Украденное прошлое (гет)

– Прошу прощения, Молли, но мне кажется, что нам с Гарри лучше поспешить на одну важную встречу, – сказал Дамблдор, резко поднимаясь на ноги. – Пойдем со мной, Гарри.

Гарри поднялся и последовал за ним к выходу из Норы.

– Альбус, подожди, – воскликнула миссис Уизли, поспешно их догоняя. – Куда вы идете?

– Кажется, пришло время сделать одну вещь, о которой мне следовало позаботиться еще очень давно, – загадочно сказал Дамблдор. Он сделал широкое движение палочкой, будто бы очерчивал большой круг, и из воздуха возникла длинная темно-серая мантия с большим капюшоном.

– Надень это, Гарри, – сказал он. – Я не хочу, чтобы тебя узнали – по крайней мере, пока.

Когда Гарри закутался в мантию и опустил на лицо капюшон, Дамблдор создал точно такую же мантию для себя и последовал его примеру.

– Мы можем задержаться, но не волнуйся. Все будет хорошо, – сказал директор, обращаясь к миссис Уизли. Женщина все еще стояла рядом с дверью, не зная, что ей делать: беспокоиться или радоваться тому, что Дамблдор наконец попытается разрешить проблемы Гарри. Также она немного злилась на то, что ее в дальнейшие планы не посвятили. – Передай от меня привет Артуру, если он придет с работы до нашего возвращения.

Повернувшись к Гарри, он сказал:

– А теперь возьми меня за руку и не отпускай. Сейчас мы будем аппарировать.

Гарри, который не имел ни малейшего понятия о том, что значит «аппарировать», просто сделал то, что ему сказали. Через секунду у него в глазах потемнело, и возникло очень неприятное ощущение, словно его протаскивают сквозь узкий резиновый шланг. Гарри крепче сжал руку Дамблдора и попытался вдохнуть. Ему не хватало воздуха. Однако уже через секунду мальчик обнаружил, что снова стоит на улице, под яркими солнечными лучами, и может дышать полной грудью.

Сделав несколько жадных глотков кислорода, чтобы восстановить дыхание, Гарри провернулся к директору:

– Почему вы не предупредили меня, что я не смогу дышать?

– Чшшш! – приказал ему старый волшебник. Гарри не мог разглядеть выражения его лица, потому что оно было скрыто широким капюшоном. – Мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал тебя по голосу, – добавил он хриплым шепотом. – Я не предупредил тебя, потому что недостаток воздуха – это не более чем иллюзия, внушенная мозгу, который все еще мыслит в рамках маггловского мира. Со временем ты легко научишься аппарировать без малейшего дискомфорта. Извини, если это перемещение тебя напугало, но тот факт, что ты аппарируешь впервые, и что это является для тебя своего рода потрясением, поможет тебе быстрее научиться этому искусству. А теперь, полагаю, будет лучше, если мы зайдем внутрь. Околачиваться у дверей этого паба – не лучшая идея, уж поверь.

Тут Гарри наконец-то огляделся вокруг и понял, к своему величайшему изумлению, что они уже не возле Норы. Вместо этого они стояли в грязной улочке какого-то незнакомого города, на пороге захудалого трактира. На стене трактира висела огромная вывеска с приколоченной к ней кабаньей головой, которая слизывала кровь с белой скатерти. Гарри невольно содрогнулся, удивляясь, почему Дамблдор привел его в такое место. Так и не придя к какому-либо выводу, он решил вести себя как можно более осторожно. Он твердо вознамерился не использовать магию при свидетелях, не желая проблем с министерскими законами. Разумеется, это намерение не распространялось на ситуации, в которых ему может понадобиться колдовать для самозащиты.

Гарри следом за Дамблдором вошел в тускло освещенный паб. Заведение представляло собой маленькую грязную комнатушку, которая насквозь пропахла мокрой шерстью каких-то животных. Отвратительный запах вызывал тошноту. Следуя за директором к барной стойке, Гарри вертел головой, приглядываясь к остальным посетителям, и заметил, что они с Дамблдором – не единственные, кто предпочел скрыть свои лица.

Остановившись у барной стойки, Дамблдор пододвинулся к бармену вплотную и прошептал тем же низким хриплым шепотом, что и на улице:

– Канареечная помадка.

Гарри был полностью сбит с толку этим заявлением, но старый бармен, казалось, все понял. Он коротко кивнул и провел обоих через заднюю дверь в захламленную спальню, а затем вышел, оставив их в одиночестве.

Как только дверь захлопнулась, Дамблдор взмахнул палочкой, заставляя исчезнуть наколдованные мантии, и сказал:

– Извини меня за эту секретность, Гарри, но, боюсь, сейчас мы сделаем кое-что не вполне этичное. И лучше, чтобы Молли об этом не узнала. Ну разумеется, она бы в конечном итоге согласилась, но мне не хочется, чтобы она потом напоминала мне об этом случае до конца жизни. А теперь, прежде чем мы начнем, скажи мне, пожалуйста, одну вещь. Тебе известно, как пользоваться волшебной палочкой?

– Эээ… да. Думаю, да, – нерешительно ответил Гарри.

– Прекрасно, – сказал Дамблдор. – Можешь продемонстрировать?

– Вообще-то, да, – сказал Гарри. – Но у меня не будет неприятностей из-за использования магии вне школы? Мистер Уизли упоминал об этом.

– Гарри, я твой директор, а не какой-нибудь служащий Министерства, следящий за правопорядком. И, между нами говоря, у Министерства в любом случае нет способа узнать, что магию применял именно несовершеннолетний. Большей частью они полагаются на то, что родители-волшебники смогут самостоятельно присмотреть за своими детьми. Единственные, за кем действительно наблюдает Министерство – это те, кто живет только с магглами, как ты. Однако, учитывая обстоятельства, в которых ты оказался, я склонен считать, что в последнее время Министерство уже не отслеживало незаконное колдовство в доме Дурслей.

– Почему нет? – спросил Гарри.

– Потому что я подозреваю, что тот, кто за всем этим стоит, позаботился, чтобы Министерство не заметило незаконное применение магии. Разумеется, это значит, что мы имеем дело с кем-то, у кого есть очень большие связи в Министерстве. Нам надо быть очень острожными, чтобы не выдать себя – вот почему нам приходится скрывать лица за капюшонами мантий. А теперь, если не возражаешь, я хотел бы, чтобы ты показал мне какое-нибудь колдовство. Выбери любое.

– Хорошо, – сказал Гарри, поднимая волшебную палочку, которую забрал у мертвого Питера Петтигрю. Держать ее было довольно непривычно, и Гарри вдруг понял, что, не считая того раза, когда миссис Уизли помогла ему выгравировать надпись на могильном камне для Хасссеши, он использовал ее лишь однажды – для заклинания Компаса.

Указав палочкой на одну из подушек на кровати, Гарри сказал: «Ассио». Подушка полетела к нему, но прежде, чем она приблизилась вплотную, он оттолкнул ее с помощью заклинания к другому концу комнаты и произнес: «Диффиндо», совершая рассекающее движение палочкой. Подушка распалась на две части, а по комнате полетели перья. Затем Гарри произнес: «Репаро» и вернул целую подушку на кровать. Он повернулся к директору со слегка напряженной улыбкой, ожидая реакции старого волшебника.

– Очень хорошо, – сказал Дамблдор своим обычным голосом, в котором сложно было уловить какие-либо эмоции. – Я ожидал, что ты сделаешь что-нибудь вроде трансфигурации чашки в мышь, но, думаю, это потому, что даже после стольких лет я испытываю некоторую слабость к своему старому предмету.

Гарри уткнулся взглядом в пол. Ему неожиданно стало стыдно за то, что он испортил чужую вещь, даже несмотря на то, что в следующую же секунду починил ее.

– Извините, профессор, – пробормотал он. – Но я не помню ни одного трансфигурирующего заклинания.

– Не важно, – сказал Дамблдор, ободряюще похлопав его по плечу. – Очень скоро ты все вспомнишь. Правда, многие из твоих воспоминаний могут оказаться очень непростыми, и тебе придется к ним привыкать. А теперь, как ты, наверное, уже догадался, мы навестим твоих дядю и тетю.

Следующие пять минут Гарри очень внимательно выслушивал план Дамблдора, который поможет склонить Дурслей к сотрудничеству. Затем Гарри снова взял директора за руку и приготовился к аппарации. Через секунду они оба исчезли.

Когда они с громким хлопком переместились, Гарри тут же огляделся вокруг и обнаружил, что они стоят совсем рядом с домом Дурслей, в месте, которое не видно с улицы. Следуя плану Дамблдора, они неспешно прошли по садовой дорожке к дому номер четыре по Тисовой улице. Не глядя по сторонам, Гарри поднялся на крыльцо и громко постучал в дверь. После этого он замер в нерешительности.

Минуту спустя дверь открыл крепкий, упитанный мужчина с редеющими волосами и пышными черными усами. Секунду он глядел на Гарри, удивленно хлопая глазами, а затем втащил его в прихожую за воротник рубашки.

– Тебя отправили домой, не так ли? – прошипел он. – Снова ввязался в драку?

Казалось, он уже готов впечатать Гарри в стену, но от этого поступка его остановил холодный голос, раздавшийся из-за спины:

– Не совсем так, мистер Дурсль. Мы с Гарри просто проходили мимо и решили нанести вам визит.

Когда дядя Вернон медленно повернулся ко все еще распахнутой настежь двери, Альбус Дамблдор спокойно перешагнул через порог и притворил за собой дверь.

– Вы… Но… – заикался дядя Вернон, глядя на Дамблдора расширившимися от ужаса глазами. Попытавшись взять ситуацию в свои руки, он решительно выпятил грудь. – А теперь послушайте…

– Боюсь, что вынужден попросить вас отпустить мистера Поттера. Даже несмотря на то, что он ваш племянник, я не могу позволить вам обращаться с ним подобным образом, – сказал Дамблдор, неторопливо направляя волшебную палочку на мужчину.

Взгляд дяди Вернона метался от волшебной палочки в руках старого волшебника к Гарри и обратно. Затем он отпустил воротник рубашки племянника, словно обжегшись, и начал пятиться в сторону кухни. Дамблдор тут же опустил палочку и с безмятежной улыбкой на губах последовал за мужчиной. Он коротко кивнул Гарри, и тот двинулся следом.

– Вернон! Кто к нам прихо… – услышал Гарри голос тети Петуньи. Однако выглянув из кухни и увидев Дамблдора, она осеклась на половине слова. – П-профессор? – нерешительно спросила она.

– Добрый вечер, Петунья, – ответил Дамблдор все тем же жизнерадостным голосом, каким приветствовал дядю Вернона. Дядя к этому времени уже дошел до самой кухни и оказался припертым к стене Дамблдором и Гарри.

– Я… я вижу, вы наконец-то нашли Гарри, – наконец сказала она, безуспешно пытаясь говорить своим обычным голосом.

– Действительно, – ответил Дамблдор. – Я не хочу отнимать у вас время, поэтому мы просто заберем школьные вещи Гарри и уйдем. Где они хранятся?

– Ну… э… понимаете ли… – нерешительно начала тетя Петунья. Гарри никогда в жизни не видел, чтобы тетя так суетилась и волновалась. Он неожиданно нашел зрелище краснеющей и бледнеющей под пронзительным взглядом директора тетушки чрезвычайно забавным.

– Он забрал все вещи с собой, когда уезжал в последний раз, – неожиданно сказал дядя Вернон. Гарри с трудом удержался от смеха, обнаружив, что голос дяди стал на октаву выше, чем обычно.

– Понятно, – сказал Дамблдор, задумчиво поглаживая бороду. – Тогда у нас появляется проблема, не так ли? Видите ли, Гарри не помнит, что брал с собой чемодан или какие-то другие вещи.

Он особенно выделил слово не помнит, продолжая сверлить тетю Петунью немигающим взглядом.

Петунья могла лишь испуганно ловить воздух ртом.

Увидев реакцию жены, дядя Вернон воскликнул:

– Мы в этом не виноваты! Мальчишка никогда не был образцом ответственности…

Тетя Петунья издала приглушенное рыдание.

– Ну хорошо, – прошептала она. – Это мы сделали. Мы его спрятали.

– Петунья!

– Нет, Вернон! – закричала она. – И неважно, что мы дали самим себе обещание, что выбьем из него всю… – она запнулась на секунду, как будто бы решая, какое слово выбрать, – магию, – она слегка передернула плечами. – На этот раз мы зашли слишком далеко.

Дядя Вернон уставился на нее, разинув рот, а его лицо покраснело и с каждой секундой все больше и больше напоминало гигантскую сливу.

– В таком случае, не позволите ли просмотреть ваши воспоминания? – продолжил Дамблдор.

Тетя Петунья закрыла глаза. Ее лицо приняло болезненное выражение, но она все же кивнула.

– Чудесно! – воскликнул Дамблдор. Он взмахнул волшебной палочкой, и на кухонном столе появилась каменная чаша. Дядя Вернон издал странный булькающий звук, но никто не обратил на него внимания. Старый волшебник поднял палочку и прикоснулся к виску тети Петуньи.

– Вам нужно сконцентрироваться на том воспоминании, которое я ищу, – негромко сказал он. Петунья кивнула, продолжая держать глаза зажмуренными. Через секунду Дамблдор уже отвел палочку от виска Петуньи, и от нее теперь тянулась нить полупрозрачной серебристой паутины. Он аккуратно поместил ее в каменную чашу.

– А теперь, – произнес он, – мы просмотрим их.

Дамблдор дотронулся волшебной палочкой до серебристой массы, и туман в чаше начал закручиваться спиралью, словно его мешали. Вращаясь, серебристая нить все больше расплывалась и начинала светиться. Стоило Гарри задуматься над тем, что именно, по предположению директора, они собираются смотреть, как из каменной чаши начали появляться размытые серые фигуры. Через секунду они застыли неподвижно, и Гарри увидел самого себя, сидящего на заднем сиденье машины дяди Вернона. Спереди сидели его дядя и тетя. Все молчали, и Гарри увидел, что в уголках глаз его двойника-воспоминания блестят слезы. Казалось, он готов вот-вот рассмеяться, а в следующую секунду уже выглядел готовым разразиться рыданиями.

Гарри наблюдал за разворачивающимся перед ним воспоминанием. Ему было чрезвычайно любопытно, что же послужило причиной такого состояния его двойника. Пока он над этим раздумывал, машина остановилась перед домом номер четыре по Тисовой улице. Он наблюдал за самим собой, вытаскивающим большой сундук и птичью клетку из багажника машины и направляющимся к дому.

Дотащив сундук до входа в гостиную, Гарри с удивлением услышал тонкий женский голос, который произнес: «Инкарсерус!». Мальчик не успел ничего предпринять и оказался лежащим на полу, между сундуком и опрокинутой клеткой, крепко связанный магическими путами. Над ним нависла низкорослая женщина с дряблым жабьим лицом. На ее губах играла недобрая улыбка, а глаза злобно щурились.

– Послушайте-ка, – начал дядя Вернон, – я не собираюсь терпеть подобное в своем доме. Мы договаривались, что…

– Мне очень жаль, мистер Дурсль, – ответила женщина своим тошнотворно сладким голосом, – но, разумеется, вы понимаете, что мальчика надо усмирить. Мы же не хотим, чтобы он все испортил, ведь так?

– Я убью вас, – прошипел Гарри, борясь с путами. – Придет день, когда останемся только вы и я, один на один, и вам не пережить этого дня.

Даже несмотря на то, что Гарри лежал на полу связанный, его голос оставался убийственно серьезным.

Ведьма беззаботно рассмеялась:

– О, мистер Поттер. Думаю, вы уже должны были запомнить, что вам не следует говорить такую вопиющую ложь. Возможно, это поможет вам держать язык за зубами, – она взмахнула палочкой и вызвала из воздуха кляп, не позволяющий мальчику издать ни звука. Гарри пронзил женщину яростным взглядом и затих, продолжая неравную борьбу с магическими путами.

– Хватит с меня этой абракадабры! – завопил дядя Вернон, который к этому времени уже принял легкий пунцовый оттенок. – Я согласился встретиться с вами только потому, что вы пообещали помочь нам с мальчишкой, но вместо этого вы занимаетесь… занимаетесь этим в моем доме. Или говорите уже свои предложения, или выметайтесь отсюда!

Ведьма приторно ему улыбнулась и взяла с ручки кресла свой блокнот.

– Вы воспитывали своего племянника с пятнадцати месяцев, и – пока ему не исполнилось одиннадцать и ему не сказали о том, кто он на самом деле – вы изо всех сил пытались, – она сверилась с блокнотом, – «выбить из него дурь». Это правда?

– Да, – ответил дядя, все еще поглядывая на женщину с недоверием. Гарри казалось, что единственная причина, по которой дядя Вернон еще не выгнал ведьму за порог, заключалась в том, что дяде просто не мог не нравится кто-то, кто только что связал его племянника прямо у него на глазах.

– Очень хорошо, – продолжила она своим мерзким тонким голоском. – Я здесь для того, чтобы предоставить вам возможность «выбить из него дурь», как вы говорите. Я могу заставить мистера Поттера забыть обо всем, что связано с Магическим миром, и он снова станет просто вашим племянником, без каких-либо воспоминаний о магии.

Глаза Гарри расширились от ужаса и он закричал, совсем позабыв о том, что кляп зажимает ему рот. Он начал бороться с веревками еще более яростно, чем прежде. Дядя Вернон вздрогнул при слове «магия», но кивнул, предлагая гостье продолжать.

– Я позабочусь о чемодане мальчика и сове. Больше они ему не понадобятся. А теперь все, что от вас требуется – это просто обращаться с ним так же, как и всегда, и не упоминать ни о чем, связанным с его школой, друзьями и так далее. О, и, думаю, будет лучше, если вы всей семьей отправитесь в долгий летний отпуск на тот случай, если кому-нибудь из его друзей придет в голову его проведать. Есть вопросы?

– Да, – ответил дядя Вернон. – В прошлый раз, когда мы пытались сбежать от этих уродов из его школы, они следовали за нами повсюду, куда бы мы ни направлялись. Как нам удастся избежать подобного на этот раз?

Ведьма крайне фальшиво рассмеялась и ответила:

– В прошлый раз вы не пользовались моей поддержкой. Все, что мне нужно – это ваше разрешение на то, чтобы спрятать его с помощью магии. И тогда его никто и никогда не найдет.

– А что будет осенью, когда придет время идти в школу? – спросил дядя Вернон.

Она улыбнулась своей слащавой улыбкой и сказала:

– Я позабочусь о его зачислении в Школу Святого Брутуса для трудных подростков с неискоренимыми криминальными наклонностями. В любом случае вы всем говорили, что он учится именно там. В этой школе обучается довольно много ребят, так что никто не обратит внимания, что его там никто не помнит.

– Отлично, – сказал дядя Вернон. – Тогда предлагаю покончить с этим. И я не хочу, чтобы вы делали еще что-то из… из этого в моем доме. Просто спрячьте мальчишку и заставьте его обо всем забыть, а затем вы уйдете.

– Ну разумеется, – ответила ведьма. Она указала палочкой на сундук Гарри и совиную клетку и пробормотала: «Эванеско», заставляя их исчезнуть.

– Когда он проснется, прошедшие несколько лет будут казаться ему размытым пятном, – добавила она. – Скажите ему, что в конце семестра в его школе произошла драка, в которой он получил сильный удар по голове, и по этой причине он ничего не помнит.

Она указала палочкой на Гарри и, коротко рассмеявшись, очень четко сказала: «Обливиайте».

Воспоминание закончилось, а туманные фигуры медленно рассеялись и снова скользнули в каменную чашу.

– С вашего позволения, Петунья, я хотел бы оставить это воспоминание у себя, – сказал Дамблдор. Тетя Петунья кивнула в знак согласия, и он взмахнул палочкой над чашей, заставляя ее исчезнуть. Гарри предположил, что она просто вернулась туда, откуда старик ее вызвал.

– Кто это был, профессор? – выпалил Гарри, уже не способный сдерживать любопытство.

– Ее имя – Долорес Амбридж, и она занимает важную должность в Министерстве Магии, – ответил Дамблдор.

– Амбридж… Подождите, это не та самая учительница, которая наградила меня этим? – спросил Гарри, указывая директору на линию тонких белых шрамов на тыльной стороне ладони.

Дамблдор мрачно кивнул.

– Мы должны действовать очень осторожно, Гарри. Это куда более серьезно, чем я предполагал, и может занять куда больше времени, чем нам хотелось бы. Однако если мы ее слишком запугаем, она может залечь на дно, и тогда наши шансы вернуть тебе воспоминания будут близки к нулю.

– Если это все… – начал дядя Вернон, наконец вернувший себе способность связно изъясняться.

– Нет, мистер Дурсль, это еще не все, – твердо сказал Дамблдор, обрывая его на полуслове. – Петунья, думаю, не стоит упоминать, насколько я разочарован. Я ожидал подобного поведения от твоего мужа, но никак не от тебя. Что случилось с той восторженной девчушкой, которая привыкла проводить вечера, переписываясь со старым директором своей сестры?

Гарри уставился на Дамблдора, разинув рот. Он и правда только что признался в том, что они с тетей Петуньей были друзьями по переписке?

Все еще рыдая, тетя Петунья подняла взгляд и посмотрела директору в глаза. У нее было жесткое выражение лица, и Гарри так и не смог понять, было ли это оттого, что она отрицала слова директора, или же от сожаления.

– Она умерла вместе со своими родителями, – ответила тетя яростным шепотом.

Дамблдор вздохнул:

– Как долго ты цепляешься за эту обиду, Петунья? Неужели ты до сих пор продолжаешь винить свою сестру в том, что потеряла родителей в столь юном возрасте?

– Она ничего не сделала, чтобы помочь им! – выкрикнула тетя Петунья.

– Потому что не могла ничего сделать, – закончил Дамблдор тихим голосом. – Петунья, тебе лучше, чем большинству магглов известно, что даже у магии есть свои пределы. Твои родители были тяжело больны, и ни маггловская медицина, ни магическая, не могли спасти им жизни. Твоя обида по отношению к сестре лишает тебя не только той близости, которая у вас когда-то была. Она также лишает тебя возможности построить более близкие отношения со своим приемным сыном, – и Дурсли, и Гарри содрогнулись от такой постановки слов. – И это приносит ему несоизмеримо большую боль, нежели тебе. Ты сохранила Гарри жизнь, это правда, но тебе следовало дать ему несколько большее. Тебе следовало подарить ему семью. Так сделай это теперь, Петунья. Отпусти обиду и живи дальше.

Тетя Петунья уткнулась лицом в ладони и глухо зарыдала, бессильно упав в кресло.

– Думаю, теперь нам пора идти, – наконец сказал Дамблдор. – Гарри?

Гарри кинул последний взгляд на сотрясающуюся в рыданиях тетю и последовал за директором к выходу из дома.