По праву друга (джен)

На смотровой площадке Астрономической башни гулял ветер. Мы были там с ним вдвоем, и какое-то время я даже бродил за сквозняком от одного края площадки к другому. Зачем-то всматривался в старые, отполированные миллионами подошв, доски... Вот здесь, наверное, стоял директор... а вот тут — у двери — Драко и Пожиратели. А рядом с ними — только руку протянуть — Поттер под мантией-невидимкой.

Его рассказ не вызывал у меня сомнений: как бы ни ненавидел он нашего декана, но клеветать на него не стал бы. Хватает и подлинных обвинений...

Значит, все-таки учитель. «Авадой»... и тут тоже соглашусь с Поттером: Снейп умел пользоваться непростительным заклинанием. Еще как умел!

Но... зачем? Зачем он это сделал? Этот вопрос засел в мозгу, как заноза, не отпуская ни днем ни ночью.

Хуже всего было то, что я понятия не имел, с какой стороны хотя бы подступиться к разгадке. Что связывало директора и Снейпа? Неизвестно. Как получилось, что он, многие годы работая в школе, оставался своим и для Пожирателей? Они ведь не удивились, увидев его... скорее, если верить Поттеру, обрадовались, решив, что прибыло подкрепление.

Достоверных сведений не было. Я мог только гадать.

Но, с другой стороны, шесть лет общения с профессором зельеварения тоже чего-то стоят. Да, он не посвящал меня в свои личные дела, а о прошлом его я знал только то, что он сам мне рассказал. Но характер учителя я изучил неплохо. И могу ручаться, что никогда он не станет действовать, поддавшись эмоциям, никогда не сделает необдуманного шага. Даже если ситуация развивается непредсказуемо. Например, не врежься я в него тогда над лесом — он наверняка бы нашел более безопасный способ раздобыть яд. Строго говоря, мы могли бы трансгрессировать сразу же, как только упали, но, очевидно, учитель, моментально взвесив все «за» и «против», решил действовать именно так, а не иначе.

Что из этого следует? А то, что убийство Дамблдора — какие бы причины его ни вызвали — тоже шаг обдуманный. Поднимаясь на башню, Снейп, скорее всего, знал, зачем именно он туда идет.

А вот мог ли это знать директор? Я еще раз, слово за словом, вспомнил рассказ гриффиндорца. Директор послал Гарри за Снейпом, но тут появляется Драко, на Гарри накладывается печать неподвижности. Дамблдор, конечно, был великим магом, но, наверное, даже он не мог отдавать приказы мысленно на большом расстоянии... следовательно, директор видит, что Снейпа ему никто не позовет. Но он ему нужен... зачем-то. Гарри ведь утверждал, что директор не просто просил позвать — требовал, настаивал...

Так, идем дальше. Драко должен убить директора, но трусит. Пожиратели тоже почему-то медлят. Приходит Снейп. Поттер не упоминал о каких-либо словах, сказанных им, значит, будем считать, что профессор вплоть до «Авады» молчит. Предатель он или нет — пока это никак не определяется. Ну, Пожиратели, видя своего, и общаются с ним, как со своим. А директор? Он говорит два слова, которые в данном случае звучат странно: «Северус... пожалуйста...» Поттер понял это как мольбу о пощаде. Но с чего вдруг? Ведь Снейп не делает и не говорит ни-че-го! Может, он наоборот — собрался перебить всех Пожирателей? А что, если это «пожалуйста» — просьба не о помиловании, а о чем-то другом? Хм. Меня бы так попросили, я бы непременно уточнил: «Что вы имеете в виду?». Снейп не уточняет. Игнорирует? Директора? Едва ли. Значит... он знает, о чем его просят? И после этого — «Авада». То есть... нет, это бред какой-то: получается, директор заранее попросил Снейпа убить его, а в башне только, так сказать, напомнил?

Я устал мерить шагами пол и присел на подставку огромного макета небесной сферы, стоящего в центре площадки. С башни открывался отличный вид на озеро и на мой холм... но сейчас мне совсем не хотелось туда. Несмотря на всю свою нелепость, догадка о запланированной смерти директора была единственным объяснением... если не считать того, на котором единодушно сошлась вся школа: предатель, выполняя подлый замысел своего хозяина, Волдеморта, нанес сокрушительный удар в самое сердце Хогвартса.

Но это объяснение меня категорически не устраивало.

Кто еще мог рассказать мне о той ночи? Пожалуй, только Драко... но его сейчас в школе не было, и появится ли он к началу учебного года — неизвестно. Ну что ж, будем «ждать, не уставая», как говорилось в том стихотворении. А кроме того, «наполним смыслом каждое мгновение»: пообщаемся с профессором Слагхорном. Он же, кажется, был деканом Слизерина в студенческие годы учителя... может, дедушка вспомнит что-нибудь интересное про одного из своих учеников.

Профессор Слагхорн раза два присылал мне приглашения в Клуб Слизней: очевидно, ему хотелось получить в свою коллекцию министерского стипендиата. Мне удавалось отвертеться под каким-то благовидным предлогом, но сейчас свернутый в трубочку пергамент, перевязанный лиловой лентой, оказался как нельзя кстати. Я приобрел в винной лавке Хогсмида три бутылки лучших фруктовых наливок и отправился в Клуб.

По летнему времени я оказался там единственным гостем из студентов. Преподавателей представляла профессор Трелони, которая обрадовалась наливке даже сильнее, чем сам хозяин.

Поговорили о перспективах школы, сойдясь на том, что они — туманные и тревожные, о возможном начале войны, о том, как долго пробудет профессор МакГонагалл в должности директора и кого министерство пришлет ей на замену...

Слагхорн, то и дело прикладываясь к наливке, постепенно пьянел. Трелони наклюкивалась еще быстрее. Наступало время вопросов.

— Профессор Слагхорн, признаться, не выходит у меня из головы это ужасное преступление... — осторожно начал я. — Ведь покойный директор принял на работу профессора Снейпа лет пятнадцать назад и все это время тот был на виду. Удивительно, что даже такой проницательный человек, каким, бесспорно, являлся директор Дамблдор, не смог вовремя распознать коварные замыслы. А вы, если не ошибаюсь, знали професоора Снейпа еще студентом? Скажите, он и тогда уже вел себя подозрительно?

— Бедняжка был всегда такой грустный, — пьяно всхлипнула Трелони. — Ему вечно выпадали неприятности, что по кофейной гуще, что в магическом шаре...

— Замкнутый он был и скрытный, — перебил ее Слагхорн. — И упорный. До фанатизма, я бы сказал. Помнится, как-то, уже на старших курсах, изучали мы сложные зелья... и никак у него не получалось сварить... ох, что же мы тогда варили? Надо же, память совсем дырявая стала, не помню... ну, неважно, словом, не удавалось ему достичь нужного результата. Так, представьте себе, он почти сутки провел в лаборатории, пока не добился своего! Светлая голова, мог бы далеко пойти... — профессор пожевал губами и вздохнул. — Но выбрал неверную дорогу, как это ни прискорбно сознавать...

— Скажите, а родители Гарри Поттера тоже были вашими студентами? — Я решил зайти с другого конца.

— Нет, что вы... они учились на Гриффиндоре оба... но зельеварение я им преподавал, это верно. Ах, мисс Эванс была чрезвычайно талантлива! Это матушка Поттера... К сожалению, его будущий отец сильно уступал ей.

— А верно ли, что между отцом Поттера и профессором... ну, тогда еще не профессором Снейпом в то время существовала какая-то неприязнь?

Слагхорн, который уже собрался опрокинуть в себя очередной стаканчик, задумался.

— Пожалуй, да. А откуда это вам известно?

— Гарри сам мне рассказал.

— Между Северусом и Джеймсом случались стычки... думаю, из-за мисс Эванс.

— Почему именно из-за нее?

Старик хитро улыбнулся.

— Потому что она была не просто хороша собой. В ней таилось что-то особенное...

— Ей суждено было родить равного Темному Лорду! — снова встряла Трелони.

Остальную часть рассказа Поттера я решил не пересказывать, чтобы не вызвать сильных подозрений. К счастью, Слагхорн опять ударился в воспоминания.

— Да... молодость, кипение страстей... кажется, у них даже до дуэли дело доходило. Подробностей вот не помню, увы... и то сказать, сколько лет прошло.

Вернувшись к себе, я подытожил услышанное на клубном вечере. В общем-то, ничего важного: стычки из-за девушки. Ну а про упорство и скрытность учителя я уже давно знал.

Что ж, с людьми поговорили, а теперь пороемся в пергаментах. Библиотека столько раз выручала меня, и теперь я возлагал на нее немалые надежды.

Мадам Пинс долго не могла поверить, что студент во время каникул по собственному почину может интересоваться историей школы периода 60-70-х годов XX века. Но, в конце концов, мне удалось убедить мнительного библиотекаря, что у меня нет намерений проникнуть в Запретную секцию и я не планирую акты вандализма в особо циничной форме по отношению к самым редким фолиантам. Сдавшись, Пинс принесла мне несколько пыльных папок, в которых оказались протоколы учительских заседаний, отчеты завхоза, кипа каких-то ведомостей и подшивка газетки с громким названием «Око Хогвартса».

Газету, как выяснилось, издавала небезызвестная в наши дни Рита Скитер. Она же была редактором и едва ли не единственным автором. Я так и не разобрался, на каком именно факультете она училась, но свою тягу к разоблачениям Рита явно вынесла из «Ока». Я бегло просматривал страницу за страницей, пока в номере от 15 февраля 1977 года не наткнулся на заметку, озаглавленную «Кровавый «Валентин». Ниже шел подзаголовок: «Черная ревность слизеринца: двое пострадавших». Текст сопровождали колдографии. С первой хмуро смотрели двое парней в школьной форме, сидящих на кроватях в больничном крыле Хогвартса: у одного, темноволосого, была перевязана голова, другой, с вьющейся каштановой шевелюрой, прижимал к груди перебинтованную левую руку.

А на второй кто-то тощий, лохматый, с разодранной скулой, в вылезшей из брюк порванной рубашке отчаянно выдирался из рук крепко держащих его людей. Я пригляделся и вздрогнул: учитель! И здесь ему столько же, сколько и мне сейчас — семнадцать!

На всякий случай, переписал текст заметки к себе.

«Вчера безобразный инцидент омрачил празднование Дня всех влюбленных. Трое студентов устроили драку у оранжереи, пока в главном зале шел веселый пир.

Студенты Гриффиндора господа Поттер и Блэк и студент Слизерина господин Снейп в ходе потасовки разбили несколько стекол и повредили ценные растения, чем вызвали законный гнев профессора Спраут. Госпожа профессор попыталась призвать драчунов к порядку, но безуспешно. Только личное вмешательство директора Дамблдора положило конец побоищу. Сбежавшимся на шум предстало ужасное зрелище: окровавленные, в порванной одежде, хулиганы все еще продолжали выкрикивать оскорбления в адрес друг друга, несмотря на то, что их растащили и развели в разные стороны. В итоге двое гриффиндорцев вместо праздничного ужина отправились в больничное крыло. Что же до третьего участника драки, то г-н Снейп от помощи отказался, заявив, что в состоянии позаботиться о себе сам. Директор Дамблдор заверил всех собравшихся, что к зачинщику будут применены самые суровые меры взыскания.

Сегодня нам стали известны некоторые детали данного происшествия. Как и следовало ожидать, у потасовки в День Святого Валентина оказалась романтическая причина. Однокурсница двоих пострадавших, мисс Лили Эванс, которую очень часто видели в их обществе, заявила в ходе беседы с вашим корреспондентом, что не отрицает давних дружеских отношений с мистером Снейпом, однако повода считать их более, чем приятельскими, никогда не давала. В то же время к господам Поттеру и Блэку мисс Эванс, по ее же собственным словам, также не питает ничего кроме «простой человеческой симпатии».

Но если все это так, то от чего же вспыхнула драка? Мисс Эванс оставила этот вопрос без комментариев. Между тем многие слышали, как мистер Снейп выкрикнул в адрес мистера Поттера «Она не твоя!» и пригрозил «разобраться окончательно». Мы склонны полагать, что речь идет о самой настоящей ревности».

Интересно, что решили по этому поводу учителя? Чихая и кашляя от многолетней пыли, я листал длиннющие протоколы заседаний, пока не нашел тот, что требовался:

Протокол № 123

от 16.02.1977.

Присутствовали: г-н дир. А. Дамблдор, деканы: гг. Слагхорн, Флитвик, г-жи Спраут, МакГонагалл.

Повестка дня:

1. Драка у оранжереи 14.02.77.

2. Итоги первого учебного полугодия.

3. Разное.

Обсуждение драки, судя по записям, было не долгим, но бурным.

Проф. МакГонагалл: безобразное поведение мистера Снейпа переходит все границы. Нужны действенные меры, вплоть до исключения из школы.

Проф. Слагхорн: я бы не стал торопиться с выводами. Мы ведь не знаем точно, кто был зачинщиком. К тому же поведение господ Поттера и Блэка тоже далеко от идеала. Я лично не раз наблюдал, как эти двое оскорбляли моих студентов, в частности, Северуса Снейпа. Предлагаю вынести всем троим строгое порицание.

Проф. МакГонагалл: нельзя ограничиваться лишь порицаниями, если речь идет о калечащих заклинаниях! У Джеймса скальпированная рана головы, у Сириуса повреждено сухожилие... это уже не просто хулиганство, это почти преступление!

Проф. Слагхорн: возможно, Северус действовал в состоянии аффекта... в этом возрасте юноши крайне вспыльчивы, не всегда могут себя контролировать...

Дир. Дамблдор: проффессор Слагхорн, сообщите, пожалуйста, мистеру Снейпу, что завтра в одиннадцать я жду его у себя в кабинете. А сейчас переходим ко второму вопросу.

Дальше шло обсуждение скучных учебных дел.

Я пролистал подшивки и протоколы до конца, но больше ничего интересного не обнаружил.

Итак, что же получилось выяснить за прошедшие три дня? Увы, мало. Насчет убийства в Астрономической башне — по-прежнему, только моя версия. Относительно конфликта между родителями Поттера и Снейпом информации, конечно, больше. Тут я ощутил некоторую неловкость, словно без разрешения заглянул через замочную скважину в чужую жизнь. Любовь, ревность — в моем сознании эти слова никак не вязались с образом сдержанного и хладнокровного учителя. Как же получилось, что школьная драка, конечно, достаточно свирепая, но всего лишь драка, через несколько лет разрослась до предательства и убийства? И какую роль сыграла во всем причастность учителя к Пожирателям? Вот, кстати, пятно темное в прямом и переносном смысле: никто и ничего мне об этом рассказать не может...

Желая продышаться после библиотечной пыли, я отправился на свою излюбленную тренировочную площадку — к Запретному лесу. Теплый июльский день угасал, тени деревьев на траве удлинялись, из чащи веяло прохладой, настоянной на мхе и хвое. Я брел, погруженный в события почти двадцатилетней давности, и пытался представить, каково это — быть влюбленным и биться за свою любовь... но романтический настрой вскоре рухнул под тяжестью обвинения: Джеймс Поттер и Лили Эванс погибли по вине Северуса Снейпа. И никаких оправданий для него я, увы, пока не нашел.