Темный Лорд выбирает Лонгботтома (джен)

В начале августа Темный Лорд зашел в мою лабораторию и сообщил, что на исходе седьмого месяца родились два младенца, подходящие под Пророчество: 30 июля — сын Лонгботтомов , 31 — Поттеров. И теперь он уничтожит своего будущего убийцу, после чего сможет жить спокойно.

«Он убьет Лили!» — никаких других мыслей у меня не было. О ее муже, Лонгботтомах, самих младенцах я не думал. Для меня они не были людьми из плоти и крови, абстрактные фигуры, человекоединицы... Даже Джеймс Поттер... Я давно перестал вспоминать о нем. Школьная вражда поблекла, истаяла, я не искал мести, я просто хотел забыть и Хогвартс, и Мародеров и даже Лили. Забыл. А вот сейчас вспомнил.

Вспомнил, как смеялась маленькая Лили, взлетая на качелях, как сияли в солнечном свете ее волосы, как кружились в танце розовые лепестки под ее пальчиками, как она слушала меня, затаив дыхание, как ласково улыбалась. Ее доброта и нежность предназначались не мне — Лили, как солнце, излучала свет и тепло, а я лишь грелся в ее лучах. Я мог злиться на нее, избегать ее, не думать о ней, но мысль о ее смерти ужасала, как известие о том, что солнце погаснет.

«Он убьет Лили!» — стучало у меня в висках. Я не мог произнести ни слова, но моему господину этого и не требовалось — он говорил сам:

— Я не буду ждать, пока мой враг войдет в силу и попытается уничтожить мою власть. Конечно, убить меня он не сможет — я бессмертен, но борьба унесет множество жизней, погибнут мои преданные сторонники и те, кто мог бы стать таковыми. Лживыми посулами и пустыми обещаниями он будет соблазнять моих подданных, смущать слабодушных, а мне придется карать предателей. Моя победа неизбежна, но горечь потерь будет отравлять радость моих верных слуг. Я избавлю наш мир от грядущей войны — уничтожу дитя Пророчества, как сделал великий Мерлин!

«Мерлин? Ах, да — есть такая легенда, только...»

— Мой Лорд, — я с трудом разлепил пересохшие губы, — но ведь королевство Артура пало.

— Потому что Мордред выжил! — отрезал Лорд. — Мерлин совершил ошибку — попытался уничтожить всех родившихся в указанный срок детей.

«Ту же ошибку совершил Ирод...»

— Он погнался даже не за двумя зайцами, за целой стаей, — произнес Лорд с горечью. — Удивительно ли, что истинный враг уцелел? Я не собираюсь убивать всех младенцев, рожденных на исходе седьмого месяца...

«Уже хорошо».

— Я выберу конкретную цель, — его взгляд устремляется сквозь стену лаборатории в неведомые дали. — Того, кто угрожает разрушить созданное нами царство!

Царство еще не создано, и с каждым месяцем его очертания становятся все более туманными, но для Темного Лорда оно вполне реально и требует защиты.

— Волшебник, равный мне, не мог родиться у магглов...

«Кстати, а почему бы и нет?»

— Его родители трижды бросали мне вызов, значит, мальчик родился в семье британских магов...

«А по какому критерию исключены девочки?»

— Насколько мне известно, — Лорд высокомерно усмехнулся, — на поединок меня никто не вызывал. Даже прославленный победитель Гриндевальда. Значит, вызов следует понимать не буквально. Лонгботтомы — авроры, они могли участвовать в операциях, направленных на срыв моих планов. А Поттеры... — он сделал паузу.

Мое сердце, кажется, остановилось. Мой господин прогулялся по узкому проходу между столами до двери и вернулся.

— Молодой маг, унаследовавший состояние древнего чистокровного рода, и его юная красавица-жена, — произнес он почти мечтательно, — чем они могли помешать мне? Что такого важного эти милые супруги могут делать в своем нелепом Ордене? — Лорд усмехнулся. — Тосты произносить? — он пожимает плечами и отвернувшись осведомляется у остывающего котла:

— Можно ли считать фразу: «Да сгинет навеки Тьма!» вызовом мне?

«Конечно же, нет!»

— Мой Лорд... — начинаю я, но господин жестом призывает к молчанию.

— Их брак — сам по себе вызов! — Лорд резко оборачивается, и впивается в меня взглядом.

В глубине темных глаз разгорается багровое пламя. На этот раз мне не удастся обмануть себя и приписать эффект отблескам пламени.

— Чистокровный маг из благородного рода и магглорожденная ведьма соединились в противоестественном союзе! Они стали одной плотью, смешав чистую кровь волшебников с грязной жидкостью магглов! Это вызов — наглый и дерзкий вызов! Они оба вступили в организацию, цель которой — борьба с моим могуществом. Это — второй вызов.

Я судорожно пытаюсь придумать хоть какое-то возражение, но голова абсолютно пуста. Колоколом звенит: «Лили, Лили, Лили...»

— Они отказали мне, — голос моего Лорда падает почти до шепота, — отказались присоединиться к моему войску! К Пожирателям Смерти!

Колокол с оглушительным звоном раскалывается, гудение в осколках затихает. Я беззвучно открываю рот.

— Чему ты удивляешься? — в голосе Лорда появляются сладко-ядовитые нотки. — Они были бы прекрасным приобретением. Богатые, эффектные, популярные — Поттеры привлекли бы ко мне симпатии, за ними бы потянулись маги и ведьмы. Лили Поттер стала бы прекрасным символом моей политики: магглорожденная ведьма отреклась от своих недостойных корней и вошла в древний чистокровный род Поттеров.

Меня хватает только на то, чтобы хрипло каркнуть:

— Отреклась?

Лорд делает небрежный жест рукой, мол, разумеется:

— После свадьбы она ни разу не приезжала к маггловским родственникам. Встреча с сестрой и ее женихом кончилась скандалом, — снисходит он до объяснений.

Откуда Лорд знает об этом? От кого?

— Она мать наследника древнего чистокровного рода. Ее сын — урожденный Поттер, прямой потомок Певерелла.

"Не то что полукровный ублюдок Принцев. И Гонтов".

— Джеймс Поттер. Мне нравится его уверенность в себе, его находчивость, его чувство юмора...

«Что?!»

— То, что я видел в твоих воспоминаниях, и не только твоих, — Лорд облизывает губы чуть ли не сладострастно. — Джеймс Поттер легко переступает через любые запреты, не мучится сомнениями и угрызениями совести. Конечно, он всегда восхвалял Дамблдора, но это говорит о его ловкости и умении приспособиться к обстоятельствам: на словах Поттер обхаживал любимого директора, а на деле обманывал его!

С этим не поспоришь — Мародеры с таким рвением нарушали школьные правила, словно Хогвартсом руководил их злейший враг.

— Но Поттер не терпит темную магию, — сказал я вслух.

— Слова, Северус, слова, — небрежно отмахнулся Лорд. — Темную тварь прекрасно терпит. А Сириус Блэк использовал оборотня в лучших традициях своей семьи.

— Вы и ему предлагали присоединиться к вам? — не могу удержаться я от вопроса.

— Через родственников. Лично встретиться не довелось. — Лорд прищурился, словно целился в нечто маленькое и далекое. — С Поттерами я говорил сам. Они богаты и популярны, у них есть все, что можно иметь, в сегодняшней Магической Британии им не к чему стремиться. Я предлагал им будущее! Свободу! Свободу от лицемерной покорности презираемого Министерства, свободу от фальшивых ограничений Дамблдора...

«Он повторяет свою речь перед Поттерами?»

— Я предложил открыть им новые горизонты магии. Они могли бы творить великое волшебство, не оглядываясь на старых ханжей и трусов! Никакие дурацкие предрассудки и выдуманные министерскими чинушами запреты не сдерживали бы их фантазии. В обновленной Британии Поттеры заняли бы место рядом со мной, как кровные родственники...

«Родственники? Певереллы! Это же легенда! Если в ней и есть толика правды, за столько веков общей крови у потомков братьев не осталось».

— Они отказались! Предпочли лицемерное сюсюканье выжившего из ума старика! Предпочли притворство и вечную игру в прятки с магглами свободе и могуществу!

Мое сознание расслоилось. «А ведь я должен быть возмущен», — меланхолично отмечает та часть моего «Я», которая все еще видит в Лорде Учителя и Защитника. Ему понравились Мародеры. Понравилось то, что они творили в Хогвартсе. Наверное, он бы не отказался посмотреть на нашу грызню. «Так и думай!»— советует здравый смысл. Я старательно переживаю удивление и обиду. Если Мой Лорд вздумает баловаться легилеменцией, он найдет: «Мародеры! Опять! Почему? Я же лучше, я предан Вам!» и не услышит, надеюсь, ехидного: «Я всегда знал, что они просто подонки. А их «шуточки» чистой воды садизм. Тот, кого они считают воплощением зла, их одобрил — форму одежды сменить, да риторику подправить — и готовы Служители Тьмы!»

Но все эти мысли были фоном, на котором горело: «Он убьет Лили!» Я не мог придумать, как отвлечь его от Поттеров. Что сказать...

— Не ревнуй, — Лорд усмехнулся и провел ладонью по моей щеке.

Рука у него горячая и шершавая.

— Мне не нужны сильные и самоуверенные — мне нужны верные.

Считать это неловким утешением или намеренным оскорблением? Быть может, Лорд полагает, что сделал комплимент, который я по скудоумию не смогу оценить? Или оскорбил, считая, что я не увижу издевку? О чем я думаю? Лили... Поттер. Певереллы! Если Лорд углубился в такие генеалогические дали, быть может, стоит подтолкнуть его поискать поближе?

— Братьев Певереллов было трое, — произношу я, словно в раздумьях. — Неужели, ничего неизвестно о третьем, который владел Убивающей палочкой?

— Я не нашел его следов, — Лорд всматривается в мое лицо.

— Жаль. Мне почему-то казалось, что у Салазара Слизерина и Годрика Гриффиндора общие предки. Убивающая палочка прекрасно объяснила бы хваленую славу главного забияки.

— Она не переходит по наследству, — отвечает Лорд рассеянно и резко замолкает, спохватившись. — В этом есть смысл, — говорит он, — молодец. Гриффиндор — постоянный соперник Слизерина, его враг и гонитель, не он ли возродился в своем потомке, дав ему великую силу?

— Мой Лорд, — начинаю осторожно.

«Только бы не испортить! Если я сейчас буду настаивать на Лонгботтомах, он сорвется с крючка — Лорд сам должен себя убедить, сам».

— Мой Лорд, сын Лонгботтомов не подходит по сроку. Очевидно, что речь идет о Поттере...

— Очевидно?! Нет, ничего очевидного! Только глупцы верят тому, что кажется. Пророчества туманны, они предназначены не для мелких умишек — только великий ум может разгадать подлинный смысл!

«А я думал — Пророчества туманны, чтобы оправдать любой поворот событий. Якобы, это и подразумевалось, вы просто не так поняли»

— Глупцы, услышав Пророчество, вообразят, что в нем говорится о победе моего убийцы, но я понимаю, что это предостережение мне! Я должен нанести удар и уничтожить угрозу! Пророчество я услышал от тебя, и, разумеется, мои мысли обращаются к Поттерам. Высшие силы избрали тебя орудием для кары зарвавшегося наглеца, осмелившегося бросить мне вызов. Или же... Это ложный след. Пророчество обо мне и моем враге! Да, — Лорд кивает своим мыслям, — теперь я вижу ясно — якобы идеально подходящие Поттеры лишь отвлекают мое внимание!

«Неужели он всерьез считает, что Высшим Силам нечем заняться, только ребусы для него составлять?»

— Лонгботтом родился 30, на исходе месяца, но не совсем... Это изящное решение, — Лорд довольно кивает, видимо, одобряет Высшие Силы.

«Лили! Он не будет убивать Лили!» С моих плеч словно падает непомерная тяжесть. Я с трудом удерживаю на лице выражение почтительного внимания, пока мой господин рассуждает о Лонгботтомах и возможных вызовах, Пророчествах и первентивных мерах, нашей близкой победе и Золотом Веке магии... Только когда за ним закрывается дверь, приходит понимание — я приговорил к смерти Лонгботтомов.

Итак, Лонгботтомы умрут. Конечно, с Лорда станется предложить им отойти в сторонку и не мешать поединку. С младенцем! Только, какие же родители отойдут? Они будут биться до последнего, телами малыша закроют. Значит, будет бойня.

Я содрогаюсь от отвращения. Дивно. Бойня ему не нравится. А кто варил яды и зелья похуже ядов? Кто создавал заклятия и составлял ритуалы? Даже в рейдах участвовал. Не часто, но участвовал. Круговая порука и все такое. Я убивал, помогал убивать, видел, как убивают, знал о готовящихся убийствах, но не считал себя подонком. На войне, как на войне. Нас тоже преследуют и убивают. После того, как авроры получили официальное разрешение применять Непростительные заклятья к подозреваемым, говорить о преступных методах нашей организации просто смешно.

Идет Гражданская война. Это печально, однако, закономерно. Власть имущие были не в состоянии обеспечить прогресс общества, безопасность магов, развитие магии, но цепко держались за свои доходы и привилегии. Я на собственном опыте убедился, что Министерство Магии продажно и порочно, законы не работают (даже на уровне школьных правил), социальная защита отсутствует, отношения с магглами не регулируются. Все остальные тоже это понимают, но тех же Поттеров и Лонгботтомов настоящее положение дел полностью устраивает — финансовая независимость и высокий общественный статус позволяет им игнорировать официальную власть. В магическом мире им обеспечено комфортное существование и почти полная независимость от Министерства, а в маггловском — они развлекаются, подчищая следы жизнедеятельности Обливэйтом. На их месте я бы тоже, наверное, изо всех сил защищал свое благополучие.

Но я, как полукровка, бесправен в обоих мирах. Полученные в Хогвартсе документы об образовании недействительны в мире магглов, за колдовство мне грозит Азкабан, а в магическом мире без высокого покровительства я могу претендовать на должность младшего помощника ученика аптекаря. Научная деятельность строго регламентирована и любое отступление в сторону опять-таки грозит Азкабаном, но уже с серьезным сроком из-за устрашающего словосочетания «Темная магия». Любой обладатель звонкого имени и солидного счета в Гринготтсе может спокойно вытирать об меня ноги.

Естественно, я с радостью примкнул к Темному Лорду, который ставил своей целью захват власти и установление иного порядка. Если бы свержение существующего строя планировала какая-нибудь другая, более деликатная организация, я бы поддержал ее. Все же пункт о чистокровности меня несколько настораживал, но других вариантов не было — либо ползать на брюхе, вымаливая «право на существование», либо «восстать, вооружиться, победить». Самым главным в программе Лорда лично для меня было свободное изучение Темных искусств, освобождение зельеварения от мелочного контроля Министерства, избавление от Статуса Секретности, а значит, притворства. Я с восторгом предвкушал новую жизнь, в которой смогу свободно, не прячась ходить по улицам, варить и продавать любые зелья, читать интересующие меня книги, создавать новые заклинания и применять их на тех, кто попытается сунуться ко мне.

Я понимал, конечно, что магглорожденным и полукровкам придется непросто, но те, кто захочет жить в Магическом Мире, докажут свою необходимость режиму, а остальные пусть возвращаются к магглам. Ведь, без Статуса Секретности они смогут получить необходимые документы и жить припеваючи. Магглы тоже выиграют. У всех народов сохранились предания о тех временах, когда власть принадлежала магам, пусть в сказках их и называют богами или полубогами, героями. Мы вернем человечеству Золотой Век! А в процессе переустройства я займу то место, которое соответствует моим способностям. Ради этого можно испачкаться в крови.

Так я думал, когда принимал Метку. Собственно, я и теперь так думаю. Нет, я давно уже заподозрил, что наш режим, скорее всего, окажется не менее продажным и порочным, чем существующий. И что с того? Мне при нем точно будет лучше. А беспокоиться о благе магов и магглов я не обязан! О моем благе никто не беспокоился. Так что, каждый выживает, как може.! У наших противников такие же палочки, мы на равных. Кто победит — тот и прав!

Почему же мне так тошно сейчас? Не я же собираюсь убить несчастного младенца! Отмазка, достойная Люпина. Я рассказал Лорду о Пророчестве, мне известны его намерения, а значит, смерть этого ребенка будет на моей совести.

Как же неудачно получилось с этим проклятым Пророчеством! А ведь все так хорошо начиналось: Темный Лорд приказал получить работу в Хогвартсе и втереться в доверие к Дамблдору, а мне совсем не хотелось становиться учителем и шпионом. Я придумывал способ провалить поручение, внушить Дамблдору мысль, что меня не следует приглашать на работу. Быть пойманным за подслушиванием показалось прекрасной идеей! Дамблдор меня выпроводил, я повинился Господину... Кто знал, что он всерьез отнесется к Пророчеству?! Его же произнесла соискательница должности Прорицания перед возможным работодателем. Самое настоящее шарлатанство! Как если бы на моем собеседовании, откуда ни возьмись, появились злобные пикси, а я бы их обезвредил.

Возможно, Лорду польстило, что он стал объектом Пророчества. Борьба с Министерством и Дамблдором не удовлетворяет его амбиций, ему хочется схватиться с Судьбой. Он решил, что воплощение Рока — новорожденный младенец и собирается убить его.

Случается, что на войне гибнут дети. Бывает. Ни одна армия не может обойтись без случайных жертв. Но одно дело — трагическая случайность, другое — предумышленное убийство. Целенаправленное убийство младенца — это... неправильно! И бесполезно. Если уж Лорд поверил в Пророчество, мог бы вспомнить, что все его предшественники, пытавшиеся избавиться от таких младенцев, неизменно проигрывали. Кир Великий, Эдип, Персей — все, кого пытались убить в невинном детском возрасте, неизменно выживали и карали своих несостоявшихся убийц. А если младенец и не выживал, неизменно находились ушлые самозванцы, возглавлявшие восстание. Или благородные мстители за невинно пролитую кровь.

Убийство ребенка — наверное, самый эффективный способ подорвать доверие к своей власти. Законный правитель детей не убивает! Только злобный узурпатор. В глазах всего Магического Мира Темный Лорд станет безумным маньяком, мы — кровожадными извергами, борьба с нами — защитой разумного, доброго, вечного. В таких условиях победить окончательно невозможно. Сопротивление будет продолжаться, и каждая акция устрашение лишь подтвердит насильственный характер режима и добавит симпатий нашим противникам. Террор затронет всех, Лорд начнет подозревать своих же соратников, возможно, кто-то из них попытается выступить против него, что вызовет новые волны насилия...

Кого я обманываю? Мерлин с ним, с Лордом. И с войной! Что мне с собой делать? Я же не маньяк, я не убиваю детей! Я даже личных врагов никогда не вносил в списки на уничтожение. Да, встреться мне в битве Блэк или Поттер, я убил бы их с чувством глубокого удовлетворения. Я хотел сойтись с Поттером в смертельном поединке. Но размозжить голову его новорожденному сыну, сжечь дом, изнасиловать на пепелище жену — об этом я не мечтал! И я не хочу становиться тем, кто способен на такое. Я не хочу быть тем, кто привел к младенцу чудовище.

Надо предупредить Лонгботтомов. Они спрячут сына. И сына Лили и других детей, если кто-то еще подходит под Пророчество. Лорд никого не убьет и, со временем, успокоится, я надеюсь. Я найду способ доказать, что Треллони — шарлатанка...

Главное сейчас — выиграть время, не допустить убийства. Только как это сделать?

Принять решение оказалось много проще, чем придумать способ его осуществления. Как предупредить Лонгботтомов? Письмо совой послать? И они поверят... и слухи не поползут... и Повелитель не догадается, кто мог их предупредить... Очень сложный способ самоубийства получается. Быть может, напроситься на встречу с Дамблдором и рассказать ему? А дальше — авроры, допросы, Азкабан...

Разумеется, если бы речь шла о жизни Лили, я бы умолял Лорда, просил Дамблдора, сдался аврорам, но жертвовать собой ради Лонгботтомов мне совершенно не хотелось. Я мучился пару недель, перебирая всевозможные варианты, один чуднее другого, вплоть до «напиться в «Кабаньей голове» и, якобы случайно проговориться». Увы, ни один из придуманных планов не гарантировал того, что заинтересованные лица поверят, а до Повелителя информация не дойдет.

Возможно, стоило обратиться прямо к Алисе Лонгботтом. Для матери безопасность ребенка должна быть на первом месте, я думаю. Даже если она мне не поверит, все равно какие-то меры предпримет. Только, как я найду Лонгботтомов? Лорд в этом не преуспел. Я могу попробовать найти Лили! Рассказать ей, напугать опасностью, которая угрожает ее сыну и еще одному младенцу... Это — прекрасная мысль! Я начал лихорадочно соображать, как ее реализовать.

Насколько мне известно, Эвансы переехали в другой город. Соседи могут знать адрес. Думаю, мне без особого труда удастся найти Петунию, а она должна знать, как связаться с сестрой.

Отправляясь на поиски магглов, следовало позаботиться о соответствующем внешнем виде. Глядя на себя в большое зеркало, я чувствую, как уверенность в успехе стремительно испаряется. Бледный, мрачный тип в непонятной хламиде — сектант или наркоман, отвечать на вопросы такого субъекта никто не будет. Хорошо, если полицию не вызовут.

Ладно, что-нибудь придумаю. Самое простое — снять мантию и вымыть голову. Исправить лицо затруднительно. Может быть, стоит попробовать улыбаться? Я отшатываюсь от зеркала. Нет, лучше не надо!

Вскоре я убеждаюсь в своей ошибке: я думал, будет достаточно снять мантию и сюртук, но белая рубашка с высоким воротником, пышными рукавами и узкими длинными манжетами смотрится, как маскарадный костюм, особенно вместе с жилетом и шейным платком. Брюки еще хуже. Меня примут не просто за наркомана, а за наркомана-извращенца, и отделают так, что наши признанные садисты будут только завистливо ахать. Придется переодеваться в маггловскую одежду.

Я аппарирую на Спиннерс-Энд, где за последние три года появлялся, наверное, не больше пяти раз. Благодаря чарам, дом все еще цел и никем не занят. Пусть, я не выношу это место, но делиться своей собственностью с бродягами или чиновниками — увольте!

Я поднимаюсь в свою комнату под крышей и вытряхиваю из рассохшегося комода одежду, которую носил после шестого курса. Как же я ненавижу все эти обноски, доставшиеся от соседей, благотворительных организаций, на распродажах! Выношенные, застиранные, перешитые, потерявшие первоначальный цвет и форму! Даже если бы они не оказались безнадежно малы, надевать такое можно, лишь собираясь просить милостыню.

Ничего не поделаешь, придется рыться в вещах отца. После его смерти я ни к чему не притронулся, просто запер комнату. Его гардероб не богаче моего: джинсы, парочка футболок, три рубашки с оторванными пуговицами, несколько выношенных свитеров. В единственном костюме его похоронили. Одевшись, я взглянул на себя в зеркало. М-да. Тобиас Снейп был такого же роста, но значительно шире в плечах и плотнее. Джинсы приходится стянуть ремнем, свитер висит, как на бельевой веревке. Все это дивно сочетается с узкими лакированными туфлями. Отцовские ботинки с меня спадают.

Я сажусь на пол и жалею себя. Наверное, если человек с детства не одевался прилично, то никогда уже этому не научится, сколько бы ни старался. Я же не стремлюсь выглядеть, как Малфой! Но хотя бы не как сбежавшее с огорода пугало. В магическом мире мне это даже удается — сложно запутаться в двух магазинах готовой одежды. Я не умею выбирать одежду красивую и стильную, но она из добротного материала, хорошо сшита и подходит по размеру. А вот, что делать с маггловской, я не знаю. Я ее даже трансфигурировать не могу — не представляю, как должен выглядеть конечный результат!

Я глажу пальцами лакированную кожу. На эти туфли я потратил все деньги за выполнение безумно сложного и абсолютно незаконного заказа. Намучившись с обувью, которая разваливалась после каждого близкого Фините Инкантанте, я твердо решил купить самые лучшие... Купить! Я — болван! Обменять галлеоны на фунты и купить нормальную одежду в маггловском магазине! Почему эта мысль ни разу не приходила мне в голову? Ни разу с тех пор, как я стал зарабатывать деньги!

Я понятия не имею, какой должна быть длина и ширина брюк, покрой пиджака, воротничок, манжеты, галстук... Ну и не надо! Я — Тобиас Снейп с рабочей окраины, нашел работу в Лондоне, по вечерам учусь. Хочу стать... химиком? Фармацевтом? Ученым? Писателем? А в этом что-то есть! Писатель-фантаст имеет право на некоторую оторванность от реальной жизни.

Отводящие глаза чары избавляют меня от назойливого внимания продавцов. Я спокойно переодеваюсь в кабинке и критически рассматриваю свое отражение. Из зеркала на меня смотрит вполне заурядный молодой человек. В дом такого не пустят, но на несколько вопросов ответят, и в полицию звонить не бросятся. Только волосы портят впечатление — даже чисто вымытые они свисают вдоль лица тонкими прядями. Я выдергиваю из старого свитера нитку и завязываю хвост. Отцовские вещи я складываю в спортивную сумку. С сожалением убираю туфли и одеваю кроссовки.

Я расплачиваюсь за покупки и выхожу на улицу. Тут же зажмуриваюсь — солнце бьет прямо в глаза. Я уже не помню, когда выходил на улицу днем. Видимо, с образом жизни что-то сильно не так. Прикрывая глаза ладонью от яркого света, я дохожу до ближайшего киоска, покупаю черные очки и журнал.

Пообедав в кафе, я отправляюсь к дому Эвансов. Пешком, дабы не вводить в смущение всевозможные службы магического контроля.

Как и ожидалось, нынешний владелец адреса бывших жильцов не знал. Сделку осуществляли через посредника, лично не встречались.

Я обхожу соседние дома. Звонок в дверь. «Здравствуйте, я — Тобиас Снейп, хочу найти Лили Эванс. Нет, мы не учились вместе, просто дружили. Вы знаете, куда переехали Эвансы? А Петуния? Я живу в Лондоне. Да, работаю. На стройке. Учусь. О, я справляюсь. С деньгами — нормально, мне хватает». Вскоре, у меня начинает заплетаться язык, и деревенеют лицевые мышцы. Но главное, я узнаю, что после скоропостижной смерти мистера Эванса, здоровье его жены резко ухудшилось — ей уже давно диагностировали диабет — она ослепла и ей ампутировали ноги. Дом продали, чтобы оплатить лечение. Муж Петунии — замечательный молодой человек — поселился недалеко от клиники, чтобы жена могла заботиться о матери. Адрес? Конечно, они оставили адрес!

Я иду по Тисовой аллее Литтл-Уиндинга, разглядывая одинаковые аккуратные домики, огороженные белыми заборчиками. Вот и тот, что мне нужен! Я нажимаю звонок, и дверь тут же открывается. Увидев меня, Петуния пытается ее захлопнуть, но я успеваю поставить ногу.

— Привет, Туни! Поздравляю с рождением сына! Извини, что без цветов. Но, если подумать, зачем они молодой мамочке? Только лишний мусор!

Изумленная Петуния отпускает дверь и пропускает меня в прихожую. Я лихорадочно соображаю, что ей может быть известно о событиях в Магическом Мире, и как перейти к Лили:

— Извини, что не поздравил с замужеством. Лили почему-то об этом не распространялась, я и не знал. Вот, побывал дома, услышал от соседей новости...

По лицу Петунии идут красные пятна.

— Лили! Совести у нее нет! Стерва! Прав ты был — ведьма она! А я, дура, еще защищала. Ведьма — ведьма и есть! К маме ни разу не зашла. Та, бедная, уже встать не могла. Ей ноги ампутировали, ты знаешь? Все Лили звала, девочку свою солнечную. Представляешь? Держит меня за руку, доченькой называет, а как голос мой услышит, в крик: «Уходи, Туни, из-за тебя моя девочка не приходит. Ты ее обидела. Моя Лили меня спасет, ее магия поможет». Ни черта ваша магия не помогает! — голос Петунии срывается на визг. — Твоей матери не больно-то помогла.

Я молчу, лучше дать ей выговориться. В таком состоянии она расскажет все, что знает.

— Я за ней утку выношу, мою, с ложечки кормлю, а она: «Ты, Туни, злая, неласковая! Вот мне и плохо — без души ты за мной ухаживаешь. А Лили вылечит, она же меня любит, она — добрая». А добрая Лили мне пишет, что она беременна, и приехать не может — плохо скажется на ребенке!

Лили не могла приехать, она же в Ордене Феникса! Опасность угрожала бы не только ей, но и матери, и самой Петунии.

— Я на девятом месяце маму ворочаю, чтобы пролежней не было, сижу у нее до ночи, с утра в клинику мчусь... У самой ноги отекли — только в домашние тапочки влезали, давление скачет! Я маму не бросила, до последней минуты с ней была, за руку держала, когда она отходила. Эта тварь даже на похороны не пришла! Мы у них ни пенни не попросили, Вернон все оплатил и лечение, и похороны, а Поттеры записку прислали — соболезнуют, мол!

— Так вы переписываетесь?

— Переписываемся, — Петуния сникла. — Я со свадьбой поздравила, вазу в подарок прислала. Она открытку на рождение Дадли и письмо о том, что на похороны не придет.

— Наверное, не могла, — осторожно замечаю я. — У нее же ребенок родился.

Петуния смотрит на меня внимательно и машет рукой:

— Что с тобой говорить, ты же, как мама, ничего в Лили не видишь. Ах, какие глазки, ах, какие волосы, ах, она — волшебница! А то, что ей на вас плевать, не замечаете. И вазу она, наверняка, разбила. Нечаянно, как всегда.

Причем тут ваза?

Раздается звонок в дверь, и Петуния, вздрогнув, бросает на меня панический взгляд. Я пожимаю плечами, и пропускаю ее. Видимо, потому она и открыла мне дверь — ждала кого-то другого.

Входит очень солидный молодой человек, похожий на изрядно растолстевшего борца. Он нежно обнимает Петунию и целует ее.

— Познакомься, Вернон, с нашим бывшим соседом, — Петуния улыбается принужденно, старается говорить легко и беззаботно.

— Тобиас Снейп, — я протягиваю руку.

— Вернон Дурсль.

Рукопожатие у него — крепкое, улыбка — открытая, а взгляд — настороженный.

— Я учился в интернате, далеко от дома, сейчас живу в Лондоне. Приехал на выходные в родной город, хотел старых знакомых найти, да, вот... — я смущенно пожимаю плечами. — Кто уехал, кто умер. Мне очень жаль, Петуния, я искренне вам соболезную. У меня самого родители умерли, понимаю, как вам тяжело.

— Да, жизнь на месте не стоит, — довольно-таки бодро произносит Вернон. — Проходите, мистер Снейп, Петуния нас чаем напоит. С пирогом, как полагается. Хозяйка она чудесная!

Дурсли проходят на кухню. Вернон обнимает жену за талию и что-то шепчет ей игриво. Я иду следом. Кухня похожа на картинку в каталоге — чистая до стерильности, все вещи аккуратно разложены по своим местам, на столе — вышитая салфетка, в вазочке — искусственный цветок.

Петуния разливает чай, Вернон режет пирог, громогласно вещая о своей фирме, о перспективах, об этом доме, о жилищных кредитах. Он прерывается, чтобы поинтересоваться, где я работаю.

— На стройке. Я учусь заочно. Хочу стать писателем, — кажется, в этом доме о фантастике упоминать не следует. — Я собираюсь написать роман о нашем городе. Как закрывалась фабрика, люди теряли работу. О нашем детстве.

Вернон, видимо, никак не может решить, к какой категории людей меня отнести.

— Вы хорошо Эвансов знали? — спрашивает он, нахмурившись.

— Не очень. В детстве общался с младшей сестрой, Лили. Мы — ровесники, учились, правда, не вместе, а потом она в школу перешла в школу для одаренных детей.

Петуния посылает мне благодарный взгляд.

— Интересно, что с ней стало?

— Девица одаренная оказалась, — фыркает Вернон, — ничего не скажешь! Выскочила замуж за какого-то бездельника, то ли фокусника, то ли сектанта! Чем живет — не говорит, все шуточки-прибауточки. Людям головы морочат, то ли воду заряжают, то ли гадают на ярмарках. Хорошо, если не наркотиками промышляют.

Я горестно киваю, похоже на шурина Джеймс Поттер благоприятного впечатления не произвел.

— Жаль, хорошая девчонка была. Хотелось бы с ней увидеться. У вас адреса случайно нет?

— Адреса? — похоже, Петунию моя просьба не радует.

— Мне для книги нужно.

Вернон пожимает плечами.

— Был какой-то адрес.

— Она открытку недавно прислала, там новый адрес. Сейчас принесу, — Петуния выходит из кухни.

Пока она отсутствует, Вернон сетует на нехватку времени для занятий спортом. Я машинально киваю, восхищаясь его былыми достижениями в тяжелой атлетике.

— Вот, — Петуния протягивает мне открытку.

Я пробегаю глазами восторженный текст о рождении самого лучшего в мире малыша и вчитываюсь в адрес. Это один из условных адресов Ордена Феникса. Сидит человек в квартире, принимает послания, проверяет их и передает по назначению. Конечно, можно попробовать выйти на Поттеров таким способом, но система отлаженная, потребуется время... Можно еще убить Дурслей и надеяться, что на эти похороны Поттеры приедут. Подозреваю, Лили будет не очень настроена на разговор со мной в этом случае.

В глубине дома раздается плачь малыша, и Петуния убегает. Я встаю из-за стола, еще раз поздравляю молодого отца. Кладу открытку в карман. Вернон провожает меня до калитки, показывает новенькую машину, припаркованную у крыльца.

— Хороша ласточка?

В машинах я не понимаю ничего, но соглашаюсь. Хороша. Вежливо киваю, пока Вернон рассказывает, как покупал ее, обкатывал, как за ней ухаживать.

— Себе такую не желаешь? — спрашивает он, шутливо хлопнув меня по плечу.

— Продам первый роман, обязательно куплю.

— Обращайся ко мне — помогу выбрать, — Вернон любовно гладит крыло, поправляет зеркало. — Машина — не просто телега с мотором, это... это — вещь!

Я словно наяву вижу Джеймса Поттера с новенькой метлой, упоенно рассказывающего восторженным поклонникам о преимуществе именно этой модели. А ведь они похожи, понимаю внезапно. Не внешне: Джеймс — худощавый красавчик-весельчак, Вернон — вылитый морж, неповоротливый и серьезный. Однако они совершенно одинаково оценивают себя: венец творения, образец, на который все должны равняться. Для Поттера темные маги — такие же вульгарно одетые «не то фигляры, не то сектанты», не понимающие истинных ценностей, вроде новенькой метлы, квиддича и сливочного пива, как и все маги для Дурсля. Даже с Повелителем общаться проще — он всего лишь считает себя выше простых смертных и ждет, что перед ним почтительно склонятся. А Дурсль и Поттер полагают, что все должны быть такими же, как они, любить их любовью, ненавидеть их ненавистью. Странно, что сестры Эванс — такие разные — выбрали в мужья духовных двойников.

А такие ли разные сестры Эванс?