Долгий рассвет (джен)

Вечерело, и, как обычно бывало к вечеру, в уставшем за день лагере тише раздавались голоса.

― Я не могу позволить одному моему пациенту мучить другого! ― сказал Лон-Гор, даже не притронувшись к чаю, который поставил перед ним Ниле. Было видно, что он озадачен и растерян. ― Могу, правда, поставить у лазарета часового и запретить впускать Эйгарда, но что будет, когда Ман-Ра придёт время выписывать? А оно придёт довольно скоро!

― Может, за это время всё устаканится? ― предположил Ниле, загружая посудомоечную машину.

На кухне они были одни, время ужина давно закончилось, и Ниле разогнал всех своих помощников, и толковых, и бестолковых. Он уже успел провести инвентаризацию оставшихся продуктов, написать на холодильнике меню для завтрака и приготовить полковнику чай.

― Вы хотя бы ужинать ходили? ― поинтересовался он.

― Перехватил на бегу, ― сказал Лон-Гор, и Ниле возвёл глаза к потолку.

― И этот человек рассказывает нам о пользе режима и правильного питания! Зря в столовой не были, та ещё картина, когда все вместе едят. Точнее, пытаются сидеть спокойно, не косясь друг на друга и не давясь, когда сосед шевелится.

― Вот тут об этом тоже написано, ― сказал Лон-Гор и указал на книгу, с которой не расставался весь день.

― Психотерапия? ― переспросил Ниле, прочитав надпись на обложке. ― А там написано, что пострадавшего надо обнимать и поить чаем?

― Написано, ― улыбнулся Лон-Гор.

― Тогда я, кажется, устроил Эйгарду передозировку, ― повинился Ниле. ― Впрочем, он не жаловался.

― Передоз чая?

― И еды.

― Вот как вы заботитесь о моих пациентах: заставляете их заедать стресс? Вы в курсе, что это может плохо кончиться?

― Я больше не буду, ― покаялся Ниле. ― Хотя у меня еще осталось…

― Ни слова больше, ― ужаснулся Лон-Гор.

― Друзей надо кормить, ― вздохнул Ниле, отворачиваясь посмотреть на работу посудомоечной машины.

― А врагов?

― Тоже кормить! ― удивился Ниле. ― Что же ещё с ними делать? Кормить, пока не объедятся и не станут добрыми. Ну, или пока не умрут от переедания… ― задумчиво добавил он.

― Вот какой вы на самом деле, ― полушутя отозвался Лон-Гор.

Дверь отворилась; Ниле уже не вздрагивал от этого звука, оказавшись в привычной обстановке и чувствуя себя хозяином на кухне. Вошёл Мон-Со. Лон-Гор перехватил взгляд Ниле, метнувшийся к холодильнику, и едва удержал улыбку.

― Как обстановка? ― спросил он, поворачиваясь к вошедшему.

Мон-Со пододвинул себе табуретку и сел напротив него.

― Обстановка спокойная. Риган молотит боксёрскую грушу, кажется, ему понравилось. Или он просто представляет Верховного. Скоро поставлю его в спарринг с Вас-Ланом или Ни-Фро.

― Ещё?

― Эйгард и Мевир у «пятнадцатого», Эйгард инструменты подаёт. У лазарета Кау поставил Герн-Ле и Ву-Инна караульными.

― Умно, ― одобрил Лон-Гор. ― Развёл по разным углам.

― Так долго продолжаться не может, ― вздохнул Мон-Со. ― Они всё равно будут встречаться. И это я ещё не знаю, что творится в голове у остальных.

― Так же, как будут встречаться Эйгард и Ман-Ра, ― ответил Лон-Гор.

Ниле, прислушиваясь к их разговору, стал выгружать чистую посуду и расставлять её на полки в буфете, а потом загрузил следующую партию.

― Я думаю плотно поработать с Ман-Ра до его выхода из лазарета, ― добавил Лон-Гор, показывая книгу. ― Вот, освежаю в памяти. Меня натаскивали и на разрешение конфликтов в том числе, но про такое никто не думал.

― Конечно, менвиты всегда владеют собой и у них нет чувств, ― усмехнулся Мон-Со. ― Это считается приемлемым в неофициальной обстановке, если один утаскивает у другого чай, который тот не пьёт?

«Учится! ― восхитился Ниле. ― Как же ему трудно, если над простым действием он должен мучительно размышлять и спрашивать разрешения?»

Лон-Гор пододвинул ему чашку.

― Вполне. Ты уже завёл себе тетрадь, где записываешь инструкции на такие случаи?

― Язва, ― откликнулся Мон-Со и занялся чаем.

Ниле отвернулся, чтобы своим взглядом не смущать его.

― Ты же знаешь, что за помощью я всегда приходил к тебе, ― добавил Мон-Со так тихо, что Ниле, стоя близко к шумящей машинке, не был уверен, что расслышал именно это. Впрочем, это уже было не его дело.

― А сейчас? ― спросил Лон-Гор. Ниле видел его отражение на боку стоящей на плите вычищенной кастрюли. Он отложил книгу и смотрел прямо на Мон-Со.

― Я подумал про Ман-Ра, ― признался Мон-Со. ― Я думаю, что ему нужно поговорить с кем-то.

― Этим я и занимаюсь, ― сказал Лон-Гор, ― пытаюсь понять, как ему помочь, подобрать психотерапию, и не только для него.

― А как насчёт того, что ему просто нужно поговорить?

― С кем же?

Ниле отщёлкнул кнопку на машинке на несколько секунд раньше, только чтобы послушать разговор, и стал вынимать тарелки, боясь звякнуть ими и заглушить слова. Было до смерти интересно.

― С тем, у кого за плечами тоже большой опыт ненависти к себе.

Лон-Гор некоторое время молчал.

― Ты уверен? ― спросил он наконец.

― Нет, ― признался Мон-Со.

― Только не сделай хуже, ― попросил Лон-Гор.

― А как я это пойму?

― Отряхни от пыли свою интуицию. Смотри во все глаза. Смотри его глазами. Так, где у меня Ар-Лой?

― Навещу обоих.

― Не пойдёт, при свидетеле Ман-Ра закроется. Тебе повезло, Ар-Лой сейчас принимает хвойные ванны, я надеюсь, что местные способы лечения и наши помогут, если применять вместе.

Ниле поставил на полку последние тарелки, достал небольшую пластиковую коробку, сложил в неё несколько бутербродов и накрыл салфеткой. Про него забыли, и это было хорошо. Кухня в надёжных руках.

Как раз вовремя подоконник поскребла сухая веточка. Ниле высунулся, отдал коробку, оглянулся на занятых разговором полковников и покачал головой.

― Давай, прыгай! ― громким шёпотом проговорил снизу Найдан. ― Я и одеяло раздобыл!

― Одеяло ― это аргумент, ― согласился Ниле и перекинул ноги через подоконник.

* * *

Костёр больше дымил, чем давал свет и тепло, но Солдон всё равно подкидывал в него веточки, чтобы постепенно подсыхали и разгорались. Над лесом всходила луна, сидеть одному в лесу возле звенящего ручья было страшновато, но он старался не смотреть по сторонам, только чутко прислушивался ко всему, что творилось вокруг. Вдалеке кто-то засмеялся, смех замолк, потом повторился, но уже дальше.

Показались светлячки. Они искорками перелетали и ползали в траве. Солдон посмотрел сначала на них, потом на часы, нервно поправил сложенное одеяло, которое приготовил для Лин-То, поёрзал на своём. Лин-То всё не было, но наконец невдалеке раздались шаги. Солдон подпрыгнул с перепугу, но это и в самом деле был Лин-То. Он шёл, освещая себе дорогу фонарём.

― Привет, ― сказал он и погасил фонарь.

― Привет, ― откликнулся Солдон. ― Ты ещё не передумал?

― Неа, ― сказал Лин-То и тут вытащил из сумки коробку. ― Есть хочешь? Не ужинал ведь наверняка.

― Это ты так пытаешься меня успокоить? ― усмехнулся Солдон и раскинул для него одеяло. ― Садись.

Они сели плечом к плечу, и Солдон с удивлением и удовольствием почувствовал тепло.

― Ты правда не передумал?

― А почему я должен передумать, когда ты такое предлагаешь? ― поинтересовался Лин-То, с хрустом откусывая кусок огурца. ― Я не хватаюсь за соломинку и не пользуюсь ситуацией. Просто ты хочешь делать глупости, так лучше тебе помочь, чем отправлять искать приключений в другое место.

― Хочешь сказать, что ты настолько надёжен, что с тобой можно отправиться в приключение? ― иронично спросил Солдон.

― Конечно, ― не поддался Лин-То. ― Я ведь самый смелый и добрый менвит на свете.

― Что ты добрый, я понял, ― сказал Солдон. ― Нарочно ты зла не сделаешь. Потому я и пришёл к тебе.

Он сам почти не ел от волнения, хотя пришлось, потому что Лин-То мог обидеться.

― Ты расскажешь что-нибудь? ― попросил тот, когда они запили свой ужин водой, нагретой в котелке.

― Отчего у меня едет крыша? ― спросил Солдон. ― Видишь ли, в ту ночь я встретился со своим страхом. Он не убил меня, но заставил думать, что я хуже, чем я есть…

― А это ты сам решил или кто-то тебе сказал? ― беззаботно поинтересовался Лин-То.

― Я сам, ― мрачно признался Солдон. ― И теперь, когда я видел свой страх, он мерещится мне везде, он пугает меня… Не думаю, что когда-нибудь избавлюсь от него.

― Вот чего ты не смотришь по сторонам, ― догадался Лин-То. ― А ты посмотри. Видишь, светлячки летают? Красиво же…

― А я вижу яму, которая хочет меня сожрать, ― сказал Солдон, не поднимая головы.

― А если вот так? ― спросил Лин-То и обнял его. ― Ты извини, если что не так, я просто пытаюсь тебе помочь. Правда, не очень понимаю, что для этого нужно, но стараюсь.

Солдон прижался к нему и замер, глядя в темноту расширенными глазами.

― Ильсор встретил своего тёмного двойника, ― прошептал он. ― А вдруг и я тоже встречу? Вдруг эта яма и была моим двойником? Сколько же зла и грязи тогда во мне есть?

― Ты ничего не путаешь? ― спросил Лин-То, дыша ему в макушку. ― В тебе есть страх и боль, а это не плохо и не хорошо. Без них жизнь невозможна. Но попытаться от них избавиться ― почему бы и нет?

― Наверное, можно попробовать, ― сказал Солдон, пытаясь унять дрожь при взгляде в темноту леса. ― Послушай, тебе не кажется, что сейчас самое время для глупостей?

* * *

― И не разнесите без меня лагерь, ― попросил Баан-Ну без особой надежды, уже ступив на трап. ― И не поубивайте друг друга. Пожалуйста.

Провожали его и менвиты, и арзаки, которые косились друг на друга, как будто подозревая в намерениях всё разнести и всех поубивать.

― Не беспокойтесь, мой генерал, ― пообещал Нур-Кай. ― Мы будем вести себя примерно.

― В прошлый раз от вас замок ушёл, ― проворчал генерал. ― Не в укор будь сказано.

Нур-Кай потупился и замолчал. Баан-Ну знал, кто спровоцировал замок, но не винил подчинённого. В конце концов, всё обернулось замечательным приключением.

― Мы обещаем, ― повторил Солто и обхватил Нур-Кая за пояс, видимо, поняв, почему он так сник. Нур-Кай дёрнулся было вырваться, но остался на месте.

― Когда вернусь, не знаю, ― сказал генерал. Над его головой уже разгонялся вертолётный винт. ― Ну всё, всем пока.

Он плюхнулся на место второго пилота и пристегнул ремень.

― Вы уверены, что вернётесь самостоятельно? ― спросил штурман.

― Я столько бродил по этой стране, что не заблужусь! ― обиделся генерал. ― Всё, летим скорее!

«Двойка» поднялась в воздух и взяла курс на долину местных дикарей, которые назывались Марранами.

Через некоторое время вертолёт миновал перевал и, сделав круг почёта над селением, опустился в некотором отдалении от него. Генерал важно вышел из кабины, открыл грузовой отсек и вытащил наружу несколько упаковок водонепроницаемой ткани, которая годилась на установку палаток. Ему предстояла важная дипломатическая миссия, и нельзя было сказать, что он совсем не волновался.

Он отошёл подальше, помахал рукой; «двойка» поднялась в воздух и отправилась на север.

«Куда это он?» ― озадачился генерал, но тут же выкинул штурмана из головы. Тот вечно что-то придумает, и стоять у него на пути было себе дороже.

Он огляделся. Сначала напуганные вертолётом, местные жители, успокаиваясь, уже выбрались из укрытий и медленно приближались. В руках у некоторых были пращи, и Баан-Ну вспомнил, что случилось с Ар-Лоем. Однако идти на попятную было поздно. Генерал приложил правую руку к сердцу и громко сказал:

― Здравствуйте, доблестные Марраны! Я, генерал Баан-Ну, прибыл, чтобы увидеть князя Торма и княгиню Юму и преподнести им подарок в знак мирных намерений!

Все инструкции ему предварительно дал Тонконюх, снабдив его информацией о Марранах, их сильных и слабых сторонах и приемлемых обращениях, и теперь Баан-Ну надеялся, что ничего не перепутал.

Вперёд выступил один из Марранов, за спиной он прятал пращу, и это генералу очень не понравилось. Момент был напряжённым, но тут все, видимо, что-то решили, и Марран произнёс:

― Добро пожаловать в нашу долину, пришелец. Мы отведём тебя к князю и княгине.

У Баан-Ну отлегло от сердца. По крайней мере, начало было хорошим.

Как он знал, Марраны раньше жили в шатрах, но потом научились строить дома, однако некоторые традиции у них остались. Его привели в большой шатёр, и там-то он и увидел князя с княгиней. Оба они сидели на вышитых подушках, оба носили грубо выделанную из кожи одежду и оба были богато украшены бусинами и перьями. Обоих окружала свита ― юноши и девушки, наверное, прислужники.

― Здравствуй, пришелец! ― сказал князь Торм и указал на место по другую сторону дымящегося очага. ― Зачем ты явился в нашу долину?

Уже натренировавшийся в дипломатии с Тонконюхом, Баан-Ну выразил восхищение долиной Марранов, их силой и храбростью, а также красотой и величием князя и княгини. Ему показалось, что во время этой его речи Юма едва сдерживает смех, но он мужественно закончил:

― И вот я пришёл просить извинений за то, что несколько дней назад наш вертолёт испугал вас до такой степени, что вы решили защищаться. Я привёз вам в подарок непромокаемую ткань, из которой можно сделать шатёр ещё лучше этого.

Княгиня тут же стала серьёзна, да и князь посуровел.

― Фея Стелла уже побывала у нас и объяснила, какую мы совершили ошибку, ― сказал Торм. ― Виновные в нападении были наказаны. Мы также просим у пришельцев прощения за то, что напали. Мы вовсе не знали о том, что вы выслеживали магию, которая угрожала всей нашей стране, и мы перед вами гораздо больше виноваты.

Князь начинал генералу нравиться, хотя тот и сомневался в том, что виноватые действительно были сурово наказаны, а проверить это было никак нельзя.

― Какие же дары можем мы поднести вам, чтобы загладить свою вину? ― печально произнесла княгиня.

― Я пришёл вовсе не за дарами! ― сказал Баан-Ну. Наступал решающий момент. ― Я пришёл кое-что узнать. Фея Стелла рассказала о том, что тот, кто снимет наложенную Гуррикапом печать, будет проклят. ― Он оглядел грубые, словно из камня вытесанные лица, глядящие на него из полумрака шатра. ― Так вот, мне хотелось бы знать, в чём заключается это проклятие.

Повисла тишина, и было слышно, как неподалёку кто-то бьёт по чему-то упругому, по звуку похожему на мяч.

― Мой князь, ― произнесла наконец Юма. ― Я должна попросить тебя и твоих воинов покинуть ненадолго это место.

Безо всяких вопросов князь поднялся, сделав знак окружающей его свите, и все они вышли из шатра.

― Правильно ли я поняла, что это ты снял печать? ― спросила княгиня.

― Я, ― признался Баан-Ну. ― И я же поставил её на место и спас Волшебную страну от запустения.

Он ждал решения; Юма перебирала нанизанные на нитки бусины, окаймлявшие подол её короткого платья.

― Мужчины нашего племени не должны знать о том, о чём мы будем говорить, ― сказала княгиня, ― это тайна, которая принадлежит только женщинам. Но ты из другого племени, дом твой на небе среди звёзд, и для тебя можно сделать исключение. Итак, ты спрашиваешь про проклятие. Никому не ведомо, какое проклятие наложил Гуррикап на свою печать, и узнать это никак нельзя. Только когда оно проявится. Но я могу рассказать тебе, какие проклятия наиболее известны, и, может, твоё будет среди них. Ты узнаешь его, когда оно подействует, и, надеюсь, сможешь что-то предпринять.

Её речь Баан-Ну вовсе не обрадовала. Если проклятие вдруг начнёт действовать, то это будет совсем нехорошо. А ведь на нём теперь вся экспедиция, да и потом, они вроде как собрались свергать Верховного…

― Итак, ― продолжала Юма. ― Как утверждают старейшие женщины нашего племени, есть простое проклятие: ты заболеешь и умрёшь. Возможно, в страшных муках, и никто не сможет тебя вылечить.

«Ну, это мы ещё посмотрим», ― подумал генерал, понадеявшись на Лон-Гора.

― Ещё есть такое: тебе никогда ни в чём не будет везти. Все твои начинания обернутся провалом, друзья предадут, завоёванное уважение ты потеряешь, имущество придёт в негодность, и так далее.

Баан-Ну слушал, скрепя сердце, хотя всё его существо возмущалось против такой несправедливости. Как это ― не будет везти? До этого он из всех передряг выходил невредимым именно благодаря удачному стечению обстоятельств, а теперь…

― А ещё? ― спросил он.

― Ещё можно влюбиться в первого встречного, ― сказала Юма. ― Естественно, безо всякой надежды на взаимность. Будешь ты сильно страдать, будет тебя жечь изнутри, и ни на кого другого смотреть не сможешь. И так до конца жизни.

― Понятно, ― вздохнул генерал. ― А ещё есть?

― Есть, ― охотно согласилась княгиня. ― Для тех, кто далеко от дома, есть два проклятия. Либо никогда больше родины не увидишь, либо придётся пожертвовать тем, что в своём доме не знаешь. Если у тебя, например, есть жена, и она родит ребёночка, а ты об этом не будешь знать, то, когда вернёшься, так или иначе придётся им пожертвовать.

― Нет у меня жены, и детей нет, ― с облегчением произнёс Баан-Ну. ― И вообще, понятие брака у нас уже давно устарело, так что последним проклятием можно пренебречь. А ещё?

Княгиня задумалась.

― Пожалуй, всё, ― сказала она. ― Ну, если не считать внезапной смерти. Допустим, поскользнёшься, упадёшь и сломаешь шею.

― Позор! ― содрогнулся генерал. ― Я собираюсь погибнуть в бою, а тут…

Он подпёр голову кулаком и остался сидеть, глядя на очаг, от которого поднимался душистый дымок, наверное, в огонь положили какие-то травы.

― Не печалься! ― утешила Юма. ― Ведь ещё ничего не известно, проклят ты или нет. Ведь ты свою ошибку исправил. Не мог же Гуррикап быть таким жестоким, чтобы в таком случае оставить проклятие в силе.

― Утешает! ― грустно сказал Баан-Ну. Новости ему совсем не понравились.

― А мы можем провести ритуал, отгоняющий злых духов, ― добавила Юма. ― Если тебя это успокоит.

На Рамерии очень давно не верили ни в каких духов, но то было на Рамерии.

― Успокоит, ― согласился Баан-Ну.