Наседка (джен)

Спускаясь по ступенькам скрипучей лестницы, Елизавета Аркадьевна осматривалась вокруг. То, что она видела, её и радовало, и удивляло, и без огорчений тоже не обходилось. В доме было сравнительно чисто, паутина по углам не свисала, но лестница, да и дом в целом производил странное впечатление. Казалось, дунь на него, и он, как в сказке «Три поросёнка», разлетится трухой по округе, оставив хозяев на обломках.

Поймав себя на мысли, что знает, куда идти, она зашла в комнату, которая была гостиной. Во всяком случае диван, кресла и этажерка с книгами явно на это указывали. Так же здесь находились большие часы, у которых было слишком много стрелок и присутствовал камин, на котором стояли несколько движущихся фотографий и банка с каким-то порошком.

«Колдографии», — поправила себя попаданка, не рискующая пока идентифицировать себя как Молли.

Тут она разглядела развалившихся на диване и возле камина детей, старшего из которых она уже видела недавно в дверях своей спальни.

Детей было пятеро и все они были рыжими. Четыре мальчика и девочка смотрели на неё, будто что-то выжидая.

— Рон, — рискнула произнести она.

Самый младший из мальчиков поднял голову и она увидела, что глаза у него на мокром месте.

— Что вы сделали брату? — она тут же переключила своё внимание на двух детей, которые как две капли воды были похожи друг на друга.

«Ну надо же, - подумала она, — мне кажется или они действительно идентичны, как клоны? Не может быть, надо просто присмотреться и я смогу понять, кто есть кто. Различала же я как-то внуков?»

При мысли о внуках у неё защемило сердце. Что произошло с ней, как на это отреагируют её дети? Как жаль, что она больше не сможет увидеть их и внуков.

— Мы… ему… ничего… не делали… — заговорили в унисон мальчишки, глядя на мать честными голубыми глазами.

— Тогда почему он плачет?

— Маленький… Ронни… испугался… паука…

— Они сунули мне паука за шиворот, — закричал Рон, вскакивая на ноги и бросаясь на братьев.

— Ну-ка, все затихли! — она сама не ожидала, что умеет так кричать. Дети замолчали и посмотрели на мать, ожидая её действий. — Немедленно разошлись по своим комнатам.

— Мама, я есть хочу, — заныл Рон, — мы ещё не завтракали.

— Тогда марш на кухню завтракать. И… Перси, — женщина рискнула назвать старшего по имени, — присмотри за братом.

Перси посмотрел на неё и согласно кивнув, поднялся с дивана.

«Угадала с именем-то. Значит Перси, Фред, Джордж, Рон и Джинни. А я, получается, точно Молли».

Зайдя следом за детьми на кухню, она увидела, что Перси деловито раскладывает по тарелкам кашу из глиняного горшка. Каша превосходно пахла, и дети с нетерпением ожидали свои порции.

Кухня производила неоднозначное впечатление. Молли в той жизни не была маниакальной чистюлей и её кухня не была похожа на операционную, но эта кухня, с её разномастными стульями, старыми покосившимися полками, с посудой, расставленной как попало, вызывала только одно желание.

«Выкинуть, всё выкинуть», — первая мысль была, конечно, самой верной, но она помнила, что Уизли не могли себе позволить такие траты. Новая мебель ей пока не светила.

Посмотрев на стоящие на столе тарелки и чашки, она села в кресло, расположенное у одного из торцов стола и, вздохнув, сказала:

— Сынок, положи и мне каши.

Перси беспрекословно выполнил её просьбу, а остальные дети прекратили есть, удивляясь на свою, необычно сегодня тихую, мать.

Каша оказалась вкусной и Молли с удовольствием её съела, запив кружкой ароматного чая.

Поев, дети отправились в сад, выглянув в который, она удивилась запустению, царившему вокруг.

В её душе тут же поднял голову глубоко спрятанный садовод-огородник. Столько неосвоенного пространства! Она всю жизнь мечтала развернуться, но её дом стоял в городской черте и мог похвастаться только небольшим клочком земли возле дома и палисадничком под окнами, выходящими на улицу.

Но рассиживаться и мечтать было некогда, следовало браться за приготовление обеда, ведь дети не будут ждать, пока она привыкнет к своему новому житью-бытью, да и муж у неё тут имелся. Хоть тюфяк и рохля, а кушать хотел постоянно.

Молли принялась проверять шкафчики, ища продукты. Следовало ещё разобраться с плитой. Хорошо, что дети на улице и не видят метания матери по кухне.

«Так, а где моя волшебная палочка? И вообще, получится ли у меня колдовать?»

Быстрый осмотр кухни ничего не дал и Молли, сетуя на свою глупую голову, которая совсем не хочет думать, пошла в спальню. Следовало поискать палочку там.

Палочка нашлась на стуле под мантией. Взяв её в руки, она с замиранием сердца прислушалась к ощущениям. Да, кажется, палочка отозвалась теплом на её прикосновение, хотя может она просто выдумала это. Затаив дыхание, Молли, сосредоточившись, произнесла «Люмос».

На кончике палочки зажёгся яркий огонёк. Его появление так её порадовало, что она с трудом сдержала появившееся желание завизжать от восторга.

«Я ведьма, ведьма!»

Успокоившись и прислушавшись к себе, она поняла, что помнит, как колдовать и тут же подтвердила это, призвав к себе мантию, всё ещё лежавшую на стуле.

«Кажется, мне достались умения прежней Молли. Надеюсь, что она не осталась здесь вся, спрятавшись где-то в уголке сознания. Не хотелось бы начать страдать раздвоением личности».

Решив, что проблемы разума подождут, Молли отправилась решать проблемы желудка. Время неуклонно приближалось к обеду.

Заглянув мимоходом в гостиную, она заметила газету, которая в первое посещение этого уголка дома не бросилась ей в глаза.

— Четырнадцатое июля 1991 года, — увидела она дату выпуска.

«Эй, а дать время на подготовку к основным событиям?!»