с Деннисом приговорили всю бутыль, — разводит руками Джордж. — Кто ж знал, что от нее будет зависеть судьба Британии?!

— А что детей поить огневиски нехорошо, ты тоже не знал? — ворчу я, но больше для порядка. Я уже понял, что напиваться мне недосуг. На меня тут смотрят Чжоу и Сьюзен, и обе так... со значением смотрят. Видимо, вечер собеседований продолжается.

— Ребят, вы помогите Сьюзен разместиться, а мы с Чжоу пока поговорим, ладно?

Никто не возражает, только Джинни перед выходом смотрит на Чжоу так, что я начинаю опасаться за ее жизнь, в смысле, за Чанг. Хорошо хоть, что на меня она так не смотрит, это обнадеживает. Возможно, Летучемышиный сглаз меня минует.

— Гарри, поверь, я просто хочу помочь, — начинает Чжоу, и я немедленно начинаю сомневаться в правдивости ее слов. — У моего отца есть небольшая типография, раньше он печатал там рекламу своей продукции — у него фирма по производству метел, ты знал? Луна сказала мне, что вам надо где-то печатать свои ответы Ранкорну. Может быть, мы можем воспользоваться отцовской типографией? Могут получиться очень неплохие листовки, — она начинает увлеченно расписывать качество магической печати, но поскольку я все равно ничего в этом не понимаю, я ее останавливаю.

— Чжоу, качество листовок в такой ситуации меня волнует в последнюю очередь. Ну, то есть, хорошо, если они будут еще и качественными, но главное, чтобы они просто были. Уже одного того, что их можно где-то напечатать, более чем достаточно для счастья, но ты уверена, что твой отец на это согласится? Мало того, что это помощь опасным преступникам, то есть нам, так это еще и не слишком выгодное дело: листовки не газеты, их продавать не станешь, хорошо если бесплатно вручить сумеешь, то есть выгоды никакой, одни расходы.

— Ха! А единственная дочь на свободе — это разве не выгода?!

— Ну, если с этой стороны...

— Кроме того, — невозмутимо продолжает Чжоу, — если у тебя все получится, вполне ведь может случиться так, что в следующем году сборная Великобритании по квиддичу пересядет на метлы папиного производства. Разве нет?

Это не Рэйвенкло, это Слизерин какой-то. Но я, между прочим, теперь тоже торговаться умею. Не настолько масштабно, конечно, но мне давали мастер-класс!

— Такое вполне может случиться, но знаешь, я полагаю, что перед тем, как рекомендовать кому-либо такие метлы, мы должны испытать их в действии. «Метлы, с помощью которых совершили госпереворот» — отличная реклама, по-моему.

Малфой бы мной гордился, правда? Хотя он-то покупал возможность попасть в команду за метлы, а я эти возможности как раз продаю. Но валюта-то у нас одна и та же!

— Я так поняла по рассказам Гермионы, эти дни ты в основном пользовался аппарацией, — с сомнением тянет Чжоу.

— Так это потому, что у меня метлы не было! — восклицаю я. Метлу, кстати, мне действительно хочется. Не Министерство устрашать, так хоть в квиддич погонять на заднем дворе, благо как минимум пятеро здесь это умеют. А Луну посадим комментатором. Вот выдадутся спокойные полдня — обязательно!.. Мерлин, до сих пор не верится, что еще и двух дней не прошло с моего побега.

— В общем, с моим отцом надо переговорить. Поскольку сов у нас пока нет, да и палочки у меня тоже нет, мне придется аппарировать к нему в паре с кем-нибудь еще, верно?

— Я подумаю, как это сделать, Чжоу. Не хочется мне никого отпускать из дома без палочки или личного присмотра. Может быть, завтра организуем сову. Или палочку тебе и остальным. Договорились?

— Конечно, — улыбается Чжоу. — Если так, то я пойду спать, да?

— Иди, конечно, — с плохо скрытой завистью говорю я. Ночью не выспался, спасибо дивным тюремно-реалистическим снам, утром снова рано вставать, а мне еще со Сьюзен общаться. Кстати о Сьюзен! — И позови Сьюзен, пожалуйста.

— Хорошо, тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи... Кстати, Чжоу! А тебе-то какие обвинения предъявили?

— О, это комедия, — фыркает Чжоу. — Меня обвинили в промышленном шпионаже.

Видимо, лицо у меня в этот момент очень красноречиво сигнализирует, что я ни черта не понимаю, так что Чжоу хихикает и продолжает:

— Я проходила практику в компании, изготавливающей «Нимбусы». Я, собственно, и не скрывала, что не собираюсь оставаться там работать, как и многие другие, просто хотела понять основные принципы, особенно в том, что касается рекламы и распространения... ладно, это не важно, извини. Если коротко, то оказалось, что именно мне с моим происхождением ни в коем случае нельзя было ходить вместе со всеми на экскурсию на завод.

— Бред какой-то.

— Бред, конечно. Мы же оба знаем, что на самом деле меня арестовали за то, что я когда-то тебе нравилась, — Чжоу подмигивает и закрывает дверь, а я искренне надеюсь, что вот это все не было заигрыванием. Ведь не было?

Только за Чжоу закрывается дверь, как в гостиную буквально вбегает очень сердитая Джинни.

— И о чем вы тут столько времени общались, хотела бы я знать?!

— Ни о чем таком, о чем я бы не мог тебе рассказать, Джин.

— Вот и расскажи, — дуется она.

Я коротко ввожу ее в курс дела, и мы с ней соглашаемся, что метлы нам нужны обязательно. И в квиддич погонять, и на всякий случай. Ну, типа, до Азкабана долететь, угу.

Не знаю уж, откуда возникает ассоциация про Азкабан, но почему-то мне тут же думается, что Малфоя действительно надо оттуда достать. Ну, хотя бы для того, чтобы полюбоваться на его рожу в момент освобождения.

— А селить ты его куда будешь? — скептически интересуется Джинни, и я понимаю, что последние пару реплик произнес вслух.

— Ты, между прочим, сама говорила, что он нам может пригодиться. А поселим его... с Ритой Скитер. Чтоб им обоим было хорошо.

— Знаешь, это перебор. Они все-таки разного пола...

— Ты уверена? — подначиваю я.

— Ну, не то чтобы... но я бы лучше заперла его в кладовке, — мечтательно говорит Джинни.

Ответ придумать я не успеваю: Сьюзен уже стучится в дверь. Единственный воспитанный человек в этом доме, все остальные-то просто так входят, вбегают, влетают... особенно я. Хотя мне-то как раз можно.

— Гарри, — говорит Сьюзен, когда Джинни прикрывает за собой дверь, — а кого, собственно, ты планируешь сделать новым Министром Магии?

...Интересно, она сама понимает, насколько она меня сейчас уела?

— Это как раз самая уязвимая часть моего плана: я пока что просто не знаю, Сьюзен. Все известные мне предыдущие министры вроде бы все были выходцами из Отдела Магического Правопорядка, так что теоретически может подойти отец Рона, его подразделение как раз к этому отделу и относится. Но я не уверен, что он потянет эту должность, а мне хочется такого министра, чтобы можно было его не проверять и не контролировать и быть уверенным, что у него все в порядке.

— Ясно, — кивает Сьюзен, будто ей действительно что-то ясно. — А что ты думаешь о моей тете?

— Об Амелии? Честно говоря, я ее немало вспоминал за эти два дня. Если бы она была жива, была бы идеальной кандидатурой. Я помню ее по заседанию Визенгамота — она одна из немногих была объективна и вменяема, да еще и умудрилась перехватить лидерство у Амбридж, что само по себе сложно. К тому же, она была главой того самого отдела, да ведь?

— Да, ты о ней в самом деле думал, это заметно. А что бы ты мне ответил, Гарри, если бы я тебе сказала, что она жива?

Вот это везет так везет! Быть такого не может, правда же? Чтобы настолько идеальная кандидатура — и на самом деле была жива!

— Ну... по идее, сначала я должен спросить тебя, с чего ты это взяла. Но это я спрошу потом, поскольку уверен, что просто так фантазировать ты бы со мной не стала. Поэтому я бы сказал, что ей срочно надо восстанавливать документы, права и прочее, поскольку она уже два года как числится мертвой и даже похоронена вроде бы. И пока она официально мертва, ничего у нас с ней не получится. Зато потом — все возможно. И все же, Сьюзен, как такое может быть? Я читал об этом деле в магловских газетах, они писали, что тело было найдено в запертой квартире, из чего следует, что тело ее все-таки было, да?

— Тело было, — медленно отвечает Сьюзен. — Только вот магловские эксперты никому не могли его предъявить, потому что не могли установить круг ее общения и родственников, ведь они все из магического мира. А наши эксперты предъявили ее на опознание мне и моим родителям. Ты знаешь, это так называемое тело никто не смог бы опознать. Они, кажется, называют это убийством с особой жестокостью. Но мы тогда согласились, что это тетя Амелия. Это было логично. А спустя пару дней после Победы — буквально перед арестом — я получила письмо, написанное ее почерком. Всего пара строк, мол, все в порядке, я жива. И магическое зеркало. Знаешь такие?

Я киваю, Сьюзен переводит дух и продолжает:

— Ну и вот. В тот день я не смогла выйти на связь по этому зеркалу, с той стороны просто никто не отозвался. А на следующий день меня арестовали и зеркало отобрали как средство связи.

Ну... не так уж прямо везет, как казалось. Но все-таки лучше, чем ничего. Я достаю телефон и начинаю разбираться, где тут набор смс. Звонить Перси почему-то не хочется, проще узнать так.

— Я тебе не очень мешаю? — ядовито говорит Сьюзен.

— А? Извини, я задумался. Хочу узнать, где сейчас твое зеркальце лежит.

— Тогда ладно. А то я было подумала, что ты не заинтересовался моим рассказом.

— Что ты. Такого и быть не могло.

— Тогда удачи тебе и спокойной ночи.

— Угу, — только и говорю я, потому что все мое внимание уже занимает маленькая коробочка с антенной.

21:50 Исходящее сообщение: «Где хранятся вещи, отобранные у арестованных?»

21:52 Входящее сообщение: «Смотря чьи»

21:53 Исходящее сообщение: «Сьюзен Боунс»

21:55 Входящее сообщение: «Завтра узнаю»

21:56 Исходящее сообщение: «Спасибо. Тогда дай знать»

Все? Можно спать? Или еще кто-то жаждет со мной побеседовать?

Кажется, поток желающих со мной поговорить наконец иссяк, что неудивительно, не так уж много в доме народу. Я уже думаю было сбежать в спальню, пока дают (даже если там Рон, и даже если он вдруг храпит, сегодня мне это не помешает, я уверен!), но выйдя в коридор неожиданно понимаю, что из кухни веет чем-то сдобным и корицей.

Я, конечно, иду на запах и обнаруживаю на кухне Джинни (кто бы сомневался). Она сидит по-турецки прямо на полу и смотрит в духовку через дверцу, зачарованную на прозрачность.

— Теперь я знаю, почему мама всегда готовила столько еды, что всем нам хватало и еще оставалось, — мрачно говорит она, не отрываясь от своего созерцания. Я сажусь рядом и тоже начинаю смотреть. В духовке в круглой форме колыхается тесто. Кажется, оно недовольно своим положением и хочет на волю. До края формы ему осталось совсем чуть-чуть.

— И почему же?

— От скуки. И от нервов. Ты бегаешь где-то, все время занят чем-то важным и снова пытаешься нас всех спасти, а я ничем не могу быть полезной, даже если у меня есть палочка. Я даже аппарировать не умею. Могу только сидеть дома и стараться тебя не доставать.

— Джинни, ладно тебе. Вот увидишь, скоро все наладится. И спасать никого не надо будет, и я буду меньше бегать где-то. Ну, или бегать будем мы все, это тоже вариант. Смотри, сколько у нас тут народу, разве тут может быть скучно?

— А еще мне страшно, — монотонно продолжает она. — Вдруг нам всем снова придется воевать. Вдруг кого-нибудь убьют. Вдруг кого-то снова будут мучить. Мы все видели уже достаточно таких вещей. Достаточно, чтобы бояться.

Мне вспоминается Невилл с его лихорадочной жаждой действия и железобетонной уверенностью, что Ханна еще одной войны не выдержит. Наверняка он считал, что и сам не выдержит. Просто позаботиться о Ханне казалось важнее. Я чуть не говорю вслух «ты прямо как Невилл». Но вовремя останавливаюсь. Потому что понимаю: она не «как Невилл». Она действительно такая же. Ведь это она вместе с Невиллом и Луной была лидером школьного сопротивления — и продолжала им быть до Пасхальных каникул, даже когда Луны с ними уже не было. И хотя основной удар и основные наказания Невилл наверняка старался принять на себя, неизвестно, сколько шрамов я на ней обнаружу, если присмотрюсь.

У меня в голове тут же появляется множество бестактных вопросов, вроде: сидела ли Джинни спокойно на Магловедении в исполнении Кэрроу или тоже выступала, как Невилл? Почему у Невилла, Симуса и у многих других учеников Хогвартса, которых я видел в день битвы, на лицах красуются шрамы, а у девушек нет, и значит ли это, что их не наказывали, или дело только в том, что Пожиратели просто не хотели портить внешность чистокровных невест шрамами? Сколько непростительных получила Джинни за время своей учебы, учитывая что уж на пару-тройку отработок за столько месяцев она не могла не нарваться, но на самом деле их должно было быть куда больше двух-трех? И сколько времени потребуется, чтобы она смогла это все пережить, и Невилл смог бы пережить, и Луна смогла бы пережить и это, и плен, а я перестал обо всем этом думать?

Вместо того, чтобы сказать все это вслух, я просто беру ее за руку. И чувствую, а потом вижу три аккуратных длинных шрама, пересекающих ее левую ладонь с внутренней стороны. Мы сидим на холодном полу кухни, два придурка, и смотрим в духовку. Тесто тем временем прекращает попытки выбраться из предначертанной ему формы и становится все больше похоже на еду, а запах, очевидно, достигает второго этажа, потому что на кухне почти одновременно появляются Рон, Гермиона, Невилл и Луна. Джинни открывает духовку и начинает тыкать пирог какой-то палочкой, садистка, чтобы узнать, готов он или нет. Как будто он ей скажет. А потом мы просто сидим молча и пьем чай.

Когда часы бьют полночь, Невилл начинает рассказывать страшилку. Про то, как в страшном-страшном замке в заброшенном туалете ученики постарше варили Оборотное Зелье (Гермиона в этот момент давится чаем, а мы с Роном радуемся, что именно сейчас ничего не пьем), чтобы пойти на «отработку» у Кэрроу вместо младшекурсников. О том, как старый преподаватель Зельеварения, очевидно, впал в маразм, потому что ни разу не упомянул о том, что из его кабинета пропадают ингредиенты. О зловещих тенях в коридорах, которые оказывались не привидениями и не нечистью, а людьми, но лучше бы были нечистью, что ли. И о привидениях, чья помощь бывала бесценна. О драгоценностях директорского кабинета и о том, как легко дышится ночью в Запретном Лесу.

А потом мы с Роном и Гермионой по очереди травим байки о хоркруксах и ссоре старых друзей, о слепом драконе и о статуе из Министерства Магии, о том, чем чревата встреча со взрывопотамом, и чем Малфой-Мэнор отличается от нормального человеческого дома. Мы говорим и говорим, иногда девчонки начинают плакать, иногда мы все сдавленно хихикаем, боясь разбудить тех, кто спит наверху.

Джорджа мы все-таки будим. Или ему и без нас не спалось. Он присоединяется к нашим посиделкам, цепляет с блюда оставшийся кусок пирога и заявляет:

— Извини, сестренка, но все-таки как у мамы у тебя не получилось.

— Потому что нельзя приготовить такой же пирог, если даже мука у тебя в три раза дороже, чем в оригинале, — неожиданно для всех подхватывает Рон.

Джордж удовлетворенно кивает, будто именно это и ожидал услышать. А мы сидим и думаем об одном и том же: эту реплику должен был подать Фред.

Еще примерно через полтора чайника чая Джинни начинает варить кофе. На мой недоуменный взгляд она отвечает:

— За окном рассвело уже, ты не заметил? Скоро шесть утра. Если ты собираешься заскочить в Нору до того, как отец уйдет на работу, ты как раз успеешь выпить кофе, а вот поспать ты не успеваешь уже никак.

Ну ничего себе посидели! Я представляю, как буду пытаться пережить этот день, и прихожу в ужас. Но лица тех, кто сидит со мной за столом, убеждают меня, что эта ночь нам всем была нужна. Надеюсь, оно того стоило.

А еще я понимаю, что мы, в общем-то, довольно грозные ребята. Каждый из нас за последний год такого повидал, что Азкабаном без дементоров нас уж точно не испугаешь. Повезло мне с соратниками.

Кофе мне не помогает, спать хочется очень, так что я выхожу на крыльцо и стою там, вдыхая утренний не по-летнему холодный воздух. А когда сон уходит, уступая место ознобу в теле и ясности в голове, аппарирую в Нору. Надеюсь, именно сегодня мне не придется принимать по-настоящему судьбоносных решений.

Столкнувшись (опять) в комментариях с вопросом, когда же Гарри наконец-то станет Темным Лордом, решила вынести ответ не только в шапку фанфика, но и сюда. Гарри Темным Лордом НЕ станет. Не в этом фике. Извините :)

Когда я здороваюсь с Артуром Уизли, я готов буквально ко всему: сражаться, спасать мир, бежать и прятаться, решать судьбу Англии или давать интервью о моих отношениях с Волдемортом — да действительно к чему угодно! Но я почему-то совершенно не готов отвечать на простые, в сущности, вопросы, которые задает Артур. А он спрашивает, действительно ли Джинни сейчас на Гриммо, как она себя чувствует, пришла ли в себя после больницы, а потом вдруг интересуется, с кем она делит комнату и какие у меня намерения относительно нее. Намерения, понимаете?

В первое мгновение я решаю, что я все-таки уснул на крыльце особняка Блэков, и мне снится бредовый сон. Ну не может же его на самом деле сейчас волновать именно это! Потом я думаю, что возможно, речь идет о том, как я собираюсь обеспечить ее безопасность. Я начинаю было расписывать достоинства нашего дома, хотя мистеру Уизли они и так известны, но он смотрит укоризненно, будто бы я ухожу от темы, и я понимаю, что да, он спрашивал именно об этом. О том самом, о чем я сам подумал в последнюю очередь. Собираюсь ли я на ней жениться и насколько серьезны мои чувства к ней, что-то в этом духе.

А еще считается, что это подростки озабочены вопросами любви, секса и брака. Очень-взрослые-люди, вы давно себя в зеркале-то видели? Хотя, конечно, да. Артур имеет полное право переживать за свою дочь, даже если это кажется мне неуместным, а мои ответы мне самому кажутся очевидными. Поэтому я терпеливо (очень терпеливо) говорю:

— Мистер Уизли, у меня очень серьезные намерения. Но дело все в том, что сейчас у меня есть более срочные дела, чем устройство личной жизни. Я бы с радостью явился к вам, как положено, просить ее руки, но сейчас явно рано. Потому что, я уверен, и Вы, и я, и Джинни, — все мы хотим, чтобы это происходило в мирное время и после нашей победы. А то, что сейчас происходит, — это что угодно, только не мирное время. И нам с Джинни, кстати, еще Хогвартс заканчивать...

Мерлин, что я несу. Ну, то есть, несу-то я все, может быть, и правильно, но сначала обо всем этом надо было бы поговорить с Джинни, а потом уже с ее отцом... если у нас тут, конечно, не совсем Средневековье. Кстати, я, оказывается, и не знаю, как по этикету положено поступать и что и с кем обсуждать сначала, а что потом. Надо будет спросить у Гермионы, она наверняка в курсе.

Мистер Уизли тем временем, очевидно, решает, что с меня достаточно мучений, улыбается и говорит:

— Ну, вот и прекрасно. Тогда я могу быть за нее спокоен и идти работать с чистой совестью.

И вот ради этого я тащился сюда с утра пораньше?! А подождать оно не могло?

— Конечно, мистер Уизли, удачного дня.

— Ах да, чуть не забыл, — он роется в портфеле и извлекает на свет ворох каких-то клочков бумаги. — Многие мои знакомые из Министерства хотели бы с тобой переговорить, Гарри. Среди них есть довольно влиятельные люди. Думаю, они вполне могут тебе пригодиться. Здесь адреса каминов, координаты для аппарации — в общем, различные средства связи с ними, если ты сочтешь нужным связаться.

— Вы что, вот так вот ходили по Министерству под носом у Ранкорна и собирали все эти бумажки? — ужасаюсь я. — Да проще же сразу на спину мишень повесить, мол, я знаю, где находится Гарри Поттер!

— Ну, не так все ужасно, — меланхолично отзывается Артур, продолжая рыться в портфеле. — Оказалось достаточно поставить в пару уголков почтовые ящики — удивительные, кстати, магловские штуки! — с надписью «оставьте свой адрес Гарри Поттеру». У ящиков, конечно, никто замечен не был, но записок в них нападало прилично, на то мы и волшебники. Ну а из ящиков они попадали прямиком ко мне, я давно хотел опробовать чары пространственной связи. Так что мои коллеги сами не в курсе, кому передавали адреса. Смею на это надеяться.

— Мистер Уизли, это гениально, — искренне говорю я. — Спасибо вам огромное. Надеюсь, Вы это все проделали не зря.

— Конечно же не зря. Чары проверил, ящичек использовал, отлично время провел, — Артур наконец откапывает искомое в своем портфеле, что бы это ни было, и шагает в камин.

Почему я никогда всерьез не думал о том, какие артефакты скрывает Артур Уизли в своей мастерской, в которой он якобы только изучает магловские электроприборы? Мы же все видели форд «Англия», один из результатов его творчества, и это была вполне гениальная вещь, пока мы же с Роном ее не доломали. И кто я, спрашивается, после этого? Прааавильно. Гарри Поттер, идиот, к вашим услугам.

Я возвращаюсь домой, а там кое-кто даже уже не спит. Хотя в случае с Гермионой и Луной правильнее говорить "еще не спит". В гостиной Рита Скитер потрясает рукописями перед Гермионой, что-то ей доказывая, та в свою очередь что-то сосредоточенно черкает на листе пергамента, а рядом Луна гоняет по столу исчерканные листки, очевидно, пытаясь их скомпоновать в листовку. Значит, к отцу Чжоу мы сможем пойти с уже готовым или хотя бы полуготовым вариантом того, что надо напечатать.

Нет, ну надо же, как оперативно. Я-то думал, куда это Рита делась, а она, оказывается, творила. Просматриваю по диагонали листки с текстами:

«Альберт Ранкорн назвал то, что происходило с лета прошлого года до второго мая этого года, политическим кризисом. В связи с чем я хотела бы пояснить уважаемым читателям, что считается политическим кризисом в новейшем политическом толковом словаре. Политический кризис — это когда вас преследуют за ваше происхождение; это когда применение непростительных проклятий к детям становится нормальной практикой; это когда захват заложников с целью влияния на чересчур сознательных граждан является обычным делом. Если это называется политическим кризисом, а не войной, не кажется ли вам, что действовать в такое время надо примерно так же, как на войне?»

«Герой только что прошедшей войны (я настаиваю на этом слове!) спас нас от того, кого мы с вами и назвать-то боимся, и собирается спасти еще раз. Чем мы платим ему? Конфискацией палочки и судами над его друзьями. Не будет ничего удивительного, если в конце концов он на нас разозлится. Вы хотите еще одного Темного Лорда? Вы его получите, если будете продолжать в том же духе!»

«А кто такой Альберт Ранкорн? Откуда он взялся? Все ли помнят, чем занимался он в тот год, когда Министерство было подвластно Тому-Кого-Уже-Можно-Но-Еще-Страшно-Называть? Он был занят тем, что исследовал чужие репутации и родословные, находя в них изъяны и разрушая чужие жизни. Но это ведь несущественные мелочи по сравнению с прегрешениями Гарри Поттера и его друзей, не так ли?»

И далее, далее, очень много текста в таком духе. Кое-что особо эмоциональное, вроде пассажа про Темного Лорда, категорично вычеркнуто — наверняка рукой Гермионы. Из остального складывается агитация уж точно не хуже, чем интервью Ранкорна.

— Браво, Рита. У Вас получилось просто замечательно. Надеюсь, вы можете и дальше продолжать в том же духе.

— Ха! Это была только разминка, — самодовольно отвечает Рита, но мне почему-то кажется, что ей все же приятно. Соскучилась уже, небось, по восхищенному обществу, бедняга. Она тем временем встает и идет к выходу из комнаты. — Дальше ковыряйтесь в этом сами, малыши. Тексты у вас есть. А меня ждет работа.

— Видали? — фыркаю я. — Работа ее ждет. Быстро она освоилась, да?

— Похоже, она нас слышала ночью, у нее в текстах кое-где почти дословные цитаты, — сообщает Гермиона. Я почему-то даже не удивляюсь.

— Главное, чтобы кто-нибудь особо эмоциональный, вроде Невилла, не побил ее, увидев ее вариант изложения наших подвигов.

— Как бы Ритина версия ни выглядела, это все равно будет правдоподобнее, чем то, что говорит Ранкорн, — замечает Луна, оторвавшись от подопечных листочков. — Даже если она напишет, что весь прошлый год мы на самом деле провели в Африке на курорте.

— О, если она напишет нечто подобное, то у меня появится просто толпа последователей! — улыбаюсь я.

— Ага, будут они все стоять на площади, пытаясь найти твой дом, и вопить: дорогой Гарри, возьми нас с собой! — подхватывает Гермиона. — А ты будешь их гонять. Метлой. Как Тайлер Дерден.

— Как кто?

— А, ты не читал, наверное. Ну да, когда тебе было магловскую литературу отслеживать. Пару лет назад вышла книга, называется «Бойцовский клуб». Если без подробностей, то герой там создал некую очень-очень секретную организацию, про которую, конечно, моментально узнала куча народу. И тогда в качестве отбора он ввел традицию, по которой желающий попасть к нему в дом должен был несколько дней простоять на крыльце, как бы его ни гнали.

— Нет-нет, на крыльце точно не надо, — ужасаюсь я. — Мне ж оттуда аппарировать!

— Хорошо, — соглашается Гермиона. — Когда кто-нибудь придет проситься к нам, я так им и скажу: главное, не стойте на крыльце!

— Знаешь, по-моему, мы бредим. Все-таки недосып сказывается на мозгах. А зачем, кстати, этот твой герой собирал свою организацию?

— Хотел изменить жизнь с помощью пары терактов. Хотя что ему не нравилось — я так толком и не поняла. Ну, для начала они там просто вандализмом занимались, пару памятников уничтожили и еще что-то в том же духе...

— Памятники, говоришь?

Я помню, что обещал себе не принимать сегодня судьбоносных решений. Но мне так и видится, практически снится наяву все, что случится, если я сделаю то, что мне только что придумалось. Все-все, вплоть до статьи Скитер по этому поводу. Я должен, просто обязан хотя бы попробовать.

Я достаю телефон.

9:15 Исходящее сообщение: «Мерзкая статуя с маглами в Министерстве все еще стоит?»

9:17 Входящее сообщение: «Стоит. Ужас, да?»

— Гарри, что ты на этот раз задумал? — обреченно интересуется Гермиона.

— Я сегодня задумал столько всего, что самому страшно, — улыбаюсь я. И это правда. Мне на самом деле страшно. — Значит так. Для начала нам надо будет доделать и, возможно, переделать эту листовку, поскольку этой ночью, если мы успеем, грядут разные интересные события, и о них стоит тоже подготовить текст-другой. Во-вторых, надо будет найти способ связаться с мистером Чангом и договориться, чтобы он все это напечатал. Общаться с ним, вероятно, будет Чжоу, а с нас либо сова для нее, либо трансгрессия до их дома и обратно.

Я перевожу дух, поднимаю глаза на Гермиону и давлюсь следующей фразой: она сосредоточенно и деловито так за мной записывает! В блокнот! Как Перси за Краучем три года назад, один в один! От этой сцены почему-то тянет смеяться. Гермиона Грейнджер в роли личного помощника Гарри Поттера. Та еще картина. Должен признать, смотрится она при этом органично, секретарь из нее наверняка вышел бы что надо, но я думаю, Гермиона достойна большего. Это у нее должен быть штат секретарей.

— Ну?..

— Что «ну»?

— Чего замер-то? Диктуй давай. Я так понимаю, это только начало дня, тут дел на час-другой при плохом раскладе. Что еще?

— «Час-другой» — это общение с Чангом. А нам еще с Ритой договариваться и объяснять ей, что мы хотим.

— Хорошо. Пусть не час, а больше. Но нас много — управимся. Так что мы хотим-то?

— Мы хотим бороться с дискриминацией и несправедливостью. Или так: мы хотим вломиться в Министерство и любым способом убрать статую «Магия — сила». Какой вариант тебе больше нравится?

— Ты с ума сошел? — возмущается она. — Это глупое позерство! У тебя столько дел, ты отвечаешь за стольких людей, как можно... и вообще, это опасно!

— Вообще-то, все, что мы делаем последние два дня, опасно, разве нет?

— Это все было опасно для нас. А твоя затея опасна для людей! Ты же сам знаешь сколько в Атриуме народу!

— Знаю. Зато ночью там тихо, спокойно и романтично. Поэтому до ночи мы туда не сунемся. Будем составлять план и заниматься другими делами.

— Не убедил, — сердито фыркает Гермиона. — Вот позову остальных, как проснутся, они тебя разнесут в пух и прах за такую идею.

Я, кстати, в этом не уверен. Мне кажется, ребятам как раз понравится.

— А по-моему, отличная мысль, — говорит Луна, и мы с Гермионой чуть ли не подпрыгиваем от неожиданности, потому что оба про нее почему-то забыли. А она все еще здесь, делает взмах палочкой, и перед нами предстает готовый... как это называется? Образец? Нет, кажется, макет. Выглядит даже неплохо, если не считать цветочков, сердечек и еще каких-то странных зверюшек, изображенных по бокам. Но проблему цветочков мы как-нибудь решим.

— Отличная идея, — продолжает Луна. — Папа давно был уверен, что эта статуя излучает особую отупляющую энергию, а значит, пока мы ее не уберем, мы не сможем ничего изменить. Рада, что ты это понимаешь, Гарри.

Не то чтобы я не рад поддержке, но это не совсем та поддержка, какая мне нужна. Зато Гермиона временно оставляет эту тему.

— Ладно, проехали пока что. До общего сбора. Давай дальше.

— Дальше. Нам надо разобрать вот эту кипу бумажек — мистер Уизли добыл ее в Министерстве, поставив почтовые ящики, мол, оставьте свой адрес Поттеру, если хотите связаться.

— Там же наверняка сплошные подставные адреса!

— Ну, может быть, не все. Разобрать все равно надо, вдруг кого полезного найдем. Так, еще надо дождаться вестей от Перси, он должен сообщить мне, где хранятся кое-какие вещи. Если они в министерстве и не прям уж за семью замками, значит, пойдем туда не только статую уничтожать, но еще и по важному делу.

— О, мы добудем наши палочки? — радуется Гермиона.

— Вообще-то, я не о палочках думал... но ты права. Если будет такая возможность, палочки захватим тоже. Ну а кроме этого мы сегодня будем сидеть и думать. Нам все-таки нужен какой-никакой план: как именно будем попадать в Министерство, в каком составе, чем убирать статую, оставлять ли по этому поводу привет нашим любимым Ранкорну и Амбридж, и если да, то в какой форме... ну и как подробности от Перси узнаем, про то, как добыть вещи, тоже придется подумать.

— Гарри, что-то ты темнишь. Что значит «вещи»? Чьи они, что это и зачем оно тебе?

— Вещи Сьюзен, точнее, одна вещь, зеркало. Средство связи с Амелией Боунс. Ты уже знаешь от Сьюзен, что она, возможно, жива?

— В первый раз слышу... но если так, то это же здорово! Она ведь...

— Да-да, идеальная кандидатура, начальник отдела, член Визенгамота, уважаемая волшебница и в принципе вменяемый человек.

— И не вампир, к тому же, — добавляет Луна. — Она ведь не вампир?

Кажется, вчера она была какая-то менее... нездешняя. Успела прийти в себя, что ли?

В гостиную заглядывает невероятно довольный и одновременно озабоченный Джордж и адресует Гермионе призывный взгляд.

— Гермиона, ты нужна мне, я без тебя погибаю, — завывает он. Это что-то новенькое.

— Да иду уже, — отмахивается Гермиона, будто так и надо, и убирает волосы в хвост.

— Эй, ты куда уводишь Гермиону? Она тут была моим ассистентом, между прочим.

— Извини, друг, но теперь она будет моим ассистентом, — ухмыляется Джордж. — Знаешь, сколько у меня за этот месяц накопилось идей? Знаешь, как я бредил лабораторией? И теперь она у меня есть. И Гермиона тоже.

— Запомни, Джордж, я тебе помогаю только потому, что...

— Да-да, потому, что мы можем сделать что-нибудь полезное для Гарри нашего Поттера. Прелесть в том, что все мои разработки полезными быть не обязаны, достаточно одной-двух. А ты все равно будешь мне помогать. Идем уже, у меня основа стынет.

Гермиона корчит недовольную рожицу, разводит руками, мол, ничего не могу сделать, и уходит с Джорджем. Мне, правда, кажется, что недовольство ее скорее напускное: при всей ее правильности Гермиона вряд ли упустила бы возможность сварить что-нибудь... эдакое. Неоднозначное.

— Придумайте мне зелье, чтобы убрать статую из Министерства! — кричу я им вслед. Просто так. Ну вдруг правда придумают. И исполнят прямо сегодня к вечеру. Они волшебники или кто, в конце концов?

— Ни фига себе! — радостно ответствует Джордж и захлопывает дверь в лабораторию.

Часы в гостиной показывают без пяти десять. Самое время пообщаться с Ритой на предмет нашего сообщения о теракте в Министерстве. Я оставляю Луну расчищать место под еще одну колонку в макете и поднимаюсь наверх.

— Гарри, какой сюрприз, — восклицает Рита, рывком открывая дверь, стоит мне поднять руку, чтобы постучаться. — Мне казалось, мы только что виделись. Что же привело тебя ко мне?

— Интересная информация, конечно. Мисс Скитер, что бы Вы написали об уничтожении одной скандально известной статуи в Атриуме Министерства Магии?

— Смотря кто уничтожает, — мило улыбается Скитер и достает свое перо.

Через полчаса нашего диалога в тексте у Скитер появляются такие чудесные и любимые Гермионой слова, как «дискриминация», «вечные ценности», «свобода и равенство» и «возмутительное равнодушие», после чего я решаю, что дальше она справится и без меня. Хотя кого я обманываю? Она с самого начала прекрасно справилась бы без меня. Но проконтролировать процесс все-таки было нужно... по крайней мере, очень хотелось.

Так или иначе, теперь я спускаюсь вниз. Там уже довольно шумно. Ханна и Невилл прямо около лестницы снова о чем-то спорят на повышенных тонах — хорошо хоть мебель больше не пинают! Теперь-то они чего сцепились, интересно? Ладно, это можно выяснить и позже, а может, и вовсе не стоит выяснять, тем более что с моим появлением они проявляют-таки единодушие, замолкают и отправляются на кухню. На кухне уже заседают Рон, Сьюзен и Джинни. Луна и Чжоу, как истинные представительницы своего факультета, обнаруживаются в гостиной с книгами из здешней библиотеки и кофе. Лично я бы вот так сидеть с чашкой над древним фолиантом не рискнул. Надеюсь, они достаточно привычны к совмещению чашек и книжек, чтобы ничего на них не пролить. Книги-то все-таки мои. И раз их читают девушки из Рэйвенкло, вероятно, книги небесполезные, так что их судьба меня определенно волнует. Надо будет на досуге эти книги полистать, что ли. Вдруг поумнею.

— Не волнуйся, на книгах были водо— и грязеотталкивающие чары. Мы их чуть-чуть обновили, — говорит Луна, не отрываясь от своего тома.

Чжоу же все-таки поднимает голову от книги и адресует мне вопросительный взгляд.

— Доброе утро, Чжоу, Луна. Чжоу, я все помню. Сейчас организуем.

Легко сказать, конечно. Я как-то не очень даже понимаю, за что хвататься в первую очередь. Всем нужны палочки. Нам нужна сова. Чжоу надо отправить к отцу и проследить за ней там, а еще дождаться известий от Перси и решить что-то насчет нынешней ночи. Ну и в какой последовательности все это надо делать?

— Гарри, вообще-то ты не обязан делать все сам, — вдруг говорит Луна, и у меня возникает дурацкое ощущение, что она легилимент почище Снейпа. — У тебя на лице написано, что ты не знаешь, чем заняться сначала, а чем потом. А думать тебе надо вообще не о том. Тебе надо научиться делегировать полномочия.

— Что-что, прости, я должен научиться делать?

— Луна говорит, что ты должен поручать дела другим людям тоже, — поясняет Чжоу. — Вот например, мы прекрасно сходим за палочками без тебя, с твоим смешным эльфом, если ты велишь ему нас слушаться. Возьмем с собой на всякий случай Рона или Гермиону, чтоб изначально с нами был кто-то с палочкой, — и все. Ничего с нами не случится, если что — задавим числом. Потом я вполне могу сходить к отцу вдвоем с кем-нибудь, да вот хоть с Луной, или даже просто одна. И заодно одолжить у него сову, чтобы у нас было средство связи и ты меньше дергался по пустякам.

— А ты в это время можешь лечь и поспать, — кивает Луна, — ночью-то все равно не удалось. А то тебя того и гляди нарглы одолеют с недосыпа.

— Тебе легко говорить «лечь спать». Как я могу спать, интересно, если вы где-то там шатаетесь одни и без палочек, — ворчу я. Чжоу прыскает со смеху, Луна улыбается, и я понимаю, что интонации у меня сейчас примерно как у Молли Уизли. Да, это перебор. Ребята, вообще-то, мои ровесники, и умеют не меньше меня, так с чего я берусь их опекать? Нет, опекать-то их надо все равно, но и выпускать временами стоит, наверное?

— Лично у меня палочка уже есть, а у всех остальных они появятся очень быстро, — продолжает Луна. — Джинни мне рассказывала, вы вчера управились меньше, чем за полчаса. Я могу даже не ходить за палочкой, если тебе так спокойнее. Но вообще-то надо нас иногда выпускать. Или чем-то занимать. А то мы и заскучать можем. Тебе нужен полный дом заскучавших школьников, Гарри?

Если она не легилимент, то кто, интересно? И как у нее получается ловить формулировки чужих мыслей практически дословно? Или это просто совпадение? Надо будет последить за этим интересным явлением, что ли.

— Ты права, — объявляю я Луне, быстренько применяю Сонорус и делаю объявление. — Всем собраться в гостиной. Рита, можете не приходить, ничего интересного для вас тут пока не будет, а текст нам нужен срочно.

Пока все собираются, я отправляю Кричера к Олливандеру, чтобы узнать, может ли он принять сейчас пять человек. К счастью, оказывается, что может. Все подтягиваются в гостиную. Дольше всех идут Гермиона и Джордж, ни на минуту не переставая верещать.

— А я тебе говорю, что если добавить в котел парочку наростов акнекрыса, дым станет еще и устойчивым к заклинаниям, и фиг они его тогда ликвидируют!

— А я тебе говорю, идиот, что эти наросты могут заблокировать или ослабить магическую составляющую зелья, и останется у тебя один дым! Потому их в зельеварении и не используют! Зачем вообще, объясни мне, нужно делать его устойчивым к заклинаниям, если никто за палочку-то схватиться не успеет?

Кого-то мне эти ребята определенно напоминают. Их речь мне точно так же кажется почти абракадаброй, причем тоже про зелья. Но главное я, кажется, все-таки уловил. У них уже почти готово, если верить Гермионе, какое-то зелье, такое, что «никто за палочку схватиться не успеет». Надо бы проверить, что они там варят, пока они не решили весь дом перетравить эксперимента ради.

— О чем речь, можно узнать?

— О зелье, разумеется, — дуется Гермиона.

— Это я понял. А теперь подробнее.

— Ну, мы решили усовершенствовать сонное зелье по принципу нашего жидкого тумана, — вступает Джордж. — Опрокидываешь порционную колбу, из нее валит дым, которого хватит на две-три комнаты, ну или на какой-нибудь зал. Все вдыхают — и дружно начинают играть в спящую красавицу.

— Какая прелесть! И долго они будут в это... играть?

— Часа полтора, наверно, — самодовольно улыбается Джордж. — Мы с Фредом еще в марте все рассчитали и проверили, оставалось только придать дыму устойчивость...

— Но теперь ему зачем-то надо испортить хорошее зелье, чтобы, видите ли, сделать дым еще устойчивее! — возмущается Гермиона.

— Не «зачем-то», а для улучшения! Совершенству нет предела!

— Так, стоп! Собрание зельеваров на сегодня закончено! Я правильно понимаю, что зелье у вас сейчас есть, и оно работает?

— Работает, — признает Джордж, — хотя не худо бы проверить на всякий случай.

— На какое помещение его хватит?

— Да там целый котел, это на пол-города, вообще-то. А тебе на сколько надо?

— Вероятно, на очень большой зал и штук пять-шесть небольших помещений. Но я пока точно не знаю.

— Ну, это меньше двадцати колбочек, на одном поясе поместятся. Ты думай пока, сколько тебе надо, — Джордж поворачивается к Гермионе и упрямо заявляет: — А на остатках попробуем наросты акнекрыса!

Но Гермионе не до него. Гермиона с характерным угрожающим прищуром смотрит на меня:

— Значит, ты еще не передумал насчет Министерства?

— Нет, не передумал. Но сейчас у нас другие дела.

Я отправляю беспалочковую компанию под присмотром Рона к Олливандеру, беру с него честное слово, что он проводит Чжоу к отцу, и как раз успеваю выдохнуть, когда приходит сообщение от Перси.

11:03 Входящее сообщение: «Что из вещей Сьюзен нужно?»

11:03 Исходящее сообщение: «Зеркало для связи»

11:05 Входящее сообщение: «Третий уровень, кладовка рядом с кабинетом 13, охраны нет, защиты нет»

11:06 Исходящее сообщение: «Бардак у вас там. Палочки в другом месте?»

11:07 Входящее сообщение: «Да, в другом, вообще не в этом здании. Да, бардак».

Гермиона сидит рядом, читает нашу переписку. Луна читает книгу и не вмешивается. Джинни, судя по грохоту, снова удалилась на кухню...

— Значит, вот так возьмешь и вломишься в Министерство? Надеюсь, хоть нас-то с собой возьмешь?

— А ты думаешь, стоит?

— А ты думаешь, мы тебя отпустим одного?

— А нам обязательно все время общаться вопросами?

Гермиона хихикает, но тут же снова становится серьезной и говорит:

— На самом деле, если тебе не принципиально, чтобы весь Атриум завтра был в осколках статуи, проще всего ее уменьшить и унести куда-нибудь, да хоть в Запретный Лес, а потом уже придумать, как ее уничтожить.

— Ага, и никто ничего не заметит, Ранкорн скажет, что так и было, а особо памятливым объявит, что это он отдал распоряжение убрать статую...

— Ну Гарри, а молния тебе на что? Нарисуешь где-нибудь на стеночке, крупно, для особо непонятливых. Они ее, конечно, уберут, но хоть полдня посуетятся.

— И вопиллер надо оставить! Или послать. Сова-то у нас уже будет... ну, должна быть.

— Тоже мысль. Не думаю, что в этом есть смысл, но хотя бы весело будет. Вообще, тебе не кажется, что вся эта затея — сплошная потеря времени?

— Разумеется, кажется. Но когда нас останавливали такие мелочи?

В этот самый момент в гостиной появляется Кричер, а с ним Невилл, Ханна, Сьюзен и Джордж. С палочками.

— Чжоу отчалила домой, — докладывает Джордж. — А у вас тут что? Зелье еще не проверяли?

— Вот сейчас и займемся, — отвечает Гермиона и сует мне под нос какую-то колбу. В глазах моментально темнеет, руки и ноги тяжелеют и больше не двигаются, и я падаю, падаю на самое дно сна. Последнее, что я слышу, эхом отдается в ушах:

— Вот видишь, все нормально. А ему все равно надо было сегодня поспать, нечего на меня так смотреть.

Гермиона. Проснусь — убью.

Оказывается, гитара и контрабас отлично сочетаются друг с другом. Вот уж никогда не думал! Я стою посреди какого-то магловского заведения. Вокруг меня темнота, в которой еле виднеются столики на двоих и на четверых, передо мной освещенная сцена, на которой музыканты играют... нечто. И одна тоненькая девушка с несоразмерно сильным голосом это нечто поет. Кажется, это называется «джаз»? Впрочем, я могу и ошибаться: ни тетя Петуния, ни Дадли ничего подобного не слушали.

Я оглядываюсь в поисках знакомого лица, но разве разглядишь что-то впотьмах! Словно специально, в качестве подсказки недалекому мне, луч света отправляется в путешествие по полупустому залу и останавливается на одном из столиков. За ним сидит человек в черном — то ли пальто, то ли мантия, так сразу и не разберешь. Бледное лицо, зачесанные назад темные волосы, стакан то ли виски, то ли огневиски в руке. А он неожиданно органично тут смотрится. И кажется, даже что-то понимает в этой музыке — кто бы мог предположить... Вот он отворачивается от сцены и смотрит прямо на меня. Там, у его столика,светло, а я стою в темноте, значит, он не может меня видеть! Но почему-то видит.

Он салютует мне стаканом и делает некий жест, по всей видимости означающий приглашение... нет, скорее, разрешение присоединиться. Мол, если Вам так надо, Поттер, то идите сюда. Мне становится страшно до одури. Что я ему скажу? И главное, что он мне скажет? Учитывая наши с ним непростые отношения... Но чтобы я упустил такой шанс — да ни за что! И я быстро иду по залу, сшибая по дороге парочку стульев. Останавливаюсь рядом и замираю в нерешительности.

— Профессор Снейп? Добрый... вечер, сэр.

— Ну что Вы замерли, Поттер? Садитесь, у нас не так много времени.

Опять это «Поттер», все с той же интонацией, больше никто не умеет выразить столько всего одним словом, причем моей же фамилией. А у него слово получается такое... резкое. Как будто там должно быть быть не «Поттер», а «ты, придурок скудоумный» или что-то столь же ласковое. И вот странное дело: вроде бы он это не произносит, а всего лишь говорит «Поттер», но сразу понятно, что именно он хотел сказать на самом деле. И еще одно, тоже странное: это почему-то больше почти не обидно. Ну, раз уж меня пригласили присесть... надо все-таки сказать ему то, что надо сказать, верно? Гриффиндорец я или где?

— Профессор, я хотел попросить у Вас прощения. Я так Вам благодарен за все, что...

— Перестаньте, Поттер, — морщится он. — Давайте оставим лирику для другого раза. Вы все знаете, я знаю, что Вы по этому поводу думаете, а Вы знаете, что я это знаю. Это все просто, скучно и в обсуждении не нуждается. Я был бы рад, если бы у Вас ко мне были совсем другие вопросы, но увы, по всей видимости, я все же переоценил Ваш интеллект. В таком случае, вопросы будут у меня. Чего Вы ждете, Поттер?

— В каком смысле, сэр?

— В самом прямом. Если бы у меня была ситуация, подобная вашей, и ваши же возможности, вроде двух Даров Смерти, я бы уже был на полпути к посту министра!

— Но я ведь не собираюсь становиться...

— Неважно! И уж в любом случае успел бы нейтрализовать этого вашего Ранкорна и нашу общую знакомую, жабу в розовом, заодно. — А я ее вообще практически не учел в планах. И снова чувствую себя идиотом благодаря Снейпу. Почти забытое, но такое знакомое чувство! — Что, так трудно организовать несильное, но длительное отравление? У вас есть лаборатория, мисс Грейнджер и двое Уизли в Министерстве — какого рожна Вы ждете? Вам надо, чтобы ситуация снова переменилась к худшему?

— Но ведь сейчас мы все в безопасности, и...

— Поттер, я понимаю, сложно заставить себя мыслить чуть шире, если всю жизнь причисляешь к «мы» только парочку своих друзей. Но Вы все-таки попробуйте. Мерлин, ваше счастье, что Ранкорн, видимо, еще тупее Вас! Будь он чуть умнее, весь взрослый и живой состав Ордена Феникса уже сидел бы. А Вы не только не воспользовались до сих пор этим ресурсом — не считая тех же Уизли, — но даже не думаете заботиться об их безопасности! Почему Вы до сих пор не связались с профессорами Макгонагалл и Хагридом? А с Гестией Джонс? А с Эльфиасом Дожем? Ладно, я могу понять, их вы не знаете. Но уж о Минерве и Рубеусе могли бы и подумать. Не только потому, что они вам не чужие люди, но и потому, что они ваши люди в Хогвартсе...

— Они — люди Дамблдора, — возражаю я, кажется, впервые за это время обретая дар речи.

— Не суть, — отмахивается Снейп. — Были его, стали Ваши, это очевидно, как и то, что Орден Феникса теперь ваш, так же как и эта ваша... армия. Которую Вы, к слову, тоже именовали Дамблдоровой, не так ли? Кажется, это не помешало Вам считать себя лидером данной организации. Далее. Вы должны, просто обязаны освободить Малфоя-младшего. Со старшими поступайте как хотите, хотя я предпочел бы видеть их на свободе, но Драко заслужил право хотя бы попытаться искупить свои ошибки.

— Знаете, не то чтобы я имел что-то против него, хотя я имею! Но вам не кажется, что...

— Нет, не кажется. Я руководствуюсь в данном случае не личными симпатиями, а элементарными знаниями о том, на что способны Вы и на что способен он. Среди вашей кучки гриффиндорцев и хаффлпаффцев он один сможет проследить за тем, чтобы вы в своем школьном стремлении попугать Ранкорна не упустили собственную выгоду. Это понятно? — киваю, куда деваться. — Далее. Я понимаю, что хочется отдохнуть и расслабиться, но пока рано, Поттер. У Вас очень много дел. Надо ведь не только свергнуть Ранкорна, но и провести грамотную агитацию, чтобы самому потом удержаться на плаву.

— Но я...

— Да-да, я в курсе: листовки, Скитер и так далее. Скитер, кстати, — это был неоправданный риск. Считайте, отдали свою жизнь на растерзание и рассмотрение акуле. Впрочем, Вы-то привычны к шумихе вокруг вашей драгоценной персоны, Вам, может быть, и ничего, а вот мисс Уизли могли бы и пожалеть. Но вполне вероятно, что всего предпринятого Вами недостаточно. Думайте, что можно с этим сделать. Да, я знаю, что министром Вы собираетесь делать Амелию Боунс. Отличная кандидатура, не спорю. Но не считайте, что никто не догадается, кто за Амелией стоит. Далее. Не распускайте своих. Вам вон уже зелья под нос суют, в следующий раз что сделают, интересно? Отрежут голову и отберут палочку по имя науки? Организуйте им тренировки, что ли...

Зелья? Под нос? Я наконец вспоминаю, как я сюда попал. Меня усыпила Гермиона, и...

— Поттер? Вы меня еще слушаете? Мы не закончили.

— Да, конечно, профессор, — говорю я, но чувствую, что меня уже что-то вытягивает вон из зала, вон от этой музыки, и от Снейпа с его стаканом, а я так и не успел прощения попросить и половину сказанного не запомнил, черт! Надо мной склоняется Гермиона.

— Ну что, отдохнул?

— Так, дай-ка мне быстро еще этой твоей гадости, мы со Снейпом не договорили, — говорю я. Но Гермиона почему-то медлит, глядит растерянно и оборачивается куда-то... а, к Джорджу. Именно он там и сидит.

— Похоже, коллега, мы с вами что-то перемудрили и наш испытуемый словил качественные глюки, — паясничает он.

Идиоты! Нет бы просто зелья дать! Теперь уже время упущено, я чувствую. Возвращаться бесполезно. Заведение закрыли, музыканты отыграли, посетители ушли. Прав Снейп, я их распустил. Ничего, вот сейчас выпью кофе и начну наводить порядок. Ну, я надеюсь, что начну.

После первого глотка кофе, приправленного насмешливым взглядом Джинни, в голове проясняется. Я уже не рвусь обратно в сон общаться со Снейпом, хотя эта перспектива все еще кажется мне заманчивой. Вот уж не думал, что мое подсознание может сделать его настолько похожим на оригинал! Или это все-таки было не подсознание? Этот вопрос решать я тоже не рвусь. Зато я просто жажду пообщаться с товарищами, меня бессовестно усыпившими.

— Докладывайте, — говорю я присутствующим. А присутствуют в гостиной Гермиона, Джордж, Невилл, Джинни и Луна. Присутствуют и непонимающе смотрят на меня. — Во-первых, сколько я спал? Во-вторых, что вы успели за это время? Вернулась ли Чжоу, и если да, то с какими результатами? Дописала ли Скитер текст про статую? Не присылал ли мне сообщений Перси? Не разнесли ли вы дом? Думали ли вы насчет сегодняшнего похода в Министерство, раз уж кто-то собирался идти со мной?

— Все-все, мы поняли, хватит! — машет руками Гермиона. — Ну ты и грозен, интонации почти как у Снейпа! Что ты, кстати, про него бормотал спросонья?

— А то ты не слышала. Хотел обратно в сон пойти, мы с ним там довольно неплохо общались. Только вот договорить не успели. Так что с тебя еще порция зелья, вдруг он мне снова приснится. Только не сейчас! — испуганно вскидываюсь я, глядя на загоревшиеся глаза этой маньячки-экспериментаторши. — Потом. Я скажу когда. И чтобы больше ничего подобного без предупреждения не было, ясно?

— Похоже, профессор Снейп сильно на тебя влияет, — замечает Луна. — Ты и правда сейчас немножко на него похож.

— Ага, новый анекдот, слушайте все, — возникает Джордж, берет драматическую паузу и декламирует нараспев: — Однажды профессор Снейп уехал по делам, и замещать его на уроках Зельеварения остался Гарри Поттер.

— И? Дальше что? — интересуется Невилл, когда пауза затягивается уже неприлично.

— А зачем «дальше», когда уже можно смеяться, — ржет Джордж. Все дружно решают, что это было руководство к действию, и гостиная наполняется многоголосым хохотом. На звук, видимо, приходит Чжоу, и я наконец узнаю, что с отцом она договорилась, три из десяти выторгованных метел стоят в кладовке, остальные будут на днях, Скитер правит текст в третий раз, а еще у нас теперь есть сова. Хоть один разумный человек в этом бедламе. Остальные, кажется, решили, что раз Волдеморта нет и война закончилась, можно впасть в детство. Ну, значит, и разбираться с ними будем, как с детьми.

— А сейчас все замолчали! Цыц! Кто хочет со мной в Министерство — поднимите руки! Несовершеннолетние и без лицензии на аппарирование руки опустили. В прошлый визит в Министерство, — а кому позапрошлый, думаю я, — нам несанкционированное колдовство с рук сошло, но то был учебный год. А сейчас, с разрушенным Хогвартсом и отмененными экзаменами, неизвестно, стоит ли несовершеннолетним колдовать. Эти министерские деятели что угодно учудить могут... На Гриммо, да под защитой колдовать можно, а вот снаружи... короче, вы поняли. Итого пять человек. Джордж, Гермиона, Невилл, Рон, Чжоу... ты уверена, кстати? У тебя боевые навыки в порядке, если что?

— Обижаешь, — надувается Чжоу.

— Обижаю, — соглашаюсь я. — Значит так! С собой возьму тех, кто до вечера меня слушается, не пререкается, всякую дрянь под нос не сует и отвечает четко на все вопросы. Уяснили? Остальным помашу ручкой и все.

— Гарри, мы поняли и раскаиваемся, — заявляет Рон. В гостиной наконец-то становится тихо. Как мало, оказывается, бывает надо для счастья одному вандалу-революционеру.

— Наконец-то. Тогда товарищи зельевары сейчас расскажут нам, как защититься от их сонного зелья, чтобы нас там не сморило вместе с охраной.

— Ну элементарно же, Гарри, — морщится Гермиона. — Достаточно заранее наколдовать себе головной пузырь.

— Молодец, Гермиона, пять баллов Гриффиндору. Прибавлю еще десять, и даже конфетку при случае куплю, если научишь этому заклинанию всю нашу компанию. И меня заодно.

— Неуч ты все-таки, а еще герой, тоже мне, — вздыхает Гермиона, но начинает мастер-класс. К половине второго мы все становимся большими специалистами по головным пузырям. К половине третьего я даже спасаюсь от гнева Ханны, которая считает, что Невиллу в министерстве делать нечего, и уговариваю ее, что это будет почти безопасное мероприятие. Вру, конечно. После этого приходит время задуматься о плане действий. И мы думаем о нем под обед, чай и печенье, аж целых полтора часа.

В итоге наш арсенал составляют маленькие колбы с зельем, найденный в сумке у Гермионы совершенно магловский распылитель, чтобы точечно опрыскивать тех, кто почему-либо не уснул сразу, заклинание головного пузыря, наросты акнекрысов из здешней лаборатории, те самые, из-за которых Джордж с Гермионой разве что не подрались, одна очень хорошая мантия-невидимка и пять средненьких из запасников Джорджа.

— По идее, если все заснут, видеть нас будет некому, но лучше перестраховаться, — говорю я и чувствую себя занудой, изрекающим прописные истины. Хотя я начинаю склоняться к мнению, что изредка кто-то должен их изрекать. — А гадость акнекрысовая нам, кстати, зачем?

— Чтоб было чем перекусить в дороге, — усмехается Джордж. Самое паршивое, что он, кажется, не врет и даже не шутит.

— Если съесть такой нарост, на некоторое время становишься менее восприимчивым к заклинаниям, — объясняет Гермиона. — Если мы ввяжемся в драку, это может оказаться полезным. По крайней мере, Ступефаем нас тогда не возьмешь, да и Петрификусом разве что совсем ненадолго.

— Ага, а если чем-нибудь покрепче достанут, то лечебные заклинания тоже не возьмут?

— Ну, можно надеяться, что авроры чем покрепче бросаться все-таки не станут, — Гермиона ежится под нашими скептическими взглядами и быстро добавляет, — к тому же, лечебные у нас все равно в основном зелья, колдомедиков-то среди нас нет.

— А головной пузырь как колдовать при такой закуске? — не унимаюсь я. Лучше уж побыть занудой, чем проколоться на такой ерунде.

— Элементарно. Он же на самого человека и его состояние не воздействует, а создает нечто вокруг него. На пространство около твоей головы влияние продукта не распространяется.

— Значит, с основным разобрались. Тогда я пошел писать письма, — говорю я и удаляюсь. Нет, в самом деле, писать письма. Если есть такая возможность и сова, то что бы не написать-то? Одно письмо профессору Макгонагалл, одно Артуру Уизли, одно в Гринготтс. Сова смотрит на меня затравленно: ее явно уже загоняли между нашим особняком и домом Чангов. Я решаю пожалеть птичку и откладываю письма в ящик, чтобы отправить завтра утром. Чувствую себя ну просто очень деловым человеком, хотя, если разобраться, действительно деловое письмо получилось только одно: для профессора Макгонагал, все же не все наставления Снейпа я прослушал. А вот то, что я предложил Артуру, вряд ли кто-нибудь одобрит, если узнает. Но в конце концов, должно же у меня было право покапризничать. Когда-нибудь. Иногда. Время от времени. Кстати, надо не забыть озадачить Гермиону ядом для Ранкорна и Амбридж. Но это тоже завтра утром, а сегодня...

В десять часов вечера мы дружно втискиваемся в памятную телефонную будку.

— Добро пожаловать в Министерство магии. Назовите, пожалуйста, ваше имя и цель посещения, — звучит женский голос. Надо же, власть за эти годы сменилась дважды, а реплики и голоса все те же.

— Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Джордж и Рон Уизли, Невилл Лонгботтом, Чжоу Чанг. Мы пришли заняться уборкой в Атриуме и ликвидировать неуместные предметы.

В ответ мне высыпаются жетоны с именами и пояснением «уборщики-волонтеры». Согнувшись пополам от хохота, мы глотаем акнекрысовую дрянь, кутаемся в мантии и колдуем головные пузыри. Но предосторожности наши оказываются практически ненужными. Весь Атриум перед нами как на ладони, и в нем всего три человека, очень удобно столпившиеся у той статуи, за которой мы и пришли. Джордж прицельно мечет к их ногам колбу с зельем, чуть помогая себе палочкой. Буквально через пять секунд эти трое лежат на полу, а я знакомлюсь с первым и главным недостатком зелья: оно существенно ухудшает видимость. Если кто-нибудь подкрадется к нам, пока мы будем у статуи, мы вполне можем его не заметить. Остается только надеяться, что за это время он уснет, и мы найдем его по звуку падающего тела.

Мы с Гермионой приближаемся к статуе, остальные стоят вокруг, контролируя происходящее в Атриуме. Впрочем, ничего по-прежнему не происходит. Ничего, кроме нас.

— Редуцио, — говорит Гермиона, и статуя становится не выше моей волшебной палочки. Гермиона облегченно вздыхает. — Без нее тут как-то даже дышится легче, ты не находишь? Она очень подавляла.

— Мне что так что эдак нормально дышится, — отзываюсь я. — Я же в пузыре.

Я прячу статую — теперь уже статуэтку — в карман. Дело за малым. Я изображаю молнию на стене около лифта («Вандал», — одобрительно ругается Гермиона), и мы все вместе отправляемся на третий уровень. Колбочку сонного зелья кидаем прямо из лифта и ищем тринадцатый кабинет, изредка спотыкаясь об уснувших. Мне везет: я нахожу ее первым. Дверь поддается простой Алохоморе, зеркало находится таким же простым Акцио... и что, это все? Вот так вот просто? И можно уходить?

Ну да, конечно. Нельзя было задаваться таким вопросом. Надо было просто брать все, что нужно, и бежать, пока давали.

— Гарри, где ты там? — раздается от лифта. Все уже ждут меня, я выхожу из кладовки и понимаю наконец, что меня смущает в воздухе вокруг меня. Он чистый. В десяти шагах от меня и дальше к лифту клубится сонное зелье, а здесь его нет, я увлекся поисками и не кинул очередную колбу, а значит, здесь может быть кто-то бодрствующий.

Рука тянется к поясу с колбами, а лучше бы не тянулась: мантия распахивается, и выбегающему из-за угла аврору наверняка прекрасно виден кусок меня. Пока в меня летит луч заклятья, я успеваю подумать, что мантии-невидимки были не самой удачной идеей. Возможно, если бы аврор знал, что перед ним Гарри Поттер, он все-таки не стал бы бить меня Авадой Кедаврой. Но лица моего он не видел, поэтому Аваду выдал без колебаний. Обидно получилось, думаю я, проваливаясь в темноту.

Так и тянет написать здесь "конец" и собрать букет негодующих комментариев, но я честно говорю вам: спокойствие, это не конец. :)

В этот раз все не так, как в прошлый. Видимо, смерть смерти рознь. Тогда я очнулся сразу на вокзале, а в этот раз я падаю и падаю. Вокруг меня непроницаемая мгла, смотри-не смотри — все равно ничего не видно. Я и не смотрю, я лечу и слушаю.

Сначала удивленный шепот: «Гарри, мальчик мой, ты что так быстро к нам?» Профессор Дамблдор?

Потом недовольное ворчание: «Сынок, я все понимаю, конечно, но шел бы ты обратно, поиграл еще»... Отец?

И поддерживающий его второй голос: «В самом деле, Гарри, мы с Джеймсом еще наговориться толком не успели, даже Питеру морду набить не сходили. А ты уже тут, неловко как-то». Сириус!

Изумленный возглас: «Какими судьбами ты тут, обалдуй? Кто моей маме с Тэдди-то поможет?!» Тонкс...

Ехидный шепоток: «А надо было хоркрукс сделать, не летел бы тут теперь, как дурак». А не пошел бы ты, Риддл?

Я так и не заметил, когда я наконец-то упал. Вроде только недавно еще летел — и вот уже больше не лечу, а лежу где-то. И место, между прочим, знакомое. Сажусь, оглядываюсь. Ха, я же тут был только сегодня утром! Это же то самое заведение, где я встретился со Снейпом... А вот, кстати, и он. Идет ко мне, физиономия недовольная, плащ развевается, сейчас что-то будет. Сто баллов с Гриффиндора, не меньше. По идее, мне бояться нечего, я ведь уже умер, но мне все равно становится как-то немного боязно.

— Поттер, убирайтесь к черту. Через полчаса начнется концерт Эллы и Луи, и Вы не имеете никакого права помешать мне получить от него удовольствие. Так что поднимайтесь и выметайтесь, поговорим в другой раз.

Кто такие Элла и Луи? Знакомое что-то. Ладно, об этом я подумаю позже, а сейчас, похоже, придется испортить Снейпу настроение.

— Сэр, я... не могу. Убраться. Меня сюда Авадой занесло...

— Вот как, — говорит Снейп. — Ну, тогда пойдемте за столик.

Он усаживает меня и пристально смотрит мне в глаза. А, ну да, легилименция. Странно только, что я при этом совсем ничего не чувствую.

— А Вы и не должны ничего чувствовать, Поттер, у этого места свои законы и магия тоже своя. Ну, что я вам могу сказать... Поттер, вы идиот, хотя это давно не новость. Как можно было забыть бросить очередную колбу? Не перестаю удивляться, что Вы все-таки справились с Темным Лордом.

— Я умер, да? — отваживаюсь наконец спросить я и зажмуриваюсь в ожидании ответа.

— Не надейтесь, — хмыкает профессор и утыкается в свой бокал. Я терпеливо жду, пока он насмотрится. Что он, в самом деле, как Трелони какая... Я волнуюсь, между прочим!

— Но ведь это же была Авада Кедавра...

— Я Вас умоляю, Поттер, Вы уже дважды выживали после этого проклятия, почему бы Вам не выжить еще разок? На самом деле, Вам просто повезло, что в вашей компании водится умница Грейнджер. Это ведь она раскопала в лаборатории наросты акнекрыса?

— Ну да... они с Джорджем...

— Вот это-то Вас и спасло. Своевременный прием этого средства ослабил действие проклятия. Возможно, свою роль сыграла и ваша палочка: ее обладатель, насколько я понимаю, не должен погибнуть в магическом поединке. Но поскольку Авада Кедавра — все-таки смертельное проклятие, уж не щекотка и даже не Петрификус, некоторый вред оно вам, разумеется, нанесло.

— А нельзя ли поточнее про этот вред... сэр?

— Вы в коме, Поттер, — отвечает Снейп и смотрит на меня почти с сочувствием. Лучше бы дальше идиотом ругал!

— А почему тогда я здесь? Это же ваше... посмертное существование, верно?

— Да, верно. Вдумайтесь, Поттер: это мое посмертие, не ваше. Мало того, что Вы в него вламываетесь как к себе домой, Вы еще и не думаете при этом. Если бы Вы умерли, Вы бы попали сначала в Зал Ожидания, какой он там у вас был, а потом в собственное посмертие. И уж никак не ко мне. Но вы предпочли все-таки выжить и испортить мне концерт.

Снейп недовольно смотрит в сторону сцены, где музыканты начинают настраивать инструменты. По идее, надо спросить его, как мне выбраться отсюда, но меня сейчас больше интересует другое:

— Скажите, сэр, а если для каждого существует собственное посмертие, то эти люди вокруг — это иллюзия, да? Воображение или что-то в этом роде?

— Не знаю. И не имею ни малейшего желания узнавать, — отмахивается профессор.

— Но почему?..

— Как бы Вам доходчивее объяснить?.. Вот, к примеру, Вы, Поттер, хотите ли знать наверняка: действительно ли Вы встречались с мертвым профессором Снейпом или Вам просто приснился причудливый сон?

Я озадаченно молчу. Пожалуй что и правда — не хотел бы. Один вариант жуткий, другой грустный... а, ну его к Мерлину!

— Вот и я так думаю, — кивает Снейп. — Ну его к Мерлину. Виски, по крайней мере, у них тут очень даже ничего.

— Профессор Снейп, что мне теперь делать?

— Вам? Возвращаться к себе, разумеется. Распространять дурацкие листовки, связываться с Амелией Боунс, устранять Ранкорна и устраивать личную жизнь всех, кто под руку подвернется. И про Малфоя не забудьте.

— Нет, я имею в виду, как мне отсюда выбраться?

— О, с этим совсем просто, — говорит профессор и вдруг улыбается так, что мне хочется забиться в какой-нибудь угол потемнее. — Встаньте, Поттер, как раз успеем разобраться с этим до начала концерта. — Он подходит и встает напротив меня. — По идее, я должен бы извиниться за то, что собираюсь сделать, но мне кажется, за все предыдущие годы я заслужил это право. И да, я собираюсь получить от этого удовольствие.

Снейп усмехается, коротко замахивается и резко бьет меня под дых. Кажется, это место называется «солнечное сплетение». Сотни маленьких солнышек сплетаются и пляшут у меня перед глазами, пока я судорожно ловлю ртом воздух. Когда я наконец могу сделать нормальный вдох, я пытаюсь сказать Снейпу все, что я о нем думаю ,но получается только нечленораздельное мычание.

— Что такое?

— Где болит?

— Он очнулся! — на три голоса вопят Гермиона, Джинни и Рон. Я смотрю в потолок и понимаю, что я на Гриммо, в гостиной. А значит, все хорошо.

Я пытаюсь объяснить им, что ничего не болит и вообще все хорошо, но голос еще не очень слушается. Гермиона размахивает надо мной палочкой — не удивлюсь, если за то время, что я был в отключке, она умудрилась выучить диагностические чары. Рон шумно вздыхает:

— Наконец-то, Гарри. Мы давно так не волновались. Целый месяц, — добавляет он, подумав. — Пойду скажу всем, что все хорошо. — И выходит из комнаты.

Бледно-зеленая заплаканная Джинни уже сидит рядом со мной, держит за руку и смотрит на меня сухими сердитыми глазами.

— Только попробуй еще раз так сделать, Гарри Джеймс Поттер! Только попробуй — и я сама тебя убью!

— Я больше не буду, Джин, честно, — шепчу я. — Мне самому умирать уже надоело. Чего я там не видел...

Я закрываю глаза и снова проваливаюсь — на этот раз в самый обычный, простой человеческий сон.

Оказывается, для того, чтобы осознать, что жизнь прекрасна, достаточно было хорошо выспаться. Я просыпаюсь уже не в гостиной, а вовсе даже в нашей с Роном спальне, но Рона здесь нет, зато есть Джинни, дремлющая на стуле рядом со мной. Она тут так рядом со мной и сидела, что ли, пока я спал? Ужас какой, бедная девочка. Это ж надо было так переволноваться. Все-таки я редкостная скотина, нашел время умирать. Но хорошо хоть, выжил в итоге.

Кстати, почему выжил — это тоже вопрос. Наросты акнекрыса — это, конечно, хорошо, но Авада — это все-таки Авада, а не Ступефай какой-нибудь. И почему-то мне кажется, что без Бузинной палочки здесь не обошлось. Кстати, надо будет выяснить, не считается ли теперь хозяином Бузинной Палочки тот аврор, который... с одной стороны, он меня не разоружил и не убил. А с другой, все-таки Авада-то была. И попала даже. Ладно, это я спрошу у Гермионы, пусть у нее голова болит. У меня, впрочем, сейчас тоже начнет болеть: я же понятия не имею, что и в каком количестве я пропустил, пока тут валялся!

От этой мысли удовольствие от беззаботного лежания в кровати куда-то испаряется, и я начинаю ворочаться, чтобы встать. Джинни тут же вскидывается, по-кошачьи сонно щурится и тихо шипит, поминая исподнее Мерлина и еще некоторые слова, которые хорошим девочкам знать не полагается. Хотя с шестью братьями-то немудрено выучить и не такое.

— Шея затекла, — объясняет она в ответ на мой недоуменный взгляд. — И не только шея. Ой, ну что ж я хоть на пол-то не легла...

Вместо ответа я привстаю, подхватываю ее под руки и пересаживаю на кровать. Вот еще выдумала, на пол...

— Джинни, чего ты тут-то не легла, места же хватает?

— Ну, — смущается она, — мало ли кто зашел бы тебя проведать...

— И что?

— И тот, кто зашел бы, мог бы что-нибудь подумать! А я еще пари не выиграла, между прочим!

— Джин, ну что они могли бы подумать, если я то в коме, то в обмороке, то сплю? Ну прилегла ненадолго рядом, уснула. Подумаешь... кстати, — спохватываюсь я, притягивая ее поближе к себе, — тебе не кажется, что это как-то неправильно, что подумать о нас уже что-то могут, а на самом-то деле того, о чем они могут подумать, у нас еще и близко не было?

Джинни смотрит на меня лукаво и с любопытством.

— Да ты, я смотрю, совсем очнулся, да? И готов к подвигам?

Я радостно киваю, потому что если подвиги предполагают дальнейшее присутствие Джинни вот тут вот рядом, то да, я вполне готов.

— Ну, раз готов, то подвигами я тебя сейчас обеспечу по самое горло, — ухмыляется она, легко соскакивает с кровати, потягивается, открывает дверь и на весь дом вопит: — Гермиоооооооонааааа!

Не зря, ох не зря классики пишут о женском коварстве! Ну, то есть, я-то ничего подобного вроде бы не читал, по крайней мере, не помню, но очень сильно удивлюсь, если о нем никто не написал. Джинни корчит мне смешные рожицы от двери, и злиться на нее нет ни малейшей возможности, хотя, по идее, я должен быть разочарован подобным развитием событий. Ничего-ничего, я еще придумаю свою страшную месть, а пока что пора возвращаться в суровую действительность. Я вспоминаю, что до сих пор не знаю, сколько времени провалялся после Авады, и как-то мне становится нехорошо.

— А сколько я, собственно, лежал-то после Министерства? — спрашиваю я у Джинни, но отвечает за нее вошедшая Гермиона:

— Не так уж долго, еще и суток не прошло. Сейчас семь часов вечера, а в Министерстве мы были вчера.

— Да? А что же тогда Рон говорил про месяц вчера?

— Рон говорил, что мы так за тебя не волновались уже месяц. С Битвы за Хогвартс. И если честно, предпочли бы, как минимум, еще лет так пятьдесят не волноваться.

— Ясно, — облегченно выдыхаю я. — А чем там, собственно, все закончилось-то, в Министерстве? Все нормально прошло, никто не пострадал? — почему я думаю об этом только сейчас, а?! Эгоист ненормальный. Авадой его задели, он и корчит из себя умирающего, видите ли. Впрочем, думаю я в следующую секунду, если бы что-нибудь случилось, это наверняка бы чувствовалось, и Джинни с Гермионой вели бы себя по-другому, верно?

— Думаешь, нам тебя мало было? — возмущенно фыркает Гермиона. — Нет, у всех остальных хватило ума не подставляться. Мы услышали, как тот аврор сказал «Авада Кедавра», тут же рванули туда, одновременно сразу трое кинули колбы с зельем, так что когда мы подоспели, он уже спал, а ты валялся без сознания. Мы так и не поняли, что с тобой случилось? Ты сумел увернуться и об стенку головой приложился?

— Нет, — нехотя отвечаю я. Не хочется, конечно, их снова волновать, но тайны тут разводить тоже ни к чему, к тому же, мне нужно мнение Гермионы насчет Бузинной палочки. — Я не увернулся, и приложило меня именно Авадой.

На несколько секунд в комнате становится очень тихо, потом оглушительно хлопает дверь, и я слышу, как Джинни несется вниз по лестнице. Я оглядываюсь на Гермиону и вижу, как та на ощупь ищет спинку стула у себя за спиной. Нашла. Села. Выдохнула.

— Ну ты и... мда. Помягче сказать не мог? — морщится Гермиона. — Мы тут и так все перепсиховали, не знали, когда очнешься и чем тебя лечить. А ты у нас, оказывается, практически умер вчера. Мы как-то все-таки предпочитали думать, что раз ты жив, значит, Авадой он тебя не достал... Кстати, как мы тебя до дома тащили — это тоже было занятно, — она явно старается сменить тему... надеюсь, у нее получится. — Заклинание левитации-то на тебя не действовало, пришлось руками таскать, а ни у кого таких навыков как-то нет... Джордж с Роном тебя тащили, Мы с Невиллом впереди шли, на случай если кто-нибудь неожиданно из дыма выскочит, Чжоу сзади прикрывала... мы торопимся, а эти двое никак тебя перехватить поудобнее не могут, еле плетутся... думали, вот сейчас прибежит сюда отряд авроров позлее, там и поляжем все. Ты чем вообще думал в этой кладовке, а?!

— Ну извини, что подвел. Ругать меня по этому поводу бессмысленно, я уж и так огреб все, что заслужил. Ты мне лучше вот что скажи: хозяин палочки все еще я или уже нет? В принципе, тот аврор меня не разоружил и не убил, но...

— Значит, никаких но. Раз не разоружил и не убил...

— Но Авада же попала...

— Цыц, говорю! Раз он тебя не разоружил и не убил, и даже в драке палочку не отобрал, значит, ты все еще ее хозяин, и не выдумывай. Кстати, у тебя есть догадки, почему ты выжил? Наросты акнекрыса — это, конечно, хорошо, но если б они от Авады спасали, аврорат бы давно занялся разведением акнекрысов, и смертность авроров сократилась бы во много раз... я думаю, что дело в чем-то другом.

— Дело в Снейпе, — бурчу я почти про себя, и глядя на приподнятые брови Гермионы отмахиваюсь. — Догадки есть, но давай о них потом поговорим. Статую-то вы куда дели в итоге? И вышла ли листовка? И отдали ли вы зеркальце Сьюзен и что из этого вышло?

— Значит так. Зеркало Сьюзен отдали, она связалась с тетей, теперь они пытаются договориться о встрече, но что-то там у них не ладится, она тебе сама расскажет, это первое. Статую мы пока отдали Кричеру, пусть у него в кладовке поваляется, потом, когда будет возможность, увеличим обратно и отдадим в переплавку. Жалко такое количество металла же губить... листовка вышла, но это еще не все. Мы с Ритой посовещались и решили послать копию ее статьи в «Пророк». И что ты думаешь? Они ее напечатали! Сократили бессовестно, правда, но смысл от этого не изменился. Не знаю уж, кто их нынче финансирует, но очевидно не Министерство, раз они себе такие фокусы позволяют. В общем, кухня завалена почтой на имя Гарри Поттера. Пару десятков вопиллеров мы уже прослушали, но многие тебя одобряют. Потом сам почитаешь, получишь удовольствие, я гарантирую. Все, с твоими вопросами покончили?

— Давай считать, что да, — говорю я. Не потому что не могу придумать еще десять вопросов, а потому что чувствую, что Гермиона очень хочет что-то мне сообщить. — Рассказывай, какие вопросы у тебя.

— У меня не то чтобы вопрос, — вдруг смущается она. — Скорее информация к размышлению. Я сегодня, пока мы твоего пробуждения ждали, взяла подшивку «Пророка» за прошлый год, ну, посмотреть, как они агитацию проводили, с Ритой обсудить, опять же...

— Так. И что ты там нашла?

— Я нашла там несколько статей о захвате Министерства. Ну, помнишь же, когда Скримджера убили, да?

— Еще бы я это забыл!

— Ну вот. Я тогда долго думала, как они это все преподнесли общественности: ведь не было ни выборов, ни чего-либо отдаленно похожего, никто не собирался обсуждать кандидатуру Пия Тикнесси, он просто пришел, убил Скримджера и стал министром магии. Странно, да?

Ну, вообще-то, да, странно.

— Так вот, — продолжает вдохновленная моим интересом Гермиона, — оказывается, пока нам всем было не до прессы, прошлой осенью, Визенгамот рассматривал этот вопрос. Они откопали какие-то древние похожие случаи захвата власти и постановили, что поскольку прецеденты были, такой способ передачи власти законен, представляешь?

— Нет, не представляю. Они совсем идиоты, что ли? Это же теперь можно так власть менять по пять раз в год насильственным путем!

— Я думаю, они не идиоты, просто были сильно запуганы, плюс Амбридж в составе комиссии... сам понимаешь. Ну, вообще это не каждый может провернуть, они назначили некоторые ограничения по возрасту, и надо перед переворотом собрать определенное число сторонников, но главное ты уловил, — Гермиона сияет, как галлеон, и это начинает казаться мне подозрительным. — Ты ведь понял, да? Мы тоже можем пойти и насильственно свергнуть Министра, и это, заметь, будет абсолютно законно!

Я откидываюсь на подушки и очень хочу немедленно потерять сознание. Жизнь стремительно перестает быть прекрасной.

Предупреждение от автора: осторожно, глава наполнена диалогами и морализаторством. Никакого, извините за выражение, действия.

— Вы. Все. Сдурели, — веско говорю я, обводя взглядом моих, с позволения сказать, соратников. Честно говоря, я не думал, что путь, предложенный Гермионой, покажется привлекательным кому-либо, кроме самой Гермионы (иначе я не вынес бы этот вопрос на общее обсуждение), так что их оживленная реакция стала для меня сюрпризом. — Вы что, действительно полагаете, что я на это пойду?

— Мы полагаем, что это наилучший выход из положения, — поправляет меня Гермиона. — Он, конечно, не единственный, но...

— Но остроумный, — встревает Джордж.

— И быстрый, — поддакивает Рон.

— И надежный, — задумчиво говорит Луна. Вот уж от кого не ожидал!

— Вы точно сдурели! Вам действительно кажется, что мы группой из десяти человек можем ворваться в Министерство и убить Министра, и никто ничего не сможет нам противопоставить? По-вашему, убить человека, пусть даже и злобного придурка, — это весело?! Или главное, что это надежно?..

— Эй, ну что ты, — примирительно говорит Чжоу. — Разумеется, мы не считаем что это весело, хотя решение — само решение, а не собственно убийство! — действительно изящное и не лишено юмора. Но ведь нам действительно надо что-то радикальное делать с Ранкорном, ты же сам с этого начинал, и чем скорее мы что-нибудь сделаем, тем лучше, и если этот выход не подходит...

— То надо искать другой! — рявкаю я. Сам от себя не ожидал таких интонаций. — Нет, ну вы что, правда считали, что ваш хороший знакомый Гарри Поттер пойдет разбрасываться направо-налево Авадами? Вы меня первый день знаете, что ли?

— Ну, — вступает Джордж, — если так подумать, убивать-то тебе не впервой...

Хорошо, что он сам заткнулся. Иначе не знаю, что бы я ему еще сказал.

— Мне действительно довелось убить несколько раз за жизнь. Но это были либо убийства тварей вроде василиска, либо случайные убийства, например, того же Квиррела я убивать совершенно не собирался!.. Я даже Волдеморта убивать не хотел по-настоящему! Если бы он смог раскаяться, и если бы не пророчество... А вы предлагаете мне просто пойти и убить человека?!

— Не просто человека, Гарри, — тихо говорит Невилл, — а того, от кого зависит судьба всей страны... и при ком мы явно будем не слишком-то счастливы. Тебе это не напоминает Волдеморта?

— Не напоминает! Волдеморт был связан со мной пророчеством, убил кучу людей, понаделал темных артефактов и развязал войну. Ранкорн ничего подобного не делает, и в конце концов, есть другие способы сместить его!

— Например, какие? — интересуется Гермиона. Я молчу. Это нечестно. Мы все знаем, что даже если бы я мог придумать способ, то не в такой обстановке и не в таком состоянии.

— Ну, что же, — вздыхает Джордж, — тогда нам остается смиренно ждать, пока кто-нибудь придумает способ, который удовлетворит Гарри. Чистенький и хорошенький способ без насилия и убийств.

Они все-таки доведут меня сегодня. Не до Авады, конечно, но до скандала точно доведут.

— Убийство раскалывает душу! Вы это понимаете или нет? Вы понимаете, о чем вообще меня просите? Даже Северус, мать его, Снейп, Пожиратель Смерти и все такое, беспокоился об этом, хотя ему предстояло убийство исключительно ради всеобщего блага, одобренное его же жертвой. А вы хотите, чтобы я радостно пошел убивать ради власти?!

— Значит, твоя душа уже расколота после убийства Волдеморта? — Гермиона загорается очередным академическим интересом, и как же это не вовремя, просто не передать! Потому что ответа на ее вопрос у меня нет.

— Ну... я ведь не посылал в него Аваду... и даже смерти ему не желал...

— То есть душа раскалывается только при применении Авады? Или просто при преднамеренном убийстве? А если Левикорпусом подвесить, а потом отменить и уронить человека на скалы? А если... — Гермиону совершенно очевидно несет, и сидящий рядом Рон шикает на нее тихонько, пока она окончательно не потеряла связь с реальностью и нас не утянула за собой.

— Значит так, — грозно начинаю я, стараясь не обращать внимание на духоту и красные точки перед глазами, — если кто-нибудь еще хоть раз заикнется мне, что убийство — это простой выход из положения, или что мне не впервой, или... — я замираю, поняв, что в комнате отчетливо пахнет дымом, и чувствую, как Джинни обнимает меня сзади.

— Тише, тише, — шепчет она мне на ухо. — Все хорошо, мы обязательно придумаем другой выход, не надо ничего нам доказывать, мы все понимаем.

Молчавшая до сих пор Ханна Эббот размыкает уста, чтобы потушить многострадальный журнальный столик. Кажется, это я его поджег... фу, как стыдно.

— Ну и здоров же ты людей пугать, — одобрительно ухмыляется Джордж. — Мог бы сразу сказать: не хочу-не буду, мы бы и отстали, а то развел здесь, понимаешь ли, фейерверки...

— Как же, отстали бы вы...

— Ну ладно, не отстали бы... но глумились бы поменьше.

— Вы сами хороши, — заявляет Джинни, усаживаясь рядом со мной. — Видите ведь, что заклинило человека. Некоторые со своей смертностью носятся, как с писанной торбой, все бессмертия ищут, а некоторым вот целостность души покоя не дает...

Все, я наконец-то понял. Просто некоторым в этом доме некуда девать энергию. Говорил же мне Снейп, устрой им тренировки и не распускай, а я как назло то сплю, то после Авады валяюсь...

— Развлеклись, дамы и господа? Молодцы. А теперь все дружно идем на чердак, будем развлекаться другими способами, — если кому-то здесь скучно, то сейчас я им устрою веселую жизнь... чтоб думать не мешали. Я оглядываюсь и замечаю жука, удобно расположившегося на потолке прямо над нами. — Мисс Скитер не приглашаю, там ничего интересного не будет, одни сплошные заклинания.

Ребята встают и выходят из гостиной, и только Луна задерживается рядом, чтобы шепнуть:

— С возвращением, Гарри. А то ты сам на себя был не похож.

Здешний чердак, как я выяснил в тот день, когда сбежал сюда из-под стражи, отлично подходит для тренировок. Стены обиты чем-то мягким, и даже груда матов обнаружилась в углу. Вообще-то, время девять часов вечера, им бы скоро всем по спальням разбредаться, но они сами нарвались. Лично я спать не хочу, значит, и им придется потрудиться и пободрствовать вместе со мной.

— Все разбились на пары, — командую я, а сам встаю в сторону. Девять человек на пары никак разбиться не смогут, а я посмотрю, кто останется без пары и кого я первого нагружу работой. Джинни встает с Невиллом, Чжоу быстро хватает за руку Джорджа, Рон замешкался и остался возле Гермионы, Хаффлпаффские подружки Ханна и Сьюзен тоже стоят вместе. Без пары остается только Луна, хотя ее это обстоятельство, кажется, нисколько не волнует.

— Луна, ты идешь сюда, все остальные отрабатывают заклинания в традициях Армии Дамблдора. Начинаете с Протего и Экспеллиармуса, потом добавите Ступефай, потом будем усложнять, — все, как ни странно, принимаются за тренировку. Зал наполняется звуками заклинаний, а я поворачиваюсь к Луне. — Ну а ты для начала принеси сюда нашу сову, письменные принадлежности и три письма из ящика стола в моей комнате.

Луна убегает вниз, а я наблюдаю за разворачивающимся сражением не без удовольствия. Сьюзен несколько уступает большинству, Ханна, как и предсказывал Невилл, неожиданно хороша, но подругу щадит, у Джинни почему-то стало хуже с реакцией, но не настолько, чтобы Невилл ее достал. Все, в принципе, молодцы. Надо бы усложнить им задачу.

— А теперь все то же самое, но невербально. Расшумелись тут.

Все тут же замолкают и делают очень сосредоточенные лица. Первой результата добивается Гермиона, и в Рона летит Ступефай, но Рон, видимо, это просчитал, и первым в невербальной цепочке назначил Протего, которое материализуется как раз вовремя. За ними подтягиваются и остальные. Лучи заклинаний снова летают туда-сюда, просто теперь не так часто. Возвращается Луна. В одной руке у нее письма и бумага, в другой клетка с совой. Перо она небрежным жестом извлекает из-за уха.

— Спасибо, Луна. Замена! Луна встает к Ханне, Сьюзен, иди ко мне, остальные продолжают тренировку, к прочим заклинаниям добавляем Петрификус Тоталус.

Явно успевшая утомиться Сьюзен смотрит на меня с благодарностью, подходит ближе и, не дожидаясь моего вопроса, начинает рассказывать.

— Я связалась с тетей, она весь этот год, оказывается, скрывалась в штабе у мистера Шеклбота, принимала участие в некоторых его операциях, а после Победы собиралась заявить, что жива, и как раз прислала мне зеркало... потом начались аресты, и она решила не торопиться со своим «воскрешением»... сейчас она болеет и наотрез отказывается куда-либо перемещаться, пока не будет здорова и готова дать отпор кому бы то ни было. Она мне разрешила ее навестить, можно? — Сьюзен поднимает на меня умоляющий взгляди явно нервничает в ожидании моего решения. Странно. Вроде бы, не такой уж я монстр.

— Навести, если уж она гарантирует, что там безопасно. Возьми с собой кого-нибудь, чтобы в случае чего не в одиночку отбиваться, и навести, конечно. Заодно расскажешь о нас... слушай, может, мне самому с тобой пойти, для надежности?

— Понимаешь, Гарри... она хочет, чтобы я пришла одна, — лицо у Сьюзен становится совсем растерянное и обиженное, и я внезапно понимаю, что с ней происходит сейчас. Похоже, теперь я знаю самый эффективный способ уморить хаффлпаффца: поставьте его в ситуацию, где надо выбрать между двумя привязанностями. И все. Оставьте выбирать. Остальное они с собой сделают сами. Итак, Сьюзен любит тетю и доверяет ей, но ей не нравится идея идти куда-то одной, и я ее понимаю. Сьюзен доверяет нам и не хочет подвести, но ей не нравится перспектива обмануть тетю и прийти не одной. И теперь Сьюзен не знает, что делать, и хочет, чтобы я помог ей выбрать. А я тоже не знаю, что делать, потому что мне очень, очень не нравится идея отпускать Сьюзен в одиночку. И еще мне почему-то кажется...

— Сьюзен, скажи пожалуйста, это нормально для твоей тети — заботиться о своей безопасности в ущерб твоей?

— Вообще-то нет, но...

— Значит, давай исходить из того, что в этой ситуации что-то не так, ладно?

— Но может быть, она просто...

— Может. А может и нет. Завтра утром дашь мне с ней поговорить — и мы все решим, хорошо?

— Хорошо, Гарри, — судя по лицу, Сьюзен несколько полегчало, то ли от того, что решать придется не прямо сейчас, то ли от изменения постановки вопроса. Одно дело не исполнить просьбу близкого человека, а другое дело — искать в этой просьбе подвох. Хорош же я буду, если на самом деле это всего-навсего тетин каприз, а у меня просто паранойя.

— В таком случае... Замена! Сьюзен, вставай к Чжоу, Джордж и Гермиона, идите сюда, Рон, можешь пока отдохнуть.

— Очень вовремя, Гарри, — замечает Джордж. — Еще минута-другая, и я бы окончательно вымотался и соскучился, а ты бы обзавелся заячьими ушами. Я уже даже почти формулу придумал!

— Джордж, заячьи уши — это я понимаю. Но зачем выдумывать такой убогий повод? Не прибедняйся, не так уж ты и устал.

— Итак, что тебе нужно? — Гермиону, как всегда, больше интересует дело, чем наша милая светская болтовня.

— Мне нужен яд, — говорю я и жду уточняющих вопросов, но эти двое растерянно переглядываются, и я поспешно продолжаю, — не смертельный. На двоих. Для Ранкорна и Амбридж.

— Аааа, — хором выдыхают мои зельевары. Даже знать не хочу, что они до этого думали. — И что конкретно тебе нужно?

— Мне нужно, чтобы эти двое нам в ближайшее время не мешались и оперативно реагировать не могли. Так что это должно быть что-то такое, чтобы они долго лежали в Мунго и лечились. Если лежать они при этом будут без сознания, то это будет вообще отлично.

— У них есть заместители, — говорит Гермиона.

— Они могут оказаться получше или помедленнее, — парирую я. — В любом случае, стоит хотя бы попробовать.

— Я знаю три подходящих рецепта, — задумчиво тянет Джордж.

— Два, — строго сдвинув брови, смотрит на него Гермиона.

— Три, — улыбается Джордж.

— Это просто опасно!

— Они все опасны, просто с остальными возни больше, а ты ханжа.

— Сам ты безответственной и легкомысленный...

— Ребята, — мне все-таки удается привлечь их внимание. — Спорить будете в лаборатории, желательно при этом уже занимаясь делом. Идите, идите.

Пять минут я трачу на просмотр уже написанных мною писем, убеждаюсь, что они по-прежнему актуальны, и отправляю сову прямо в небольшое окошко под самой крышей, после чего встаю в пару к Рону. Мы перекидываемся проклятиями, а я тем временем вяло размышляю, кого бы мне еще запрячь в какое-нибудь полезное дело, и за размышлениями чуть не попадаю под Ступефай.

— Что-то ты расслабился, — улыбается Рон.

— Да не то слово, — отвечаю я и посылаю в него Петрификус. Еще бы чуть-чуть... Нет, он успевает увернуться. Что же, так даже веселее.

К концу тренировки мы усложняем набор до десяти заклинаний, я успеваю отправить Чжоу разбирать отзывы на нашу публикацию, Сьюзен просматривать адреса, которые дал мне Артур, а Рона — выяснять по телефону у Перси, как добраться до Азкабана и какая там нынче защита. Мне почему-то кажется, что без организации побега из Азкабана позор Ранкорна будет неполным.

Амелия Боунс смотрит на меня из зеркала неожиданно надменно.

— Не поймите меня неправильно, мистер Поттер, но я не вижу ни единого основания Вам доверять. Как вообще можно воспринимать всерьез человека, который на пятом курсе возмутительным образом нарушил Статут Секретности без серьезных на то оснований. И ладно бы вы при этом сотворили что-то выдающееся, но увы — ничего особенного... Не говоря уже о вашей безответственности: Вы постоянно втягиваете всех окружающих в неприятности, не так ли? Не думаю, что мы с Вами можем достичь согласия по какому-либо вопросу, и не думаю, что нам с Вами это нужно. Прискорбно, что моя племянница оказалась под Вашим влиянием, но это я надеюсь со временем исправить. А пока что Сьюзен должна прийти ко мне одна, это мое последнее слово. Если она убедит меня, что с Вами можно иметь дело, возможно, я и свяжусь с Вами позднее, но на вашем месте я бы на это не рассчитывала.

— Я Вас понял, мадам Боунс, — говорю я, делая особый акцент на слове «понял». — Я обдумаю Ваши слова и сообщу о своем решении.

— Надеюсь, что так, — холодно кивает она и обрывает связь.

— Значит так, Сьюзен, — говорю я, оборачиваясь к ней. — Одна ты не пойдешь ни в коем случае.

— Я уже и сама поняла, — вздыхает Сьюзен. — Я-то все думала, какая муха ее укусила... а это, кажется, муха Конспирация. Думаешь, она... не одна?

Как она корректно формулирует! «Не одна» — это мягко сказано!

— Уверен. Я знаю много людей, готовых сказать, что я ничего из себя не представлял на пятом курсе и не представляю до сих пор, но твоя тетя к ним уж точно не относилась. Либо у нее провал в памяти, либо это вообще не она, что совсем уж странно, либо у нее есть причины так говорить, то есть... сама понимаешь.

— Но мы ведь ее вытащим? Ну... где бы она ни была.

— Вытащим, конечно. Если она рискнет дать нам правильный адрес. А чтобы рискнула, надо будет придумать какой-нибудь не менее бредовый ответ. Займешься?

Я оставляю Сьюзен формулировать ответ тете, минут десять пытаюсь прикинуть, рассчитывала ли Амелия на то, что Сьюзен откажется идти одна и не явится, или все-таки на то, что мы явимся всей толпой и отобьем ее у... у кого бы то ни было, в общем; ни к каким определенным выводам не прихожу и решаю узнать, как дела у Рона. Вчера я заснул в три часа ночи — видимо, восстанавливаюсь после Авады (смешно звучит, кстати) — и так и не выяснил, как у кого продвигаются дела. Сьюзен вот уже успела вручить мне бумажку с именами тех министерских, о ком смогла припомнить положительные отзывы тети, теперь осталось понять, что с той бумажкой делать дальше. Гермиона и Джордж, кажется, так и не вылезли из лаборатории, хотя время идет к полудню. Надеюсь, что они просто прилегли там, где их сморило, а не варят зелье до сих пор, не смыкая глаз. Но Мерлин с ними, с зельеварами. Сейчас я хочу найти Рона и узнать, что ему сказал Перси, ну, насчет Азкабана — и вообще.

Первым делом я суюсь на кухню (а где еще можно найти Рона с утра? У нас у всех по моей вине еще только утро), но понимаю, что это было ошибкой: во-первых, Рона здесь нет, во-вторых, тут явно что-то сгорело, хотя из-за наложенных на вход в кухню чар в доме это совсем не чувствуется, а в-третьих, Джинни и Гермиона, похоже, о чем-то тут секретничают. Я-то думал, что Гермиона от котла не отходит, трудится, не покладая рук и мозга, а она... а что она, кстати, здесь делает-то вообще?

— Ну почему у меня ничего не получается? — жалобно спрашивает Гермиона. — Это же не сложнее, чем зелье сварить. Рецепт есть, указания есть, а в результате ерунда какая-то... Неужели я настолько бездарная?!

— Ерунда — это то, что ты говоришь, — беззаботно отзывается Джинни. — Я вообще не понимаю, что ты заморачиваешься: яичницу пожарить ты можешь? Чай заваришь? Картошку сварить в состоянии? Овощи резать умеешь? Ну и все, нашему Ронни этого хватит за глаза. Он любит поесть, но ему по сути все равно, что есть, лишь бы горячее было и побольше.

— Я бы так не сказала, — вздыхает Гермиона. — Знаешь, сколько раз он критиковал меня за неумение готовить, пока мы... ну...

— Пока Вы шлялись по лесам и он таскал на шее темный артефакт? Ну ты бы еще вспомнила, как он тебя обозвал на первом курсе!..

— Да не в этом же дело! Я просто хочу, чтобы... ну, чтобы он нашей жизнью был доволен, и чтобы он не думал о том, где бы ему нормально поесть... и вообще.

— Балда, — фыркает Джинни. — Он рядом с тобой вообще ни о чем постороннем не думает, кроме того, не отобьет ли тебя Джордж ненароком.

— Чегооо?!

— Того! А ты бы еще побольше шушукалась с ним по разным укромным углам — вместо того, чтобы собственному парню время уделить!

— Ой, кто бы говорил, — хмыкает Гермиона. И правда, кто бы говорил!

— И правда, — смеется Джинни, — но я еще не выиграла пари! А насчет готовки — ерунда это все. Привыкнешь, навык наработается, еще мне нос утрешь. Помню, когда мама меня в первый раз припахала, я грибы для супа порезала в мелкую-мелкую крошку... а когда она мне в следующий раз то же самое поручила, чтобы училась, я сказала, что грибы один раз уже резала, чего, мол, учиться-то... Ну вот чего ты ржешь?!

Все это время я раздумываю, сунуться к ним с требованием завтрака или нет, но решаю, что пока что не стоит: секретничающие девушки — штука посильнее Авады, зашибут и не заметят. А Рона все равно здесь нет, значит, надо поискать его в гостиной.

— Да честное слово, Ронни, и в мыслях не было! — Ну вот, Джордж, оказывается, тоже не трудится в лаборатории и даже не дрыхнет. В этом доме вообще кто-нибудь делом занимается, кроме меня и Скитер?! — Ну сам подумай, на кой она мне сдалась?! Она же занудная, как... я не знаю даже кто! Сравнил бы с Биннсом, но Биннса можно не слушать, а эту...

— Угу, — мрачно говорит Рон. — Занудная, конечно. Я тоже так думал. Целых пять или шесть лет. А потом...

— Ты, конечно, всегда был тугодумом, но на этот раз до тебя как-то особенно долго доходило, — хохочет Джордж. — Эй, эй! Все, беру свои слова обратно, ты гениален, а твоя девушка... нет, все равно зануда, извини. Но в зельях понимает. Ими мы с ней и занимаемся, так что спи спокойно.

— Смотри у меня, — грозит Рон. — Если я чего замечу...

— То что тогда, грозный Ронни?

— Палочку в ноздрю засуну и пару раз проверну, авось мозг на место встанет!

— У тебя?

— У тебя!

— Сам придумал? — уважительно спрашивает Джордж.

— Нет, наблюдал бессмертный подвиг Гарри Поттера по усмирению тролля.

Интересно, я случайно мантию-невидимку снять не забыл? Что-то меня все так старательно не замечают: сначала девочки на кухне, теперь вот эти...

— Если вы закончили обсуждать мои достижения, то Рон, не будешь ли ты так добр...

— Не-а, не буду, — серьезно говорит Рон, откидываясь подальше в кресле.

— Не понял?!

— Извини, друг, но я дал честное слово Перси. Я ничего-ничего тебе не скажу, пока ты не проверишь сообщения на своем телефоне.

А я про него и забыл как-то. Сгрузил переговоры с Перси на Рона и решил, что телефон брать сейчас ни к чему. Нет, вообще-то это наглость со стороны Рона и Перси, но любопытство во мне оказывается сильнее желания прочитать нотацию. Я поднимаюсь в нашу комнату и достаю из стола телефон. Он, кстати, уже на последнем издыхании, а в доме ни одной розетки. Надо будет решить и эту проблему.

07.06.1998 23:15 Входящее сообщение: «Гарри меня только что выдернули в министерство я туда отправляюсь через пять минут Вы что там натворили?!»

07.06.1998 23:55 Входящее сообщение: «Я тебя убью! Это же опасно! Ты хоть Джинни додумался дома оставить?»

08.06.1998 04:30 Входящее сообщение: «В кого попали Авадой? Я видел воспоминания — Редж точно попал. В кого?!»

08.06.1998 04:46 Входящее сообщение: «Это же не Джордж? И не Рон?»

08.06.1998 04:52 Входящее сообщение: «и не джинни?»

08.06.1998 06:24 Входящее сообщение: «Хорошо, что Гермиона не расстается с телефоном. Она сказала ты без сознания. Какое может быть без сознания после Авады?»

08.06.1998 14:47 Входящее сообщение: «Ты очнулся? Ну ничего себе живучий! Придешь в себя — напиши мне, обсудить надо кое-что»

08.06.1998 23:30 Входящее сообщение: «У тебя совесть есть?! Мало того, что сообщение среди ночи, так еще и не от тебя! Вдруг ты там умер, и меня оповестить хотят?! И на кой черт, ради Мерлина, тебе Азкабан?!»

11:24 Входящее сообщение: «Гарри, ты свин.»

13:02 Исходящее сообщение: «Перси, я свинья. Извини. Столько дел навалилось, что не додумался тебе написать»

13:10 Входящее сообщение: «Я рад, что ты это понимаешь. Зеркало достали?»

13:12 Исходящее сообщение: «Да! Спасибо за информацию. Встретимся вечером в Норе?»

13:19 Входящее сообщение: «Встретимся. Береги уши. Очень хочется их открутить.»

В тот момент, когда я убираю телефон в карман джинсов, все еще улыбаясь угрозе Перси, в дом одна за другой влетают три совы.

«Гарри, не знаю, что тебя сподвигло на такое решение, но я, хоть и рад возможности попрактиковаться, считаю своим долгом напомнить тебе, что это противозаконно (хотя в глубине души я с этим не согласен). И поскольку ты совершеннолетний, в случае, если кто-либо это обнаружит, нести ответственность перед моим же отделением предстоит нам обоим.

Ладно, Мерлин с ними, с предупреждениями. Скоро ли ты все устроишь?!

Артур Уизли

P.S. Министерство в шоке, да и я был в шоке, когда узнал, что кого-то из вас зацепило Авадой. Скажи спасибо Перси, что держал меня в курсе. Уши бы тебе поотрывать, мы же волновались!..»

И дались всем мои уши!

«Мистер Поттер!

То, о чем Вы говорите, вполне можно устроить. Если Вы действительно имеете такое желание, жду Вас сегодня с 4 до 6 часов у себя.

Главный Управляющий лондонским отделением магического банка Гринготтс Длиннолап, гоблин

P.S.: контракт включает в себя пункт о неразглашении, идентичный магической клятве, так что Вам нечего опасаться.»

Третья сова — от профессора Макгонагалл, и я отправляю ее отдохнуть вместе с нашей совой, поскольку в отличие от первых двух писем это письмо наверняка требует вдумчивого прочтения, причем неоднократного и дуэтом с Гермионой. Надеюсь, если я сунусь с этим на кухню, то получу не только половником, но и помощь.

В этот раз я предусмотрительно стучу в открытую дверь кухни перед тем, как туда войти. Не то чтобы я против того, чтобы услышать что-нибудь, для моих ушей не предназначенное... но я все же против того, чтобы девочки меня застали за подслушиванием. Поэтому я как вежливый человек стою у входа, дожидаюсь ответа и разрешения войти. На стук выскакивает раскрасневшаяся Джинни.

— Гарри, что с тобой? Давно ли ты стучишься в двери в собственном доме?

— Вот с этих самых, — честно отвечаю я. — Проснулся утром и подумал, почему бы не научиться наконец стучаться перед тем, как войти?

— Ну-ну, — ухмыляется Джинни. — Зачем пришел-то?

Я несколько секунд выбираю, возмутиться ли мне для начала тем, что от меня требуют отчета о цели передвижений в собственном доме, или сразу сказать про письмо от Макгонагалл, но говорю в итоге то, что кажется по-настоящему важным:

— Девочки, а завтрак-то сегодня будет?

— Ой, — расстроенно говорит Гермиона.

— Будет-будет, — заверяет меня Джинни и подмигивает Гермионе. — Ты пока остальных позови. Рон, правда, завтракал уже, но вряд ли откажется еще раз поесть.

Я выхожу из кухни. Идти куда-то мне неохота, поэтому я решаю позвать всех желающих Сонорусом, это гораздо быстрее и проще, чем бегать по всем комнатам. Прикрывая дверь, я слышу, как Джинни торжественно вещает:

— Запомни, никакое испорченное блюдо не может стать полной и окончательной катастрофой и лишить нас возможности поесть с тех пор, как человечество придумало самое лучшее, что только могло придумать: бутерброды!

Гермиона, кажется, пытается что-то возражать, но я уже не слышу, потому что делаю объявление.

— Дамы и господа голодающие! Кто хочет завтракать — подходите на кухню. Остальным просто доброе утро.

— Конечно, не еда, а черт-те что, — соглашается Джинни. — Но если сделать вот так...

Я захожу на кухню и обнаруживаю там полное блюдо многоэтажных бутербродов. Судя по скорости их создания, без магии тут явно не обошлось. Подтверждая мою догадку, Джинни делает взмах палочкой, и на каждый бутерброд приземляется еще один кусочек хлеба.

— Но и это еще не все, — вдохновенно сообщает Джинни и чем-то в этот момент неуловимо напоминает Макгонагалл, объясняющую что-то из премудростей Трансфигурации. Она берет палочку на изготовку, поворачивается спиной к бутербродам и, чеканя шаг, делает пять шагов от них, после чего резко разворачивается и шарахает по ним чем-то невербальным. Судя по запаху, который тут же начинают издавать бутерброды, это было что-то предназначенное для подогрева еды.

Все-таки она невозможная. Невыносимая. Ужасная выпендрежница. Просто прелесть.

— Силу заклинания, конечно, надо будет потренировать, — говорит она, крайне довольная произведенным эффектом. — А то с непривычки и сжечь можно все. Но раза с десятого начнет получаться.

— Ну, да, выглядит неплохо, но все-таки... — с сомнением тянет Гермиона.

— Подожди, я еще не привела тебе главный аргумент в пользу бутербродов!

— И какой же?

— Подожди минутку... ну, вот и аргумент пришел, — улыбается Джинни.

В этот момент заходит Рон, и увидев блюдо, радостно восклицает:

— О, бутерброды! Джин, ты чудо, это как раз то, чего мне не хватало для счастья!

— Гермионе спасибо скажи, мы с ней вместе их делали.

Рон, уже надкусивший бутерброд, собирается что-то сказать, но не справляется, а потому просто адресует Гермионе полупоклон, продолжая жевать. Ее лицо при этом выражает такую гамму эмоций, что я абсолютно уверен в том, какое блюдо в скором времени станет у нее коронным. Главное, чтоб не единственным...

Следом за Роном заскакивает Джордж, откладывает себе еды и сбегает в лабораторию «подальше от грозного начальства», то есть, надо понимать так, что от меня. Хмурый Невилл приходит ровно на три минуты, требует кофе, получает желаемое и сбегает в свою комнату, где у него, по его заверениям, прорастает что-то интересненькое. От вопроса, насколько оно ядовито, уклоняется. В дверях сталкивается с Ханной и Сьюзен, расходятся они долго и неловко. К счастью, кофе Невилла при этом остается в кружке.

Девочки усаживаются с нами, чуть позже приходит Чжоу. Последней в кухню входит Луна и удивляется:

— О, вы уже обедаете? Так рано?

Не знаю уж, чего такого смешного в этой фразе, но мы так дружно начинаем ржать, будто только и ждали повода повеселиться. Пока вокруг меня происходит вся эта карусель, я быстренько завтракаю и наконец вскрываю письмо от профессора Макгонагалл. Оно, вопреки моим ожиданиям, оказывается весьма доходчивым по содержанию.

«Мистер Поттер, я очень рада наконец получить от Вас письмо и убедиться, что вы пребываете в добром здравии. После того, что я слышала об инциденте в Министерстве Магии, это действительно было мне нужно. Теперь о ваших вопросах.

Юридически исполняющей обязанности директора Хогвартса сейчас являюсь я, но фактически я не распоряжаюсь ничем, да и нечем толком распоряжаться: вы сами видели, что осталось от замка, и восстанавливать его никто пока что не собирается (чиновники из Отдела Образования уверяют меня, что они намерены заняться этим в середине августа, но я думаю... впрочем, мои домыслы вам вряд ли интересны).

В каждом своем действии я подотчетна Министерству, что, разумеется, ни в коем случае не значит, что я не найду способа скрыть от него что-нибудь в случае возникновения подобной необходимости. Жаль, право, что скрыть строительные работы я не смогла бы при всем желании.

Уверяю вас, что члены Ордена находятся под надежной защитой. Вам не стоит беспокоиться о них сейчас. С другой стороны, каждый из нас (в том числе я) будет рад помочь вам. Можете смело обращаться к любому из нас (полный список имен прилагается на отдельном листе, пароль — адрес дома, в котором вы сейчас находитесь). Надеюсь, я достаточно полно ответила на ваши вопросы. Повторюсь, мистер Поттер, не стесняйтесь обращаться ко мне, если это потребуется.

Минерва Макгонагалл

P.S.: портрет профессора Дамблдора передавал Вам привет и сказал, что рад, что вы с профессором помирились. Что бы это ни значило.

P.P.S.: Гарри, я надеюсь, что больше Вы не станете предпринимать эскапад подобно той, в Министерстве. В самом деле, нельзя же так рисковать! Не хочу показаться банальной, но Вы опять надежда, символ и т. д., не говоря уж о том, что есть люди, которым Вы просто дороги сам по себе. Вы хоть представляете, как мы волновались? Надеюсь, кто-нибудь из Уизли уже открутил Вам уши или сделает это в скором времени.»

Шутку про уши я спокойно пропускаю мимо ушей, думаю только, что теперь точно знаю, с кем профессор обсуждает текущую политическую ситуацию. Теперь письмо — Гермионе, еще кофе — мне, поцелуй — Джинни. Пойти посмотреть, что там проросло у Невилла. Пойти посмотреть, что еще новенького наваяла Скитер. Прочитать список членов Ордена, сличить с отобранными Сьюзен записками из Министерства, найти похожие фамилии. И я собираюсь проделать все это, а сам мыслями уже далеко отсюда, в Гринготтсе. Хорошо, что никто не требует от меня отчета, зачем я туда собираюсь. Вряд ли они одобрили бы меня, если бы знали, что я просто — почти без задней мысли и революционных целей — хочу купить автомобиль.

Чудо свершилось: мне наконец-то стало стыдно :) Но, к сожалению, я не могу обещать вам, что такого длительного перерыва больше не случится, более того, я почти уверена, что и дальше все будет примерно так же. Уж извините. Это было первое.

И второе: брать на себя ответственность за беспредел, творимый героями в данной главе, я отказываюсь. Я тут вообще ни при чем.

Невилл не пускает меня дальше порога. С порога мне виден горшок с невзрачным бледно-розовым цветком. Интересно, что в нем такого? Невилл уклончиво говорит «вырастет — увидишь» и виновато добавляет:

— Гарри, ты бы отошел куда-нибудь подальше, а? Если она почувствует твой скепсис, будет очень нехорошо. Она так тяжело переносит критику!

Интересно, у кого из нас двоих не все в порядке с головой? Я оставляю этого герболога наедине с его нежным... нежной... как назвать цветок в женском роде?!.. В общем, оставляю. И иду к Скитер.

Визит к Скитер проходит не совсем так, как мне бы хотелось. Когда я захожу к ней, я узнаю неприятную новость, которая тянет на звание худшей проблемы недели: у нашей журналистки явный творческий кризис. По крайней мере, ничего нового она не написала — и это несмотря на то, как активно она шныряла везде в анимагической форме! Мы при ней чего только не обсуждали, вплоть до перспективы убийства министра, а у нее ни одной заготовки, ни милых ее сердцу сенсаций для лучших времен, ни необходимых нам лозунгов и призывов. Кроме всего прочего, она явно нервничает, и это очень хорошо видно — такое ощущение, что ей, как ни странно, нечасто приходилось испытывать подобные чувства и скрывать она их не очень-то умеет. Какая неожиданность.

Она беспрестанно ходит по комнате, теребит то руки, то волосы, то свое заветное перо, и вид у нее такой, будто она хочет что-то важное спросить и не решается. Сказал бы мне кто-нибудь несколько дней назад, когда я притащил сюда обездвиженную Риту и так старался ее запугать, что меня может встревожить и огорчить вид нервной перепуганной Скитер — вряд ли я бы поверил. Но сейчас меня это очень смущает.

— Мисс Скитер, что с вами? Вас что-то беспокоит?

— Нет, — говорит она, и смотрит на меня при этом так, будто я над ней издеваюсь.

— Рита, я же вижу, что-то не так, — настаиваю я. — Я ведь все равно наверняка узнаю, лучше сами расскажите.

Просто так говорю, ни на что особенно не рассчитывая. Но это почему-то срабатывает.

— Это правда, мистер Поттер, что в Министерстве в вас попала Авада Кедавра? — спрашивает Рита.

— Вы же сами все слышали, правда? Зачем вам еще мое подтверждение?

— И как же вы тогда выжили? — нервозно продолжает она, и я вдруг понимаю, что.. Мерлин, она боится — меня! Как-то это уж совсем непонятно.

— Почему вы заинтересовались этим только сейчас, а не тогда, когда я был младенцем, или хотя бы сразу после Победы? Это как минимум нелогично.

— В первый раз не было свидетелей, — отвечает Рита. — Вы могли и не попадать под Аваду, никто не знает, что случилось там на самом деле... то есть, никто не мог доказать произошедшего, поэтому можно было строить версии, — тут же поправляется она. Рита сегодня на диво корректна. Не к добру. — А во время Битвы свидетелями были исключительно Пожиратели Смерти да ваш бородатый приятель. Пожиратели могли лгать из страха перед своим повелителем или еще почему-либо, ну а полувеликан... извините, Гарри, он слишком впечатлителен и внушаем, я не стала бы опираться на его рассказ.

— А в этот раз, стало быть, вы верите.

— Увы, да.

— Вас так огорчает, что меня не убили?

— Нет! — испуганно вскрикивает Скитер. И продолжает уже тише, — нет. Но если это правда, что вы выжили в этот раз, значит, те два раза тоже могли быть правдой.

— И что если так? — я решительно не понимаю, к чему она клонит.

— Мерлин, Поттер, в вас попали Авадой три раза, и все три раза вы выжили! Это не может быть случайностью! Вы что, бессмертный, как Тот-Кого-Нельзя...

— Волдеморт, — машинально поправляю я. — И между прочим, он-то как раз умер.

— Значит, вы еще хуже!

— Это просто стечение обстоятельств. Хотите, я когда-нибудь расскажу вам подробно, почему я выжил все эти три раза? Уверяю вас, это будет сенсация погромче книги о темном прошлом профессора Дамблдора.

При упоминании книги Рита становится еще испуганнее, хотя казалось бы, куда уж больше. Я покидаю ее, так и не сумев толком успокоить. Да кем она меня считает?! Новым Темным Лордом? Живым мертвецом?.. Подумав немного, я решаю переложить задачу по успокоению Скитер на плечи Джинни. Один раз у нее уже получилось ее уломать — может быть, получится и второй? Не могу сказать, что Джинни в восторге от моей просьбы, но, поворчав немножко для виду, она все-таки соглашается с ней поговорить.

Оставшееся до четырех часов время я провожу за бумагами. Ищу совпадения фамилий в списках. Нахожу три штуки. Без трех минут четыре я накидываю мантию и направляюсь к выходу. Проходя мимо комнаты Невилла, слышу восторженные визги Ханны: «Мерлин, она такая милая!». Кажется, ее допустили в святая святых. Может, заодно разберутся наконец, что у них там друг к другу. Вот и хорошо. Я выхожу на крыльцо и активирую портал до кабинета Длиннолапа.

В кабинете меня встречают сам Длиннолап, Билл и незнакомый мужчина, одетый по-маггловски. Ну, то есть, они намереваются меня встречать, но поскольку я невидим, они никак не реагируют на мое присутствие — перемещение с помощью портала, спасибо Мерлину, почти беззвучно. Несмотря на то, что я помню письмо Длиннолапа («Контакт содержит пункт о неразглашении, идентичный магической клятве» и все такое), я все-таки напрягаюсь от присутствия постороннего человека, пару секунд посвящаю панике и мыслям о том, не свалить ли отсюда как-нибудь по-быстрому. Потом я беру себя в руки, снимаю мантию и здороваюсь. Если что-то пойдет не так — отомщу Биллу непременно. Например, расскажу все Флер. Мысль идиотская, но ободряет, как всякая идиотская мысль.

Но все проходит нормально. Длиннолап обстоятельно объясняет мне, какие бумаги и зачем они подготовили, как они будут обходить проблему оплаты маггловского транспортного средства магической валютой, как именно их юристы обходят проблему моего возраста и отсутствия у меня прав, и почему документы стоит оформить на другое имя, и почему другое имя в документах не создаст проблем в будущем, а я понимаю, что ничего не понимаю, и глаза мои медленно слипаются, и кажется, я вообще невежливо заснул бы в середине объяснения, если бы сидящий рядом Билл не тыкал меня локтем в бок. Чувствую, к концу встречи у меня там будет синячище. Вообще, мне кажется, он именно для того и присутствует на встрече, чтобы не дать мне вырубиться во время объяснения. Очень предусмотрительно.

Я что-то подписываю, вникая и тут же забывая смысл прочитанного, оставляя в памяти только цифры, что-то заполняю и два раза даже произношу специальное заклинание, скрепляя контракт магией, — как все солидно, с ума сойти! Мне даже становится немного неловко, что весь этот церемониал происходит не по необходимости, а всего лишь из-за моей прихоти, но я гоню от себя эту мысль.

— Ну что же, — удовлетворенно говорит мистер Уайт, тот самый человек, с которым, по идее, я и заключаю эту сложносочиненную сделку. — С формальностями мы покончили, так давайте перейдем к основной и приятной части — выбору и просмотру машины. В обычных обстоятельствах мы с этого начинаем, но в данной ситуации... — он разводит руками, будто показывая, что объяснения тут излишни. — Итак, мистер Поттер, какой автомобиль вы хотите приобрести?

В последний раз я чувствовал себя таким идиотом на уроке у Снейпа, наверное. Причем на первом курсе. «Что получится, если смешать настойку полыни и корень асфоделя?» — «Чего-чего?..». Я ведь так это планировал, в деталях себе представлял — и ни разу не подумал о том, что надо выбрать какую-то конкретную марку и модель! Мистер Уайт, очевидно правильно расценивает мой обалдевший вид и мое молчание, и извлекает несколько каталогов с такими поясняющими текстами, что сразу видно: для магов сделаны.

Я листаю их в некоторой растерянности — выбор вещей для личного пользования всегда ставил меня в тупик. Пару минут я разглядываю автомобиль, на котором разъезжал какой-то популярный шпион из кино, что смотрел Дадли, и прикидываю, не выпендриться ли мне таким вот образом. Потом решаю, что в автомобиле для шпиона скорее уж должен разъезжать один небезызвестный шпион-слизеринец. Потом думаю, что этот автомобиль ему бы точно не подошел, и вообще, он бы предпочел аппарацию. Потом понимаю, что слишком долго думаю не о том, и возвращаюсь к каталогу. Выбирать что-то все-таки надо.

В итоге я останавливаюсь на Рендж Ровере — он даже без магического расширения пространства кажется довольно просторным, и... и вообще, он просто мне нравится. Смотреть на автомобиль мы отправляемся при помощи портключа втроем: я, мистер Уайт и Билл. Я почему-то даже не сомневался, что Билл умеет водить машину, и Билл в самом деле умеет, так что после того, как мы наконец завершаем сделку, я прошу его доставить автомобиль в специально арендованный по такому случаю гараж неподалеку от входа на Диагон-Аллею и отправляюсь домой.

Вообще-то, я собирался еще как минимум заскочить в Нору, но мне почему-то неспокойно и я решаю вернуться.

На Гриммо почти тихо. Из гостиной доносится равномерный гул голосов — кажется, в основном все собрались там. На кухне темно, только запах говорит о том, что здесь недавно готовили что-то вкусное. В лаборатории идет научная дискуссия: Гермиона говорит что-то на повышенных тонах, слов не разобрать, Джордж смеется. Я уже собираюсь присоединиться к компании в гостиной, когда сверху раздается пронзительный голос Риты:

— Это все ты, я знаю! Это ты что-то сделала тогда со мной! Я бы никогда не осталась здесь по доброй воле, а теперь, из-за тебя, я заперта здесь с бессмертным хулиганом и всей вашей чокнутой компанией!

— Мисс Скитер, все не настолько плохо, — заверяет ее Джинни. — Мы вменяемы, вас не трогаем, писать вам не мешаем. Разве вы не накопили интересного материала на пару десятков статей?

— Да что вы оба заладили: материалы, статьи!.. Что вы в этом понимаете? Вы говорите со мной так, будто я готова душу и жизнь продать за информацию, но я себе дороже любой информации и любой статьи! И я не хочу больше здесь находиться!

— Но вы же дали Непреложный Обет, — устало напоминает Джинни. Они выходят на лестницу, и теперь мне хорошо их видно. — Я не знаю, что можно сделать в такой ситуации.

— Ах, не знаешь?! — вспыхивает Рита. — Ты виновата в том, что я здесь, и теперь ты не знаешь?!

Все происходит неожиданно, буквально за мгновения. Скитер хватает Джинни за руку, та, отпрянув от неожиданности, вырывается, немного теряет равновесие, и тут Рита совершенно по-магловски толкает ее. И Джинни падает с лестницы. Не может такого быть. Так не бывает. Это только в кино молодые девушки вечно падают с лестниц. А Джинни ловец и загонщик, она не может...

Но она летит с лестницы, и у меня есть всего пара мгновений, чтобы не допустить ее падения на ступеньки. Мгновение, чтобы выхватить палочку. Вингардиум Левиоса — очень длинное заклинание, его так долго говорить... времени не хватает. Есть только мгновение на то, чтобы подумать заклинание. Мерлин, как тяжело и медленно дается невербальное... но я успеваю. Я осторожно, очень осторожно опускаю Джинни рядом с собой. И смотрю на Скитер.

Хочу ли я понять ее и войти в положение испуганной пленницы? Нисколько. Хочу ли я наказать ее за то, что она чуть было не сделала с Джинни? О да. Хочу так же сильно, как хотел причинить боль Кэрроу чуть больше месяца назад. Тогда у меня получилось — получится и сейчас.

Пару секунд я будто смотрю на себя со стороны. Рядом со мной стоит притихшая, будто бы окаменевшая Джинни, которую явно нужно успокоить. Поможет ли ей, если я сейчас начну разбрасываться пыточным проклятием? Определенно, нет. И ее состояние сейчас в любом случае важнее моих желаний. Поэтому я стряхиваю с себя наваждение вместе со злостью и говорю почти спокойно:

— Ну что же, мисс Скитер, я вас услышал. Думаю, нам стоит обсудить сложившуюся ситуацию.

Я поднимаю палочку, чтобы Сонорусом позвать остальных: если уж оставить все как есть нельзя, пусть ребята помогут придумать, что теперь с этим делать. Я поднимаю палочку с совершенно безобидным намерением и слишком поздно понимаю, что Скитер может истолковать это как угрозу. Кто бы знал, что она вообще способна бояться и может так паниковать!

Рита перекидывается в жука, видимо, считая (и не без оснований), что это помешает мне прицелиться в нее, но летит почему-то прямо к нам. Я слишком поздно понимаю, что она собирается вылететь в открытую форточку на кухне. Соображает ли она вообще, что делает? Нерушимый Обет наверняка ее убьет.

Может быть, так и должно быть, и не стоит ей мешать? Если она действительно попытается улететь, все проблемы, связанные с ней, решатся сами собой, а нам останется только найти более морально устойчивого журналиста... нет, так не пойдет, приходится признать мне. Мысль мелькает и исчезает, а на смену ей приходит другая, более реалистичная: что я сейчас могу сделать? Закрыть форточку не успею, оглушить Риту не могу, ведь даже если я вдруг в нее попаду, ее это запросто может убить, и даже заклинание, возвращающее анимагу человеческую форму, начисто вылетело из головы. Поэтому я произношу другое заклинание. По идее, для него тоже нужно прицелиться, но я почему-то совершенно уверен, что мне достаточно будет указать палочкой в нужную сторону. Неужели это одна из сторон могуществе Бузинной Палочки? Об этом я подумаю позже, а сейчас я просто говорю:

— Империо.

И повинуясь моему приказу, майский жук замедляет свой полет, разворачивается, подлетает к нам и снова становится Ритой Скитер.

Я сажусь прямо на ступеньку лестницы и ненадолго прикрываю глаза. Надо успокоить Джинни, прямо сейчас. Надо снять заклинание с Риты. Нестерпимо хочется вымыть руки. Но я занят наименее важным делом из списка дел: пытаюсь вспомнить, слышал ли я хоть раз в жизни заклинание для возвращения анимагу человеческой формы. Ремус и Сириус при мне превратили Хвоста из крысы в человека, когда я был на третьем курсе. Вдвоем, в две палочки. Я прямо вижу это. Вот они договариваются «на счет три», наводят на него палочки, и один, и другой... вот Питер превращается. Что они при этом говорили? Говорили ли они что-то вообще?

«Мистер Поттер, у Вас нет других проблем?» — раздраженно вопрошает в голове голос профессора Снейпа, и я на этот раз точно знаю, что никакой загробной мистики тут нет, это просто мое воображение. Ругань Снейпа так здорово отрезвляет, о да.

У меня есть другие проблемы. И даже не проблемы, а просто обязанности. Джинни. Рита. Вымыть руки. Открой наконец глаза, придурок!

Я открываю глаза и вижу, что ничего не изменилось. Рита стоит все в той же позе (что неудивительно, под Империо-то), Джинни тоже как стояла, так и стоит, и лицо у нее практически невозмутимое и спокойное, я бы даже поверил, если бы подбородок не дрожал так подозрительно. Сгребаю ее немедленно в охапку — с этого надо было начинать! Очень вовремя, потому что ее тут же прорывает:

— От Василиска спас... из больницы вытащил... даже от Риты и то спас! Гарри, ты мой герой! Гарри, это у тебя хобби такое — спасать меня из лап монстров, да? Или это просто такая судьба? — Джинни разражается истеричным смехом, хохочет так, что воздуха не хватает, что задыхается, что слезы на глазах выступают, а потом вдруг оказывается, что она уже не смеется, а плачет навзрыд, уткнувшись в мое плечо, а я старательно обнимаю ее и нашептываю какой-то бред, а что тут умного-то скажешь, ну тише, тише, все живы, все целы, ты здесь, и я здесь, я всегда буду рядом, честное слово, ну что ж за начало вечера, зашибись просто, разве так можно, испугалась, да, я тоже знаешь как испугался, все будет хорошо, и с Ритой мы разберемся, все будет хорошо, и у нас, и вообще, вот увидишь, я же Гарри Поттер, Гарри Поттер, говорят, герой, правда, преступник немножко, но тебя же это не смущает, правда, ну вот видишь как славно получается, и вовсе ты меня не залила слезами, и ничего не страшная, не говори глупости, ты всегда красивая, самая лучшая, никому не дам обижать, непростительными швыряться буду, видишь я же могу, я тот еще злодей, под замок запру, если надо будет, ну хорошо, не буду под замок, а то ты же и Летучемышиным сглазом можешь, и давно пора меня сглазом, я же ужас какой бред несу, а ты терпишь, и хорошо, что смешно, но чего смешного в глупом Гарри Поттере, как ты хорошо улыбаешься, вот так и улыбайся, и все будет хорошо, я обещаю, обещаю, обещаю...

— Успокоительное, — произносит за пределом видимости твердый голос Гермионы, мне под нос суют флакон, я пью, не задумываясь почти, Гермиона может усыпить против воли или еще что-нибудь такое выкинуть, но я верю, что она понимает, когда это уместно, она вообще дружит с уместностью, она...

Отпускает.

Отпустило.

— Спасибо большое, — искренне говорю я.

— Да, спасибо, — поддакивает Джинни. — Я бы, правда, и так успокоилась, Гарри молодец у нас, но кто бы потом его успокоил? — Она не спеша допивает остатки своей порции зелья, задумывается. — Это экспериментальное, что ли?

— А ты у нас эксперт по успокоительным? — подозрительно прищуривается Гермиона.

— А то! Со второго курса еще, — гордо отвечает Джинни. — Правда, не пила уже давно ничего, но тогда у меня столько разных курсов было, что я вкусы всех основных составов до сих пор помню.

— А действие на организм тоже? — оживляется Гермиона. Что-то их куда-то не туда заносит.

— Стоп. Давайте вы это потом обсудите. У нас еще порция есть? Вот для нее, — я показываю на Риту. Не держать же ее под Империо, в конце концов! Успокоиться и поговорить, вот что нам всем нужно.

— Есть, — отзывается Джордж. — Я как раз за ней ходил. Мы услышали-то только вас двоих, вот и взяли только две порции, так что пришлось смотаться туда-обратно.

— Что, мы так голосили? — изумляется Джинни.

— Ну, не прям уж так, — отвечает Гермиона, — вон, даже из гостиной не вышел никто. Просто мы как раз поднимались из лаборатории, ну и услышали. Метнулись за успокоительным. Выходим, а вас тут трое. Гарри, это то, что я думаю?

Опять нестерпимо зудят руки, да что ж такое-то. Вымыть, немедленно вымыть.

— Да, это Империо. Она собралась вылететь в форточку, а я, придурок, не вспомнил заклинание для насильственного превращения анимагов.

— Конечно, не вспомнил, откуда бы, — кивает Гермиона. — Оно же почти всегда невербально используется, ты его, небось, и не слышал никогда. Я тебе покажу потом.

— Ты забыл еще упомянуть незначительную деталь, — вклинивается Джинни. — Эта чудесная женщина чуть меня не убила.

И замолкает.

— Сестренка, я тебя люблю и ценю, но сам убью сейчас. Рассказывай давай, — не выдерживает Джордж.

— Да нечего рассказывать. С лестницы меня толкнула. Хорошо, что Гарри вошел и поймал, а то неизвестно бы, как именно я приземлилась бы.

— Откуда, говоришь, толкнула-то? — деловито уточняет Джордж.

— Да вот прямо сверху, мы туда только вышли.

— Ну, ты драматизируешь, сестренка. Может, и не убила бы. Предлагаю проверить на ней же. Сбросим оттуда и посмотрим, что получится, — говорит Джордж. Ой, не нравится мне его лицо. Не нравится.

— Никаких экспериментов, пожалуйста, — говорю я. С десяток секунд мы с Джорджем играем в гляделки, и он все-таки уступает.

— Ладно, но это только потому, что у нас скоро основа дозреет, все равно нет времени на достаточно полное исследование.

— Ну, теперь хотя бы понятно, что вас так проняло, — заключает Гермиона. — А то как-то не верилось, что вас так впечатлило использование Империо.

— Вообще-то, впечатлило, — признаюсь я. — Так и тянет руки вымыть. Сам удивляюсь: вроде бы и Империо уже опробовал, и даже Круцио одно потянул... не то чтобы я этим горжусь, совсем наоборот, но тогда я почему-то так не реагировал.

— Оно понятно, тогда ты воевал, когда всему миру опасность грозит, тут уже немного не до таких переживаний, а сейчас, вроде бы, поспокойнее, вот ты и стал реагировать... ну, так, как и должен был бы, наверное, — нет, все-таки ужас, какая она умная. Всегда-то ей все понятно. А делать-то мне что?! — А руки ты все-таки вымой. Говорят, вода может забрать остаточную магию от заклинания. Не уверена, что это в полной мере сработает с непростительным, но почему бы не попробовать. И скажи ты уже Рите, чтобы выпила успокоительное! Она же только тебя сейчас будет слушать.

— Рита, выпейте это, — говорю я, не сомневаясь, что «это» окажется у нее в руках и без моего участия, и иду наконец-то мыть руки. Как же мерзко, а. Если бы так же мерзко было в мае, я бы еще десять раз подумал, стоит ли жизнь Риты того, чтобы в это вляпаться.

«Да ну? — вкрадчиво интересуется внутренний голос с интонациями профессора Снейпа. — А что, у Вас были другие варианты, мистер Поттер? Может быть, вы давно поняли пользу эрудиции и самообразования и умеете применять специализированное заклинание для анимагов? Или, может быть, вы думаете, что если бы мисс Скитер погибла бы при доблестной попытке покинуть дом, вам не захотелось бы вымыть руки?»

«Вот вымыть руки — точно не захотелось бы. Разве что сразу убиться», — уверенно отвечаю я, стараясь не думать о том, кто обычно разговаривает с голосами в голове. Про себя отвечаю. Мысленно. Это как-то успокаивает.

«Вам смертей мало, захотелось добавки?» — театрально удивляется воображаемый Снейп.

«Ну, может, я там, например, Вас увижу еще разок, а вы мне расскажете, что делать».

«Для этого вам как раз со мной видеться не нужно, вы и так прекрасно помните: Амбридж и Ранкорн должны как минимум болеть и не мешаться, Амелия Боунс должна вернуться в мир живых, а Малфой не должен сидеть в Азкабане. Что непонятного? И вымойте руки наконец».

Горячая вода почти обжигает. Я терплю сколько могу, а когда вынимаю руки из воды, то понимаю, что зуд наконец-то прекратился. Не то чтобы я вовсе не чувствую последствия примененного заклинания (и мутит слегка, и на душе вот такого размера камешек лежит), но с этим хотя бы можно жить. Хотя хотелось бы без этого.

«А это совесть, мистер Поттер, она у вас все-таки есть, мои поздравления».

«Какая совесть? Я ей жизнь спас, между прочим!» — возмущаюсь я, хотя как можно возмущаться собственным мыслям?

«Спасли. Вам напомнить, какой ценой?»

«И почему с гоблинами и Пожирателями это было настолько проще?»

«Мисс Грейнджер вам уже все достаточно внятно объяснила. Могу предложить другую версию: просто вы гнусный шовинист, не считающий врагов и гоблинов людьми».

«Не согласен! Врагов — не считаю, конечно, зато гоблинов — вполне!»

«Не пытайтесь шутить нынче вечером, Поттер, получается жалко».

А то я сам не знаю. Какие уж тут шутки, когда у меня все еще Империо с Риты Скитер не снято.

Вот кстати, да, пора перестать уже прятаться в ванной и пойти разобраться с этим.

У лестницы смена действующих лиц. Джинни все еще здесь, сидит на ступеньках. Риту посадили туда же. Джордж куда-то испарился, а вместо него рядом с Гермионой стоит Рон.

— Вот, решили выйти посмотреть, что тут за шум у лестницы...

— Что, весь дом уже в курсе?

— Почти. Но все решили, что лучше пока разойтись. Если тебе понадобится силовая поддержка, ты их ведь позовешь, а просто так рядом болтаться вроде как незачем.

— Ладно. Рита, пройдите на кухню, — командую я. Спохватываюсь и добавляю: пожалуйста.

Она бы и так пошла, конечно, но это-то и гнусно. Не хочу входить во вкус и раздавать приказы.

— Кто-нибудь пойдет со мной вести с ней беседы?

— Я пас, — говорит Джинни. — Пойду в гостиную. Ты меня позови, как закончите, я тебе ужин подогрею.

— Да ладно, что ты, можешь не...

— Нет уж. Просто позови, как все закончится.

— Хорошо, позову, конечно.

Мы с Роном и Гермионой проходим на кухню, и я снимаю с Риты Империо. Камень на сердце становится ощутимо меньшего размера.

— У вас нет ни чести, ни совести, мистер Поттер, — говорит мне Скитер. Кто бы говорил, между прочим.

— А чего нет у вас, мисс Скитер? Инстинкта самосохранения? Терпения? Мозгов? Давайте поговорим об этом.

— Я, по крайней мере, не вылетал в форточку, дав предварительно Нерушимый Обет не покидать дом. Рита, вам как такое в голову пришло? Вы самоубийца?

Рита шмыгает носом и криво улыбается. Все это она пытается проделать с достоинством. Не то чтобы у нее хорошо получается.

— Ну, попытаться стоило.

— А если бы эта попытка стоила вам жизни? — почти шиплю я. — Подобрали бы завтра на площади перед домом ваш труп, и чего бы вы этим добились? Усложнили нам жизнь? Так какая вам с того радость? Все равно бы не увидели...

— Вы просто не понимаете, что это такое, жить взаперти!

Кухня оглашается дружным ржанием.

— Это мы не понимаем? Мы точно так же живем взаперти, как и вы.

— Вы вольны покинуть дом, когда заблагорассудится. А я тут застряла, и...

Рита осекается и замолкает. Я тоже молчу, стараюсь не давить. Одной ее истерики на сегодня мне хватило по горло. Зато Гермиона решает высказаться.

— Знаете, мисс Скитер, это поправимо.

— Да-да, я уже слышала эту песню, мол, вы победите, и тогда мы все прославимся, особенно я. Но сколько мне тут еще сидеть, пока это наконец случится?!

— Давайте так: вы пишете нам еще пять статей, мы принимаем вашу работу, а потом я снимаю с вас Нерушимый Обет.

— Деточка, я все понимаю, вы тоже долго здесь сидите, — печально улыбается Рита. — Но Нерушимый Обет называется нерушимым именно потому, что отменить его нельзя. Странно, что вы не понимаете элементарных вещей.

— Это вы не понимаете, Рита. Я у нас гений, — иронично улыбается Гермиона. — Нерушимый Обет я вам давать все-таки не стану, но могу твердо пообещать, что пять статей, один ритуал, легкий Обливиэйт для надежности — и вы можете быть свободны.

— А вот так мы не договаривались! — возмущается Рита. — Как я буду писать о пребывании здесь, если вы меня Обливиэйтом?..

Кажется, ее больше не волнует, как именно Гермиона собирается снимать с нее Нерушимый Обет. Информация дороже, понимаю. Жаль, что она об этом вспомнила только сейчас, а не когда Джинни с лестницы толкала. А вот меня живо интересует вопрос, что именно задумала Гермиона, но выяснять это прямо сейчас я, пожалуй, все-таки не буду.

— А вы записывайте, Рита, записывайте. Мы с вами перед вашим отбытием сядем вместе, проверим, не записали ли вы чего-нибудь совсем уж неправильного, отправим ваши записи совой вам домой или куда захотите, а вот уже после этого слегка заобливиэйтим.

— Да зачем Обливиэйт, если информация у меня все равно будет? Я не понимаю!

Зато я понимаю. Затем, что Фиделиус распространяется на Риту, раз мы ее сюда приволокли, а значит, жизненно важно, чтобы она не помнила наш адрес. Домик-то бросать не хочется.

— Рита, вы выйти отсюда хотите? Тогда не препирайтесь. Информация у вас будет, часть воспоминаний тоже, свободу я вам обеспечу. Все?

— Нет, не все. Я хочу знать, что мне писать, чтобы быстрее покончить с этим.

Какое похвальное рвение! По лицу Гермионы я ясно читаю, что примерно такая реплика просится ей на язык, но она все-таки сдерживается и отвечает:

— Это мы с вами обсудим примерно через полчаса, когда я закончу с зельем. А пока что...

— Пока что пойдемте, Рита, я вас провожу, — бросает с порога Джордж. Не знаю уж, сколько он там стоит, но появился он очень вовремя. Оставлять Риту без сопровождающих теперь не очень-то хочется, мало ли, что она еще выкинет, но уходить с кухни ни мне, ни Рону не хочется, как не хочется и отпускать Гермиону. Нам ведь надо еще выпытать, что она задумала.

Рита критически осматривает Джорджа — на предмет его готовности к мести за сестру, что ли? Но Джордж галантен и невозмутим. Рита встает и выходит из кухни, бросив на прощание:

— Через полчаса, мисс Грейнджер.

— Конечно, — радостно подтверждает Гермиона и тихо бурчит себе под нос: — спешу и падаю.

На кухне воцаряется тишина. Про такую обычно говорят «мертвая», но вообще-то довольно оживленная тишина. Мы с Роном смотрим на Гермиону. Она смотрит на нас.

— Ну что?! — наконец не выдерживает она.

— Что-что. Объяснись, будь добра. Как ты собираешься снимать со Скитер Нерушимый Обет? — требую отчета я.

— Да не собираюсь я ничего снимать, — отмахивается Гермиона, и на кухне снова воцаряется тишина, еще более оживленная, чем раньше. Тишину нарушает Джордж.

— Твои полчаса продлятся примерно часа четыре. Я в комнате Скитер склянку с сонным зельем разлил, какая досада.

— Вот спасибо, — радуется Гермиона. — Я как раз гадала, додумаешься ты или нет.

— Рассказывай давай, — не выдерживает Рон. — Мы уже поняли, что тупые и ничего не понимаем, хватит уже, нам интересно!

— У Гарри тут очень хорошая библиотека, вы помните? — издалека заходит, ничего не скажешь. — Я между делом нашла тут несколько очень даже раритетных изданий, но и кроме них очень даже есть что почитать. Например, Луна вот на днях взяла полистать исследование по магии, влияющей на волю, память или восприятие. Там много занятных побочных эффектов, знаете ли...

— Рон же сказал, мы уже поняли...

— Так вот! — торжественно поднимает палец Гермиона — слушайте, мол, внимательно. — Там говорилось, например, о том, что магическая клятва, данная под воздействием подобных заклинаний — ну, там, Империо понятно, но и Обливиэйт или, скажем, Конфундус, — такая клятва магией не скрепляется, поскольку добровольность клятвы является основой для магического действа, а если человек находится под воздействием заклинания, то добровольность-то как раз под сомнением. Причем, что забавно, клятва, данная под угрозами или шантажом, действует как добровольная, а вот если надавить магически, то вроде и магия процесса есть, и все положенные визуальные эффекты, а результата нет.

— То есть, ты хочешь сказать, все это время Рита не находилась под действием Обета? — кажется, я слышу зловещий скрип мозгов внутри собственной головы.

— Почти наверняка, — кивает Гермиона. — А чтобы узнать это точно, мы проведем один ритуал, тоже в твоей библиотеке нашла. Если по его итогам выяснится, что все так, как я думаю, то скажем ей, что освободили ее от Обета.

— А если нет? — интересуется Джордж.

— Ну, тогда, наверное, придется ее все-таки убить, — вздыхает Гермиона. Наверное, в этот момент у меня что-то не очень хорошее происходит с лицом, потому что она поворачивается ко мне и поспешно уточняет: — Шучу я, шучу! Если выясним, что она под Обетом, значит, придумаем повод удержать ее здесь, ну и скажем, что ритуал не сработал. Да какая разница, наверняка на самом деле она от него свободна.

Мерлин, какое счастье, что я так медленно соображаю! А то даже и не знаю, как я пережил бы всю открывшуюся мне глубину идиотизма нашего положения.

— Это значит, — говорю я, — что все это время она разгуливала здесь и слушала наши секреты и ничто не мешало ей их разгласить или действовать нам во вред?

— Ну, она-то об этом не знала. И пусть и дальше не знает, спать спокойнее будем.

— А ты давно об этом знаешь?

— Да вот, пока ты в отключке лежал после нашего визита в Министерство, и прочитала.

— И это значит, — снова говорю я, постепенно закипая, — что я мог бы не мараться об Империо сегодня, дать Рите улететь, а она бы все равно выжила?

Ох, идиот, импульсивный идиот, лишь бы непростительными пошвыряться, обидно-то как! Ну да ладно, большой мальчик уже, переживу как-нибудь.

— Гарри, — мягко зовет Гермиона. — Гарри, успокойся, пожалуйста.

А что я? Я спокоен же. Сижу, не истерю, не кричу, вещами не бросаюсь, в обморок не падаю. Мерзну только. Ой.

— Вот, так лучше, — вздыхает Гермиона, и изо рта ее вырывается пар. Это я, получается, чуть не заморозил кухню к чертям. Как мило. Меня можно вместо холодильника использовать, получается. Ну что же, тоже какая-никакая польза в хозяйстве, больше-то...

— Сам подумай, что бы с нами всеми было, если бы Рита вылетела из дома? Уж тогда-то она точно поняла бы, что Обетом не связана. Возможно, смогла бы выдать наш адрес. Возможно, начала бы печатать в прессе какую-нибудь гадость. Возможно, завтра нас ждал бы налет авроров. Или налет журналистов. Даже не знаю, что хуже.

— Кстати, — оживляется Джордж, — если мы ее отпустим, даже подчистив память Обливиэйтом, кто помешает ей немедленно начать публиковать какую-нибудь дрянь по мотивам собственных записей?

— Я как раз об этом думаю, — кивнула Гермиона. — Думаю, что никакого Обливиэйта вообще не надо. Надо просто заставить ее снова принести Нерушимый Обет, на этот раз настоящий и только о молчании. Установим срок лет в пять, а потом пусть публикует что хочет. Уж за возможность действительно все помнить она наверняка принесет Обет совершенно добровольно, без всякого жульничества с нашей стороны.

— Да у нас не просто гений, ты злой гений какой-то, — ржет Джордж.

— Хобби у меня такое — обставлять Риту, — довольно улыбается Гермиона. — Хоть по мелочи, а все радость.

Ничего себе мелочи.

— Значит так, злые гении. Вот вам ответственное поручение: разработать график дежурств, чтобы следить за Скитер. Неподконтрольная злоумышленница мне в доме не нужна. Мы вроде и так за ней следили — ну так будем следить больше. Это раз. Два — я голодный, как стая пикси, а мне еще в Нору, поэтому сворачиваем дискуссии, Джинни там вроде хотела меня ужином кормить, вот и пусть, я за.

— График, говоришь, — задумчиво тянет Гермиона, достает буквально из ниоткуда записную книжку и утыкается в нее.

— Ну я пошел тогда, — говорит Джордж. — У меня появилось новое важное дело, о котором вы, обалдуи, совершенно зря не подумали.

— Это какое? — больше из вежливости интересуюсь я.

— Дежурства — это все, конечно, мило, но не стоит забывать о том, что Скитер анимаг. Я иду варить репеллент. Как раз за три часа настоится, — говорит Джордж и выходит из кухни под наш восторженный хохот.

Мне кажется или мы действительно слишком много смеемся для не очень удачливых революционеров?

Я лечу. Водная гладь волнуется довольно далеко внизу, свежий солоноватый ветер дует мне в лицо, холодит кожу, бодрит, донося редкие брызги. Я чувствую себя словно проснувшимся от длинного тягомотного сна. Я даже не представлял, насколько мне надоело сидеть в стенах дома и перемещаться короткими перебежками, в смысле, аппарацией. Хватит уже, я все детство сидел взаперти, большую часть школьных каникул провел так же, и вот, пожалуйста, стоило победить Волдеморта — снова осел, сначала под арестом, а потом даже добровольно. Да сколько можно-то, надоело.

— Гарри! В третий раз прошу, закрой это чертово окно, холодно же! — возмущается Джордж прямо у меня над ухом. Я вздыхаю и закрываю окно. Джордж не в духе с самого утра. Я уже и сам не рад, что предложил ему составить нам компанию в этой поездке, и чувствую себя виноватым в его состоянии. Мог бы, конечно, и сам сообразить, что Джордж в последний раз летал на машине шесть лет назад, в компании Фреда, летали они меня же, между прочим, выручать, и неудивительно, если от этих воспоминаний ему поплохело.

С другой стороны, думаю я, я мог бы предложить Джорджу выпить чаю, подняться на чердак или выйти из дома — и получить ровно тот же результат. Потому что они с Фредом были вместе всю жизнь, драклы раздери эту идиотскую обрушившуюся стену, и всю жизнь они все делали вместе, и даже если мы будем очень стараться, мы все равно не сможем уберечь Джорджа от мыслей, что раньше он все это делал не один. Все, чем мы вообще можем ему помочь, — это не оставлять его одного. Или, наоборот, оставить? Я не знаю. И не думаю, что кто-то может наверняка сказать, как лучше поступить в такой ситуации. А если кто-то может, я ему не завидую.

Но с другой стороны, кого с собой брать, если не Джорджа? Я водить машину до сих пор не умею, а Рон, хоть и имеет подобную практику (нет, мы не будем вспоминать, чем тогда дело закончилось!), вряд ли осилил бы путь и туда и обратно. Все-таки лететь довольно далеко.

Мы направляемся в Азкабан.

Да, вот так просто, взяли и полетели. Перси подробно, как идиотам, рассказал и даже нарисовал нам, как туда добраться, хотя предварительно, конечно, долго объяснял, почему мы этого сделать не можем. Мистер Уизли был рад, дорвавшись до новенькой магловской машинки, и теперь у меня есть прекрасный воздушный транспорт, невидимый, как доброй памяти фордик «Англия», и бесшумный, с магически расширенным салоном и двумя странного вида артефактами в качестве подпитки (мы усвоили урок, извлеченный из поездки в Хогвартс: летать без топлива весьма опасно, даже если наше топливо — магия). Гермиона была против самого факта этой авантюры, Невилл был против того, кого я собираюсь притащить в дом. Рон, теоретически, тоже был против, но, кажется, он тоже так засиделся на Гриммо, что готов был воспользоваться любым предлогом, лишь бы выбраться оттуда ненадолго. Рита Скитер полагала, что мы из поездки не вернемся, и крайне нервничала по поводу того, кто же будет снимать с нее обет. И чем ее Гермиона не устраивает, интересно? Джинни дулась, что я не взял ее с собой, поэтому мне пришлось пораскинуть мозгами и придумать, чем занять остальных, пока мы будем кататься на машине до Азкабана и обратно, и я даже придумал, на свою голову. Теперь вот сижу волнуюсь за них тоже, как будто других поводов мало.

Итак, мы здесь. Если верить бумажкам Перси и расчетам Гермионы, лететь нам осталось минут пятнадцать от силы. Есть ли у нас план действий? Ну, как сказать…

Вообще, расчет у нас довольно простой. Почему Азкабан неприступен? Потому что дементоры — это раз, остров, до которого нужно добираться (причем незаметно!) либо по воде, либо по воздуху (то есть на метлах) — это два, ну и, ясное дело, охрана и решетки — это три. Дементоров из Азкабана нынче убрали. Глупо, но факт. Мы были уверены, что их очень скоро вернут в Азкабан, но после нашей ядовитой листовочки и после реакции публики на нее Министерство Магии решило, что ему срочно надо продемонстрировать десять отличий от режима правления Волдеморта, и одним из этих отличий назначило отсутствие дементоров, то есть «гуманность по отношению к заключенным и нежелание пользоваться услугами темных существ». Тут напрашивается шутка про то, что они просто Патронуса не умеют, однако я своими глазами видел Патронуса той же Долорес Амбридж. Не хотел бы я знать, какими счастливыми воспоминаниями она его вызывает. Так или иначе, дементоров у Азкабана быть не должно, следовательно, наша задача упрощается. Все, что нам нужно сделать, — подобраться к Азкабану незаметно, найти способ, как достать заключенного из камеры, и убраться оттуда — тоже желательно незаметно, но не обязательно, главное, чтобы не поймали. Всего ничего, правда? Для того чтобы подобраться незаметно, у нас есть невидимая машина, на которой мы можем подлететь прямо к окну нужной камеры (спасибо Перси за занудство и обстоятельность и спасибо мистеру Уизли вообще за все). Ну а методы воздействия на окна с решетками близнецы Уизли отработали еще тогда, когда вызволяли меня от Дурслей. Конечно, здешняя решеточка должна оказаться покрепче, ну так и у нас на этот раз есть не только веревка, но еще и заклинания и разные добрые слова. Может быть, прокатит?

— Гарри, напомни мне, какого Мерлина мы вообще решили спасать Малфоя? — в очередной раз бурчит Рон.

— А черт его знает, — отмахиваюсь я. Другого ответа для Рона у меня нет, поскольку я не хуже его понимаю, сколько проблем эта белобрысая змеюка нам создаст (не говоря уже о том, что организация побега из Азкабана — сама по себе та еще проблема). То есть, доводов против нашей аферы у меня сколько угодно, а вот за — внятных — ни одного. Но не могу же я сказать Рону, мол, я Снейпу обещал. Если бы кто-нибудь из ребят заявил мне самому что-то подобное, я бы первый решил, что все, пора колдомедиков звать, у нас тут псих нарисовался.

— Пусть будет, — отвечаю я. — Заодно пусть Ранкорну и Амбридж будет весело и интересно объяснять, как же это у них случился побег из Азкабана. Ну и есть надежда, что авроров из других мест сюда подтянут, когда суматоха начнется, ребятам легче будет. И кого нам вытаскивать-то, если не Малфоя?

— А обязательно для этого в Азкабан соваться? Мы могли бы где-нибудь еще побузить, — точно тем же тоном бурчит Джордж. Эк они спелись-то!

— Зато проветрились, — примирительно говорю я. — Считайте, это просто моя придурь.

— Это и есть твоя придурь! — хором отвечают Уизли.

— Ну, вот и договорились, — улыбаюсь я. Хотя, если честно, мне не до смеха. Нервно мне. Потому что на горизонте показывается мрачный замок, который до сих пор я видел только на немногочисленных колдографиях. То есть, прямо говоря, представления о нем не имел. Он страшный. То есть по-настоящему страшный, не просто мрачное здание, а такое место, в котором ужас накатывает. Может быть, дементоров здесь больше и нет, но не факт, что они вообще были нужны. Судя по всему, Азкабан и без них прекрасно умеет запугать.

До меня внезапно доходит, что вся наша затея совершенно бессмысленна. Азкабан не выпустит нас, куда нам тягаться с такой громадой. Мы просто погибнем здесь, быстро и совершенно напрасно. И я сам привел своих друзей на смерть ради — совершенно верно — идиотской придури своей. Ледяной холод поднимается из груди к горлу, дыхание перехватывает, и тут я слышу крик, полный боли и отчаяния.

«Пожалуйста, только не Гарри!»

— Дементоры, — через силу говорю я. — Никуда они их не дели, на самом деле. Рита Скитер будет в востороге.

— Вот оно что, — выдыхает Джордж, не отвлекаясь от управления. — Я делом занят, так что вы уж как-нибудь без меня с ними разберитесь.

А Рон просто достает палочку и шепчет «Экспекто патронум». Серебристый терьер основательно разряжает обстановку. Рон держит его совсем рядом с нами, оно и правильно: пока Патронус находится в машине, его тоже не видно. Мы же хотели подлететь к Азкабану незаметно.

Но уже через минуту всем нам становится ясно, что незаметно не получится. Над Азкабаном поднимается черное облако: дементорам плевать на дезиллюминационные чары, они нас чуют и намерены подкрепиться. А это значит, даже если Патронусы их удержат (так, стоп, какое «если»? Удержат!), нам придется лететь в окружении этой черной стаи. Ну очень незаметно, ага.

— Что делать будем? — подает голос Рон.

— Понятно что, лететь сквозь них. Кто не спрятался, я не виноват, — кровожадно ухмыляется Джордж.

— Нас же видно будет в этой стае, если они нас окружат, — я тоже вызываю Патронуса. Становится гораздо легче.

— Видно-то нас будет, но недолго. Они медленные, машина быстрая. Оторвемся и летим дальше. Если кто это все и увидит, пусть угадает, куда мы полетели.

— Так дементоры же все равно почуют и догонят.

— Вот и пусть догоняют, а мы пока что делом займемся.

Мы пролетаем через дементоров. Я до последнего боялся… не знаю даже, чего. То ли того, что какой-нибудь из них сумеет оказаться в нашем автомобиле, то ли что мы собьем одну из этих тварей. Но они шарахаются в стороны, только плащи развеваются на ветру, и остаются позади.

— Ну, и какая из этих стен восточная?

Окно камеры Драко Малфоя выходит на восток. Должно быть, отсюда хорошо наблюдать рассветы. Ну, теоретически. Если бы не. А так — на какую сторону света окна ни выводи, все равно гадость получается. Теперь напротив этого окна зависает наша невидимая машина. У нас примерно минуты три до тех пор, пока дементоры нас не догонят. Я открываю дверцу, чтобы нас было видно, высовываюсь наружу и стучу рукой по решетке.

— Эй, Малфой!

Хорек приближается к окну, видит нас, и глаза у него становятся здоровенные и изумленные, почти как у нормального человека, не слизеринца. В других обстоятельствах я бы счел этот момент своим триумфом.

— Поттер? Уизли? Вы что здесь…?

— К побегу готов?

— Издеваешься? Нет, конечно!

— Ну и ладно. У тебя две минуты, можешь морально подготовиться.

Пока я треплюсь, веревка, зачарованная Джорджем, обвивается вокруг решетки и затягивается в узлы, а основания прутьев истончаются, повинуясь трансфигурационной формуле, которую весь вчерашний вечер Гермиона разучивала с Роном. Разучили на славу, не могу не признать.

— Как вы… и что вы вообще собираетесь делать?

— Выберешься — поговорим. Отходи! — командую я, и Драко Малфой молча и без споров отходит от окна. Кто б мне рассказал год назад — не поверил бы ни за что. Дементоры, между прочим, времени не теряют и приближаются к нам. Если кто-то из замка наблюдает за их перемещениями, то очень скоро он будет точно знать, где мы находимся. Это не говоря уже о том, что они и закусить нами могут. А Патронуса держу только я, у Рона и Джорджа палочки заняты.

Наконец веревка готова, Джордж резко трогается с места (дементоры становятся значительно ближе), решетка с грохотом выламывается из окна и повисает единственной видимой частью нашей машины. Рон втягивает ее внутрь и кидает на пол. Мы возвращаемся к окну, открываем дверцу. Малфой уже стоит у окна, с недоверчивым видом изучая образовавшийся проем.

— Я не пролезу.

— Еще как пролезешь, давай руку.

— А если нет?

— Времени нет спорить, дементоры на подходе, трансфигурирую в хорька и Акцио достану.

Я, кстати, даже не блефую. Я действительно разучил это заклинание, хотя надеюсь, что оно мне не понадобится. Я вообще-то не горю желанием его применять, это было бы довольно жестоко с моей стороны, но если он упрется, то что делать-то? Не улетать же без добычи. Слава Мерлину, Малфой решает обойтись без лишней трансфигурации. Я ухватываю его за руку, Рон подстраховывает палочкой, и мы втягиваем Малфоя внутрь салона.

— Ну вот, опять через всякую фигню лететь, — со скучающим видом говорит Джордж, разворачивая машину прямо на подлетающих дементоров. В этот момент откуда-то снизу до нас долетают лучи заклинаний. Колдуют, конечно, наугад, но могут и попасть. Джордж газует, и мы снова пролетаем сквозь строй дементоров, сопровождаемые залпами заклинаний. Пару раз что-то чувствительно прилетает по дну машины, но на нашей скорости это никак не отражается. Мы удаляемся от Азкабана.

В заднее стекло мне видно, как из Азкабана вылетают люди на метлах — очевидно, за нами в погоню — и останавливаются, вынужденные вызывать Патронусов, чтобы защититься от разозленных дементоров. А мы летим.

Бледно-зеленый Малфой неуверенно садится неподалеку от меня, благо размеры салона позволяют не тесниться.

— Поттер, что это за… устройство?

— Это, Малфой, называется автомобиль.

— Ты в курсе, что это незаконно?

— Я даже в курсе, что устраивать побег из Азкабана незаконно.

— И можно узнать, зачем я вам понадобился?

— Если б мне самому кто-нибудь это объяснил… давай сначала долетим, а потом объясняться будем. Есть хочешь? Где-то там справа бутерброды валяются.

— Мне тоже дайте, — немедленно отзывается Рон.

Пока Малфой и Уизли делят бутерброды (картина, достойная кисти художника), я нащупываю в кармане зачарованный галеон. Отправить сообщение — дело двух минут. Побег из Азкабана мы оформили, пришло время заняться другими вещами.

Малфой пришел в себя спустя три бутерброда. Подтянулся, сделал морду тяпкой, как обычно, с вежливым презрением отказался от шоколада, протянутого Джорджем (и правильно сделал, надо сказать!), и спросил:

— Итак, Поттер, все-таки, зачем герою магического мира приспичило меня похищать?

И вот я сижу, глазами хлопаю и пытаюсь сообразить, с какого краю на такой вопрос отвечать-то.

— Во-первых, — говорю, — мы, гриффиндорцы, предпочитаем называть это не похищением, а спасением.

— Чем докажешь?

— Обратно хочешь?

— После того, какой переполох вы там устроили? Спасибо, нет.

— Обратно не хочешь — значит, спасение.

— Гриффиндорская попытка мыслить логично… удивительно, Поттер, что ты еще жив, с такими невеликими способностями. А во-вторых что?

— А, точно, было еще «во-вторых». Тебе, я так понимаю, в Азкабане свежую прессу не носили?

— Ты просто так издеваешься или в этом вопросе есть смысл?

— Я намекаю, что ты не в курсе последних новостей, Малфой. Я нынче называюсь не «герой магического мира», а «беглый преступник».

— Преступник? Ты? — Малфой оглядывает меня с таким выражением лица, будто быть преступником — большая честь, а назваться таковым — неслыханное нахальство с моей стороны. — И в чем же тебя обвиняют?

— О, там много пунктов. Прогул года учебы в Хогвартсе, применение непростительных заклинаний, ограбление банка, — с удовольствием перечисляю я. Лицо Малфоя действительно стоит того, чтобы все это припомнить, — присвоение чужого домовика, кража волшебной палочки… черт, еще что-то было, уже не помню. Ну и за последние дни обвинений наверняка прибавилось, но формулировки я не слышал, так что не могу ничего об этом сказать. Но полагаю, что там еще похищение людей, побег из-под стражи, теракт и еще что-нибудь столь же милое.

Малфой молчит, переваривая информацию, потом ехидно интересуется:

— Хотя бы в убийстве тебя не обвиняют?

— Кажется, нет. Хотя, честно говоря, могли бы. Как-никак, нашу с Волдемортом дуэль много кто видел.

— Подозреваю, что Уизли тоже предъявлены некие обвинения, да?.. Знаешь, Поттер, я передумал. Верни меня обратно.

— Поздно, Малфой, раньше надо было думать, — подает голос Рон. А я уже было удивился, чего это он до сих пор молчит.

— Если бы я мог подумать раньше, я бы подумал, — огрызается Малфой.

— Бедный, бедный Малфойчик, — вздыхает Джордж с водительского сидения. — Он-то думал, что его спасают авторитетные герои, сейчас сверкнут глазами, скажут защитную речь, и его официально отпустят, хэппи-энд, все танцуют. А оказалось, к нему вломились беглые уголовники, и вообще все только начинается. Какой кошмар.

— Да, в общих чертах как-то так, — в тон ему вздыхает Малфой.

— Ничего, зато у нас весело, вот увидишь.

— Гриффиндроский вариант веселья? Вот это меня и пугает.

— Не вопрос, дементоры приятнее, но мы уже слишком далеко улетели, обратно я поворачивать не стану. И вообще ничего делать не стану, устал уже. Ронни, будь добр, смени меня.

Джордж тормозит, машина зависает над водой, и они с Роном меняются местами. Малфой с сомнением спрашивает:

— Уизли, ты умеешь обращаться с этой штукой вообще?

— Конечно, ты же видел, — отзывается Джордж.

— Да богарта вам в… Рон Уизли, ты умеешь обращаться с этой штукой?

— Ну, на втором курсе получалось, — отвечает Рон и ностальгически улыбается. — Правда, тогда мы затормозили в Гремучую Иву. Но живы все остались.

— И чего мне в Азкабане не сиделось, — стонет Малфой.

Монета нагревается в моем кармане, я достаю ее и читаю сообщение на ребре: «Все получилось, мы дома». Слава Мерлину!

— Выдыхаем, ребята, у них тоже все в порядке.

— Хотелось бы все-таки знать, что включает в себя их «все в порядке», — ворчит Джордж.

Мне бы тоже хотелось, но телефон в машине ловить сеть отказывается наотрез, так что пришлось пользоваться монетами, а на ребре монеты поэму не напишешь.

— Ну, по крайней мере, их «все в порядке» не предполагает, что нужно срочно оказывать кому-то медицинскую помощь, вот и хорошо.

— Счастье-то какое.

А то нет. Конечно, счастье.

Малфой с интересным выражением лица смотрит на монету в моих руках. Я вспоминаю, что он использовал эту идею Гермионы, чтобы держать связь с мадам Розмертой на шестом курсе, и с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарядить ему в морду. Он, конечно, профессора Дамблдора так и не убил в итоге, но как готовился, паршивец. Как хвост распускал в начале года, гордился поручением, идиот пакостный! Зла не хватает. Малфой встречается со мной глазами и отводит взгляд. Дальше летим молча.

Малфой заговаривает только когда мы приземляемся у гаража — не на площади Гриммо же ставить машину.

— Поттер, у меня там родители остались.

— Я знаю.

— Почему ты не вытащил их?

— Потому что я хотел вытащить не их, а тебя, — честно отвечаю я. Нет, ну а что тут еще скажешь-то?

— Ты мог бы и их тоже!

— Вот наглость слизеринская, а! Ты стаю дементоров не заметил, нет? А обстрел заклинаниями? Нам, между прочим, повезло, что машина цела осталась и не пошла ко дну прямо там. У нас, конечно, были метлы в багажнике, но еще неизвестно, как бы мы на них оттуда улетели. Ты предлагаешь в таких условиях лететь разыскивать камеры твоих родителей?

— Ну мою же вы разыскали.

— Про твою мы знали, где ее искать!

— Поттер… мне все равно, что вы там знали. Вы просто должны были вытащить и их тоже.

— Вот как? А больше мы тебе ничего не должны?

— Просто ты не понимаешь, как это, когда твои родители остались там!

Нет, он охренел.

— Тебе напомнить, где остались мои родители?

Аргумент, честно говоря, слабоватый. Раньше Малфоя им было бы не прошибить. Он, как бы, изначально в курсе судьбы моих родителей, и помнится, никогда не отказывал себе в удовольствии похихикать по этому поводу. С другой стороны, он и от возможности выдать меня не отказывался никогда… до этого года. А сейчас собрался что-то сказать, вроде, но в последний момент передумал, сжал губы, надулся, но молчит. Это называется «люди меняются», да?

Пока мы препираемся, Рон загоняет машину в гараж и с усмешкой поворачивается к нам:

— Вот и все, Малфой, а ты боялся.

Малфой делает вид, будто забыл уже, что чего-то боялся, а скорее, не боялся вообще ничего, а всем нам просто померещилось.

Мы вылезаем из машины, аппарируем на Гриммо и застаем ребят почти в полном составе в прихожей. Они сидят обмотанные Удлинителями Ушей из запасов Уизли, и лица их выражают глубокую задумчивость. Удлинители тянутся в гостиную, из-за прикрытой двери которой раздаются два женских голоса. Джинни замечает нас первой, после недолгих колебаний оставляет подслушивание и подходит к нам.

— Ну слава Мерлину, все нормально! Малфой, никогда не думала, что скажу это, но добро пожаловать.

— Спасибо, Уизли, — с сомнением откликается Малфой.

— Джин, это что за композиция у гостиной?

— Это мы с мадам Боунс вернулись, а нас тут Рита встречает. И слово за слово они с Ритой… разговорились.

— Что, так интересно вещают? — оживляется Джордж.

— Не то слово! Жаль, почти ничего непонятно. И не видно. Мы поначалу еще там вокруг них в гостиной крутились, это еще интереснее было. Одна другой скажет что-нибудь вроде «О, а помните ли вы, какие чудесные астрономические явления мы наблюдали в марте восемьдесят пятого?» — а та ей в ответ: «О, вы не на дело ли Вулфа намекаете? Вы бы лучше весну девяностого вспомнили, вот уж когда и явления, и погода была чудесная». И обе такими живописными красными пятнами идут. Мы по этим пятнам считали, кто кого больше уел. А потом они спохватились и нас выгнали. Так что теперь мы только на слух можем понять, кто ведет, — Джинни усмехнулась. — Зато Сьюзен сгоняла в спальню за блокнотом и теперь конспектирует. Говорит, надеется расшифровать хотя бы половину… Малфой, ты чего?

Я оборачиваюсь к Малфою, который пристально вглядывается куда-то вглубь дома.

— Это дом древнейшего рода Блэков, так?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Змеиная тематика в оформлении светильников, головы домовиков на стенах… и колдографии я видел, правда, давно. Не важно. По какому праву ты, Поттер, и весь твой сброд занимаете жилище Блэков?

Ох, и нарывается же он.

— У тебя есть возражения?

— Да. Всего одно. Это мой дом!

— С чего бы?

— Моя мать Блэк, мне и наследовать, кому же еще. Дом принадлежал Сириусу Блэку, но он умер, и теперь…

— Малфой, Сириус Блэк оставил завещание. Это мой дом.

— Да не может такого быть! Это собственность Блэков! Я… да я… да я у тебя его отсужу!

— О! Круто! Преступник осужденный против преступника непойманного, тяжба века. Малфой, приди в себя. Сириус был моим крестным. Он завещал мне дом. Если тебя это не устраивает, все претензии к покойной Беллатрикс Лестранж, если бы она его не убила, возможно, у тебя был бы шанс лично наорать на него и потребовать завещать дом не мне, а кому-то другому.

К этому моменту все, кроме Сьюзен, отвлеклись на нашу перепалку, отложили Удлинители Ушей и подошли поближе.

— Смотрите-ка, кто к нам пожаловал, — негромко говорит Невилл. — Такой потрепанный и такой смелый. Спасибо, Гарри, наконец-то нам всем будет на ком отвести душу за этот учебный год, и за Круциатусы, и за Маггловедение, и за все хорошее.

Малфой меняется в лице, но до конца оскорблено-презрительное выражение так и не убирает.

— Вы не посмеете! И не сможете. Вы же… гриффиндорцы!

— И поэтому ты позволяешь себе с порога вопить на того, кто вытащил тебя из Азкабана, — понимающе кивает Невилл. — Зная, что он гриффиндорец и не посмеет. Но я бы тебе все-таки не советовал зарываться. У нас тут и Хаффлпафф имеется, и Рейвенкло. Вдруг у них другая идеология?

— Такой симпатичный молодой человек — и такой грозный, — насмешливо произносит от двери гостиной женский голос. — Мистер Лонгботтом, правильно? Перестаньте пугать мистера Малфоя. Ну или хотя бы дайте ему сначала привести себя в порядок с дороги, а потом уже пугайте. Здравствуйте, мистер Поттер, рада вас видеть.

— Здравствуйте, мадам Боунс, я тоже очень рад. Как добрались?

— А ваши товарищи вам еще не рассказали? Пусть расскажут, я тоже с удовольствием послушаю.

— Мистер Поттер, если вы не разрешите мне это опубликовать, я вас прокляну, так и знайте, — говорит Рита Скитер откуда-то из-за спины Амелии Боунс.

— Что именно «это»? — на всякий случай (и не без опаски) уточняю я.

— Это! — повторяет она и вдохновенно обводит рукой прихожую, Малфоя в потрепанной арестанткой робе, ребят, срочно сматывающих Удлинители Ушей, мадам Боунс, меня, Джорджа и Рона и даже головы домовых эльфов на стене. И я, черт возьми, ее понимаю.

— В общем, мы аппарировали недалеко от того дома, который нам назвала мадам Боунс. Все, как мы и обсуждали. Взяли мантии-невидимки и сонного зелья несколько бутылок — вдруг бы расчет оказался неверным, и тех, кто ее охраняет, не вызвали бы в Азкабан на подмогу. Или они могли бы и вовсе не аврорами оказаться…

— Это я все понимаю, вместе же планировали, — не удерживаюсь я. Мог бы, конечно, уважить и молча послушать, но обстоятельность изложения Гермионы иногда очень утомляет. Особенно после такой дороги, как у нас сегодня, и встречи с дементорами и Малфоем. Даже и не знаю, какая из встреч ужаснее. — Кстати, что в итоге оказалось? Это были авроры или нет?

— Авроры, — мрачно говорит Гермиона, недовольная тем, что я ее перебил. — Когда мы к дому подошли и Удлинители Ушей запустили, им как раз пришел вызов по камину, они какое-то время препирались, кто останется, а кто пойдет в Азкабан, в итоге один остался охранять мадам Боунс, а остальные ушли через камин.

— Ух. Вроде бы и логично мы рассчитали, что при переполохе в Азкабане всех скорее уж подтянут туда, а все равно не верится, что все так гладко вышло.

— Гладко, мда… — хмыкает Невилл.

— А что, не гладко вышло?

— Ну, сперва все было нормально, — снова вступила Гермиона. — Сьюзен постучалась в дверь, мол, пришла навестить тетю, как договаривались. Аврор сначала не мог понять, о чем речь, у них тут Азкабан пал, родина в опасности, страсти всякие, а тут стоит девчонка на пороге охраняемого объекта и что-то про тетю говорит. Потом сообразил и открыл ей дверь. Невилл и Чжоу стояли в мантиях совсем рядом со Сьюзен, так что быстро уложили аврора Петрификусом, я его усыпила, чтобы ничего лишнего не увидел, не обрабатывать же Обливиэйтом… и мы пошли за мадам Боунс. Сьюзен ей в двух словах объяснила, что происходит, и мы направились к выходу, чтобы аппарировать, на доме-то чары были…

— Пока что все звучит довольно гладко. И что пошло не так?

— Авроры. Совсем не так пошли. Мы как раз спустились в гостиную, а тут один из них зачем-то вернулся.

— Зачем?!

— Не знаю, я его не спрашивала! Сам представь: мы стоим в гостиной, в основном невидимые, зато Боунсы видны прекрасно, а некоторые, — Гермиона кидает суровый взгляд на Луну, — еще и капюшоны сняли… и тут в камине появляется аврор. Полсекунды примерно длилась немая сцена, потом мы попытались его оглушить, но он быстро сориентировался, кинулся за кресло, обстреливал нас заклинаниями и, видимо, одновременно как-то умудрился передать сообщение в Аврорат, потому что снаружи тут же стало слышно, как кто-то аппарирует. И на улицу не выйти.

— Ох, Мерлин. Надо же, нашлось кому к дому аппарировать, не все еще успели в Азкабан отправиться, что ли. И что ж того аврора не принесло на минуту позже?!

— И не говори! Он бы нам очень удружил. Мы где-то минуты две к нему подбирались, даже и не знаю, стыдиться, что вшестером одного еле одолели, или радоваться, что вообще смогли продержаться против аврора. А потом, собственно, стали думать, как выбраться из окруженного дома.

— И чего придумали?

— Ничего. Не успели просто. Появился Кричер, гавкнул на всех, что мы ввязываемся в неприятности и «хозяин будет недоволен», и перенес нас домой.

— Кричер?! Вот так сюрприз! Надеюсь, с ним все в порядке? — спрашиваю я, а сам вспоминаю Добби, который вывел нас из Малфой-Мэнора ценой собственной жизни, и как-то мне нехорошо.

— Ну… — мнется Гермиона.

— Его что, ранило?!

— О Мерлин, нет, конечно, с чего ты взял?! Он просто обиделся.

— Обиделся? На что?

— Гермиона решила поблагодарить Кричера и при этом сравнила его с Добби, — поясняет Невилл. Лицо его невозмутимо, но мне почему-то кажется, что эта история его смешит. — Он закатил истерику, забился в чулан на кухне и наотрез отказывается выходить, хотя Гермиона под дверью той каморки извинялась.

Вид у Гермионы самый что ни на есть несчастный. Еще бы, хотела поблагодарить Кричера, а вон как неловко вышло.

— Ничего, я думаю, он отойдет, и тогда мы с ним поговорим. Он молодец, конечно.

— У него слишком много инициативы для домовика, — раздается голос за моей спиной. Драко Малфой стоит на пороге гостиной, вымытый и приодетый в мантию с не-знаю-чьего плеча, скрестив руки на груди, великолепный и до фига величественный, только заморенный малость. — На вашем месте я бы как можно скорее объяснил ему, где его место, а не фантазировал о его обидах. Домовики нужны для того, чтобы работать, а не чувствовать.

— Ага, а Волдеморт будет править миром, — заглядывает в гостиную Джинни. — Малфой, тебе не кажется, что твои источники информации малость привирали? Может, хватит за ними повторять?

Она стремительно проходит дальше, но я окликаю ее.

— Джин, заходи к нам.

— Не могу, мне нужно на кухню. Лучше вы переходите туда.

— Сидеть на кухне? — кривится Малфой.

— Ну что ты, Малфой, как раз тебе там сидеть вовсе не обязательно! — мило улыбается Джинни.

— А я, пожалуй, с удовольствием посижу на кухне, — Амелия Боунс, которая до этого с довольно ехидным видом слушала отчет Гермионы о своем освобождении, поднимается из кресла, и мы все подскакиваем вслед за ней. Мы идем на кухню, и Малфой, разумеется, плетется следом за нами. На иное я и не надеялся.

Когда мы переступаем порог кухни, в нос ударяет густой запах шоколада, удерживаемый чарами в пределах кухни.

— Ух ты! Что это, Джинни? — восхищенно спрашиваю я.

— Это винно-шоколадный кекс.

— Праздничный рецепт, — ехидно вставляет Джордж, — на случай, когда в доме есть и вино, и шоколад.

Он заглядывает в кастрюльку, которую Джинни держит на огне, и прибавляет:

— И варенье.

— Варенье, Джордж Уизли, у хорошей хозяйки в доме есть всегда, — безапелляционно заявляет Джинни. — Так что не наговаривай на маму, уж что-что, а банку варенья нам никогда не надо было специально покупать.

— Ты кексодел, тебе виднее, — покладисто уступает Джордж.

Малфой скептически хмыкает, устраиваясь на стуле в самом углу.

— А что тебя смущает, Малфой? — Джинни достает из духовки ароматное нечто, проводит над ним палочкой, извлекает из формы и начинает поливать содержимым той самой кастрюльки. — У тебя другие представления о хороших хозяйках?

— Хорошая хозяйка должна знать, сколько у нее денег. И у хорошей хозяйки они в принципе должны быть, — отвечает Малфой.

— Да хватит сводить все к деньгам. Посмотрела бы я, как твоя мама вела бы хозяйство на те деньги, что были у нас. И вообще, будешь выпендриваться — кекса не дам.

— Больно надо! — фыркает он.

— Вот как раз тебе, между прочим, его надо в первую очередь, моя прабабка Лизандра его прадеду частенько пекла, когда он в Азкабане работал. Тогда договор магов с дементорами был гораздо хуже проработан, и персоналом они тоже слегка закусывали. Меньше, чем заключенными, но тоже хорошего мало. Прадед сначала шоколад истреблял плитками, но потом оказалось, что шоколадная выпечка даже эффективнее. Ну, или горячий шоколад тоже можно, но его у нас прямо сейчас нет.

— Лизандра, говоришь… это которая Яксли, что ли?

— Ну.

— Уговорила. Давай сюда свой кекс.

— Разогнался. У меня еще глазурь не готова, пей вот чай пока, — еще одна кастрюлька отправляется на плиту. Я вдыхаю шоколадный запах и понимаю, что я тут самый бедненький и ужаленный дементорами, и мне срочно нужен этот кекс.

— Кекс и семейная история — это очень мило, — говорит Амелия Боунс, — но давайте поговорим о самых насущных вопросах. Я тут немного осмотрела дом, и получается, что поселить меня вам негде, разве что к мисс Скитер, а на такое я не согласна, уж простите.

— Мы и не стали бы вам такое предлагать! Собственно, вам нужно разместиться здесь только этой ночью. Гермиона все равно собиралась переночевать в лаборатории, так что вы, вероятно, можете занять ее спальню, да, Гермиона? — Гермиона утвердительно кивает. — А с утра мы попробуем вас легализовать.

— Каким же образом, позвольте узнать?

— Самым прямым. Вы явитесь в Министерство Магии…

— Это я уже пробовала, — усмехается мадам Боунс. — Вы полагаете, этот раз будет лучше предыдущего?

— Полагаю, да. Дело в том, что исполняющий обязанности министра и его заместитель как раз вчера слегка приболели, поэтому не смогут своевременно отреагировать на ваше появление. Ну а помощник министра Персиваль Уизли, к которому вы явитесь для улаживания бумажных вопросов, проявит должное служебное рвение и ускорит бюрократическую процедуру, насколько это возможно. Благо в его официальных инструкциях ни словечка про вас не говорится, а значит, у него нет ни единой причины вам препятствовать.

Джинни ставит на стол тарелку с кексом, и я временно выбываю из диалога, поскольку вот именно этого мне и не хватало для полного счастья.

— А вы, я смотрю, его перевербовали? — удивляется мадам Боунс. — Пару лет назад между вами, кажется, были не слишком теплые отношения.

— Ну, всякое бывало, — я не без усилий отрываюсь от сладкого. — Но нынче Перси готов нам помочь, и мы этому весьма рады.

— Вы уверены, что его усилий будет достаточно? После того, как нынешний господин министр сумел посадить меня под стражу, не соблюдая даже видимости законных процедур, которые должны бы предшествовать такому решению, я бы не стала слишком полагаться на то, что я должным образом заполню документы.

— Да, мы бы тоже не стали. Поэтому послезавтра с утра в «Пророке» и еще нескольких изданиях появится заметка о вашем чудесном спасении. С колдографией непременно. Перси хотел даже организовать пресс-конференцию, но в итоге мы решили, что это будет слишком уж нарочито. Лучше сделать вид, что к организации публикаций никто руку не прикладывал. Ну а потом, вероятно, вам придется дать еще несколько интервью, а вот пребывание на людях ограничить, на всякий случай. До тех пор, пока вас официально не признают здравствующей. У нас есть список надежных домов, в которых вы можете поселиться на это время, я вам покажу, выберем.

— Ладно, во всяком случае, можно попробовать, — с сомнением тянет мадам Боунс.

Вот и я думаю: можно попробовать.

— Малфой, это уже четвертая порция, тебе же плохо будет, — тихо говорит Джинни.

— Знаешь, Уизли, — тянет Малфой, глядя на кусок кекса в своей тарелке. — Когда вся эта кутерьма закончится, я надеюсь, Поттер одолжит мне тебя на пару дней.

— В каком смысле? — хором возмущаемся мы с Джин.

— Хочу, чтобы ты дала мастер-класс нашим эльфам. Я полагал, что они прекрасно готовят, однако совершенно очевидно, что некий пласт кулинарного мастерства прошел мимо них.

— Даже и не пойму, это ты мне комплимент сделал или обозвал домовым эльфом? — усмехается Джинни.

— Я и сам не знаю, — вздыхает Малфой, разрезает свой кекс и решительно съедает очередной кусочек.

После чаепития все расходятся кто куда, и на кухне остаемся только мы с Амелией Боунс. Впрочем, и мы сидим там не слишком долго: ровно столько, сколько нужно на то, чтобы связаться с Перси и уточнить детали завтрашнего явления Амелии в Министерстве. По идее, стоило бы прямо сейчас же обсудить «перспективы дальнейшего сотрудничества», как выразился бы тот же Перси, но боюсь, я и обычно-то недостаточно интеллектуален для подобных бесед, а уж после сегодняшней встряски даже шоколадный кекс не может вернуть мне видимость умной физиономии.

Так что Амелия уходит общаться со Сьюзен, а я иду в гостиную, общаться… с теми, кто там есть. Прямо передо мной туда заходит Драко, встает на пороге и театрально откашливается. Из гостиной слышится приглушенное ойканье Гермионы и недовольный голос Рона:

— Это не дом, это блин общежитие четырех факультетов! Уже спокойно посидеть с девушкой негде!

— Это у вас называется «посидеть»? — язвительно уточняет Малфой.

— Вот только не надо делать вид, что мы тут чем-то ужасно непристойным занимались. Подумаешь, целовались.

— Дальше вы, пожалуй, выясняйте без меня, мне все равно надо в лабораторию, — вздыхает Гермиона. — Так что ты вовремя, Малфой.

Она выходит из гостиной, улыбается поочередно Малфою и мне и убегает навстречу очередному котлу, а мы с Малфоем проходим в гостиную. Некоторое время Малфой делает вид, что очень занят изучением интерьера, но потом спрашивает у Рона:

— Уизли, вот только честно, неужели тебе не противно — с грязнокровкой?

— Малфой, ты нарочно нарываешься или просто головой ушибся в полете?

— Нет, я просто понять хочу. Ладно, я уже понял, что убивать их… что никто не одобрит… и бессмысленно. Но это же — практически другой вид. Это же — как с кошкой или лошадью. А тебе вроде нравится. Как такое может быть?

— А я вообще не брезгливый, — медленно говорит Рон. — Видишь, с тобой же разговариваю, а это не как с кошкой или лошадью, а как с комком слизней. И ничего, не вырвало даже. И рожу тебе начистить я смогу руками, без всякой магии, и не посмотрю, что противно. И даже Гарри Поттер меня не остановит… Гарри?

Что Гарри? Я сижу в кресле, смотрю на Малфоя и чувствую, что бешенство буквально захлестывает меня. Ах, убийства грязнокровок не одобрят? Какая жалость! А то можно было бы, наверное, на них охоту устраивать, в лучших традициях древних Блэков, да? Они же так на животных похожи. Другой вид. Да как смеет эта белобрысая тварь говорить такое о Гермионе, когда сам в подметки ей не годится?!

— Гарри!

Белобрысая тварь, впрочем, ничего уже не говорит. Малфой молчит, судорожно вцепившись руками в горло, будто пытаясь освободиться от невидимой хватки, и в глазах его злость и паника. Вот и прекрасно. Он это заслужил. Еще как заслужил.

— Гарри, твою мать!

— Агуаменти, — раздается сзади голос Джинни, и я подскакиваю в кресле от обрушившегося на меня потока воды. Холодной и мокрой! Она стекает по волосам, попадает за шиворот, стекает по очкам — ничего не вижу! Пока я отряхиваюсь, Джинни кидает в меня высушивающие чары и как ни в чем не бывало спрашивает:

— Ну что, отлегло? Пришел в себя? Малфой, ты как?

Малфой сидит с закрытыми глазами и старательно дышит, все еще держась за горло. Потом, сделав особенно глубокий вздох, открывает глаза и смотрит на меня.

— Ты сдурел, Поттер? Это у тебя Силенцио такое интересное, да? Ты блин понимаешь вообще, что ты меня чуть не убил? За что? За слова! За разговор! Ты, Поттер, фанатик почище Упивающихся, они не убивали за разговоры!

— Они убивали тех, кто уродился без магии, а мы — тех, кто без мозгов, — огрызаюсь я. Но огрызаюсь просто машинально. На самом деле я в ужасе, потому что только сейчас понял, что, собственно, произошло. Я же чуть его не удушил. Чуть не задушил Хорька, не вставая из кресла, непонятно как, просто потому, что мне захотелось, чтобы он заткнулся. Я, в общем, в курсе, что я опасный тип и рядом со мной вечно происходит какая-то дрянь, но похоже, я опаснее, чем полагал. Меня изолировать надо, что ли? И как ни печально это признавать, перед Малфоем действительно стыдно. Это если мягко выражаться. Поэтому, взяв небольшую паузу, я все-таки прибавил: — Извини. Я не хотел.

— «Извини»? Это все, что ты можешь мне сказать?! — продолжает завывать Малфой, но что-то в его физиономии подсказывает мне, что ему просто хочется выжать из этой ситуации как можно больше. В идеале — чтоб я подполз к нему на коленях и отписал недвижимость, конечно. Но можно еще раз двадцать извиниться. Так вот: он перебьется.

— Да, это все, что я могу сказать. Потому что ты нарывался и получил бы в любом случае, не от меня, так от Рона.

— Знаешь, я бы предпочел Уизли, пожалуй, — бурчит Малфой. — Кстати, что это было за заклинание?

Как бы так ему объяснить-то попонятнее?

— Это… было не совсем заклинание.

— Поттер, не городи чушь. Не хочешь делиться заклинанием — так и скажи, но мне правда интересно, что это за дрянь, есть ли от нее защита и откуда правильный гриффиндорский мальчик знает такую пакость.

— Да ниоткуда. Я просто разозлился, вот и все.

Малфой меняется в лице и смотрит на меня со смесью опасения и исследовательского интереса.

— Поттер. То есть ты хочешь сказать, что это у тебя был стихийный выброс?

— Ну… да, что-то вроде.

— И часто с тобой случается это «что-то вроде»?

— А тебе зачем? Чего ты прицепился вообще? — нет, правда, чего он?

— Книжку потом напишу, если выживу! — огрызается Малфой. — «Стихийные выбросы Поттера: магия и идиотизм». Просто скажи: часто?

— Ну, за последние пару недель это, кажется, третий раз

Взгляд Малфоя становится еще более заинтересованным.

— Ты вообще понимаешь, что это ненормально? Не бывает у взрослых совершеннолетних магов стихийных выбросов. Может, ты хотя бы палочку при этом в руках держал? Нет? Поздравляю, Поттер, ты влип.

Да уж, весело. Интересно, я когда-нибудь вообще избавлюсь от клейма ненормального? Казалось бы, если ты волшебник, куда уже ненормальнее-то? Оказывается, есть куда. Надо же.

— И во что именно я влип?

— Тут могут быть варианты. Либо ты сходишь с ума и поэтому не в состоянии контролировать магию и эмоции. Либо твоя магия оставляет тебя с помощью вот таких вот всплесков… кстати, тебе колдовать как, не сложно? Патронуса вызывал сегодня — не переутомился, нет? Сам вижу, что нет. Либо еще пара вариантов, вроде проклятий и страшных порч… либо есть еще один, чуть более оптимистичный вариант.

— На фоне таких предположений любой вариант оптимистичный. Ну и?

— Возможно, что-то внезапно увеличило твою магическую силу настолько, что ты не в состоянии с ней справиться, как не в состоянии справиться с магией ребенок, который только-только к ней привыкает. И это приводит нас к интересному вопросу.

— Какому же?

— Поттер, а что вы с Темным Лордом орали про Бузинную палочку во время сражения в Хогвартсе? Ты что-то знаешь про нее?

Не знаю, стоит ли отвечать на этот вопрос. Меня, разумеется, волнует вопрос, что творится с моей магией, но не настолько, чтобы раскрывать Малфою нахождение Даров Смерти.

— Он не только знает, он ее владелец, — вдруг говорит Рон, сидевший очень тихо с тех пор, как… ну да, как у меня случился очередной стихийный выброс.

— И мантия-невидимка тоже его, — говорит Джинни, присаживаясь на подлокотник моего кресла. — Мы и сами ломали голову, что такое с ним творится. Думаешь, это из-за Даров?

Интересные дела творятся в этом доме за моей спиной, оказывается. Тут обсуждают мои стихийные заморочки, беспокоятся, но почему-то никто не посвящает в это меня. Это как понимать вообще?!

— Только не злись, пожалуйста, — поспешно говорит Джинни. — Мы просто никак не могли понять, стоит ли тебя волновать такими гипотезами, если с тобой вообще-то все в порядке. Додумались до всего, кроме того, что это может быть действие Даров Смерти.

— Вы хотите сказать, что Дары Смерти действительно существуют, все три, и действуют ровно так, как описано? — уточняет Малфой.

Уизли дружно кивают.

— А Воскрешающий Камень вы тоже видели?

— Видели. И я даже использовал, — говорю я, понимая, что иначе и без меня все расскажут. — Только его я оставил… там, где никто его не достанет.

Малфой со стоном откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.

— Поттер, — тихо, но очень выразительно говорит он. — Ты даже не представляешь себе, как я тебя ненавижу. Мало того, что ты обходил меня в квиддиче и регулярно обставлял неведомым образом. Мало того, что ты меня чуть не убил, потом спас мне жизнь и на закуску зачем-то выволок из Азкабана. Ты умудрился обойти меня даже в той области, в которой ни пса не смыслишь. Ты хоть понимаешь, что если ты собрал в своих руках все три Дара, то ты теперь их хозяин, и это не изменится, где бы ты их ни кинул?

— В сказке Барда Бидля ничего про это не было.

— Естественно, не было! Потому что сказки эти — адаптированные варианты древних легенд, собранные им как попало и записанные как захотелось. Что-то сохранилось, что-то выпало при пересказе из уст в уста из века в век… а вот в библиотеке Малфой-Мэнора есть собственно легенда о Дарах Смерти. С толковыми комментариями. Ну почему, почему они попались не мне, а тебе?

— Ну, если по-честному, ты ведь был владельцем Бузинной Палочки с того… с того вечера на Астрономической Башне и до того, как мы попали в Малфой-Мэнор.

— И что, мне должно от этого полегчать? А вот не легчает почему-то.

— Ты мне вот что скажи, раз уж легенду читал. Допустим, я хозяин Даров Смерти. И что?

— И это все объясняет. Владение такими мощными предметами неизбежно меняет тебя самого и твою магию.

— Я не об этом уже, то есть, не совсем. Я имею в виду: что я теперь такого могу, из-за чего стоило собирать Дары и терпеть потом все эти стихийные штуки?

Малфой улыбается, и мне не очень нравится его улыбка.

— Честно? Понятия не имею, Поттер. И подозреваю, что никто не имеет.

И что, я должен этому радоваться?

Ночью мне снится Снейп. Или не снится. По крайней мере, я обнаруживаю себя в том же полуосвещенном зале, где мы уже дважды с ним встречались, и почти привычно сажусь за столик. Профессор подходит чуть позже, садится рядом и пристально смотрит на меня.

— Вы все-таки догадались про Дары Смерти, Поттер? Очень жаль.

— Почему жаль?

— Потому что в таком случае я проспорил Альбусу. Он утверждал, что Вы точно разберетесь в ситуации до конца года, а я полагал, что хорошо если Вы к концу жизни поймете, во что влипли. И прогадал, видимо.

— Кстати, а почему Вы так решили, сэр?

— Почему я решил, что Вы догадались? Потому что Вы здесь, Поттер, и при этом не при смерти, не в обмороке и не усыплены насильно. Даже не бредите. Просто заснули и тут же помчались обсуждать со мной последние новости — так мило!

— Приятно, что я не умираю, как раз хотел об этом спросить, но как это связано с Дарами Смерти?

— Очень просто, Поттер. До этого момента Вы не могли попасть сюда, когда просто спали. А теперь Вы осознали себя хозяином Даров Смерти, возможности ваши увеличились, Вы заснули и, совершенно не напрягаясь, даже толком не осознав свое намерение, попали в чужое посмертие. Я все еще выражаю недоумение по поводу того, что из всех возможных вариантов Вы выбрали именно мое.

— А можно было выбирать? — оживляюсь я.

— До сих пор можно выбирать, — раздраженно вздыхает Снейп. — Вы уже третий раз ко мне заходите, во всех сказках третий раз — последний. Сколько можно-то, Поттер? Оставьте меня в покое уже, сходите к кому-нибудь другому. Или еще как-нибудь развлекитесь, только без меня.

Жалко, Волдеморту он в свое время не сообщил, что третий раз — последний. Глядишь, тот бы внял и ограничился всего тремя покушениями на меня и тремя хоркруксами. Я бы здоровее был. Некоторое время мы с профессором играем в гляделки, потом мне в голову приходит идиотская мысль.

— Профессор… скажите, если Дары Смерти дают такие уж потрясающие возможности, может быть, я могу Вас… оживить?

— Не знаю, Поттер, — медленно говорит профессор. — И не советую Вам пробовать.

— Думаете, не получится? — обижаюсь я.

— Наоборот, опасаюсь, что вполне может получиться. А я совершенно не горю желанием воскресать. Ну, что вы так на меня смотрите? Сами подумайте, что меня там ждет? Утомительная борьба за то, чтобы считаться шпионом Ордена Феникса, а не Упивающимся Смертью, перспектива либо сесть в Азкабан, либо жить под грузом весьма двусмысленной славы, не дай Мерлин, дальнейшее преподавание в Хогвартсе, поскольку жить на что-то надо… можно, конечно, еще уехать из Англии, но… Поттер, у меня здесь есть дом. Я не хочу отсюда никуда.

— Но у вас же вроде и так есть дом, раз нет? — спрашиваю я и тут же сам понимаю, что ляпнул глупость.

— Я не недвижимость имею в виду, когда говорю «дом», Поттер. А некое специфическое место, вызывающее специфические ощущения, и этих ощущений то строение, которое вы имеете в виду, давно уже у меня не вызывает.

— Я понял, сэр. Но все равно жаль, что так. Мне бы хотелось что-нибудь сделать для вас, если уж я не удосужился ничего сделать, пока вы были живы.

— Вы убили Темного Лорда, этого вполне достаточно, — отмахивается Снейп. — Ну, и если бы Вы наконец-то оставили меня в покое, тоже было бы неплохо.

Я понимаю, что меня радует, что Снейп наконец-то перестал быть снисходительно-благодушным и снова желает куда-нибудь меня послать. Так гораздо спокойнее, в самом деле. Я встаю и совсем уже было собираюсь откланяться, когда вдруг соображаю:

— Так получается, Вы с самого начала знали, что дело в Дарах Смерти? И что именно из-за них я опять не умер? Знали и молчали?!

— У мертвых свои возможности, но и свои ограничения, мистер Поттер. Я вам сразу же сказал, что мог, постарался обратить ваше внимание на могущество артефактов, а дальше Вы должны были уже сами. И Вы как-то справились, хотя я не очень понимаю, как.

— Малфой помог, — неохотно признаю я. — Видимо, у него хорошая библиотека.

— Драко? — удивляется профессор. — Но как у вас получилось организовать его освобождение, если Вы сами-то все еще вне закона? Вы же еще не организовали переворот… постойте, не объясняйте. Я сам догадаюсь. Вы устроили побег из Азкабана, верно?

— Ну да. Вы же сами сказали, что нужно освободить Малфоя…

Снейп хватается за голову, буквально. По-моему, я никогда не видел у него подобных непосредственных жестов.

— Мерлин Великий, Милостивый и Всемогущий! Чтобы я еще когда-нибудь что-нибудь поручил гриффиндорцу! Разумеется, я хотел бы, чтобы Драко Малфой вышел из Азкабана, но я имел в виду: тогда, когда у вас будет официальная возможность это сделать, законными методами! Сейчас даже и не знаю, не повредили ли Вы ему и себе этим бессмысленным геройством. Драко Малфой — и побег из Азкабана, подумать только!

Да уж. Воистину, гриффиндорец слизеринца не разумеет. И наоборот, наверное, тоже. Нет, ну нормально? Я тут из кожи вон лез, Хорька спасал, для Снейпа старался, между прочим, а теперь мне еще и оправдываться за это надо! И что тут, интересно, можно сказать в оправдание?

— Профессор, из Азкабана так и не убрали дементоров.

— В самом деле? Тогда, возможно, поторопиться действительно стоило. Старшим Малфоям проще, у них Окклюменция хорошо поставлена. А у Драко еще не настолько. И все же… нет, Поттер, все-таки никогда не пойму, как Вас заносит во все эти приключения. Ужасно… ну, зато вы везучий. Прощайте, мистер Поттер, надеюсь, что если не навсегда, то очень надолго.

— Прощайте, профессор. Только как мне отсюда выбраться?

— Попробуйте выйти через дверь.

И я выхожу через дверь. Открываю глаза, закрываю их снова и сплю до самого утра — без всяких загробных снов.

А утро для меня начинается с подслушивания. Это уже становится доброй традицией, я постоянно кого-то подслушиваю! В этот раз, например, спокойно шел на кухню, выпить кофе и позавтракать, услышал голос Малфоя, остановился на секунду, решая, хочу ли я лицезреть его рожу с утра пораньше, да так и остался стоять и слушать.

— И чего вы так носитесь со своим Поттером, я не могу понять? Да, он везучий, но кроме этого-то какие у него достоинства? Гонора много, нервов, крику, идиотизма, вот и весь ваш герой. Вот скажи мне, Уизли, что хорошего в Поттере?

— С ним не скучно, — отвечает Джинни, и я слышу, как она улыбается.

— И все? Больше тебе сказать нечего? Ты же вроде как в него влюблена, я не перепутал?

— Не перепутал. Ну и что?

— Ну для влюбленной ты как-то очень сдержанно о нем говоришь. Это, знаешь ли, довольно подозрительно.

— А ты хотел ведро розовых соплей, что ли? — фыркает Джинни. — Ну извини, ничем не могу помочь. За этим — к фанаткам Гарри, у нас вон отдельная кучка писем на шкафу лежит, видишь? Можешь почитать, там доступно написано, чем он хорош. А я лучше все это скажу ему лично.

— Понятно. То есть ты действительно просто отхватила себе героя, по расчету, и теперь морочишь ему голову, — насмешливо тянет Малфой.

— Малфой, Малфой, — вздыхает Джинни. — Мальчик со здоровенным кривым зеркалом в глазу. Тяжело тебе живется, да? Кругом циничные расчетливые твари вроде меня, нищеброды Уизли, наглые грязнокровки, рвущиеся занять твое место, идиоты вроде Гарри Поттера… и среди всего этого стоишь ты, весь такой красивый, в цветах Слизерина, и страшно страдаешь от человеческого несовершенства, да?

— Ну, знаешь, Уизли… что ж ты тогда со мной разговариваешь, если думаешь, что я кругом не прав?

— А мне за тебя Луна поручилась. Сказала, ты еще не совсем потерян для общества.

— И какая разница, что обо мне сказала эта…

— О! Точно! И ненормальные еще кругом, да? Бедненький Малфой. Ты бы глаза-то разул при случае, столько нового узнал бы!

— Ладно, к драклам эту тему, я все равно не понимаю, что ты мне хочешь сказать. Но признай, ты хорошо устроилась. Влюбиться в героя — это беспроигрышный ход, преклоняюсь просто. Легко, приятно и прибыльно.

Джинни издает некий звук, в котором я не без труда узнаю смешок.

— Думать, что любить героя легко и приятно, может только полная дура. И не смотри на меня так, Малфой, я знаю, о чем говорю, сама такой была аж до школы. И даже, наверное, первые два курса, хотя тогда я уже начала сомневаться.

— Что ж так? Чем тебе герой не угодил?

— Он меня спас от Василиска.

— От кого?!

— А, ты же в Азкабане газеты не читал. Вся Магическая Британия ныне знает эту историю во всех или почти всех подробностях. Василиск — это такая большая змея. От его взгляда все каменеет. А еще у Василиска есть яд. Кстати, странно, что ты не знаешь, твой отец к той истории тоже руку приложил. Вот не надо сейчас так оскорблено вскидываться, я не обвинениями бросаюсь, а просто рассказываю, как было дело.

— И Поттер спас тебя от Василиска?!

— К слову о том, чем он хорош, да? Ты много знаешь мальчиков двенадцати лет, которые полезли бы вытаскивать какую-то малявку аж из Тайной Комнаты?

— Ну так я и говорю — идиотизм. Этого у него через край. Итак, Поттер тебя спас. И что плохо в этой истории? По-моему, для полной идиотки это вполне прекрасная ситуация. Практически как в сказках.

— Ты прав. Только я оказалась не совсем полной идиоткой. И до меня дошло, что любить героя очень хлопотно. Он будет постоянно кого-то спасать, с ним что-то будет приключаться, его могут ранить и даже убить, а я все это время буду переживать за него, и далеко не всегда смогу быть рядом. И? Чего хорошего?

— Чего ж ты тогда не бросила это дело, раз тебе это не нравится?

— Понимаешь какое дело… героя я любить перестала, потому что дурное это занятие, как я и говорила. А вот Гарри Поттера так и не разлюбила. Пришлось учиться снова получать удовольствие от того, что он такой герой и с ним вечно что-то происходит. Получается, конечно, с переменным успехом, но все-таки получается.

— Уизли, ты меня вконец запутала, — вздыхает Малфой.

— Это ничего, главное, что сама не запуталась, — отвечает Джинни. Какое-то время они молчат, и я выбираю этот момент, чтобы все-таки зайти на кухню. Переступив зачарованный порог, я чувствую запах кофе. Джинни радуется:

— Доброе утро, Гарри! Наконец-то я поняла, для кого кофе варю. А то стою поставила зачем-то, стою и гадаю: неужели придется самой пить?

— Доброе утро. Ну, самой все пить не обязательно, но компанию составишь?

— Пожалуй, — кивает Джинни и достает из шкафа вторую чашку.

— А я пойду в библиотеку, пожалуй, — объявляет Малфой. — Подозреваю, в этом доме это единственное место, где можно остаться в одиночестве.

— Угу, если сильно повезет, — улыбается Джинни. — А если не повезет, там окопался наш местный Рейвенкло и Сьюзан Боунс. И, возможно, Гермиона, если она не в лаборатории.

— Обрадовала, — кривится Малфой, но все-таки уходит.

Джинни наливает нам кофе, садится напротив меня, внимательно осматривает и ехидно ухмыляется:

— Подслушивал, небось?

— Было дело. А как ты узнала?

— Взгляд у тебя был очень выразительный, когда ты вошел. Возмущенный такой. Хорошо, Малфой не видел, а то распсиховался бы опять.

— Говоришь, Луна за него поручилась?

— Да, говорит, он неплохой, просто…

— Просто придурок.

— Ну да. Но обучаемый. Вот оклемается от Азкабана и начнет обучаться.

— Надеюсь, это случится в этом году, — вздыхаю я. — Но меня больше другое интересует. Ты, помнится, Малфою сказала, что мне лично расскажешь — ну, ты поняла же, да? — почему-то я никак не могу подыскать формулировку, на ум приходит только «ведро розовых соплей», по выражению Джинни, но это не совсем то, в чем я сейчас нуждаюсь.

— Поняла, — говорит Джинни, допивает кофе и пересаживается поближе ко мне. — И расскажу, и покажу, хоть сейчас.

Джинни целует меня, и я думаю, что демонстрация — это гораздо лучше, чем рассказ.

— Гарри, я тут подумала, — говорит Гермиона, стремительно заходя на кухню, потом сдавленно ойкает, отступает и уже откуда-то с порога возмущается: — Ну, знаете, ребята! Ладно я, у меня психика крепкая, но мало ли кого могло бы на кухню занести, вы бы хоть о других подумали!

Примерно три очень долгих секунды я тщетно пытаюсь сообразить, зачем нам тут Гермиона, что именно я должен думать о каких-то «других», что я должен ей отвечать и почему я вообще должен это делать, у меня, вообще-то, есть занятия поинтереснее! Но потом я прихожу в себя и в недоумение:

— А что, собственно, такого? Ничего особо неприличного, по-моему, не происходит, — и ведь правда, нам даже толком себя приводить в порядок не надо. Ну, Джинни растрепанная немного, я, наверное, тоже, ну и что? — Подумаешь, немного увлеклись.

— Ну, просто мне вчера примерно за это же выговаривал Малфой, я решила при случае на ком-нибудь отыграться. Так получилось, что это оказались вы, — улыбается Гермиона. А я понимаю, что, кажется, уже почти в состоянии думать головой.

— Так что ты там такого интересного подумала?

— А! Точно! Я подумала, что если Малфой прав насчет Даров Смерти — да, мне Рон уже рассказал, — то надо же изучить твои возможности, вполне возможно, они помогут нам побыстрее разобраться со всей этой идиотской ситуацией.

— Как, интересно? Всех убить?

— Почему убить? — замирает Гермиона.

— Ну, знаешь, Дары Смерти — это должно быть что-то такое… про смерть, тебе так не кажется?

— Ни фига, — подает голос Джинни. — Про смерть у нас только Старшая Палочка. Мантия-Невидимка — это уже не совсем про смерть, а камень вот наоборот — Воскрешающий.

— Да где теперь тот камень, — отмахиваюсь я. — К тому же, никого он по-настоящему не воскрешал, да и…

— А ведь точно! Будь у нас Воскрешающий Камень, мы могли бы посоветоваться с кем-нибудь, например, с Дамблдором или Кингсли, — оживляется Гермиона, но тут же разочарованно вздыхает. — Но ты говоришь, его нету, да?

— Ну да. Я же его в лесу оставил, когда к Волдеморту шел. Теперь, небось, и сам не найду, где именно.

Гермиона неодобрительно качает головой, всем своим видом демонстрируя, как она относится к разбазариванию ценных — и полезных, как выяснилось! — артефактов, а я вдруг вспоминаю, что ночью профессор Снейп сказал мне…

— Но я и без него могу посоветоваться с кем угодно.

— Откуда ты знаешь?

— Уже пробовал. Только до сих пор попадал исключительно к Снейпу. Но нынче ночью он мне сказал, что это я сам дурак и так выбрал, а вообще-то мог попасть к кому бы захотел.

— И ты молчал? — хором возмущаются девочки.

— Ну а вы бы мне поверили, что это не просто сны такие, если бы мы не выяснили про Дары Смерти?

— Ну… а может, поверили бы!

— Да ладно, я и сам себе не до конца в этом вопросе верил. Вот, вчера наконец поверил окончательно и бесповоротно, и могу и вам рассказать.

И я рассказываю им о наших встречах со Снейпом, и тогда, когда Гермиона меня усыпила, и после той Авады, и то, что мне приснилось сегодня. Только наш разговор про воскрешение и про то, что Снейп считает, что у меня могло бы получиться, удерживаю при себе. Сначала надо это самому обдумать.

— Так это же отлично! — к Гермионе возвращается ее деловой настрой. — Сейчас мы тебя быстренько усыпим…

— Эй, а мое мнение не учитывается?! — возмущаюсь я, но, честно говоря, не совсем по-настоящему. Я и сам уже успел подумать, что это вполне разумный вариант. Ну, по крайней мере, напрашивающийся.

— Сейчас мы тебя быстренько, с твоего разрешения, усыпим, и пойдешь встретишься… да хоть с профессором Дамблдором! Возможно, у него есть пара-тройка дельных советов для тебя?

— А если нет? — спрашиваю я, потому что мне уже интересно, к кому она собирается меня отправить после Дамблдора.

— Нет уж, пусть лучше они будут! — грозно говорит Гермиона. Мы с Джинни переглядываемся и улыбаемся. Все-таки она такая смешная временами, это что-то! — Что я такого сказала? Что вы ржете?

Что-что. Просто так. От полноты чувств. А может быть, от истерики. По крайней мере, я только начинаю осознавать открывающиеся мне возможности. И Мерлин с ним, с Министерством! Мама и папа, Сириус, Седрик Диггори… Фред, Ремус и Тонкс. Столько людей, с которыми я недоговорил, не успел спросить, не успел сказать, и профессор Дамблдор тоже среди них, хотя отнюдь не на первом месте. Столько людей, которых мне так важно увидеть, у которых нужно попросить прощения, и теперь… теперь, получается, я могу просто взять и сделать это?! Без Воскрешающего Камня, не на смерть собираясь, а просто — взять, прийти, поговорить? И вот что делать, когда все это внезапно осознаешь? Тут либо смеяться, либо плакать от этого всего. И лично я сегодня выбираю смеяться.

Но когда у меня почти под носом оказывается сонное зелье, я успокаиваюсь, потому что подозреваю, что именно от моего настроя зависит, куда я сейчас попаду. И пусть я хотел бы навестить очень многих, сейчас я все-таки не готов. Это подождет. То есть, я очень надеюсь, что они подождут меня. А сейчас я собираюсь именно к профессору Дамблдору, и будет неловко, если вместо него я попаду, скажем, к Сириусу. Хотя нет, это еще ничего. Гораздо более неловко будет, если я снова окажусь у Снейпа. Нет, даже думать о таком не буду. Ну его. Лучше уж буду думать про профессора Дамблдора. Вдруг у него и правда есть что сказать мне? И кстати…

— Ты бы мне набросала, что ли, список вопросов, а то я пока даже не очень понимаю, что именно спрашивать-то у него. «Профессор, что нам делать», так, что ли?

— А смысл? — безмятежно отзывается Гермиона. — Ты заснешь, список останется здесь, с твоим спящим телом, и вряд ли его наличие сможет тебе помочь.

— Между прочим, мы не знаем, останется ли список здесь, — вдруг говорит Джинни.

— Ну, логично предположить, что это так.

— Логично предположить, что если человек разговаривает во сне с тем, кто уже умер, то тот ему просто приснился. А у Гарри… — а у меня все не как у людей, да. — Короче, я предлагаю проверить.

— И правда, — кивает Гермиона и присаживается за стол. Она пишет и бубнит что-то себе под нос, я слышу обрывки фраз «прецедент», «новая магическая конституция», «давно нуждается в пересмотре»…

— Эй, ты не увлекайся! Не забывай, что мне придется запоминать ответы профессора на твои заковыристые вопросы! Может, лучше не задавать их все сразу? Чем меньше будет вопросов, тем больше вероятность, что я смогу связно пересказать наш разговор после пробуждения.

— Если так сложно запомнить, возьми с собой ручку тоже, запишешь, — говорит Гермиона и вручает мне список и ручку.

Я разворачиваю список, чтобы просмотреть написанное, но буквы расплываются у меня перед глазами, и я понимаю, что Гермиона уже сунула мне под нос свое сонное зелье. Это она, конечно, поторопилась.

Я оглядываюсь и вижу, что оказался в кабинете директора в Хогвартсе — в таком, каким я его запомнил. Я сижу за столом, а напротив меня в кресле сидит профессор Дамблдор. В руках у меня ручка и Гермионин список вопросов. Ну надо же, удалось притащить их с собой!

— Здравствуй, Гарри, — говорит профессор. — Рад снова встретиться с тобой, и рад видеть тебя в добром здравии.

— Здравствуйте, профессор, я тоже очень рад вас видеть, — говорю я и растерянно замолкаю, потому что не понимаю, как продолжить разговор. Вроде бы, нехорошо вот так сразу набрасываться на человека с вопросами. С другой стороны, вести светскую беседу в таких обстоятельствах тоже как-то странно. Да и о чем? Не о погоде же! — Значит, вот как выглядит ваше посмертие?

Молодец, Гарри. Нашел легкую, ни к чему не обязывающую тему для разговора. А деликатный-то какой, аж жуть!

— Нет, оно выглядит немного иначе, — улыбается профессор Дамблдор. — Но я решил, что это место вполне подходит для нашего разговора. Привычное и уютное, не правда ли?

— Да, пожалуй, — я смотрю на портреты директоров на стенах, пытаюсь понять, двигаются ли они или нет, и если да, то связаны ли эти портреты с теми, что висят в настоящем Хогвартсе? Я всматриваюсь в них, но они раз за разом ускользают от моего внимания, и в конце концов я сдаюсь. Мало ли что там такое нарисовано. Может быть, действительно лучше и не смотреть.

— Вот и отлично, я рад, что тебе тоже нравится. Я также рад, что ты и твои друзья сумели догадаться о Дарах Смерти. Вы молодцы, а я выиграл заключенное с профессором Снейпом пари. Но думаю, ты пришел не для того, чтобы слушать, чему еще я рад (хотя я долго мог бы перечислять). Могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

— Да, профессор. Дело в том, что у нас сложилась довольно непростая ситуация…

— Да, я немного знаю об этом. В общих чертах, конечно.

— Ну и вот. Мы решили, что, поскольку вы лучше нас разбираетесь в работе Министерства Магии, и Визенгамота, и чего бы то ни было еще, вы могли бы дать нам пару советов. А, и у меня тут целый список вопросов от Гермионы, сейчас…

Я разворачиваю листок со списком и вижу только размытые строчки, ни одного понятного слова, да я даже ни одной буквы разобрать не могу. Вот так я и знал, что нужно было сначала прочитать список, а потом уже отправляться сюда!

— Так, похоже, списка у меня все-таки нет. Придется импровизировать.

— Ничего, — улыбается профессор Дамблдор. — Насколько я помню, импровизации тебе обычно удавались очень неплохо.

— Понимаете, я чувствую, что мы застряли. Сначала, когда я только убежал из-под стражи, мне казалось, что все просто, что сейчас мы быстро-быстро все изменим. Я не очень, правда, понимал, как именно, но у меня все время были конкретные цели: выбраться, вытащить друзей, припугнуть Министерство, протолкнуть в газеты свою версию событий, вызволить Амелию Боунс и помочь ей легализоваться, нейтрализовать Ранкорна и Амбридж… и вот, мы все это сделали! Мы все в доме на Гриммо, нас никто не может достать, Рита Скитер бодро ведет полемику с «Пророком», с нее все еще причитается несколько статей, а сегодня в газетах должно появиться известие о чудесно воскресшей мадам Боунс, Ранкорн и Амбридж… приболели и пока что лечатся, а потому больше никаких инциатив от Министерства не поступает, этим в основном они и занимались. Казалось бы, все идет по плану, но главное-то так и не изменилось! Мы по-прежнему вне закона, поэтому по-прежнему заперты на Гриммо, и совершенно непонятно, сколько времени это продлится. И вообще, непонятно, что еще сделать-то? Как происходит смена власти? То есть, я видел, как это сделал Волдеморт, и мне поначалу казалось — простите за ужасные слова, профессор, — что я смогу сделать примерно то же самое. Но чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что вот так вот я не могу. Не через убийство. Это уже недопустимо. Еще я помню, как Фадж отправился в отставку, когда Волдеморт (ну и мы тоже) разгромил Отдел Тайн. Но я по-прежнему не понимаю, как это произошло. Кто, как выражается Гермиона, инициировал эту отставку? Или он ушел сам, потому что иначе было неприлично? Или как? И что является исчерпывающим поводом для отставки Министра Магии? Достаточно ли серьезных служебных прегрешений, или обязательно нужен еще один Темный Лорд? В общем, вот. Столько всего сделали, и застряли на самом главном. Профессор, почему вы молчите?

Профессор Дамблдор сидит напротив меня, подперев рукой подбородок, и смотрит задумчиво и немного насмешливо.

— Кажется, у маглов есть такие смешные врачи, которые не дают зелий и не проводят осмотры, а просто слушают, что говорит посетитель. Это так, Гарри?

— Кажется, да, — неуверенно киваю я. Мои познания о психологах ограничиваются отрывками из двух-трех фильмов, которые я почти случайно сумел увидеть, когда жил у Дурслей, но то, что я там видел, вполне подходит под это описание.

— Кажется, тебе тоже давно пора было выговориться. Вот я и решил немного помолчать. Кстати, это помогло?

Профессор подается вперед, кажется, его действительно интересует этот вопрос. Я честно прислушиваюсь к себе.

— Извините, но не очень помогло. То есть… наверное, все-таки да. Я хотя бы смог сформулировать нашу главную проблему. Ну, или только мою проблему, но кажется, если проблема моя, то она уже общая. Плохо то, что у меня по-прежнему нет решения для этой проблемы.

— Ну что же, это ведь тоже результат. И даже, возможно, достаточно важный. Итак, насколько я понимаю, у вас две основные задачи. Во-первых, вам нужно сменить статус террористов вне закона на что-нибудь более респектабельное и подходящее для нормальной жизни. Например, на статус Героев Войны. Не нравится формулировка? Ну, зато это удобно. Во-вторых, вам нужно устроить отставку нынешнего министра и его заместителя. К сожалению, вынужден согласиться с тобой: ни у мисс Амбридж, ни у мистера Ранкорна нет талантов политика и руководителя. Это была бы не такая уж большая беда, однако способности мисс Амбридж нам с тобой прекрасно известны. Ну а мистер Ранкорн за прошедший год, если я не ошибаюсь, показал себя искренним приверженцем политики Упивающихся Смертью. Было бы странно победить Волдеморта и после этого уступить его последователю. Думаю, стоит считать, что это просто последний бой той войны, которую вы уже выиграли.

Я сижу и киваю в такт. Профессор, конечно, правильно говорит, но он то ли тоже не знает, что, собственно, делать-то, либо… когда ж он уже вступление-то закончит?

— Извини старика, я действительно люблю поговорить, а когда еще попадется такой живой собеседник? Впрочем, я уже почти добрался до сути. Мне кажется, сейчас самое время наконец-то явиться в суд.

— Что?! Но профессор, ведь все для того и затевалось, чтобы… Это было бы хуже, чем летом перед пятым курсом, а ведь тогда я был кругом прав, и все равно только вы и смогли меня спасти! Вы же знаете эти суды, у меня там не было ни единого шанса!

— Совершенно верно. Тогда, до твоего побега, у тебя действительно было мало шансов. Я бы не сказал, что «ни единого», но очень, очень немного. Сейчас ситуация изменилась, и ты вполне можешь выиграть дело, особенно если Министр и Помощник Министра по-прежнему будут нездоровы, а мадам Боунс вновь войдет в число судей Визенгамота. Вполне возможно, у тебя там больше сторонников, чем ты думаешь. Уверен, у тебя есть способ это узнать.

А я вот пока не уверен. Но если профессор так говорит… записки! Записки из Министерства, которые мне передал Артур Уизли! Мы читали их, изучали, но мы не подумали, что среди тех, кто их писал, могут оказаться и члены Визенгамота. А ведь могут! По крайней мере, стоит это проверить.

— Но даже если так, — говорю я, — нас же не могут оправдать только за то, что мы победили Волдеморта. После того, что говорил в своих интервью Ранкорн, этот аргумент уже перестал быть существенным. А кроме него у нас толком ничего и нет.

— Ты ошибаешься, Гарри, — мягко говорит профессор Дамблдор. — Вам есть что сказать в свою защиту. Возможно, ты слишком привык к тому, что оправдания не помогают, поэтому не можешь их подыскать? Думаю, тебе стоит обсудить это с Кингсли. Уверен, он поможет тебе выработать линию защиты. А я пока что хочу обратить твое внимание на еще одно обстоятельство. Визенгамот имеет право инициировать отставку Министра Магии, если в ходе заседания вскроются какие-нибудь совсем уж неприятные факты. Возможно, тебе стоит поспособствовать тому, чтобы эти факты до Визенгамота донести. И это тоже будет довольно удобно сделать на слушании твоего дела.

— Вы действительно считаете, что у нас может получиться?

— Поверь мне, все не просто может получиться, все действительно получится. Еще и развлечемся при этом, долго будет что вспомнить.

Мне бы его уверенность! Профессор Дамблдор подмигивает мне и встает из-за стола.

— Думаю, мы не раз еще увидимся, Гарри. А пока навести мистера Шеклбота, это наверняка будет очень полезный визит.

— Спасибо, сэр, я так и сделаю.

В окно влетает прекрасная птица с длинным огненным хвостом. Феникс! Он делает круг по комнате, задевает крылом мою щеку, а потом садится на плечо к профессору Дамблдору.

— Профессор, это ведь Фоукс?

— Да, Гарри, это он. Думаю, он рад, что ты узнал его. Предваряя твой вопрос: нет, конечно, Фоукс не умер, ведь фениксы бессмертны. Просто им, в отличие от нас, совершенно все равно, где находиться: среди живых или среди мертвых. Прекрасные птицы, не правда ли? До встречи, мой мальчик.

Профессор и Фоукс исчезают в огненной вспышке, а я просыпаюсь.

— Он назвал меня «мой мальчик» всего один раз, когда прощался. Интересно, это что-нибудь значит? — вслух спрашиваю я.

— Очень познавательно, Поттер. Ты всегда пересказываешь свои сны всем, кто под руку подвернется? — вот только Малфоя мне спросонок и не хватало!

Я надеваю очки, приподнимаюсь и обнаруживаю, что в кресле рядом сидят Рон и Гермиона, в соседнем примостился Малфой, у подоконника возится с каким-то горшком Невилл, а в ногах у меня сидит Джинни.

— И снова доброе утро, — улыбается она.

— Надеюсь, он сказал тебе что-нибудь существенное? — интересуется Гермиона.

— Сказал. Правда, я не задал ему ни единого вопроса из твоего списка.

— Вот видишь, я же говорила, что не получится! — Гермиона торжествующе смотрит на Джинни.

— Пронести его с собой мне удалось, и ручку тоже, — Джинни показывает Гермионе язык. — А вот прочитать, что там написано, не получилось. И я почти уверен, что это из-за того, что я его не прочитал перед тем, как заснуть. Ты поторопилась.

— Обидно, — Гермиона задумалась на пару секунд. — Но ты же можешь еще раз туда отправиться?

— Не сегодня. Сегодня мне еще кое к кому надо…

— Мне одному кажется, что все свихнулись на снах Поттера? У вас других тем для разговора нет?

— А ты заткни уши и не слушай, — строго говорит Рон.

— Да ну вас всех, — фыркает Малфой, встает и уходит. Ну и слава Мерлину.

— Психованный он все-таки, — пожимает плечами Рон.

— Мне кажется, ему просто обидно. Мы тут явно что-то важное обсуждаем, а объяснять не хотим, — вступается за честь Малфоя Гермиона.

— Ну так спросил бы, если так интересно.

— А он и спросил. Два раза. Подразумевалось, наверное, что после его высказываний про сны мы ему расскажем, что на самом деле происходит.

— С ума сойти, как у некоторых все сложно.

— Мне, между прочим, тоже интересно, поэтому я прямо спрашиваю: что тут у вас происходит? — подает голос Невилл, не отходя, впрочем, от подоконника.

— У нас тут Гарри ходил советоваться с профессором Дамблдором, а теперь не хочет рассказывать, что он ему сказал.

Во дают, а.

— Я просто слова вставить не могу, поэтому и не рассказываю. Если вкратце, то он считает, что у нас в нынешней ситуации есть шанс отбиться через суд и заодно инициировать отставку Министра Магии. Поэтому я сейчас пойду общаться с Кингсли Шеклботом, кто-нибудь пусть разберет записки из министерства на предмет того, есть ли среди авторов члены Визенгамота — наверняка же нас полным составом судить будут. И пусть все принесут мне списки, в чем их обвиняют, — я помолчу, перевожу дыхание и вдруг вспоминаю. — А, и если кто-нибудь в курсе, напишите мне полный список моих преступлений, а то я уже половину забыл. И дайте мне все это прочитать перед тем, как зелье под нос совать!

Я строго смотрю на Гермиону, она так же строго смотрит на меня — поняла, мол, уже, мог бы и не объяснять.

— Свои преступления я сейчас набросаю, у меня всего один пункт, кража меча Гриффиндора, — говорит Невилл. — Но если вы думаете, что я что-нибудь понял, то вы сильно ошибаетесь.

Автор с сожалением признает, что плохо разбирается в законах Британии и Магической Британии, и в российских тоже не очень, и даже закон джунглей недоступен авторскому пониманию. Поэтому при написании данной главы руководствуется исключительно логикой, да и то слегка альтернативной.

Массивный рабочий стол с кучей папок, равномерно разбросанных по столешнице, кажется немного неуместным посреди пустыни, но это ничего, потому что за столом сидит Кингсли Шеклбот и ржет так, что уши закладывает.

— Вот уж не думал, что после смерти буду работать юридическим консультантом. Ну, вы, ребята, даете, порадовали старика!

Старик из него примерно такой же, как из меня, но я не спорю, я все еще в обалдении рассматриваю окружающий нас мир.

— Так, давай сюда свои бумажки, посмотрим, что у них на вас есть. И что у вас есть на них.

На этот раз я прочитал все, что мне принесли, перед тем, как отправиться сюда, и как ни странно, это сработало. Поэтому я послушно протягиваю Кингсли кипу исписанных разными почерками бумажек, и несколько минут он сосредоточенно их изучает. Я тем временем отстраненно удивляюсь, почему мне совсем не жарко, ведь по идее, здесь должно быть чуть ли не пекло, и отмахиваюсь от летающих вокруг светлых хлопьев. Я принимаю их за снег, но когда на моей ладони остается очередной грязный след, вдруг понимаю: это пепел.

Кингсли с размаху хлопает бумагами по столу, пепел разлетается в разные стороны.

— Ну, должен сказать, все небезнадежно. Кое-что решается вообще очень просто, при условии присутствия на заседании хотя бы трех-четырех здравомыслящих судей. Большинству инкриминируют состояние в тайном обществе — это они про Армию Дамблдора. Однако декрет, который это запрещает, уже пару лет как отменили, соответственно, их единственный шанс — доказать, что тайное общество имело дурные цели. Вот пусть попробуют. И многократное неповиновение преподавателям, а это уж совсем легко. Или вот, кража меча Гриффиндора. Тот, кто додумался до такого обвинения, либо идиот, либо весьма благоволит мистеру Лонгботтому и мисс Лавгуд. Насколько я помню, еще позапрошлый Министр Магии авторитетно заявил, что меч является школьным имуществом, а кража школьного имущества учеником — это внутреннее дело школы, которое может дойти до Визенгамота только с ведома директора и по его решению. Уверен, Снейп разобрался с ними еще когда поймал...

— Да, он им взыскание назначил...

— Следовательно, если они его отработали, вопрос исчерпан. Это раз. Два: если подобное обвинение могли предъявить только по решению директора Хогвартса, возникает вопрос: неужто Снейп нашел время на такую ерунду? Или наша Минерва совсем умом тронулась? Очень сомневаюсь, в обоих случаях. А значит, имеет место нарушение процедуры, требуем с Визенгамота компенсацию за идиотизм, содержание под стражей и порчу репутации, берем сливочного пива и закусок, садимся в первый ряд, наслаждаемся представлением «поиск виноватого».

Я не выдерживаю и ухмыляюсь. Кингсли тоже ухмыляется и снова утыкается в бумаги.

— Еще довольно просто решается вопрос с кражей домовика, это примерно тот же уровень идиотизма, что и в прошлом обвинении. Я не очень понимаю, что они имеют в виду, да они и сами, кажется, не очень понимают, поэтому смешивают два разных случая: когда ты увел эльфа у Малфоев и когда ты с его помощью сбежал из Малфой-мэнора. Если они будут напирать на второе, то на момент, когда Добби пришел вам на помощь, он совершенно точно числился эльфом Хогвартса, это проверяется по документам, поэтому все претензии отваливаются сами. Ну а что касается первого случая — пусть докажут. Пусть вызывают Малфоя-старшего, пусть он рассказывает, как было дело. Лучше бы, конечно, это с ним согласовать, но вполне возможно, что он сообразит, что к чему, и решит, что это было небольшое недоразумение, а не акт хищения. Но я бы вот что еще посоветовал... считай это моим подарком вашей Гермионе, насколько я помню, девочка была помешана на свободе для эльфов. Ну, вот пусть и поднимет вопрос, можно ли украсть наделенное собственной волей существо. Магическое общество, безусловно, не оценит, но вопрос хотя бы побудет какое-нибудь время на слуху, это уже неплохо.

Я, разумеется, записываю ценные рекомендации. Надеюсь, мне удастся пронести их с собой обратно, а то ведь непременно что-нибудь забуду!

— Гринготтс, насколько я понял, претензий к вам больше не имеет. Не факт, что Министерство и Визенгамот в курсе, они как-то вечно упускают гоблинов из виду, так всегда было, это уже традиция, зато Аврорат в курсе уж наверняка. Ты, конечно, на всякий случай уточни у кого-нибудь, да хоть бы у Билла, что они по этому поводу предприняли, но это так, перестраховка. Так что абсолютно все, что происходило в банке, можно не учитывать, поскольку оно будет объявлено «проверкой безопасности банка», и если это случится только на суде, вам же лучше, больше смешных вытянутых рож увидите. Так, что еще?.. Если вам будут приписывать организацию побега из Азкабана, тут же выкатываете встречную претензию, про наличие там дементоров, в то время как газеты трубили, что их там больше нет. Хотя нет, можете даже первыми поднять эту тему, ибо все, что компрометирует нынешнего Министра, будет уместно. Скажете, были добровольными общественными наблюдателями, решили проверить, как обстоят дела, ну, в общем, думаю, Грейнджер справится, она такую риторику имитировать умеет, насколько я ее помню. Побег из-под стражи любого из вас возвращает нас к вопросу незаконного задержания и компенсации за него, тоже несложно. Чуть сложнее с Джинни Уизли, но думаю, если пригласить независимого эксперта, который освидетельствует ее, выяснится, что в лечении она не нуждается, ну и вуаля, получается, ты спас их еще и от компенсации вреда, нанесенного ее здоровью.

— Где ж независимого эксперта-то найти?

— А я знаю? Ищи, подключи Минерву, подключи Орден. Возможно, даже кто-нибудь из Мунго на это пойдет, если хорошо уговорить, а авторитету тамошних колдомедиков доверяют и члены Визенгамота.

На этом месте Кингсли вздохнул и помрачнел.

— Остается самое паршивое. Пропуск года обучения, кража волшебных палочек, незаконное использование оборотного зелья. И этот твой Круциатус, Гарри. Я, конечно, очень тебя понимаю, но надо же было так подставиться! От этих обвинений придется отбиваться одним ударом. Чтобы действительно отбиться, тебе придется проделать действительно серьезную работу: доказать, что у тебя были основания действовать по законам военного времени. Министерство будет доказывать, что это был политический кризис, а во время политического кризиса никто не пытает противников Круциатусом и не убивает. Ну, то есть, всякое бывает, но это уголовно наказуемо. Если судить твои действия по законам мирного времени, у тебя нет ни единого шанса отмазаться. Но если ты сможешь доказать членам Визенгамота, что это была война, они твои. И тебе простят все, что накопают. Еще и отпустят, кого скажешь, пересмотрят дела и извинятся. А вот если доказать не сумеешь, окажешься в дерьме, и это будет очень трудно исправить.

Я в ступоре смотрю на Шеклбота.

— Это как-то... глупо, нет? Странно доказывать то, что в доказательствах не нуждается. Они сами-то где были весь этот год, члены Визенгамота?

— Они-то? Дома сидели, почитывали «Пророк», ходили на работу, пореже выходили на улицу, чтобы не увидеть там что-нибудь особо неприятное и рушащее привычную картину мира. Они в большинстве своем чистокровные в Мерлин знает каком поколении, им было достаточно просто поверить, что ничего ужасного не происходит. Их же не трогали. Сделать над собой небольшое такое усилие...

А мне-то казалось, что зацепило абсолютно всех. А оно вон как.

— Как-то даже не очень понимаю, о чем мне с ними разговаривать, в таком случае.

— А вот как раз о том, что они пропустили или не заметили. И учти, что многие из них тебя слушать не захотят и будут говорить, что все это не относится к твоему делу, и формально будут правы. Поэтому тебе придется найти такую форму изложения, чтобы зацепило всех, и чтобы тебя выслушали.

Всего-то. Сделать так, чтобы пятьдесят (или сколько их там?) взрослых чистокровных магов сидели и слушали, что прогульщик Гарри Поттер, не закончивший Хогвартс, думает о «политическом кризисе». А можно мне вместо этого еще одного Волдеморта, а?

— И как это сделать-то?

— А вот даже и не знаю. Но уверен, что ты придумаешь, как это сделать. Не могу сказать, что другого выхода у тебя нет, но этот действительно самый простой. Все остальные грязнее и хлопотнее.

Наверное, мистер Шеклбот прав, особенно если учесть, что Волдеморта я уже победил, и проблем с законом это не только не решило, но и добавило.

— Да, хорошо придется думать. И долго.

— Ну, у вас там много голов, среди них есть и светлые. Вот и займетесь вместе. Мозговой штурм — отличная вещь, рекомендую. А, да! Забыл самое главное сказать. Все это может сработать только при одном условии: если суд будет публичным. Если там будут зрители, в том числе представители прессы, и не только «Пророка». Делай что хочешь, как хочешь извернись, узлом завяжись, но сделай! И тогда успех становится очень, очень вероятным.

— Мистер Шеклбот, я даже не представляю, как это сделать!

— Я тоже, — улыбнулся Кингсли. — Но с удовольствием посмотрю, как ты выкрутишься.

Мне бы его уверенность, что я выкручусь! Но мне, кажется, уверенности не положено.

— В общем, Гарри, заходи иногда. Я, конечно, теперь буду внимательнее следить за событиями, хотя бы через Альбуса Дамблдора, но подозреваю, что все самое интересное все равно можно будет узнать только напрямую от тебя.

— Обязательно зайду, и еще не раз, — твердо обещаю я, собираю записи и просыпаюсь.

Некоторое время я лежу, не открывая глаз, ощущая левым боком тепло пристроившейся рядом Джинни.

— Я же чувствую, что ты проснулся, — наконец говорит она. — Ты дышишь по-другому.

— Но мне же не обязательно прямо сейчас вскакивать, да?

— Совершенно не обязательно. Но минут через пять сюда примчится Гермиона, она на тебя какую-то хитрую следилку навесила, чтобы знать, когда ты проснешься.

— И почему это меня даже не удивляет?..

К тому моменту, как прибегает Гермиона, я уже достаточно бодр и сообразителен, чтобы достать из кармана свои записи, отряхнуть их от пепла и вручить ей.

— Так, получается, у нас три важные задачи: сделать так, чтобы слушание было публичным, обеспечить максимальную огласку и придумать, как доказать Визенгамоту, что воевали не только мы, а вся страна.

— Да, примерно так.

— Ладно, подумаем, что тут можно сделать. Все подумаем. А ты не мог бы спросить у Кингсли... — Гермиона видит мое лицо и осекается. — Ладно, я понимаю, надоело уже. Весь день спишь, и все по делу. Ну какая же жалость, что у нас нет Воскрешающего Камня! Сейчас бы я сама все спокойно с ним обсудила...

— Ну извини, когда я шел в Запретный Лес, я как-то не подумал, что он может еще хоть когда-нибудь пригодиться!

— Да я не к тому, не заводись... слушай, а ты не пробовал просто призвать его Акцио?

— Ты представляешь себе, как далеко отсюда он лежит? Какое Акцио? — возражаю я, но все-таки достаю палочку и говорю: — Акцио, Воскрешающий Камень.

Ничего не происходит.

Остаток дня мы пишем. Речи, письма, очередное обращение к Министерству (ведь чтобы я мог явиться на слушание, надо сделать так, чтоб оно было), смски Перси, сортируем записки, сличаем с добытым списком членов Визенгамота... Когда я наконец-то добираюсь до кровати и ложусь, я мгновенно вырубаюсь, и всю ночь мне снятся буквы.

А утром я нащупываю под подушкой Воскрешающий Камень.

Сразу после завтрака мы вчетвером оккупируем гостиную, запершись и наложив заглушающее, и только после этих мер предосторожности я рассказываю Гермионе, Рону и Джинни о том, что Воскрешающий Камень теперь у меня.

— Так что, Гермиона, можешь поговорить с кем хочешь, сейчас вызовем. Начнем с Кингсли Шеклбота?

— Да, то есть, нет, то есть, да, но попозже! Тебе не кажется, что нам стоит поговорить о твоем новом статусе?

— Это ты о чем?

— Ты владелец Даров Смерти, Гарри! И теперь они все у тебя в руках. Ты хоть представляешь, насколько это круто? Это же живой миф, такого же никогда не было! Ну, или по крайней мере, никто не знает, если это уже было.

— Аваду тоже никто никогда не переживал, ну или мы не в курсе, — отмахиваюсь я. – Мифом больше, мифом меньше в моей биографии – какая разница?

— Ну не скажи! Разница очень даже есть. То, что ты выжил после Авады – это, конечно, очень впечатляюще, но во-первых, мало кто будет этому всерьез завидовать, поскольку многие резонно полагают, что им-то Авада не грозит, ну а во-вторых, даже если бы им хотелось тоже выжить после Авады, присвоить твою способность они не могут, потому что тут непонятно даже, с чего начинать.

— К тому же, это не способность, а стечение обстоятельств, — вклиниваюсь я.

— Да, но это мы знаем, а для стороннего наблюдателя… но я не о том. Так вот: о могуществе и власти над смертью мечтает гораздо большее количество людей, поскольку это гораздо больше, чем неуязвимость для одного конкретного заклинания. К тому же, тут как раз понятно, как это все заполучить: отобрать у тебя Дары Смерти.

— Поэтому ты полагаешь, что надо бы скрыть всю эту историю с Дарами, чтобы ни у кого не возникло соблазна, я правильно понял? – Гермиона кивает, но я тут же ее разочаровываю. – Не выйдет уже.

Гермиона смотрит на меня недовольно, видимо, не ожидала с моей стороны такой непокладистости. Я же просто начинаю перечислять.

— Смотри, про Дары Смерти, кроме нас, знает Малфой. Наверняка уже подслушала или вот-вот подслушает Скитер. Вполне возможно, что догадывается еще кто-то в доме, тот же Невилл или Джордж, мы с вами ведь не особенно-то прятались, обсуждая мои походы к Дамблдору и Кингсли. По идее, конечно, каждого из них можно заставить молчать. Принудить дать обеты или поработать Обливиэйтом. Но есть и еще кое-что.

— Что? – переспрашивает Рон, я смотрю на него с благодарностью за поданную реплику.

— А то. Кингсли, конечно, говорил про Визенгамот очень корректно, мол, надо их убедить, что была война, надо сделать так, чтобы они поверили… но мне кажется, что гораздо надежнее будет их хорошенько напугать. И мне даже кажется, что возможно, Кингсли это и имел в виду.

— Это мы спросим у самого мистера Шеклбота, когда его вызовем, — говорит Гермиона. – Я так понимаю, ты собрался пугать Визенгамот собственно собой, да?

— Ну да, — киваю я. – Главное дело – напугать их настолько сильно, чтобы никто не вздумал полезть ко мне отбирать Дары Смерти.

— Гарри, ты сумасшедший, — тяжело вздыхает Джинни.

— Все равно ведь полезут, — поддакивает ей Рон. – А тебе потом отбиваться.

— Ты не сумасшедший, ты чертов псих! – возмущается Гермиона. – Ладно, давай думать, как это сделать.

Мы втроем изумленно смотрим на нее.

— Что? Думали, я буду вам говорить, что это неразумно, неправильно и самоубийственно? Я бы сказала, но вы ведь и сами знаете!

— Гермиона, ты настоящий друг, — проникновенно сообщаю я.

— Я знаю. А ты – настоящий свин! Подумал бы о Джинни. Ей потом жить с тобой и твоей дурной славой.

И в самом деле. Об этом я как-то не подумал.

— Джин, ты как? Согласна жить со мной и моей дурной славой?

— Куда ж я денусь с ковра-самолета, — вздыхает она. – Научусь отбиваться от охотников за Дарами метлой. Делай, как считаешь правильным, Гарри. Обычно выходило неплохо.

Мне бы хотя бы наполовину так верить в себя, как верит в меня Джинни! Проблема в том, что я не уверен, что так будет правильно. Просто мне очень хочется устроить что-нибудь такое, чтобы Министерство, Визенгамот, «Пророк» и общественность дружно содрогнулись и позабыли обо мне – хотя бы вот от ужаса, если добровольно они на такое пойти не согласны.

Только вот как бы это устроить? Нетрудно заготовить речи и факты, для этого у нас есть Гермиона, есть Шеклбот, есть Ханна, Сьюзи и Чжоу. Но просто оправдаться – это недостаточно эффектно. Это вообще не эффектно, скажем прямо. А мне хочется демонстрации, почти так же сильно, как когда-то (совсем недавно, очень давно, в Хогвартсе, под арестом) хотелось крови всех тех, кто это затеял и поддерживал. Не крови их выпить, так хоть нервов отъесть!

И тут меня осеняет. Мысль моя настолько безумна, что, когда я излагаю ее друзьям, они берут назад свои обвинения в безумии и свинстве.

— Тогда это был просто тихий миленький сдвиг, — с сожалением говорит Гермиона. – А вот теперь ты точно рехнулся!

— Да на тебя просто охоту откроют, — с восторженным ужасом говорит Рон.

— Это если мы вообще после такого дойдем до выхода из Министерства. Если мы хотя бы выйдем из зала суда! – уточняет Джинни.

— Ну так что, вы за или против?

— Конечно, за! – хором подтверждают они. Хорошо иметь друзей-гриффиндорцев! Они никогда не встанут между тобой и эпической глупостью, которую ты просто обязан сделать.

Как выясняется чуть позже, друзья-хаффлпаффцы и друзья-рейвенкловцы тоже вполне ничего себе, особенно если им осточертело сидеть в одном старом скрытом особняке в Лондоне. По крайней мере, я так и не встречаю более существенных возражений, чем «Поттер, ты псих». И работа по подготовке к суду, и так, в общем-то, не останавливавшаяся, закипает пуще прежнего. Совы летают, Скитер пишет, Луна делает очередной макет, Гермиона и Джинни переписывают заготовки для защиты с учетом моих новоизобретенных аргументов, Сьюзи сидит над зеркальцем, держит связь с тетей, Рон сидит на телефоне, держит связь с Перси. Чжоу и Ханна чахнут над магическим кодексом (слава библиотеке Блэков!), удостоверяясь, что мои планы не содержат в себе уголовно наказуемых деяний. Малфой, вынужденно призванный на наше совещание – все равно же все узнает, так пусть сразу, не пересказывать потом – сначала бродит неприкаянно от одной группы к другой, потом прибивается к Лавгуд, принимается критиковать ее вкус и чувство композиции, да так и остается рядом, наставлять на путь истинный. Я вопросительно смотрю на Луну, пытаясь понять, не надо ли спасать ее от Хорька, она улыбается и качает головой: у нее, мол, все в порядке. Ну ладно.

Джордж варит. Невилл снова воркует в комнате над своей загадочной травой. Идиллия.

Удостоверившись, что все заняты делом, я забиваюсь на чердак и достаю Воскрешающий Камень.

— Здравствуй, Сириус.

— Привет, крестничек. Тут в нашей мертвецкой тусовке пошел слушок, что ты очень плохо себя ведешь. За грань ходишь как к себе домой, побеги организуешь, министерства и банки грабишь, к Снейпу пристаешь…

— Неужто не одобряешь?

— Что ты, Гарри. Всецело поддерживаю. Рассказывай, как оно всё.

И я рассказываю.

Итак, после череды дней, наполненных, по выражению Гермионы, "увеличением энтропии", то есть хаосом, паникой и судорожными попытками понять, как сделать так, чтобы все быстро стало хорошо, причем у всех, мы наконец-то знаем, чем именно мы занимаемся. Мы готовимся к битве — на чужом поле, в области, в которой почти никто из нас не смыслит ровным счетом ничего, ставя на кон свои судьбы, честь, свободу, также судьбу страны, возможно. В общем, делаем именно то, что давно привыкли делать. Хотя раньше нам обычно не давали возможности так обстоятельно подготовиться, это ново и непривычно, но мы ценим и пользуемся.

Кричер, почуяв присутствие Драко Малфоя в доме, вьется вокруг него ужом, поэтому мне приходится выделить время еще и на то, чтобы обстоятельно объяснить ему, почему я помогаю "сыну прекрасной леди Цисси", а вовсе не угнетаю похищенного бедняжечку; чем чреват для "бедняжечки" побег из нашего дома и прочие фортели в духе унывающего Слизерина; и что за бедным мистером Малфоем, маленечко тронувшимся умом в Азкабане, надо присматривать со всем усердием. Таким образом, всем остальным приходится тратить на Малфоя гораздо меньше времени, а Кричер оказывается постоянно занят делом. Оно и к лучшему.

Мы ведем оживленную переписку с некоторыми членами Визенгамота, и это, как ни странно, до сих пор не выходит нам боком — впрочем, возможно, все просто еще впереди. Мы (то есть, в основном я) непрерывно ставим эксперименты с Воскрешающим Камнем (не шалостей для, нам очень надо!), и результаты обнадеживают, да к тому же приносят много пользы: Гермиона, Сьюзен и Чо наседают на вызванных людей с вопросами, ответы на которые нам крайне нужны. Мы придумываем заклинание метки, потому что кое-кого (не будем показывать пальцем) уже изрядно утомило рисование на стенах. Да, вот два раза порисовал — и утомился смертельно. К тому же, визит в Азкабан показал, что иногда для рисования (пусть даже с помощью заклинаний) просто нет ни времени, ни возможности. Теоретически, оставлять метку мне больше никогда и нигде не придется, ну я и в первый раз так думал, и во второй, так что пусть лучше будет, на всякий случай.

В общем, мы работаем, и я так всей этой работой увлекаюсь, что сообщение Гермионы застает меня почти врасплох:

— Гарри, Скитер сегодня закончила две последние статьи, впрок на завтра и на перед судом. Итого пять с момента вашего договора — и еще мелкие заметки россыпью. Ее надо бы отпускать.

— Надо бы. Хорошо, что ты считаешь эти статьи, а то с меня бы сталось после десятой спохватиться. Интересно, хватило бы ей фантазии вообразить, что это я не злодейски ее удерживаю, а тупо забыл?

— Ей и сейчас хватило для этого фантазии, — улыбается Гермиона. — Она сама меня попросила напомнить тебе.

— Даже так? — огорчаюсь я. — Так рвется на свободу? А я, грешным делом, все еще надеялся, что мы этот момент как-то замнём.

Гермиона пожимает плечами, мол, а что поделать. Ну да, ничего не поделаешь. Отпускать так отпускать. Благо, у нас для этого все более-менее готово.

Я поднимаюсь к Рите, стучусь, вхожу в ее комнату и закрываю за собой дверь. Стою, молчу, пытаюсь оценить ее состояние. Я, честно говоря, не особенно присматривался к ней в последнее время, примерно с момента несостоявшегося падения Джинни с лестницы. По идее, надо было бы наоборот, отнестись к ней с большим вниманием после таких фокусов, но я опасался, что если начну уделять больше внимания Скитер, то сорвусь, как с тем же Малфоем, и сделаю что-нибудь непоправимое. Учитывая все, что я узнал о себе и Дарах Смерти в последнее время, эта перспектива стала слишком уж реальной. Так что я довольствовался тем, что за ней следили другие.

Вот и выходит, что, я знаю, что Рита делала и говорила, но понятия не имею, например, прошел ли у нее этот бзик, что я страшный и ужасный и меня надо бояться. Я пытаюсь провидеть это, глядя на нее, и не понимаю. Это меня немного успокаивает: когда ей было на самом деле не по себе, это было очень даже заметно.

Я смотрю на Скитер, Скитер смотрит на меня.

— Что нового скажете, мистер Поттер?

Хорошее заявление. Вообще-то, это у нее ко мне дело, а не у меня к ней!

— Итак, Рита, вы хотите покинуть нас?

— Да, несомненно.

— Оставить этот дом прямо перед развязкой нашей авантюры, когда дата суда уже вот-вот будет назначена? Наплевать на весь эксклюзив, который вы могли бы здесь собрать, и сбежать?

— Да, Поттер, да, именно этого я и хочу. Ваш эксклюзив не настолько дорогая штука, как вам кажется. Репортаж из зала суда будет куда интереснее, чем все эти дни вместе взятые. А его я с куда большей вероятностью сделаю, если буду свободна.

— Ну и отлично, — неожиданно для себя заключаю я. — Пойдемте обсудим условия и разберемся с вашим обетом.

— И в чем подвох? — подозрительно спрашивает Скитер.

— Да ни в чем, вы мне так же надоели, как и я вам. Первые шаги мы с вашей помощью сделали, теперь нашу ругань с Ранкорном и без вашего имени будут читать. И мы, разумеется, найдем, кому поручить написание текстов.

— Кому в вашей компании недоучек можно такое поручить? — фыркает Рита. Мне кажется — или она пытается заставить меня уговорить ее остаться?

— Не знаю, наверное, будем тянуть жребий, — отмахиваюсь я. — Вытяну короткую соломинку — буду маяться сам.

Тут я, конечно, вру. На то я и Символ, Знамя, новый Темный Лорд и возмутитель общественного порядка (это не я, это Ранкорн так считает, если что), чтобы хотя бы над писаниной не корпеть. Кто угодно, только не я. Должны же быть в моем положении какие-то бонусы. Тем более, что среди Даров Смерти ни единого волшебного пера нет. Я проверял.

— То есть, вы просто возьмете и отпустите меня? — продолжает недоумевать Скитер.

— Конечно, не просто! Список условий мы давным-давно вам огласили, неужели вы не помните? Готовьте все записи к просмотру, учитывайте, что мы вас обыщем и все, что найдем спрятанного, просто уничтожим не глядя. Обсудите это все с Гермионой, чтобы не унести ничего лишнего. Потом мы переносимся в специально подготовленное место, проводим там ритуал освобождения от Обета и накладываем на вас Обливиэйт. Потом вы вольны делать, писать и публиковать всё, что хотите, но учтите, что мы будем опровергать всё, что нам не понравится. А если нам не понравится уж очень сильно, то мы знаем, где вас искать.

Я, конечно, опять вру. Диагностику Гермиона провела тайком, еще вчера, и теперь мы точно знаем то, что ее гипотеза подтвердилась: никакого Обета на Скитер нет. Поэтому на самом деле процесс освобождения Риты будет на целый пункт короче: обыск — аппарация — Обливиэйт. Но ей об этом знать ни к чему, правильно?

— Не понимаю я вас, Поттер, — вздыхает Скитер, поспешно собирая со всех поверхностей многочисленные бумаги и складывая их в папку. — То вы Непростительными бросаетесь, то просто берете и отпускаете меня, опасного свидетеля. А если я попытаюсь сбежать?

— Тогда я все-таки начну бросаться Непростительными. Я и всегда-то был неуравновешен, вам ли не знать, а в последнее время — это просто ужас какой-то!

Я, конечно, опять вру. Даже как-то начинаю к этому привыкать. Рита прекращает сборы, садится в кресло, открывает папку и принимается что-то писать. Конспектирует мое заявление, надо думать.

— Между прочим, вы так и не дали мне интервью, а ведь обещали, — говорит она, с размаху ставя точку.

— А кто вам мешал его взять? — пожимаю плечами я. — Но так уж и быть, запишите там где-нибудь у себя, что я должен вам интервью. Встретимся как-нибудь после суда, поболтаем.

— А если вы будете уже в Азкабане?

— Ой, можно подумать, вас это остановит! В крайнем случае, выбьете себе официальное свидание, скажете, я вам должен.

— Свидание? В Азкабане-то? Поттер, вы до сих пор настолько не ориентируетесь в нашем мире?

— Вот увидите, если я очень попрошу ни в коем случае не пускать ко мне Риту Скитер, вас не только пропустят, вас пригласят.

Вот так, споря и... опять споря, мы спускаемся вниз. А дальше все происходит очень быстро.

— Петрификус Тоталус, — говорит Гермиона, и мне снова, как в первый день, приходится держать замершую — и по-прежнему тяжелую! — журналистку. Пока я плавно опускаю Скитер на пол, Гермиона вынимает из ее рук папку и передает ее Сьюзен и Чо для разбора, а сама садится рядом с Ритой и начинает методично ее обыскивать.

Ну а я что. Разве я где-то говорил, что Рита будет аппарировать самостоятельно и не парализованной?

Операция по избавлению от Риты проходит так гладко, что и рассказать-то нечего. Зато потом Джордж организует в доме тотализатор: напишет ли Скитер в ближайшую неделю душераздирающую статью об ужасах своего плена у нас? Наивная Ханна ставит на то, что нет, потому что она ведь этих ужасов не помнит, и мы весь вечер посмеиваемся над Ханной по этому поводу. Можно подумать, ей надо что-то помнить, чтобы это написать! Я ставлю на то, что нет, потому что Гермиона прообливиэйтила не только Риту, но и ее перо, а потом забрала почти все ритины черновики, оставив ей всего десяток страниц для затравки — и записку, в которой сказано, что каждый день нейтралитета по отношению к нам она будет получать по пять страниц. Теоретически, этого достаточно, чтобы купить ритино молчание на пару месяцев. На практике же достаточно и недели: мне бы до суда дожить без лишних скандалов, а там я такое устрою, что Рита своими откровениями вряд ли кого шокирует. Хотя... кто ее знает, она талантливая. В любом случае, мне это тогда уже будет не так важно.

О чем я больше всего жалею, так это о том, что нельзя так же просто избавиться от Малфоя. Конечно, с Кричером в няньках он достаёт гораздо меньше, к тому же, он оказался полезным источником информации о Дарах, которую я с удовольствием проверяю на себе. А избавиться все равно хочется. А нельзя. Хотя почему нельзя? Это ведь, оказывается, так легко! Петрификус, Обливиэйт на всю голову и выкинуть куда-нибудь в магловский Лондон... что, все-таки нельзя? Ну почему, почему?! Ну ладно, я сам знаю, почему. Во-первых, мы в ответе за тех, кого втянули в противозаконный побег из тюрьмы, а во-вторых, я Снейпу обещал.

Снейпа, кстати, я тоже беспокою еще разок, на этот раз, правда, не я навещаю его, а он меня. И за то, что другие соглашаются сделать добровольно и с удовольствием, он требует полного запрета на упоминание его имени в истории Второй Магической Войны.

— Профессор, при всем уважении, я же не только не всесильный, я беглый преступник, как бы... да даже если стану обратно героем, как я смогу что-то запретить упоминать? Тем более, есть пресса, кроме "Пророка", а свидетелей происходившего еще больше. И им разговаривать не запретишь.

Это я еще молчу о том, что Вторую Магическую Войну еще надо признать войной, а для этого как раз надо пережить вот это всё. Но мы, кажется, готовы. У нас есть план А, план Б и еще парочка букв про запас — для всеобщего успокоения, но честно говоря, лично меня устроит только план А, а все остальные — это просто способы сохранить нам жизни и свободу, когда мы проиграем. С другой стороны, хорошо начинать игру, зная, что на кону стоит многое, но все-таки (скорее всего! наверняка! я почти уверен!) не жизнь. Развязывает руки и успокаивает нервы.

— Мерлин с вами, Поттер. Добейтесь того, чтобы мой портрет не вешали в Хогвартсе среди директоров. Хотя бы это вы можете сделать?

— Могу, — киваю я. В крайнем случае, смотаюсь в Хогвартс и лично сожгу этот портрет, если что. Столько раз потребуется, столько и сожгу. И думаю, мне даже не надоест.

В дверь стучится Гермиона.

— Профессор, Гарри, извините, у меня срочная новость.

— Проходите, мисс Грейнджер, мы уже закончили, — кивает Снейп и растворяется в воздухе. А остальные, между прочим, дожидались, пока я сам их отпущу! Вежливые люди, не то что некоторые шпионы.

— Ну, что там?

— Они назначили время слушания, послезавтра в полдень. И самое главное, они приняли список свидетелей защиты!

— Ай молодцы, — неподдельно радуюсь я. Все это время мой главный план А висел почти на волоске, а теперь стал висеть на чем потолще. Возможно, на канате. Я бы, конечно, и так своих свидетелей вызвал, но есть особенное удовольствие в том, чтобы сделать это по процедуре. — Интересно, они решили, что я рехнулся?

— Скорее, что смогут предъявить тебе еще одно обвинение, — предполагает Гермиона. Честно говоря, я и сам так думаю.

— Ну, теперь совсем красиво получается. Будем их разочаровывать по полной программе!

* * *

В ночь перед слушанием, закончив совещания, уточнения и новые уточнения, болтологию, нервный смех, ужин и даже полночный чай, я захожу на кухню и сажусь там напротив Джинни.

— Может, все-таки не пойдешь завтра? — спрашиваю я. — Тебя уже судили, ты на другом положении, не как все мы. Отправят тебя снова в Мунго, прямо из зала суда, а мне тебя потом опять вытаскивать.

— Если я тут останусь, меня потом действительно будет, от чего в Мунго лечить. Я же тут с ума сойду, Гарри! И потом, я вполне могу пригодиться, сам знаешь. Да и в списке свидетелей этом твоем я значусь, значит...

— Да ничего не значит. Вряд ли кто-нибудь предъявит нам претензию, не явишься — значит, не явишься.

— Это понятно. Но я хочу. И ты бы на моем месте хотел, скажешь, нет?

Конечно, хотел бы. И непременно настаивал бы на своем, и тайком увязался бы следом, если бы не взяли.

— Ладно, я понял, закрыли тему. Но тогда ты завтра работаешь моей вешалкой. И от меня ни на шаг, понятно?

Джинни закатывает глаза, но кивает:

— Да, мой Лорд, конечно, мой Лорд.

— Не смешно, — говорю я, отмерев после этого неожиданного захода.

— Разве? По-моему, все-таки смешно, — качает головой Джинни. — Ты завтра собираешься ломать комедию перед большой аудиторией, а сам дергаешься от слова "Лорд". Это странно, ты не находишь?

— Может, я просто лорд с причудами.

— Как скажете, мой Лорд, — взволнованным шепотом выдыхает Джинни. — Но мне кажется, вам нужно потренироваться, мой Лорд. А то вы на Лорда ни кната не похожи, мой Лорд!

Ах, вот так, да? Я надеваю на лицо максимально зверское выражение:

— Ты забываешься, Джиневра Молли Уизли! Думаешь, ты можешь оценивать своего Лорда?

Вместо раскаяния и немедленного падения на колени Джинни хохочет:

— Нет, теперь ты на маму похож! Пожалуйста, не называй меня так больше, особенно с такой интонацией, это ужасно!

— Страшнее всяких там Темных Лордов?

— Гораздо!

— Вот то-то же.

— Простите меня! Больше никогда не буду сомневаться в вас, мой Лорд!

— Иди сюда, будешь теперь искупать вину. Как там, кстати, твое пари с Роном, ты выиграла?

— Выиграла, конечно, — отвечает Джинни, уже привычно устраиваясь у меня на коленях.

— Ты обещала, что расскажешь мне, какая была ставка, — Джинни как-то подозрительно напрягается. — Что, секреты и страшные тайны? Какие могут быть тайны от Лорда?

— Никаких, просто это так глупо, что я и тогда не смогла тебе признаться, и сейчас не знаю, как сказать.

— Не интригуй. Ты же выиграла, а не проиграла. Ты выиграла его долги? Три мятые футболки? Коллекцию плакатов? Что?

— Я выиграла ровным счетом ничего. Мы на интерес спорили. Даже не на желание, представляешь?

— Нет, не представляю, — смеюсь я. — Знал бы — не стал бы тебе помогать выигрывать! Как ты умудрилась заключить такое пари?

— Так я тогда после Мунго была, по-моему, какая-то еще отупевшая и не до конца проснувшаяся.

— Точно надо было сразу мне рассказать. Мы позвали бы на помощь Гермиону и признали вашу сделку недействительной.

— Да ладно, это было интересно, — отмахивается Джинни. — Но как же хорошо, что это интересное время уже закончилось!

В кои-то веки, разнообразия ради, никто не вламывается на кухню. Жаль, времени все равно мало. Завтра суд, надо спать.

Мы всей толпой аппарируем к телефонной будке, и я некстати вспоминаю, что статуя "Магия — сила", уменьшенная до смешных размеров, до сих пор ведь лежит где-то в доме на Гриммо. Теоретически, я мог бы взять ее с собой, достать в зале суда и вернуть ей прежний размер. Это был бы самый смешной теракт в магической истории, наверное. Интересно, задавило бы весь Визенгамот разом или только часть?

В этот раз я, конечно, заранее знаю, что нас будут судить полным составом — а как иначе-то? Поттера иначе не судят, ясно же! А тут ведь не один Поттер, а целая армия Поттера, да еще и преступления такие звучные! То есть вообще без вариантов.

А еще я точно знаю, что в этот раз не будет никаких неожиданностей со временем: Перси еще вчера предупредил меня, что заседание (по распоряжению чуть живого Ранкорна) сдвинули с полудня на десять утра, потом еще попытались сделать закрытым, но получили протест от всех тех членов Визенгамота, кто уже обещал своей семье хорошее развлечение, и, в отсутствие министра и его заместителя на работе, оставили все как есть. Чего я не знаю, так это того, кто будет вести заседание: вечером баталии по этому поводу еще шли и наверняка продолжились утром. Расположенная ко мне мадам Боунс или некто Хоукворт, дававший комментарии "Пророку" насчет моей вседозволенности? Или некто третий, нейтральный?

А что еще я точно знаю, что где-то рядом вьется (и выбирает, на кого бы сесть) жук по фамилии Скитер — мы сами прислали ей время и место общего сбора. Никто, конечно, не сомневается, что она и без нас бы попала на суд — причем могла бы даже сделать это вполне официально, не прибегая к анимагической форме, — но, во-первых, так интереснее, а во-вторых, я вечно влипаю в какую-то ерунду, мало ли, сколько всего можно пропустить, если явиться только и исключительно на слушание!

Например, можно пропустить шикарную сцену проверки моей палочки при входе в Министерство. Я иду первым из всей толпы, кладу свою палочку на весы, они немного думают, потом выплевывают на руки служащему исписанный пергамент.

— Бузина и волос фестрала, — привычным тоном зачитывает он, — используется...

На этом месте он замирает, хмурится и просит меня взять палочку и снова положить на весы. Я слушаюсь и повинуюсь, хотя больше всего мне хочется выхватить у него пергамент: я ведь и сам не представляю, сколько этой палочке лет! Пятьсот? Тысяча? Когда жил этот Антиох Певерелл?

Весы снова выплевывают бумажку, результат снова не устраивает служащего.

— Да ладно вам, — говорю я. — Со мной вечно какие-то странности, ну, показывает что-то не то, и ладно. Материал-то правильный.

Но, конечно, с готовностью кладу палочку на весы в третий раз. Ребята сзади начинают напирать, роптать и возмущаться — не потому что в самом деле возмущены, а чтобы этот господин не заставил меня проделывать эту процедуру еще раз десять. Ну, старая у меня палочка. Очень старая. Ну и что? На моем курсе как минимум двое донашивали палочки за старшими родственниками. Что тут такого-то?

Я пропускаю к весам Рона, Гермиону, Джорджа, весы без малейших проблем подтверждают материал и юный возраст их новых палочек. Служащий стоит рядом со мной, думает и нервничает.

— Я на слушание опоздаю, сэр, — делаю еще одну попытку я.

— Давайте попробуем еще разок?

Да пожалуйста, мне не жалко. Смотрите, сэр, думайте, из какого склепа я достал такую древность. На что угодно спорю, его комментарий будет в ритином репортаже. И будет он таким зловещим, будто я его тут чуть этой палочкой не убил.

Интересно, а как Дамблдор тут ходил? Или ему со старой-старой палочкой было можно? Или он никогда не ходил через вход для посетителей, а только камином, как член Визенгамота?

Весы в очередной раз выдают бумажку с возрастом палочки. Я снова пытаюсь подглядеть, снова безуспешно.

— Сэр, а сколько ей лет-то? Что у вас там написано?

— Идите, мистер Поттер, — внезапно то ли пугается, то ли решается он. — Вы ведь Гарри Поттер, да?

— Да, сэр.

— Удачи на слушании.

— Спасибо.

Я наконец получаю обратно палочку, прохожу, жду, пока проверку пройдут все остальные. И вот наконец мы набиваемся в лифты, которые по-прежнему не едут до десятого уровня, а значит, ехать нам до Отдела Тайн. Дальше только по лестнице.

Внизу нас встречает Артур Уизли. Он коротко обнимается со своими, ободряюще кивает остальным и ведет нас к "старому залу номер десять". В нем меня уже судили, а я, признаться, надеялся на какое-никакое разнообразие! Впрочем, ладно, не буду придираться, и так сойдет.

Мы заходим в зал за пять минут до начала заседания. Рассаживаемся (почти все) на кресла для обвиняемых — цепи угрожающе звякают и тянутся к моим рукам, некоторое время вьются вокруг, как бы решая, стоит связываться или нет, а я думаю про себя: "Только попробуйте". Наконец цепи делают правильный выбор и ложатся обратно на пол. Хорошо быть сильным и зловещим. Я начинаю к этому привыкать, вот что страшно.

С десяток членов Визенгамота с интересом наблюдают за нашей с цепями пантомимой.

Я с не меньшим интересом осматриваю их. В центре сидит мадам Боунс, которая, очевидно, и будет ведущей при допросе. Честно говоря, я на это надеялся. Надеялся, но совершенно не рассчитывал.А тут такая удача, слов нет! Слева-справа незнакомые мне маги, причем левый смотрит явно неприязненно — видимо, для равновесия такой обязательно нужен. Некоторое время я пытаюсь вычислить, с кем из присутствующих мы переписывались, потом бросаю это дело. Все равно в лицо я их не знаю, а Прорицания — вообще не моё.

— Если все в сборе, можно начинать, — говорит Амелия. Повинуясь ее сигналу, сбоку встает Перси и начинает свое вступительное слово: "Слушается дело о нарушении указа такого, нарушении указа сякого..." Я довольно быстро перестаю это слушать, поскольку и так, в общем, представляю, в чем обвиняют меня и остальных, я полный список прочитал не один раз. Я разглядываю зал. Вижу много знакомых лиц — Хогвартс, Орден, какие-то случайные маги, которых я определенно где-то видел, и маги совсем не знакомые; смутно напоминающие однокурсников и не напоминающие никого; на специальной скамье для прессы сидит, неожиданно для меня, сияющий Ксенофилиус Лавгуд и машет рукой Луне. На верхнем ряду справа Молли, Билл и Флёр, рыжее пятно и почти светящееся обаяние вейлы.

— Гарри Джеймс Поттер... — я ненадолго включаюсь в речь Перси, но понимаю, что это он перешел к перечислению обвиняемых, то есть нас. А это еще на пару минут, если каждого по полному имени, да с адресом проживания. А значит, у меня как раз есть время для важного дела. Я достаю из кармана мантии Воскрешающий камень, кладу на подлокотник своего кресла. Да, я ничего скрывать не собираюсь, смотрите и увидите!

— Допрос ведут: Амелия Сьюзен Боунс, исполняющая обязанности главы Отдела обеспечения магического правопорядка, — ого у них там кадровые перестановочки из-за нее, наверное! — Чарльз Альберт Хоукворт, Питер Джеймс Шафик. Секретарь суда — Персиваль Игнациус Уизли...

— Свидетель защиты — Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, — заканчиваю я и чувствую, как за моей спиной появляется тот, кого я только что вызвал.

Шум обрушивается на нас со всех сторон. Кто-то что-то кричит возмущенно, кто-то ахает в совсем другой тональности, многие члены Визенгамота выглядят откровенно напуганными, и среди всего этого два оплота спокойствия — мадам Боунс и Перси, которым, похоже, просто интересно, что еще я сегодня выкину. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как профессор Дамблдор устраивается в свеженаколдованном им кресле — подозреваю, для живых оно совершенно непригодно. Надо будет попробовать в нем посидеть.

— Приветствую всех, — говорит он. — Я тоже очень рад вас видеть, но может быть, приступим, собственно, к делу?

Гомон стихает с первыми звуками его речи, но потом возвращается на место с новой силой. Наконец, перекрывая весь прочий шум, волшебник справа от Амелии — интересно, Хоукворт или Шафик? — выкрикивает:

— Это некромантия! Это запрещенный ритуал! Требую немедленного удаления духа из зала, а Поттера — в Азкабан! Это переходит все границы!

О, да. Как я этого ждал!

То, что происходит дальше, похоже на цирк, дуэльный клуб в исполнении Локхарта и сериалы о суде, какими я помню их по телевизору тёти Петуньи. Мистер Хоукворт (а это все-таки он) задает мне вопросы, использовал ли я тот или иной ритуал призыва духа умершего, отчаянно пытаясь угадать.

Я исправно и честно отвечаю "нет, не использовал". И считаю. Я помню, что ритуалов, внесенных в реестр запрещенных, всего одиннадцать штук (все ныне известные, честно говоря).

— Использовали ли вы когда-либо спиритизм?

— Нет, не использовал, сэр.

— Ритуал призыва Лейкборна?

— Нет, сэр.

— Арабское искажение?

— Нет, сэр.

Вроде бы, этот был последним.

— Поднимали ли вы когда-либо инфери?

Новое "нет, сэр" буквально застревает у меня в горле. Это глупое отчаяние или отчаянная глупость? Обозвать прекрасный, плотный, разумный призрак профессора Дамблдора инфери — это ж надо было додуматься! Снейпа на него нет.

— Отвечайте, мистер Поттер, — напоминает мне Перси.

— Нет, сэр!

В глазах Хоукворта я так и читаю "а Веритасерума ты случайно не хочешь?" Нет, сэр, не хочу. Но на самом деле даже с ним повторю все то же самое.

— Попробуем зайти с другого края, — мадам Боунс, видимо, сполна насладившись нашей маленькой комедией, берет дело в свои руки. — Скажите, мистер Поттер, как же вы смогли призвать профессора Дамблдора, не используя при этом все известные нам — и запрещенные! — ритуалы?

— Я воспользовался Воскрешающим Камнем, мэм, — с кристальной честностью говорю я. Ради этого момента ведь всё и затевалось.

Шум. Крики недоверия и восторженные вопли. Пережидая вынужденную паузу, я оборачиваюсь к профессору Дамблдору. Он сидит, расслабленно откинувшись на спинку кресла, и не спешит принять участие в дискуссии. Да и зачем бы ему? Он, очевидно, и так неплохо развлекается. Впрочем, я прекрасно знаю, что если понадобится, он вмешается, и это будет эффективно. Само его наличие за спиной действует как Умиротворяющий бальзам. И еще как Феликс Фелицис немножко.

— Воскрешающий Камень существует? — уточняет мадам Боунс, кое-как восстановив тишину в зале. Я беру камень в руки и показываю ей, Визенгамоту, всей набившейся в зал публике и отдельно скамейке прессы. — И он работает?

— Да, мэм, — я еще раз оборачиваюсь к профессору Дамблдору, потому что никакие другие доказательства тут и не нужны.

— Это противозаконно, — снова выступает Хоукворт. — Вызывать, воскрешать и как-либо еще использовать мертвых запрещено законом!

— Законом запрещен конкретный список ритуалов, — невозмутимо поправляет его мадам Боунс. — А значит, в данном случае мистер Поттер ничего не нарушил.

— Значит, следует немедленно внести Воскрешающий Камень в список запретов!

— Подайте проект поправок на рассмотрение, вполне возможно, его примут, — благосклонно кивает ему Амелия. Да мне подсуживают со страшной силой!

Дальше начинается неизбежная часть. Нас спрашивают, делали ли мы то и это, а мы отвечаем: да. Прогуливали школу. Крали артефакты. Применяли Круциатус. Нападали на министерских служащих. Очень плохо себя вели. Да, это всё мы.

Общее согласие разбавляется только дважды. В первый раз Чжоу категорически отказывается считать себя виновной в шпионаже. Второй раз возражаю я, когда нам вменяют ограбление Гринготтса.

— Нет, мэм, что вы, — говорю я. — Это была проверка безопасности банка, согласованная с руководством Гринготтса, а мы только согласились поучаствовать, а заодно изъять бесхозный артефакт и морально устаревшего дракона.

Со стороны зрителей доносится смех. Они думают, это я так шучу. Мадам Боунс на секунду прикрывает глаза, потом как-то особенно тяжело вздыхает и уточняет:

— А гоблины в курсе, что это была проверка, мистер Поттер?

— Конечно. Они давно должны были прояснить это недоразумение. Неужели их обращение где-то затерялось?

— А может быть, его никогда и не было, этого обращения, мистер Поттер? — вкрадчиво уточняет тот маг, что справа от Боунс — стало быть, Шафик. Он, кажется, впервые подал голос во время допроса.

— Существует, но потерялось, сэр! Именно на такой случай у меня есть копия, заверенная печатью Гринготтса и подписью мистера Длиннолапа, — я про себя возношу хвалу Биллу, гоблинам и семейству Блэков, скопивших столько вещей гоблинской работы, что мне было, что отдать за нынешнюю секунду триумфа.

Перси бережно перехватывает у меня пергамент и передает Шафику. Тот долго пристально его изучает, водя над ним палочкой, потом с сожалением констатирует:

— Похоже, документ — не подделка, но на всякий случай я бы направил запрос в Гринготтс.

— Ладно, чуть позже сделаем перерыв и отправим запрос, вопрос с банком отложим до подтверждения, но пока что... мистер Поттер, у вас длинный список свидетелей защиты. Вы уверены, что стоит вызывать их всех?

— Да, мэм, уверен. Вы позволите?

Кратко посовещавшись (и, очевидно, не придя к согласию, но продавив какое-то решение), Визенгамот затихает вновь, и мадам Боунс степенно кивает мне:

— Можете позвать их, мистер Поттер.

Помнится, на прошлых судах свидетелям пришлось ждать под дверью, пока их позовут в зал. Надо думать, мне оказана честь. Ну или кое-кому тоже хочется посмотреть большое шоу.

Раз так, я вызываю.

— Свидетели защиты: Ремус Джон Люпин, Нимфадора Люпин, Колин Криви, Чарити Бэрбидж, Северус Тобиас Снейп, Фред Уизли, Кингсли Шеклбот, Аластор Грюм...

Я говорю и говорю, и за моей спиной встают мертвецы. Кто-то из них наверняка знаком тем благополучным людям в фиолетовых мантиях, которые проспали этот год и готовы судить меня так, будто не было никакой войны. Я очень хочу, чтобы они были им знакомы. Чтобы им было больно на них смотреть. Что еще может их наконец-то разбудить?

Впрочем, есть то, что может разбудить и отрезвить еще лучше. Страх, например.

— Беллатрикс Лестрейндж, Питер Петтигрю, Корбан Яксли, Антонин Долохов, Уолден Макнейр, Фенрир Грейбек, Винсент Крэбб...

С ними, честно говоря, я никаких договоренностей не заключал и показаний они мне не обещали. Ну и что? У меня нет целей просто отбиться от обвинений, это я в нынешней ситуации худо-бедно сделал бы и так. У меня есть цель сделать шоу, да такое, чтобы все, кто в курсе, рассказали всем, кто не застал. И я его делаю.

Члены ордена и Армии Дамблдора, Упивающиеся Смертью и егеря, школьники и взрослые люди, они невесомо, но зримо наполняют пространство зала, готовые давать свои показания. Рассказывать истории. Много сказочных историй об этом прекрасном мирном годе. Вы хотели историю наших преступлений без цензуры? Сейчас будет.

Предоставив Визенгамоту самостоятельно решать, кого и о чем спрашивать, я обессиленно сажусь на место. Я, в общем, уже успел понять, что при использовании камень тянет из меня силы, и знал, что вызывая столько людей разом, рискую позорно свалиться в обморок, но зато как эффектно получилось-то! Невидимая Джинни (с момента входа в зал она не снимает мою мантию) осторожно берет меня за руку и вкладывает в нее какую-то то ли шоколадку, то ли конфету. Я быстро отправляю ее в рот, пока никто не смотрит, и в голове немного проясняется. Надо будет потом выяснить, что это было за чудо-средство.

А пока пусть шоу продолжается, а я тут тихо посижу, можно?

Как оказалось, никто не был намерен давать мне тихо посидеть и прийти в себя.

— Что вы хотите нам доказать, мистер Поттер? — тихо и насмешливо говорит Шафик. — Что умеете пользоваться Воскрешающим Камнем? Спасибо, мы поняли с первого раза. Эта демонстрация уже избыточна.

Что-что. Что статистика смертности среди магов за последние два года немножко ненормальна. А я так надеялся, что будет как в тот раз: свидетели будут говорить, а я поддакивать. А еще я надеялся на других обвиняемых! Нас тут, вообще-то, больше одного! Но видимо, вот она, тяжелая доля лидера. Я вздыхаю, собираюсь с силами, дожевываю конфету и спрашиваю:

— Могу я временно отпустить свидетелей? В их присутствии долго говорить мне будет тяжело.

— Значит, скажите кратко.

— Можете, мистер Поттер, — Хоукворт и мадам Боунс говорят это почти одновременно. Думаю, тут все уже поняли, что Боунс я, в отличие от остальных, готов слушать. Поэтому я временно отпускаю всех. Кроме профессора Дамлдора. С ним за спиной мне спокойнее.

— Я хочу напомнить вам события текущего года. Весь год преступники и убийцы ходили на свободе и занимали посты в Министерстве, а суды в это время занимались тем, что обвиняли маглорожденных волшебников в том, что они украли у кого-то волшебные палочки. Маглы! Укравшие магию! И научившиеся колдовать! При том, что общеизвестно, что маглорожденные, так же как и все другие волшебники, перед Хогвартсом отправлялись на Косую Аллею и покупают там волшебные палочки. И никого ничего не смутило в этом идиотском обвинении!

— Мистер Поттер, воздержитесь от подобных слов. Это неуважение к Визенгамоту!

Ну, скажем так, я и правда не всех здесь уважаю.

— Прошу прощения. Так вот. Обвинение, которое легко опровергается простым запросом к мастеру Олливандеру... ах да, совсем забыл, его же не было, он был похищен. Это тоже никого особенно не заботило, не так ли? Палочки же покупать только летом, так какая разница, что лавочка закрылась. Давайте отвернемся и пойдем домой, выпьем чаю. А на улицу вообще будем выходить пореже, чтобы не расстраиваться.

— Мистер Поттер!

А если бы все было как на пятом курсе или хотя бы в мае, наверное, меня бы уже Силенцио заткнули. Впрочем, в прошлый раз я бы сам замолчал, побоялся бы все испортить.

— Ладно, допустим, надо обойтись без Олливандера. Что же делать? Как насчет провести эксперимент для начала? Взять какого-нибудь магла — родственника мага, например, чтобы не нарушать Статут, — дать ему в руки палочку и посмотреть, начнет ли он колдовать. Как вы думаете, начнет?

— Разумеется, нет, мистер Поттер, — раздраженно отмахивается Хоукворт, — давайте ближе к вашему делу.

— То есть вы признаете, что весь год магов судили по абсолютно бредовому обвинению, и всему Визенгамоту было все равно?

— Здесь судят вас, а не Визенгамот, Поттер!

— А какая разница-то? Если в стенах Министерства Магии, в этих самых залах, можно судить за кражу честно купленной волшебной палочки и называть магов ворами и чем похуже на этом основании, то... вы серьезно считаете, что я буду верить вашему суду?

— Их судил не Визенгамот, а комиссия по учету ма... — Хоукворт осекся. Ай, какой подарок! — В следующий раз я призову охрану, чтобы навести здесь порядок.

— А что же вы не договорили, сэр? Что за комиссия их судила? Вы, может быть, забыли название? "Магловские выродки", сэр. А еще слово "грязнокровки" было в ходу официально, — половина зала возмущенно охает. Я разворачиваюсь на звук. — Что?! Им весь год было можно, а мне сказать об этом нельзя?

— Мы не за этим здесь собрались, — монотонно напоминает Шафик.

— Вы нет, а я — да. Я могу, конечно, начать защищаться, объяснять вам что-то, смотрите, у меня целый пергамент тут, с номерами статей, все как положено. Я могу вам напомнить, что за кражу Меча Гриффиндора никого нельзя судить, это внутреннее дело школы Хогвартс; могу рассказывать, что в каких-то случаях защищал свою жизнь, в каких-то жизни других людей; расспросить свидетельницу защиты, мадам Лестрейндж, что стало бы со мной и моими друзьями, если бы мы приехали в школу той осенью. Доказывать вам, что целый год мы жили при преступном режиме, и кто-то старался хотя бы ему не содействовать, кто-то пытался выжить, а кто-то погиб — сражаясь с режимом или просто потому что оказался не того происхождения. Но я здесь не за этим. — Я перевожу дыхание и немного удивляюсь тому, что никто не перехватывает у меня инициативу за этот краткий миг. — Я здесь для того, чтобы предложить вам наконец-то сделать все то, что вы должны были сделать без моей подсказки.

— Да что вы? И что же мы вам должны? — изумляется Хоукворт. Я смотрю на мадам Боунс, она давно уже не вмешивается в мою речь, ни словом, ни жестом, но сейчас кивает, глядя мне в глаза. Еще бы. Я пока не сказал ничего такого, что мы не обсуждали с ней.

— Не мне вы должны. А народу Магической Британии. Немедленно выпустить из Азкабана всех, кто попал туда по решению Комиссии по учету магловских выродков, — я нарочно еще раз чеканю это слово. Пусть им стыдно будет, что допустили такое. Или хотя бы пусть им будет стыдно, что мне есть чем ткнуть им в носю — Реабилитировать прочих "неблагонадежных". Отменить все принятые с начала правления Пия Толстоватого законы, указы, постановления — единой пачкой, не глядя. Восстановить Хогвартс — на деле, а не на словах, учебный год вот-вот начнется! Выплатить компенсации тем, кто побывал в плену Упивающихся Смертью, был посажен в Азкабан, потерял работу или был вынужден бежать из страны. Мне, так и быть, можете не платить. Расследовать деятельность всех, кто входил в ту самую Комиссию, кто писал туда доносы и "разоблачал" сослуживцев, кто удержался на должностях министра, замминистра, руководителей отделов и так далее. Зачесть заслуги тем, кто поспособствовал падению режима Волдеморта, и учесть эти заслуги при вынесении приговоров. Например, пересмотреть приговор семейству Малфой.

— И вам тоже зачесть заслуги и авансом простить всё и навсегда? — кривится Шафик.

— Нет, — говорю я. — Меня можете судить. Мне все равно.

Потому что если мне не понравится приговор, я эвакуируюсь отсюда в один миг. Из страны выбираться придется подольше, но тоже ничего невозможного не вижу. Но вам я этого не скажу.

Я окидываю взглядом всех членов Визенгамота, не только первый ряд, но и второй, и третий. Жаль, я не знаю, кто есть кто, с кем именно из этих людей мы имели счастье переписываться. Поэтому теперь своих сторонников и противников я вижу только по глазам и лицам. Одни выражают одобрение, другие глубокую задумчивость. Некоторые — неприкрытую неприязнь. Причем, кажется, неприязнь эта вызвана не содержанием моей речи, а сами фактом: пришел тут какой-то юнец, ругается на них, чего-то требует. Как он смеет, да?

Их, этих недовольных, меньше. Их меньше, чем других. Проблема в том, что те задумчивые люди, которые сейчас напряженно что-то взвешивают про себя, могут прийти к каким угодно выводам. К любым. А голосование — неотъемлемый эпизод сегодняшнего представления. Правда, если оно пройдет не так, как я хочу, у меня есть кое-какие ходы про запас. Даже более зрелищные, чем просто поднятые руки.

— Кто за то, чтобы принять и одобрить ультиматум мистера Поттера? — негромко спрашивает мадам Боунс.

Шквал выкриков поднимается и резко стихает, приглушенный магической защитой от шума. Вверх поднимается первая рука.

Под одобрительные комментарии Дамблдора я считаю поднявшиеся руки. Не точно, конечно, а так, навскидку. Половина. Потом больше половины. Потом примерно две трети. Если я не обсчитался, этого достаточно, чтобы надеяться, что самое важное я сделал. Мы победили большинством голосов. Но, конечно, не все так просто.

— Мы не должны сейчас этим заниматься, — продолжают наседать Хоукворт, Шафик и еще несколько неизвестных мне магов. — Все должно быть по процедуре! Сейчас у нас суд, у нас конкретный процесс, есть обвиняемые, есть обвинения. Пусть подадут запрос, и может быть...

Это они, надо думать, мстительно возвращают мадам Боунс ее "подайте на рассмотрение проект поправок" по поводу Воскрешающего Камня.

— Так вы воздерживаетесь? — уточняет мадам Боунс.

— Я против, — на несколько голосов заявляют они.

— Кто еще против? — мы считаем поднятые руки, и их гораздо больше, чем мне бы хотелось. Но все-таки, все-таки... большинство-то наше? — Отлично, голосование можно считать состоявшимся.

— Мы не имеем таких полномочий! Мы высший судебный орган! Мы не занимаемся вопросами законодательными!

— Ох, да ладно вам, Питер, — усмехается мадам Боунс. — Вам ли не знать, что Визенгамот не раз за свою историю брал на себя такую смелость? Например, в отсутствие выбранного Министра Магии и его заместителя...

— Они не отсутствуют, они больны! Вот пусть поправятся — и примутся за этот вопрос.

— Не думаю.

— Что, простите?

— Чтобы окончательно превратить это заседание в мелодраму... — мадам Боунс тяжело вздыхает и встает со своего места. — Я хотела бы выдвинуть обвинения в адрес Министра магии и его заместителя.

Шум опять приходится отсекать специальным барьером. Мадам Боунс излагает историю своей явки в Министерство после Битвы за Хогвартс — и своего ареста. Я наслаждаюсь каждой нотой этого абсурда, а еще тем, что мне, вот в данный момент, можно побыть простым зрителем.

— Хороша, да? — шепчет, наклонившись ко мне, профессор Дамблдор. — Девочка далеко, очень далеко пойдет!

Как по мне, так дальше уже практически некуда. Выше только пост Министра Магии, на котором, мы все понимаем, она окажется вот-вот, возможно, прямо сегодня после этого самого заседания суда. Возможно, даже прямо на заседании, чего теперь мелочиться-то. Если, конечно, она не предпочтет сидеть в Визенгамоте. Хотя, помнится, Корнелиус Фадж успешно совмещал то и другое.

— Вам мало доказательств его связей с Упивающимися Смертью? — изумляется чьим-то претензиям Боунс. Я тоже удивляюсь. А вот то, что он ее арестовал, — это ничего, если он не Упивающийся, да? Снова будем судить по формальному признаку? Отлично просто. — Согласна, некоторые моменты можно уточнить. Мистер Поттер, не могли бы вы снова призвать своих свидетелей? Можно не всех, а тех, кто может уточнить вопрос, был ли мистер Ранкорн вхож в организацию Того-Кого-Нельзя-Называть.

Да можно же уже! Волдеморт его звали!

А вот интересно, кстати, что мы будем делать, если Ранкорн не был Упивающимся, а, ну, просто наделенный властью злой дурак, вроде той же Амбридж? Она-то, вроде бы, Упивающейся никогда и не была. Что вовсе не мешало ей разделять их взгляды и извести кучу народа.

Первым делом я вызываю Беллатрис. Не потому что думаю, что она знает про Ранкорна, напротив: я почти уверен, что она не скажет, даже если знает, из чистой вредности. А просто для того, чтобы еще раз подразнить гусей визенгамотских.

— Вы издеваетесь?! — восклицает Беллатрис. — Тупые ничтожества! Вы думаете, я знаю каждую шваль, которая пыталась выслужиться перед Господином, почуяв его силу? Я — ближний круг! Я — его соратница! Я знаю только самых достойных! Вы! — она оборачивается и прицеливается пальцем в членов Визенгамота. — Вы думаете, если вы выжили, вы в безопасности? Никто не в безопасности, никто-о-о! Вы предали его, предали моего Господина! Вы снова наводнили улицы магловским отребьем, грязной кровью. Вы запятнали себя, все вы! Когда мы вернемся, не ждите пощады! Мы убьем каждого из вас, изведем под корень каждый род, в котором не ненавидят маглов и не борются с ними! Это будет урок, да, урок для всех сомневающихся. Я вернусь за вами, вернусь!

— Спасибо, Беллатрис, ты свободна.

Не будь она настолько жуткой, я бы, пожалуй, восхитился ее артистизмом... и непробиваемостью. Ведь умерла уже, умерла! А не то что убеждений не сменила, не задумалась даже над тем, правильно ли жила.

Профессор Снейп приносит гораздо больше пользы.

— Нет, Ранкорн не состоял в рядах Упивающихся Смертью, — часть визенгамотских смотрит на Боунс (и почему-то на меня, хотя я-то тут при чем?!) с торжеством. Но Снейп не закончил, он просто выдерживает паузу. — Мне известно о двух его попытках вступить в организацию, обе приходятся на последний год, обе были отклонены, поскольку... он рассматривал этот шаг лишь как подспорье в карьере. И не обладал ни боевой, ни магической подготовкой достаточной, чтобы быть полезным.

— Спасибо, это все, что я пока что хотела узнать, — улыбается Боунс.

— Спасибо, профессор, вы свободны.

— Нет, пожалуй, я останусь, — усмехается Снейп, наколдовывает себе кресло и садится рядом с профессором Дамблдором. Кажется, его просто бесит, когда я им командую, хоть и номинально.

— Как вы можете! Убийца! — раздается откуда-то со стороны зрителей.

— Кстати, какой удачный момент, чтобы кое-что прояснить в истории моей смерти! — оживляется Дамблдор. И начинается новая порция сенсационной правды, которую, вообще-то, я уже излагал перед судом в мае, но большая часть сказанного мной до широкой публики так и не дошла. Дамблдор последовательно обеляет имя Снейпа, а тот сидит рядом и морщится, и не поймешь, доволен он или предпочел бы мрачную славу убийцы. Или ему вообще все равно. Впрочем, это в любом случае не моя забота. А не хотел бы получать вечную славу и признание — нечего было оставаться и провоцировать профессора Дамблдора на добрые дела. Чую, портрет Снейпа в Хогвартсе придется сжигать ежегодно. Если не два раза в год.

Я наконец выбираю момент, чтобы взглянуть на Рона, Гермиону и всех остальных, кто сидит в одном ряду со мной. Они выглядят довольными, хоть и настороженными. Правильно, я и сам, наверное, выгляжу так же. Ведь ничего еще не закончилось.

Члены Визенгамота ведут дебаты между собой, почти забыв уже про нас, — оно и к лучшему. Но стоит мне подумать об этом, как раздается стук: это кто-то стучится в двери зала суда. После секундного замешательства Перси отправляют открыть дверь и выяснить, кому там так не терпится.

Перси открывает дверь и секунду спустя отходит в сторону, пропуская входящих. Три человека в пыльно-серых мантиях проходят прямо к мадам Боунс, шепчут ей пару слов, она растерянно смотрит на меня, потом кивает и громко объявляет:

— Перерыв полчаса.

А серенькие мантии тем временем направляются ко мне.

— Мистер Поттер? — Я киваю, хотя этого, в общем-то, и не требуется. — Мы из Отдела Тайн. В ваших интересах проследовать с нами для беседы — немедленно.

— Простите, я бы с радостью пошел с вами, да не могу: меня тут судят, — развожу руками я. Честно говоря, я невыразимцев ждал. Изначально был уверен, что без них не обойдется, а их появления сегодня ждал даже раньше, в любой момент начиная с той минуты, как при входе в Министерство положил палочку на весы. Слухи-то и так дело быстрое, а уж магически ускоренные слухи... Но надо признать, если не придираться, то явились они весьма оперативно. А если предположить, что про казус с палочкой они не узнали, то скорость, с которой им стало известно, что творится в зале суда, впечатляет. Они крутые.

— С этим мы вполне можем вам помочь, — отмахивается один из серых мантий. — Если договоримся, может выясниться, что вас вообще никогда не судили. И обвинений никаких нет, ни против вас, ни против ваших друзей.

— Спасибо, но мне кажется, я вполне справлюсь с этим сам.

— А если не договоримся... — многозначительно начинает второй, но замолкает, видимо, предлагая мне самому додуматься, чем чревата такая несговорчивость. Я жду продолжения. Он молчит.

— Ну и что тогда? — уточняю я, тоже выдержав паузу. — У вас уже есть план мести — или надеялись, что я сам напугаюсь, без аргументов?

— Поверьте, мистер Поттер, нам даже план не нужен, чтобы испортить вам жизнь, — вступает третий.

Я смотрю на них — они, вроде бы, не похожи друг на друга внешне, но при этом неуловимо похожи — какой-то общей невнятностью, незапоминаемостью внешности, невыразительностью... невыразимостью, вот. Если они поменяются местами, я, пожалуй, тут же запутаюсь и забуду, кто из них что мне сказал.

— Вам — верю. Шантаж и угрозы, вот это я понимаю, грамотный подход к работе!

— Ну, коль скоро пряник вас не вдохновляет, нужен кнут, — пожимает плечами второй.

— У вас просто пряник невкусный. Предложите мне что-нибудь такое, что я не могу получить сам, — улыбаюсь я. — И кстати, о чем мы собираемся вести речь?

— Пройдемте с нами — и узнаете. Сами понимаете, некоторые вещи не стоит обсуждать прилюдно.

— Ой, можно подумать, вы не можете прямо здесь обеспечить такую секретность, чтобы нас не только не подслушали, а вообще забыли, что мы здесь есть.

— Вы пытаетесь взять нас на слабо? — недоумевает третий.

— Нет, я честно говорю, что хочу демонстрацию. Вы говорите, что вы такие могущественные, что легко испортите мне жизнь... ладно, не говорите. Намекаете и подразумеваете. Ну так покажите мне свое могущество. Не хочу я никуда ходить, хочу всё видеть, газеты же потом половину переврут, да и ребята расскажут каждый со своей точки зрения. Пойдите на эту уступку — может быть, и я потом где-то уступлю.

— Кажется, вы заблуждаетесь относительно того, какую степень наглости можете себе позволить, — вздыхает первый.

— Я не заблуждаюсь. Я упрямо верю в удобную и приятную мне версию. И смотрите, как это здорово работает, — я киваю головой в сторону Визенгамота, где даже во время перерыва не прекращаются яростные споры — знать бы, о чем, эх.

— Мы в курсе, как это работает, мы изучаем вопросы веры. Ладно, хватит терять время. Пусть будет по-вашему, мистер Поттер.

Я мысленно засчитываю себе одно очко. Вокруг нас появляется серенький, как мантия невыразимца, полупрозрачный купол. Никто не смотрит в нашу сторону, из чего можно сделать вывод, что с точки зрения стороннего наблюдателя ничего важного и интересного тут не происходит. Моей руки касается рука невидимой Джинни — с одной стороны, неспокойно, что она в это впуталась, с другой стороны, она мой дополнительный козырь, если что-то пойдет не так. С третьей стороны, молодец какая: сказал "не отходи ни на шаг", она и не отходит.

— Вы нашли и объединили Дары Смерти, — почти прокурорским тоном говорит Первый Невыразимец. — Эти артефакты даже по отдельности опасны для общества и для собственных владельцев, а объединенные должны быть изъяты и переданы Отделу Тайн.

— Кому, простите, они это должны?

— Отделу Тайн, Поттер!

— То есть, вы просто мне сказали, что я вам должен, и я должен сказать "ну ладно, забирайте, что поделать". Так, что ли?

— А как вы себе это представляли? — бесцветно интересуется второй.

— Во-первых, удостоверения покажите. Может быть, вы ненастоящие невыразимцы, а мошенники какие-нибудь. А во-вторых, бумагу покажите, хоть какую-то, с номером указа, приказа, распоряжения, что там еще у вас бывает, согласно которому я кому-то это должен. А то, может быть, вы невыразимцы настоящие, но артефакты изымаете не для Отдела Тайн, а для личного пользования. Чем докажете, что это не так?

Недолгую паузу перед ответом невыразимцев я записываю себе, как еще пол-очка.

— Некоторые вещи, Поттер, не должны оставаться на бумаге. Они вообще не должны оставлять следов. Например, Дары Смерти, собранные воедино. То, что вы здесь творите, и так форменный ужас, но пока что этот ужас поправим одним коллективным Обливиэйтом.

— Значит, не зря я в пяти местах оставил себе записи о Дарах. Включая ячейку в Гринготтсе, — улыбаюсь я. — Как чуял, что вы захотите, чтобы все было ваше, а мое — ничего.

— А толку-то, мистер Поттер? Если дело дойдет до того, что нам придется силой забирать у вас Дары, мы заберем. Палочку получим в бою, остальное так отберем — и всё, лично вам можно даже Обливиэйта не давать. Что вы сможете сделать со своей памятью о Дарах?

— Вы все легенды про Дары изучали? — снисходительно (могу себе позволить!) интересуюсь я. Спасибо, вот прямо большое спасибо Малфою за ценную информацию, иначе пришлось бы перед походом сюда хотя бы Мантию запрятать в сейф, чтобы не сдать невыразимцам полный комплект Даров. — Если читали, то должны знать: объединенные Дары сильнее, чем по одиночке. Так что еще вопрос, сможете ли вы их у меня отобрать. Но даже если вдруг сможете... тот, кто объединил Дары, единый хозяин трёх, остается их хозяином до самой смерти, что бы ни случилось, и сам решает, кому их отдать. Я проводил эксперименты. Дары можно запирать и терять где угодно. Если я их призову, они окажутся у меня. То, что я вам это говорю, — это моя уступка, жест доброй воли. Можете попробовать взять у меня Воскрешающий Камень после суда и где-нибудь запереть. Проверите могущество ваших замков. Хотя, я думаю, вы и сами это знаете, да? Вы думали, я, хозяин Даров, сейчас отдам их вам, и тогда после моей скорой смерти они будут вам принадлежать? Так вот, обойдетесь.

— Вы зря сопротивляетесь, Поттер. Вы нарушаете один из важнейших законов...

— Законов чего именно? Магической Британии?

— Мироздания. Все опасные древние артефакты должны находиться на учете Отдела Тайн.

— Что, вот прямо по всему мирозданию есть Отделы Тайн? Да их даже в других странах Европы нет! По крайней мере, не везде.

— Поэтому мы стараемся по мере возможностей распространить свое влияние и туда.

О как. Сколько нового я узнал за сегодняшний день!

— Так где это написано? Покажите мне этот закон, как он сформулирован, какие признаки артефактов там перечислены? Или там дан список?

— Это служебная инструкция Отдела Тайн, вы даже прикасаться к ней не имеете права.

— Поэтому я должен поверить вам на слово?

— Мы можем повторить то же самое под Веритасерумом...

— Вот спасибо, не надо. Даже я, молодой и неопытный, несколько раз наблюдал, как под Веритасерумом говорят то, во что верят и что правдой не является, например. И как легко Веритасерум подменяется водой, я тоже догадываюсь.

Снова повисает пауза. Я кошусь за пределы купола — не продолжилось ли заседание своим чередом, пока мы тут стоим? Нет, не продолжилось.

— Итак, переговоры в очередной раз зашли в тупик, — констатирует Второй Невыразимец. Интересно, они не поменялись местами, пока я смотрел в сторону? С них бы сталось.

— Потому что это не переговоры. Вы предлагаете мне отдать вам Дары Смерти, поверив вам на слово, что так положено. Не получив за это ничего такого, что я не могу получить без вашего участия. И знаете что? Я вам их не отдам. Но не потому что предложение ваше нелепое и для меня невыгодное.

— А почему же? — склоняет голову набок Третий.

— А потому что Отдел Тайн функционировал весь прошлый год. И всё это лето. И никак не повлиял на то, что происходило, не так ли? Вокруг гибли люди, кого-то несправедливо сажали в Азкабан, а Отдел Тайн сидел и изучал вопросы веры и Дары Смерти. Так?

— Мы не имеем полномочий, мы права не имеем вмешиваться в политику! — раздраженно (да неужели наконец-то!) рявкает Первый.

— Руквуду это скажите! — огрызаюсь я.

Первый достает палочку. Я достаю свою. Джинни за моей спиной отпускает мою руку. Я знаю, она тоже готовится; подстрахует и прикроет, если что.

Невыразимец делает взмах палочкой, и купол вокруг нас пропадает. Я на мгновение замираю, перестраиваясь, потому что одно дело сражаться под куполом, опасаясь, что заклинание срикошетит, и совсем другое — в зале, полном других людей, опасаясь уже, что заденет их. Невыразимец, впрочем, спокойно опускает палочку, будто только для того ее и доставал, чтобы купол убрать. Или... что, правда, только для этого?

— Считайте, первую проверку вы прошли, мистер Поттер. Очевидно, что вы дали себе труд хотя бы немного разобраться в том, чем владеете. И что вас не так легко продавить и отобрать у вас то, что ваше. Это немного успокаивает, хотя зря вы затеяли... все это, — он неодобрительно обводит рукой весь зал. — Огласка не идет на пользу магическим вещам.

— Зато политическим вопросам она очень даже на пользу идет, — ворчу я. Я еще, вообще-то, отдышаться не успел после несостоявшегося боя, нерастраченный адреналин у меня разве что из ушей не хлещет. А ошметки лапши, которую мне вешали на уши последние несколько минут, все еще свисает с моих ушей. Тут непросто сразу сменить тон.

Вокруг нас собрались все сегодняшние обвиняемые, а с ними профессор Дамблдор и крайне чем-то недовольный Снейп.

— Еще бы минуту, Поттер, — ворчит он. — Я уже почти понял, как его сломать!

Невыразимец с ярко выраженным интересом смотрит на Снейпа, но потом снова оборачивается ко мне. Я как раз успеваю немного перевести дух и осознать, что вот прямо сейчас боя, кажется, не будет.

— Зайти на беседу в Отдел Тайн вам все-таки придется, мистер Поттер. Но раз вы испытываете такое пристрастие к бумагам, это будет традиционный вызов, с подписью и печатью, присланный совой. Придете?

Можно подумать, если я скажу "нет", они скажут "ну ладно" и уйдут.

— Приду, — киваю я. — Но с собой возьму разве что палочку, для удостоверения личности.

— Как вам будет угодно, — отмахивается тот. — Значит, через несколько дней поговорим нормально.

— А если я буду в Азкабане? — не удерживаюсь от легенькой подначки я. Такой тон самоуверенный. Поговорит он со мной, ага.

— Помилуйте, Поттер, что вы там забыли? — на этой оптимистичной ноте все трое серых мантий откланиваются и направляются к выходу. Моя команда провожает их настороженными взглядами, дожидается, пока они выйдут из зала, и набрасывается на меня с вопросами:

— Что это было?

— Что им надо?

— Ты цел?

— Что они с тобой делали там, под куполом?

— Все нормально, — отмахиваюсь я. — Меня немножко попугали, хотели отобрать Сами-Понимаете-Что. Я сказал, что не дам, и они временно отстали.

— А купол зачем?

— А сам не знаю. Теоретически, чтобы поговорить по секрету. А на самом деле они не сказали ничего такого, о чем к концу заседания, ну в лучшем случае завтра, не догадаются уже буквально все.

— Нужно будет потом добыть думосбор и просмотреть ваш разговор подробно, — говорит Гермиона. — Главное, чтобы не выяснилось, что их заглушка еще и от думосбора защищает.

— Откуда такая идея? Ты где-то такое читала? — уточняет Рон.

— Нет, просто ожидаю худшего. Ну и, как минимум, это вполне в духе Отдела Тайн. Не зря же про них никто ничего толком не знает.

— Поживем — увидим, — снова отмахиваюсь я. — Не до них сейчас. Пусть шлют приглашение на разговор, там видно будет.

— Ты собираешься с ними сотрудничать?

— Конечно! Когда еще доведется пролезть в Отдел Тайн не тайком и ночью, а официально, по приглашению?

И потом, хозяину Даров Смерти, честно говоря, лучше с невыразимцами дружить: меньше будет вокруг желающих прибрать эти самые дары к рукам. Главное, чтобы сами невыразимцы не догадались, что я на их дружбу очень даже рассчитываю. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Конечно, они распрекрасно это поняли.

Заседание продолжается, мы все рассаживаемся по местам. Я смотрю на Визенгамот и вижу слегка растерянные, обалдевшие от стремительности событий лица. Они тут собирались решать вопрос виновности или невиновности Гарри Поттера и его (или Дамблдора?) армии, а оказалось, что они прямо сейчас будут выражать недоверие Министру и начинать расследование его деятельности, отменять кучу постановлений, принимать (наверное) какие-то другие и... что еще им придется делать? Немало, я думаю. А перед ними по-прежнему сидит Поттер со своей (или Дамблдора?) армией, до сих пор не осужденный, и на черта-то он тут нужен, когда у них столько забот?

— Итак, кто голосует за досрочную отставку Министра Магии Альберта Ранкорна и начало расследования? Кто против?

И начинается.

Кто голосует за назначение досрочных выборов Министра Магии?

Кто голосует за и против Амбридж?

Кто голосует за пересмотр всех обвинительных приговоров за последний год и кто против этой горы работы и за амнистию всех подряд, не глядя?

Кто за отмену всех декретов, указов и прочей ереси за последний год?

Кто голосует за то, чтобы отправить нас всех к черту, сняв все обвинения, поскольку они были предъявлены при прошлом Министре и по его указанию?

— Протестую! — говорит Хоукворт. — Допустим, можно снять с Поттера старые обвинения, но остается целый ряд новых. Этот человек вломился в Министерство Магии среди ночи! И он украл статую! Он сам признавался в этом в своей печатной писанине!

— Вот за это, — твердо говорю я, — я готов заплатить любой штраф. Я украл статую "Магия — сила", потому что никаких сил не хватало знать, что этот маглоненавистнический ужас стоит посреди Атриума. Трон из сплетенных человеческих тел, серьезно? У вас тут вообще-то посетители с детьми бывают. Им же потом кошмары будут сниться! Мне лично — снились!

Меня поддерживают нестройные выкрики из зала, я разбираю только "сразу надо было", "давно пора" и "озверели совсем".

— Кто за то, чтобы признать Гарри Поттера виновным в проникновении в Министерство и краже и назначить ему штраф в размере стоимости статуи плюс возмещение морального ущерба? — ровно спрашивает мадам Боунс.

— А кому именно я должен за моральный ущерб? — не выдерживаю я. Нет, ну правда, не Хоукворту же!

— Тому молодому человеку из охраны, которого вы по халатности и преступному недосмотру не усыпили, — строго говорит Боунс. — Ему, между прочим, пришлось пить целый курс успокоительных зелий, когда он решил, что попал смертельным проклятием в кого-то из вашей компании.

— Понял, раскаиваюсь, возмещу, — покладисто киваю я.

— Итак, кто за то, чтобы...

— Минуточку, — вмешивается Шафик. — Выходит, кто-то погиб при этом инциденте? Если так, то вина мистера Поттера куда больше, чем...

— Никто не погиб, — поспешно говорю я.

— Но ведь есть показания, что он попал в кого-то...

— Ему показалось, — максимально неубедительным голосом говорю я. — Он не попал.

Хоукворт тем временем что-то пересчитывает в одном из пергаментов, разложенных перед ним, Боунс и Шафиком.

— Мистер Поттер, — вкрадчиво говорит он, — а где же Джинневра Уизли?

— А почему вас это интересует? — спрашиваю я, хоть и знаю, почему.

— Она единственная из вашей компании отсутствует сегодня. Ну, если не считать Малфоя-младшего, но он на момент вашей выходки в Министерстве находился в Азкабане. А вот мисс Уизли... Мистер Поттер, не в нее ли попала та роковая Авада?

Публика ахает, я в очередной раз радуюсь тому, что семейство Уизли знает настоящий расклад.

— Нет, не в нее, — ровно говорю я.

— И чем же вы это докажете?

— А почему я должен это доказывать? Вы обвиняете меня в ее убийстве?

— Нет, ваша вина только косвенная...

— Разве для обвинения — пусть косвенного, пусть какого угодно, — вам не нужно тело мисс Уизли?

— Ох, ради Мерлина, мистер Поттер! Мы сегодня нарушили столько правил, что вполне можем нарушить еще парочку. Объясните, куда вы ее дели, или я попрошу Визенгамот инициировать расследование.

Джинни за моей спиной еле слышно вздыхает.

— Не вздумай, — тихо говорю ей я. — Я отобьюсь. Не надо.

— Что вы там шепчете, мистер Поттер? Итак, где же мисс Уизли?

— Я здесь, сэр, — говорит Джинни и выходит из-за моего кресла. — Вы довольны?

— Более чем, — кивает тот, хотя я вижу, что нисколечки он не доволен. — Ладно, эта версия себя не оправдала, но все же, мистер Поттер, в кого попала Авада?

— Она ни в кого не попала. Она никого не убила, — еще раз повторяю я.

— Вы готовы поклясться в этом?

— В том, что она никого не убила? Готов.

— Вы выяснили что хотели? — спрашивает Шафика терпеливо ждавшая, пока мы наговоримся, мадам Боунс.

— Пожалуй, — с сомнением отвечает он.

— Тогда давайте все-таки проголосуем. Кто за то, чтобы признать мистера Поттера виновным...

Вместо того, чтобы занять свое пустующее кресло, Джинни садится на подлокотник моего.

— Что? — насмешливо шепчет она. — Ты же сказал, от тебя ни шагу.

— Эпатируешь публику?

— И компрометирую нас обоих, — с довольной улыбкой отвечает Джин.

Штраф мне так и не выписывают.

— Следующий пункт: мистер Поттер проник в больницу Святого Мунго и выкрал оттуда находящуюся на лечении Джиневру Уизли!

— Мистер Поттер, это правда?

— Не совсем.

— Уточните, пожалуйста, что именно в утверждении сэра Хоукворта не соответствует действительности?

Это будет очень, очень длинный день.

С эпизодом по Джинни случается настолько длинная заминка, что мадам Боунс приходится объявить еще один перерыв, чтобы дождаться колдомедика из Мунго. Десять минут мы хором распинались о независимой экспертизе, что это такое, зачем это надо и почему колдомедик, ангажированный Ранкорном, нас не устраивает. Диагностика Джинни — это то, что сам я организовать так и не сумел, поскольку в Мунго после своего выступления с эвакуацией Джинни соваться и побоялся, и постеснялся, и не знал к кому — там-то, в отличие от Гринготтса, у меня своего Уизли не было! — а мадам Помфри, увы, регалиями не вышла тягаться с предыдущей экспертизой. Мастерством — да, а вот бумагами... А где еще можно добыть колдомедика, я просто не знал. С одной стороны, можно было, наверное, активнее поспрашивать об этом профессора Макгонагалл и весь Орден, с другой стороны — зато теперь финансовую сторону вопроса взял на себя Визенгамот. Вот какой я экономный молодец.

Колдомедик прибывает, осматривает Джинни и констатирует, что она здорова, если не считать последствий принудительного погружения в сон. На том и собирается отбыть, но я вцепляюсь в него, расспрашиваю о последствиях и о том, что делать, чтобы их убрать (ну а что, вопрос-то не праздный, а раз колдомедик попался, грех не воспользоваться). Гермиона тут же берется конспектировать его указания.

— Поттер, вы на суде, а не на приеме у врача, — наконец не выдерживает Хоукворт.

В ответ я интересуюсь у колдомедика, сколько стоит курс рекомедованных им зелий. И во сколько обошлось бы лечение Джинни, если бы вдруг предписанный ей экзорцизм все-таки провели. И каков был бы процент вероятности успеха. После чего в очередной (который за день раз?) извиняюсь перед Визенгамотом и перестаю подавать реплики с места. Я даже не спрашиваю: и кто, интересно, за это заплатил бы. Вопрос и так висит в воздухе очень отчетливо.

Дальше по списку у Хоукворта Азкабан, а у меня — дементоры, конечно.

— Наличие там дементоров не отменяет того факта, что вы организовали побег из тюрьмы!

"У меня это семейное, простите, невозможно сдержаться", — хочется сказать мне, но я не говорю, конечно. А говорю что-то правильное, что Кингсли рекомендовал. Про невинно осужденного (это Малфой-то, ха!) и вред его здоровью, про гражданское расследование и акцию по привлечению внимания. И вообще, если вам обидно, что вы так не можете, так и скажите, я пойму. Но этого я, конечно, не говорю.

— Дементоры у Азкабана при заявленном их отсутствии — это правда нездоровое явление, — вполголоса говорит Амелия Боунс.

— Это не значит, что любой юнец может явиться туда и разгромить стену!

— Да ладно вам, мы только решетку высадили, и то не полностью! — ёрничаю я, но тут же меняю тон. — Но если серьезно, уважаемый Визенгамот, я хочу сказать вам, что если вдруг что-то подобное будет происходить, я буду приходить. И громить стены. И красть статуи. И доставать людей из тюрем, больниц и прочих закрытых помещений. Потому что если те, кто должен обеспечить порядок, законность и справедливость, не дают себе труда это сделать, это буду делать я.

— Да кто вы такой, чтобы говорить это нам?

— Я тот, кто может это всё сделать, а вся существующая система не может мне помешать, как оказалось. Я Гарри Джеймс Поттер, и я сражался с Волдемортом не для того, чтобы меня и других потом в этом же обвинили.

Я вместилище пафоса. Я идиот, что забыл половину заготовки. Но это ничего. Нормально получилось, ёмко так.

— Ах, простите, мистер Поттер, мы не оправдали ваше доверие! — ядовито говорит Хоукворт.

— Я подумаю, — киваю я. — Может быть, прощу. Но не сегодня.

Хоукворт (надо думать, от неожиданности) пропускает реплику. Мадам Боунс немедленно пользуется этим, чтобы провести голосование. И в этот раз меня — сюрприз! — признают виновным. И приговаривают-таки к штрафу в десять галеонов за попорченное государственное имущество. И к неделе исправительных работ. Интересно, доволен ли Хоукворт суровостью моего наказания?

— Чарльз, у вас есть еще обвинения в адрес мистера Поттера и остальных? — нежно спрашивает мадам Боунс. Если бы меня она так спросила, я бы точно сказал "нет, никаких обвинений, что вы". Хоукворт некоторое время перебирает свои записи, потом с сожалением качает головой: нет, нету у него больше обвинений. Да ладно? Неужто мы отбились?! А я до последнего ждал, что меня обвинят-таки в похищении Скитер, ан нет! Видимо, рукописи оказались ей достаточно дороги, чтобы она не стала на меня заявлять.

— Замечательно, — говорит мадам Боунс и потирает руки, как бы в предвкушении. — Что ж, тогда я попрошу вас снова вызвать свидетелей защиты, мистер Поттер. Когда еще удастся внести ясность в столько вопросов разом!

Я слушаюсь и повинуюсь. Любой каприз за то, что от всех обвинений отделался одним несчастным штрафом.

Программа, правда, выполнена не полностью, но думаю, кто-нибудь из вызванных обязательно мне подыграет.

Упивающихся я не вызываю, они и нужны-то были в основном для зрелищности, их почти полностью может заменить один Снейп. Никто особенно не возражает против такого моего каприза. Но даже так — очень уж много народу приходится держать здесь разом. Я снова впадаю в вялое полуобморочное состояние и только краем глаза отслеживаю события: Кингсли, Ремус и Тонкс излагают подробности какой-то операции по противодействию Упивающимся; Аластор Грюм выражает недоверие половине присутствующих; Снейп сдает полный список министерских работников на службе Волдеморта, с кем когда-либо имел дело; Дамблдор подробно объясняет, почему попытка Малфоя его убить технически была скорее дружеской дуэлью, а люди ведутся на эту ерунду; а потом Дамблдор говорит "Старшая палочка", и по залу разносится недоуменный смешок.

— А что, вы думали, что Воскрешающий Камень существует, а Палочки при этом все равно нет? — добродушно уточняет он. Я смотрю в сторону Лавгуда. Он имеет вид отрешенно-торжествующий, эдакое "а я всегда знал, и смотрите, кто тут самый умный". Что ж, имеет право. Надо будет, вообще-то, не забыть сказать ему спасибо, несмотря на то, как печально тогда закончился наш визит к нему. С Дарами он нам все-таки здорово помог.

— Кстати о палочке, Поттер, — снова оживляется Хоукворт. — У вас же конфисковали вашу палочку, остролист и перо феникса, верно?

— Да, именно так, — не отпираюсь я.

— Тем не менее, все это время вы как-то колдовали. Откуда у вас палочка?

И снова: наконец-то.

— Взял в бою, — говорю я.

— У кого же?

— У однокурсника одного.

— Гарри скромничает, — улыбается Дамблдор. — На самом деле это куда более интересная история. Теоретически, он получил эту палочку от Драко Малфоя, а тот от меня...

Пока Дамблдор скармливает публике очередную байку, я сижу и спорю сам с собой на деньги, как скоро до них дойдет, что вот эта история и есть продолжение той, о Старшей палочке?

— Мистер Поттер, из какого материала сделана ваша палочка? — спрашивает Хоукворт, почти на полуслове перебив профессора Дамблдора.

— Из бузины, — отвечаю я, по-прежнему делая вид, что не понимаю, к чему он ведет.

— Не хотите ли вы сказать, что вдобавок к Воскрешающему камню являетесь хозяином Старшей палочки? — наконец в открытую спрашивает он.

— Я же говорил, сэр. Если надо будет, если что-то пойдет не так, я приду куда угодно и сделаю там, что считаю нужным.

— Отвечайте на вопрос!

— Хорошо, сэр. Нет, я не хочу сказать, что я хозяин Старшей палочки. Я просто это говорю.

Начинается новая серия шума, гама и грохота. А я мастерю на лице максимально зловещую улыбку и предъявляю ее публике. Ну, давайте, начинайте уже меня бояться. Давно ведь пора.

— Два дара из трёх, — задумчиво говорит Шафик.

— Два? — с улыбкой повторяю я. Но мою прекрасную намекающую реплику пока что игнорируют.

— Поттер, назовите хоть одну причину, почему мы должны выпустить вас из зала, учитывая угрозы членам Визенгамота, — резко меняет он тон. — Будь это просто болтовня, ладно бы, но судя по всему, вы намерены приводить свои угрозы в исполнение, не так ли?

— Где и когда я угрожал членам Визенгамота, сэр? — искренне изумляюсь я. — Я говорил совсем другое. Или вы хотите сказать, что вы уже сейчас знаете, что будете делать откровенно неправильные вещи, вроде истребления маглорожденных, и мне придется вам помешать?

— Кто вам сказал, Поттер, что вы можете судить, что правильно, а что нет? Кто вам сказал, что вы можете вламываться со своими суждениями в государственный процесс? Кто дал вам такое право? Вы, человек, который даже Хогвартс не закончил, со своими наивными и максималистскими взглядами, куда вы лезете?! Хорошо говорить красивые речи перед публикой, но что вы будете делать когда столкнетесь с реальностью?

— То же, что и раньше, сэр. Я буду с этой реальностью воевать, — говорю я. И решаю закругляться. Не о чем тут больше говорить — с людьми, которые хотят монополию на решение, что правильно, а что нет. Я-то ее тоже хочу. — Мадам Боунс, у меня остался еще нерешенный вопрос. Как лучше сейчас поступить Драко Малфою? Явиться в Министерство с каким-нибудь заявлением? Спокойно ждать дома вызова на пересмотр дела? Вообще ничего не ждать и выходить на улицу?

— В Азкабан ему надо явиться, с повинной, — начинает было Хоукворт, но я уже твердо решил, что последнее слово сегодня останется за мной. Поэтому он замолкает на полуслове. И пусть скажет спасибо, что не начинает умирать от удушья, как Малфой.

— В Азкабан точно не стоит. Я пришлю вам сову с дополнительными разъяснениями, как ему следует поступить, — говорит Амелия Боунс. — Мистер Уизли, будьте добры, огласите результаты заседания.

И Перси начинает оглашать, собирая эти результаты по всему протоколу. Про снятие обвинений, про мой штраф размером в десять галеонов, про отмену всего и вся и учреждение Комиссии по разбору деятельности другой проклятущей комиссии и прочее, прочее.

— Тебе даже Орден Мерлина не дали, — ехидно шепчет мне на ухо Джинни. — Ничего эти люди не понимают в том, как надо подлизываться к Темным Лордам. Может, все-таки Финдфайром их?

Что-то юмор у нее в последнее время стал — чернее некуда!

— Что ты, милая. Я не сжигаю людей, с которыми вел переписку, это невежливо, — шепчу я в ответ. Я в принципе людей не сжигаю, никаких. Но это опустим.

Перси дочитывает решения Визенгамота. Зал несколько секунд ждет продолжения, потом разражается аплодисментами.

— Заседание окончено, — подводит итог мадам Боунс.

— Спасибо уважаемому Визенгамоту, было приятно иметь с вами дело, — говорю я. Не потому что хочу сказать им что-то такое на самом деле, а потому что хочу привлечь к себе дополнительное внимание. Потому что в этот момент Джинни неспешно расправляет Мантию Невидимости и накидывает ее мне на плечи. Все артефакты, по идее, выиграли от объединения в одних руках и стали сильнее. Но если с Воскрешающим Камнем и Палочкой я еще не до конца разобрался, в чем отличия и как ими пользоваться, то Мантия теперь позволяет мне творить истинные чудеса. Поэтому я запахиваюсь в нее, надеваю капюшон, а потом прошу ее — и Рон, Гермиона, Джордж, Джинни и все прочие — все мы разом — становимся невидимыми. В этом нет ровно никакого практического смысла. Все равно нам еще выходить из зала и ехать на лифтах, нас будет слышно и видно по открывающимся дверям.

Это просто мой ответ на реплику про "два дара из трех". Не два, мистер Шафик. Вы немного обсчитались.

В этот раз никто не кричит. Потому что я хочу, чтобы было тихо.

Встает со своего кресла и растворяется в воздухе профессор Дамблдор, он не произносит ни слова, но я все равно слышу: "Я же говорил, Гарри, что ты прекрасно справишься вообще без моего участия!" Куда и когда исчез Снейп — я даже не успел заметить.

Мы идем к выходу, невидимые и довольно тихие — мы умеем. Открываем дверь, выходим из зала, закрываем дверь, почти даже не хлопая ей. И оказываемся лицом — нашими невидимыми лицами — к лицу с целой толпой магов.

Они стоят тут молча, только тихо гудят переговорами дальние ряды. От переднего ряда, полукругом окружающего дверь в зал, к этой самой двери тянутся многочисленные Удлиннители Ушей. Похоже, на самом деле аудитория у нашего спектакля была куда больше, чем те, кто поместился в зал. Рассмотрев их немного получше, я вижу в их руках плакаты: "Руки прочь от Поттера", "Он победил, а что сделали вы", "Поттер, ты наш герой", почему-то "Поттера в президенты" и "Лучше Поттер, чем вы все". Чуть дальше, на заднем плане, я вижу еще совершенно правильное, но в нашей ситуации откровенное враждебное "Закон един для всех", а также "Преступникам место в Азкабане" и "Дементоры лечат от наглости". Видимо, основная масса толпы оттеснила их подальше от двери. Честно говоря, так им и надо. И слава Мерлину, что не дерутся.

Все эти люди пристально смотрят на нас — не видя, но осознавая, что нам полагается здесь быть. Я даю команду Мантии, и мы проявляемся, все одновременно. Толпа мгновенно расступается, образуя что-то вроде коридора, по которому мы можем пройти. И мы идем, кивая направо и налево, здравствуйте, спасибо, Поттер, мы в вас верили, Поттер, вы молодецы, все молодцы, вот теперь все правильно, поздравляем, Поттер, так им, Поттер, ну вы даете, Поттер! Люди стоят и дальше, на лестнице, мы с трудом протискиваемся мимо них.

Поздравления, приветствия и похвалы сливаются в единый гул, пока не остаются за закрывшейся дверью лифта. Некоторое время мы молчим.

— Что теперь будем делать? — не выдерживает Рон.

— Бдить, — говорю я. — Если хоть одна зараза попытается оспорить то, что мы... они там сегодня напринимали...

— Да подожди ты со своей бдительностью. Я имею в виду, как будем праздновать?

Мы вваливаемся в дом на Гриммо с наспех купленным сливочным пивом и всякими-разными закусками: сказали "праздновать", значит, будем праздновать! Дома нас встречают Кричер, Драко Малфой и густая, почти ощутимая атмосфера уныния и безысходности.

— Хозяин обещал призвать меня и не призвал, — укоризненно говорит Кричер. — Кричер не нужен хозяину, наверное, Кричер плохой домовой эльф.

Ну, вообще-то, не "обещал", а просто велел быть наготове, потому что если бы все вышло не в нашу пользу, именно Кричеру пришлось бы вести эльфов Хогвартса нам на выручку — для экстренной эвакуации. Но, к счастью, сложилось иначе.

— Явились, наконец-то, — вторит ему Малфой. — Решили погулять всласть, а на Малфоя плевать, слизеринец перебьется и посидит дома без новостей?

И у обоих в голосе такие скандальные-скандальные нотки, мол, только скажи что-нибудь не то, я как обижусь! Как заору про гриффиндорцев и грязнокровок! Как забьюсь в кладовку! Перенервничали, видно, оба.

Памятуя о том, к чему приводят попытки говорить с Кричером "по-хорошему" (к ерунде всякой), я указываю ему на сумки с покупками:

— Кричер, разбери это и накрывай на стол. Если у нас есть какая-нибудь праздничная посуда, доставай ее. Мы сегодня победили, надо отметить.

— Хозяин купил закуски в магазинах, хозяину не нравится стряпня недостойного Кричера, хозяин лучше будет есть то, что готовит рыжая Преда... мисс, — бурчит Кричер, но послушно идет на кухню. Вот и хорошо. А за "Преда..." я с ним потом душевно побеседую.

Расправившись с одним источником печали, я поворачиваюсь к Малфою:

— Сливочное пиво будешь?

— Вы ради этого меня тут мариновали? Ради дешевой выпивки? Нет, я, конечно, понимал, до какой степени вам все равно...

Да нет, Малфой, ты даже не представляешь. По мне так и сдохни ты тут от тоски, и ничего страшного. Но ведь я даже повел себя как вежливый человек.

— Я тебе Патронуса послал, как только мы из Министерства вышли. Скажи мне, что могло бы быть еще более "не все равно", чем это?

— "Всё в порядке, скоро будем"?! Это не Патронус, это ерунда какая-то, Поттер! Что я, по-твоему, должен был понять из этого сообщения?

— Что всё в порядке. И что мы на свободе, раз можем скоро прийти. Ладно, Малфой, это все лирика. Ты хочешь услышать новости или высказать претензии?

— Ложный выбор, — вполне мирно усмехается Малфой. Никогда не привыкну, как неожиданно на него накатывает и как внезапно отпускает. Да и слава Мерлину, еще не хватало — к Малфою привыкать. — Я прекрасно могу себе позволить и новости, и претензии. Но так и быть, давай своё пиво и рассказывай.

За накрытым в гостиной столом мы с ребятами поочередно, перебивая друг друга и изображая в лицах, пересказываем друг другу и рассказываем Малфою основные вехи суда.

— Так что сиди смирно, жди сову с инструкцией. И в ближайшее время будут пересматривать дело твоё и родителей. И я не я, если не оправдают.

Я прямо вижу, как Малфой старательно фильтрует что-то вроде "То есть вас, отъявленных, отпустили прямо из зала суда, а нам еще и ждать надо", оно бегущей строкой проходит по его лицу, но вслух он говорит:

— Честно говоря, я не верил, что у вас получится. Спасибо.

— Скажешь, когда дело действительно пересмотрят, — отмахиваюсь я. — Это все, конечно, решения Визенгамота, а значит, их надо выполнять, но подозреваю, что кто-нибудь захочет повыделываться, потянуть время и так далее... и придется мне устроить еще какую-нибудь идиотскую акцию. И штраф потом платить.

— Если ты предпочитаешь такой вариант возмещения долга... — начинает Малфой.

— Какого долга?.. О Мерлин, нет! Ты что, думаешь, что я стану с тебя деньги брать за это?

— Я надеялся, — разводит руками он. — А что тогда?

— Да ничего, — окончательно обалдеваю я. — Ничего ты мне не должен. Вас надо было вытащить — я вытащил, всё, история окончена.

— Значит, все-таки решил приберечь про запас, — трагически вздыхает Хорёк. — Учти, что заставить меня искренне и преданно служить ты не сможешь.

— Да и на фига бы мне оно?!

— А что еще? Остальные варианты ты сам исключил!

Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Я его не понимаю, он меня, похоже, в чем-то обвиняет.

Я сдаюсь первым.

— Кто-нибудь может мне объяснить, что за очередной слизеринский загон мы сейчас наблюдаем?

— Это называется "нежелание ходить в должниках", — приходит мне на помощь Ханна. — И, кажется, полная, абсолютная уверенность в том, что все и всегда спрашивают по счетам. А если не спрашивают сразу, значит, на потом приберегут, и будет только хуже. Проценты набегут.

Я трачу еще пару секунд на осмысление.

— Круто. Жаль, что я сам до этого не додумался.

— Ну давай, скажи мне еще, что я не прав, Поттер. Скажи мне, что ты сделал это для меня по дружбе!

— Нет, конечно, — фыркаю я. — Еще не хватало.

— Вот видишь...

— Во-первых, не для тебя, а для Снейпа. Во-вторых, не по дружбе, а за компанию. Так что за расчетом — тоже к Снейпу, на тот свет, ладно? А меня этим не напрягай. Со мной, кстати, ты рассчитался легендами о Дарах Смерти. Мне хватило.

Малфой глубоко задумывается — и дальше праздник течет практически без его участия.

Когда все начинают расползаться по комнатам, Малфой тоже встает было, чтобы... расползтись. Но останавливается около моего кресла.

— Знаешь, Поттер, странно как-то это всё.

— Что именно?

— Какой-то у нас с тобой незавершенный сюжет, что ли, — я молчу, потому что опять тупо переспрашивать не хочу, а понимать ничего не понимаю. — Когда вы меня вытащили, я был уверен, что теперь либо мы наконец-то друг друга убьём, либо... подружимся, наверно? — Неожиданный заход! Особенно если вспомнить, сколько наездов от Малфоя мне пришлось спустить под лозунгом "он скорбен головой и только что из Азкабана". — А в итоге ни того, ни другого. И что, и теперь через несколько дней я просто выйду отсюда — и всё?

— Не, не всё, — категорично заявляю я. — Раз ты теперь должен Снейпу, раз в полгода будешь мотаться со мной в Хогвартс, сжигать очередной его портрет. Не всё же мне одному отдуваться.

— Поттер, ну кто тебе сказал, что это нормально — отшучиваться на серьезные вопросы?

— Никто. Сам придумал. Спокойной ночи, Малфой. Прелесть в том, что у нас впереди много времени. Когда захотим, тогда и завершим сюжеты. Или не завершим.

* * *

Утром начинают сбываться... и хотел бы сказать, что самые мои смелые мечты, но нет: представления о минимально нормальном начинают сбываться, вот что. Приходят утренние газеты, а там, за вычетом истерики насчет "Гарри Поттер — страшный и ужасный подчинитель Даров Смерти" (кто кого еще подчинил, большой вопрос), много свежих новостей: массовая амнистия, кадровые перестановки, Боунс в качестве (пока что) исполняющей обязанности Министра, какое-то новое имя во главе Визенгамота (я даю себе слово непременно узнать, что за тип), отмены декретов, реформа Азкабана и — бальзам на мою душу — расследование против Ранкорна и Амбридж, все еще лежащих в Мунго, но теперь еще и под стражей.

Я в очередной раз возношу хвалу Мерлину, Снейпу, Перси и Джорджу с Гермионой, что никто то ли не докопался, то ли не захотел обвинять нас в том, в чем мы действительно виновны: в отравлении этих двоих. Боюсь, если бы дело дошло до этого, мне бы не хватило уверенности и незамутненности, чтобы отстоять свою моральную правоту. Но обошлось.

На передовице "Пророка" блистает Скитер, обо мне отзывается почти благосклонно, в смысле, с ужасом, но без грязи; намекает на страшные тайны Отдела этих самых Тайн, но ничего по делу не говорит — видимо, ссориться с невыразимцами не хочет.

Начинают прилетать многословные письма ребятам: судебные постановления, официальные министерские извинения, инструкции, куда подойти за конфискованным при аресте, назначение компенсаций.

Я разблокирую камин, чтобы все желающие могли с комфортом сходить домой или куда им надо, и гостиная начинает напоминать проходной двор.

Джордж ныряет в камин в ту же секунду, скороговоркой выпалив: "Я в магазин, вернусь к ужину".

Уходит домой Невилл, возвращается обратно в компании Августы Лонгботтом, они запираются секретничать на кухне, взяв с собой Ханну и почему-то тот самый цветок, который все это время бережно растил Невилл. Спустя минут сорок Августа отбывает, не забыв на прощание похвалить нас всех и велев Ханне заходить в субботу на чай. Ну то есть, по тону было ясно, что она не приглашает. Она ставит перед фактом.

Чжоу бегает туда-обратно раз десять, наконец предстает передо мной с самым сияющим видом:

— Я отпросилась у отца еще на пару дней! — и видя, что лицо мое понимания не выражает, поясняет: — Квиддич, Гарри! Мы же с самого начала собирались сыграть в Квиддич на заднем дворе!

А, ну да. Фактически, ради этого и собрались. Но положа руку на сердце, в Квиддич сыграть мне и самому хочется. Заняться чем-то... нормальным, наконец.

Рон уходит в магазин вслед за Джорджем:

— Потому что если у них... у него там где-нибудь спиртное приныкано, то... ну, ты понимаешь. Лучше помогу ему разгрести всё и учёт провести какой-нибудь там.

Ханна уходит в камин и возвращается; Луна уходит в камин и возвращается; Сьюзен уходит в камин и возвращается. Я не спрашиваю, а что ж они все не уходят насовсем. Мне-то это даже выгодно. Если Министерство вычудит еще что-нибудь, то ну как минимум мне будет недалеко до них тянуться.

Джинни уходит в камин и возвращается. А потом из камина выходит Артур Уизли. Рассеянно кивает всем, интересуется, где Рон и Джордж, потом зовет меня поговорить на кухню. Там он садится за стол, долго роется в портфеле, бормоча, как его ужасно утомили эти отчеты, ничего-то среди них не найдешь. И наконец выгружает на стол конверт.

— А это, Гарри, твое приглашение в Отдел Тайн. С подписью, печатью и прочей атрибутикой. От лица Отдела приглашаю тебя с визитом. Безопасность твою и твоих артефактов я гарантирую лично.

Я смотрю на Артура Уизли и прямо чувствую, как привычный мне мир в очередной раз рушится... Нет, пожалуй, переборщил с пафосом. Ничего у меня там особенно не обрушилось. Попробую еще раз, с начала.

Я смотрю на Артура Уизли и чувствую, как привычный мне мир (и привычный, знакомый человек!) поворачиваются очередной совершенно неожиданной для меня стороной. Я и рад бы изобразить идиота и решить, что мистер Уизли просто передал мне письмо, но не получается. И я, в общем, догадываюсь, что неспроста ко мне прислали с этим предложением именно его. И раз прислали, и раз он не просто передал письмо, а что-то там гарантирует от своего имени, значит, отношение к Отделу Тайн он имеет самое непосредственное. Но догадки — это догадки, зачем высказывать их и просить подтверждения или опровержения, если можно спросить прямо?

— Мистер Уизли, а почему именно вы принесли мне это письмо? Вы ведь, вроде бы, возглавляете совсем другой отдел?

— Поддельные обереги, да-да, выявление и конфискация, — все так же рассеянно кивает он. — Но не только. У меня тот самый редкий случай, когда работа по совместительству допустима.

Я пытаюсь прикинуть это. Руководить одним отделом, работать (тайно!) в другом отделе, а кроме этого умудряться находить где-то время не только на семью (на семерых детей, на минуточку!), но и на деятельность в Ордене Феникса, и, смешно сказать, на хобби, вроде зачарования магловских предметов! Это же разорваться можно! Это же столько времени в сутках не найдешь! Впрочем, я тут же вспоминаю, что именно в Отделе Тайн хранятся хроновороты. Это, конечно, многое объясняет.

— Почему именно я? Да просто для ответа на твое — вполне обоснованное, Гарри, — обвинение в... аполитичности, скажем так, отдела. Глобально ты информирован верно: Отдел Тайн не вмешивается в политику. А если кто-то из невыразимцев вмешивается, то довольно скоро перестает таковым быть. Но есть и некоторые нюансы. Видишь ли, не я один в Отделе Тайн работаю по совместительству. И все работающие в Министерстве Магии люди, в свободное от Отдела Тайн время, могут иметь свои убеждения, политические взгляды — и действовать, исходя из них. С теми ресурсами, которые есть у них в свободное от Отдела Тайн время. Но поскольку в этот раз ситуация действительно сложилась непростая, к тому же, один бывший невыразимец успел в ней наследить, пострадал наш сотрудник и даже сам отдел, мы не только действовали каждый от своего лица, но и пользовались — совсем немного, самую малость — предоставленными нам служебными ресурсами. Результат ты видишь. Разумеется, самую большую роль в этой истории сыграли ты и твои друзья, и я ужасно горд, что Рон и Джинни были в их числе. Но и мы, поверь, без дела не сидели. Просто это было наше личное, частное дело. И очень, очень небольшое превышение полномочий.

Ну, кстати, это надо будет потом проверить, в плане хоть какой-нибудь конкретики. Но сейчас и без нее вопросов целая гора, так что...

— Это... немного меняет дело, — нехотя соглашаюсь я, — хоть и не полностью. Чего это не меняет, так это свинского отношения тех троих, кто пришел в зал суда! Так грубо и по-дурацки пытаться меня запугать!..

— Ну, во-первых, мы как могли помогли тебе в твоих целях. Ты хотел огласки — что может быть красноречивее и громче, чем тройка пришедших за тобой невыразимцев?

— То есть, всё было для этого?..

— Ну конечно. Хотя, честно говоря, если бы ты на этом месте взял и отдал Дары, никто бы тебя отговаривать не стал, разумеется. Потому что ты бы нам тогда не подходил. А Дары нам всё равно нужны.

— То есть, это проверка?

— Ну да. И это "во-вторых". Стандартная проверка, — пожимает плечами мистер Уизли. — Сначала проверка на жесткость, можешь ли ты противостоять простому давлению — не слишком сильному, но заметному. Потом проверка на гибкость — сможешь ли ты после этого принять предложение работать на Отдел Тайн.

Работать?..

— Работать?! Я ведь еще даже Хогвартс не закончил!

— Не беда. Вообще-то, мы бы тебя и просто после СОВ взяли, но если хочешь полный седьмой курс, значит, закончишь. Я точно знаю, что Минерва вот прямо сейчас разрабатывает два варианта для тех, кто не смог нормально учиться в Хогвартсе в прошедшем году. Первый — как бы остаться на второй год и пройти курс снова, вместе с учениками на год младше. Второй — для тех, кто все-таки как-то учился, — пересдать экзамены в начале октября. Так что в сентябре вернешься в Хогвартс, а там либо сдашь экзамены в октябре, либо в июне. В любом случае, после ЖАБА мы тебя ждем.

— И что, если я не смогу принять ваше предложение? — я смотрю прямо на него, пытаясь по его лицу прочесть ответ.

— Ничего, — улыбается он. — Тебя просто оставят в покое.

— Серьезно?

— Серьезно. Будут, конечно, негласно присматривать, не то чтобы тебя страховать, скорее следить, чтобы Дары не ушли к кому-нибудь слишком хитрому и не потерялись из поля зрения еще века на три. А так — Отдел ждать умеет. Не в этом веке и не с тобой, так в следующем и с твоим наследником.

— Вот. Насчет Даров — это я понимаю, это выглядит логично, что они нужны Отделу Тайн. А я им зачем? Просто потому что к Дарам прилагаюсь? — я задаю вопрос и тут же мысленно даю себе по лбу: это звучит так, будто я обижаюсь, что не нужен им, такой прекрасный, сам по себе. Но что уж поделать, как ни формулируй, вопрос-то действительно интересный.

— И да, и нет, Гарри. Давай честно: без Даров, пожалуй, ты вряд ли заинтересовал бы наш отдел в ближайшее время. Но теперь, с имеющимся у тебя — благодаря Дарам и не только — опытом, ты интересен и сам по себе. Не только как объект изучения, но и как потенциальный сотрудник. Человек, умеющий ладить с артефактами, нам всегда нужен. А человек, умеющий ладить со Смертью и персонально ее артефактами, нам всегда нужен очень сильно. Так что тебя у нас очень ждут — поговорить, оглядеться и вообще. Если принимаешь приглашение, мы ждем тебя сегодня вечером, часов, скажем, в семь.

Ну что ж я, дурак, что ли, от такого отказываться?

— Хорошо, я буду, мистер Уизли.

— Вот и отлично. Вот и замечательно, — он поднимается, взгляд его становится гораздо веселее и самую малость рассеяннее. — Тогда я пошел, увидимся вечером.

— Мистер Уизли!

— Что, Гарри?

— Что мне сказать остальным насчет нашей встречи?

— Правду. Чистую правду. Я принес тебе письмо с приглашением. Меня ведь постоянно кто-то что-то просит передать.

— Мистер Уизли!

— Что ещё?

— Вы бумаги на столе забыли!

— Ах, это... спасибо, я бываю ужасно рассеян!

Переигрывает. Сейчас я это явно вижу, а раньше бы не заметил. Артур возвращается за бумагами, сгребает из в портфель и торопливо направляется к выходу.

— Опаздываю... заболтался я с тобой, совсем потерял счет времени. До вечера, Гарри!

Да уж, до вечера. Как тут дожить до вечера, спрашивается, с такими-то открытиями?!

Артур Уизли встречает меня у лифта на минус девятом этаже. В течение дня я получил несколько писем из Министерства, из которых выяснил, куда зайти и где расписаться, чтобы получить обратно свою родную палочку; куда уплатить штраф; что какую-то компенсацию (так и не понял, за что именно) мне должны дать тоже; и с изумлением узнал, что именно в Отделе Тайн будет проходить моя неделя отработок... тьфу, исправительных работ.

— Мистер Уизли, это нечестно, — говорю я, потрясая письмом. — Хотите сказать, что я теперь хочу-не хочу на неделю привязан к Отделу Тайн?

— Да нет, — легкомысленно отмахивается он. Честно говоря, я ждал его явления в серой мантии невыразимца и уже предвкушал это странное зрелище, но ничего подобного: мистер Уизли выглядит примерно как всегда. И уже от этого невыразимо странно. — Нет, конечно, Гарри, просто так легче всего было организовать тебе экскурсию к нам. Хорошую такую, длинную и многодневную. Если сегодня-завтра выяснится, что тебе это все совсем не интересно, то мы либо перекинем тебя куда-то, если захочешь по-честному отработать что назначено, либо просто перестанешь ходить, а мы отчитаемся, что ты отработал. И всё.

Мягко стелют, ой мягко. Вот только к добру ли это — непонятно.

— Сегодня просто пройдемся, я кое-что тебе покажу, — говорит тем временем Артур. — А вот завтра, если хочешь, приходи уж как положено, будешь у нас тут полы мыть. По документам. А так — найдем чем заняться, конечно.

Это все очень мило, но я пока отодвигаю это все на дальний план и спрашиваю ерунду. А что поделать, если ерунда волнует меня больше?

— Мистер Уизли, а вы когда-нибудь носите форму невыразимца?

— Ношу, конечно, когда я на работе. А что?

— Неужели вас ни разу никто не видел в этом их сером плаще?

— Ах, вот, к чему ты ведешь, — понятливо кивает он. — Видели, конечно, но скорее всего, не узнали. Во-первых, плащ и сам-то по себе скрадывает особые приметы — думаю, ты уже заметил этот эффект, — я киваю. Действительно, заметил, но списал на то, что внешность у этих троих была такая. — А во-вторых, меняя повседневный костюм на этот плащ, мы переодеваемся полностью. Снимая с себя весь свой повседневный образ вообще.

Вот теперь я не киваю, а только таращусь на него с немым вопросом на лице.

— Это довольно сложно продемонстрировать без костюма, — говорит он. — Но у каждого из нас есть заметный образ, культивируемый комплекс привычек, манер и примет. Если их убрать, — а их можно убрать, — человек меняется, даже если не менять внешность.

Он говорит: "довольно сложно продемонстрировать без костюма", а сам — демонстрирует. Черты его лица несколько заостряются, несимметричная улыбка, всегда слегка кривящаяся вправо, кривиться перестаёт; меняется взгляд, меняется интонация с известной мне добродушно-снисходительной на... никакую. Если бы меня встретил вот такой Артур Уизли, я бы его, наверное, всё-таки узнал. По костюму. Но решил бы, что он глубоко заколдован. Интересно, а можно ли мне — вот так? И чтобы никто даже глядя мне прямо в шрам, не узнал?.. Мистер Уизли тем временем моргает и преображается обратно. Улыбка снова сходит чуть право, взгляд оживляется, а сам он кладёт руку мне на плечо и восклицает:

— Пойдем-пойдем, у нас сегодня много мелких дел и одно важное! С него и начнем.

Мы заходим в знакомую мне круглую черную комнату, которая немедленно начинает вращаться — как мы намучились здесь, пытаясь найти среди одинаковых дверей зал пророчеств! Мистер Уизли говорит:

— Комната смерти, — и круговерть заканчивается, а перед нами оказывается одна из одинаковых дверей.

А у меня в голове что-то щёлкает.

Старшая палочка, Мантия Невидимости, Воскрешающий камень — Дары Смерти.

В Отделе Тайн хранится Арка Смерти.

— Вижу, ты начинаешь кое-что понимать, да? Собранные тобой предметы — не единственные артефакты Смерти в мире. Да и кроме этой Арки есть еще другие вещи, к сожалению, для нас нынче недоступные. А вот Арка доступна. Ее можно изучать. То есть, это практически невозможно: способов нет. На заклинания она не отзывается, дотронуться до активной ее части нельзя. Но...

Я вхожу в зал, где в глубине ямы на постаменте стоит она. Та самая Арка, в которой однажды сгинул Сириус. Я спускаюсь по крутым уступам, ведомый Артуром, и сажусь на ближайшую к постаменту скамью. Самую нижнюю. Ближе я пока что подходить боюсь.

— Если от трёх Даров остались известные тебе легенды и даже детская сказка, то от Арки не осталось ничего. Она была здесь задолго до появления Министерства Магии и, подозреваю, останется еще долгое время после. Да, предвосхищая твой вопрос, были попытки ее уничтожить — магически и физически. Результат ты видишь сам.

Я сижу, смотрю на арку, на то, как колышется темная призрачная ткань в ее проеме. Зрелище... гипнотизирует. Словно кто-то только что прошел через нее. Или упал в нее. Словно кто-то смотрит на меня с той стороны занавеса. Кто-то, с кем я уже хорошо знаком. В первый раз, когда я встретился с Аркой, Гермионе пришлось уводить меня отсюда почти силой. А сейчас, я это прекрасно понимаю, никто меня силой не уведет, если я не оторвусь от неё сам. Это не в интересах Артура Уизли и Отдела Тайн.

— И что вы хотите — от меня? — наконец спрашиваю я, на миг отводя взгляд от Арки. Мне постоянно кажется, что еще немного, и за колышущимся занавесом я разгляжу того, кто стоит за ним...

— Мы хотим, чтобы ты посмотрел. И чтобы ты послушал. Ты ведь и раньше... слышал Арку, верно? А ведь тогда у тебя была только мантия. Мы хотим знать: что ты услышишь теперь?

Самое смешное, что я тоже хочу это знать. Я, сам не зная, зачем, достаю свою родную, только сегодня полученную обратно палочку и подхожу к Арке. Арка шелестит. Арка шепчет на множество голосов. Всё так же, как в прошлый раз. Но теперь я могу кое-что разобрать.

Я их слышу, эти голоса. Рон как-то давно уверял меня, что даже в магическом мире слышать голоса, которые не слышат другие, — это дурной признак. Но как позже выяснилось, это был слишком узкий взгляд на вещи. И на проблему голосов.

Я слышу голоса. Они шепчут, вроде бы, каждый что-то своё, но все их шептания сливаются в один, единый гул. И в этом гуле я могу разобрать слова.

— Мантия, мантия, мантия самой Смерти! Кто наденет мантию Смерти, может пройти сквозь арку и уцелеть. Палочка, палочка, что сделана Смертью! Кто возьмет в руки палочку, сделанную Смертью, может пройти сквозь арку и уцелеть. Камень, что Смерть подобрала на речном берегу! Кто возьмет в руки камень, которого касалась Смерть, может пройти сквозь арку и уцелеть! Кто хозяин Даров, тот может пройти сквозь арку! Кто пройдет сквозь арку, тот вернется другим!

— Каким? Что там, за аркой? — тихо спрашиваю я. Но голоса не отвечают. Они просто заходят на второй круг. Меня так и тянет подойти поближе, вслушаться, чтобы, может быть, различить другие реплики — их там бесчисленное множество! И порой мне кажется, будто я могу разобрать среди них знакомые... вот только чьи?

— Что ты слышишь, Гарри? — спрашивает мистер Уизли. В его кармане что-то тихо звякает.

— Просто голоса, — отвечаю я и отхожу от Арки на пару шагов. Оказывается, я успел подойти уже почти вплотную. — Слов не разобрать.

Мне бы самому еще это сначала обдумать. А потом уже решить, говорить ли кому-то еще.

Он вздыхает.

— Ладно, всё с тобой ясно. Пойдем, покажу тебе еще кое-что.

Всё оставшееся время он водит меня по отделу, заводит то в архив, "полный крайне интересных и поучительных историй, Гарри!", то в маленькую кладовку, на поверку оказывающуюся почти бесконечным складом "инвентаря" и забитую артефактами, то в недоброй памяти зал пророчеств, выглядящий, к слову, почти так же, как два года назад... разве что полок, кажется, стало меньше, но даже в этом я до конца не уверен. В чем я уверен, так это в том, что всё важное, что должно было случиться сегодня, уже случилось. Мы с Аркой встретились. И во мне крепнет уверенность, что однажды — много лет тому вперед — я возьму в руки палочку, накину на плечи мантию, положу в карман камень — и шагну в занавешенный невнятным тряпьем проём. Что случится тогда? Где я окажусь? Выживу ли? Смогу ли вернуться обратно? Не знаю. Знаю только, что так будет. Это мое пророчество, если хотите.

Потом — совсем скоро — раздается мелодичный "треньк", и Артур радостно хлопает в ладоши:

— Ну вот, теперь можно и домой. Так как, согласен скоротать свою неделю работ у нас? Вот и отлично. Держи пропуск, приходи... ну, не знаю... может, послезавтра? Или на той неделе? Как получится, в общем. Соберешься — коснешься пропуска палочкой, назовешь нужную дату, она там проявится. Кстати, когда мы ходили по залу пророчеств, я успел увидеть, что там появилось одно новое. Не хочешь вернуться и посмотреть? Нет? Я так и думал.

Наверное, это эпилог. В смысле, для той истории, в которой мы, чокнутая компания сбежавших арестантов, готовились к суду, чтобы как-нибудь таки извернуться и избежать Азкабана (а еще всех спасти, как обычно), — это эпилог. А для всего, что будет дальше, — скорее уж предисловие. В конце концов, я не питаю иллюзий на свой счет. Я уже привык к тому, что вылипнув из одной истории, тут же влипаю в другую. Не знаю, во что я влипну на этот раз, но с нетерпением жду того момента, когда узнаю. Говорю же — привык.

Ночью мне снится Смерть. Она сидит рядом со мной, обстоятельно рассказывает мне про Дары и прочие свои артефакты, но проснувшись, я помню из них только статую, затерянную где-то в Эгейском море, проклятый портрет, мелькавший в Британии всего-то век назад, а сейчас осевший в изолированной темной комнате в одном французском замке на берегу Луары, да еще серьги с изумрудами, лежащими — где бы вы думали — в нашем Отделе Тайн, не в той кладовке с артефактами, конечно, а в отдельной комнатке, в хорошей компании.

А еще Смерть уверяет меня, что я смогу и пройти через Арку, оставшись в живых, и вернуться обратно, но время там течет гораздо медленнее, а значит, уйдя на день-другой, я могу вернуться через месяц или через год. А значит, время надо выбирать мудро, как-то так она выразилась. Откуда бы еще взять той мудрости?.. Где это "там", которое за Аркой, и что "там" находится, она не рассказывает.

Проснувшись, я едва сдерживаюсь, чтобы не броситься в Отдел Тайн прямо сегодня же, проверять серьги с изумрудами: есть они там или нет? Настоящая Смерть мне приснилась — или просто впечатлённое дневными событиями подсознание чудит? Вспоминаю, как препирался по тому же поводу с мёртвым Снейпом, — и никуда не иду. Решаю, что это может подождать денёк-другой. В конце концов, моя отсутствующая мудрость подсказывает мне, что в ближайшие лет тридцать-сорок точно не время соваться в Арку. А значит, и проверка того, что с ней связано, может подождать. Может, я сказал!

Я спускаюсь вниз. Там тихо — все снова разбежались кто куда, только из кухни раздается приглушенный шум. Я заглядываю туда (не только потому что шум, но и потому что завтрак) и застаю разгар творческого процесса: Джинни палочкой управляет венчиком, взбивающим какой-то крем в большой миске, сосредоточенный Кричер примеривается к здоровенному пирогу, а потом одним щелчком пальцев режет его на несколько слоев — кажется, это называется "коржи"? Похоже, у нас будет торт. С другой стороны столешницы Ханна что-то трет на тёрке. Пахнет шоколадом и апельсином. В углу сидит Гермиона с бумагами — то ли эссе какое пишет, то ли рецепт записывает.

— Доброе утро, Гарри! — на секунду отрывается от работы Джинни. — Кричер, отлично получилось, теперь давай ставь сироп. Ханна, у тебя долго еще?

— Нет, уже почти всё! Мандрагору еще из шоколада наколдовать, что ли? Нет, не потяну. Точно всё. Доброе утро, Гарри!

— Кричер понял, мисс. Доброе утро, сэр.

— Доброе утро всем! Что у нас тут происходит и где остальные?

— Рон и Джордж в магазине, — рапортует Гермиона. — Невилл у бабушки, Сьюзи и Чжоу на Косой Аллее, закупаются к вечеру, а Малфой, вроде, в Министерство пошел, его сегодня вызывали для дачи каких-то там разъяснений. А Луна побежала за подарком.

— Подарком? А что такое у нас вечером?

Гермиона улыбается и говорит:

— Так и знала. Ты помнишь, какое сегодня число? — я на секунду задумываюсь, пытаясь сообразить. Нет, не помню. Несмотря на то, что каждый день смотрел газеты, извещения от Министерства и прочие штуки, я понятия не имею, какое сегодня число. Меня это просто не интересовало.

— Двадцать седьмое? — наобум предполагаю я.

— Тридцатое, Гарри. Сегодня у Невилла День Рождения.

А завтра, значит, у меня. Этого никто не говорит вслух, но я и так догадываюсь, что как минимум три человека (включая теперь и меня) на кухне об этом помнят. А я ведь так всё и пропустил бы, если бы мне сейчас не напомнили.

— Значит, мне тоже нужно за подарком! — соображаю я. — Эээ... Джин, а есть тут что-нибудь съедобное, что я могу сам взять и тебя не отвлекать?

— Есть, на столе стоит, — отмахивается она. И правда.

Наскоро позавтракав, я отправляюсь на Косую Аллею с целью найти самое страшное, хищное и странное растение, которое только можно купить легально. Вместо этого, правда, нахожу полный набор магических инструментов для работы в теплицах и решаю, что это тоже неплохо.

* * *

Наш "вечер" начинается часов в пять, когда добросовестно отвлеченный бабушкой Невилл от неё возвращается.

Он продолжается в шесть, когда из камина выходит Малфой, замотанный, но вроде бы даже довольный, отмахивается от наших "ну что, ну как" — "всё неожиданно неплохо", — и вручает Невиллу — о Мерлин — напоминалку, светящуюся и подпрыгивающую. Мы так и не поняли, считать эту шутку доброй или злой и над кем, собственно, больше пошутили, но мордобоя удается избежать.

В семь часов наш вечер продолжается на заднем дворе, где мы все, вместе с Малфоем даже, наконец-то разбираем мётлы и играем в Квиддич, тасуя команды так и эдак, меняясь мётлами и ролями до полного изнеможения всех участников.

В девять часов темнеет окончательно, мы вспоминаем, что торт не доеден, а выпивка всё ещё не открыта, и возвращаемся за стол, попутно сокрушаясь, что за два часа на метле выдохлись: надо, надо возвращать форму!

В десять часов мы с Джинни лезем на крышу — я ни разу не задумывался, куда ведет окно в чердачном потолке, а оказывается, зря, — пока остальные разбредаются от общего стола, разбиваясь на небольшие группы.

Мы сидим и смотрим на немногочисленные — в городе слишком светло, чтобы их видеть, — звёзды. И говорим о будущем.

— Целый год мы с тобой будем учиться на одном курсе, представляешь? — подначиваю я.

— Ну, я бы не была так уверена. Это сейчас ты думаешь, что целый год, но скорее всего, Гермиона протащит тебя через экзамены — и всё. Так что у нас с тобой будет максимум сентябрь.

— Завалю экзамены, останусь в Хогвартсе! Имею же я право отдохнуть — или нет?

— А что, ты не наотдыхался с мая по июль? — фальшиво изумляется Джинни. — Ну надо же!

Да в гробу я видал такой отдых.

— Ну, и еще мне интересно попробовать, как это: просто учиться целый год, и чтобы никто за мной не охотился и не пытался убить.

— А ты думаешь, больше охотников не найдется?

— Ха! После Волдеморта они все просто не считаются!

— Смотри не зазнайся, Гарри, — улыбается Джинни. — Ладно, допустим, этот год мы учимся, а дальше?

— А дальше — лично я в школу Авроров, а ты?

— А я, если получится, буду пробоваться в квиддичные команды, но между прочим, Гарри, не морочил бы ты мне голову. Я ведь с тобой была, когда ты говорил с невыразимцами. Что ты решил с Отделом Тайн?

— И туда я тоже пойду. И в Аврорат. Я узнавал, так можно.

— А, то есть, ты уже готовишь прикрытие, я поняла, — фыркает она.

— Что-то вроде того.

— Мне кажется, Рон в Хогвартс не вернется, максимум приедет на тот самый месяц до экзаменов, — меняет тему Джинни. — Сказал, втянулся в работу магазина, хочет пока остаться там.

— А я надеялся, мы вместе в Аврорат, — вздыхаю я. — А мне чего не сказал?

— А тебя еще поди найди! Он тебя раз не застал, два не застал, махнул рукой и сказал мне — считай, через меня и тебя тоже оповестил.

— Не застаёт он меня, — ворчу я. — Сегодня за столом вон раз десять не застал. Вот поймаю и...

— И?..

— И скажу, что молодец он, что тут скажешь. Джорджа сейчас лучше не бросать, да и в магазине помощь, конечно, нужна. Если Рону это еще и интересно, вот и хорошо.

— Гермиона вот тоже в точности как ты. Словами говорит, что он молодец, а сама думает, пусть бы шел учиться и делать блестящую карьеру.

Я только руками развожу. Что поделать, вот такие мы все... многозначные. Думаем одно, думаем, что должны думать, — другое.

Потом какое-то время мы молчим. Не знаю, почему молчит Джинни, но лично я боюсь спугнуть этот момент, когда мы сидим на крыше и смотрим в наше будущее, и там, в будущем, всё хорошо. Ни секунды не верю, что там не будет проблем, опасностей, ссор и недоразумений. Но надеюсь, что там станет чуть меньше несправедливости и смертей. А еще — там меня ждёт тайна Арки Смерти. Да, это будущее мне нравится.

В кармане у Джинни что-то звякает.

— Полночь, — говорит она. — С Днем Рождения, Гарри.

Дорогие читатели, я поздравляю нас с тем, что мы сделали это. Вы дождались, а я дописала. Ура нам всем. Я поставила точку почти в произвольном месте, просто потому что торопилась сделать это до того момента, как Гарри влипнет во что-нибудь еще, и то — удержать его от встречи с Аркой не смогла. Возможно, когда-нибудь я напишу об этом сиквел. Возможно. Но не раньше, чем допишу всё недописанное. Пожелайте мне в этом удачи.